Текст книги "Богатый. Свободный. (не) Мой (СИ)"

Автор книги: Натали Лав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Глава 4

Олеся

Мне не нужен его ответ. И мне здесь нечего делать. Резко разворачиваюсь и пулей вылетаю из кабинета.

– Извращенцы! – шиплю себе под нос.

Не думаю , что он пойдет за мной, вынув член из глотки Неверовой. В голове проносится ее фразы про "облизывать". Не думала, что это настолько буквально.

Пока быстро иду на свое рабочее место, в голову приходит нехорошая мысль – а кому вообще принадлежит этот фитнес-центр? Ведь Неверова всего лишь директор. А что если хозяин всего этого – Холодов? Недаром же он пришел именно сюда. Если это так, то ничем хорошим его визит не закончится. Жаль, мне понравилось здесь работать.

Хотя может я просто зашла невовремя? И вспоминаю, что меня к Алле Николаевне позвали. Причем срочно. Вряд ли это была случайность.

Проходит полчаса.

И снова я наблюдаю секретаря.

– Олеся! Быстро к Алле Николаевне!

Я возвращаюсь в кабинет, из которого сбежала. Уже не стучусь. Чего-то более неловкого я увидеть уже не смогу.

Неверову нахожу в ее кресле. С идеальной прической и поправленным макияжем. Как надо уметь! И отсосала, и в порядок себя привела. Холодова, к счастью , нет.

– Ты – уволена! – слышу с порога.

Женшина смотрит на меня неприязненно. Хотя я ей ничего не сделала. Это её любовник унизил её при посторонних. Я бы такого не позволила. Но это ее дело.

Жму плечами.

– Расчет?

– Получишь на карту.

Собственно, это все что меня волнует.

– Мне нужно 15 минут, чтобы собрать вещи.

Я уже почти ушла.

– Стой. Не знаю, что у вас с Владом происходит, но держись от него подальше. Он – не для тебя.

Мне ее жалко. Несмотря на ее сытую жизнь, дорогие тряпки и машину. Все, что я могу сейчас, так это жалеть ее. Об нее вытерли ноги словно о грязный коврик, а все о чем она способна думать, это чтобы никто больше не позарился на психопата, который снабжает ее бабками.

И не могу понять. Поэтому возвращаюсь к ее столу и спрашиваю:

– Зачем он тебе? Он же... Вот это всё...Он к тебе даже как к человеку не относится..

В этой ситуации слова подбираются у меня с трудом.

Она взвивается за доли секунды.

– Много ты понимаешь! Зато я не живу в собачьей конуре и не гадаю, откуда взять денег на продукты!

Сомнительное преимущество. Качаю головой. На самом деле я не понимаю совсем ничего. Что мешает ей жить, сохраняя собственное достоинство? Неужели бутерброд с икрой того стоит?

– Решать как жить – только тебе.

Возвращаюсь за вещами, пытаясь стряхнуть чувство гадливости с души. Мне это не удается. Имуществом обрасти я не успела, поэтому мои сборы недолгие. Оставляю у секретаря заявление об увольнении по собственному желанию.

Натягиваю шапку с помпоном, застегиваю куртку. И выхожу в заснеженный, морозный декабрь.

Через два дня новый год. Я даже месяц на этом месте не отработала. Хотя по моим подсчетам мне должны выплатить около 150 000 рублей. И пусть только попробуют не заплатить. Я в таком состоянии способна на самые отчаянные меры.

Отхожу чуть от здания, где работала, направляясь к метро.

– Собралась? – этот голос вызывает во мне протест на молекулярном уровне.

Два черных внедорожника припаркованы в неположенном месте. Холодов стоит в нескольких метрах от автомобилей. В компании охраны.

Меня ждет? Странный тип.

– Собралась, – подтверждаю очевидное.

И продолжаю путь к метро. Где-то внутри шевелится беспокойство – не затолкают ли меня в один из багажников? Для чего только?

– Мир принадлежит сильным, – спокойный голос и непоколебимая уверенность в собственном превосходстве.

И еще что-то в выражении лица, что мне не нравится – пренебрежение.

Останавливаюсь, оглядываю его с ног до головы. Что с ним не так? Красивый же мужик, породистый, холеный. При деньгах.

Что ж мудло-то он такое?

– Ты поговорить хочешь? Рассказать мне как устроен мир? Только это твой мир. Для таких, как ты. И этой твоей... директора. Но помимо вас полно нормальных людей. Добрых, хороших. Для которых деньги хоть и имеют ценность, но богом не становятся. Думаешь, что-то доказал мне? Ну, выгнал ты меня с работы. И что дальше?

Не знаю, чего он хотел, дожидаясь, пока я выйду. Надеялся, что я буду рыдать и рвать на себе волосы от горя?

– Гонора у тебя много. Уверена, что найдешь другое место? А если нет?

Он ощупывает меня глазами. Это неприятно. И это не мужской интерес к женщине. Это желание смешать меня с грязью. Какое-то дикое стремление указать мне на мое место. Только вот шкала оценки этого места у нас с ним разная.

– А если – нет, дворником пойду работать. Прекрасная работа на свежем воздухе.

– Смотри, как бы не пожалеть потом. Сама захотела. А я готов выполнить это твое желание.

Мне хочется выбить его из привычных рамок. Сделать то же, что делает он.

Я меняю траекторию движения. Ребята-охранники напрягаются, но меня это не сильно волнует.

Холодов без шапки. На его волосы нападал снег. Он наблюдает за моими действиями с некоторой долей удивления.

Стягиваю вязаную варежку и трогаю его лоб ладонью.

– Не горячий, – озвучиваю вслух результат саоего исследования. – Температуры у тебя нет. Что же ты странный такой? Может, из психушки сбежал?

Кажется, с великим и ужасным хозяином мира давно так никто не смел обращаться. Ведь удивления на его лице значительно прибавилось. Так мы и стоим , пытаясь понять непостяжимое.

Очевидно, мы стали друг для друга откровением. Ведь не ждал же он, что у меня трусы намокнут от того, что ему делают минет? Он меня не привлекает абсолютно. Лишь вызывает желание научиться стрелять и податься в киллеры.

Подозреваю, что в отношении меня он испытывает схожие чувства. И может пойти у них на поводу.

Что Холодов сделал бы или сказал бы дальше, мне узнать сегодня не дано.

– Олеся! – зовет меня знакомый голос.

Обернувшись расплываюсь в улыбке:

– Лука!

– Увидел и гадаю, ты это или не ты, – продолжает говорить парень, не замечая напряжения, повисшего в воздухе, и недовольства, написанного всеми красками на лице Холодова.

Я же разглядываю его во все глаза. Он уже и не парень вовсе. Молодой мужчина. И выглядит старше своих девятнадцати. А еще я замечаю за его спиной крепких мужиков в костюмах. И он с охраной. Хотя чему тут удивляться? Явно его отец бережет своего наследника.

Отступаю от Холодова. Не хочу никакой двусмысленности. Понимаю, что Луке до этого всего дела нет. И тем не менее..

– Какой ты стал! – тяну восхищенно.

А в памяти долговязые подростки – он и сын, уплетающие приготовленные мною блинчики. С малиновым вареньем. Как давно это было. И недавно. В моем сыне уже нет ничего от того подростка. А в Луке – и подавно.

– Олесь, а Матвей? Вы переехали, что ли? Он на связь полгода как не выходит.

Да, полгода. Как раз тогда, когда наша жизнь с Матвеем так поменялась.

Потом Лука ловит один из фирменных взглядов Холодова и интересуется без суеты:

– Владислав Сергеевич, я помешал?

Вот как – они знакомы. Хотя о чем я... Наверняка, Холодов знаком и с отцом Луки, и с ним самим. Лука – друг Матвея. И пока они были помельче, мы много общались – тренировки, сборы, соревнования. На которых Матвея сопровождала я, а Луку – отец. Потом Валера хорошо поднялся, перебрался в Москву, но виделись по-прежнему часто. Парни всерьез занимались спортом.

Несмотря на то, что Лука спрашивал вроде как Холодова, отвечаю я.

С его величайшеством мы вроде все выяснили. Да и выяснять по большому счету нечего.

– Не помешал ты! Мы уже распрощались, – не успеваю выговорить, как меня обжигает очередной взгляд недобрых синих глаз.

Ну его! Пусть к Неверовой возвращается. Ей он нужнее.

– Переехали, но недавно, – но про то, куда пропал Матвей, ничего не говорю.

Поступок отца сказался на нем не лучшим образом. И возможно общение с Лукой, за которого его отец всегда стоял как крепость, стало для Матвея не таким простым, как раньше. Но сейчас сын отошел. И будет Луке рад, я надеюсь.

– Я домой вот собралась. Да и Матвей уже дома, – говорю, а сама стараюсь отойти от Холодова подальше.

Пообщались сегодня. Достаточно.

– Давай я тебя отвезу? – предлагает Лука, – Заодно с Матвеем встречусь. И вставлю ему за то, что пропал.

Я не собираюсь отказываться. Хотя место, где мы теперь живем не для приема гостей. Однако это не моя вина. И я выкарабкаюсь.

Матвею же сейчас нужны друзья. Тем более такие. Которые не отвернутся.

Комфортный салон, негромкая музыка, веселая болтовня ни о чем – все это почти стирает события этого дня, Холодова с Неверовой, увольнение.

А вот в подъезде Лука осматривается уже непонимающе. Еще более удивленным его взгляд становится в коммунальной квартире с советской мебелью. А при виде пьяного соседа он начинает хмурится.

Зайдя в комнату и поняв, что это все наши апартаменты, он не выдерживает и, бросив опешившему от неожиданного визита Матвею:

– Здорово, бро, – огрев того по спине, чтобы быстрей пришел в себя, сразу же выдает, – Я не понял вообще, а это что?

Он обводит пространство с полуразваленным креслом времен моей бабушки и просевшим диваном руками.

– Я и Матвей здесь живем, – специально так формулирую ответ, что ситуация после него была воспринята однозначно.

Только вот не воспринимается им. Никак.

– Какого ***? – вылетает у него непроизвольно.

Видимо, столкновение с реальностью выбило у него почву из-под ног. И он не догоняет, как мы здесь оказались. Потому что при мне он, Матвей, их общие приятели не выражаются. Но сейчас он даже не смущается.

Вместо меня отвечает Матвей.

– Ни какого. Господин Белов устроил личную жизнь. И решил, что бывшей семье достаточно пяти тысяч аликов. В рублях. А всё остальное – его.

Лука безмолвствует. Только недолго.

– Олесь, можно я Матвея заберу? Потусим немного.

– Само собой.

Я для этого Луку с собой и привела. Тяжело сыну одному. Да еще и в той дебильной школе. И после предательства близкого человека. Пусть хоть выговорится. Потому что со мной на эту тему он не говорит. А выплеснуть это все надо.

В другое время я бы накрыла ребятам стол, до отвала накормила вкусностями и со спокойной душой отпустила на волю. Но здесь... Когда на кухню я захожу, только сделав над собой усилие.. . Пусть лучше пойдут погуляют.

Они уходят.

Мне же хочется чаю. Горячего, липового, с медом. Успокоиться. Не думать о том, что снова надо искать работу. Не думать о том, реально ли Холодов собирается усложнить мне ее поиски. Не думать... Не думать о выражении лица Луки, когда он увидел, где мы живем.

На кухне сосед. Все по классике – в растянутых штанах, майке-алкоголичке и с сигаретой в зубах. Сколько ему? Сорок? Пятьдесят? Не важно.

Он демонстративно затягивается и выпускает дым в мою сторону. Я ведь просила его не курить. Весь его вид кричит: "Чё ты мне сделаешь?"

Как мне надоели эти мужики! Или это мне мудаки так надоели?

Выдергиваю у него изо рта сигарету, тушу под струей воды и выбрасываю в мусор.

А пьяный и офигевший мужик, поднимаясь со своего места, тянет:

– Да я тебя...

Что он со мной сделает, договорить не успевает. Кулак привычно врезается в бок соседа. В печень. Желание разговаривать у него пропадает мгновенно.

Зато оно появляется у меня.

– Еще раз в квартире закуришь – убью!

Вот ведь. Довели, сволочи.

Надо было и Холодову врезать. Хотя нет. Для того – только пуля. Придется переквалифицироваться. Срочно.

Представляю , как от выстрела разлетается черепная коробка олигарха. И дышать становится легче.

Не надо женщин доводить. Мы не слабые. Мы терпеливые просто.

Но у всякого терпения есть край.

Матвей вернулся задумчивым. На вопрос, что случилось, отвечать не стал. А я не сказала, что осталась без работы.

Город большой, вакансий полно. Я же найду новую, верно?

На карточку пришел расчет. Вся сумма. Даже больше, чем я ожидала. Это удивило. Я ничего хорошего от людей не ждала. От такого, как Холодов, и подавно. Я, скорее, готова была столкнуться с подставой, после которой нужно будет долго выбивать свои деньги. Поэтому в этом плане была удивлена. Приятно.

И я полезла в телефон искать квартиру. Нужно снять нормальное жилье. Пусть и не в центре Москвы, но чистое и комфортабельное. Жить нужно здесь и сейчас. Потому что завтра может готовить много сюрпризов.

Выбрав несколько вариантов, я отправилась их смотреть. Мне не терпелось переехать. Хочу отдельное жилье. С удобной кроватью. С функциональной кухней. Со стиральной машиной, в конце концов.

Мне понравилась просторная двушка в серо-бежевых тонах. Особенно спальня с оклеенными темно-голубыми обоями стенами.

Я как-то сразу поняла, что это мое место. Правда, цена в 65 000 за месяц напрягала. Нужен заработок.

Переехать можно было уже сегодня. Сдававшая квартиру женщина заикнулась о том, что она бы хотела предоплату за 3 месяца. Я ответила, что пока могу оплатить месяц. Она помялась, спросила с кем я буду жить. Услышав, что с сыном, поинтересовалась, сколько тому лет. Узнав, что ребенок взрослый, задумалась. И согласилась. Видела бы она этого ребенка под два метра ростом и разговаривающего уверенным басом.

Я, проверив все документы и отдав деньги, поехала за вещами, скинув Матвею наш новый адрес. Движимая желанием покинуть коммуналку, с переездом я справилась самостоятельно. При помощи такси. Не тащиться же на метро с вещами?

Потом сходила в ближайший к дому магазин, запаслась продуктами. И, поставив в духовку мясо по-французски, пришла к выводу, что жизнь налаживается.

По квартире витал аромат вкусной еды. Было светло, тепло и чисто. Не воняло перегаром и сигаретами. Я слушала любимую музыку, пила зеленый чай и ждала сына.

Мелодия телефонного рингтона раздалась неожиданно и громко, заставив меня вздрогнуть. Взяв аппарат в руки, я обнаружила, что это Алёна Генриховна. Странно, зачем она мне звонит? Разве ей не объяснили, что я уволилась?

– Здравствуйте! – произнесла настороженно.

– Добрый вечер, Олеся Денисовна. Мне позвонили из центра и сказали, что Вы не сможете со мной дальше заниматься. Я хочу знать, в чем причина?

Ее голос звучал сухо и по-деловому. Я задумалась, что же ей ответить.

– А Вам разве не объяснили? – задала вопрос, который должен был помочь мне определиться.

– Сказали, что Вы уволились по собственному желанию. И больше не планируете заниматься этой работой.

– Вот как, – протянула я, пытаясь решить, очень ли нелепо буду выглядеть, если расскажу правду.

То есть не всю, конечно. Интуитивно чувствовала, что про развлечения Холодова откровенничать не стоит.

– Немного не так. Меня попросили уволиться с такой формулировкой. Человек, которому трудно отказать. Но я уже ищу работу по тому же профилю.

Телефон издал лишь малопонятное:

– Хмм.

Дальше последовала тишина.

И потом как ударан в барабан:

– И кто же этот человек?

Со стороны будет казаться, что жалуюсь. Но недоговаривать тоже не в моих интересах.

– Холодов.

– И что же вы не поделили?

Мне бы тоже хотелось знать, что. Я этого так и не поняла.

– Не хотелось бы об этом.

– Олеся Денисовна, я настаиваю на продолжении тренировок. Я разберусь с этим вопросом, – бодро завершает Касьянова разговор и отключается.

А я не представляю, с чем и как она собралась разбираться. Но может мне удастся стать ее личным тренером?

Матвей, увидев наше новое жилье, заметно веселеет. Что и мне прибавляет радости.

На следующий день анализирую рынок вакансий, рассылаю резюме. Подспудно жду звонка от Касьяновой. Но она не звонит. За пару-тройку дней получаю несколько приглашений на собеседование. Выйдя с одного из них, где обешали подумать и, кажется, заинтересовались, вижу в списке пропущенных, что звонила Неверова.

Поколебавшись, решаю не перезванивать, но в этот момент на экране снова ее фамилия.

– Да! – все же отвечаю.

– Здравствуйте, Олеся Денисовна, – и без всякой заминки от того, как мы расстались, говорит, – Ваше увольнение было ошибочным. Когда Вы сможете приступить к работе?

А во мне взыгрывает возмущение. Это что же такое получается? Когда самодур Холодов захотел, меня выгнали? А теперь, когда вмешалась Касьянова, меня решили позвать назад?

Поэтому приторно сладким голосом мурлыкаю:

– Да? Какая жалость, что у меня нет такой возможности! Я уже устроилась в другое место. И зарплата там больше, – Неверова нашла бы, конечно, что мне ответить, однако желания слушать ее у меня нет.

Разговор заканчиваю коротким:

– Прощайте.

За следующие два дня посещаю еще три места, куда меня позвали на собеседование. Одно мне понравилось – очень приличная зарплата. Меня уверили, что позвонят завтра с окончательным решением.

С утра встаю с мечтами о домашних пельменях. Чтобы и тесто своё, моими руками вымешанное. И начинка – из отборного мяса. И лучок мелко порезанный. Мне никуда не надо идти. Я уверена, что мне позвонят из того места, что мне приглянулось.

Поэтому – да . Хочу пельмени. За фигуру не переживаю – у меня хороший обмен веществ.

Вожусь на кухне. Процесс это долгий. Мне осталось доделать немного – первая партия вовсю булькает в симпатичной кастрюльке, вызывая у меня повышенное слюноотделение.

Помешивая пельмени, отвечаю на звонок с вакансии, который я ждала весь день.

– Олеся Денисовна, к сожалению, должна Вам сообщить, что нас не устроила Ваша кандидатура, – воркует милая девушка, – Хочу пожелать Вам удачи в поисках. Хорошего дня.

Я некотрое время еще держу телефон у уха, пытаясь справиться с разочарованием. Это ведь не конец. Я позвоню в другое место, где меня готовы были взять, но уже я обещала подумать. Правда, зарплата там скромнее. Но это лучше, чем никакой.

Выловив пельмени из воды на красивую тарелку, собираюсь звонить по поводу работы, как слышу, что в дверь стучат. Прислушиваюсь. Мерещится? Или не мерещится? Звонка на двери нет. Позвонить можно лишь по домофону. Но по нему не звонили точно.

Иду в прихожую. Стук повторяется. Кто это может быть?

Теряясь в догадках, отпираю, мучаясь сомнениями. Глазка на двери ведь тоже нет.

Открыв дверь, могу лишь моргать. Хорошо, что рот не открыла, а то картина была бы совсем дурацкая.

– Я зайду, – говорит Холодов.

Наверное, это должен был быть вопрос, только вопросительных интонаций в его словах ни грамма.

А еще он оттирает меня с прохода и оказывается в прихожке, закрывая за собой дверь.

Моргаю еще раз. Сколько же можно? Так ресницы отвалятся. Но видение не рассеивается. Напротив, откровенно пялится в вырез моего шелкового халатика, небрежно запахнутого на груди.

Глава 5

Олеся

Какое-то время мы так и стоим. Не очень далеко. Не слишком близко. Молча. Небольшое помещение наполняется ароматом, мужским, приятным, с нотками свежести. Взгляд же незванного гостя темнеет. Такое чувство, что он уже сдвинул халатик и по-хозяйски оглаживает мою грудь.

В ногах появляется слабость. А в голове дурные мысли. Что будет, если сдернуть шелковую ткань? Под которой у меня только простые черные трусы. Грудь наливается и тяжелеет. Хочется сжать ноги, чтобы уменьшить ноющую потребность.

Мало места. Он слишком близко, несмотря на расстояние между нами.

И он – настоящий самец.

Однако память ярко рисует мне светловолосую макушку между его ног. И разум саркастически шепчет: "Ты хочешь на ее место?"

Он же растопчет. И ноги вытрет.

Во рту пересохло.

– Зачем вы… – тут я запинаюсь.

Какое "вы"? Я видела, как ему минет делают!

– Ты пришел? – исправляюсь.

Но слова даются с трудом.

Замечаю, что он переводит взгляд с груди на мое лицо. Уголок его губ ползет в насмешливой улыбке.

Он точно знает, как действует на баб. И ему смешно. Это раздражает неимоверно.

Ну все, Олеся, постояла, слюни попускала. Теперь самое время их вытереть.

А его выпроводить.

– Зачем ты пришел? – теперь вопрос звучит четко.

Так как надо.

Холодов прищуривается. Не разуваясь, идет на кухню.

Я начинаю злиться.

– Ботинки сними. Мы же не за границей. Или у тебя носки рваные?

Он резко разворачивается и возвращается. Прихватывает меня за затылок, запуская руку в волосы:

– Да чтоб тебя! – выдыхает мне в лицо, – Что ж ты вечно такая? Недотраханная...

Рука у него теплая, сильная. И это могло бы быть приятно...

Но это он!

Вырываюсь.

– А ты перетрахался?

На это мне ничего не отвечают. Холодов демонстративно снимает обувь.

– Тапочки мне только не давай! – недовольно цедит, идя по коридору.

– И не собиралась – в тех же интонациях отвечаю.

Вспоминаю про пельмени на плите, ругаюсь сквозь зубы и обгоняю его. Коридор достаточно просторный.

Перевожу дух, только заглянув в кастрюлю. Наша перепалка длилась недолго, поэтому мой кулинарный шедевр не пострадал.

Отвлекаюсь от мужчины, достаю пельмени из кастрюли.

Когда поворачиваюсь, обнаруживаю любопытную картину – властелин всея Руси снял верхнюю одежду и пиджак. Вещи небрежно бросил на стул. И занят тем, что закатывает рукава на белой, слепяще белой рубашке.

– Работу нашла? – заметив, что я обернулась, задает вопрос уже более спокойным тоном.

Как будто это не он шипел на меня в коридоре несколько минут назад.

Интересно, он имеет отношение к тому, что меня не взяли, хотя явно собирались это сделать?

Врать ему язык не поворачивается. Это по-детски совсем. А напротив меня весьма взрослый и серьезный зверь.

– Нет, не нашла, – дальше я уже готова выложить ему все, что думаю о его визите.

– Покормишь? – кивает на дымящуюся тарелку, – Я, когда голодный, злой. Да и ты, мне кажется, тоже.

Много чего вертится у меня и на языке, и в голове. Но ему это все говорить бесполезно. Он пришел сюда с конкретной целью, пока не добьется которой не уйдет.

А вытолкать его из квартиры, боюсь, мне не хватит сил. Он ростом даже повыше Матвея. И потяжелее. Отнюдь не за счет жира.

Руки не распускает. Почти. Скажет, что нужно. И свалит.

Делаю шаг чересчур резко, полы халата распахиваются, открывая вид на ноги. По-моему, не только на них. Кожа там, куда смотрит сейчас Холодов, начинает гореть. От одного лишь взгляда.

Я сражаюсь с желанием сделать как Волк из "Ну, погоди!" – натянуть халат до самых пяток и пойти вприсядку.

Принесла же его нелёгкая!

– Не надо на меня так пялиться! На стол сейчас накрою. Ешь, говоришь, зачем пришел и проваливаешь. Ясно?

– Вполне, – отвечает, но я же чувствую, что по-прежнему разглядывает мои ноги.

Пускай смотрит.

Я хотела расположиться возле телевизора в соседней комнате, поэтому там уже стол накрыт скатертью. На кухне все в муке. Да и тесно здесь. А мне после коммуналки некомфортно в тесноте.

Телевизор включен. Влад располагается на диване, сосредотачивая внимание на том, как я сную из комнаты на кухню и обратно.

Овощная нарезка, зелень, тарелки с пельменями, столовые приборы, стаканы для воды. Привычно сервирую стол. Мать никогда не позволяла есть абы как. Завтрак, обед, ужин всегда только так.

– Сметана? Майонез? – уточняю у свалившегося на мою голову небожителя.

– Что? – переспрашивает.

Чем он занимается? Опять разглядывает?

– Пельмени с чем будешь? Со сметаной или с майонезом?

– Со сметаной.

Происходящее сейчас в этой квартире напоминает какую-то сюрреалистичную картину. Так, что хочется себя ущипнуть. Или его?

– Садись, все готово.

Он пересаживается за стол, я устраиваюсь на своем месте. Халатик снова разъезжается, но ему не должно быть видно. Оставлять его одного, чтобы переодеться не хочу. Я ему не доверяю.

Я принимаюсь за еду, так как сильно проголодалась. Наблюдаю за мужчиной. У него безупречные манеры. Да и весь он – идеальный. Если бы не характер.

Холодов поливает пельмени сметаной, посыпает зеленью. Осторожно пробует первый.

Так и тянет подколоть.

– Вкусно, – отмечает задумчиво.

– Приятного аппетита, – выговаривая это, изо всех сил пытаясь, чтобы голос не звучал ехидно.

– Тебе тоже.

Вот у него не звучит. Завидую такому умению владеть собой.

По мере того, как теплая пища попадает в желудок, и правда, добрею. Уже не хочется откусить гостю голову.

Сложившаяся ситуация крайне любопытна.

И я мучаюсь – что же последует дальше?

Трапеза проходит мирно. И Холодов, если и смотрит, то на мое лицо. Задумчиво.

Ловлю себя на мысли, что такими темпами он и до ужина досидит.

– Чай, кофе будешь?

– Кофе черный, две ложки сахара.

Кофе варю в турке. У меня такой заскок. Себе ставлю чай. Убираю со стола. Приношу Владу его кофе, себе чай. И лимонный кекс.

– Будешь?

– Буду, – не ломается, – Сама пекла?

– Да.

– Надо же, какая мастерица, – вот теперь голос звучит насмешливо.

Раздраженно его оглядываю:

– Тебя что-то не устраивает? Объелся?

– Не злись.

Отламывает чайной ложкой кусочек кекса, отправляет в рот. Видно, что ему нравится.

– Касьянова мне звонила, – отхлебывает бесшумно кофе.

Он серьезен и задумчив.

– Мы с ней поговорили. И я решил, что погорячился. Так что завтра можешь вернуться на работу.

Нет сил терпеть. Он "решил", "можешь"... Кем он себя вообразил?

Встаю со стула, отвешиваю шутовской поклон.

– Ой, спасибо, барин! Век твоей доброты не забуду. Куда ж я бы, сиротинушка, – да без твоей заботы!

Я вдохновилась и замолкать не собиралась. Язвительность взяла свое. В такие моменты я невыносима. Но он сам виноват. Не надо было напрашиваться.

Только я не обратила внимание на одну деталь. Предательский халат разъехался на груди. И с правой стороны полностью ее обнажил. В пылу своего выступления я этого даже не заметила. Но в моей крови бурлило возмущение – я терпеть не могу, когда мужчины ставят себя выше меня, полагая, что то, что у них находится между ног, делает их чем-то лучше, чем женщины.

А вот Холодов заметил. Выражение лица у него изменилось. Стало жестче, глаза полыхнули. Мне бы, дуре, насторожиться... Да куда там...

Что что-то не так, я поняла лишь, впечатавшись в ближайшую стену лопатками, и почувствовав, что меня целуют. А еще внаглую лапают за грудь. Правую. Перекатывая большим пальцем сосок. Который напрягся и стал напоминать камушек. Меня бросило сначала в жар, потом в холод. Руки повисли вдоль тела, пока мои губы облизывали и кусали, а язык посасывали.

В мозгу долбилась мысль: "Что он делает?!" И всё. Ступор.

Который сошел с меня, когда я ощутила, что мужские руки стягивают с моих плеч халатик.

Нет, нет и нет. Так не будет.

Но возмутиться вслух у меня не получилось. Рот был занят. Его языком. На котором я сжала свои зубки.

Холодов отпрянул, держась ладонью за рот. А я сбежала в свою комнату. Там надела леггинсы, лифчик и футболку.

Честно, я задержалась в комнате дольше. Мне надо было перевести дух. И очень хотелось покрутить у виска пальцем со словами: "Ты совсем уже, Олеся!"

А еще я надеялась, что он уйдет. Надеялась я, впрочем, напрасно.

Холодов никуда не ушел. Он стоял у окна с чашкой кофе и смотрел на улицу.

Неловкость я почувствовала сразу, как только вошла в комнату. Тут же себя одернула. Это не я к нему полезла целоваться. А он ко мне.

– Извини, – произнес мужчина, заслышав, что я вернулась, – Этого делать не следовало.

Он сделал глоток кофе и добавил:

– А тебе не нужно гостей в халатах встречать.

– То есть я еще и виновата? – от праведного гнева заалели щеки.

– Знаешь, что? Тебя сюда никто не звал. И в чем я хожу дома, это мое дело, которое тебя не касается. Никак.

– Лесь, не заводись.

Это его "Леся" царапнуло. Зачем он меня так назвал? Так мог меня звать кто-то близкий, кому я не безразлична. Но не он.

– У тебя распахнулся халат. Стало видно.... Хм... Я среагировал как нормальный, здоровый мужчина. Это всего лишь инстинкты. Но не к месту, тут я согласен, – хочется верить, что говорит правду, – Дальше. Работу ты не нашла. Но расчет почти потратила. Сейчас ты закусишь удила, наговоришь мне гадостей, откажешься от того, что я предлагаю. Только скоро наступит следующий месяц. Аренда жилья, расходы на продукты и одежду, и так далее, и тому подобное. Где будешь брать деньги? Такую приличную зарплату с полпинка не найдешь. Поэтому давай ты сейчас не будешь крыть меня на чем свет стоит. А завтра придешь на работу, как обычно. И позвонишь Касьяновой.

Он развернулся, поставил чашку на стол и добавил, твердо глядя мне в глаза:

– Никаких видов на тебя я не имею. У меня нет недостатка в женском обществе. То, что произошло здесь, это случайность.

Потом он ушел на кухню, я услышала, как он одевается. Вышла в прихожую, только выждав несколько минут, чтобы он успел обуться.

Он был бы не он, если бы последнее слово не оставил за собой:

– Подумай. У тебя есть время до завтрашнего утра. Если не придешь утром, я найду кого-нибудь другого. И если бы не Касьянова, я бы тебя не уговаривал.

Он вышел и прикрыл за собой дверь.

У меня же после его ухода осталось чувство, что что-то в его словах было не так. Только вот что именно, я так и не смогла понять. Однако ощущение навешанной лапши на ушах сохранялось. Вместе с чувством женской обиды. Если я для него пустое место, то и не надо меня хватать, целовать, тискать. Инстинкты у него, видите ли! У меня, может быть, тоже они есть, но я же ни на кого не бросаюсь?!

С таким настроем я позвонила в то место, куда хотела звонить до визита Холодова. Там мне сказали, что я опоздала и вакансия занята. Я обматерила их про себя и задумалась, насколько это может быть совпадением. То, что меня никуда не берут.

Посчитала оставшиеся деньги на карте. И пришла к неутешительному выводу, что Холодов прав. За новогодние праздники финансы истощились, хотя мы с Матвеем и не отмечали особо. Так посидели вдвоем, потом он уехал с Лукой. Я легла спать. Но уже миновала праздничная десятидневка, и неделя после нее в поисках работы. А деньги тратятся.

Может, Влад сказал правду? И ему от меня ничего не надо?

Матвей

Школа оказалась не таким ужасным местом. Особенно после того, как Пал Саныч организовал несколько тренировочных спаррингов. И я имел удовольствие размяться на местных мажорах. Я был удивлен, что у некоторых из них оказался неплохой уровень подготовки. Они, видимо решили, что я тоже интересный экземпляр. Как-то само собой завязалось общение. И появилась своя тусовка.

Но в нее не вошли ни Артем Холодов, ни Борис Харламов, ни Харитон Панков. Эти меня игнорили. Хотя я ждал, что попытаются поставить меня на место.

К нам прибился и Артур, мой одноклассник, который в первый день настойчиво выяснял, как я ухитрился попасть в их элитную школу. Он вроде и силовыми видами спорта не занимался, но любил позубоскалить. Поэтому общался со всеми легко, без напряга. Чем ему было интересно с нами, неизвестно.

– Привет! – бодро выпалил он, усаживаясь за наш столик в буфете, где я и еще несколько парней, тренирующихся у Антонова, обедали, лениво перебрасываясь ничего незначищими фразами.

К чему он это сказал, я не очень понял, ведь мы с ним полдня проторчали вместе в одних и тех же классах.

– Мы виделись уже, – сообщил я ему, отхлебывая компот.

– Так это... Я на всякий случай. К тебе же просто так не подойдешь. Учитывая, с каким ты видом по школе ходишь.

– Нормальный у меня вид.

– Ага, ага. Это ты себя со стороны не видел. Может, поэтому и не трогают тебя.