Текст книги "Не уходи, Аук! (Лесные сказки)"

Автор книги: Надежда Надеждина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Как Тигр извинился

Ни один куст не растет на лесной земле случайно, ни одна птица, ни один зверь не поселится зря. Все хотят жить, а без еды не проживешь.

Кто кого в лесу ест? Ты словно перебираешь звенья цепочки: осина – заяц – лиса, елка – белка – куница, сосна – лось – волк… Ястреб уносит в когтях тетеревенка, чей зоб набит ягодами черники. Над оленем тучей кружатся насекомые кровососы. Мыши подбирают опавшие желуди, за мышами охотится сова.

Все хотят жить, и все живое связано между собой. Это закон для всех лесов: и сосновых, и березовых, и дубрав, и дальневосточной тайги, где растут и ель, и кедр, и дикий виноград, где живет самый могучий и красивый из тигров.

Но он, Тигр, кого Лесной Народ признал Повелителем Тайги, этого закона не знал.

Тигр считал, что деревья существуют для того, чтобы точить о них когти. Так поступают все кошки. А тигр тоже кошка, хотя и весит более трехсот килограммов, прыгает на шесть метров в длину и на два метра в высоту и ударом лапы может свалить жеребенка. Огромная дикая кошка редкой красоты, чей желтый с красноватым отливом мех оттеняют бархатно-черные полосы.

Ни один зверь не забывает обычаев своего рода.

И Тигр не забывал. Как все кошачьи, он охотился в одиночку, подкрадывался к добыче бесшумно. Внезапный, как вспышка молнии, его прыжок был неотразим. Дикая свинья, на которую он напал, даже не успела хрюкнуть.

Стадо продолжало спокойно пастись, не подозревая, что одну из длиннорылых выкрал Тигр.

Прыжкам и подкрадкам Тигр научился в детстве.

– Начнем нашу игру-урок! – изгибаясь, учил малыша длинный и толстый материнский хвост. – Ты охотник, а я добыча. Нападай смелей. Прыжок! Что, получил по носу? Потому что промедлил. Еще прыжок! Вот теперь хвалю!

Если же кончик материнского хвоста начинал раздраженно постукивать о землю, это означало: «Урок окончен. Не приставай, а то рассержусь. Надо и мне когда-нибудь отдохнуть».

И Тигренок должен был довольствоваться игрой с братишкиным или со своим собственным хвостом.

Тигренок умел понимать и разговор материнского уха, что Очень важно, чтобы не заблудиться в лесу.

Три года, пока тигрята не станут самостоятельными, они послушно ходят следом за матерью. Живет семья скрытно. Подавать голос во время прогулок малышам запрещено.

Но у котят есть путеводный знак – белое пятно на тыльной стороне уха тигрицы. Белое пятно указывает дорогу и предупреждает: «Не отставать! Смотрите на меня и следуйте за мной!»

А шершавый и жесткий материнский язык обучал полосатых котят чистоплотности.

– Умываться надо по нескольку раз в день, после каждой еды обязательно, – вылизывая котенка, ласково мурлыкала тигрица. – Иначе сам себя накажешь, охота не будет удачной. Тебя выдаст твой собственный запах.

– И все звери моются так часто? – допытывался малыш.

– В нашем кошачьем роду все. Ну, а что спрашивать с собак? (Собаками тигрица называла волков – зверей из семейства псовых). Собаки не способны умываться своим гладким слюнявым языком. Они неряхи, от них всегда пахнет.

– А как же они охотятся?

– У них и охота грязная. Гонят добычу скопом. Столько шума, что весь лес трещит. А когда догонят… Да ты увидишь сам.

И Тигр увидел, но взрослым, когда, отделившись от семьи, он уже не ступал след в след за матерью, а разгуливал по лесу сам по себе.

Тигра окликнул сидевший на дереве Бурундук.

Хотя на спине у бурундука всего лишь пять черных полосок, у тигра на одном хвосте полосок в два раза больше, но все же за полосатость Тигр выделил этого маленького зверька и милостиво беседовал с ним.

Все бурундуки очень любопытны.

– Я видел, в кустах лежит мертвый кабан. Это не ты случайно забыл свою добычу? – спросил Бурундук.

– Я ничего не забываю, – сощурил желтые глаза Тигр. – И уж конечно, правил честной охоты, которым меня научила мать. Охотятся для того, чтоб быть сытым. Одного кабана мне хватает почти на две недели. Убыль для стада незаметная, поэтому в моих владениях не переводятся кабаны. Я хочу знать, кто осмелился топтать мою охотничью тропу, скалить зубы на мою добычу. Пять Полосок, покажи мне этого мертвого кабана.

Хвост у Тигра ходил ходуном, когда он вылез из кустов, на которые ему показал Бурундук. Тигр хрипел, он даже закашлялся от ярости.

– Позор! – глухо рычал Тигр. – Позор охотнику, который не может свалить добычу одним ударом. Бедняга кабан околел от множества ран. Его бока рвали острые зубы. Пять Полосок, можешь ты мне сказать, чьи это были зубы?

– Теперь я понимаю, что волчьи, – вздохнул Бурундук. – И как это я раньше не догадался! Моя родственница белка видела в лесу еще и других околевших подранков. И еще белка мне сказала, что кабаньего стада больше нет. Его разогнали волки. Те кабаны, которые уцелели, разбежались от страха кто куда.

– Так, так! – Тигр в бешенстве охлестывал себя хвостом. – Теперь я знаю, что такое грязная охота, о которой мне рассказывала мать. Запомни, Пять Полосок, это больше не повторится. Я не позволю собакам разбойничать в моих владениях. Пусть убираются прочь, если хотят остаться в живых.

– Но я не смогу передать им твой приказ, – пробормотал Бурундук, – я боюсь…

– Ничего передавать не надо. Сами узнают.

И они узнали.

Волчья стая – это большая семья. В нее, кроме пары старых волков, входят и молодые звери двух выводков: и двухгодовалые, и те, которым еще не исполнился год.

Руководит стаей волчица.

Почему, по общему молчаливому согласию, ей доверено идти первой? Потому, что она мать. У нее самые чуткие уши и самые зоркие глаза. Она привыкла видеть и слышать не за себя одну, а за всех тех, кто послушно ступает в проложенный ею след. Это ее дети, ее семья.

И на этот раз волчица, по обычаю, вела стаю. За ней цепочкой – молодые, замыкал шествие старый волк.

Внезапно волчица резко остановилась, словно попав лапой в капкан.

Все замерли.

– Что ты увидела, мать? – встревожился старый волк.

– След, который принесет нам беду! След кошки!

Вражда кошек и собак – вековая, старинная вражда. Но если на городском дворе собака гоняет кошку, то в тайге дикая полосатая кошка с клыками в семь сантиметров длиной могла отомстить семейству собачьих за все обиды, когда-либо нанесенные семейству кошачьих.

Волчья семья Жила в тревоге. Стая недосчиталась одного волчонка.

Потом так же загадочно исчез и второй.

– Надо уходить, – сказала волку волчица. – Недаром мое материнское сердце чувствовало беду. Эта проклятая кошка не успокоится, пока не переловит всех нас.

И, поджав хвосты, волки ушли.

Уступив тигру охотничью тропу, они тем самым признали, что сильней полосатой кошки в тайге зверя нет.

Полосатая кошка поразила Лесной Народ и своей смелостью.

Раздался отчаянный крик сойки:

– Тревога! Идет человек!

Для диких зверей и птиц нет ничего страшней, чем встреча с человеком. Все попрятались, кто в дупло, кто в нору. Все, кроме Тигра, который продолжал лежать в своей излюбленной позе: задние лапы поджаты, передние вытянуты вперед.

Потом он лениво зевнул, не спеша поднялся и, бесшумно ступая, пошел по следу человека.

Наверное, ты слышал или читал, что в Индии встречаются тигры-людоеды. Но стали они людоедами по вине искалечивших их незадачливых охотников. Живучие, как все кошки, раненые, но недобитые, хищники выжили. А калека-тигр уже не способен преследовать кабанов, охотиться на оленей. Он вынужден искать более легкую добычу.

Но Тигр, про которого я тебе рассказываю, был молод и здоров. Он шел по следу не для того, чтоб убить, а чтоб узнать, что собирается человек делать в его владениях. И когда убедился, что человек ничего дурного против него не замышляет, спокойно вернулся на прежнюю лежку.

Вот тогда-то за смелость и силу Лесной Народ признал Тигра, единственного из зверей, который осмеливается идти по следу человека, Повелителем Тайги.

В этот солнечный день Повелитель Тайги был в прекрасном настроении. На земле валялся корешок, вырытый чьим-то рылом или копытом. Тигр понюхал корешок. Кошачьи длинные и жесткие усы задумчиво зашевелились. Пахло детством.

Точно такой же запах был у корешка, который Полосатый нашел, еще будучи котенком. Братишка стал у него отнимать находку, а он не давал. Братишка наскакивал, а он убегал.

А потом сам налетел на братишку, повалил его на землю и лапами его, лапами…

И сейчас, вдохнув запах детства, могучий зверь повалился на землю и стал кататься по ней, играя сам с собой.

Ему было очень весело, пока он не услышал тихий голосок:

– Уважаемый! Ты нам очень мешаешь. Мы тебя убедительно просим: подвинься чуть-чуть.

Тигр замер. Какой позор! Повелителя Тайги застали за детской игрой, недостойной ни его положения, ни возраста.

– Кто это говорит? Почему я тебя не вижу? – осторожно спросил Тигр.

– Протяни лапу и увидишь.

Тигр протянул лапу, чей передний коготь длинней твоего пальца. На лапу взбежал муравей.

– Так это я тебе, козявка, мешаю? Тебе не хватает места в лесу?

– Уважаемый, пойми: у нас стройка. Мы подносим строителям балки и бревна. А ты разлегся на самой дороге и расшвырял наших грузчиков хвостом.

– Верно, хвост у меня здоровый! – согласился Тигр. – Еще бы! В тайге нет мне равных. Я сильней всех!

– Как сказать, – возразил муравей. – Олень, которого ты взваливаешь на спину, легче тебя, а я поднимаю груз в два раза больше себя весом. Но не будем спорить, кто из нас сильней. Все вместе, большие и маленькие, мы – лес! Ты – лес, и я – тоже лес! Все мы лесу нужны, а значит, и все равны.

Тигра так удивили эти слова, что он раскрыл пасть, но ничего не смог ответить, только нервно зевнул.

Повелитель Тайги был вспыльчив, но отходчив. Может быть, все обошлось бы, если бы в разговор не вмешалась кедровка.

– Он правду сказал: муравьи нужны. Как и мы, птицы, они защищают деревья от вредных гусениц. А ты, Полосатый, ничего не понял, размахался хвостом…

– Молчать! – рявкнул Тигр. – Чей хвост? Мой! Хочу – и размахиваю. И нечего меня учить: нужны… равны… Кому нужны муравьиная куча и вы, крикуньи, которые только и умеете, что капать зверям на голову. Убирайтесь из леса! Чтоб я вас больше не видел. Проживем без птиц и муравьев.

Утром Тигра разбудили птичьи голоса. Тучей поднявшись в небо, птицы кричали:

– Мы улетаем! Ты еще пожалеешь, Полосатый, что нас прогнал!

Между деревьями, изгибаясь, двигалась длинная колонна муравьев. Они шли, как на парад, строем, унося в лапках белые куколки, которые мы называем муравьиными яйцами.

– Уходят. Обиделись! – фыркнул Тигр. – Возможно, вчера я погорячился. Но они сами меня довели. «Ты – лес, я – тоже лес…» Равнять меня с козявками! Невозможно слушать подобные дерзости.

И все же настроение у Повелителя Тайги было испорчено.

Со временем все забывается, и Тигр забыл эту неприятную историю. По-прежнему были зорки его глаза, чутки уши, бесшумна поступь. Неутомимый лесной бродяга, он мог за день пройти и тридцать, и даже пятьдесят километров.

Но то ли охотничье счастье ему изменило, то ли что-то случилось в лесу – кабаны и олени перестали попадаться на его пути. Тигр не был жаден на еду и мог голодать подолгу. Однако на этот раз пост слишком затянулся.

– Ты не знаешь, Пять Полосок, – спросил Бурундука Тигр, – куда девались кабаны и олени? Никак не пойму.

– А ты взгляни вверх! – грустно ответил Бурундук.

Тигр поднял голову и тут только заметил то, чего раньше, занятый самим собой, не замечал.

Еще не наступила пора листопада, а на многих деревьях не было листвы. Однако на голых ветках что-то шевелилось.

И когда Тигр рассмотрел, что это шевелится, он, ничего не боявшийся, почувствовал, что ему страшно. Страшно и гадко. На голых ветках покачивались гусеницы, словно маленькие змееныши, вставшие на хвосты.

Полчища гусениц погубили листву и теперь выглядывали, что им еще можно съесть.

– Нашествие многоногих! – чуть слышно процокал Бурундук. – Их некому остановить – ты прогнал птиц и муравьев. Они, как пожар, все погубят. Желудей не будет, орехов не будет…

– Меня не интересуют орехи и желуди, – оборвал Бурундука Тигр. – Моя добыча – кабаны и олени.

– Да ты что? Не знаешь лесного закона? – удивился Бурундук. – Не будет орехов и желудей —.не будет корма кабанам и оленям – не будет и тебе добычи. Сам видишь, они ушли.

– А ты почему не ушел?

– У меня в норке еще сохранились прошлогодние орехи. Отборные, червивых я не беру. Кончатся мои запасы, и я уйду. Ты тоже уйдешь. Лесной закон говорит, что все мы…

– Не признаю никаких ваших законов! – зарычал Тигр. – Я сам себе закон! И никуда я не уйду!

Ведь не ушел же он в самую трудную для него зимнюю пору. Все его родичи живут в теплых странах. Он, единственный из тигров, ходит зимой по снегу.

Мартовский наст – волчий снег. Их, легконогих, он держит. А под грузным тигром проваливается, и льдистая корочка режет лапы в кровь. Легко ли ходить на израненных лапах, оставляя на снегу кровавые следы? Но он не ушел, потому что здесь его родной дом. А сейчас в родном лесу стало голодно, тоскливо и тихо. Ни птичьих голосов, ни хруста сучка под копытом оленя, ни топота кабаньего стада.

Опустив голову, Тигр постоял возле затихшего муравейника. Раньше здесь суетились муравьи: строители, няньки, грузчики… Сейчас дом из хвоинок был пуст. Ушли!

Пять Полосок сказал: «Ты тоже уйдешь!» Неужели, прогнав птиц и козявок, он прогнал из леса и самого себя? Если он останется, то протянет лапы от голода.

В траве возле ручья прыгали лягушки. Голодный Тигр, придавив лапой, поймал лягушку и с отвращением проглотил.

На другой день Тигр снова появился у ручья. Но догадливые лягушки дружно бултыхнулись в воду.

– Спасайтесь! Это он! Это тигр-лягушатник!!

Старая бабушка-лягушка, прежде чем нырнуть, погрозила Полосатому лапкой и проквакала:

– До чего дошел! За лягушками охотится. И тебе не стыдно? А еще тигр…

Да, Тигру было стыдно. Очень стыдно. Но ему нестерпимо хотелось есть.

Полосатый снова завел разговор с Бурундуком:

– Ты не мог бы, Пять Полосок, передать им… ну, тем… то есть этим… ты понимаешь, о ком я говорю… чтобы они вернулись? Я ничего не имею против. Я даже соскучился без них.

– Они не вернутся, пока ты не извинишься, – сказал Бурундук.

Извиниться ему, Тигру?! Да он так горд, что, промахнувшись – это, правда, случается крайне редко, – не повторяет прыжка, а срывает свою злость на дереве, царапая кору когтями… И перед кем извиняться?

Тигр залег под деревом, положил морду на лапы и зажмурился. Он будет спать. Спящего не так мучает голод. А может, он увидит во сне молодого оленя или жирную свинью?

Но Тигру приснилась гусеница. Толстая, длинная, как его хвост. Она шипела по-змеиному: «Всех съем! И тебя съем!»

Тигр проснулся от щелчка по лбу. Это Бурундук, бегая по ветке, бросил в него орех.

– Ты можешь спать, когда твой лес, наш лес погибает? Я знаю, ты гордый. Но пересиль себя, шепни словечко ручью. Он быстрый и далеко бежит, он передаст кому надо.

Вечером, придя на водопой, Тигр долго всматривался в свое отражение. Все еще красив, хотя сильно похудел. Когда лесу плохо, всем плохо.

Тигр тяжело вздохнул и низко-низко наклонился к воде.

Что сказал Тигр, кроме ручья, никто не слышал. Но должно быть, что-то необыкновенное, потому что ручей от удивления так высоко подпрыгнул, что чуть было не выплеснулся из берегов.

А потом побежал, побежал, побежал, торопясь унести слово Тигра.

Ручей добежал до тех мест, куда по вине Тигра откочевал Лесной Народ. И все они – звери, птицы, муравьи – узнали удивительную новость: Тигр извинился. Повелитель Тайги признал лесной закон.

Говорят, что там, где ручей впадает в речку, на песчаной отмели отпечатались лапа тигра, копыта кабанов и оленей, птичьи коготки, муравьиные ножки – много разных следов.

Обитатели тайги расписались в том, что им известен лесной закон.

Говорят, что эти подписи смыло дождями. Но они были.

Если тебе случится увидеть на берегу лесного ручья отпечатки звериных и птичьих следов, приложи к земле ладошку, оставь и свою подпись.

Лесной закон о том, что надо беречь и зверя, и птицу, и муравья, и дерево, и гриб, и цветок, и шмеля, и ягоду, потому что все живое связано между собой, должен знать и человек.

Как еловая шишка повернула сани обратно

Если хочешь увидеть чудо, пойди весной в лес.

Чудо белым от темноты, безглазым ростком вылезает из-под земли. Откуда он там, в подземелье, знает, что наверху свет?

Чудо расцветает подснежником, чье дыхание топит снег.

Чудо летит на птичьих крыльях через леса, горы, моря. У перелетной птицы нет карты и компаса, но она не собьется с пути.

Шел по лесу молодой кудрявый парень. Что только не почудится тому, кого околдовала весна! Парню казалось, будто он понимает птичий и беличий языки, видит, как движутся у деревьев весенние соки, слышит, как под землей ворочаются корни, что он сам растет, как трава.

Около родника стояла молодая, стройная елка. Парень поздоровался с ней, как здороваются со знакомой девушкой. Он даже ей подмигнул.

Но когда он наклонился к роднику, чтоб напиться, то увидел, что в воде отражается уже не елка, а девушка дивной красоты.

Волосы у нее были сизо-черные, цвета спелой черники. Платье зеленого мха-бархата расшито хвоинками, сладко пахнущими смолой. На шее алмазное ожерелье из утренней росы. Вместо сережек две молодые красноватые еловые шишки.

На плече у девушки сидела белка.

– Я словно чувствовал, что сегодня с тобой встречусь! – сказал парень. – Здравствуй, Лесная Краса!

– Здравствуй! Кто ты такой и куда идешь?

– Я сирота. Иду в село. Там у меня тетка. Да вот шел через лес, и так он меня заворожил, что не хочется с ним расставаться. Год поживу в селе, кое-чем надо обзавестись, а следующей весной, когда запоют соловьи, зацветут ландыши, поселюсь в лесу. Я решил стать лесником.

– Что ж! Лесной Народ будет рад другу. Но через год ты забудешь свои слова.

– Лесную красоту не забудешь. Приду не один, найдется девушка, которая полюбит и меня, и лес. Ты передашь ей кольцо, которое я здесь оставлю.

И уже не слышно в лесу человеческого голоса. По-прежнему в родниковой воде отражается молодая стройная елка. Только теперь на одной из ее веток поблескивает кольцо.

Это кольцо долго не давало покоя сороке, которая льстится на все блестящее. Она уговаривала Лесную Красу:

– Отдай мне кольцо. Тебе оно ни к чему. А я собираю коллекцию.

– Не проси. За этим кольцом придет человек, который обещал стать лесу другом и защитником.

Прошел год и побольше года. Кончились соловьиные ночи. Отцвели ландыши, чей аромат – последнее дыхание весны.

В лесу запахло по-летнему: спелой земляникой, раздавленной чьей-то неуклюжей лапой, распаренной полуденным зноем хвоей.

А однажды горько запахло дымком. И все птицы и звери встревожились. Пожар для Лесного Народа страшное несчастье.

Сорока, прилетев к роднику, отчаянно стрекотала:

– Чуть было не сгорели! Какой-то растяпа оставил в лесу костер. Искра попала на сухую траву, и трава затлелась. Медведь катался по ней, тушил своим телом. Ему, бедняге, сильно опалило шерсть, Барсуки спешно рыли канаву, чтоб огонь не пошел дальше. Лоси топтали искры копытами. Едва справились с огнем. Не было доброго человека, чтоб помочь лесу в беде. Где же тот, кто обещал быть нашим другом и защитником?

– Слетай в село и узнай! – нахмурилась Лесная Краса.

Когда сорока вернулась из села, ее ступенчатый синевато-зеленый хвост дрожмя дрожал от возмущения:

– Обманщик! Верь после этого людям. Про кольцо, про лес, про все забыл. Завтра он уезжает в город.

Звери притихли. Птицы замолчали. Цветы опустили головки.

Но мудрая ворона Кар-Кара, пригнувшись к суку, прокаркала:

– Поехать-то он поедет, а вот доедет ли…

Крики сороки услышали кроты, прокладывая подземный тоннель. Земля, которую выбрасывали лапы-лопаты, перестала шевелиться. Крот – начальник в бархатисто-черной шубке – приказал:

– Кончай работу. Оповестить всех наших, и тех, кто живет на огородах: сбор в полночь на околице, возле первого плетня.

Сорока кричала и над крышей бобровой хатки. Слышали ли ее? Неизвестно. Каждый зверь знает свое время. Днем бобры спят.

Знают свое время и цветы. Цветок шиповника раскрыт с пяти утра до восьми вечера. А вот кислица – соня. Она просыпается в десять утра и уже в шесть часов вечера смыкает лепестки.

Знают свое время и птицы. На заходе солнца поет зарянка, чьи грудь и горлышко ярко-оранжевые, цвета вечерней зари.

Взлетев на макушку молоденькой елочки, зарянка, по обычаю семейства дроздовых, вздернула хвостик и поклонилась. От имени всех малых птиц, которые боятся темноты, она попрощалась с солнцем, поблагодарила его за прожитый светлый день.

– Солнце заходит! Свет гаснет! – пропело оранжевое горлышко. – И нам, птицам, детям света, спать пора! Спать пора!

Огненные краски заката потухли, и все дневные малые птицы спрятали голову под крыло.

Было совсем темно, когда семейство белой трясогузки разбудил прокатившийся по реке гул. Будто выстрелили из ружья.

– Мама, слышишь, охотники стреляют! – пискнул птенец.

– Спи спокойно, сынок! Охотники малых птиц не стреляют. Это бьют тревогу бобры.

Как ты уже знаешь, семьи бобров делят между собой лесной берег и речку, и все лето старые бобры несут службу часовых.

Заметив, что трое соседей бобров нарушили невидимую границу, часовой поднял тревогу, ударив по воде широким плоским хвостом.

– Кто осмелился мутить личную воду моей семьи?!

Но когда нарушители объяснили, почему в эту ночь им необходимо по лесной речке доплыть до большой реки, часовой не стал их задерживать. Сам поплыл с ними.

На пути по сигналу тревоги к ним примыкали все новые бобры.

Утром село проснулось. Замычали коровы, задымили печные трубы. Запахло молоком и дымом. В седьмой раз пропели неутомимые горластые петухи.

По пыльной дороге затарахтела телега. Село покидал кудрявый парень.

Как только выехали за околицу, конь споткнулся, попал копытом в кротовину.

Вытащил правую ногу, провалилась левая.

А потом и обе ноги провалились. И колеса тоже.

Откуда взялось столько кротов, чтобы взрыть, перекопать проселочную дорогу за одну ночь?

Конь стал. И понукали его, и по-доброму уговаривали, и кнутом стегали, но он уперся. Дальше не повез.

Кудрявый парень дошел до реки пешком. Дальше дороги не было. Нельзя переправиться через реку, если рухнул деревянный мост.

– Придется тебе, парень, вернуться обратно, – сказал сидевший на берегу рыбак. – Кто-то ночью подпилил сваи, чудно подпилил, не по-человечьи! После пилы получается ровный срез. А здесь… Погляди сам.

Из воды, словно огромные колья, торчали острые концы спиленных свай.

– Как думаешь, чья это работа?

– Откуда мне знать!

– Похожие пни-колышки мне случалось видеть в лесу. Так пилят деревья бобры. Одного не пойму, зачем им надо было спилить мост?

Прошел год и побольше года. Осень позолотила березы и клены. А в густых зеленых ветвях молодой елки засеребрились паутинки, словно ранняя седина.

Осенью быстро темнеет, но в лесу не собьешься с дороги. От опавших на землю золотых листьев будто идет свет.

Потом золотая земля стала бурой. Лист пожух, потерял свою красоту. Его подморозило, он стал хрустким, звонким. Кто не пройдет, все слышно – и заячий поскок, и лисью рысь.

Но в лесу были слышны и выстрелы. Браконьеры никого не жалели, даже лосенка, которому не исполнилось года. И некому было их остановить.

Заяц-беляк укрылся от охотников в частом ельнике. Он уже перелинял, а снега все не было. Белый заяц на темной земле виден издалека. Вот он и отсиживался под зеленым рукавом у Лесной Красы, пока на зеленом рукаве не повисло кружево инея, пока земля не стала снежного цвета, как его мех.

Тут заяц осмелел и стал по ночам бегать на деревенские огороды и в яблоневые сады.

Лесная Краса попросила зайца:

– Длинное Ухо! Послушай, что брешут деревенские собаки про кудрявого парня, который обещал стать лесником.

Всю ночь заяц просидел на огороде. Ни одна собака его не заметила, белого, как сугроб.

В небе, словно половинка серебряного ошейника, блестел молодой узкий месяц. Глядя на него, деревенские барбосы брехали про собачье счастье иметь теплую конуру, про большую кость, из-за которой у них была вседеревенская драка, про то, про се и про кудрявого парня, который завтра уезжает в город.

Лесная Краса выслушала зайца молча.

Но лесное эхо снова повторило воронье карканье:

– А вот… доедет ли?…

По накатанной дороге лошадь бежала резво. И вдруг захрапела, взвилась на дыбы.

Возница и ездок вывалились в снег.

Чего испугался конь? Сугроба, который на четырех лапах перебежал дорогу под самой его мордой.

Да если бы один сугроб! А то чуть ли не все сугробы в поле ожили, забегали, запрыгали, заскакали через дорогу.

– Так ведь это же зайцы-беляки! – догадался возница. – Дурная примета. Дальше я не поеду. Нет тебе, парень, дороги. Похоже, что кто-то тебя не пускает.

– Похоже. А вот кто и почему не пускает, я не пойму…

Прошло еще время. Солнце повернуло на весну. Тепло от нагретых солнцем стволов растопило снег до земли, и подножия деревьев опоясали темные круги.

В оттепель вылезла из норки тощая мышь и юркнула под елку, где на снегу валялись шишки. Шишкой, которая побывала в зубах у белки, мыши не поживиться, от нее остался один стерженек. Другое дело шишка, которая оторвалась с ветки потому, что на ней повис клест.

Он и своих птенцов кормит еловыми семенами, оттого и вьет гнездо в зимние морозы, не дожидаясь весны, когда из шишек высыпятся семена.

Сейчас было самое время клесту петь у гнезда. Но он молчал.

– Крючконос! Что с тобой? – спросила Лесная Краса. В этом году шишек много, должны быть сыты и ты, и твоя семья. Почему же ты не поешь колыбельную?

– А кому мне ее петь? – грустно ответил клест. – Мои птенцы погибли. Дерево, на котором я свил гнездо, спилили жадные руки. Никто нас не защитил.

Лесная Краса огорчилась и попросила мышь:

– Серая Спинка, сбегай в село, разузнай, разнюхай, что поделывает кудрявый парень. Помнит ли он про кольцо, которое оставил в лесу?

И протянулись на снегу две тоненькие цепочки мышиных следов: одна из леса в село, другая из села в лес, чтоб доложить Лесной Красе, что тот, о ком она спрашивала, завтра уезжает в город.

Тут Лесная Краса не выдержала:

– Ждала я, ждала. Терпела, терпела. Посылала и птиц, и зверей. Ничего он не понял. Придется самой напомнить ему о себе.

Утро выдалось солнечное, искристое, веселое.

Под полозьями – сахарный скрип снега. Бубенчики по-синичьему, по-весеннему звенели, заливались под дугой.

Ехали через лес. Вдоль дороги темной стеной стояли увешанные шишками елки.

И вдруг – бац!

Одна шишка сорвалась с ветки и упала на грудь кудрявому парню. Он взял ее в руки, поднес к лицу. От смолистой шишки пахнуло лесом, таким знакомым, таким родным…

– Поворачивай назад! – крикнул кудрявый парень вознице. – Век не забуду эту еловую шишку. Она мне в сердце постучалась. Теперь я знаю, что не могу жить без леса. Не могу и не хочу.

Как только стаял снег, к елке, что росла у родника, пришли двое: парень и девушка.

– Лесная Краса! – сказал парень. – Вот моя невеста!

Девушка протянула к елке руки.

Мохнатые ветки качнулись. И на девичью ладонь упало кольцо.

На их свадьбе гулял весь Лесной Народ. Кувыркались зайцы, обнимались медведи, тявкали лисицы, цокали белки, топали ежи, квакали лягушки.

Слышно было, как на лесной речке, ударяя по воде хвостами, салютуют бобры.

Не смолкая ни днем, ни ночью, пел птичий хор.

Дятел, клювом пробив в березовом стволе дырочки, откупорил дерево, словно огромную белую бутыль. И всех угощал березовым соком: и жениха, и невесту, и белок, и жуков, и мотыльков, и, конечно, самого себя.

Как предсказала мудрая Кар-Кара, у Лесника и Лесничихи было много детей. Когда они выросли, у них тоже родились дети. И у этих детей тоже родились дети, а потом внуки, правнуки… Так было их много, что всех не сосчитать.

Потому-то сейчас их можно встретить в любой стране земного шара, в селах, поселках, городах. Но где бы они ни жили, на каких языках ни говорили, они хотят одного.

Они хотят, чтоб каждую весну расцветали подснежники, курлыкали в небе журавли, пели весенней ночью соловьи, расселялись по лесным речкам бобры, чтоб не переводился Лесной Народ, чтобы всегда радовала людей лесная краса.

Если ты любишь лес, то и ты этого хочешь. Береги все живое. Пусть никто из Лесного Народа не будет обижен тобой.

Можно не быть лесником, можно не вешать кольцо на ветку, лишь бы сердце твое осталось в лесу.