Текст книги "Не уходи, Аук! (Лесные сказки)"
Автор книги: Надежда Надеждина
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Надежда Надеждина
НЕ УХОДИ, АУК!
Лесные сказки
ПРО САМОГО АУКА
Кто он такой?
Сперва я тебе расскажу про того, чье имя повторяет лесное эхо: «Аук! Аук!» В этой книге он главный, а ты про него ничего не знаешь: кто он, сколько ему лет, где он живет?
У него удивительный дом. Днем по потолку ходит солнце, ночью там светят луна и звезды, осенью идет дождь, зимой падает снег. И всем это видно, потому что у дома нет крыши. И окон нет. И стен и дверей тоже. Каждый, кто хочет, может входить свободно. Дом Аука открыт для всех.
Дом так велик, что в нем можно заблудиться. Но такой дом и нужен Ауку. Ведь у него огромная семья: тысячи внуков и внучек, все красивые, только сдвинуться с места не могут, потому что вросли в землю.
И еще живет в этом доме самый разный народ. Кто прячется в подземелье, кто на собственных крыльях взлетает на верхние этажи. Лестницы и лифта нет, а этажи с весны до осени сами по себе все выше и выше растут.
Живут в доме Аука тихони и молчуны, чьих голосов не услышишь. Живут и певцы, трещотки, свистуны. Весной хор поет круглые сутки, замолкая лишь во время дождя.
В доме Аука много чудес. Есть аптека без продавцов, где денег не платят и рецептов не спрашивают. Лесные звери и пришлые кошки и собаки носом, по нюху находят нужные им лекарства в упаковке из листьев, стеблей и корней.
В доме Аука боятся огня. Обед не варят, чай не кипятят, зимой пьют снег, летом чистую воду. Когда из ручья, когда из дождевой лужи, а чаще всего питьем служит роса.
Много народа живет в доме Аука, но там всегда красиво и чисто. Если кто намусорит, то только гости. Бывают такие неряхи. А ведь хозяин принимал их по-доброму: угощал орехами и ягодами. Он очень гостеприимен, Аук.
Сколько же ему лет? Аук не так стар, как море и горы. Они самые старшие на Земле. Но и лес появился очень давно. А где лес, там и Аук.
Кто же он такой? Он – сказка о лесе, о вечно живой силе природы, которая и удивляет, и радует нас, и загадывает нам загадки. Многие из них мы еще не в силах разгадать.
В давние времена человек мало знал и всего боялся: грома, молнии, ночной темноты, дремучего леса. Но все больше и больше узнавая жизнь природы, люди поняли, что лес не страшен, не злобен, он могуч, щедр и прекрасен, он человеку друг.
Девочка Брусничка, с которой ты скоро познакомишься, называла сказочного Хозяина леса по-родному: дедушка Аук. Ты узнаешь, каким Брусничка его себе придумала.
Но ты можешь с ней не согласиться и представить себе Аука совсем по-другому, по-своему.
Все ребята любят фантазировать. Буду рада, если ты нарисуешь своего Аука и пришлешь рисунок мне.
Но сперва прочитай эту книгу.
Какой у него характер
Все знают, что дерево неподвижно. Но бывают такие удивительные минуты, когда срываются с места и те, у которых нет ни крыльев, ни ног.
Посмотри осенью, как созревшие семена клена кружатся в воздухе, словно рой желтых стрекоз. Это отправились в путешествие будущие клены. Это Аук сеет лес.
Посмотри весной, как растопыриваются еловые шишки и весенний ручей уносит выпавшие из них семена. Это плывут на новоселье будущие ели. Это Аук сеет лес.
Сеять лес – его любимое занятие. Он сеет в любую погоду, днем и ночью, на севере, на юге, на востоке, на западе. Если бы бессчетное множество семян не погибало, он бы засеял лесом земной шар.
Нет на Земле такого неутомимого, неугомонного, неистового сеятеля, как Аук!
У него огромные сеялки, ни одну из них человеку не поднять. Ведь не возьмешь в руки ни осеннее небо, ни весенний ручей, ни городскую улицу, ни засыпанную снегом поляну, по которой, как на лыжах, скользят на прилистниках будущие липы – бурые шарики семян.
Семена летят, плывут, ползут, кружатся, катятся, прилипнув к птичьей ноге, уносятся в неизвестную даль, скачут верхом на звере, запутавшись в его шерсти.
Может, и ты, возвращаясь из леса, сам того не зная, несешь будущее дерево, или куст, или цветок на подошве ботинка, на рукаве, на спине.
Зачем Ауку плуг и борона, лопата и грабли, если по тайге бродят стадами дикие кабаны? Разыскивая упавшие кедровые шишки, кабаны своими длинными рылами вспашут, разрыхлят землю под будущие кедры.
А сеять кедры будут белки и таежные птицы-кедровки. Закапывая орехи про запас на зиму, они, бывает, не могут разыскать свои подземные тайнички.
– Бедная я, бедная! – жалуется кедровка. – Кому достанутся мои орехи?
Зато Аук доволен. Кому достанутся? Лесу! Из зарытых и забытых птицами и белками кедровых орехов вырастут новые деревья. Лес вас кормит, отплатите лесу добром за добро!
Что еще придумал Аук? Запрятал в сочную мякоть ягод семена до того твердые, что птичьему клюву их не расклевать, птичьему желудку не переварить. Волей-неволей дрозды, наклевавшись оранжевых ягод, сеют в лесу рябину, а любители бузины – славки, зарянки, вороны – сеют бузину.
Всех заставляет служить себе Аук: и человека, и воду, и ветер, и кабанье рыло, и беличью лапу, и птичий клюв.
Нет на Земле сеятеля хитрей, чем Аук!
И в каждое из семян он вложил такое упорство, такую яростную силу жизни, что, куда бы оно ни упало – на груду щебня, в трещину кирпичной стены, – корешок, извиваясь, будет искать, нащупывать щелку, где есть хотя бы горстка земли.
А росток, согнувшись в три погибели, чтоб не сломаться, будет толкать белым затылком заваливший его щебень. Некоторые ростки пробивают даже асфальт.
И на фабричной трубе может вырасти деревце. Пусть ему там жить плохо, но пока оно живо, его ветки трепещут на ветру, как победный зеленый флаг. И такие же зеленые флаги поднимаются всюду, где двинулся в наступление лес.
Наступление леса начинается с опушки. Отсюда на пустошь забрасывается первый лесной десант: легкие, летучие семена берез и осин.
Березы и осины быстро растут, но недолго живут. Им на смену забрасывается второй десант: семена ели. Маленькие елочки боятся солнечных ожогов, и уже подросшая березка, как щитом, своей тенью прикрывает сестру. И еще ее подкармливает, удобряя землю опавшим листом.
Где какому дереву прижиться, решают трое: солнце, вода и земля. Солнце прогревает на севере только верхний слой земли, но для елки этого достаточно. Ее корни тянутся далеко, но не проникают в землю глубоко. Внучке елочке поручил Аук заселить суровый северный край.
А вот у сосны сильные, цепкие, глубоко уходящие в землю корни. В горных походах она лучшая скалолазка, взбирается на такие кручи, куда елочке не залезть. И засуху она способна вытерпеть. Свою длинноногую внучку сосенку Аук посылает покорять горы, усмирять голые зыбучие пески, завоевывать болотную топь.
Ждать вестей от внуков и внучек приходится долго. Сто лет пройдет, прежде чем вырастет лес.
Но Аук терпелив. Он ждет.
Его почтальоны – все пролетные птичьи стаи. Что же расскажут Ауку, возвращаясь с севера, журавли?
– Курлы-курлы! – кричат журавли. – Мы видели чудо: березки ростом не выше нас, журавлей. На зиму они с головой уходят под снег, и никакие морозы им не страшны!
Вести поступают и с юга. Их принесла на своих черных с желтыми пятнами крыльях, вернувшись с зимовки, красавица иволга.
– Почему опоздала? – спрашивает ее Аук. – Погода была летная. Я ждал тебя еще три дня назад.
– По-че-му? – весело посвистывает иволга. – Я задержалась в степи, где раньше плакало поле. А как было ему не плакать, если ветры выдували лучшую землю, губили посев? Но сейчас на пути ветров встала зеленая застава. Должна же я была спеть лесную песню пограничникам – твоим внукам вязам, кленам и дубкам.
Над морским берегом летит птичья стая. Ветер раздувает вершины сосен, словно зеленые просмоленные паруса. Затих, стал неподвижным зыбучий песок, сосны пронизали его своими длинными корнями. И морские волны поют славу дереву, укротившему пески.
Над болотами летит птичья стая. И там растет сосна. Правда, тоненькая, как свечка. Но растет.
Стаи летят кто строем, кто кучкой. А по бокам – одиночки хищники, подстерегая тех, кто устал, кто отстал.
– Во время перелета через горы, – доносит Ауку сокол, – я видел сосны на одной из вершин. Не всякая птица залетит так высоко. С твоими внучками разговаривают орлы. У их подножия стелются облака.
– Внучки мои, внуки мои! – радуется Аук. – Сила и слава моя!
Но не всегда птичьи крылья приносят Ауку радостные вести.
Осенью возвращаются с севера белые лебеди, и в лебединых кликах Ауку слышится плач.
В лесной тесноте деревья защищают от ветра друг друга. Но в северном редколесье елям, с их неглубокими корнями, трудно устоять против ветра.
Лебеди пролетали над еловым побоищем. Ветер сражался с лесом, и ветер победил.
Белые птицы кружились над поверженными елями. Вырванные из земли с корнями, могучие деревья умирали молча и гордо, как стоявшие насмерть бойцы.
Но как бы ни были велики потери Зеленого Войска от ветра или, что еще страшней, от лесного пожара, не такой у Аука характер, чтоб смириться, признать свое поражение.
Еще остались на севере непобежденные, неповаленные деревья. Пусть ветер многие из них искалечил, начисто отсек ветки с подветренной стороны. Но эти, похожие на однокрылых птиц, лохматые ели живы.
Они поют свою лесную скрипучую песню. Весной из растрескавшихся шишек упадут на снег новые семена.
Нет! Аук не сдается! Он снова будет сеять, снова наступать.
На гарях вспыхнут малиновые султаны иван-чая, потом зазеленеют кусты, запоют птицы. Лес вернется на старое пепелище.
Отнять землю у леса может только человек.
Человеку нужно много земли, чтобы строить города и поселки, пахать поле, разводить скот, сажать сады. Но, заботясь о лесе, он сажает и ели, сосны, березы; не вырасти новым поколениям внучек и внуков Аука, если на помощь лесу не придет человек.
Как грачи искали весну
Если ты спросишь, почему грачи прилетают первыми, раньше ласточки, раньше стрижа, я отвечу: посмотри на грачиный клюв.
Если ты спросишь, почему грачи вьют гнезда не в лесной глуши, а в светлой березовой роще или чаще всего на деревенских околицах, на городских окраинах, на кладбищах, на растущих вдоль дороги деревьях, я отвечу: посмотри на грачиный клюв.
Это клюв птицы-землекопа. У старого грача он белеет и блестит, как лопата, много поработавшая на своем веку.
Если бы ласточки прилетели в весеннюю рань, когда еще не проснулись ни комары, ни мошки, они бы погибли от голода. А грачи, копаясь на проталине, найдут, чем поживиться. Потому они и селятся поближе к полю, где раньше оттаивает земля.
Грачи очень гордятся тем, что раньше всех перелетных, первыми начинают птичью весну.
Я расскажу тебе, как это случилось.
В ту пору Аук еще не составил весеннего расписания, и когда кому возвращаться с зимовки, никто толком не знал.
Мартовским утром лес был по-зимнему молчалив. И вдруг тишину нарушил многоголосый разговор стаи. На лесной поляне словно кто-то разбросал крупные куски угля. По насту разгуливали грачи.
– Каким ветром вас принесло в такую рань? – строго спросил Аук. – Все перелетные еще на зимовках. Я вас не звал.
– Нас позвало небо! – выпятил грудь Вожак. – Я увидел в небе весну, пушистое облако, которого зимой не было, и привел домой стаю. Похвали нас, Аук, за то, что мы прилетели первыми.
– Да, мы первые! – загорланила стая. – Мы самые ранние, самые смелые! Мы, мы, мы!!!
– Но в лесу еще нет весны, – покачал головой Аук, – земля под снегом. И похоже, что он не стает до новой луны.
– До новой луны? Так долго ждать! Да мы погибнем от голода.
Кто-то из молодых предложил вернуться обратно, но его не захотели слушать.
– То ли тебя ослепило солнце, то ли у тебя глаза крота! Неужели ты не видишь, что все устали и не в силах далеко лететь?
Стая волновалась все сильней и сильней. Какая-то сердитая грачиха, растопырив крылья, подскочила к Вожаку:
– Это ты во всем виноват, ты нас погубил! Мы летели вить гнезда. Где же весна, ради которой мы торопились домой?
– Где весна? – угрюмо повторила стая. – Где весна, Вожак, которую ты нам обещал?
Ауку стало жаль и голодных птиц, и отчаянного Вожака, на которого они надвигались. Вот-вот заклюют.
– Может, вам и не так далеко лететь! – сказал Аук. – Ищите черную оттаявшую землю. Сейчас только она сможет вас прокормить.
Грачи молчали. И тут вперед выступил Вожак:
– Что носы повесили? Будем искать весну. Ради будущих гнезд, ради грачат мы должны найти черную землю. Я лечу первым. Кто за мной?
И стая неохотно поднялась на крыло.
Пока грачи летели над лесом, им с высоты была видна лишь белевшая между деревьями снежная земля.
Но лес кончился. Миновав деревню, стая свернула в поле. И в белом море снега проступили черные островки. В поле, где все открыто солнцу, раньше, чем в лес, приходит весна.
– Мы нашли весну! – крикнул Вожак. – Я вижу черную землю! Покорми нас, добрая земля!
Стая опустилась на проталину. Кто-то длинным клювом вытащил запрятавшуюся в подземном убежище личинку, кто-то выхватил полусонного червячка.
Наевшись, грачи повеселели и уже без ропота полетели в деревню вслед за Вожаком.
Там, на околице, Вожак заметил высокие березы. Грачи живут по законам стаи и во время перелетов, и дома держатся вместе, вьют гнезда рядом. Березы, которые они выбрали, становятся птичьим поселком, где каждое дерево многоквартирный, шумный, но дружный грачиный дом.
Птичьи крики всполошили всю деревню. Старики и старухи, улыбаясь, выглядывали из окон, молодые вышли на улицу.
– Грачи прилетели! – прыгали от радости мальчишки.
И растроганные грачи решили, что всегда будут прилетать в эту пору и своего первенства не уступят никому.
– Если есть проталины, они нас прокормят, – сказала сердитая грачиха, – но как мы узнаем, что уже открылась черная земля?
– По облаку, которое позвало нас домой! – ответил Вожак. Наверное, тебе случалось, приложив губы к замерзшему стеклу, продышать щелку, чтоб видеть, куда тебя везет автобус. А проталины – это щелки в снегу, которые продышали черные влажные губы согретой солнцем земли. И всплывшие над проталинами кучевые облака – это дыхание земли, ставшее видимым.
Пусть и для тебя кучевые облака будут весенним сигналом. В поле проглянут проталины, и ты услышишь крики вернувшихся с зимовки грачей:
– Мы самые первые, самые ранние, самые смелые! Мы, мы, мы!!!
Поющие, цветущие и жужжащие числа
Хотя Аук сам посоветовал грачам искать черную землю, но он надеялся, что гнезда они будут вить в лесу. Грачи не вернулись, и Аук загрустил.
А что, если и другие перелетные птицы вернутся домой в ту пору, когда лес еще не может их прокормить? Он потеряет их, как уже потерял грачей. Плохо тогда будет лесу! Листву на деревьях сгложут гусеницы, зверям не станет покоя от комаров.
Надо было что-то придумать. И по вызову Аука с зимовки в Африке прибыл скворец. Перышки на его груди отливали на солнце фиолетовым и зеленым.
Птица радуется, вернувшись домой. От радости скворец запел. Он пел, растопырив крылья и полузакрыв глаза, восхищаясь собственной песней и собой.
– Запомни сегодняшний день, – сказал Аук, когда скворец кончил петь. – Я составляю весеннее расписание для всех перелетных птиц леса, поля и реки. Каждая птица будет возвращаться домой в сытное для нее время. Сегодня твое поющее число.
– Мое? – удивился скворец. – Но я не вижу в лесу ничего съедобного. Почему ты решил вызвать с зимовки именно меня?
– Из-за твоего носа! Он поменьше грачиного, но тоже может копаться в черной земле. И тебя прокормит проталина. Где тебе поселиться, решай сам, я тебя не неволю. Помни, что в лесу для тебя найдется дупло. Когда устроишься, вызовешь с зимовки свою подругу.
Аук знал, что скворцы отличаются верностью и выбирают пару на всю жизнь.
– Она не задержится, – заверил Аука скворец. – Ей должна понравиться моя последняя песенка, в которую я вставил кое-что новенькое из подслушанного мной в Африке. Ты это не заметил? Тогда я спою тебе ее еще раз. Но сперва я должен позавтракать.
И скворец полетел в поле.
– А вот и я! – весело крикнул скворец насторожившимся при его появлении грачам. – Не ждали? Не отрицаю: вы первые, но и я не последний. Аук составил расписание не только для одного меня, и у вас еще будет много встреч.
Скворец не ошибся. Все ширились и ширились в поле проталины, да и в лесу уже и маленький клюв мог подобрать с оттаявшей земли семечко, склевать проглянувший росток. Жаворонок спел первую песню поля, а лесной забияка зяблик отметил первой дракой свое поющее число.
Запел лес, запело поле, но река еще по-зимнему молчала.
И вот на плечо к Ауку опустилась белая трясогузка.
– Лети к реке, – сказал ей Аук. – Разбуди ее, она ждет тебя.
Подрагивая хвостиком, трясогузка побежала по берегу. Ее звонкую трель заглушил пушечный грохот ледохода. Это был как бы салют пичужке, которая спела первую песню взломавшей свои ледяные оковы реке.
И потянулись домой птицы, которые кормятся у воды или на воде. Закричали в небе пролетные стаи гусей и уток, засверкали на солнце лебединые крылья, забегали по берегу длинноногие кулики.
Одному из них, желтоглазому, в черном галстучке речному зуйку, трясогузка похвасталась:
– Это я своим хвостиком лед расколола! Не веришь? Нет?
Зуек деликатно промолчал. Он не сомневался, что лед треснул сам по себе, но он признавал и заслуги трясогузки, она подала сигнал не только птицам. Люди прозвали белую трясогузку ледогонкой, заметив, что с ее прилетом на реке начинался ледоход.
Пела река песню свободно бегущей воды.
Пело поле песню проснувшейся земли.
Пел лес, хотя и не в полную силу. Еще не было слышно ни кукушки, ни пеночки-трещотки, ни славки-черноголовки, ни соловья – многих птиц, которыми особенно дорожил Аук, потому что они охотятся за вредными для леса насекомыми.
Чтобы, вернувшись домой, все эти птицы были довольны и сыты, Аук прикидывал: кому прилетать к майскому параду жуков, кому к открытию комариных игр, кому по зеленому сигналу лакомой для гусениц молодой листвы.
Вспоминая, не пропустил ли кого-нибудь, Аук прислонился к дереву. А оно загудело:
– Скажжи, Аук, какие цветы нас жждут?
Это проснулся и заговорил зимовавший в дупле Пчелиный Народ. А на лесной земле не было еще ни одного распустившегося цветка.
Аук погладил голые красные ветки вербы.
– Распуши барашки, вербушка! Выручи меня!
По пчелиному обычаю, рой сперва высылает пчелу-разведчицу. После облета она, станцевав танец меда, оповестит пчелиную семью о цветах, с которых можно собрать взяток.
– Верба, верба, верба! – танцевала разведчица. – Первый мед, первый мед, первый мед!
Не успев одеться в листья, верба цвела, зазывая пчел золотистым сиянием тычинок.
Пчелы полетели к вербе, а Аук стал готовиться к новым встречам. Он не хотел, чтоб гудение шмелей застигло его врасплох.
В лесу еще не везде стаял снег, но пролеска благородная набирала бутоны. Аук наклонился над ней:
– Я вижу, ты храбрая. За это тебя будут называть подснежником. Но будь и храброй, и доброй. Пусть в твоей синей чашечке найдется сладкая капля нектара для моего друга шмеля.
Так в весеннем расписании Аука, кроме поющих чисел, появились цветущие и жужжащие числа. Все нужно лесу: и птичьи ненасытные клювы, и трудолюбивые пчелиные и шмелиные хоботки.
От множества забот Аук устал. Но едва лишь собрался отдохнуть, как к его ногам опустился тетерев-косач, лесной черно-синий петух с красными бровями, и зачуфыкал.
– Ты чего распетушился! – отмахнулся от него Аук. – Ты никуда не улетал, и сейчас мне не до тебя.
– Чуфык! – бормотнул тетерев. – И у тех, кто улетал, и у тех, кто не улетал, будут детеныши. Ты подумал о лете, Аук?
Лето на языке Лесного Народа называется Временем Новых Следов. Новое поколение оставляет на земле следы своих лап и лапок.
Летнее расписание Аука украсили красные, черные, сизые, желтые, розовые бусины ягод. Птичьи и звериные малыши особенно любят чернику, воронику и малину.
Но тут обиженно засвистел дрозд-рябинник:
– А где же оранжевое рябиновое число, Аук? Ягоды нужны и осенью. Если перед отлетом нас не накормит рябина, мы, дрозды, до зимовки не долетим!
А потом зацокала белка:
– У меня к тебе просьба, Аук! Сделай так, чтобы орехи поспевали до заморозков, и я могла бы их закопать про запас. Зимой у меня сон плохой. Проснешься, и хочется пощелкать орешков.
А потом захрюкал кабан:
– Аук! Прикажи дубу ронять спелые желуди осенью, чтобы мы, кабаны, разжирели перед голодной зимой.
И олень присоединился к просьбе кабана, три раза топнув о землю копытом.
Просили еще многие звери, птицы, деревья, травы. Просили кто как умел – хлопали крыльями, топали, тявкали, рычали, ворчали, шуршали, шелестели, гудели, щебетали, пищали: не забудь нас, Аук!
И пришлось Ауку написать расписание для всего Лесного Народа на весь год.
Зато теперь порядок. Каждый лесной житель знает свой срок: когда кому менять летнюю шубу на зимнюю, когда засыпать осенью и когда просыпаться весной, когда кому зацветать и когда созревать семенам, когда кому улетать и когда прилетать домой.
Многие люди – ученые, охотники, лесоводы, пчеловоды, грибники – пользуются расписанием Аука. Этому можешь научиться и ты.
О чем говорит тебе бабочка-крапивница, то закрывая, то раскрывая свои пестрые крылышки? Она говорит: «Я апрель!»
Апрель закукует первой кукушкой, закурлыкает в небе журавлем, глянет на тебя синими и лиловыми глазами подснежников.
Май загремит первой грозой, заблестит молодым листом, загудит майским жуком, защелкает соловьем, запахнет ландышем.
«Я август!» – вспучит лесную подстилку белый груздь.
«Я сентябрь!» – упадет к твоим ногам желтый лист.
Ноябрь проскачет по лесу перелинявшим зайцем-беляком.
Если бы даже сгорели все на свете календари, по птичьей песне, по цвету листвы, по шерсти зверя, по спелой ягоде, по шляпке гриба можно узнать, какой сейчас месяц в году, только зорко смотри и чутко слушай!
Правда, бывают годы, когда сроки сдвигаются, но уж в этом Аук не виноват.
Бывает такая долгая и теплая рябиновая осень, что дрозды-рябинники, по своему птичьему легкомыслию, забывают про отлет.
Бывает, в марте засыплет снегом черную землю, и грачам на время приходится откочевать на юг.
Бывает, в апреле вернутся морозы, и капли сока, которые, как слезы, роняла раненая береза, замерзнут. Повиснут на дереве сладкие сосульки, березовые леденцы.
Однако Аук не изменит своего расписания, потому что писал его не на один год.
Он писал его на века.