Текст книги "Грешница"
Автор книги: Наталия Левитина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 6
Я знала: Кумраев – подлец!
С Ирой мы встретились только в полдень. К тому моменту я уже пребывала в полном замешательстве, не понимая, куда исчезла подруга.
Я дымила за компьютером, редактируя статью для дамского журнала «Стильная леди», и планомерно уничтожала запасы растворимого кофе. «Стильная леди» – мой дополнительный заработок. Журнал принадлежит американскому издательскому холдингу и является клоном столичного глянцевого собрата. Моя статья называлась «Сбрось его!» и, естественно, посвящалась теме жировых отложений. Я профессионально вскрывала проблему, не оставляя читательницам шанса заподозрить, что:
1) статья написана не диетологом;
2) и не личным референтом Монтиньяка;
3) а также – не родной сестрой Аткинса;
4) автор обладает дефицитом массы тела;
5) и никогда в жизни не сидел на кремлевской диете;
6) а также – на углеводной, гречневой, кефирной, импульсной и исключительно эффективной диете южноафриканского племени тубамбве.
Надо сказать, в январском номере журнала была опубликована моя статья «Брось его!». С вдумчивостью Адлера и проницательностью Фромма я муссировала вопрос о мужчинах, нас недостойных.
Да, представьте себе, существует некая разновидность мужчин, которые тянут девушек назад и тормозят их развитие… О боже, как давно ни один мужчина не тормозил мое развитие! Пусть жил бы у меня, выходил из ванны, обмотанный полотенцем, с капельками воды на мускулистой спине… Или даже без полотенца… О да, да! Мужчина! Приятное, временами разумное существо, отличающееся крепким сложением, волосатыми конечностями и твердой логикой. Способное съесть килограммовый бифштекс и четыре часа подряд пялиться в телевизор.
И пусть бы его звали Никитой…
Никита, Никитушка…
Проклятье!
Не-на-ви-жу!
Ириша долго ковыряла ключом в новом замке. Я бросила на подругу мимолетный взгляд и выразила недовольство ее поведением.
– Ну, ты вообще! Надо же предупреждать! Исчезла, и ни ответа ни привета! Мать называется!
Подруга удивляла экстремальным макияжем. Как это ей не свойственно! Глаза Ирины, обведенные розовыми тенями, подозрительно блестели.
– Радость моя, а ты не переусердствовала с косметикой? У тебя больной вид.
– Я не накрашена.
Я, наконец, оторвала взгляд от компьютера и пригляделась. О! Ириша в самом деле была не накрашена. Она была заревана, измучена, раздавлена.
Моя несчастная девочка!
– Что случилось? – теряя сознание от страха, пролепетала я.
Первая мысль: Ирине позвонили из детского садика. Анечка свалилась с турника. Или облилась горячим супом. Или у ребенка внезапно развился отек Квинке. Или что-то еще более ужасное! Хотя – КУДА УЖАСНЕЕ?!!
– Что?! – проорала я.
– Кумраев меня изнасиловал.
– ?!
– Да.
– Из-на-си-ло-вал. – Губы с трудом выговаривали ужасное слово. – Значит, эту ночь ты провела с ним?
Даже в состоянии шока я не утрачиваю способность мыслить логически. Это мое сильное качество.
– Он пригласил продолжить вечер у него дома. Обещал продемонстрировать какую-то коллекцию: то ли картин, то ли засохших бабочек, не помню… А я уже основательно опьянела от шампанского. Мне было фантастически весело. Я почти три года занималась только ребенком и работой, металась по замкнутому кругу, выполняя однообразные обязанности. И тут такая отдушина, драйв!
– И ты поехала к нему.
– Да. До коллекции мы не добрались. Кумраев принялся рвать на мне одежду прямо в холле. У него огромный дом. В холле мраморный пол. С подогревом.
– Следует ли понимать, что секс у вас был прямо на полу?
– Да. А еще в гостиной и в спальне.
– Итого – три раза? – удивилась я.
Какая сволочь этот Кумраев! Он не только надругался над моей подругой, но и вытер ею весь пол в своем коттедже. Сэкономил на домработнице, скотина перепончатокрылая!
– Восемь, – траурным тоном поправила меня Ириша.
– Восемь?!
– Да, восемь.
Я подавленно замолчала. Мое отношение к Аслану Кумраеву приобретало характер амбивалентности. Да – скотина. Да – перепончатокрылая. Но ведь гигант!
Или – пожиратель виагры.
Вообще-то мы с Иришей не делимся друг с другом интимными подробностями. Вульгарно трезвонить об особенностях полового акта противоречит ментальности русской женщины. Другое дело – рассказать о тончайших душевных переживаниях, сопутствующих восьмикратному совокуплению. Я вспомнила о намеках Степана Данилыча на особое физиологическое строение Кумраева.
Ай, бог с ней, с ментальностью! Нужно обязательно все подробно разузнать. У меня возникла масса вопросов. Восемь раз – это долгая песня. Не на час и не на полтора. Каким образом Кумраеву удалось так долго подавлять сопротивление подруги? Неужели в паузах у нее не было возможности треснуть его чем-нибудь тяжелым по голове?
Ах да, я забыла про Уголовный кодекс. Наш Уголовный кодекс явно составлялся без участия женщин. Он пропагандирует одну мысль: мужик всегда прав. И поэтому насильника нельзя бить тяжелым по голове. Его вообще нельзя обижать. Не дай бог поцарапаешь урода – тюрьма гарантирована. Закон таков, что девушке предпочтительней вспомнить циничную народную мудрость и расслабиться, пустив дело на самотек. Если же она попытается отстоять честь, используя попавшийся под руку инвентарь, ее ждет несчастная судьба – унизительные многочасовые допросы, следственные эксперименты с сладострастным выяснением подробностей, осуждающие взгляды толпы…
Нет, нет, Ирина конечно же не могла покалечить или убить Кумраева и сесть в тюрьму. Ведь у нее маленький ребенок. Но неужели у нее не было шанса сбежать?
Наверное, все эти немые вопросы до невозможности обезобразили мою мор… симпатичное лицо. Потому что Ирина всхлипнула, посмотрев на меня.
– Ну да, да, я преувеличила… Он меня не насиловал. Сначала и сама хотела. Первые два раза. Но потом, когда я сказала: «Аслан, больше не надо, остановись!»– это не произвело на него никакого впечатления. Он вообще меня не слышал! Мечтала о романтическом приключении, а получила животный секс. Он зверь какой-то! Совершенно слетел с катушек. Я думала, он меня растерзает, сотрет в порошок! Вертел, как тряпичную куклу, мял, как тесто! – Ириша всхлипнула.
Я погладила ее по руке.
– Что я натворила! Зачем поехала к нему? Мерзавец! Мне хотелось нежности, я так устала быть сильной, решать все вопросы, заботиться о ребенке. Мечтала хотя бы на один вечер забыть о проблемах, ощутить себя желанной, любимой… Пусть это будет обман, но красивый, утонченный! А что в результате? Меня словно измазали грязью, механически использовали, как резиновую куклу. Как это противно! Ненавижу себя!
Ириша уткнулась лицом в ладони и зарыдала.
– А ты? Юля, ты меня осуждаешь?
– С ума сошла?! Почему я должна тебя осуждать?
– Ах, вот еще! – вспомнила Ирина. – Смотри! Нашла в сумке. – Она бросила на стол смятый конверт. – Загляни.
Внутри лежали купюры – пятьсот евро.
– Кумраев подсунул деньги?!
– Нет, в автобусе подложили! Какой-то сердобольный пенсионер! Увидел мои заплаканные глаза и сжалился… Конечно, Кумраев. Расплатился. Поздравь меня. Я проститутка. Пятьсот евро за ночь – это много или мало?
Ириша оглянулась, увидела на диване подушку, зарылась в нее лицом и зарыдала в голос.
– У-о-о! И-а-и-у! У-у-а-а! – раздавалось сквозь пуховый фильтр. Наверное, подруга проклинала весь белый свет.
Первый раз в жизни я держала в руках евро. Раньше, помню, часто приходилось иметь дело с долларами – очень востребованная была валюта. Потом все вокруг как-то незаметно переключились на рубли. Да, пятьсот евро. Симпатичная бумажечка. Если не знать ее этимологии. Буквально несколько часов назад ее держал в руках этот грязный проходимец.
Считать ли девушку изнасилованной, если она бурно приветствовала идею секса, однако осталась разочарованной качеством предоставленной сексуальной услуги? Вот вопрос!
Я тронула подругу за плечо.
– Ириша, послушай меня. Что будем делать?
Ириша оторвала от подушки красную физиономию.
– Я хотела попросить тебя прямо сейчас поехать к Кумраеву и швырнуть ему в морду конверт. И выйдет отлично, если вместе с конвертом ты швырнешь в него что-нибудь тяжелое.
– Например, кастрюлю с горячим супом?
– Или шар для боулинга, – кивнула Ириша.
– Могу, кроме всего прочего, прихватить с собой пулемет. Не возражаешь? Сделаю в Кумраеве десяток лишних отверстий.
– Юля, я ведь не шучу! Ты отвезешь ему конверт?
– Да, раз ты просишь. Отправляюсь немедленно.
Но сначала я позвонила боссу.
– Степан Данилыч, снимите, пожалуйста, из номера мою статью про «Таунхаус».
– А что случилось?
– Хочу еще немного поработать над материалом, – соврала я. Но хотела другого: сбросить на салоны «Таунхаус» и дом Кумраева ядерные бомбы. А самого капиталиста поджарить на решетке для барбекю со специями и красным вином.
– По мне, и так прелестно. Но ладно, работай, детка. Завтра сдашь.
– Через месяц.
– Юля, а что у нас с головой? Шипучий коктейль из маразма, деменции и болезни Альцгеймера. Какой месяц?! А чем я закрою дыру в четыре страницы? Ладно, ну тебя. От дел отрываешь.
– Так вы уберете статью?
– Ладно, уберу, – буркнул в трубку Степан Данилыч. – Как вы все мне надоели!
– Спасибо! – прокричала я.
Большой добрый мишка.
Я и не сомневалась: Степушка мне не откажет.
Не хочу своими незаурядными литературными способностями помогать увеличению продаж в салонах Кумраева. Чтоб он разорился, подлец!
– Тебе письмо, – указала Ирина на моргающую рожицу в уголке монитора.
Я открыла электронную почту. Автор письма присвоил себе ник Личный Враг. Мы с Иришей переглянулись.
– Наверное, не стоит читать, – трусливо сказала я. – Ничего хорошего там не будет. Зачем портить нервы?
И тут же щелкнула мышкой, открывая послание. Любопытство победило трусость.
– «Очень легко разрушить собственную жизнь. Но чужую – еще легче», – хором прочитали мы с Иришей.
– Ты разрушила чью-то жизнь? – поинтересовалась подруга.
– Я? Не припомню. Но наверное, речь идет не о чужой жизни, а о моей. Чужая – в смысле, моя.
– Как это твоя, если чужая?
– Короче, еще одна угроза, – вздохнула я. – Кто-то сильно меня возненавидел.
– А нельзя узнать, кто отправил письмо?
– Как?
– Ну, как-нибудь. Попроси Виктора. Он же хакер. Неужели не сумеет?
– Думаю, Личный Враг не отправлял бы мне письмо, если б не был уверен в полной анонимности.
Настроение испортилось окончательно.
Я заехала в офис Кумраева. Сексуальный гигант отсутствовал. Юная секретарша подняла на меня вопросительный взгляд.
– Хочу оставить Аслану документы. У вас нет большого конверта?
Девушка выделила мне плотный фиолетовый конверт, и в него я вложила другой – маленький, измятый, с начинкой из евро. Сверху размашисто подписала «Аслану Кумраеву» (очень хотелось добавить «скотине». Еле удержалась).
– А от кого? – поинтересовалось прелестное существо. Неужели и эту воздушную нимфу Кумраев возит спиной по полу, щипает, выламывает ей руки, а потом выписывает премию в размере месячного оклада?
– Он знает. Передадите?
– Конечно.
В глубокой задумчивости я брела по улице. Меня задевали локтями и сумками, но я не реагировала. Думала о жизни.
После яркой вспышки в январе уже два с половиной месяца тянется черная полоса. Мне хватило бы и нравственных мучений, связанных с подлым поступком Никиты Мельника. Но вот, не успела я разобраться с депрессией, как подоспел новый враг – незнакомый и недоступный. И недостаточно смелый, чтобы в открытую предъявить мне претензии.
Травить угрозами, слать письма, изводить неясными намеками – из окопа, из надежного укрытия, в уверенности, что противник даже не знает, куда кидать в ответ гранату… Как это подло и мелко!
И я придумала ответный ход. Я просто буду игнорировать моего трусоватого, дрожащего как осиновый листик Личного Врага.
Не успела я гордо вздернуть подбородок, потрясенная простотой и смелостью принятого решения, как едва не наступила на подростка. Парень свалился мне под ноги, предварительно пролетев несколько метров. За ним следом тут же подскочили еще два оболтуса, с физиономиями, обезображенными радостным гневом, и принялись пинать жертву. Тот закрывал голову руками, измазанными в грязи.
– Эй, остановитесь, вы что?! – заорала я.
Они меня не слышали – их опьянила власть над поверженным противником.
– Ой, что творится! Изверги! – прошелестела где-то сбоку старушка и резвым мустангом ускакала прочь. Эти бабушки, когда захотят, развивают прямо-таки запредельную скорость. Прохожие благоразумно не реагировали на драку детей, они спешили мимо с озабоченными лицами.
Я вклинилась между палачами и жертвой.
– Отойдите, тетенька! – проорал пацан. Он тяжело дышал, его щеки горели, он рвался в бой.
А тут – преграда в виде дряхлого экспоната, возмущенно размахивающего у него перед носом сумкой.
– Я тебе покажу тетеньку! – возмутилась я. – Ты чего хамишь! Пошел вон, кретин!
– Вы чё! – оторопели мальчишки. Но избиение третьего прекратили.
– Ты кого тетенькой назвал?! – вопила я.
Да я практически еще девочка! По современным меркам.
Дети-терминаторы искренне не понимали, почему обиделась нервная дамочка.
– Ладно, пойдем, неохота связываться, – сказал один из них.
Я и не ожидала столь стремительной и легкой победы. Стараясь не испачкаться, помогла парню подняться. Он с ног до головы был живописно облеплен грязью вперемешку с кровью. Из разбитой губы текло, из носа – тоже.
– Ты в порядке? Домой доберешься? За что они тебя?
– За все хорошее, – басом отозвался подросток. – Закурить дадите, мамаша?
Час от часу не легче!Теперь – мамаша! Вот она, благодарность! Без моего вмешательства его наверняка размазали бы по асфальту, как крем по бисквиту. А он обзывается!
– Ты бы еще бабулей меня назвал, – сказала я, щелкая зажигалкой.
– Да нет, какая вы бабуля, – совершенно серьезно удивился мальчуган. – Вы молодая совсем, как моя мама.
«А ведь я действительно гожусь ему в мамаши!» – пронзила меня жуткая, невыносимая мысль. И именно в этот момент я четко осознала, как долго живу на земле…
Отвратительное открытие.
Стоило мне поравняться с блестящим «пежо», как малыш истошно засигналил. Неужели я ему что-то отдавила?! Или ненароком забрызгала грязью, пру ведь напролом, не разбирая дороги. Потому что вся в себе. А лучше бы – в мехах и бриллиантах.
Окно автомобиля опустилось, и я увидела Милу. Она подавала мне знаки, как опытный семафорщик.
– Ты испачкалась. Привет.
– Где? А, точно. Ну надо же, плащ измазала. Спасала тут от гибели одного парнишку и вся обляпалась.
– Ты еще и парнишек от гибели спасаешь, – заметила Мила таким тоном, словно всегда восхищалась моей многоплановостью и вездесущностью. Она выбралась из «пежо» с коробкой салфеток и принялась меня чистить. – Ты – натуральная хрюша. Дался тебе этот парнишка. Повернись. Вот, уже нормально.
– Спасибо, дорогая!
Я едва не рыдала от благодарности. Доброта Милы сравнима с безбрежным океаном. Вы только посмотрите: изящная девица, одетая в роскошную меховую куртку, чистит, как лошадку в стойле, экс-одноклассницу. Последняя, заметьте, облачена почти в лохмотья (иначе и не скажешь о плаще, прослужившем хозяйке целых три года!).
– У меня обед двадцать две минуты.
– Почему не тридцать?
– Восемь я истратила на тебя. Составишь компанию? Тут рядом «Пицца-рум».
Боюсь, в летописи наших с Милой встреч будут фигурировать сплошь гастрономические заведения. «Пицца-рум» – уже третье.
В пиццерии сияло солнце, проникающее сквозь огромные окна, и витали восхитительные ароматы.
Заказ мы прождали недолго – всего пять минут.
– Значит, пиццу они не готовили. А просто подогрели в микроволновке, – желчно заметила Мила.
– Если бы они прямо сейчас начали выращивать помидоры и откармливать поросенка, ты и вовсе осталась бы без обеда.
Но пицца отнюдь не выглядела вчерашней. Она лежала на плоском деревянном круге – сочная, аппетитная, с пылу с жару. Розовые полоски ветчины и нарезанные грибы проглядывали сквозь золотистую пленку расплавленного сыра.
– Как вкусно! – прошамкала Мила. – Нет, не из микроволновки, я ошиблась!
Из ее рта к куску пиццы тянулись нити горячего сыра. Мила пыталась сохранить элегантность, но это удавалось ей с трудом. Пицца и спагетти предназначены для трапез с любимыми – теми, кто не осудит за ломтик помидора, прилипший к подбородку, и за макаронину, всасываемую со звуком работающего реактивного двигателя.
А Юля Бронникова – натура увлекающаяся – через минуту вся покрылась кусочками ветчины и оливками.
– У тебя неприятности? – с подозрением спросила Мила.
– С чего ты решила?
– Ты топала по улице с таким видом… Словно шла на эшафот и тебя подгоняли в спину прикладами.
– Неужели?!
Выходит, я ошибочно считала себя человеком, полностью владеющим собой. Лицо мне неподконтрольно – стоит отвлечься на минуту, оно сразу же принимается корчить рожи. В то время как я всегда пытаюсь навязать физиономии выражение стабильной удовлетворенности. Мол, все о’кей, ребята! Полный порядок!
Но у меня далеко не полный порядок!
У меня все ужасно плохо!
Отодвинув в сторону пиццу, я вдруг сбивчиво и взволнованно выложила Миле подробности последних дней. Нарушила Золотое Правило Приятного Человека: не грузить собеседника личными проблемами. Приступ откровенности застиг меня врасплох, я лепетала, жаловалась, стонала, не в силах остановиться. Но почему? Наверное, Мила выглядела столь успешной во всеоружии своего нынешнего положения. А я была растеряна и беспомощна.
Еще семь минут Милиного обеда растворились в прошлом. Мила внимательно выслушала мою исповедь.
– Ты расшифровала надпись на стене?
– Нет!
– Почему?
– Как почему?! А если я не сильна в криптографии? Да я элементарно не представляю, что она обозначает!
Я нарисовала на салфетке копию наскального рисунка, оставленного в моей квартире злоумышленником. Мила несколько секунд молча вертела салфетку.
– Давай думай, – безапелляционно приказала она. – Сообщение оставили не мне, а тебе. И для тебя в нем нет тайны. Напряги мозги!
Но последний потенциал извилин я истратила на цветистые описания салонов «Таунхаус». На что расходуются талант и молодость! Теперь в голове зияла черная дыра. Как после осколочного ранения.
– А у тебя нет каких-нибудь идей?
– Ну… – Мила сморщила носик. – Три шестерки – число дьявола.
– Гениальное замечание.
– Больше мне сказать нечего. Юля, думаю, ты недостаточно серьезно отнеслась к произошедшему. Сконцентрируйся! Первое. Тебе необходимо расшифровать надпись. Второе. Составь список потенциальных врагов. Кто и почему вдруг тебя возненавидел. Третье. Выясни, чем чревата для тебя ненависть этого человека. Хорошо, если его угрозы – простое сотрясение воздуха. А если наоборот? Кстати, квартиру тебе уже разгромили. Ты лишилась многих полезных вещей.
– Да уж! Мой маленький любимый ноутбучек!
– Да. Но в любом случае знай – я всегда готова помочь. Любая помощь – физическая, психологическая. И разумеется, юридическая.
Мила говорила так искренне! Интересно, ее альтруизм распространяется на все человечество или только на индивидуумов, косвенно способных ускорить ее продвижение по служебной лестнице? Как-никак, я – дочь ее начальницы…
Ах нет! В глазах Милы светилось сочувствие. А я – нравственный урод. Везде подозреваю корысть.
– Мила, спасибо тебе огромное, – срывающимся голосом прошептала я. – И прости.
– За что?
– Я травила тебя в школе! Прости меня, я раскаиваюсь!
– Ты травила меня в школе?! – Изумлению Милы не было предела. – Так, вижу, последние события не только избавили тебя от способности мыслить, но и отшибли память!
– В смысле?
– В школе ты одна и относилась ко мне по-человечески!
– Я?!!!
– Ты единственная не шпыняла меня, не смеялась над моим убожеством. Юля! Опомнись!
Она серьезно? Или издевается? Хмм… Неужели? А вдруг… Вдруг я действительно слишком сурово оцениваю свои подростковые проступки? Миле видней, кто и как с ней обращался. Возможно, я не так плоха, как привыкла думать. Как внушает мне Марго…
Да нет же, нет! В школе я травила Милу наравне со всеми! Была жуткой сволочью. А Мила просто не помнит.
– И закроем тему. Пожалуйста, – попросила Мила. – Да, я, конечно, иногда мысленно возвращаюсь к тем дням. Вспоминаю, какой была, прежде чем начала работать над собой. Это меня мобилизует, заставляет активнее шевелиться. Но, Юля, все-таки не надо. Мои школьные воспоминания – не из разряда приятных. Кстати, а Маргарита Эдуардовна в курсе твоих проблем?
– У-у, – отрицательно покачала я головой.
– Вы не очень близки?
Я вздохнула.
– До сих пор не наладили эмоциональный контакт?
– Почему «до сих пор»?
– Потому что и в девятом классе ты жаловалась, припоминаю… Ах, вот, например! Ты попросила маму купить тебе сапоги, а она отказала – все деньги ушли на какой-то супердорогой костюм Сергею.
Мила тонко указала мне, что в те далекие времена не она одна страдала от несправедливости. Но прошли годы. Мила избавилась от недостатков, способных сделать ее уязвимой. А в нашей семье все по-прежнему. Юля выплачивает кредит за квартиру, а Сережа барствует в московских апартаментах, купленных на мамины деньги. Не знаю, возможно, и его джип тоже спонсирован Марго. Впрочем, не утверждаю. Вдруг сам заработал? Он парень смышленый, энергичный, хваткий…
Какая же я злая!
– Почему ты не ищешь общий язык с мамой? Мама и дочка – кто может быть ближе?
– Мама и любимый сынок, – мрачно пробубнила я.
– Но так как ты еще не посвятила Маргариту Эдуардовну в проблемы, то…
– Что?
– Не торопись. У нее своих хватает.
– Неужели? Не верю! У маман всегда все в ажуре.
– Но не сейчас. Откровенность за откровенность. Для Маргариты Эдуардовны настали черные времена.
– Ты меня пугаешь!
– Под «Гелиос» копают конкуренты. Они активно противодействуют всем начинаниям, идеям и проектам Маргариты Эдуардовны. Ты знаешь, кто наши конкуренты?
– Ну, хотя бы в это я посвящена. Банк «Урал-инком».
– Да. У них крепкая рука в областной администрации.
– Но чего добивается «Урал-инком»?
– Слияния, конечно. С обязательным избавлением от человека, создавшего «Гелиос», – от Маргариты Эдуардовны. У «Гелиоса» давняя, стабильная и масштабная клиентура, лакомый кусок для банкиров. Но клиенты преданы Маргарите Эдуардовне, они работают с ней целое десятилетие. И если бы «Урал-инкому» удалось тихонько прибрать к рукам «Гелиос», без шума, склок и громких скандалов, он не только устранил бы конкурента в своем сегменте кредитного рынка, но и обзавелся бы завидными клиентами. Единственное препятствие – Маргарита Эдуардовна. Она сложила «Гелиос» по кирпичику, это ее любимое детище. А сейчас ее планомерно и нагло выдавливают из правления банка.
– Я ничего не знала! – всплеснула я руками.
Мне стало ужасно стыдно. Пусть мама всегда ко мне несправедлива, пусть упрекает и пилит, но а я-то какая дочь? Равнодушная, злая, завистливая! Да, я всегда втайне гордилась Марго, ведь она грандиозна, как Волго-Балтийский водный путь. Но ее значительность несла мне дополнительные заботы. Трудно быть ребенком известной личности. Любые твои успехи кажутся ничтожными на фоне достижений родителя.
– Я даже полагаю, у нас завелся крот. В смысле, шпион.
– Вот до чего дошло!
– А ты думаешь! В банковском мире страсти похлеще, чем в шпионских сериалах. Словно кто-то постоянно информирует конкурентов о наших замыслах. К примеру, Маргарита Эдуардовна собралась открыть два кассово-операционных центра на Волховской улице. Удобное расположение, разумная арендная плата, густонаселенный район. И что же?
– Что?!
– «Урал-инком» увел прямо из-под носа. Перекупили!
– Какие сволочи! – возмутилась я, наливаясь соком горячей обиды за маму.
Кстати, я и на личном опыте убедилась, что «Урал-инком» – мерзкая контора. После того как ввязалась в кредитные игры с этим банком. Через день после подписания договора уже пришлось оплакивать свое решение взять у них кредит – как ловко «Урал-инком» стал выкручивать мне руки, давить невесть откуда взявшимися процентами и обязательными страховками.
Мила взглянула на часы.
– Вау! – закричала она. – Меня ведь ждут! Опаздываю! Господи, как же я с тобой заболталась. Юля, расплатись. – Мила швырнула на стол купюру. – Ой, только не надо делать такое лицо! Ладно, ладно. Плати сама. Только в следующий раз я буду угощать…
Мила забрала бумажку и пулей вылетела из пиццерии. А я попросила счет. Когда его принесли в маленькой кожаной папке, меня прошиб ледяной пот. Я не ожидала увидеть подобную сумму. Не стоило кидать обратно Миле ее деньги.
Затаив дыхание, я принялась мусолить купюры и звенеть монетами – подсчитывала наличность. А нельзя ли вернуть пиццу? Ведь я съела лишь четвертинку! Перед глазами возникла страшная картина: «Девушка, не сумевшая оплатить счет». Что они делают в таких случаях? Ага, другое эпическое полотно: «Радостное избиение девицы, пытавшейся разорить пиццерию».
Хватило едва-едва. Последнюю десятку набирала мелочью, вплоть до пятикопеечных монет. Смешно и стыдно. «Вознаграждение официанту приветствуется», – гласила приписка в конце счета.
Извините, господа, не в этот раз…
Очень долго я добиралась домой. Весенние сумерки бросали фиолетовые тени на лица прохожих. Островки чистого асфальта чередовались с участками, покрытыми ледяной кашей. Вскоре ноги у меня промокли, я дрожала от холода и проклинала несчастную судьбу. Зато ощутила блаженство, оказавшись, наконец, дома – в любимой, немного раскуроченной квартирке…
Надеюсь, сегодня обойдется без сюрпризов.
