Текст книги "Вадим"

Автор книги: Наталия Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Вадик, я так тебя люблю, что у меня даже сердце щемит! – почти прошептала Яна.

– Вадим повернул голову в ее сторону, притянул рукой ее голову к себе и поцеловал. Поцелуй был спокойный, почти хозяйский:

– Я тоже тебя очень люблю, Календулка, – тихо сказал он.

– Когда мы, наконец, будем вместе? – спросила Яна.

– А разве мы не вместе? – удивился Вадим.

– Нет, я имею ввиду, когда мы будем жить одной семьей? – уточнила Яна.

– Малыш, как только я буду зарабатывать столько, сколько нужно, чтобы жить отдельно от родителей. Но ведь мы об этом уже говорили.

– А когда это произойдет? Через год, два, три?

– Я не знаю, но это произойдет обязательно. От меня это не зависит.

– А от кого? – настаивала Яна.

– От начальства. Надеюсь, через пару месяцев мне добавят зарплату, через год повысят в должности. Куда ты спешишь? Нам и так хорошо.

– А если я забеременею? Что мне делать тогда?

– Ты же сказала, что ты обо всем позаботилась, – удивился Вадим. – Да и куда тебе спешить, ведь ты еще учишься и работаешь. По-моему, тебе не до детей сейчас.

– А тебе? Ты хочешь, чтобы у нас был ребенок?

– Ну, да, наверное. Но не сейчас же.

– А когда?

– Не надо спешить, сейчас надо встать на ноги, пожить для себя, базу для ребенка подготовить...

– Значит, не скоро, – поняла Яна.

– Ну, года через три, четыре...

Яна беззвучно откинулась на подушку и закрыла глаза. По щеке незаметно сползла малюсенькая слеза...

– Вадим, а под одной крышей мы когда будем жить?

– Через год, я думаю, – размышлял Вадим. – Сейчас съемные квартиры дорогие, я один точно не потяну, а если будем платить вдвоем, то на жизнь почти ничего не останется... А что, Кристина возражает против наших встреч в вашей квартире?

– Нет, не возражает, – тихо ответила Яна, обреченно думая о том, что ей стыдно перед сестрой за своего парня, который даже не может содержать их.

"А что будет потом? – размышляла она. – Судя по спокойным ответам Вадима, его все вполне устраивает. Редких встреч ему достаточно, а создавать семью, нести ответственность за двоих он не стремится. Он даже допускает, что они оба будут платить за квартиру. И при этом он спокойно живет с родителями, честолюбивыми мечтами не обременен... А ребенок ему от меня и вовсе не нужен. Он эту мысль сходу отбросил, даже думать об этом не желает... – Горькие мысли наползали, жгли глаза и вытекали горячими мелкими каплями, впитываясь в подушку. – А еще Календулкой называет!.. А помочь мне, видя, как тяжело мне жить в этой жестокой Москве, и не думает!.. Имея квартиру, не хочет пускать меня под одну крышу с родителями... Хоть какая-то была бы экономия! Господи, опять я об экономии, а жить-то когда? Неужели так в нищете и проведу лучшие годы жизни?! А потом ребенок! Он, может, лет через десять будет хорошо зарабатывать... Так что ж мне, только к старости наряды носить? Зачем они мне тогда?!" – молча возмущалась Яна.

Так под горькие мысли, подсоленные слезами, она и заснула.

А Вадим спокойно думал о том, что, придет время, он будет зарабатывать больше, они с Яной поженятся; она еще должна научиться вести хозяйство... "Да, деньги ей буду приносить, а ей предстоит научиться правильно ими распоряжаться... Конечно, сначала будет сложно, она-то привыкла все на себя тратить, а тут питаться надо правильно, технику в дом покупать... Это ей не за шмотками по магазинам бегать, придется одеваться поскромнее... А летом можно на дачу съездить, хотя, конечно, я дачу и сам не люблю. Ну, это еще впереди..." – с такими размеренными мыслями он незаметно провалился в сон. Сон был спокойным и радостным.

Через неделю после возвращения из дома отдыха Вадим пригласил Яну в гости к родителям. По этому поводу в гостиной, она же родительская комната, был накрыт стол. Жареные биточки лоснящейся золотистой горкой возвышались в центре стола. Вокруг, вызывая бурное слюноотделение, красовались маринады и соленья. Хлеб, белым и черным "домино" заполнял хлебницы по углам стола. Жареная картошка, щедро посыпанная зеленью, занимала достойное место рядом с биточками. Тарелочки с разнообразными "нарезками" и салатами с трудом проглядывали сквозь более основательную пищу. Выпивка тоже была простой, но обильной. Матовые запотевшие бутылки "беленькой", с почтением выставленные в центр стола, привлекали взоры, заслонив собою пару скромных бутылок белого болгарского вина, которые явно неуютно чувствовали себя на этом обильном, жирном пиршестве.

Мать Вадима, которую он ласково называл "маманей", с высоты своего значительного роста снисходительно оглядывала хрупкую, почти прозрачную, Яну. В мамане чувствовалась привычка повелевать и оценивать – годы работы заведующей столовой на заводе не прошли даром. А долгое и счастливое для мамани покровительство обожающего ее директора завода, которому маманя частенько сервировала обеденный стол прямо в его рабочем кабинете, сформировало у нее чувство превосходства и снисходительной жалости вот к таким интеллигентным лимитчицам из провинции, которые скорей с голоду помрут, чем будут спать из-за денег с богатым или начальником. Тем большее удовольствие получала она от наглого обвинения этих скромных девчонок во всех смертных грехах, которым подвержена была в недавнем прошлом сама с виду вполне приличная и величавая матрона – маманя.

Стол был накрыт, и гостью с порога пригласили "отобедать". Хорошо хоть, не сказали: "Чем Бог послал".

Маманя села во главе стола, отец Вадима, по-семейному "папаня", сел по левую руку от мамани, а сын с Яной расположились напротив мамани.

Вадим по-хозяйски разлил себе и родителям водочку в маленькие, несколько устаревшие рюмки с маленькими наклейками, подтверждающими, что это настоящий богемский хрусталь.

"Интересно, как они умудрились за столько лет сохранить эти наклейки?" – удивилась Яна, увидев практически родных близнецов тех рюмочек, что стояли в серванте ее родителей и доставались исключительно по праздникам".

А Вадим тем временем специально для своей Календулки открыл бутылочку белого сухого вина и налил его в опять-таки хрустальный бокал Яны. Отец Вадима при этом скривился, словно ему вместо водки предложили валерьянку.

– Ну, мать, выпьем! – некстати высказался он и сразу осекся, наткнувшись на недобрый взгляд жены.

– Давайте выпьем за Яночку, за ее первый, но, надеюсь, не последний приход в наш дом! – делано-радостно улыбнулась она Яне, да так, что даже родной сын не заподозрил маманю в ее полном презрении и моментально вспыхнувшей ненависти к "малолетней простушке", как сходу мысленно окрестила она Календулку.

– За вас! – вежливо ответила Яна, сделав бокалом небольшую дугу, описавшую семейство. Вино было прохладным и мягким, о чем Яна хотела сказать, но случайно перехватила маманин взгляд недовольства и разочарованного сожаления, брошенный на Вадима. Яна поняла, что ее отношения с Вадимом обречены. Сразу словно потухнув изнутри, она уткнулась взглядом в свою пока пустую тарелку, которую Вадим стал наполнять закусками и салатами.

– Вадик, что ты Яночку салатиками кормишь, она и так насквозь светится, – сладким голосом произнесла маманя, с удовольствием хрустнув маленьким огурчиком и попутно блеснула золотой, тоже уже не модной, коронкой. – Положи ей биточек с картошечкой, а то она уже в полуобморочном состоянии от граммульки винца.

Вадим тут же стал "исправлять ошибку", привычно покоряясь маминому голосу.

– За Яну! – радостно поднял папаня вторую рюмку после быстро проглоченного биточка.

– Отец, ты закусывай, закусывай, – недовольно буркнула маманя, быстро наполняя его тарелку жареной картошечкой и салатиком, густо заправленным майонезом. При этом она как бы невзначай переставила блюдо с биточками поближе к Вадиму, куда папане уже было не дотянуться.

– Вадик, ешь биточек, – ласково-жалостливым тоном обратилась она к сыну. – Совсем исхудал с этой своей... работой, – после легкой заминки закончила она фразу.

Яна отрезала от биточка почти микроскопический кусочек, стараясь не захватывать румяный жирный ободочек, и положила его в рот. Язык сразу ощутил жесткое жирное мясо, отчего Яне стало нехорошо. Она затравленно улыбнулась мамане, произнесла: "Очень вкусно!" – и, как в детстве таблетку, проглотила этот так и не прожеванный кусок, который чуть было не пошел у нее обратно. Она судорожно схватила бокал с недопитым вином, так как воды на столе не было вовсе, и быстро забила неприятный жирный вкус, застрявший на языке и в гортани, ароматным вином. Сразу дышать стало легче.

– Надо было всех подождать, – тихо шепнул ей на ухо Вадим, который явно боялся, что Яна совершит какую-нибудь оплошность и не понравится его маме.

"Один – ноль не в мою пользу", – поняла Яна, однако к оставшемуся биточку так и не притронулась. Воспользовавшись тем, что отец в очередной раз наливал в рюмки водку, а маманя, потянувшись к противоположному от Яны концу стола за грибочками, которые, как живые, "выросли" между раздвинувшимися тарелками, Вадим быстро переложил Янин недоеденный биточек к себе на тарелку. То, что Яна не станет доедать биточек, он понял почти сразу, а так как это в семье являлось очень серьезным проступком, просто полным неуважением к мамане, считавшейся в семье непревзойденным ассом кулинарии, то увеличивать счет не в пользу любимой Календулки он не хотел.

Возможно, маманя и заметила перемещение несчастливого биточка с тарелки на тарелку, но вслух об этом говорить не стала.

– Яночка, Вы, кажется, где-то учитесь? – спросила маманя.

– В экономической академии на менеджера по торговле, – четко ответила Яна, предупреждая следующий вопрос.

– Экономическая академия... менеджер... – задумчиво повторила маманя. – Напридумывали мудреных выражений, слова в простоте не скажут, – скривилась она.

"Три – ноль..." – одновременно подумали Яна и Вадим.

– Я буду заведующей торговым залом, – слегка запинаясь от старомодных слов, пояснила Яна. – А пока я сижу за кассой в магазине, – быстро добавила она.

– Торговый работник, значит, – чуть более уважительно отозвалась маманя.

"Три – один", – с облегчением подумал Вадим.

"Неужто своей признала?" – удивилась и Яна.

В это время "дозревший" папаня, уже самостоятельно выпивший неучтенную рюмку водки, радостно произнес:

– Маманя, пьем за тебя, за твои "золотые" руки и талант в кулинарном деле!

Маманя самодовольно улыбнулась и расслабленно чокнулась с папаней.

– Мама, ты у нас замечательная кулинарка! – оценил не частый стол и Вадим.

– За Вас! – присоединилась к общему хору и Яна.

Все примиренно выпили, и дальше застолье пошло свои чередом.

На сладкое маманя испекла огромный пирог с яблоками, очень красиво подрумяненный сверху, но, к сожалению, подгоревший на донышке. Впрочем, такую малость, да еще снизу, никто и не заметил. Яна с удовольствием положила себе на тарелку небольшой кусочек любимого яблочного пирога и сразу откусила большой кусок.

– А моя мама тоже печет на праздники яблочный пирог! – на радостях потеряв бдительность, похвасталась Яна. – Только она еще вишню добавляет и иногда малину или клубнику.

– Это уж какой-то компот! – хмыкнул папаня в напряженной тишине.

"Прокололась!" – с ужасом подумала Яна, а Вадим мысленно перечеркнул все набранные за длительный обед очки в пользу Яны.

И тут кусок чуть не застрял у Яны в горле. Привыкнув к маминым легким, пышным, почти воздушным пирогам, больше похожим на французскую шарлотку или заварные пирожные с яблочным кремом, Яна чуть не сломала зубы о жесткий, тяжелый, непропеченный внутри пирог. Может, такие пироги и продаются в рабочей столовой, в которой всем заправляет маманя, но Яниному желудку явно предстояла нелегкая работенка по перевариванию столь грубой пищи, которую она бы и за деньги есть не стала. Яна мужественно прожевала несладкую массу и... проглотила. Что делать с оставшимся куском, она не знала, а потому сославшись на то, что доест на воздухе, она потянула Вадима за собой на балкон. Тарелку с пирогом она прихватила с собой, надеясь скормить "несъедобный" кусок Вадиму. В конце-концов он-то к такой пище привык! Яна понимала, что ей следовало бы предложить мамане свою помощь в уборке со стола, но, боясь разбить рюмку или тарелку, она промолчала, да и маманя ей, видимо, не слишком доверяла, потому и не обиделась на то, что "дети" ушли на балкон, оставив ее с грязной посудой.

Тихим теплым вечером Вадим провожал Яну, стараясь не думать о том, что Яна родителям не понравилась. А Яна, пытаясь отвлечь Вадима от неприятных мыслей, спросила:

– Вадим, а как твои родители познакомились?

– Мама работала на раздаче в заводской столовой, где обычно обедал отец. Он в нее влюбился и два года ходил за ней, пока она не согласилась выйти за него замуж, – охотно ответил Вадим.

– Да, видно, что папа любит маму до сих пор, – отметила Яна. – А мама?

– Мама отца никогда не любила, – быстро прервал Вадим дальнейшие расспросы. – Потому отец и начал пить. А вообще-то он добрый, он со мной в детстве возился больше, чем мама. Мама часто задерживалась на работе, потом, когда стала заведующей, и вовсе возвращалась поздно, когда я уже спал. Руководящая работа требует полной самоотдачи, – словно процитировал он чьи-то слова.

– Да, моя мама тоже часто задерживается на работе, – поддержала Яна Вадима, хотя и не понимала, что можно делать в заводской столовой допоздна. – А папа, когда еще служил, часто уезжал на полигон на несколько дней, когда шли учения. – При этом она подумала, что ее родители все же любили друг друга и очень радовались встречам и любой возможности побыть вдвоем. Да и семейные торжества тоже были не редкостью...

Им обоим, и Яне, и Вадиму было понятно, что жить с родителями Вадима она не сможет: ее не приняли. Оставалось надеяться только на себя, на сестру Яны или на чудо.

– Возможно, нам придется подождать с браком, пока я не стану зарабатывать достаточно, чтобы хотя бы снять нам квартиру, – неуверенно сказал Вадим. – Но мы ведь не спешим? – добавил он риторический вопрос.

– Не спешим, – обреченно ответила Яна. – Мне еще учебу надо закончить, перевестись на нормальную работу, где платят побольше, чем в нашем магазинчике...

"Какая уж тут шуба! – с грустной усмешкой думала Яна, – Тут бы самой встать на ноги. Вряд ли я смогу в жизни рассчитывать на помощь Вадима, как и положиться на него в любом ответственном вопросе. И, похоже, он подкаблучник, "маменькин", вернее, "маманин сынок". – Она с горечью вспомнила, как маманя управляла сыном одним только взглядом. Мне так никогда не удастся... Да мне и не нужно. Что может мужчина, которым управляет женщина? Которому под ее крылышком настолько уютно, что и карьеру делать не хочется?..

Мысли были грустные, но отрезвляющие. И Яна приняла решение – расстаться с Вадимом. Расстаться, несмотря на любовь к нему, возможно, ради их общего блага. Тем более что маманя явно желала видеть в доме другую невестку – своего поля ягоду. "Ну что ж,

"Мне пора за дело приниматься,

А Ваш удел катиться..."

к мамане под крылышко", – додумала она по-своему строчку Есенина.

После этого вечера она еще неделю продолжала встречаться с Вадимом, проверяя свое чувство к нему и правильность своего решения, а потом однажды наутро позвонила ему на мобильный и резко сообщила:

– Не звони мне больше и не приходи – я выхожу замуж.

После этого звонка Вадим Яну не нашел. Квартиру она сменила, работу тоже. Где она училась – он не знал, тем более что училась она заочно. Общих друзей у них не было, кроме Яниной сестры, но уж с той-то он и не желал встречаться... Даже если бы знал, где ее найти...

Так Яна исчезла из его жизни в первый раз.

Появилась она почти через полтора года, в начале весны. Она просто позвонила ему на все тот же номер мобильного телефона, который Вадим, словно чувствуя, что номер еще может сработать, оставил, переставив старую сим-карту в новенький навороченный мобильник.

– Привет, Вадим, что делаешь? – спросила она так, словно они вчера расстались.

Вадим, дрожащим от невозможного счастья голосом, хрипло ответил:

– Ничего особенного. А ты? Мы сегодня встретимся? – с надеждой спросил он, боясь потерять ее голос, который мог вновь раствориться в бесконечном пространстве.

Она сразу согласилась и назвала место встречи.

...Расставшись с Вадимом, Яна три дня не выходила из дома, не ходила на работу, почти не ела и не спала. Ее жгла мысль, что она поступила глупо, что испортила себе жизнь и что никогда больше не будет счастливой. Она бродила по квартире, заходила на кухню, застывала у окна, пытаясь угадать между домами улицы, по которым они с Вадимом ходили... Зябко вздрагивая, сиротливо думала: "Тебя нет на этих улицах, нет даже твоей тени. Мне холодно и одиноко. Я не зову тебя, но я хочу тебя. От сквозняка дрожь по телу, а мне нужен ты, даже странно, до чего нужен. Не хочу задавать себе вопросы. Да? Нет? Кто в этом разберется?.. Как же мне плохо без тебя, Вадим! Без тебя ПЛОХО!.. "

Кристина на редкость терпеливо возилась с сестрой, понимая, что расставание нужно пережить, перетерпеть, как мучительную лихорадку. Она-то уж точно знала, что порой бросать не легче, чем быть брошенной. Первые три дня еще не понимаешь до конца, что натворила, следующие две – две с половиной недели даже легко и радостно, что смогла преодолеть себя, свое "глупое" чувство. Но к концу третьей недели в душе творится ад, когда не только жить, но и думать, дышать, двигаться БОЛЬНО. Самый трудный период, когда ни на минуту человека нельзя оставлять одного. Вот тут-то Кристина и взяла не понимающую себя Яну в ночной клуб.

Ритмичная музыка, всплески разноцветного освещения, толпа, прыгающая и томящаяся на пятачке для танцев, словно ударами молота выбивала из головы Яны тяжелые мысли. Клуб был так себе – не элитный, но Кристина выбрала его именно из-за скопления разношерстной толпы, в которой легче всего можно было столкнуть Яну с первым попавшимся парнем, который удержал бы падающую в кризис Яну буквально на самом краю.

Смуглый красавец Угур Узман появился почти под утро, когда от выпитых коктейлей и бесконечных танцев с чередой парней – все на одно лицо – плохо держащаяся на ногах Яна буквально повисла на прямых плечах высокого, стройного, стильно одетого юноши. Охрипшим от выпитых коктейлей голосом она спросила:

– Ты кто? Я тебя не знаю.

– Я Угур Узман, – доброжелательно ответил парень, с удовольствием оглядывая пьяную, но все равно какую-то чистую и светлую девушку. – А ты? Как тебя зовут, Московское Солнышко?

– Солнышко, – довольно хихикнула Яна. – Да, я для тебя – Солнышко. Можешь так меня и называть.

– Я буду звать тебя Сесиль, Избранная, – ласково поцеловал он Яну в ушко.

– Щекотно, – засмеялась девушка и переспросила: – А как тебя зовут?

– Я же сказал: Угур Узман. Это по-нашему значит удачливый мастер.

– А ты кто? Хачик?

– Что такое "хачик"? – переспросил парень.

– Ну, хачик, значит, хачик, то есть азер.

Догадавшись, что девушка спрашивает о национальности, он ответил:

– Я турок. – И для верности повторил: – Я приехал из Турции. Там мой папа держит небольшую строительную компанию. Меня прислал в Москву учиться на строителя. Хочет, чтобы я работал с ним в компании.

– Для турка ты слишком хорошо говоришь по-русски, – удивилась Яна.

– Да, моя мама – русская. Давно уехала из России. Папа ее спас – ее хотели отдать богатому турку в гарем – папа выкупил.

– А, так ты турок, – сообразила, наконец, Яна.

– Да, да, турок. Я и говорю. Угур Узман, – повторил он на всякий случай.

– Угур Узман, – произнесла Яна. – А можно только Угур? Это что-то значит? – непомняще переспросила она.

– Да, это значит Удача, Фортуна.

– Угур – Удача... Да, ты будешь моей удачей, – вслух решила для себя Яна. – И тебя принесла мне Фортуна... Угурчик, давай уйдем отсюда, а то я здесь задыхаюсь – все курят и топают, пыль поднимают, – устало попросила Яна.

– Хорошо, моя Сесиль, – радостно ответил Угур и повел Яну на воздух.

Вслед за ними быстро выскочила и Кристина:

– Ребятки, вы куда собрались?

– Мы куда? – вяло спросила Яна Угура.

– Можем ко мне, в общагу, – с готовностью ответил Угур.

– А ты что, студент? – подозрительно посмотрела на него Кристина, энергичная и свежая, словно не отплясывала всю ночь подряд.

– Да, я студент. Учусь на строителя, – начал было Угур свою волынку, но замолчал, наткнувшись на проницательный взгляд девушки.

– Что за акцент? Ты кто? – настойчиво расспрашивала Кристина.

– Он турок, ответила за него Яна и добавила все, что успела о нем узнать.

Кристина задумалась ненадолго, потом решительно определила:

– Пойдет. Сегодня поедем к нам, а завтра еще поговорим... Там видно будет, – подвела она итог, задумчиво глядя на сестру.

Главное было сделано: объект, играющий роль "клина" из известной поговорки "клин клином вышибают", похоже, был найден.

Они поймали такси и благополучно доехали до очередной в их жизни съемной двухкомнатной квартиры на юго-западе столицы. Квартирка была скромная, но чистая и сравнительно недорогая, что в период отсутствия у Кристины "спонсора" было им по душе и по карману.

– Надо же, Фортуна, – удивленно повторила Кристина перед сном.

– Ты моя Удача, мой Угурчик, – шептала на ухо счастливому турецкому парню Московское Солнышко – Сесиль-Яна...

Наутро Яна проснулась обновленной: хотелось жить, петь, любить... Уютно, почти по-кошачьи свернувшись, дышал на соседней подушке Угур. Яна тихо рассматривала красивое смуглое лицо с правильными чертами, черные густые дуги бровей, почти сросшиеся над прямым носом. Зацелованные ночью губы были припухлыми то ли от многочисленных поцелуев, то ли просто от природы.

"Красивый мальчик", – подумала Яна, глядя на своего случайного спутника. Впрочем, юноша не вызывал в ней ничего, кроме эстетического удовольствия. С таким же наслаждением она бы рассматривала картину старых мастеров или любовалась фотографией прекрасного актера. Его красота была прелестной, но сердца ее не затрагивала.

И впервые за последние недели Яна почувствовала себя почти счастливой. Она потянулась, еще ощущая на теле его руки, и легко поднялась, чувствуя, что весь застоявшийся ее организм требует движения и действий.

Легко похлопав Угура по высунувшемуся из-под одеяла плечу, Яна ласково позвала:

– Угур, Угурчик, просыпайся! Просыпайся! Мне на работу пора, а тебе, наверное, на учебу.

Угур заворочался, пробормотал что-то непонятное на родном языке и наконец проснулся. Разлепив глаза, он с восхищенным удивлением уставился на Яну. Золотистые ее волосы, которых с утра еще не успела коснуться расческа, как солнечный ореол обрамляли ее небольшую головку.

Угур снова что-то сказал по-турецки и, запнувшись, перевел:

– Похоже на солнечное затмение. Это когда луна закрывает солнце, а вокруг луны, это... огонь... так... как лучи.

– Красиво, – порадовалась Яна не столько описанному образу, сколько восторгу, написанному на лице юноши. – Ты что, влюбился? – спросила Яна, заметив, что Угур не может отвести от нее глаз.

– Влюбился... да... – медленно проговорил Угур и добавил: – Никогда не видел таких красивых, как ты. Ты – мое Солнышко, – вспомнил он предыдущий вечер.

– Вчера ты называл меня по-другому. И всю ночь называл Сесиль. А меня зовут Яна. Я-на, – по слогам повторила она свое короткое имя.

– Хорошо, Сесиль-Яна. Ты – Яна, – с удовольствием произнес он ее имя.

Встав с постели и не думая прикрываться простыней, он обнял полуодетую девушку и стал целовать ее глаза и, зарывшись в пахнущие вчерашним прокуренным клубом волосы, спросил:

– Яна, сегодня мы увидимся? Можно, я приду вечером?

– Сегодня вечером? – удивилась Яна прыткости случайного ночного спутника. Вообще-то на длительные отношения она как-то не рассчитывала. Ей просто хотелось освободиться от чувства к Вадиму. Что будет потом, она пока не готова была решать... Тем не менее, желание Угура продолжить отношения ей не показалось нелепым. Пожалуй, оно даже было кстати. Мальчик ее не раздражал... пока... И все же она решила "не принимать его слишком большими дозами", поэтому на вопрос Угура ответила:

– Нет, Угурчик, сегодня я занята, мы с сестрой должны пойти по делам, а послезавтра – увидела она его расстроенное лицо – ты можешь прийти к нам в гости.

Лицо Угура сразу просветлело, но он все же с сожалением протянул:

– Долго!..

Яна пожала плечами, улыбнулась и предложила:

– Пойдем завтракать! Время, время, я уже на работу опаздываю! – и с этими словами выскользнула в ванную.

На кухне Кристина пила свежевыжатый сок грейпфрута и, морщась от горько-кисло-сладкого вкуса, внимательно рассматривала сестру и стройного, красивого парня в джинсах и распахнутой шелковой темно-синей рубашке с поднятым воротничком. Парень Кристине понравился, но больше всего ей понравилась счастливая Яна.

"Молодец какой! – довольно подумала она, – Как Янку быстро в чувство привел! И как на нее смотрит... Лишь бы она своего, этого, забыла. А с парнем потом подумаем, что делать. Он теперь Янке проходу не даст, – точно поняла она его настроение. Посмотрим..." – еще раз мысленно повторила Кристина. Саму Яну она пока решила ни о чем не спрашивать. Зачем раньше времени тормошить? Уж она-то отлично понимала, что равновесие ох какое шаткое!

Через несколько недель Яна почувствовала, что не может больше без Угура. Парень и впрямь оказался мастером на все руки – забить пресловутый гвоздь, починить кран, поменять прокладку и наладить сантехнику, даже электрика и техника легко подчинилась умелым рукам Мастера Угура Узмана. А уж как он был ласков в постели!.. И в отличие от многих других ребят, окружавших Яну на работе и учебе, никогда не смотрел ни на одну девушку, чему поистине можно было удивляться, учитывая его сильно южный темперамент.

Яна постепенно стала приходить в себя, хорошеть, если так можно сказать о и без того прелестной юной особе. К тому же, Угур был патологически щедр. Конечно, обеспеченный папочка присылал ему достаточно денег, чтобы платить за учебу и не умереть с голоду в дорогостоящей Москве. Угур умудрялся экономить и эти, по московским меркам, крохи, а сэкономленные деньги с удовольствием тратил на Яну. За это сестры радостно кормили его до отвала и берегли, как весьма ценное приобретение. Конечно, купить Яне шубку или бриллианты он не мог, но пару золотых колечек и теплую зимнюю курточку все же купил, а сам продолжал ходить в осенней курточке на шерстяной подкладке. Хорошо хоть, зима была не очень холодная, да и квартирка, в которой он поселился к радости сестер, была прямо рядом с метро; как, впрочем, и его учебное заведение.

В конце декабря Угур принес сестрам пушистую елочку, которую они втроем, шутя и смеясь как школьники, весело наряжали. Единственное, что чуть было не испортило им настроение, это дешевая китайская гирлянда, которая после нескольких минут работы отключалась на треть, а то и полностью. Расстроенные девушки уж было решили выбросить ее и купить новую, но тут проявилось мастерство Угура, которому подчинилась и эта китайская штучка. Он даже подсоединил к этой старой гирлянде какую-то деталь, которая заставляла смешные цветные пластмассовые ежики медленно гаснуть, а потом так же медленно загораться, не раздражая глаз постоянным светом.

А встречали они Новый Год в веселом ночном клубе, где Кристине удалось удачно познакомиться с одним глубоко женатым, но прочно обеспеченным господином, владеющим несколькими не слишком элитными, но от этого не менее прибыльными фитнес центрами. Впрочем, возможно этими самыми центрами на самом деле владела его жена, но дело было не в этом, а в том, что господин всерьез увлекся ослепительной в эту Новогоднюю ночь Кристиночкой.

Через неделю Кристина переехала на арендованную специально для нее уютную квартирку поближе к одному из фитнес центров, куда любвеобильный "папик" Кристины заглядывал не менее двух раз в день...

Квартира сестер осталась Яне и Угуру. Правда, теперь Угур тратил часть получаемых от отца денег на квартиру, отчего поток мелких подарков Яне стал уменьшаться.

Сдав зимнюю сессию, Угур, ни с кем не посоветовавшись, перевелся на заочное обучение и через месяц уже работал простым строителем в одной из турецких строительных компаний, заполонивших Москву. Благодаря своему свободному владению двумя языками, доброжелательному характеру, исключительному трудолюбию и золотым рукам он быстро продвинулся сначала в отделочники, а потом и в бригадиры соплеменников. Теперь Яна и Угур могли вздохнуть с облегчением. Работая вдвоем, они легко оплачивали съемное жилье и редкий вечер проводили дома. В их распоряжении были московские театры, музеи, а в выходные дни они часто веселились в барах и клубах.

Ни одна ночь не обходилась без страстного и счастливого секса, так что Яна почти не вспоминала о Вадиме, до боли любимом, но капризном и прижимистом москвиче... Но однажды, после потрясающей ночи любви Яне приснился сон. В этом сне Яна видела себя лежащей на широкой постели в комнате, залитой солнечным светом, хотя она точно знала, что это ночь. Она увидела, что дверь в ее комнату открывается и на пороге появляется улыбающийся Вадим с каким-то свертком в руках.

– Вадим, что ты здесь делаешь в такой поздний час? – удивилась во сне Яна.

Вадим подошел к кровати, постельное белье на которой вдруг стало нежно-шелковистым, в крупных розовых цветах, похожих на цветы шиповника, и, улыбаясь, наклонился к ней, чтобы поцеловать.

– Календулка, – мягко сказал он, и от этого полузабытого имени что-то внутри Яны сладко заныло, и она всем своим осчастливленным такой прелюдией телом потянулась к любимому, по которому – теперь она точно знала это – безумно скучала. – Календулка, я понял, что не могу жить без тебя и решил прийти к тебе навсегда. Хочешь быть моей женой? – спросил он, уже всем телом прижимаясь к разгоряченной Яне.

Яна застонала сквозь сон и тихо, так как горло ее перехватывала страсть, ответила:

– Да! Да, хочу, любимый!

Тут она почувствовала мужские руки, крепко и страстно обнимающие ее тело, и... проснулась в объятиях Угура. Сознание ее не хотело принимать Угура, но тело, раззадоренное сном, предательски поддалось мужской ласке. Не открывая глаз, она пыталась представить себя в объятиях Вадима, и все длила и длила такой счастливый сон...

Целый день после этого сна она чувствовала себя легкой и глупо восторженной, а на следующий день она испугалась, так как поняла, что ей никогда не полюбить милого, славного Угура и что она обречена любить того, от которого абсолютно правильно – она была в этом по-прежнему уверена – отказалась.

Не то, чтобы веселья в общении с Угуром стало меньше, просто между ними повисла едва заметная вуаль, которую видела Яна и, к счастью, совершенно не замечал Угур. Несколько дней подряд Яна упорно твердила себе, что Вадим ей не нужен, что он явно проигрывает в сравнении с Угуром, что она ни за что не вернется ни к эгоистично требовательному москвичу, ни к его надутой мамане, но все убеждения не работали, а Вадим стал посещать ее почти каждую ночь. В конце-концов Яна смирилась, поняв, что войну с Вадимом в своей душе проиграла, но желание во что бы то ни стало закрыться от Вадима Угуром крепло в ней с каждым днем. И однажды, когда они как бы случайно заглянули с Угуром в ювелирный магазин, Яна долго рассматривала обручальные кольца, примиряя по очереди одно за другим и объясняя Угуру, что такие кольца дарят жених и невеста друг другу на свадьбе. И Угур, подбадриваемый смешливой продавщицей, неожиданно для самого себя предложил Яне выйти за него замуж. Яна, не долго думая, согласилась.