Текст книги "Раздвоение чувств"

Автор книги: Натали Митчелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

3

Когда мы съели тот омлет, который я не уставала расхваливать, причем совершенно искренне, что-то словно скользнуло по кухне, какая-то холодная тень, в присутствии которой мы оба испытали неловкость. Хотя минуту назад мы вовсю болтали, как старые друзья, я описывала ему соседей, слегка шаржируя образы, но не слишком, чтобы Том узнал их при встрече.

Он хохотал, слушая меня, и несколько раз повторил, что я «вся в отца», хотя не припомню, чтобы Джеффри Халс особенно увлекался сатирой. Отец был человеком веселым и остроумным (особенно мы с ним любили потешаться над Джун, какая уж там любовь!), но в творчестве он чаще всего оставался серьезен. Я считала это небольшим недостатком, но он доказывал, что и без него все смеются надо всем, весь постмодернизм только на этом и держится, так что кто-то должен попытаться рассмотреть этот мир всерьез и со всем вниманием. И как раз это у него, на мой взгляд, неплохо получалось.

– Чем ты собираешься заняться? – спросила я, чтобы чем-то заполнить паузу.

Том качнул головой:

– Пока и сам не знаю. А ты не могла бы... Нет, наверное, это слишком.

Мои мысли оказались чересчур смелыми, потому что, как оказалось, Тому хотелось заглянуть в кабинет моего отца. Я улыбнулась:

– А что ты надеешься там увидеть? Скомканные исписанные листы, обгрызенные ручки? Ничего этого нет, Том. У него был ноутбук, на нем он и работал. Отец был вполне современным человеком.

Он кивнул, точно подтвердил право отца выбрать себе способ работать. Во многом Том казался наивным, как ребенок, и это то раздражало меня, то умиляло. У меня был небольшой опыт общения с парнями, и я пребывала в некотором замешательстве относительно того, приятно мне общество Тома или все еще хочется поскорее отделаться от него. Он хорошо слушал и охотно смеялся над моими шутками, но сам не сказал до сих пор ничего остроумного, и я уже начала думать, что Том вообще не способен на это. Такой простой парень из Техаса. Родом из Алабамы.

– А его книги? – спросил Том. – Они у него в кабинете? Я хотел проверить, может, я не все и читал.

– А тебе непременно хочется стать главным знатоком творчества Джеффри Халса?

Когда он смеялся, я готова была признать, что его общество все же мне приятно. Чертовски обаятельная была у него улыбка! Глядя на него, мне легко верилось в то, что говорил Том про свою сестру. Ну, на счет сияния, исходившего от нее. Он, конечно, преувеличил, но что-то такое было, честное слово!

Ответил Том без затей, таким, по сути, было все, что он говорил:

– Мне очень нравится, как он пишет.

Я вздохнула:

– Писал.

– Да, писал. – Он опять покраснел.

Преодолев желание утешить его, погладив по голове, хотя если кого и следовало пожалеть в этой ситуации, так это меня, я сказала:

– Мне тоже нравится. Вот это всегда можно будет говорить в настоящем времени, правда?

Казалось, он искренно обрадовался этому немудреному открытию:

– Точно! Книги-то не умирают, верно?

Банальности Том ухитрялся произносить с таким восторгом, что как-то язык не поворачивался намекнуть ему, что это было сказано за тысячу лет до него. Мне оставалось только снова вздохнуть:

– Пойдем. Его кабинет наверху.

Он потопал за мной с готовностью ребенка, которому сейчас отдадут долгожданный подарок. Мне было даже как-то неловко за него: он относился к отцу, как к небожителю, а Джеффри Халс всегда был человеком вполне земным, подверженным страстям. Если б не одна из них – страсть к игре, – я не была бы вынуждена сейчас продавать книги.

Вспомнив о них, я забеспокоилась: как бы не подумали, что я просто выбросила их, и не растащили. Не читать, конечно, а так... Раз плохо лежит.

Как люди склонны к мародерству, я видела своими глазами, когда однажды в супермаркете отключилось электричество. Это было настоящее безумие, какие-то тетки рядом со мной, минуту назад казавшиеся вполне добропорядочными матерями семейств, хватали с полок все подряд и засовывали под одежду... Меня чуть не стошнило от этого зрелища. Кажется, в тот день я одна вышла из супермаркета с пустыми руками.

Но я не бросила Тома на полпути. В конце концов, пять минут ничего не решали, и если моим книгам суждено было быть украденными, то это уже наверняка случилось. А Тома так и распирало от желания приблизиться к великому человеку, я даже лопатками чувствовала исходящий от него жар.

На пороге комнаты я помедлила, выдержав драматическую паузу. На Тома невозможно было смотреть без смеха! Его лицо вытянулось, как у священника, выслушавшего исповедь проститутки, и весь он преисполнился такой благости, что мне, простой смертной, даже неудобно стало находиться рядом.

Изнемогая от смеха, который вынуждена была подавлять, я толкнула заветную дверь, и сделала театральный жест:

– Прошу! Вот оно – священное хранилище всех писательских тайн!

Том неслышно шагнул через порог и молча огляделся. Может, ему виделись призраки героев отцовских романов? Или слышны были лучшие фразы?

– Проходи, Том, не стесняйся. Вот его стол. Наверное, на нем даже отпечатки пальцев остались. Хочешь, присядь. Да садись, садись, что ты так испугался?

Не знаю, с чего это мной овладела такая готовность поделиться с ним всем, что принадлежало только мне? Джун к отцовской работе отношения не имела. Полторы прочитанных уже после его смерти книжки не давали ей такого права.

Наверное, если бы Том с таким трепетом не вбирал в себя сам воздух этой комнаты, я ни за что не позволила бы ему даже прикоснуться к столу, не то что сесть за него. Но его вызывавшая уважение старомодная почтительность словно бы одаривала его особыми привилегиями.

Я сама отодвинула стул и надавила ему на плечи:

– Садись.

На ощупь плечи оказались что надо. И до того горячие, что мне стало жарко.

– Я не могу, – сказал Том.

Я убрала руки.

– Это не осквернение святыни, Том. От его светлой памяти не убудет, если ты посидишь на его стуле.

– Наверное, не убудет, – неохотно согласился он. – Но я не могу.

– Ладно. – Я отошла подальше. – Не буду настаивать. Вот его книги.

Я провела пальцами по корешкам. Когда я читала его романы в рукописях, то ощущала покалывание в кончиках пальцев, настолько они были заряжены его энергетикой. Но в книгах этого уже не было. Или я не чувствовала этого потому, что уже читала любую из вещей, и заранее знала, чего от нее ожидать?

– Ну, как? – спросила я, когда Том возник у меня за спиной. – Все читал?

Он вздохнул:

– Вот эти две нет, – и показал пальцем, не прикоснувшись.

– Возьми почитай.

– Отсюда?

– А чем эти хуже?

Том замялся:

– А других нет?

– Ты прямо как в церкви! Нельзя же так, Том!

По-бычьи наклонив голову, он заупрямился:

– Почему – нельзя?

– Да потому, что эти книги ничем не отличаются от других. Но если ты никак не можешь позволить себе этого, – решила пойти я на уступку, – то в моей комнате имеется такой же набор.

– Можно будет взять?

Я подумала, что отец писал тонкую, философскую и очень чувственную прозу, а читает его книги такой парень, как Том. Молодой ковбой из Техаса. Неужели в нем есть нечто подобное? Мне даже захотелось присмотреться к нему повнимательнее.

– Хоть сейчас, – сказала я. – Но сначала я покажу тебе еще одну комнату. Твою. А где, кстати, твои вещи?

– В камере хранения. На вокзале.

– Придется лишить вокзал удовольствия хранить твою сумку. Отвезти тебя?

Мне показалось, что он растерялся:

– Прямо сейчас?

– А у тебя другие дела?

Он вяло отозвался:

– Нет, какие у меня дела... Но я подумал: тебе ведь надо распродать книги. Ну, те, что во дворе лежат.

– Это не к спеху, – сказала я. – Но если ты тоже не торопишься, то мы можем еще немного попродавать книги, а потом съездить на вокзал. Хотя, честно говоря, я не думаю, что мне удастся сбыть хоть одну.

Уже когда мы вышли из дома и снова устроились возле никем не тронутых стопок, Том вернулся к этому разговору, с уважительным видом озираясь вокруг:

– А зачем ты вообще продаешь эти книги?

Я попыталась отовраться:

– Мне же надо на что-то жить, Том. Элементарное нежелание умереть с голода.

– А отец ничего тебе не оставил?

Подобное любопытство показалось мне излишним. И я не стала скрывать этого от Тома. Его лицо снова залилось краской, и он принялся извиняться, чем окончательно привел меня в бешенство.

– Прекрати же ты!

Я толкнула его, хотя не должна была этого делать. Но иногда... Довольно часто я вела себя как мальчишка, что очень веселило моего отца. Он не поощрял моих детских драк, но, когда он выговаривал мне за очередную, глаза у него искрились от смеха.

Покачнувшись, Том оперся рукой о землю и как-то по-детски обиженно вскрикнул, как будто я ударила его по-настоящему. И мне тотчас стало жаль его и неловко за свою грубость.

– Прости, Том.

– Да ничего, – буркнул он.

– Нет, честное слово, я не хотела тебя обидеть. Дело ведь совсем не в тебе, понимаешь? Я, наверное, просто извелась за эти три месяца. Нервы сдали. Никого не было рядом. Совсем никого.

Теперь уже мой голос звучал жалобно и неожиданно Том притянул меня к себе и погладил по голове. Рука у него была большой и теплой, как у настоящего взрослого мужчины. Оттого что это произошло так внезапно, мне на секунду показалось, будто это отец приласкал меня, как бывало часто. И сами собой брызнули слезы, я даже не думала, что они могут так безудержно политься из глаз. И главное, из-за чего?!

Том гладил мои волосы и что-то приговаривал, как будто я и вправду была маленькой девочкой, а он, по крайней мере, моим старшим братом. Мне подумалось, что, наверное, в эти минуты он вспоминал свою старшую сестру, по которой, я чувствовала, тосковал так же сильно, как я по отцу. И я впервые пожалела о том, что у меня не было брата. Хотя бы младшего. С ним мне, наверное, легче было перенести эти три месяца.

– Пойдем отсюда, – вдруг позвал Том, и начал подниматься, не выпуская меня.

И я встала, внезапно сделавшись такой послушной, какой никогда и не была. Я даже не стала интересоваться, куда он собирается меня увести. В тот момент у меня возникло ощущение, что я готова идти за ним куда угодно. Может, и не на край света... Но я надеялась, что туда он меня и не позовет.

Мы прошли мимо моей машины, удивленно, как мне представилось, поглядевшей нам вслед, пересекли нашу невозмутимую улицу, на которой ни один паршивый клен не всплакнул и не засох, когда умер Джеффри Халс, миновали еще один квартал и выбрались за город. Туда, где мне и хотелось очутиться.

Том продолжал обнимать меня, и я не сопротивлялась, ведь в этой близости не было ничего сексуального. А если б и было... Но я не чувствовала в себе никакого волнения и трепета от того, что его рука крепко держит мое плечо. Мне было так хорошо и спокойно оттого, что я, наконец, обрела друга. Даже если это было всего лишь недолговечной иллюзией... От которых, кстати, совсем недавно я призывала избавляться.

Я не очень задумывалась над тем, куда мы идем, и почти не смотрела по сторонам, отдавшись во власть движения, успокаивающего, вытягивающего ту нервозность, что еще была во мне. Земля стремительно летела мне под ноги и круто уходила вниз позади, подтверждая свою округлость. Это зрелище завораживало, я просто не могла оторвать от него глаз. А когда Том вдруг остановился, я подняла голову и ахнула:

– О Господи! Это же то самое место!

Он недоверчиво улыбнулся:

– Что значит – то самое?

– Мы же тысячу раз бывали тут с отцом. Только мы двое, понимаешь? Наше тайное убежище.

– Тайное от Джун?

– Ото всех на свете.

Что это было? Небольшой светлый луг, окаймленный ручьем, который водопадом обрушивался в прозрачную реку, протекавшую внизу. Равнина и скала, спокойствие и бурливость. Здесь сочеталось все, что хочется соединить в жизни. Как правило, это не получается, но вот здесь, в этом нашемместе, все это слилось воедино, и образовало нечто неповторимое, единственное.

– Как ты нашел его?

С виноватым видом, пожав плечами, Том признался:

– Случайно. Я, когда не нашел ее... сестру... Мне стало так...

– Одиноко?

– Ну да. И прямо потянуло уйти из этого вашего города, раз ее там тоже нет. Потом-то я вернулся. Но вот вчера... И я просто пошел куда глаза глядят.

– Твои глаза глядят в нужном направлении.

Сила его интуиции восхитила меня. Полагаясь на подсознание или на природное чутье, Том отыскал лучший уголок в округе в считанные минуты. Нам с отцом потребовалось значительное время, чтобы, путешествуя в окрестностях города, выбрать тот заповедник, где нам захочется поселиться.

– Я и заночевал тут, – усмехнулся Том.

Я вспомнила:

– Мы с отцом хотели построить здесь дом. Тот продать к чертовой матери, и поселиться в этом месте. Может быть, если б мы успели это сделать, ничего страшного и не случилось бы...

Том осторожно сказал:

– Хорошее место...

– Самое лучшее!

– Посидим здесь?

С готовностью растянувшись на теплой, гладкой траве, я похлопала рукой, приглашая и Тома. Он с неуклюжей осторожностью опустился рядом, посидел немного, осматриваясь и щурясь на солнце, потом откинулся на спину и заложил руки за голову.

Почему-то я вообразила, что из-под его руки терпко пахнет потом, как от настоящего ковбоя, но запаха не было, и, усмехнувшись про себя, я подумала, что в Техасе тоже, наконец, научились пользоваться дезодорантом. Никогда не была в Техасе...

Так было тепло и уютно в этом славном месте, единственном на земле, словно дом нашей с отцом мечты уже стоял в двух шагах от нас, что у меня стали сладко слипаться глаза. Цветные образы из наползающего сна уже мелькнули перед моим внутренним взором, и стоило вглядеться повнимательнее...

Но тут я почувствовала, как что-то осторожно коснулось моих губ.

Открыв глаза, я прямо перед собой увидела лицо Тома и мгновенно проснулась. Оттолкнув его, я села и тут же отпрыгнула подальше:

– С ума сошел?!

– Эшли! – взмолился он и, потянувшись за мной, встал на колени. – Прости, пожалуйста! Я просто не смог удержаться.

– С чего бы это? Не смог удержаться! Я что, похожа на секс-бомбу? Не вешай мне, Том! Я не та девушка, из-за которой теряют голову.

Сев на пятки, он растерянно спросил:

– Почему ты так решила?

– Что значит – почему? Я знаю это, и все.

– Ты очень... очень...

– Какая? Ну, какая, Том? Ты же не можешь сказать, что я – красивая, милая или что-нибудь в этом роде...

Он нервно облизнул губы:

– Почему это не могу?

– Потому что это будет сплошное вранье!

– Нет, Эшли!

– В школе про меня говорили, что я – исчадие ада. И знаешь, они были не далеки от истины!

Том опустил голову:

– А твой отец? Он...

– Не трогай моего отца! – завопила я. – Если ты даже прочитал почти все его книги, это еще не значит, что ты – это он!

– Я и не...

– Может, ты вообразил, что думаешь, как он? Видишь, как он? Так же чувствуешь? Так я разочарую тебя, Том! Тебе никогда не стать таким, как он!

– Да я...

– И во мне не увидеть того, что видел он! Так что, пошел ты, Том!

Последнее, пожалуй, было лишним, но я совсем рассвирепела из-за поцелуя, которым этот дурак решил облагодетельствовать меня. И за одно вознаградить себя за то, что не нашел свою обожаемую сестренку, которую в тот момент я ненавидела еще сильнее, чем его самого.

– Я и не собираюсь как-то подделываться под твоего отца, – мрачно отозвался Том, пропустив мимо ушей мое пожелание. – Я сам по себе. Какой есть. Я ведь знаю, что как бы я ни старался, мне таким, как он, не стать. У меня ведь ни таланта, ни образования, ничего такого... И я никогда не стану таким умным, как Джеффри Халс.

Я прошипела:

– Это уж точно.

– И я, наверное, вижу в тебе что-то другое, не то, что он видел.

– Наверняка!

Том шумно шмыгнул носом. Так он выражал крайнее смущение.

– Но ведь он-то был твоим отцом. И извращенцем он же не был, правда?

– Что?!

– Тогда он и не мог видеть... Чувствовать, какие у тебя губы... Как к ним тянет, как силком, даже когда мы просто разговариваем. Я слушаю тебя, а сам только и смотрю на твои губы.

Прикусив нижнюю, я немного помолчала, заставляя себя утихомириться. Потом спросила:

– Это ты сейчас насочинял? А, Том? В свое оправдание? Не стоило...

Том возмутился:

– Ничего я не сочинял!

– Если б это так и было, как ты говоришь, то ведь и другие бы заметили бы в моих губах нечто особенное. Но этого никто не заметил, Том!

Он удивленно приподнял брови:

– Хочешь сказать, что ты...

– Нет, конечно! Неужели я похожа на старую деву? Я провела этот эксперимент с собственным телом, если не изменяет память, еще пару лет назад.

Том заинтересовался:

– И как?

– Никак! – отрезала я. – Так что повторять пройденное нет ни малейшего желания.

– Но ведь во второй раз все может быть по-другому, – заметил он осторожно.

Пришлось согласиться:

– Может. А может быть точно так же. Зачем рисковать? Если уж я решусь на это, так...

Он подхватил:

– Не с таким парнем, как я. Техас. Я все понял, Эшли, можешь не продолжать.

Мне сразу стало стыдно за себя. Он увидел во мне только пошлого сноба, и ничего больше. А ведь я сама терпеть их не могла.

– Не в этом дело, Том.

– Да нет, как раз в этом. Мы слишком разные, да? Тебя твой отец просвещал, как мог, а мы с сестрой в это время по барам подрабатывали, чтобы с голоду не сдохнуть. Конечно, мы разные. Куда уж мне до тебя!

У него даже губы тряслись, когда он заговорил об этом, и я тут же обругала себя последней сволочью. В конце концов, ведь парень не виноват, что жизнь так обошлась с ним. И не совсем он тупой, раз читает отцовские книги. Косноязычен, конечно, и простоват, но ведь это не смертельные грехи. Если взяться за него... Зато лицо у него такое... открытое. С таким лицом невозможно быть фальшивым человеком. А разве это не главное в жизни? Чтобы рядом был кто-то, кому ты можешь доверять безоговорочно? Хотя бы какое-то время. Не замуж ведь он меня зовет...

– Прекрати истерику, – сказала я строго. – Я, наверное, обошлась с тобой грубовато... Ну, извини. Но ты ведь должен понять: я никак не была готова к такому повороту событий. Ты появился всего пару часов назад, а сейчас уже целуешь меня. Это слишком быстро, Том.

– Никто не может знать, сколько ему осталось.

Эту фразу словно произнес другой человек, даже голос прозвучал иначе. И отчего-то у меня мороз по коже пробежал...

Я растерянно переспросила, хотя хорошо расслышала его слова:

– Что?

– Вот твой-то отец ведь не собирался умирать, верно? – проговорил он прежним тоном. – И что-то он тоже, поди, откладывал на завтра. А завтра просто не... не...

– Не наступило.

– Ну да. А если б он подумал об этом, то, наверное, поторопился бы с какими-то делами, так? Хоть бы денег тебе оставил! А то как ты теперь будешь жить?

Я неуверенно предположила:

– Книги продам.

– Да сколько ты на них заработаешь?! Вот если б он оставил тебе что-то по-настоящему ценное...

Я вспомнила:

– Вообще-то есть кое-что...

– Да? – спросил Том без интереса. – Уже хорошо. Тогда ты не пропадешь. Дорогая вещица?

– Скорее всего. Я как-то забыла о... Об этом.

– Бриллиант, поди, какой-нибудь?

Мне стало смешно:

– Бриллиант? У отца? Да он презирал побрякушки!

Тут он заинтересовался:

– За что это?

– За то, что люди за них душу готовы продать, а ведь это всего лишь камни. Он и мне никогда не покупал бриллиантов. Вообще драгоценностей.

Том подтвердил:

– Я вижу. Ты вон даже сережки не носишь. Твоему отцу, поди, сильно сына хотелось. Верно?

– Я знаю, что похожа на мальчишку. – Я потерла ладонями и без того почти белые шорты. – Но меня это ничуть не расстраивает.

– Меня тоже.

– А тебя-то это почему должно расстраивать?

– Потому что...

Слова опять нашлись не сразу. У Тома путь от мозга до языка был извилистым.

– Ладно, не мучайся, – предложила я.

Но он заупрямился:

– Нет, я скажу! Ты очень нравишься мне, Эшли.

– Да неужели?

– Честно! Ты ни на кого не похожа.

Я подумала, что это комплимент весьма сомнительный, если вспомнить, сколько в мире существует настоящих красавиц. На которых я не была похожа.

Тот благоразумно добавил:

– Ну, из тех девчонок, кого я знал.

– Вот в это я охотно верю, – пробормотала я. – Но знаешь что, Томас, боюсь, это мое славное имя так тебя одурманило. Вернее, имя моего отца. Ты ведь явился с его духом пообщаться? А встретил меня, живую, и решил, что это еще лучше.

– Ничего подобного!

Я откровенно засмеялась ему в лицо, отчего Тома снова бросило в жар. Это случалось с ним чаще, чем с женщинами в период климакса. Жалко было смотреть на него, честное слово!

– Нет? – спросила я весело. – А как же все было? Расскажи мне.

У него опять парализовало язык:

– Ну...

– Ты очень понятно изъясняешься, Том.

Он вскочил, как будто я плеснула в него кипятком:

– Смеешься?! Ну и...

Не договорив, Том повернулся и быстро пошел прочь, делая широченные шаги и сердито размахивая руками. Я расхохоталась ему вслед:

– Эй, ты куда? А как же три непрочитанные книги? Ты же не можешь покинуть наш благословенный город, не познав всей глубины творчества Джеффри Халса! Том, ты меня слышишь?

Но он даже не оглянулся. Когда Том скрылся за деревьями, я растерянно замолчала. Признаться, я не ожидала, что он действительно уйдет. Мне-то казалось, он из той породы псов, которых можно пинать изо дня в день, а они все равно норовят лизнуть. Я только начинала входить во вкус...

– Интересно, – произнесла я вслух и, подождав немного, снова легла на траву.

Я опять осталась одна.

4

Страшно мне не было, в этом месте я чувствовала себя даже спокойнее, чем дома, где оставалась Джун. Мне даже пришла мысль: не соорудить ли какой-нибудь шалашик и прожить тут хотя бы лето? Чтобы Джун не решила, что я пропала без вести и не обрадовалась бы, я б время от времени наведывалась домой, а потом снова возвращалась сюда, в это райское место, полное теплых, веселых воспоминаний.

Надо мной не было даже облаков, не за что было зацепиться взгляду, и я не заметила, как задремала. А когда проснулась, обнаружила, что Том сидит рядом. Отвернувшись, чтобы не разбудить меня взглядом, и, похоже, не шевелясь.

– Привет! – сказала я, тронув ладонью его широкую спину, обтянутую синей майкой. – Ты сейчас как частичка неба. Только более насыщенного цвета.

Он обернулся и подарил мне одну из своих неподражаемых улыбок.

– Я не смог уйти, – сказал он.

– Хорошо, что ты вернулся.

– Кто-то же должен сторожить твой сон...

– Лучше ты, чем кто-то другой.

Том выпрямился:

– Кто – другой?

– Да нет никого другого.

– Это потому, что тебя боятся, – заметил он убежденно. – Ты сама всех распугиваешь. Они думают, что это взаправду.

Я удивилась:

– А ты так не думаешь? Уже не думаешь?

– Я думаю, что ты сама напугана.

– Вот как? И чем же?

Том смело взял мою руку. А меня так разморило на солнце, что я и не подумала вырвать ее.

– Всем. Ты ведь всего боишься, Эшли, сразу видать. Боишься, вдруг еще что-нибудь случится из-за тебя. И со страху бросаешься на всех.

Его слова заставили меня насторожиться:

– С чего ты взял, что это случилось из-за меня? Он пожал плечами:

– Ни с чего. Просто ты ведешь себя так. Ну, как будто ты виновата в чем-то, и бесишься от этого.

Я почувствовала себя уязвленной.

– Неужели? – пропела я с ехидцей. – Мое поведение так похоже на бешенство?

– Есть маленько, – добродушно отозвался Том.

– А если я укушу тебя? Ты ведь тоже тогда взбесишься. Не боишься?

Его взгляд стал серьезным:

– Боялся, так не вернулся бы.

Я заверила:

– Но я не стану тебя кусать.

– Брезгуешь?

– Как тебе сказать...

– Да так и скажи! Что ты так любишь ходить вокруг да около? Я вот говорю, как думаю.

Я не удержалась:

– Не такое уж большое это достоинство...

– Может, и нет, – спокойно согласился Том. – Только я по-другому не могу. И если я говорю, что ты мне нравишься, так, значит, оно и есть.

Меня опять дернуло за язык:

– Я польщена!

– И можешь кусаться сколько угодно, я все равно от тебя не отстану.

Мне стало слегка не по себе. Никто никогда не прилипал ко мне настолько, чтобы приходилось отрывать его с кожей. Похоже, Том собирался многому меня научить. Причем против моей воли...

– Знаешь, Том, твое заявление звучит не очень-то привлекательно. Хочешь сказать, что ты будешь торчать поблизости, даже если я прогоню тебя?

Он тут же опроверг свои слова:

– Нет, не буду.

– Тогда что же ты имел в виду?

– Я имел в виду, – повторил Том словно через силу, – что пока ты только делаешь вид, что брыкаешься, я тебя не брошу. Ни за что.

– Том! – завопила я, подскочив. – Я тебе не вещь какая-то, чтобы меня бросать!

– Я и не...

– И между нами вообще ничего нет, понимаешь?

– Да я...

– А ты говоришь так, будто я каким-то образом принадлежу тебе! Это же полная нелепица.

Том успел вставить:

– Я знаю.

– Тогда почему же ты несешь подобную чушь?

– Я только сказал, что ты мне нравишься, – попытался он оправдаться.

Но я не собиралась давать ему поблажку.

– Нет, ты не только это сказал. Ты имел наглость заверять, что не бросишь меня. Так? Посмотри мне в глаза, Том! – потребовала я. – Ты ведь не отрицаешь, что говорил мне это?

Он потерянно пробормотал:

– Не отрицаю.

– И ты согласен, что не имел никакого права говорить такие слова?

– Извини, Эшли.

– Да пошел ты, Том! – выпалила я. – Ты не можешь меня бросить, понял? Никто на свете не может меня бросить! Потому что я – ничья. Я сама по себе. У меня никого нет. Совершенно никого.

Замолчав, я с трудом перевела воздух и подождала, думая, что он опять пробормочет извинения. Но Том тоже молчал, только смотрел на меня с таким состраданием, что я подумала, как же неправильно он опять понял мои слова. Жить в состоянии полной свободы Том не умел. Он воспринимал ее как одиночество. Потому и бросился разыскивать свою сестру, стоило той выйти замуж.

Слегка подвинувшись, он опять попытался погладить меня по голове, будто лишь сейчас выяснил, что я – несчастная сиротка. Но теперь я уже была настороже. Едва его рука потянулась ко мне, я хлестнула по ней.

– Руки прочь, Том Брэдли! Не смей ко мне прикасаться. Никогда.

Он разочарованно вздохнул:

– А я-то подумал, что ты обрадовалась, когда я вернулся...

Пришлось согласиться:

– Я и обрадовалась. Потому что считала, что обошлась с тобой резко, и хотела загладить свою вину. Но с тобой, видно, иначе нельзя. Дашь тебе палец, ты всю руку отхапаешь.

– Ты никогда не дашь мне руку...

Я насторожилась:

– В каком смысле?

– В смысле – руку и сердце.

Произнесено это было с таким тоскливым и одновременно простодушным видом, что я так и покатилась со смеху. Захлебываясь, я простонала:

– Том, ты что, жениться на мне собрался?!

Он невозмутимо ответствовал:

– А почему бы и нет?

– Да с какой стати мне выходить за тебя замуж? Ты сам-то подумай! Ой, Том, уморишь ты меня...

– Я был бы тебе верным мужем, – произнес он таким тоном, что мой смех сразу скукожился.

Я произнесла виноватым тоном:

– Верность – это здорово. Но ведь это не все.

– Нет, – подтвердил он. – Все – это любовь. Верно? Я бы очень любил тебя.

– Том, о любви не говорят, как о чем-то, что может быть. А может и не быть... Любовь или есть, или ее нет. Сейчас. Не в будущем.

Он попытался рассуждать здраво:

– Но ведь все только и пишут о том, что любовь проверяется временем.

– Пишут. Но чтобы что-то проверить на прочность, надо это хотя бы иметь. Согласен? Как можно проверить временем то, чего вообще нет?

Но Том возразил:

– Есть.

Это заставило меня смутиться.

– А ты еще говорил, что я – фантазерка. Твои фантазии куда опаснее, чем мои.

– Это не фантазия. Это... Ну, как? Реальность. Это самая настоящая реальность.

Мне вдруг стало не по себе, как будто на моих глазах оскверняли картину Леонардо.

– Нельзя бросаться такими словами, Том.

– Я и не бросаюсь, – обиженно заспорил он. – Я говорю как есть. Я же тебе говорил, что всегда выкладываю все как есть. Почему ты не веришь?

– Потому что мы встретились два часа назад!

Поглядев на часы, он поправил:

– Уже три.

– Ну, три! Разве это меняет суть дела?

– Нет?

– Любовь с первого взгляда бывает только в кино, Том. Или в книгах моего отца.

Он покачал головой:

– Не только. Моя сестра именно так и влюбилась – с первого взгляда.

– Неужели?

– Она даже не знала, кто он.

Я буркнула:

– Смело. И кем же он оказался?

Ответил Том не сразу и как-то не очень уверенно, как мне показалось:

– Учителем.

– Она была его ученицей?

– Нет. Это было всего полтора года назад, она уже закончила школу.

Я прикинула в уме:

– Полтора года? Когда же она, интересно, успела родить двоих детей?

Мне показалось, что на какой-то миг он смешался, и хотела уцепиться за это, но Том уже пояснил:

– Она... Они... У нее близнецы. Мальчик и девочка. И оба похожи на нее.

– Здорово, – отозвалась я с сомнением.

На самом деле это казалось мне сущим адом: два младенца одновременно, да еще похожих, да еще разного пола... Меня едва не передернуло.

– И что этот учитель ее бросил?

Том неопределенно заметил:

– Бывает.

– Почему же ты не знаешь точно, где она?

Что-то не состыковывалось... Их бесконечная преданность друг другу и это ее отбытие в неизвестность. Если уж к кому она и должна была броситься в трудную минуту, так это к брату. Хотя бы позвонить. Если только... Если он не достал ее так, что она кинулась в это замужество, как в омут. И только потом поняла, что это действительно омут.

– У меня нет телефона.

– Как это – нет телефона?

Вот уж не думала, что столкнусь в жизни с человеком, у которого нет телефона! Минуту назад я считала, что телефон теперь есть у каждого жителя земли, начиная с трехлеток. Ну может, только в африканских племенах по одному сотовому на всех. У вождя.

– Том, ты и впрямь вышел из прерий...

– У меня никогда не было лишних денег, – сухо пояснил он.

– Телефон в наше время – это предмет первой необходимости, – назидательно произнесла я. – Я вообще не представляю, как без него жить?

Том пожал плечами:

– Ничего. Живу как-то.

– А что, если, например, ты попадешь в беду? Как ты позовешь на помощь?

– Никак. Я постараюсь сам выпутаться.

– Но легче же...

– Если кто-то помчится тебя спасать, рискуя своей жизнью?

В груди у меня похолодело от этих слов. Дождливый вечер, темнота, отцовский «мустанг» мчится по невидимой дороге к тому проклятому месту, где заглохла моя машина. Если б у меня не было с собой телефона...

– Откуда ты знаешь? – вырвалось у меня.

Еще несколько секунд он смотрел на меня с холодным презрением (мне это не почудилось, так и было!), потом опустил глаза.

– Я просто сказал, что можно обойтись и без телефона. Только и всего.

Но мне не показалось, что «только и всего». И почему-то захотелось поскорее уйти отсюда. Из самого любимого уголка этого мира, где без моего разрешения поселилось нечто неприятное. Даже страшноватое. Куда я собиралась направиться? Где мне могло полегчать? Не было такого места на этой земле.

Я знала это, и все же встала и пошла прочь, не пригласив Тома последовать за собой.