Текст книги "Сказки для добрых сердец"

Автор книги: Наталья Абрамцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

ШЕЛКОВАЯ СКАЗКА

У мотылька были матовые тонкие крылышки. Он сидел на белом блестящем лепестке ромашки. Желтая веселая серединка цветка подсвечивала матовые крылышки. Вокруг было еще много ромашек и травы, густой, зеленой-зеленой. Еще было небо. Голубое, просторное, прогретое солнцем. Крохотный мотылек с матовыми крылышками был почти незаметен среди этого веселого лета.

Вот такая картина висела на стене напротив окна. Картина. Только не нарисованная. Ромашки, трава, небо и даже крошечный мотылек с матовыми крылышками – все-все было вышито по шелку тонкими цветными шелковыми нитками.

Давно – двести лет назад. Ну, если не двести, то сто точно. Эту картину вышивала бабушка бабушки той девочки, что жила сейчас в комнате с шелковой картиной. Когда девочкина прапрабабушка вышивала веселую картину с ромашками, она сама была молодой и веселой. Поэтому картина и получилась такой яркой, солнечной.

Закончила молодая прапрабабушка вышивать. Остался у нее совсем маленький моточек белого шелка. Белого, но не блестящего, а чуть матового. Выбросить его? Зачем же? Раз, два, три стежка, и на одной ромашке появился матовый мотылек. Его почти не видно. Ведь кругом такие красивые ромашки, такая яркая густая перепутанная трава, такое небо голубое-голубое. И среди всего этого – маленький мотылек.

А знаешь, сколько с тех пор хозяев было у картины? Сколько комнат она украшала? Сколько людей любовались ею? Каждый восхищался:

– Ах, какая прелесть! Ромашки будто трепещут под ветерком.

– Ах, какое чудо! Трава – как настоящая. Шелестит, кажется.

– Ах, какое небо! Просто чувствуешь его тепло.

Вот так говорили разные люди. И каждый обязательно добавлял, что шелковая картина кажется почти живой. Почему-то…

Все любовались ромашками в густой траве и голубым небом, но никто ни разу не обратил внимания на маленького матового мотылька. Что же удивительного? Крошечные крылышки были просто незаметны на фоне ярких летних красок. Но мотылек не обижался и не расстраивался. Он сидел на прекрасной ромашке и радовался, когда о шелковой картине говорили что-нибудь хорошее.

Так было все двести или сто лет. А вчера или позавчера – не знаю точно – случилась вот такая история.

В открытое окно влетела бабочка. Чудесная бабочка! Удивительно красивая: огромные золотисто-оранжевые крылышки, с шоколадной каемочкой и голубыми крапинками.

Когда шелковый мотылек увидел прекрасную бабочку, ему больше всего на свете захотелось заговорить с ней. Это было совсем нетрудно. Прекрасная бабочка была вовсе не воображалой, а очень даже общительной.

Она подлетела к шелковой картине, похлопала золотистыми крылышками и сказала:

– Какие прекрасные у вас ромашки, милый мотылек!

– Да, да! Они всем нравятся. Я рад, что вам тоже.

– Но знаете ли… – бабочка заморгала крылышками, – знаете ли… Вы только не подумайте, что я хвалюсь! В моем саду тоже есть очень красивые цветы: красные, желтые, лиловые, оранжевые… Не хотите ли посмотреть?..

– Я бы с удовольствием. Но можно ли мне покинуть мою ромашку? Ведь все давно привыкли, что я здесь.

– Ну, подумаешь – несколько часов! Никто ничего не заметит. И шелковый матовый мотылек вместе с прекрасной бабочкой полетели в сад к разноцветным цветам.

Картина осталась на месте. И все в доме было как всегда. Кто-то пришел. Посмотрел на шелковую картину и сказал как-то между прочим:

– Красивая картина. А другой человек сказал:

– Смотрите, какие ромашки! Они похожи на пуговки. Забавно, правда?

А третий сказал:

– Какое небо голубое. Оно на что-то похоже. Только забыл на что. Ах, вспомнил!!! На занавески моей соседки!

Картину хвалили: «Красиво, забавно…» Все так. Но никто не сказал, что ромашки будто трепещут на ветерке, а перепутанная зеленая трава шелестит. Никто не сказал, что картина почти живой кажется. Почему же так? Случилось что-нибудь? Двести лет, ну, в крайнем случае, сто ромашки трепетали, трава шелестела, небо теплым казалось, а теперь… Занавески соседкины… Пуговки забавные…

Обидно.

Но вот вернулся мотылек. Ему, конечно, понравились цветы прекрасной бабочки. Но он очень, просто очень торопился к своим ромашкам. Он скучал, он привык к ним. Мотылек опустился на свою ромашку, расправил матовые крылышки, замер…

И странная история получилась. Все увидели, как затрепетали ромашки, а трава, кажется, зашелестела, а небо потеплело.

Шелковая картина снова стала не просто красивой, а живой, как двести лет назад.

Кстати, матовый маленький мотылек сидел на своей чудесной ромашке так же спокойно и незаметно, как будто он ни при чем.

КАБЛУЧКИ

Много лет назад – может, двести, а может, и триста – в одном маленьком городке жил Сапожник. Обыкновенный городок: узкие улицы, острые шпили главных зданий. Обыкновенный Сапожник. Хороший Сапожник. Вот однажды под вечер приходит к нему заказчик – самый известный в городе Адвокат. И просит к утру сшить ему сапоги, да как можно лучше, наряднее.

– Завтра, – объясняет, – у меня очень важный суд: защищаю совершенно невиновного человека. Вот я и хочу повнушительнее выглядеть.

– Хорошо, – говорит Сапожник, – очень постараюсь. Не волнуйтесь. Только ушел Адвокат, бежит Девушка. Спешит, торопится, волосы светлые разлетаются.

– Дорогой Сапожник, помогите! Завтра в парке Большие танцы. Туфельки мне нужны для вальса! Такие туфельки, такие… – запнулась Девушка, покраснев.

– Знаю, знаю, какие нужны тебе туфельки. Приходи утром. Знал Сапожник и тайну Девушки: она очень хотела, чтобы на вальс ее пригласил один молодой гончар.

Только принялся Сапожник за работу, ворвался в мастерскую Мальчишка. Таких рваных башмаков Сапожник за всю свою жизнь не видел.

– Да-аа, – ни о чем не спрашивая, сказал Сапожник.

– Покрепче, пожалуйста, – попросил Мальчишка, – а то у меня привычка такая: что увижу, все пинаю – и камень, и бревно.

– Ладно, – кивнул Сапожник, – сошью из самой прочной кожи. А привычка плохая. Отвыкай!

Постоял Сапожник возле двери в мастерскую, подождал, – может быть, еще кто зайдет. Нет. Все на сегодня. Взялся за работу. Быстро работал, умело. Вот готовы чудесные, из мягкой кожи сапоги для Адвоката. Вот розовые с золотыми бантиками туфельки для Девушки. А вот прочнейшие башмаки для Мальчишки. Поставил Сапожник – все три пары рядом на рабочий стол, лег спать.

Ночь. Окна темные. Звезды яркие. Луна большущая. И ночь какая-то странная. Что-то волшебное в ней, сказочное. Дело в том, что в эту ночь у одной молодой и легкомысленной Феи был день рождения. Ночью – день рождения? Ну и что? Ведь у Феи и не такое бывает.

Захотелось этой Фее что-нибудь забавное и хорошее сделать. Полетела она по городу, понравилась ей вывеска мастерской Сапожника. Заглянула в мастерскую. На секунду задумалась Фея и рассмеялась. И тут же поменяла каблуки на новой обуви. Девушкины каблучки – адвокатским сапогам. Мальчишкины – девушкиным туфелькам. Каблуки Адвоката – мальчишкиным башмакам. Фея так ловко, волшебно сделала это, что со стороны ничего не было заметно. Снова рассмеялась Фея-озорница и улетела.

Утром Адвокат, Девушка и Мальчишка приходят один за другим. Благодарят Сапожника, радуются вместе с ним, что такие внушительные сапоги вышли, такие чудесные туфельки, такие наипрочнейшие башмаки.

И никто не знает их главного, волшебного, подаренного Феей секрета!

Дальше все вышло так, как задумала Фея.

Надел адвокат новые сапоги (сапоги с девушкиными каблучками) и отправился на заседание суда. Пришла его очередь выступать. Хотел начать речь, а тут каблучки вспомнили, что они с туфелек для вальса. И закружился Адвокат в танце… Совсем неожиданно и для себя, и для всех! Испугался, удивился, а потом ему понравилось! С упоением, напевая, кружился Адвокат вокруг судьи, прокурора, зрителей, невиновного обвиняемого. Только одному танцевать неудобно, вот и подхватил Адвокат судью. Тот сначала сопротивлялся, потом покорился, а потом увлекся, и ему понравилось. Так хорошо танцевал Адвокат! Кружился старый судья в огромном напудренном парике, длиннющей красной мантии и думал:

«Да, старик я. Вот как, оказывается, решаются теперь в суде справедливые дела». И чтобы доказать, что он все правильно понял, ударил молотком Закона по столу приговора. И провозгласил: «Обвиняемый признан невиновным!» И хотел, как обычно, сказать в заключение: «Да здравствует Король!» Но почему-то, улыбаясь, добавил: «Да здравствует вальс!»

И вдруг – кр-рак! – отвалился каблук Адвоката. И перестал он танцевать. Чуть смутился, совсем чуть, потому что все были довольны. Ведь обвиняемый и правда был невиновен: просто он вылил чайник холодной воды на соседского петуха, потому что этот зловредный петух каждое утро в три тридцать распевал под его окном. Нарочно будил! Невиновный оправдан. Адвокат больше не нужен. Кр-рак. Фея знает свое дело.

Ну а что с Мальчишкой? Пришел в школу в новых башмаках (с каблуками Адвоката). Учитель вызвал отвечать этого совершенно безнадежного двоечника. Уроков Мальчишка, как обычно, не учил, а отвечать стал правильно, гладко, убедительно. Учитель от удивления всхлипнул и сказал:

– Я догадывался, что ты способный. Хоть и лодырь.

Никто, кроме веселой Феи, не знал, что в этом каблуки Адвоката виноваты. Ведь дело Адвоката – правильные, гладкие, умные речи говорить. Огромную пятерку, сильнее всех прежних двоек, поставил учитель.

И кр-рак – сломался адвокатский каблук на мальчишкином ботинке: не вечно Мальчишке чужими правильными словами говорить. Фея знает свое дело.

Ну а Девушка? Невесело ей. Отменили Большие танцы. Не пригласил ее на вальс молодой гончар. Возвращалась домой опечаленная Девушка. Поблескивали на заходящем солнце золотые бантики новых туфелек (с мальчишкиными каблуками). Идет Девушка мимо футбольного поля, ребята мяч гоняют, по непонятным причинам мяч подкатил к ногам Девушки. И тогда мальчишкин каблук толкнул ее ножку; приподняла Девушка длинную шелковую юбку и изо всех сил ударила розовой туфелькой с золотым бантиком по мячу. Полетел, полетел мяч и в ворота влетел. В воротах – лучший вратарь города: молодой гончар. Удивился он, посмотрел на Девушку и… точно понял, что прекрасней ее нет во всем мире. Заметила это Девушка, рассмеялась весело, почти как Фея.

И кр-рак – сломался мальчишкин каблук. Зачем он теперь? Фея знает свое дело.

А вечером к Сапожнику пришли вчерашние заказчики. Адвокат – гордый победой на суде. Мальчишка – первый раз в жизни получивший пятерку. Счастливая Девушка. Довольные пришли, радостные, хоть и со сломанными каблуками. Ох и удивился Сапожник! Ох и сокрушался Сапожник! Ох и извинялся Сапожник! Первый раз за всю карьеру такой конфуз… К утру как новые будут. А заказчики его успокаивали. А заказчики благодарили. А заказчики радовались.

Взялся Сапожник за работу. Вот и все готово! Сапоги Адвоката, туфельки Девушки, башмаки Мальчишки.

…Ночь. Темные окна. Яркие звезды. Большая луна. Чудесная ночь. Обыкновенно-чудесная ночь. Ни у одной Феи не было в эту ночь дня рождения. А потому ждали Адвоката внушительные сапоги, Девушку – изящные туфельки, Мальчишку – неразбиваемые башмаки. Отличные вещи, но не волшебные. Молодая веселая Фея уже сделала доброе веселое волшебное дело.

Вот такая история произошла много лет назад – может, двести, а может, и триста – в маленьком обыкновенном городке.

ПОЧТИ ВЕСЕННЯЯ СКАЗКА

Ягоды рябины были ярко-красные, а листья ее сиреневые. А вот листья березы и ясеня – желтые. Но все равно не похожие друг на друга. Потому что продолговатые листья ясеня скорее золотые, чем желтые. А листочки-сердечки березы даже на солнце – пусть на холодном, на осеннем – скорее печально желтеют, чем золотятся. А сильные дубки просто веселые и рыжие-рыжие. А вот клены, те и желтеют, и золотятся, и краснеют, и рыжеют.

В общем, все до одного листочка чародейка-Осень раскрасила по своему вкусу. А вкус у нее, надо признаться, отличный.

Еще раз осмотрела Осень свои владения. Все хорошо. Только трава не понравилась: бурая какая-то, невыразительная. Слегка тряхнула Осень деревья, и бурая трава уже не видна под ковром пестрых листьев. «Теперь все», – решила Осень.

Время идет, все довольны. Даже люди. А вот Осень начинает волноваться. Волнуется Осень, кривит яркие губы, сердито щурит желто-карие глаза, на север смотрит. «Сейчас вот-вот явится белая волшебница. Ничего, холодная, не пожалеет! Даже Лето, зеленое, веселое, покорилось мне. Красоте, богатству, силе моей прекрасной уступило. Так неужели снежная, ледяная погубит все вокруг. Не дам! – тряхнула Осень листьями. – Не пущу! Не дам!» Гордо встала Осень у своих границ.

А вот и она, сама Зима, появилась. Белая шаль узорами из драгоценных льдинок украшена, на ресницах густых вокруг глаз, синих, холодных, снежинки застыли, губы сжаты.

– Пришла… – сердились желто-карие глаза.

– Пришла. – Спокойны синие глаза, холодные.

– Зачем? Разве я хуже тебя?

– И я хороша. Да и время мое.

– Твое ли? – усмехнулись яркие губы.

– Мое, – почти не разжимались губы холодные.

– Не пущу. Уходи! Погубишь все.

– Губить не стану. По-своему переделаю.

– Не переделаешь, – сердилась Осень, – не позволю!

– Не сможешь. Время твое ушло. И ты уходи, – звенела Зима.

– Не уйду.

– Уходи!

Они не ссорились. Они сражались. Так кто же победил? Холодная ли уверенность? Упрямая ли настойчивость? Кто сильнее? А может ли быть кто-то сильнее?

– Уходи!

– Уходи!

– Уходи!

И ушли. Обе. Почему? Обиделись. И Осень-чародейка, чье время ушло. И Зима-волшебница, та, что решила: «Пусть без меня обойтись попробуют».

Ушли. Обе. А кто же остался? Дождь холодный, деревья с голыми, гнущимися от ветра ветками, лужи, по которым уже не плавают разноцветные лодочки-листочки. Серое все, серое. И не удивительно: обиженная Осень унесла с собой разноцветье листьев, грибов, ягод.

А дождь – он бы и рад серебряным снегом обернуться, да Зима на Осень обиделась, ушла. А ветер хотел бы метелицей стать, да как же без Зимы? А голые ветки просто мечтают инеем заискриться, но Зима далеко уже! А лужи грустные так хотели бы в сверкающие ледяные зеркала превратиться! Но ушла Зима, обиделась и ушла.

Так как же быть? Ведь грустно, тускло, серо очень. Что же вы наделали, Осень и Зима? Что же вы наделали, Зима и Осень?

Одно остается. Ждать Весну. Очень ждать, терпеливо ждать, верно ждать. Она придет.

ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО КОНЧАЕТСЯ

Солнце проснулось. Выглянуло из-за горизонта. Огляделось, ведь за весь день отвечает. Нельзя сказать, чтобы у него сразу испортилось настроение. Лес и луг зеленели, поле золотилось, речка голубела. Где-то на краю света зевала и потягивалась туча. Большущая, темно-серая.

Она не испугала солнце. А вот на другом конце света в небе парило маленькое белоснежное облачко. Очень симпатичное и, несомненно, веселое. Оно и заставило солнце не то чтобы нахмуриться, но улыбнуться чуть осторожно.

Время идет, солнце торопится. Траву от ночной росы высушить надо, цветы светом напоить надо и, конечно, совершенно необходимо… А это что такое?! Медленно, но верно приближается та самая огромная серая туча. Если она, которой в общем-то все равно, куда ползти, закроет солнце, тогда ему ничего не успеть сделать.

– Как приятно, – быстро проговорило солнце, – что мы встретились!

– Чем могу служить? – Туча изогнулась, как могла, грациозно.

– Надеюсь, вы поможете. – И солнце, упираясь лучиком в тучку, чтобы та не поползла, рассказало о поле, которое ждет не дождется дождя, о пересыхающей речке, о грибах, которым очень трудно расти без дождя.

– Где объекты? – раздуваясь от дождя и гордости, спросила туча.

– Поле, – солнце указало лучиком в одну сторону, – речка, – второй лучик потянулся в другую сторону, – в грибной лес, – третий лучик ткнулся в третью сторону.

Туча отправилась по делам, а солнце улыбнулось – оно знало, что медлительная туча не скоро со всем справится. Почти спокойно стало солнце дальше делать-поделывать свои дела. Даже не забыло установить точное время на главных живых часах – подсолнухах.

Только вот почему солнце почти спокойно? Почти, а не совсем! А потому, что нет-нет, да поглядывало оно в ту сторону, где над горизонтом висело-парило белоснежное облачко.

Солнце видело, что происходит именно то, чего не миновать. Вздохнуло: «Не впервой, как-нибудь…»

А все-таки, в чем дело? Вот порхает белое облачко, и настроение у него просто прекрасное. «Ах, с кем бы поговорить, поболтать?»– поглядывает облачко по сторонам. И вдруг, совершенно откуда ни возьмись, появляется второе облачко. Тоже прелестное и безобидное. Да еще с легким перламутровым оттенком. И ему было легко и весело и хотелось с кем-нибудь поболтать.

– Как замечательно, что мы встретились!

– Прекрасно! Мы давно не виделись!

– А вы не изменились! Разве что стали еще белоснежнее. Просто снежинка!

– Спасибо! И вы чудесно выглядите! Перламутровый оттенок восхитителен!

– Недавно мне довелось пролетать над озером изумительного изумрудно-зеленого цвета. И знаете, когда мой перламутр отразился в озере…

– Да…

– Да! Получилось редкое по красоте сочетание: изумрудно-перламутровое.

– Да…

– Что «да»? Я не совсем понимаю смысл вашего «да».

– Так… Ничего особенного…

– И все-таки?

– Если… вы не обидитесь? – кажется, колебалось белое облачко.

– Конечно, нет! – искренне, нет ли, рассмеялось облачко перламутровое.

– Хорошо, я скажу. Мне кажется, что сочетание перламутрового с зеленым немного резковато.

– Резковато?

– Да, немного вульгарно. Надеюсь, вы не обиделись?

– Ах, ну что вы! Просто мне жаль вас. Наверное, вы никогда не видели озеро изумрудного цвета. Потому вам и кажется, что…

– Вы ошибаетесь, я отлично знаю это озеро. И отражалось в его зеркале не раз. Представьте: моя белоснежность в изумрудной оправе! Берега застывали в восхищении.

– Ну… – протянуло перламутровое облачко, – сочетание цветов довольно приятное, но слишком уж обычное.

– Ах, что вы! – не соглашалось белоснежное облачко. – Торжественное сочетание! Благородное.

– По-моему, простовато.

– А я считаю – изысканно!

– Вы, вы… – задрожало перламутровое облачко.

– А вы? Будто бы вы… – не уступало облачко белоснежное. И вдруг…

– Не надо! Не надо! Друзья мои, не ссорьтесь! – Это из-за горизонта выскочило красивое ярко-розовое облачко. – Не ссорьтесь! Вы очаровательны, это ясно, но я, именно я, самое красивое! – громко рассмеялось розовое облачко и добавило – Это я вроде бы шучу, но на самом деле говорю правду. Вы согласны, что я неотразимо?

– Не в этом дело! – одновременно, стараясь перекричать друг друга, бросились к розовому облачку белоснежное и перламутровое. И услышали звенящий смех. Приближалось светящееся золотистое облачко. Конечно, оно утверждало, что именно его отражение создано, как будто специально, для изумрудного озера. Ничего нового…

Ближе и ближе друг к другу подлетали облачка. Громче становились их голоса. Пока не превратились, не слились в один голос, шум, гам, грохот – просто обыкновенный гром! И цвета яркие, разные столкнулись, зацепились друг за друга, перепутались. И вот уже непонятно, где веселый розовый, где благородный белый, где редкий перламутровый, где гордый золотой. Смешавшись, веселые цвета странным образом слились в один черно-лиловый цвет. Исчезли разноцветные облачка, быстро летит по небу к солнцу грохочущая черная туча. Не остановить ее. Слов солнца она не слышит. Его острые, но тонкие лучи сминает. Неизвестно, почему так быстро летит только что появившаяся туча. Неужели сила ссоры красивых облачков гонит ее?.. Зажмурилось солнце. Задрожали его лучики.

А это еще что такое?

– Эй, солнце, – спокойно приближалась медлительная серая туча, – я сделала все, что вы просили. – Как всегда, она не смотрела, куда плывет. – Ой, извините, будьте любезны. – Эти слова уже относились к молодой черной туче.

Дело в том, что на этот раз туча серая плыла немножко мимо солнца, зато прямо на тучу черную. А была туча серая большая, спокойная, неторопливая. Не то что туча черная – не очень уж большая, быстролетящая, злющая, грохочущая. А потому туча серая еле заметила столкновение, зато туча черная вздрогнула, охнула, грохнула последний раз и… Рассыпалась, распалась. На облачко белоснежное, облачко розовое, облачко перламутровое, облачко золотое. Разноцветные облачка коротко взглянули друг на друга и, не прощаясь, быстро разлетелись. А серая туча поплыла своей дорогой.

А солнце… Солнце моргнуло. И еще раз моргнуло, и еще раз… Чтобы не заплакать. А потом расправило лучики, улыбнулось и подумало: «Я так и знало – как-нибудь обойдется…» И стало дальше делать-поделывать свои солнечные дела.