Текст книги "Забавы Амура"
Автор книги: Наталия Вронская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
13
Прошло около получаса. Любава все так же безвольно сидела у себя в комнате, не делая ни малейших попыток что-либо предпринять. В дверь заскреблись. Девушка повернула голову и равнодушно посмотрела на дверь.
– Да, войдите, – потерянно сказала она, полагая, что тут же увидит горничную.
Дверь тихонько приотворилась и в нее проскользнул человек.
– Федор! – ахнула Любава.
– Тише. – Тот приложил руку к губам, призывая к молчанию.
– Федор! Ты! Как ты здесь? – судорожно шептала девушка.
– Как-как… – бормотал кузнец. – Знамо дело как… Карету тетушки вашей проследил. А как увидал, что вы, мамзель, отсюда назад не поехали да пронюхал чей это дом, то тут уж… Не взыщите, барышня, а вы уж вовсе ума лишилась! – зло сказал Федор. – Ну для чего сюда притащились? Зачем тут остались?
– Федор, ты не понимаешь, – вдруг поникла Любава.
– Чего это я не понимаю? А ежели чего не понимаю, так разобъясни мне!
Девушка подняла на него глаза:
– Спасти Ивана Павловича может только герцог. Более никто. Его светлость пообещал мне, что… что Ивана… Ивана Павловича отпустят, – запинаясь, ответила Любава.
– Что?
– Да, отпустят.
– А взамен чего это его отпустят? Что вы тут наобещали? – с угрозой протянул кузнец.
– Ах, Федор! – Девушка досадливо всплеснула руками. – Оставь меня! Зачем ты явился? Чтобы меня помучить?
– Та-ак, – протянул он. – Ясно.
– Ну что? Ну что тебе ясно? – воскликнула Любава.
– Не кричи, а то услышат, – осадил ее кузнец. – Вы, стало быть, мамзель, взамен жизни господина Боратынского себя пообещали. Так сильно его любите, что ли? – неожиданно вопросил он.
– Да, – покраснела Любава.
– Странно, однако, что герцог так… так к вам воспылал, – заметил Федор. – Не с первого же взгляду… Видал он вас раньше, что ли?
– Да где?
– Вот и я думаю – где? Не в доме ли почтенной вашей тетушки, госпожи графини?
– Да как? Разве он бывал там когда?
– Бывал не бывал, что мы знаем?
– Ну так и что?
– А то, что госпожа Болховская будто специально все устроила. И обстоятельства так сложились, что вы в лапы герцога попались, сестрица. Да так попались, что и захочешь – не уйдешь, вона как вас крепко захомутали.
– Не может быть, – прошептала Любава.
– Отчего же не может быть? Даже очень может быть. И господин Боратынский нонеча в тюрьме отчего? Оттого, что кто-то его предал!
– Нет, нет! Это не тетушка!
– Ну может, и не она… Да только как ловко все обернулось – к полнейшей ее выгоде. Она теперь перед господином герцогом так выслужилась, что о-го! Теперь уже он ей должен за вас, Любовь Николаевна.
– Что же теперь делать? – Бледная, она сидела на постели и стискивала руки.
– Успокойтесь. Характер у вас решительный, время еще, быть может, есть, посмотрим…
– Какое время? Какой характер? Чем тут поможешь, если это ловушка? И ловушка преловкая…
– Расскажите-ка мне, Любовь Николаевна, что пообещал вам герцог?
– Что если… если… ну, не важно что, – покраснела она. – В общем, он отпустит его.
– Просто так? На все четыре стороны?
– Да, кажется, – пробормотала Любава.
– Хорошо. Пойду я…
– А как ты сюда попал, Федор? – спросила девушка.
– Обыкновенно. Прислуги в доме много, нашлось кому помочь… Так что вы тут пока ждите…
– Да куда же мне деваться?
– «Деваться», – сморщился Федор. – «Куда деваться»… Раньше надо было думать. Стало быть, я пошел, – насупился он. – Проверю, выпустили ли вашего молодца из крепости. А там, ежели его выпустили, видно будет.
– Что же тут поделаешь? Кто мы, и кто господин регент, – потерянно прошептала Любава.
– Ну погоди… там видно будет, – с этими словами Федор выскользнул из Любавиной комнаты.
14
– Барин, барин…
Солдат тряс Боратынского за плечо.
– Вставай, барин…
– Что? – Иван подскочил.
Как он умудрился заснуть? В крепости, в этом каменном мешке, в ожидании допроса и, быть может, пыток!
– Да, барин, – меж тем говорил солдат, который до того ни словом не обмолвился. – Да-а… Многих я видал, но чтобы вот так безмятежно заснуть. – Он удивленно покачал головой. – Будто не боитесь ничего!
– Да, не боюсь, – пробормотал Боратынский.
Он медленно сел и начал припоминать вчерашние события. Из маленького зарешеченного окна ярко светило солнце.
– Уж полдень, – продолжал солдат. – Хотя вчерась вы только часа в три ночи вернулись с расспросу…
Вчера, едва только он остался наедине со своим молчаливым охранником, Ивана одолели разные мысли. Сначала он размышлял о том будущем, которое уготовано ему в этих стенах, а затем… Затем он вспомнил ту, которую, верно, никогда больше не увидит…
Странная, странная и прекрасная девушка. Усевшись на свою жалкую кровать, он принялся вспоминать ее лицо, ее стать, ее милые манеры. Любава представала перед ним то в образе прекрасного юноши, с которым он так опрометчиво свел дружбу, то являлась пленительной и стройной красавицей, какой он увидел ее на балу. И в том и в другом образе она равно была хороша и неотразима, ибо, увидев ее и поняв, кто перед ним, он не смог устоять. Да и кто бы смог?
Сможет ли он теперь выйти на волю? И когда выйдет, сможет ли увидеть ее? Да что толку, подумалось, он-то влюблен, а она? Что заставило ее путешествовать в таком костюме? Скрывалась ли она от кого-нибудь, или на то были иные причины… Сомнения и ревность закрались в его душу. Что за тайный умысел был у нее? Что за разговоры вели о ней тогда на бале те двое повес?..
Но если продолжать думать в таком же духе и сомневаться, то добра не жди! Последние душевные силы пропадут, а силы ему теперь нужны, и немалые. Поэтому Боратынский отринул свои сомнения и стал думать только о счастье, которое живо рисовалось ему в воображении. Прекрасный образ, который был у него в сердце, дарил покой и манил несбыточной мечтою. Такие мысли успокоили и, наконец, навеяли сон на молодого человека. И во сне продолжал он мечтать, и ежели бы не солдат, то мечтал бы и далее.
– А что же ты заговорил? – прервал собственные мысли Боратынский. – Ты ж молчун? Тебе же говорить со мною не велено?
– Теперь, сударь, велено, – ответил солдат.
– Это как же так?
– А так. Пока вы тут почивали сном праведным, поступило мне приказание обращаться с хозяином [8]8
Хозяином в прежние времена охранники называли человека, которого охраняли, то есть собственно узника.
[Закрыть]вежливо и в разговоры вступать.
– Вот тебе и раз, – промолвил Иван. – С чего вдруг такие милости?
– А, сударь, того не знаю, – солдат понизил голос, – но вот что я вам скажу. Видно, дела ваши на лад пошли и, как знать… – Тут солдат загадочно умолк.
– Что – «как знать?» – переспросил Боратынский.
– Ну вот, все-то вам и скажи. Сами догадайтесь, – усмехнулся страж.
«Так. Неужто отпустят? Или… Или это просто обман, чтоб я успокоился и со мной можно будет тогда сделать все, что угодно. Еще бы, человек поверил, что его выпустят, а ему – пожалуйте, на дыбу… Нет, погодим радоваться. То ли еще будет?»
Весь день Боратынский промаялся в ожидании и в самых противоречивых чувствах. То ему казалось, что его отпустят, а то думалось, что ночью начнется самое страшное и ему уж никогда отсюда не выйти.
Однако ближе к вечеру в камеру к нему вошел другой солдат, в руках он держал его кафтан и башмаки.
– Вот, – произнес солдат, – велено вам одеваться, – при этих словах он положил вещи узника на лавку.
– Для чего? – спросил Боратынский.
– Как для чего? – изумился солдат. – Чтобы отсюда выходить. Да скорее! – прикрикнул он. – Мне тут недосуг. Велено вас живее выпустить. Торопитесь, не то как передумают господа, да оставят вас тут на вечное поселение!
Иван начал поспешно одеваться. Но все это ему казалось таким странным. Никак не могли его так просто выпустить. Тут, верно, дело нечисто…
– А что-нибудь еще велено? – спросил он у солдата.
– Ну как же, – ответил тот. – Велено вам передать, чтоб вы, не медля, уезжали бы из столицы. И сказано, что ежели в один день не уедете, то вас снова арестуют. Вот так вот.
– А ты, случайно, не за мною ли смотреть поставлен?
– Никак нет, сударь, за вами следить не велено. Велено только упредить. А уж там как сами знаете. Но попадетесь ежели вдругорядь, то не выпустят вас, так и знайте.
– Интересно, – прошептал Боратынский.
– Поторапливайтесь, сударь…
В какие-то десять минут Боратынский оказался уж на улице и преспокойно вышел за ворота крепости, в которой содержался. Пройдя по дороге спокойным шагом, он все не мог поверить, что его отпустили. Так просто после вчерашних угроз – отпустили!
Вдали замаячила знакомая фигура. Иван пригляделся.
– Ба! Да это никак Федор, спутник моей красавицы, – прошептал Боратынский.
Федор загадочно помаячил вдали и украдкою махнул ему рукой, призывая следовать за ним. Боратынский, мигом озадачившись, последовал за Федором. Минут через двадцать, когда они удалились от крепости, Федор остановился и подождал, когда к нему приблизится Боратынский. Затем приложил руку к губам и шикнул. Боратынский кивнул, сам понимая, что молчание – золото. Федор махнул рукой и скользнул в какие-то заросли. Один миг – и оба оказались спрятаны в каких-то кустах и деревьях.
– Что случилось? – шепнул Боратынский.
– Ах сударь, что я вам скажу, – зашептал в ответ Федор. – Вы небось и не ждете.
– Да что такое? – Иван уж начал терять терпение.
Что за тайны? Что еще за глупости?
– Никак не ожидал я, – продолжал меж тем Федор, – что вас выпустят. И барышне Любови Николаевна так и сказал, что не верю я в герцоговы милости.
– Что? – изумился Боратынский. – Милости герцога? А он тут при чем? При чем тут Любовь Николаевна? Говори живо! – воскликнул он.
– Ну не кричите, не ровен час подслушают нас… А это нам ни к чему.
– Да говори же, – понизил голос Иван.
– Ну так вот, как вас арестовали, Любовь Николаевна изволили переволноваться и побежали вас вызволять.
– Она? Вызволять меня? Да что же она могла бы сделать? – произнес молодой человек.
И тут же его накрыла волна любви и признательности. Она! Она думала о нем, волновалась за него! Хотела его спасать, хотя чем бы она могла помочь?..
– Она много чего могла сделать, сударь… Коли уж вы догадались, что перед вами барышня, так пораскиньте мозгами: отчего она в мужском платье путешествует и на какие еще дела способна девица, которая поступает подобным образом?
– Так. – Боратынский нахмурился. – Ну-ка говори. – Его счастливый угар как рукой сняло.
Он сосредоточился и приготовился слушать Федора как можно более внимательно.
– И вот, сударь, Любовь Николаевна, побежала к тетке своей, которая, как вы знаете, с господином нашим регентом накоротке, и все ей и выложила. Тогда эта продувная бестия-графиня, – прости Господи мою душу, – обрядила ее как куклу, да и во дворец Биронов отправила, чтоб та самолично за вас молила герцога. И уж как так случилось, что герцог к Любови моей Николаевне страстию воспылал, то мне неведомо, ибо где он ее видел, когда – история темная. Но только дело было так. За вашу свободу она должна была у него остаться. Вот… Догадываетесь зачем? – Федор покосился на Боратынского. – Вот то-то… Она, ясное дело, согласилась. Я когда туда проник, то сказал ей: обманет вас герцог, как Бог свят – обманет. Ан нет, не обманул. Выпустил вас, – почти удивленно сказал кузнец. – Теперь уж сударь, не взыщите, но барышне моей гибнуть у этого… этого… тьфу! У пакостника этого, не резон! Вызволяйте ее, сударь, как желаете, вот вам мое слово!
Бледный, Иван дослушал до конца этот рассказ. Вот, значит, что… Какой ценой куплена его свобода! Не дороговато ли? Такую цену он сам не согласился бы ни за что уплатить! Она – она! – в объятиях этого злодея, этого негодяя, которого все ненавидят и боятся. Любовь, нежная, смелая и чистая, будет опоганена этим мерзавцем… Да лучше ему умереть, чем такое!
– Сударь, сударь, эй… – Федор потряс окаменевшего Боратынского за рукав. – Делать-то что будем?
– За мною следуй, – сквозь зубы процедил Боратынский. – Я ее ему не оставлю… А от чего она все же в мужском платье путешествовала? – вдруг спросил он.
– От батюшки сбежали-с. Да от жениха.
– Так. Милое дело от женихов бегать, – усмехнулся Иван. – И от этого «жениха», – с ненавистью прибавил он, – убежит!
15
Горничная, которую прислали к ней, оказалась злющей немецкой девкой. Она все косилась на Любаву да что-то бормотала сквозь зубы. Горничная принесла с собой легкий полупрозрачный пеньюар, и девушку пронзила дрожь при виде его. Вот, значит, что ее ждет… Да так скоро…
Когда девица протянула руки, чтобы расшнуровать ей корсет, то Любава оттолкнула ее. Та приняла надменный вид и, сделав книксен, без спросу удалилась.
«Нельзя, нельзя было ее отталкивать! – вертелось в голове у пленницы. – Он разозлится и тогда… Ох, тогда для чего все это было, все эти испытания? И Иван… Он неминуемо погибнет…»
Она села в кресло и спрятала лицо в ладони.
– Что же, буду ждать так, – произнесла она вслух. – Скажу, что горничная груба, что…
При этих словах Любава осеклась и заплакала.
Но эту ночь ей довелось провести одной. Никто не пришел и не потревожил ее. Девушке даже удалось заснуть, а утром, когда она пробудилась, вздрогнув от страха, первой ее мыслью было: «не явился».
Но отчего не явился? Горничная что-нибудь сказала о ней? Он передумал? Или просто отложил? И… И отпустил ли он Ивана?
Ни на один вопрос не было у нее ответа. Страшный призрак герцога Бирона: как бы он ни поступил, что бы ни сделал – все зло, все погибель!
Любава уже решила для себя, что долго тешиться собой не даст. Только бы ей узнать, что с Иваном все в порядке, что он в безопасности и… И в омут головой, в самый глубокий! Не жить ей, нет, не жить…
Еще целый день прошел в томительных раздумьях. Она так извелась, что места себе не находила. Ей приносили еду, но Любава ничего не стала есть и только выпила немного воды. К тому же она страшно устала от высокой своей прически, от этого тяжелого платья, от узких башмаков. Ничего не снимала она с себя более суток, даже туфель, боясь, чтобы не застали ее врасплох, но силы оставляли ее.
Девушка, тщетно прождавшая решения своей участи целый день, решила, что все равно уже ей терять нечего. При полном ли она параде, нет ли – что толку? Она позвонила в колокольчик и, к ее изумлению, тут же явилась горничная. Любава велела принести воды для умывания. Все мигом было исполнено.
Прогнав горничную, Любава сбросила туфли, распустила прическу и наконец-то умылась, сведя с лица всю ту краску, что так щедро наложили на нее тетушкины горничные. Затем она принялась расчесывать волосы, вычесывая из них ненавистную пудру. На большее она не осмелилась. Решила ждать так, как есть…
Мысли не оставляли ее ни на секунду. Главной была – как поступили с Иваном? Отпустили ли его? Не обманули ли? Ах, Иван Боратынский… Она шептала это имя и была почти счастлива. Помнит ли он о ней? Конечно, помнит, она и не сомневалась. Ведь понял же он, кто она? Догадался? Никто не догадался, а он – догадался. Теперь, Бог даст, все у него сладится, он останется жив и здоров, уедет из растреклятой этой столицы и… И забудет обо мне. Ужасная мысль! И не нужна я ему буду, и никогда он не вспомнит меня!..
Но нет, об этом нельзя думать. Вспомнит ли, нет ли – не в том дело. Главное, что жизнь его будет спасена, а не это ли для меня самое главное?
К вечеру утомление взяло свое. Шла уже вторая ночь, в которой не было ей покоя. Легкая дрема охватила все ее существо. Голова откинулась назад, на спинку кресла, и Любава впала в забытье.
Вдруг гребень выпал из ее руки и стукнулся об пол. Девушка вздрогнула и открыла глаза. Перед нею стоял герцог. Она испуганно вскочила с кресла, едва проснувшись, и замерла.
– Нет, нет, зачем же, – тихо сказал он. – Не вставай…
– Ваша светлость, – прошептала Любава.
Ее тонкая стройная фигура, окутанная облаком волос, вся переливалась в сумраке. Чудные свойства материи, затканной серебром!
– Я не ошибся, ты прекрасна, – продолжил регент. – Так же прекрасна, как и в тот день…
– В какой день? – решилась спросить девушка.
– В тот день, когда я впервые увидел тебя в доме графини.
– Но как? Как вы могли меня там видеть? Разве вы там бывали?
– О, неужели тебе ничего не известно? – Он пытливо посмотрел на Любаву. – Неужели ты и впрямь так несведуща?
– В чем же? В чем? – лихорадочно переспросила она, стиснув руки.
– В том, что твоя тетушка показала мне тебя. Разумеется, тайно. Только я думал, – сказал герцог, – что ты все прекрасно знаешь и эта тайна для тебя такой же секрет полишинеля, как и для меня… И ты только кокетничаешь со мной своим незнанием…
– Нет, нет… Я ничего не знала…
– Ах так… Что же, – помедлил он, – стало быть, графиня большая шутница… Что ж, тем интереснее…
Герцог помолчал. Любава опустила голову, не в силах выдержать его пристальный взгляд.
– Ты, кажется, освоилась здесь? – спросил регент.
– Да, ваша светлость, – прошептала девушка.
– Тебе здесь понравилось?
Любава ничего не ответила. Бирон подошел к ней поближе. Протянув руку, он взял девушку за подбородок и поднял ее лицо. Девушка не посмела отвернуться.
– Ты все еще боишься меня? – произнес он.
Любава ничего не ответила. Она почувствовала, что на глазах ее сейчас выступят слезы, но усилием воли сдержала себя.
– Это правильно, – усмехнулся он и убрал руку от ее лица. – Меня все боятся, кроме… кроме покойной императрицы, – задумчиво прибавил он. – Это была особенная женщина… Что ж, ты видела императрицу?
– Нет, ваша светлость… – прошептала девушка.
– Ты отвечаешь только «нет» и «да», тебе не нравится разговаривать со мной?
– Отчего же… нравится…
– Да, я ожидал другого приема, – веско произнес регент. – Скажу тебе, что у тебя теперь дороги назад нет… Ты выполнишь то, что обещала. Странно, я никогда не делал подобных опрометчивых глупостей, давно ни одна женщина не пробуждала во мне таких желаний. Ты должна это ценить, ты – избранная…
– Я ценю, – пробормотала она.
В голове ее мелькнула мысль: «Он сказал, что у меня нет теперь дороги назад… Неужели он отпустил его? Отпустил Ивана?»
Герцог меж тем продолжал:
– Да, это именно глупость. Но с той поры, как я впервые увидел тебя, я понял, что не успокоюсь, пока не заполучу эту женщину… Ты имеешь теперь возможность управлять мною, – усмехнулся он. – Надолго ли – не знаю, но воспользуйся этим… Это мой добрый тебе совет. – Бирон подошел к Любаве и положил руки ей на плечи.
Девушка задрожала: вот он, момент, с которого жизнь ее закончится. Ибо зачем ей жить дальше, после такого позора… Любава закрыла глаза и почувствовала, как холодные губы регента касаются ее губ, как его руки обвивают каменным кольцом ее плечи. Пальцы его скользнули за корсаж и грубо стиснули тело. Любава покачнулось. Она поняла, что сейчас лишится сознания. Но это даже к лучшему, мелькнуло в голове. Девушка обмякла, и регент, почувствовав ее слабость, принял все это за одобрение с ее стороны. Он легко приподнял девушку и уложил ее на кровать. Любава не сделала ничего: она не сопротивлялась, не думала ни кричать, ни говорить что-то, ни молить о пощаде… Девушка запрокинула голову и замерла. Грузное тело герцога навалилось на нее…
– Ваша светлость! Ваша светлость! – забарабанили в дверь. – Ваша светлость!
– Что такое? – забормотал, тяжело дыша, Бирон.
Он мигом поднялся и подошел к двери:
– Кто там? Что случилось?
– Ваша светлость, – зашептали из-за двери, – скорее, скорее! Выходите, беда…
– Что еще? – Лицо регента стало сосредоточенным и злым. – Что за беда? – Он поспешно приводил свой туалет в порядок. – Встань! – кинул он Любаве. – Встань и приведи себя в порядок. Живо! – прикрикнул он.
Девушка тут же встала, даже не сообразив, что происходит, и спряталась за полог кровати, не в силах поправить корсаж и прибрать волосы.
«Боже, Боже! – вертелось у нее в голове. – Отсрочка… Но как мерзко, ох…» – Она застонала, вцепившись зубами в кулаки, чтобы не закричать в голос. Она бы зарыдала, но страх перед регентом был сильнее.
Бирон между тем подошел к двери и отворил ее. В дверях послышалась возня, какие-то невнятные крики…
«Что там еще? – пронеслось в мыслях. – Я не выдержу больше… Нет… Вот сейчас бы и кончить все разом…»
Эта мысль показалась ей неожиданной и почти счастливой.
«Но как? Что сделать? Как решить все разом?..»
Вдруг полог, за которым она пряталась, откинулся, и она увидела…
16
– Вы слышали? Вы слышали? Всесильный Бирон! Скинули!
– Да тише, так ли это? Не то…
– Так, так! Виват император Иоанн Антонович! Виват правительница Анна Леопольдовна! Виват!
Клич, подхваченный многими голосами, несся по улицам весело и бесстрашно. Вчера, только вчера казалось, что правлению всесильного Бирона не будет конца и вот… Вот уже он в крепости!
– Виват Анна Леопольдовна! Виват!..
– Ну вот, Агния Петровна, кто бы мог подумать? – Николай Платонович Багров сидел в креслах в гостиной графини Болховской и внимал крикам на улице. – Так проходит слава…
Графиня, залитая слезами, раскачивалась из стороны в сторону:
– Боже, Боже! Бедный герцог… Бедная я…
– Да, конец фортуне…
– Ну кто бы мог подумать, Николай Платонович, кто бы мог подумать? Конец былому… Что будет дальше?
– Что будет? То и будет… Что раньше было, то будет и впредь… Это уж как водится, сестрица…
– Но Николай Платонович…
– Вы мне, Агния Петровна, лучше вот что скажите: где Любовь? Где дочь моя? Я уж понял, что вы с нею здесь случайно встретились, понял что вы ее приютили, помогли ей… Но где она теперь? Почему ее нет в вашем доме? Ночь прошла, а незамужняя девица одна, неизвестно где, непонятно с кем. – Николай Платонович свел брови. – Как сие понять?
– Ах, братец… – Агния Петровна закатила глаза, не зная, что и сказать. – Но она мне не сказала! Собралась да и уехала. Да вы же сами свою дочь знаете, сударь! Уж если она и от вас бежала, от отца родного, то что могла сделать я, слабая женщина, с такой своевольной девицей!
– Так-с… А отчего вы не отписали мне, когда Любовь оказалась у вас в доме? Я, случайно оказавшись в Петербурге, завернул к вам. Я и помыслить не мог, что дочь моя в вашем доме и вы не известили меня о том. Вы не могли же не знать ее обстоятельств?
– Ах братец, ну оставьте! Что об этом теперь говорить?
– Что говорить? Да где же она?
– Где?.. Это мне не ведомо. – Графиня порешила, что ни за что не откроет правды Багрову.
Что там с Любавой? Жива ли она? И если жива, то где? Ведь она, несомненно, была в доме герцога в тот момент, когда туда ворвались заговорщики и арестовали его… Может быть, они даже были вместе, в одних покоях… Что с нею теперь? А если и она в крепости?.. «Впрочем, помочь я ей не в силах, – думала графиня. – А если все расскажу ее отцу, то только наврежу себе… А вдруг с Любавой все будет в порядке? Тогда мне и вовсе не резон все открывать… После уж я найду, что сказать…»
– А что это там за шум? – Николай Платонович обернулся к двери. – Кто там? Любовь?.. – изумленно вопросил Багров. – Но Боже мой, что за вид у тебя? И что за люди с тобой?
Боратынский шел с трудом разбирая дорогу. Если с ней что-нибудь случится… Он не хотел даже думать об этом. Сзади сопел Федор, не отстававший ни на шаг. В какие-нибудь полчаса они оказались на заднем дворе дома князя Голицына. Никем не замеченные они проскользнули внутрь.
– Ты! – воскликнул князь Василий, завидев Боратынского. – Но как? Каким образом?
Вкратце Иван передал свою историю. Голицын с трудом пришел в себя после таких известий.
– Что же… – пробормотал он. – В таком случае ты как раз вовремя…
Князь Василий провел Боратынского в комнату, и там Иван увидел целую компанию дворян и гвардейцев, состоявшую из лиц хорошо ему знакомых.
– Вот, – начал Голицын. – К нам присоединится еще и господин Боратынский. Иван, мы отправляемся во дворец герцога. – Князь обернулся к приятелю. – Полагаю, ты захочешь отправиться с нами?
– Неужели? – глаза Боратынского блеснули. – Нынче же свершится?
– Да…
Что свершится? Кто были все эти люди? Все очень просто. Против регента давно уже зрел заговор, и Боратынский был одним из тех, кто принимал в нем участие. И вот сегодня все должно было произойти. Сегодня заговорщики проникнут во дворец регента Бирона, и дни его у власти закончатся. Никто даже не сомневался в том, что это произойдет. Ведь заговорщики имели поддержку, и не простую. Анна Леопольдовна, мать императора Иоанна Антоновича, ненавидела Бирона и не чаяла, как избавиться от него. Она сама хотела стать правительницей при малолетнем сыне, и многие в таком решении ее поддерживали.
Несколько молодых дворян, среди которых были и Голицын с Боратынским, тихо и скоро шли по улице. Вот и дворец герцога. Им не составило труда войти в него, прислуга, частью подкупленная, а частью сочувствовавшая заговорщикам, беспрепятственно и бесшумно пропустила незваных гостей в дом.
Первым делом был схвачен дворецкий Бирона. Он нимало не сопротивлялся.
– Господа, господа, – испуганно шептал дворецкий, – я укажу вам комнату его светлости…
– Веди! – приказал Голицын.
– Ах, какая это будет неожиданность для господина регента, – бормотал дворецкий. – Тем более он теперь не один, – вдруг хихикнул он.
– С кем же? – преспокойно переспросил Голицын.
– С дамой…
– Что за дама?
– Молодая дама, – охотно ответил дворецкий. – Второй день уж тут. Нынче его светлость до нее добрался и… – Он коротко хихикнул.
Боратынский, услышав о молодой даме, похолодел и замер. Но в этот миг князь Василий успел пожать ему руку, и это пожатие привело его в себя.
«Что с нею? Неужели… неужели…» Дальше думать не было сил. Впереди других Боратынский вбежал по лестнице. Его опередил князь Голицын, влекший за собой дворецкого.
– Стучи, – шепотом велел Голицын слуге.
Дворецкий забарабанил в запертую дверь:
– Ваша светлость! Ваша светлость! – закричал он. – Ваша светлость!
– Что такое? – послышалось из-за двери. – Кто там? Что случилось?
– Ваша светлость, – зашептал дворецкий, – скорее, скорее! Выходите, беда…
– Что еще? Что за беда? – проговорил герцог.
Затем он еще что-то говорил, но из-за двери невозможно было ничего разобрать, так как он приглушил голос и разговаривал с кем-то, кто был внутри комнаты. Затем щелкнул замок, дверь отворилась и показался сам герцог Бирон.
– Ваша светлость, вы арестованы по приказу правительницы Анны Леопольдовны, – воскликнул князь Голицын, едва увидев регента.
– Что? – проревел Бирон.
Но тут он был схвачен, и двое гвардейцев повлекли его по коридору в собственные покои герцога. Им предводительствовал все тот же дворецкий, указывая дорогу. У комнаты, из которой вышел герцог, остались только Боратынский и Голицын.
Иван вбежал внутрь, но никого не увидел. Лишь широкий полог кровати герцога колебался. Боратынский кинулся к нему и резко отодвинул ткань в сторону. За пологом стояла она – Любава – бледная, с заплаканным лицом, платье ее было в беспорядке, она прижимала руки ко рту, будто сдерживая готовящийся вырваться крик.
Увидев Ивана, девушка еле слышно охнула и покачнулась. Боратынский, ничего не говоря, протянул к ней руки, и она упала прямо в его объятия. Он прижал Любаву к себе. Потом слегка отодвинул волосы и заглянул ей в лицо:
– Что ты? Как?
Любава не могла отвечать. У нее не было сил.
– Ты… – Он не решался спросить. – С тобою все в порядке?
– Да, да, – выдохнула она. – О, как я счастлива… Еще немного, и я бы умерла…
– Слава Богу. – Боратынский вновь прижал девушку к себе и губами коснулся ее волос. – Любимая…
Любава ответно обхватила руками молодого человека за плечи и прильнула к нему.
– Уведи меня отсюда, скорее… Я боюсь… – прошептала она.
– Ничего не бойся, – ласково ответил Иван, – он не причинит тебе вреда… Никогда более… Ни тебе, ни кому-либо другому…
Девушка отпрянула и подняла голову, заглянув прямо в глаза возлюбленного. Губы ее задрожали. У Ивана захватило дух: как хороша она была в этот момент! Ему захотелось подхватить ее на руки и никогда более не отпускать и никому более не показывать, чтобы никто не смел посягнуть на его счастье…
– Скорее, нам нельзя здесь долее задерживаться, – донесся до молодых людей голос Голицына.
– Да, верно, – пробормотал Иван.
Он снял с себя плащ и накинул его на Любаву, укрыв ее разорванное платье. Белая шея и грудь мелькнули в темных складках и скрылись. Боратынский перевел дух.
– Бежим, скорее. – Он протянул Любаве руку.
Через несколько минут трое молодых людей покинули дворец герцога.
– Черт побери, – рассмеялся Голицын. – У нас нет экипажа, а для Любови Николаевны он, без сомнения, понадобится. Как же мы об этом не подумали? – озадачился он.
– Ничего, – прошептала девушка. – Я дойду и пешком.
– Ты уверена? – Боратынский приобнял ее.
– Да, только побыстрее бы уйти отсюда…
«Уж лучше пешком да куда угодно, – подумала Любава. – Сюда-то я приехала в роскошной карете…»
– Надобно торопиться. Куда вы хотите пойти? – спросил Голицын девушку.
– Не знаю… Может быть, к тетушке? – нерешительно произнесла она. – Больше некуда…
Конечно, идти к графине ей не хотелось. Нет, Любава ни в чем не винила тетушку. Она сама просила провести ее к Бирону, и Агния Петровна лишь выполнила ее просьбу. Более того, тот человек, ради которого она так рисковала, теперь свободен и рядом с ней, и держит ее в своих объятиях. Да и идти ей больше было некуда. В дом князя Голицына, в котором она жила, представляясь молодым человеком? Когда никто не подозревал, что она женщина, это было еще возможно, но теперь…
– Да, к тетушке, – уже твердо повторила Любава.
