Текст книги "ТСЖ «Золотые купола». Московский комикс"

Автор книги: Ната Хаммер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

13 апреля, 16 час. 05 мин. Крысолов Лор

– Входите, милейший, входите! – приветствовал Бухтиярова Аркадий Исаакович Лор. – Признаться, заждался. Что это мы такой бледный? Куда делся наш шоколадный автозагар? Нельзя, ну нельзя так много работать. Это все от перенапряжения. Где у нас болит? Ага, вот здесь. А язычок покажите, милейший. Язычок-то какой весь обложенный. Скажите «А!» Горлышко красное, и сопельки по задней стеночке стекают. Маечку снимите и на кушеточку. Нет, штанишки расстегивать не надо, они мне не помешают, низ живота у вас и так открыт. Так-так, животик-то совсем пустой, позвоночничек прощупывается. Кушали что-нибудь с утра? Ничего не кушали. Это хорошо, значит, мы сможем взять анализики. Как у нас с мочеиспусканием? Частое, говорите… Ничего, это мы полечим. Я постучу немного. Здесь больно? А здесь? В спинку отдает? Отдает. Вот вам баночка, зайдите за ширмочку и пописайте.

Тимон зашел за ширму. Там в золоченых рамках висели многочисленные дипломы доктора Лора на трех языках: русском, английском и иврите. Вообще, когда-то доктор Лор специализировался как проктолог. Но эмигрировав в землю обетованную, Аркадий обнаружил жесточайшую конкуренцию по своей специализации: казалось, все проктологи постсоветского пространства собрались на Святой земле в погоне за задами соплеменников. И доктор Лор переквалифицировался в семейного врача. Семейных врачей тоже оказалось в избытке. Тогда Аркадий Исаакович торжественно возвратился на московскую землю, купил небольшую квартирку в «Золотых куполах», там же взял у ТСЖ в аренду на длительный срок пятьдесят квадратных метров офисной площади и стал успешно лечить все семейные недуги состоятельного населения.

– Справились, милейший? Ну тогда закройте баночку крышечкой и поставьте на тумбочку слева. Завтра посмотрю на результатик. И вам сообщу. А что это за ссадинка на локотке? Упали? Давайте мы обработаем и пластырек приклеим. День сегодня какой-то травматичный. Понятно, пятница, тринадцатое. Госпожа Пакостинен язык прикусила – распух, еле ворочается. А мадам Сало вообще крыса какая-то укусила, представляете? Швы накладывал. Хоть травмопункт открывай. А вам я скидочку сделаю, как постоянному клиенту. Пять тысяч за осмотр и анализ, а обработочка ссадины – бесплатно. Зачем же я постоянных клиентов буду грабить? Они же ко мне больше не придут, если я цены задирать начну. А сейчас рекомендую вам покушать и в постельку. Лечение завтра назначу, когда картиночку анализа увижу. Приятного аппетита и хороших снов, милейший! До звоночка!

Тимон вышел. Доктор Лор зашел за ширму, вымыл руки, вытер их о халат и задумался, глядя на баночку с бухтияров-ским анализом. Невнятные, но тревожные ассоциации роились в его голове… За окном как-то резко потемнело. Большая грозовая туча наползла и закрыла большую часть неба. Неожиданная резкая молния осветила все пространство, и гулким взрывом ахнул гром. «Первая гроза», – отметил Аркадий Исаакович и бросился закрывать форточку, в которую хлестал косой дождь.

Вдруг зазвонил телефон, и доктор Лор отчего-то вздрогнул.

– Алло, – вкрадчиво ответил он, увидев на экране мобильника надпись: «Неизвестно».

– Аркан? – спросили в трубке.

– Лассо, – ответил он на пароль.

– Я долго думал, – распознал он голос Иванько. – Но потерялся в догадках. Мне дали знать, что братья недовольны. Но не дали знать, чем именно. Нужна встреча.

– Жду, сейчас в самый раз, у меня пусто.

Вымокший от короткой перебежки от двери до двери Боря стоял на пороге уже через три минуты. Лицо его выражало крайнее смятение. Он шепотом – и у стен есть уши – поведал Лору и про задание Воротилкина, и про исчезновение вещуньи Пелагеи, которую он безуспешно вызванивал и высматривал последние три часа. И про белую крысу, подвешенную за хвост к ручке его квартиры. Аркадий пообещал выйти на связь с куратором-альбинатом и все выяснить, дал Иванько таблетку седуксена и стал торопливо прощаться. Но тут у Бори зазвонил телефон.

– Час от часу не легче, – простонал Борис, пытаясь пропихнуть таблетку, застрявшую где-то в горле.

«Аполлонский», – рассмотрел Аркадий надпись на экране телефона. Боря оглянулся на доктора и опасливо нажал на кнопку.

– Слушаю. Да. Конечно. Все правление? Это невозможно. Лиммер на Брянщине. Мать его? Мать его можно… Сачкова? А зачем Сачкова? Ладно, ладно, не обсуждаю. Моего недоумка? Которого из них? Сволочникова? Ладно, этого добуду. Во сколько?! Это невозможно, пятница, пробки. В полночь? В полночь можно… Доберутся, думаю. Где? Под «Куполком»? Конечно, обязательно. До встречи.

Закончив, Боря присел на кушетку и попросил вторую таблетку седуксена. Аркадий Исаакович выдал таблетку, вытер одноразовой салфеткой холодный пот с мокрого лба Иванько, поднял его на непослушные ноги и стал потихоньку подталкивать к выходу.

…Братство Альбинати было его, Лора, изобретением. Начитавшись литературы про масонов, Аркадий Исаакович понял, что это недурной способ заарканивания клиентов, этакий сетевой маркетинг, где все повязаны взаимными услугами. Еще до возвращения в Россию с исторической родины Лор самолично соорудил сайт Братства Альбинати в русскоязычном варианте и выпустил его на интернет-просторы. Символом Братства он выбрал белую крысу, существо умное, да еще и с эксклюзивным белым экстерьером – этакий символ чистоты и непорочности. Он знал, что к подобным крысиным союзам тяготеют люди от политики и чиновничества, и как только такой клиент ему встречался, он вызнавал про него все что мог, а потом посылал ему письмо без обратного адреса с плотным черным картоном внутри, где изображена белая крыса и выбит дырочками адрес сайта. Клевал каждый второй. А он, Аркадий Лор, становился связным с таинственным братством Альбинати. Ну и для конспирации оказывал врачебные услуги. Чтобы попасть на собрание ложи, кандидату нужно было пройти шесть ступеней посвящения, оказав несколько услуг членам Братства. Пока дальше третьей ни один из Лоровского улова не поднялся, и главное на данном этапе было поддерживать дальнейший интерес и сохранять интригу.

Сообщением Иванько Лор был не на шутку встревожен. Кто-то знает и пользуется его детищем. Он не мог оценить размеры возможного ущерба, и это беспокоило его еще больше. В отличие от Иванько, уповать ему было не на кого. И Пелагея пропала… Но Сурай, Сурай-то на месте.

Он взял зонт и побежал к речке в хижину бабушки Сурай. Но не добежал. Бабушка с ножом наперевес бежала ему навстречу. Вид у нее был такой, что сердце ушло в пятки: зарежет ведь, непременно зарежет.

– Ай, доктар, чуть-чуть выбраласа. Вада в реке падняласа, так падняласа, ка мьне в дверю стучица, пусти, гаварит, а я бегом… Ай, сон мой испалняетса, ай, испалняетса. Можно у тебя укрытса?

– Давайте, уважаемая Сурай, вот под зонтик, нам сюда, сюда.

Он нежно довел пророчицу до своей двери и жестом попросил внутрь, за ширмочку. Передал ей пачку одноразовых пеленок, из которых Сурай соорудила себе в пять минут с помощью многочисленных булавок кофту, юбку и даже платок. Когда женщина появилась из-за ширмы, Лор при всей серьезности ситуации кусал губы, чтобы не расхохотаться при виде это сине-белого кулька с ножом в руке.

– Что за сон такой, уважаемая Сурай?

– Ой, ночью синилась море бес краю, толка не синий море, а желтый море, грязный такой море.

– Потоп, что ли?

– Не знаю, патоп ни патоп, а вады много, мутная такая, нехарошая.

– Ну, ничего страшного. Желтое море далеко, в Китае. Китайцев много, они потопа и не заметят. Вот таблеточку примите для успокоения. А мне помощь ваша нужна, уважаемая.

– Чё, анализ чей пасматреть?

– Это тоже не помешает, – Лор вспомнил про анализ Бухтиярова и принес баночку Сурай.

– Васпаление немножка вижу. Соль вижу. Ты его выличишь. Давольный будит.

– Ну и славно. У меня другая забота есть. Чувствую, что кто-то недоброе против меня замыслил. Не видишь ли, кто?

Сурай схватила нож и стала водить его по белому халату Лора. Лор внутри трепетал, особенно когда пророчица проходилась по низу живота, но виду не показывал.

– Женыцына вижу. Красывый женщына.

– Молодая?

– Так, напалавинку. Сверху маладая, внутри старая.

– Жена бывшая, значит. Столько денег ей на пластику ухлопал! Глаза сделала, губы сделала, грудь сделала, бедра сделала. Когда за живот взялась, я с ней развелся – разорила бы меня этими операциями. Что теперь хочет?

– Денек ат тебя хочит, маладой любовник завела, машин ему купит хочет.

Аркадий Исаакович вздохнул облегченно-озабоченно. Ну да, бывшая супруга про Альбинати знала. И называла его Крысоловом. Ну умна, умна. Если бы просто позвонила, попросила, потребовала – уши от мертвого осла, вот на что она могла только рассчитывать. А при таком развороте событий придется пойти на переговоры. И ведь вычислила, что Иванько – его клиент. И с крысой кого-то подослала. Рисковать с таким трудом налаженной пациентской сетью он никак не мог. Будем торговаться. А сейчас надо вежливо выпроводить бабушку Сурай.

– Знаете, почтенная Сурай, мне надо все-таки анализ в лабораторию отвезти. Ваш диагноз я пациенту предъявить не могу. Вот, держите зонтик, дарю! С фирменной надписью. Вам, может, до салона красоты дойти? Они вам там волосы посушат – вон видите, до сих пор из-под пеленочки капельки капают. За помощь – спасибо. Если что заболит – обращайтесь – обслужу бесплатно, слышите, совершенно бесплатно. Доброго здоровица!

– И тебе, доктар, щасливо ат красавыцы атбица.

И пеленочный кулек с тюком мокрой одежды под мышкой, с ножом в руке, держа другой рукой зонтик, засеменил в сторону салона красоты «Сирано де Бержерак».

13 апреля, 17 час. 05 мин. Мадам де Голь

Хозяйка «Сирано де Бержерак» Дарья де Голь собственноручно красила волосы в траурный сине-черный цвет расстроенной Алле Пакостинен, сочувственно кивая ее невнятному рассказу. Распухший от прикуса язык не давал Алле ярко выразить свои чувства к бесчувственному Коле, к беспечной Верке, к исчезнувшей Лариске и к предательскому языку, который не вовремя подвернулся ей под зубы.

– А он что?

– А он, наглец, говорит: «Даже крыса от тебя сбежала, Алла!»

– А ты что?

– А я ему: «Открой, подлец, дверь и посмотри мне в глаза!»

– А он что?

– А он: «Зачем?»

– А ты что?

– А я ему: «Чтобы убедиться, что это ты ее выпустил!»

– А он что?

– А он: «Хотел бы я быть сейчас на Ларискином месте!»

– А ты что?

– А я: «Скатертью дорожка! Вали в Бирюлево, по месту своей прописки!»

– А он что?

– А он: «Да эту квартиру заработал я!»

– А ты что?

– А я: «А кто тебя уже три года содержит? Если бы не моя изобретательность по извлечению твоих доходов из “Ремикса”, ты бы уже на паперти с протянутой рукой стоял!»

– А он что?

– А он: «Что же ты против Иванько ничего не изобрела?»

– А ты что?

– А я: «А зачем же ты с Аполлонским разосрался? Ах, Моська, знать она сильна, коль лает на слона!»

– А он что?

– А он: «Погоди, он меня еще назад позовет!»

– А ты что?

– А я расхохоталась ему в дверь: «Аполлонский – дурной, но не настолько, чтобы запускать злокозненного козла обратно в свой огород».

– А он что?

– А он тут дверью мне по лицу – хренак, я язык-то и прикусила.

– А он что?

– А он мне: «Вот ты мне за козла и ответила!»

– А ты что?

– А я уже больше говорить не могла, кровь изо рта так и хлещет.

– А он что?

– А он: «Это твоя вампирская сучность из тебя выходит!»

– Ужас какой!

– Ну да! Весь белый ковер испортила и халат махровый от Версаче.

– Жуть!

– Нуда! Я когда к доктору Лору прибежала: рот в крови, руки в крови – он по стенке сполз – думал, я Сачкова загрызла насмерть.

Алла считала Дарью своей лучшей подругой. Ей и только ей поверяла она свои тайны и эмоции. Дарья же держала в статусе лучших подруг всех своих постоянных клиенток и, обладая великолепной прирожденной памятью, помнила всех их мужей, любовников, детей и домашних животных. Роль сочувствующей ей прекрасно удавалась, настолько замечательно, что книга записи в салоне была заполнена на неделю вперед. Она редко вставала за кресло сама, за час успевала обойти и кабинет массажа, и косметологию, и маникюр. И везде: «А он что?», «А ты что?». Главное: не более пятнадцати минут, чтобы дать возможность излить душу каждой посетительнице. Но сегодня была пятница, тринадцатое, и клиентки воздерживались отрезать себе волосы или ногти. А тут еще такой ливень! Поэтому Дарья отдалась Алле полностью.

Жизненных драм Дарья наслушалась столько, что могла бы продавать сюжеты сценаристам всех сериалов. И нередко подумывала об этом. Не могла только сообразить, как стрясать с них деньги; все писатели, ясное дело, халявщики – любой сюжетец норовят заполучить бесплатно.

Взять хоть ее собственную жизнь. Родом Дуся была со Ставрополыцины. Станичница, можно сказать, – яркая, фигуристая, крашеная блондинка. Все детство коровам хвосты крутила, да и что оставалось делать, если мать на ферме была дояркой, а отец – зоотехником. Родители мечтали дать дочери высшее образование и сил не жалели. И Дуся поступила на биолого-почвенный факультет Ростовского госуниверситета. И встретила там темнокожего парня по имени Чинуа из Нигерии, говорил, что сын короля. Это потом оказалось, что папенька-то в короли прямо из крестьян короновался и уже на тот момент имел девять жен и тридцать детей. А Чинуа был сорок пятым в очереди претендентов на престол. И когда Дуся оказалась в столице Нигерии Абудже, в доме своего наследного принца, то обнаружила там еще четырех его жен и некоторое количество детей. Вечером того же дня муж привел уже беременную Дусю в спальню старшего брата в качестве подарка из далекой России. Прошло три долгих и страшных месяца до того, как Дуся бежала в российское посольство, откуда ее грузовым самолетом эвакуировали на родину.

Станичники ходили смотреть на Дусиного «черномазенького» толпами. Приезжали из соседних окрестностей. Дуся и ее новорожденный Мишка стали местными «селебрити». Про них даже очерк в местной газете писали под заголовком «Африканский подарок». Отчество Чинуаевич своему мальчику Дуся давать не стала. Дала ему отчество своего отца – и получила свидетельство о рождении Гольцова Михаила Сергеевича, место рождения: станица Суворовская Ставропольского края, мать: Гольцова Дарья Сергеевна, в графе отец – прочерк.

Понимала Дуся, что в станице им с Мишкой делать нечего и надо устраиваться в столице, где при виде чернокожего люди не столбенеют и челюсть не отваливают. Оставив Мишку на временное попечение родителям, приехала в первопрестольную, устроилась со своим дипломом, внешностью и знанием английского языка уборщицей во французское посольство. Это ей знакомый дипломат подсказал, тот, что ее транспортировкой из Нигерии занимался. Там ее карьера была быстрой – из уборщиц в любовницы пресс-атташе. Из посольства пришлось уволиться – там не одобряли семейных пар. Даже если и не связанных брачным контрактом. Брачным контрактом Жиль бы связан с другой женщиной, настоящей француженкой, истинной католичкой, и имел от нее пятерых детей. Однако последовать за мужем в холодную Москву Жозефина (так звали его жену) отказалась: она не представляла, как можно одеть и раздеть пятерых детей два раза в течение дня для школы и прогулок по морозной зиме.

Зато к Дусе Жиль был добр и ласков, разрешил привезти в Москву Мишку, от вида которого вовсе не остолбенел, называл его «Ваше высотчество» и водил в Московский зоопарк для ознакомления с фауной африканского континента. Свое сожительство с Дусей Жиль считал благотворительной миссией, да так оно по сути и было.

Через три года Жиль уехал, но рекомендовал Дусю своему другу Пьеру, женатому, но с женой не живущему, поставщику французского хлама на российский антикварный рынок. И Дуся с Мишкой переехали к Пьеру. Пьер был прижимистым и требовал от Дуси частично оплачивать аренду квартиры, но зато помог устроить сына во французскую школу, где Мишка впервые завел друзей со своим цветом кожи.

Дуся уже работала стилистом в модном салоне и была популярна среди французской диаспоры. Но прошло время, и Поль тоже засобирался на родину. По счастью, Дусю заприметил один из ее клиентов, престарелый, овдовевший и вполне состоятельный господинчик из числа бывших директоров, успешно приватизировавших и удачно продавших конкурентам ранее возглавляемое предприятие. Ростом был он, правда, чуть выше ее груди и немного прихрамывал, но имел квартиру в райском местечке – «Золотых куполах» и дачу в Горках. Нет, конечно, ни о каком оформлении отношений или наследстве не могло быть и речи: об этом он предупредил заранее. И Мишу пришлось отправить для дальнейшего обучения в швейцарский пансион – не готов был Степан Егорович (так звали благодетеля) делить крышу с негритенком. Сердце у него слабое – вдруг ночью в темноте на Мишку наткнулся бы и подумал, что черт за ним явился. Приступа тогда не миновать. Но обучение мальчика оплатил. И денег дал Дарье на развитие своего дела, в долг, понятное дело, но на пять лет и без процентов. Она тут же сняла помещения в атриуме «Куполов» и открыла салон. Вот так и стала она, мадам де Голь, хозяйкой «Сирано де Бержерака».

…Аллины волосы уже приобрели требуемую радикальность оттенка, и мадам де Голь смывала черные потоки траура с волос тоскующей владелицы Лариски, когда дверь распахнулась и на пороге появилось нечто. Дарья так испугалась видения пеленочного куля под зонтиком, что чуть не выпустила из рук душевую лейку, изрядно забрызгав лицо и одежду клиентки. Открыв глаза, Алла уперилась взором в полное ужаса лицо мадам де Голь, рванулась из-под ее рук в панике, роняя по сторонам капли черной краски.

– Что вы так пугаитись, не пугаитись, Сурай я, Сурай. Домик мой затапила, я намокла немножка, доктар дал перодетца, я пероделаса.

Про Сурай они слышали и даже видели по телевизору. И в принципе Дарья давно рассказывала с гордостью своим подружкам, что победительница «Битвы экстрасенсов» поселилась у нее по соседству. Но вот так в лицо обе видели ее впервые.

Ликвидировав последствия паники, вытерев лицо и грудь Пакостинен, Дарья отвела Сурай в подсобку, где выдала ей запасной рабочий халат своей уборщицы – розовый, кокетливый, с рюшечками, и размерчик Сурай оказался подходящий, экстралардж. Через пару минут вместо пеленочного куля взорам двух дам предстал крупный розовый поросеночек с полотеничным тюрбаном на голове – с таким образом им было спокойнее и привычнее, тем более что зачехленный нож пророчица поместила в обширный карман халата.

Сурай оглядела себя в зеркало, попробовала одернуть халат пониже, чтобы не было видно коленок, но это ей не удалось. Тогда она села в кресло, натянула на колени расходящиеся полы и успокоилась. Она долго и с любопытством наблюдала за процессом сушки и укладки, рассматривала пеньюар, фен и прочие парикмахерские приблуды.

А Алла тем временем рассматривала в зеркале свой новый образ: он был по-настоящему скорбен.

– А ф тибе бес сидит, – произнесла вдруг Сурай, обращаясь к Пакостинен. – Хочишь выганю?

Аллино лицо выразило крайнее смятение, она замахала руками, а потом прижала их к тому месту, где должно обитать сердце.

– Последняя родная душа, – почти со слезами сказала Алла, – и той хотите меня лишить! – И опрометью выбежала из салона прямо под дождь, даже не расплатившись.

Как только за Аллой затворилась дверь, из подсобки появились маникюрша Азиза и косметолог Мадина. Они наблюдали за сценой в щелочку, не желая попадаться лишний раз на глаза Пакостинен – она бесконечно жаловалась на них хозяйке, что не мешало Алле продолжать пользоваться их услугами.

– А тебя бальшой пачет ждет, – обратилась она к мадам де Голь. – Мать призидента будешь.

– Президента чего? – осторожно спросила Дарья.

– Стараны.

– Какой? – решила уточнить хозяйка салона.

– Рассии.

– Может, все-таки Нигерии?

– Какой Нигери? Не знаю Нигери, знаю Рассия.

– У меня сын чернокожий.

– В Америки тожа сын чернокожий. Призидент, однака.

– Но он у меня сейчас за границей.

– Сичас не нада, патом приедит, призидентом будит.

– А его не убьют? – встревожилась любящая мать.

– Зачем убьют? В Расии призидент не убьют, пачетный пенсий дадут. Тибе дварец купит, на мори жить будиш.

От такой перспективы Дусина голова пошла кругом, а пульс застучал пулеметными очередями. Шутка ли – мать президента! А чего – языки знает, этикету обучена, столько лет с французами прожила. Главное – фигуру сохранить и лицо подтянуть. Ну да это не вопрос! Опять же, мальчик у нее королевских кровей, образование будет отменное, европейское. Вся Африка будет симпатизировать. И часть Америки. Да к тому времени и Европа заметно почернеет, и, может быть, Россия. Дуся представила как спускается она в Антибе с вертолета, на голове – косынка, чтобы волосы не растрепались, лопасти вертолета пригибают идеально стриженную траву на лужайке, а вся прислуга уже выстроена, в передничках, с наколочками, а дворецкий во фраке и галстуке, несмотря на жару. Шарман, шарман. А Леху, своего персонального фитнес-тренера из клуба, она с собой не возьмет. Староват он уже к тому времени будет. В соседней Испании много страстных и мускулистых Хуанов и Мигелей ждут ее выбора. Так ведь заслужила, заслужила! За все муки мученические, за всех этих французиков двуличных, за этого старого, жадного, хромого козла будет ей в награду дворец! А вы знаете, кто теперь владеет этой эксклюзивной недвижимостью на самой пипке Антиба? Мадам де Голь! Вуаля!

Дуся открыла глаза. Косметолог Мадина и маникюрша Азиза взирали на нее со смесью зависти и восхищения. Они были тоже не прочь узнать свое будущее, но боялись его.

– Устала я, – зевнула Сурай. – Паспать гиде можна?

– А вот в массажной на кушетке. Я вас пледиком прикрою. Приятных снов.

– Эта как Аллах даст, – ответила Сурай, заваливаясь на кушетку.

Мадам де Голь выпорхнула из массажной, не чувствуя под собой ног. Она твердо решила предложить Сурай кабинет в своем салоне. Мобилизовав Азизу и Мадину, она принялась расчищать подсобку, распихивая коробки с химикатами и стопки полотенец по разным шкафам и углам. Когда через час пророчица проснулась, ее торжественно ввели в бывшую подсобку, где теперь стояло монументальное кресло, а рядом – стеклянный столик для ритуального ножа. Для посадки посетителей приспособили пуфик для ног, заднюю стенку со стиральной машиной и раковинами задрапировали черными бархатными занавесками, позаимствованными из косметического кабинета. Все пространство было освещено мерцающими елочными гирляндами, создающими эффект сумрака и движения энергии, и гул стиральной машинки, отжимавшей в тот момент выстиранные полотенца, удачно создавал необходимое звуковое оформление.