Текст книги "Книга десяти заповедей"

Автор книги: Наталия Древес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Владимир смотрел на людей и видел их тайны, но они не трогали его сердце и разум. Они проносились мимо него, обдавая болью и ужасом содеянного.

В конце коридора, среди серых силуэтов, появились две цветных фигуры. Это была парочка молодых людей – светловолосая и худенькая девушка в голубой, длинной тунике и белых брючках и смуглый юноша в зеленой футболке и синих джинсах. Владимир увидел в их руках светящиеся листки и понял:

– Друзья мои, вы принесли мне мои записи! Я очень рад вам! Пойдёмте ко мне в палату.

Молодые люди, последовали за ним, старательно отводя глаза от его лица. Владимира это не смущало, он был в прекрасном настроении. Перебирая свои листки, он восклицал:

– Превосходно! Превосходно! Но мне предстоит ещё много работы. Я знаю, вам непременно хочется узнать, что это такое. И я скажу вам! Это десять Божьих заповедей. Божьим перстом написанных, а людьми утерянных. Десять заповедей Господа нашего! Всего десять! На всех языках мира. Думаете, я знаю языки всех народов? Нет, конечно! Это Бог руководит мною. Он говорит мне, а я записываю. Друзья мои! Принесите мне ещё бумагу и ручку. Да! Ещё кофе и чего-нибудь перекусить. В этой сумасшедшей больнице никто не несёт мне завтрак!

Владимир писал до вечера, отвлекаясь только на то, чтобы перекусить. Если кто-нибудь из персонала заходил в палату, принося таблетки или чтобы провести осмотр, он радостно сообщал каждому о совершенных грехах и муках, ожидающих любого грешника.

Палату Царёва стали обходить стороной. Когда Владимир выходил в коридор, люди, как бильярдные шары, разлетались от него в разные стороны. Без каких-либо разговоров и вопросов, с чьего-то молчаливого согласия, его не торопились выписывать, ожидая, когда пациент сам изъявит желание уйти из клиники.

Через две недели, закончив работу над рукописью, Царёв наконец-то объявил о решении покинуть больницу. Насвистывая, он вышел в коридор, ожидая главного врача, чтобы поблагодарить за бесплатное лечение и попрощаться.

Его внимание привлекла семья из трёх человек, ожидающая прибытия лифта. Темноволосая, поседевшая женщина с уставшим, измученным лицом держала за руку маленькую, светловолосую девочку. Малышка, засунув палец в рот, равнодушно смотрела на стену. Лысый толстый мужчина с небольшими усиками хмуро и нервно смотрел по сторонам, выискивая кого-то.

Владимир, наклонив набок голову, посмотрел на них и медленно двинулся в их сторону. Остановившись прямо за их спинами, он нарочито громко произнёс:

– Кстати!

Это «кстати» заставило похолодеть людей, находившихся поблизости. Теряя волю, они, как один остановились и обернулись на говорящего.

– Педофилов надо кастрировать! Вот, например, этому усатому, надо яйца отрезать! Как, вы мне скажите, можно насиловать свою шестилетнюю дочь?!

Женщина вздрогнула, как от удара. Кровь отхлынула от её лица, а в глазах промелькнуло понимание чего-то страшного, уже давно беспокоившего её. Всё то, что ей казалось раньше странным и подозрительным, в этот миг оказалось очевидным. Она, ни слова не говоря, отвернулась, отпустила руку дочери, подошла к стене, где стояли стулья, и взялась за спинку одного из них. Женщина на секунду закрыла глаза и в тот момент, когда можно было подумать, что она без сил упадёт на него, она подняла стул вверх и в ненависти и злобе обрушила стул на своего мужа. Еще раз! И ещё раз! Тот даже не сопротивлялся, он успел лишь прикрыть голову руками и зажмурить глаза. Удар сначала бросил его на колени, а потом поверг плашмя на пол. Окружающие стали удерживать разъяренную женщину. Когда ярость схлынула, её руки задрожали, один глаз нервно задергался, лицо побледнело. Несчастная испуганно вскрикнула:

– Дочка, где моя дочка?!

Женщину развернули и подтолкнули туда, где человек с пустыми глазницами о чём-то ласково разговаривал с девочкой. Малышку не пугали его пустые глазницы, скорее всего она их не видела, так как, улыбаясь, но слегка отстранённо, смотрела прямо ему в лицо. Владимир вложил ладошку дочки в руку матери и тихо сказал:

– Я стёр её плохие воспоминания. Теперь она будет жить с чистого листа. Уезжай к своему брату. Он – хороший человек. Он позаботится о вас.

Женщина поцеловала его руку. Слезы благодарности и радости, смешанные с чувством стыда, душили её. Но она подавляла их в себе, стараясь не напугать дочку. Она крепко прижала малышку к себе, вдыхая родной запах, взяла её на руки, словно маленькую, и, не оглядываясь, ушла.

Владимир подошёл к стонущему на полу мужчине, возле которого на коленях стоял молодой доктор и что-то говорил ему. Похлопав врача по плечу, с очень серьёзным выражением лица пророк сказал:

– Уважаемый! Вы, когда яйца будете отрезать, не забудьте пришить их потом обратно, а то воровство получится. Всего хорошего! Удачной операции!

***

Прежде, чем покинуть больницу, Владимир попросил Карима принести ему белую одежду.

– Белое, – сказал он юноше, записывающему размеры, – это символ очищения, освобождения от старого, греховного. Это подъем на новый уровень духовности. Белый цвет олицетворяет божественную силу. Бог избрал меня, чтобы найти его заветы и отдать людям. И я исполню волю его. А теперь иди, мне нужно помолиться.

Он выпроводил Карима за дверь и встал на колени возле кровати, положив руки на одеяло:

– Бог мой! Отец мой! Я слушаю тебя!

После обеда Владимир и сопровождающие его Карим и Лиза шли по улице в сторону делового центра города. Юноша и девушка не смогли ответить отказом на предложение нового знакомого:

– Ну, а вы, друзья мои, конечно, пойдёте со мной, чтобы первыми увидеть десять заповедей, перстом Божьим написанным! Да?!

Молодые люди послушно закивали головами, забыв о том, что девушке пора уезжать домой в Россию, а молодому человеку – помогать отцу на базаре.

Владимир выглядел великолепно в белоснежной рубашке, хлопковых брюках молочного цвета и белых мокасинах. Он был радостен и возбуждён, с интересом заглядывал в лица людям, попадающимся на пути. Те испуганно сторонились мужчины, отводя взгляды от его безглазого лица. Владимира это не смущало, казалось, он даже забавлялся тем, что видел в прохожих. Он часто восклицал:

– Вон оно как! Да неужели! Батюшки! Свет мой!

Через какое-то время он нашёл, что искал, в старом каменном здании. Это была небольшая типография.

Повернувшись к молодым людям, Владимир поручил им собрать вещи для предстоящего похода:

– Пойдём пешком! Ночевать будем в пустыне. Для это понадобятся палатки. Лиза, купи еду и воду в расчете на три дня. Карим, достань спальные мешки, фонари, зажигалку. Ну, и остальное… Подумай сам. Итак, друзья, даю вам ровно сутки на сборы. Встречаемся возле моей гостиницы завтра в шестнадцать часов.

Владимир исчез за дверями типографии. Молодые люди растерянно переглянулись, пожали плечами и разошлись. В вестибюле типографии особенного посетителя окликнул охранник, вежливо интересуясь, чем он может быть ему полезен. Владимир остановил его жестом и сказал:

– Не беспокойтесь! Я сам найду дорогу к вашему шефу. Он ждёт меня.

Служащий опустился обратно на стул, испытывая искреннюю жалость к инвалиду. А вот на молоденькую секретаршу безглазое лицо произвело совсем другое впечатление. Её скучающее личико исказили ужас и отвращение. Она открыла рот, чтобы сказать заготовленную для незваных посетителей фразу, но Владимир перебил её:

– Не нужно говорить, что шеф занят. Я вижу, что он играет на своём смартфоне, мучаясь от скуки, как и вы, милочка!

Молодая женщина оскорбленно поджала ярко накрашенные губы, неопределенно хмыкнула и пошла докладывать о визитере, а Владимир, нетерпеливо постукивая костяшками пальцев по столешнице, оглядел кабинет.

Через минуту в дверях показался маленький кругленький мужчина средних лет. Он на всякий случай изобразил на лице ослепительную улыбку, услужливо поклонился и подал слепому руку:

– Эйтан Леви к вашим услугам!

Владимир подал руку и принял приглашение пройти в кабинет:

– Господин, э… – протянул Леви, усаживаясь в чёрное кожаное кресло.

– Царёв, – представился Владимир.

– Итак, господин Царёв, чем я могу быть вам полезен?

Русский достал из портфеля исписанные листы бумаги:

– Необходимо издать в таком же виде и в той же последовательности, как здесь написано. Просто сфотографируйте и сверстайте. Обложка должна быть кожаной, белого цвета. А вот и название, – он протянул первый лист бумаги, – первый экземпляр просто переплетите, как есть. И, естественно, срочно! Прямо сейчас и начинайте!

Эйтан осторожно взял протянутую стопку листов и пробежал по ним глазами. Лицо его не изменилось, хотя в голове мелькнула мысль, что этот, непонятно на каком языке, текст похож на записки сумасшедшего. Мелькнула и тотчас погасла, убитая «взглядом» слепого. Леви похолодел, почувствовав, что русский «смотрит» на него неодобрительно. Каким образом «смотрит» человек без глаз, было неважно. Он реально ощущал его внимательный, изучающий «взгляд». Словно глаза русского не вытекли, как было известно из газет, а переместились внутрь головы, за красно-бурые куски плоти.

Вспотев от ужаса воображаемой картины, Леви стал торопливо задавать вопросы относительно издания книги. Делая пометки в блокноте, Эйтан осведомился:

– Какой вид оплаты вы выберите?

Владимир, откинувшись на стуле, криво усмехнулся, а потом вкрадчивым голосом переспросил:

– Вы что-то сказали о деньгах? Это вы мне должны, дорогой! Полтора года назад, солнечным мартовским днем, с вами что-то произошло… Комната трехзвездочного отеля, номер тридцать пять… Продолжать?

Лицо толстяка стало желтеть, приобретая восковой цвет. Он тяжело задышал, промычал что-то и замотал головой из стороны в сторону.

А Владимир улыбнулся и дружелюбно сказал:

– Да-да, дорогой мой! Вот и искупите грешки свои – издайте бесплатно.

Неожиданно Владимир хлопнул себя по лбу и воскликнул:

– Ах! Чуть не забыл! Вот ещё пара адресов, куда нужно будет отправить книги. А здесь количество, – заказчик стал быстро писать.

Леви с тоской смотрел, как из-под шариковой ручки на листе бумаги появляются названия городов России, Европы и Америки. Сердце сжималось при подсчете предстоящих расходов.

– Оставшуюся часть привезёшь мне. Позвони мне, и я скажу, куда, – Владимир сунул клочок бумаги в руки Леви и вышел, не оглянувшись.

Владелец типографии стал считать, во сколько шекелей обойдется ему эта благотворительность, и задумался, стоит ли «та история» этих денег или нет. Подумал-подумал и решил – стоила. Пахла она не только разводом, но и тюремной решеткой.

На следующий день Владимир, проснувшись в своём номере, долго разговаривал по телефону, затем упаковывал чемоданы, чтобы переслать их в Россию. В назначенное время он встретился с Каримом и Лизой, которые ждали его на ступеньках гостиницы. Рядом лежали рюкзаки: два достаточно объёмных и один небольшой. Владимир подал руку девушке, похлопал по плечу Карима и весело произнёс:

– А теперь, друзья, на юг! На юг! Нас ждут дела!

***

Илия проснулся от кашля. Перевернулся на бок, стараясь сдержать клокочущие звуки в гортани. Ежесекундно сглатывая, он заморгал полными слез глазами. Потом поднялся, натянул длинный старый халат и вышел из комнаты. Дрожащими руками нащупал вязанную шапчонку и, стараясь не шуметь, открыл дверь во двор. Немного постояв, с удовольствием вздыхая свежий воздух, решился выйти на дорогу, но внезапно остановился от пронзительной боли в коленках. Старик нахмурился, сжал губы, ожидая, когда приступ немного утихнет.

Подул ветер, концы халата затрепетали, и Илия, дрожа всем телом, решил вернуться обратно – больные колени нуждались в тепле. Но вспомнив храп своей старухи и спертый воздух в комнате, чертыхнулся и всё-таки продолжил путь, превозмогая ноющую боль. Дрожащими руками он нащупал легкий, но теплый плед, накинул его на плечи, взял в руку палку и медленно засеменил к воротам. Возле стены, у дороги, стоял пластиковой стул, в который старик уселся, плотно запаковав себя в шерстяной платок.

Илия жил в Израиле давно, как и вся его семья –арабов-христиан. Многие из его родственников эмигрировали в Соединённые Штаты Америки по причине «религиозной нетерпимости». Они и его звали с собой, но старик хотел умереть на земле своих предков. Он любил свой дом и чахлый сад, любил по ночам сидеть на своем стуле и смотреть на звездное небо. Звёзды были живые, они светились, подмигивали, рассказывали ему истории.

– А там, в Америке, что? Каменные высокие коробки, нашпигованные электроникой, поделённые на комнатушки? Нет-нет! – он покачал головой. – Это пусть дети сами потом решают.

Через родную деревню Илии проходила дорога в Вифлеем. Старик часто сидел и смотрел на проезжающие арабские автобусы с туристами. Дальше к югу начинались контрольно-пропускные пункты, вдоль дороги сновали военные, часто в деревню привозили нарушителей-христиан, которые хотели увидеть место рождения Иисуса, но плутали и попадали на палестинские территории. Илия и сам не понимал, где он живет: ещё в Израиле или уже в Палестине.

– В этом безбожном мире люди отгораживаются высокими бетонными стенами и грызутся за каждый сантиметр земли. Что это за мир такой?! – произнес старик, глубоко вздохнул, опустил подбородок на палку и поднял взгляд на дорогу, ведущую в Иерусалим.

Шоссе было освещено красным сиянием луны. Старик посмотрел на небо и поразился цвету небесного светила. Багровый круглый глаз смотрел на него со звёздного неба. Будучи суеверным, старик перекрестился и вдруг заметил, как вдали двигаются три маленькие точки. Приглядевшись, Илия разглядел людей. Подслеповато прищурившись, он не сводил глаз с дороги и, когда путешественники подошли ближе, с любопытством разглядывал их.

Эта была странная троица. Худой, нескладный, небритый мужчина, облачённый во все белое, шёл впереди. За ним следовала худенькая девушка, совсем ребёнок, со светлыми вьющимися волосами, в длинной рубашке и джинсах. Замыкал шествие молодой человек. У каждого за спиной был рюкзак.

Араб охнул, когда увидел лицо мужчины, как только тот приблизился к нему. Вместо глаз на лице были кровавые раны. Неожиданно они изменили цвет: потемнели. Их чернота стала затягивать, как в воронку. Мгновение – и Илию засосало! Он оказался в кромешной темноте, где не было ни звука, ни крупинки света. Лишь полная гнетущая тишина, нарушаемая хриплым дыханием и биением сердца. Он попытался закричать, но не смог. Чернота была вязкая, она забивала рот и не давала пошевелиться. В момент, когда старик подумал, что сейчас задохнётся, его вышвырнуло обратно. Мужчина без глаз равнодушно отвернулся и проследовал дальше. Его спутники даже не посмотрели в сторону старика, схватившегося за сердце.

Странники удалились, а старик, держа руку на груди и тяжело дыша, испуганно смотрел им вслед. Внезапно его отвлёк легкий шум. Он увидел на дороге двух сцепившихся скорпионов.

– Ой, нехорошо-то как! – Илия покачал головой. – Кровавая луна, дерущиеся скорпионы – это плохие знаки. И этот странный человек… Быть беде! Быть беде…

Глава вторая. Хеврон

– Бог выбрал Авраама не потому, что он был евреем, а потому что среди всех живущих на земле людей он был самым благочестивым в делах и помыслах своих, – Владимир начал говорить совершенно неожиданно.

Лиза с Каримом переглянулись. Переждав зной в палатках, они продолжали свой путь по пустынной местности. Владимир свернул с ровной дороги, словно желая усложнить их путешествие: приходилось то спускаться с холмов, то подниматься на них.

На высокой точке он остановился и, несколько минут молча любуясь окружающим пейзажем, сказал:

– Мне в голову пришла мысль: жаль, что Бог не искал среди индейцев. Представьте нас в венцах из орлиных перьев. Красотень-то какая!

Внезапно Владимир скривил лицо и противно захихикал, а потом запрыгал на одной ноге вокруг себя, словно юродивый. Такой внезапный переход привёл молодых людей в изумление. Лизе пришла в голову мысль:

– А что, если он просто умалишённый, а не посланник Божий?

В городе Вифлееме, на контрольно-пропускном пункте, без проверки документов их свободно пропустили на территорию Палестины. В святом для многих конфессий месте они не задержались, лишь запаслись водой и отправились дальше.

К вечеру путешественники достигли селения Неве-Даниэль, в котором проживало много русскоязычного населения. Прослышав, что на главной площади в кафе ужинает знаменитый русский, любопытные повалили поглазеть на него.

Царев сидел за маленьким круглым столиком вместе со своими спутниками и что-то громко говорил им. Лиза, расположившаяся по его правую руку, выглядела очень усталой. Она без каких-либо эмоций на симпатичном личике, смотрела в свою тарелку, а Карим внимательно слушал оратора.

Зеваки близко подошли к ним и включили на запись мобильные телефоны. Владимир замолчал, проглотил кусок рыбы и медленно повернулся к ним – люди в ужасе отступили. Владимир не надевал очки с темными стеклами и не вставил искусственные глаза, потому вид красных впадин, окруженных дряблой кожей, вызывал отвращение. Верхние складки век свободно болтались, нижние – гармошкой собрались в области скул. Эти две впадины на лице человека жили своей жизнью, дрожали, надувались, шевелились, вызывая ужас и брезгливость окружающих. Жители поспешили отвести глаза.

Русский неожиданно сильно ударил рукой по столу и закричал:

–Вы все – идиоты! Нечего за мной записывать. Насколько туп и ограничен человеческий род! Каждое мое слово жадно ловит, а потом новую книгу издаст под названием «Современный завет»! Ха-ха! – он хлопнул себя по коленям и задорно рассмеялся. – Современный завет! А мне нравится!

Внезапно его смех оборвался, Владимир выпрямился и вытянул ладонь вперёд. Смартфоны в руках людей заходили ходуном.

– Так вот! Я удалил из ваших телефонов всё, что вы записали. Все, что вы должны знать, есть в Скрижалях Завета. Их и храните. Их и соблюдайте!

На последних словах он возвысил голос и обрушил его на людей с такой силой, что все непроизвольно отступили на пару шагов. Такие неожиданные переходы от спокойного до взрывного тона или приступы истерического смеха вызывали у Елизаветы головную боль.

Внезапно Владимир увидел, как толстяк, сидевший за соседним столиком, исподтишка фотографирует их. Этого было достаточно, чтобы он снова взорвался. Владимир разгорячился и принялся возмущённо кричать.

В висках Лизы запульсировало. Морщась, девушка стала растирать виски. Ей стало очень холодно, неизвестно откуда возник ледяной поток, который окутав её со всех сторон, заставил сжаться от холода. Кожа Лизы покрылась мурашками. Девушка стала удивлённо оглядываться в поисках источника морозного воздуха. Она подумала, что сотрудники ресторана включили кондиционер. Но лица окружающих людей блестели от пота, полная дама за столиком напротив обмахивалась веером. Лиза же, прикоснувшись подушечками пальцев до своего лица, вздрогнула – они были ледяными. Как только Владимир перестал кричать, ощущение холода исчезло, будто его и не было.

Трапеза закончилась. Лиза, поднявшись со стула, предвкушала ванну и мягкую постель в гостинице, но была разочарована повелением русского идти дальше. С поникшим лицом она плелась позади, с обидой размышляя:

– Что за настойчивое желание спать в холоде на камнях?!

Случай за ужином напугал ее. Она спрашивала себя:

– Зачем я иду за этим странным человеком?

Лиза стала сожалеть о принятом пару дней назад решении отправиться в путь с Владимиром и искала предлог, чтобы вернутся домой.

Компания уже покидала Неве-Даниэль, когда Лиза обратила внимание на группу дорожных рабочих в оранжевой униформе с загорелыми лицами. Они устроили перерыв, расположившись на пыльном тротуаре, курили и пили воду из пластиковых бутылок. Глаза мужчин, горящие любопытством, фотографировали его, запоминая каждую деталь одежды и каждый мускул его лица, чтобы потом дома описать своим домашним. Лишь один, рослый, кудрявый мужчина смотрел на свои большие мозолистые руки, думая о чём-то своём.

Именно к нему вдруг направился Владимир, размахивая руками, как палками. Он затряс перед ним кулаком и, брызгая слюной, стал выбрасывать из себя слова с такой силой и энергией, что люди физически ощутили волны его негодования и механически подались назад:

– Даже не думай! Не думай, тебе говорю! И дочь в ад толкнёшь, и сам соучастником по делу пойдёшь! В чем она нарушила закон? Прелюбодеянием? А кому изменила-то? Полюбила? Да! Дура? Да! А где вы, родители, были? Не уберегли, а сейчас на убийство толкаете?! Пусть несёт свой крест до конца жизни своей!

Сказав это, Владимир резко развернулся и зашагал прочь. Карим последовал за ним, а Лиза задержалась, с жалостью посмотрев на мужчину. Его тяжелое, одутловатое лицо, выражавшее в самом начале непонимание, приобрело серый цвет, стало жалким и сморщенным. Уголок рта дергался. Он комкал свои огромные руки, хрустя костяшками пальцев. Напарники его, шокированные услышанным, не произносили ни слова, только молча переглядывались.

Самому молодому из рабочих, юноше лет семнадцати, пришла в голову какая-то забавная мысль, губы его растянулись в улыбке, в глазах заиграла насмешка. Он уже открыл было рот, чтобы сказать что-то, но его осадил начальник. Бородатый цыкнул на него, а потом положил свою тяжелую руку на плечо кудрявого и произнёс:

– Ничего-ничего! Может все образуется! Мальчишка будет – так это же помощь в хозяйстве! – потом, вздернув подбородок, резким голосом прикрикнул на рабочих:

– А вы что расселись, как на банкете? А ну-ка, поднимайте свои толстые задницы и за работу!

Владимир, Карим и Лиза разбили лагерь возле дороги, ведущей на Хеврон. Укладываясь в спальный мешок, Лиза услышала, как Владимир разговаривает по телефону. Из разговора она поняла, что звонит шеф типографии и спрашивает, куда доставить заказ. Русский просит его, привезти ему парочку книг сейчас же, а остальные – в гостиницу города Беэр-Шева, откуда он их заберёт.

***

Девочка была, как на рекламной картинке – румяная, с круглыми блестящими глазами и розовыми губками бантиком. Она сидела на корточках и высыпала своими пухленькими ручками песок из пластиковой ракушки в ведерко. Девчушка бормотала что-то на своем детском языке и поправляла свои светлые кудряшки, которые ветер играючи ерошил.

При виде таких детей многие взрослые расплываются в улыбке и, любуясь, на секунду замирают. Тетушки норовят угостить чем-нибудь, сунуть в руки ребёнку сладости, погладить по головке, с родительского разрешения, конечно же. Лиза, увидев малышку, тоже невольно улыбнулась, залюбовавшись ее игрой, но какая-то тревога кольнула её сердце.

Девочка находилась в круге света, исходящего непонятно откуда. Невидимый прожектор выхватил фигурку играющего ребёнка, а вот вся остальная сцена была погружена во мрак. Там, на задворках темноты, рождалось что-то нехорошее и злое. Плеск воды и какой-то непонятный шум усиливали чувство тревоги.

Лазоревое море, выносившее девочке ракушки, через десять метров чернело, его спокойное состояние переходило в бурлящий поток. Далеко позади ребёнка волны разбивались о камни, извергая из недр своих серую пену. Какая-то огромная бесформенная туша вместе с волной врезалась в песок и стала подниматься.

Лиза вздрогнула, закричала и, не понимая, зачем, побежала к ребёнку. Песок оказался рыхлым, как снег, она провалилась в него по колено. С трудом освобождая ноги, девушка закричала: «Беги! Беги ко мне скорее!». Но вместо этого из горла вырвался глухой звук «э-э-э». Лиза захрипела, напрягая все свои силы, но с губ срывалось только еле слышное «э-э-э». Но даже это странное, сиплое звучание было услышано. Девчушка подняла свои большие карие глаза и удивленно спросила: «Мама?!» А потом радостно и звонко повторила: «Мама!».

Это слово клинком вошло в Лизино сердце, ноги её подкосились, и она упала. Западая вперёд, она видела, что страшное существо выбралось из воды и зачавкало в сторону ребёнка. Оно, хлюпая по песку перепончатыми лапами, двигалось вперёд. С длинных лап, похожих на ветки, капала вода:

– Пач! – громко, вызывающе, противоестественно. – Пач!

– Такого не может быть, – думала Лиза, – вода не может издавать такие гулкие звуки, падая в песок.

– Пач!

– Чудовищ не бывает! – говорил разум Лизы, – это просто сон. Да, конечно! Это просто сон! Как я хочу проснуться! Я не хочу этого видеть! Господи, помоги мне! – но не могла пошевелиться и с ужасом и обречённостью наблюдала за приближающимся чудовищем.

– Пач! – эти звуки корёжили Елизавете слух.

А малышка их не слышала. Она поднялась с колен и отряхивала своё голубое платье, не отрывая счастливых глаз взгляда от лица Лизы.

Чудовище приближалось. Оно было высотой в два метра. Худое, сгорбленное тело, покрытое блестящей чешуей, наклонилось вперёд, словно под тяжестью огромной рыбьей головы с пилой вместо рта.

– Нужно что-то делать! Что-то предпринять!

Лиза запаниковала, попыталась подняться и неожиданно с лёгкостью высвободила ноги из песка. В ту же секунду она помчалась к рыбе-пиле. Бросилась на нее всем телом, пытаясь сбить с ног, но пролетела насквозь и упала в песок. Ничего не понимая, она поднялась и обернулась. Лиза увидела саму себя, оставшуюся на прежнем месте и вытаскивающую ноги из песка. Она поняла, что она не здесь, а там. А здесь находится фантом её сильного желания.

Лизе хотелось, чтобы лицо её залило слезами, чтобы не видеть происходящего. Но, как неотвратимое наказание, она отчётливо видела, как рыба-пила приближается к ребёнку.

– Нет-нет! Только не это! Господи, прошу тебя! – она шептала пересохшими губами слова, не в силах оторвать глаз от происходящего.

– Мам… – начала было девчушка и не закончила, – мам… – зазвенело и оборвалось.

Елизавета стала кричать и не могла остановиться. Ногти с такой силой впились ей в лицо, что проступила кровь. В момент, когда крик достиг предела, она проснулась. Лиза, не помня себя, выбралась из палатки, жадно глотая свежий воздух. Покачиваясь, она отошла на пару метров от стоянки. Ее вырвало на камни. Все тело охватил озноб.

– Господь! Отец мой небесный! Как тяжело мне! – Лиза застонала, уткнувшись лицом в землю. – Сними этот тяжелый грех с меня, Господи! Я прошу тебя всем сердцем! Я не оправдываю себя словами, что миллионы женщин делают аборт. Я раскаиваюсь! Невозможно вернуть время вспять! Пожалуйста, сними с меня эту тяжелую ношу! Господи, я прошу тебя! Дай мне надежду на прощение!

Плечи её затряслись. Она разрыдалась. Слезы принесли ей облегчение, но она оставалась сидеть на коленях, обхватив себя руками и раскачиваясь из стороны в сторону. Неожиданно в пустой голове возник вопрос:

– Как ты думаешь, что происходит при аборте? Что чувствует малыш, несколько недель безопасно живущий в чреве своей мамы? А его ножницами пытаются вытащить из её утробы?

– Нет-нет! Пожалуйста! Не надо! – слёзы снова заструились по щекам.

Лиза зажала руками уши, зажмурила глаза, судорожно всхлипнула, но заплакать уже не смогла. В голове и в сердце её была пустота.

– Я убила своего ребёнка! Я – та самая рыба-пила, – неожиданно спокойно произнесла она. – Но что я могу сделать? Что?

Голос в голове её продолжал:

– Дать другому то, чего ты лишила своего.

Лиза заморгала заплаканными глазами, силясь понять фразу: «Дать то, что отняла у своего»:

– Что я отняла? Жизнь. Как я могу дать другому жизнь? Завещать мои органы, если попаду в аварию? Да, могу! Или другое?

Девушка стала произносить фразу на разные лады и неожиданно поняла:

– Я лишила своего ребёнка материнской любви. Жизни! Значит, надо дать это другому ребёнку, лишённому матери и нормальной семьи. Это означает, что я должна усыновить ребёнка.

– Обещаю, Господи! – горячо ответила Лиза, встрепенувшись и обрадовавшись пониманию и осознанию возможности искупить грех.

– Не обещай! – тёплый ветер дунул ей в лицо. – Чего ждёшь ты?

– Да-да, конечно! Действительно, что я здесь делаю? – Лиза с удивлением огляделась. – Совсем с ума сошла! Забыла о родителях, – она глубоко вздохнула и твёрдо произнесла:

– Время возвращаться домой!

Девушка поднялась с колен, отряхивая одежду от пыли, и увидела грузовик, остановившийся возле дороги. Из кабины вылез полноватый мужчина и окликнул её:

– Эй, красавица! Я ищу господина Царёва, у меня для него посылка!

– Да! Он здесь, – ответила Лиза, машинально двигаясь в сторону грузовика.

Водитель передал ей пачку книг, упакованную в прозрачную пленку.

– Остальные доставлю в гостиницу. Так и передай господину. Здесь распишись, красавица, – мужчина протянул ей бланк.

Получив требуемую подпись, он, насвистывая, сел машину и уехал.

Лиза осталась стоять с посылкой в руках. Вспомнив, что хотела собрать рюкзак и двинуться обратно в Иерусалим, она направилась к своей палатке. Там её ждал Владимир. Он стоял, почёсывая одна о другую босые ноги. Лиза, медленно подходя к нему, смотрела на его ступни и думала:

– Интересно, а я раньше не замечала. Он оказывается шестипалый!

Что-то тревожное колыхнулось у неё внутри, но она возразила сама себе:

– Это только две шестерки, а не три. Все это библейские суеверия. – И вдруг спохватившись, извинилась. – Прости меня, Отец мой! Я ведь приняла решение уйти. Я скажу ему об этом.

Владимир обрадовался посылке. Не обращая внимания на девушку, он взял посылку из её рук, стал разрывать упаковку, восхищено комментируя свои действия.

Лиза стушевалась, не зная, как начать разговор: переминалась с ноги на ногу, теребила конец своей косы и вопросительно поглядывала на русского. Но тот игнорировал эти взгляды. Когда же она осмелилась дотронуться его руки, он сердито оборвал:

– Подожди!

Царёв провел рукой по белой обложке. Внимание Лизы переключилось на книгу, от которой исходило легкое свечение. Девушке захотелось рассмотреть книгу поближе, она невольно подалась вперед. Владимир открыл свой труд и стал перелистывать страницы, удовлетворённо хмыкая:

– Вот, Лиза, нашел! Почитай, здесь! – Владимир вложил в ее руки книжный том.

Лиза взяла книгу и попала под её воздействие. Она пахла! Не типографской краской, а тёплым летним днём, свежескошенной травой, запахом забытого детства. Девушка провела ладонью по гладкой поверхности, освобождая светящиеся струи цветочных ароматов: нежного – роз, яркого – ландыша и чарующего, но тяжеловатого – лилии. Она улыбнулась тихой, умиротворенной улыбкой и погрузилась в чтение.

Кто-то сильно толкнул её в плечо. Она растерянно подняла глаза.

– Вставай! Ты зачиталась! – Карим наклонился перед ней, с интересом рассматривая её недоуменное лицо.

– Что? – девушка устало моргала глазами. Она казалось отстранённой и слегка напуганной, словно ее только что разбудили.