Текст книги "Стамбул. История. Легенды. Предания"

Автор книги: Надежда Ионина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Иконоборческая ересь

Император Константин Великий, как говорилось выше, оставил язычникам все их привилегии. Принцип религиозной терпимости сделался руководящим политическим правилом и с небольшими перерывами оставался таким до царствования императора Феодосия Великого (395—408), решившего уничтожить идолопоклонство действием законов. Однако со смерти императора Константина до вступления на престол Феодосия I прошло тридцать лет, в течение которых христианство, хотя и принятое византийскими императорами и большинством подданных, еще не окончательно сделалось государственной религией.

На долю императора Феодосия I, прозванного Великим, выпало две задачи: во-первых, он должен был спасти империю от упорного натиска готов, которые ко времени его правления грозили самому существованию государства. Во-вторых, ему надо было установить единство внутри империи, раздираемой религиозными смутами. Редкостное пристрастие горожан к богословским спорам еще в IV в. вызывало изумление святого Григория Нисского:

«Одни, вчера или позавчера оторвавшись от черной работы, вдруг стали профессорами богословия. Другие (кажется, прислуги), не раз битые, сбежавшие от рабьей службы, с важностью философствуют о непостижимом. Все полно этого рода людьми: улицы, рынки, площади, перекрестки. Это – торговцы платьем, денежные менялы, продавцы съестных припасов… Ты спросишь их об оболах (монетах. – Н. И.), а они философствуют о Рожденном и Нерожденном. Хочешь узнать цену на хлеб, а они отвечают: “Отец более Сына”. Справишься, готова ли баня? Говорят: “Сын произошел из несущих”».

Со вступлением на престол императора Феодосия I обстановка в империи изменилась. Прибыв в Константинополь в 380 г., сразу после крещения, он стал настойчиво и неуклонно бороться с еретиками и язычниками.

Сначала он предложил арианскому епископу отречься от своей ереси, однако тот отказался исполнить волю императора и удалился за городские ворота, где продолжил арианские собрания. В самом же Константинополе все храмы были переданы последователям Никейского собора, был издан эдикт (манифест) о вере «К жителям города Константинополя»:

«Желаем, чтобы все народы, какими правит власть нашей милости, следовали той религии, которую божественный апостол Петр передал римлянам… и исповеданием которой прославляются первосвященники Дамас и Петр, епископ Александрии, муж апостольской святости, чтобы мы все, согласно апостольскому установлению и евангельскому учению, верили в одно Божество Отца и Сына и Святого Духа при равном величии их и благочестивой Троичности… Только те, кто исповедует равночестную Божественную Троицу, называются кафоликами; прочих же, дерзких и безумствующих, принуждаем нести бесчестие еретического учения. Собрания их не должны называться церквами, и они сами будут подвергнуты наказанию не только по Божьему осуждению, но и по нашему повелению, принятому по небесному внушению».

По словам одного из исследователей, император Феодосии I «первый из государей от своего лица, а не лица Церкви, регламентировал кодекс христианских истин, обязательных для подданных» [12]12
  Черняховский Н. Император Феодосии и его религиозная политика.


[Закрыть]. Желая внести мир и согласие в христианскую церковь, император в 381 г. созвал в Константинополе II Вселенский собор, главным на котором был вопрос о ереси Константинопольского епископа Македония, отвергавшего Божество третьего Лица Святой Троицы – Духа Святого. Он учил, что Дух Святой – не Бог, и называл его тварью (или сотворенной силой), и притом служащей Богу Отцу и Богу Сыну, как ангелы. Ересь Македония на соборе была осуждена и отвергнута, и был утвержден догмат о равенстве и единосущии Бога Духа Святого с Богом Отцом и Богом Сыном.

Ведя беспощадную борьбу против еретиков, император Феодосии Великий также решительно действовал и против язычников. Он не только продолжал издавать законы против язычества, но и рядом административных мер окончательно запретил языческий культ как в общественных собраниях и храмах, так и в частных домах. Языческие храмы подлежали закрытию, а их здания иногда служили государственным нуждам. В 392 г. Феодосии I издал последний закон против язычества, окончательно запрещавший жертвоприношения, воскурения фимиама, развешивание венков и т.д. Уличенный в принесении жертвы или гадании по внутренностям животных обвинялся в нанесении оскорбления императору и религии, а имущество его конфисковывали. Чиновникам, небрежно исполнявшим этот закон, грозили большие денежные штрафы.

^{Византиискии император Феодосии Великий} 

Однако Византийскую империю и впоследствии не раз потрясали религиозные распри и богословские споры. Так, император Лев III Исавр (717—741) в первое десятилетие своего правления был занят преимущественно отражением внешних врагов и укреплением трона. Относительно икон он тогда не предпринимал никаких мер, только потребовал от евреев и восточной секты монтанистов принять крещение. А потом сам, заразившись ересью и считая святые иконы идолами, во время своего правления воздвиг на них сильное гонение.

Иконоборцы в принципе отвергали возможность изображать Иисуса Христа, Пресвятую Богородицу и святых средствами светского искусства. В основу их учения был положен главный догмат христианства о единстве в Святой Троице всех трех божественных ипостасей, которые неописуемы и не могут быть постигнуты человеческим разумом. И уж тем более не могут быть представлены в антропоморфных образах. Если художник будет изображать только человеческую природу Иисуса Христа, то он впадет в ересь несториан, разделявших в Спасителе две ипостаси; если же он попытается представить божественную природу Иисуса Христа, то впадет в монофизитство, допускавшее полное поглощение человеческой Его природы божественной. Иными словами, всякая попытка изобразить Иисуса Христа влечет за собой еретические заблуждения.

Историк Феофан считает, что император решил уничтожить почитание святых икон, надеясь этой мерой удалить одну из главных преград для сближения христиан с иудеями и мусульманами, отрицательно относившимися к иконам, и этим самым подчинить их империи. Церковный собор 754 г. предал анафеме всех, кто осмеливался изображать на иконах лики святых «бездушными и безгласными вещественными красками». В период иконоборчества было уничтожено много произведений византийского искусства, связанных с религиозными сюжетами. Сжигались прекрасные иконы, безжалостно замазывались великолепные фрески, разрушались мозаичные шедевры…

В Византийской империи действительно много икон украшало храмы и церкви; особенно почитались чудотворные иконы, обладавшие чудодейственной силой. Иконы проникали и в домашнюю жизнь византийцев; вытканные изображения святых, например, украшали парадные одеяния византийских аристократов. Так, есть сведения, что на тоге одного сенатора была выткана история всей земной жизни Иисуса Христа. Но многие, поклоняясь иконам, иногда чтили не лицо и не ту идею, которые изображались на них, а материал, из которого она была сделана. Глубоко укоренившись в жизнь и привычки людей, почитание икон многими стало пониматься в том смысле, что образ – это посредник между святым и тем, кто просит у него помощи; что во всех положениях и предприятиях помощь и успех зависят от присутствия образа и что молитва перед ним более действенна, чем молитва в храме.

Когда однажды Лев III Исавр захотел крестить нескольких евреев и монтанистов, те воспротивились, указав в числе причин своего отказа и на то обстоятельство, будто бы в Церкви Христовой процветает идолопоклонство. В 726 г. император издал указ, в котором говорилось, что почитатели икон – идолопоклонники, так как почитают то, что сделано человеческими руками. И обратился к Константинопольскому патриарху Гермогену, чтобы тот, употребив все свое влияние, принял бы участие в исполнении его затеи. Однако патриарх начал защищать почитание святых икон, указывая, что этот церковный обычай ведет свое начало от апостолов.

Раздраженный неуступчивостью патриарха, Лев Исавр сверг его с патриаршего престола и возвел на него Анастасия, который посчитал более спокойным и безопасным для себя согласиться с императором. Святые иконы было приказано выносить из храмов и домов, приносить их на площади и сжигать. Священные изображения на стенах храмов и церквей – уничтожать; изображения Спасителя, Божией Матери и святых угодников Божиих, какие были поставлены на открытых местах, – разрушать.

На бронзовых воротах дворца Халки к тому времени было сделано изображение Иисуса Христа, почитавшееся чудотворным. Когда поступил приказ об уничтожении святых икон, то один из военачальников поставил в этом месте лестницу, чтобы солдаты могли достать образ и сломать его. Но сбежавшаяся толпа, в которой было много женщин, опрокинула лестницу, и взбиравшиеся по ней солдаты упали с большой высоты и разбились о каменный помост. Рассвирепевший император приказал колоть и рубить людей, и тогда погибло очень много народу [13]13
  В это время погибла и святая мученица Феодосия.


[Закрыть].

Свое распоряжение об уничтожении святых икон Лев Исавр решил распространить по всей империи. Он послал в провинции тайных соглядатаев, чтобы они и в самых отдаленных местах империи отыскивали иконы, скрываемые православными людьми. А тех, кто безбоязненно продолжал поклоняться святым образам, приказал подвергать самым изощренным истязаниям и мукам. Однако во многих провинциях его гонцы встретили такой отпор, какого император никак не ожидал. Подданные его или решались на мученичество, или скрывались. А некоторые даже восставали, как это случилось в Греции и на Кикладских островах.

Император Константин V Копроним (сын и наследник Льва Исавра), не отступая от политики отца, решил сначала воздействовать на духовенство, а уж потом и на народ. По его повелению все образы Спасителя, Божией Матери и святых были сожжены, разрушены или покрыты известью, в то время как изображения деревьев, животных и птиц, охоты, театра «были сохранены и содержались с честью». А потом император вознамерился созвать Вселенский собор, чтобы на нем объявить, что святые иконы почитать не следует. От гонений на иконы император Константин V перешел к гонениям на мощи святых угодников Божиих, которые повелел выбрасывать из храмов. Так, мощи великомученицы Евфимии вынесли из церкви и вместе с гробницей бросили в море, а прекрасный храм, посвященный ей, превратили в цейхгауз.

Константин V Копроним был человеком противоречивым: с одной стороны, он прекрасно знал Священное Писание, а с другой – отрицал не только святые иконы и святые мощи, но и почитание Пресвятой Богородицы. Известен, например, такой случай: однажды, держа в руках кошелек, полный золота он спросил о его цене. И ему ответили, что он стоит очень много. Тогда император высыпал золото, и спросил, сколько теперь стоит кошелек. Ему ответили, что теперь он ничего не стоит. «Вот так и Мария, – сказал император, – пока носила в Себе Христа, была достойна чести. А родив Его, уже ничем не стала отличаться от других женщин».

Однако и император Константин V Копроним не достиг своими жестокостями цели… Особенно решительно против его безумных планов выступали монахи, во главе которых в то время стоял святой Стефан Новый. Держа в руках монету с изображением императора, он однажды предстал перед ним и спросил: «Какое наказание заслужу я, если эту монету брошу на землю и стану топтать ногами? Тогда ты можешь видеть, какого наказания достоин тот, кто оскорбляет Христа и Матерь Его в их образах». С этими словами он бросил монету на землю и стал топтать ее ногами, но его тут же схватили и из императорского дворца потащили в темницу, где подвергли жестоким истязаниям. Другой монах, по прозванию Петр Коливит, не испугался назвать императора за его действия в отношении святых икон «новым Валентом и Юлианом», за что тоже подвергнут был нечеловеческим мукам.

Так как во всех концах Византийской империи главными защитниками иконопочитания были монахи, то император Константин V решил уничтожить сам институт монашества и повелел закрыть все монастыри. Много обителей было превращено в казармы, а в Константинополе некоторые вообще разрушили. От самих монахов император требовал, чтобы они носили мирскую одежду и вступали в брак, обещая им за то свою милость, должности и деньги. Некоторые из иноческой братии соблазнились его посулами, но большинство оставалось твердо в вере, за что терпели оскорбления и муки.

Однако при Льве IV (его преемнике на византийском престоле), который не был заинтересован в борьбе с иконопочитанием, монахи стали приобретать все большее влияние, а иконоборцы постепенно теряли свою силу. Ревностной почитательницей икон была его супруга Ирина, получившая воспитание в Афинах в благочестивой семье. Весной 786 г. (уже после смерти мужа) она решила созвать в Константинополе Вселенский собор, и все ее сторонники были заранее уверены в победе. Но забыли принять в расчет оппозицию определенной части епископов, и в особенности враждебное отношение императорской гвардии, которая оставалась верной памяти императора Константина V и славному времени его царствования. Накануне открытия Собора в столице вспыхнул бунт среди войска, пропитанного иконоборческой ересью. Солдаты, пришедшие в крещальню кафедральной церкви, кричали: «Не бывать Собору».

Когда об этом донесли императрице, она поначалу решила не обращать внимания на случившееся. В день открытия Собора епископы торжественно заняли свои места в церкви Святых Апостолов, присутствовавшие на заседании императрица Ирина с сыном разместились на хорах базилики. Платон, игумен Саккудийского монастыря, один из самых горячих защитников икон, произносил с кафедры проповедь, как вдруг в храм ворвались воины с обнаженными мечами и стали угрожать смертью духовным лицам. Императрица Ирина пыталась вмешаться и подавить мятеж, но все ее усилия оставались тщетными. Православные епископы были подвергнуты поруганию и рассеяны, а епископы иконоборческой партии присоединились к войску и стали кричать: «Мы победили! Мы победили!». Сама императрица с трудом спаслась от «когтей этих львов», и приверженцы провозгласили ее мученицей (хотя кровь императрицы не была пролита). Только после этого императрица Ирина убедилась, что продолжать заседания Собора небезопасно, и повелела всем епископам разойтись по домам.

Византийскую империю и впоследствии не раз обуревали внутренние смятения, заговоры, непрестанные споры о правилах веры; продолжались и убийства порфирородных лиц. Так, властолюбивая царица Ирина ослепила своего сына Константина, а император Лев V, издававший полезные государственные распоряжения, был умерщвлен царедворцами. А в середине IX в. в императорском дворце разыгрались события, которые поразили даже придворных, искушенных в интригах и коварстве. Император Михаил III, отличавшийся распущенностью нравов, все время проводил в кутежах и оргиях. Больше же всего он любил охоту и лошадей, поэтому часто пропадал на скачках. При его дворе служил некто Василий – выходец из небогатой крестьянской семьи, жившей в Македонии. Он был очень силен физически, прекрасно владел искусством объезжать лошадей, поэтому неудивительно, что в короткий срок он сделался любимцем императора и получил должность главного конюшего.

Император осыпал фаворита подарками, а потом женил его на своей любовнице. Честолюбивый конюх, быстро делавший карьеру, вскоре убил дядю императора – Варду, который держал в своих руках бразды правления государством. Произошло это с согласия императора в апреле 865 г. – во время похода армии в азиатские владения империи, в котором участвовал и двор. Группа заговорщиков во главе с Василием буквально изрубила Варду на глазах императора, а через два с небольшим года настал черед и самого Михаила III. Сентябрьской ночью 867 г. император был зверски убит в собственной спальне группой заговорщиков, во главе которой стоял Василий Македонянин…

Захват Константинополя крестоносцами

«Благословен тот, кто завладеет Константинополем!» – сказал Пророк Мухаммед. Многие правители Востока и короли Запада мечтали овладеть Константинополем, 29 раз его осаждали – греки, римляне, персы, авары, болгары, арабы, дружины киевских князей, турки…

В XI в. в Константинополь из Европы двинулись крестоносцы, отозвавшиеся на обращение римского папы Урбана II, который призвал верующих двинуться в Палестину, чтобы освободить Гроб Господень и другие христианские святыни. Турки, мол, предают их всяческому поруганию: они превращают храмы в хлевы для скота, «опрокидывают алтари, оскверняя их своими испражнениями… топчут ногами предназначенные для богослужения сосуды, наносят побои и оскорбления духовенству». Необходимо как можно скорее отнять у них Святую Землю; пусть христиане вступят в бой с басурманами, а в знак того, что они воюют за истинную веру, пусть нашьют себе на одежду кресты из красной материи.

Об этом говорил папа народу, собравшемуся в ясный ноябрьский день на обширной равнине, примыкавшей с восточной стороны к французскому городу Клермону. Здесь толпился люд всякого рода и звания: много было именитых сеньоров, окруженных оруженосцами, но еще больше – простых рыцарей. Кто восседал на коне, кто стоял, опираясь на древко копья. Судя по заношенным кафтанам иных воинов и выцветшим попонам, едва скрывавшим тощие бока их лошадей, рыцари эти не были богаты, хотя кое-кто из них мог похвастаться знатностью рода. Там и сям чернели сутаны священников, выделялись клобуки монахов. Но папа обращался главным образом к рыцарям:

«Земля эта, которую вы здесь населяете, сдавлена отовсюду морем и горными хребтами; она стеснена вашей многочисленностью, обилием же богатств не преизбыточествует и едва прокармливает тех, кто ее обрабатывает. Отсюда происходит то, что вы друг друга кусаете и пожираете, ведете войны и наносите друг другу множество смертельных ран. Пусть же прекратится ваша ненависть, утихнут войны и заснут всяческие распри и раздоры. Становитесь на стезю Святого Гроба, исторгните землю эту у нечестивого народа, покорите ее себе. Земля же эта, как гласит Предание, течет млеком и медом. Иерусалим – это пуп земли; край, плодоноснейший по сравнению с другими землями – он, словно второй рай… Он жаждет освобождения и не прекращает молить о том, чтобы вы пришли ему на выручку».

В конце речи папа пообещал всем, кто «примет» крест, прощение грехов и долгов; тем же, кто погибнет в боях за христианскую веру, посулил вечное блаженство в раю.

У феодалов Западной Европы к тому времени появилось много новых потребностей и соблазнов. В XI в. стали появляться города, и глаза баронов и графов загорались, когда, проезжая через городской рынок, они видели искусно изготовленные шлемы и уздечки, аккуратно обшитые металлическими пластинами шиты и мягкие кожаные сапоги, в которых нога чувствовала себя так удобно. Разве могли деревенские мастера тягаться с искусниками-горожанами? А из-за моря, из сказочных восточных стран, все чаще стали поступать товары, до того времени невиданные в Европе: шелковые ткани и сукно всяких расцветок, тонкие вина, изящные украшения из слоновой кости, стальные клинки несравненной прочности и гибкости… И когда по реке, протекавшей по владениям сеньора, проплывали полные заморских изделий купеческие барки – с какой алчностью взирали на суда рыцарь и его домочадцы!

В родных местах с их постоянными неурожаями и голодом не слишком разживешься, а вот Восток… Конечно, религиозные чувства тоже были не совсем чужды рыцарям, к которым пристали еще и те, кому всякая перемена была лучше их тогдашнего положения. И несметные полчища народа двинулись в Палестину. Ни трудности долгого пути, ни подстерегавшие их бедствия, ни проклятия тех, кто страдал от их жестокости и насилия, – ничто не могло остановить первых крестоносцев. Собиравшиеся в разных странах, они должны были встретиться в Константинополе, и когда добрались туда, толпы бродяг рассеялись по всей Византийской империи, наводнили столицу, грабили и бесчинствовали.

«О, как величествен и прекрасен град Константинополь! Сколько здесь храмов и дворцов, воздвигнутых с дивным искусством! Сколько также удивительных для взора вещей на улицах и площадях. Было бы слишком утомительно перечислять, каково здесь изобилие богатств всякого рода, золота, серебра, разнообразных тканей и священных реликвий».

Так воспевал Константинополь капеллан Фульхерий из Шартра, шедший с крестоносцами из Северной Франции. Город, представший перед глазами рыцарей, действительно был прекрасен. Как и Рим, он раскинулся на семи холмах: его широкие улицы с открытыми галереями, большие площади с колоннами и статуями, великолепные храмы и дворцы восхищали всех, кому доводилось побывать в нем.

Руки рыцарей, не привыкших считаться с чужой собственностью, сами собой тянулись к рыночным прилавкам, заваленным узорчатыми восточными тканями, ящичками с остро пахнущими приправами и прочим добром. У лавок, особенно ювелирных, в которых, переливаясь всеми цветами радуги, сверкали чудесные ожерелья из индийского жемчуга, золотые и серебряные браслеты, табакерки, ларцы и многое другое, всегда было людно. Здесь то и дело вспыхивали ссоры, и греческим стражникам с трудом удавалось утихомиривать буйных крестоносцев. Византийцы не могли сдержать презрительных улыбок при виде будущих «освободителей Гроба Господня». Масла в огонь добавляли и служители бань, рассказывавшие о том, какие ручьи грязи текли с крестоносцев, когда они попробовали вымыться в знаменитых константинопольских термах… Любая рыночная ссора могла перерасти в вооруженное столкновение, и хитрый император Алексей Комнин ласками и угрозами постарался спасти Константинополь от наглости крестоносцев. А потом доставил им способ перебраться в Азию и даже извлек некоторую пользу из их похода, приобретя новые земли.

Во второй раз крестоносцы двинулись на Константинополь в начале XIII в. Император Исаак II Ангел был свергнут с престола братом своим, который ослепил его и заключил в темницу. Но сын Исаака по имени Алексей, желая отомстить, бежал в западные страны и обратился к вождям крестоносцев за помощью. Набожные рыцари отвечали, что освобождение Гроба Господня нельзя откладывать ни для каких дел человеческих, однако щедрые обещания Алексея перевесили, и многочисленный флот крестоносцев, отправлявшийся в Святую Землю, остановился у Халкидона. Низкий похититель престола не оказал большого сопротивления и при первой опасности бежал, прихватив кое-какие сокровища. Исаак II был выведен из темницы, и венецианский дож Энрико Дандоло восстановил на троне слепого и престарелого императора.

^{Византийский император Алексей I Комнин} 

Когда пришло время рассчитываться с крестоносцами, у юного Алексея не нашлось средств: сокровища казны истощились, да и вся империя находилась в расстроенном состоянии… Но рыцари не хотели ждать; по словам историка, «грубые души их, нечувствительные к изящному, были поражены великолепием Константинополя; бедственность их отечественных городов еще более возвысила в их глазах блеск и богатство восточной столицы». И они ждали только случая, чтобы начать грабить…

Однако жители Константинополя совсем не хотели делиться богатствами и были недовольны Исааком II Комнином и его сыном за их желание удовлетворить претензии крестоносцев. Алексей V Мурзуфл (племянник Исаака II) возглавил партию недовольных, сверг их обоих с престола, убил их и с мечом в руках встал на защиту Константинополя. Он не щадил своей жизни, но после долгого сопротивления и неудачной попытки сжечь флот крестоносцев был побежден. Рыцари взяли штурмом столицу Византийской империи, а Алексея Мурзуфла сбросили с вершины Феодосиевой колонны…

Константинополь был тогда величайшим городом мира, разве что Багдад мог с ним соперничать. В нем проживало около 1 млн. человек, тогда как население Парижа или Лондона исчислялось всего лишь несколькими десятками тысяч жителей. Поэтому нетрудно представить, с каким чувством глядели на богатый город крестоносцы, пришедшие сюда из нищей Европы. Перед их глазами предстало воплощенное величие Империи и Церкви, сокровища Константинополя казались им несметными и весь город этот, блиставший золотом и драгоценными камнями, будто не руками человеческими был построен, а целиком сошел с неба. Или сам есть Царствие Небесное, спустившееся на землю у Босфора…

Озлобленные долгим ожиданием добычи и подбодряемые священниками завоеватели рассеялись по Константинополю, учинив страшную расправу над ни в чем не повинными горожанами. Три дня в городе, окутанном дымом, стояли вопли и стоны. Жители пытались укрыться в церквах, однако рыцари врывались и туда, раздевали несчастных донага, чтобы те не спрятали и не унесли с собой драгоценности, либо выгоняли их вон или убивали на месте.

«Не знаю, с чего начать и чем кончить описание всего того, что совершили эти нечестивые люди», – с глубокой печалью приступает к повествованию о событиях константинопольского погрома историк Никита Хониат. Знатный и образованный византиец, он пережил все ужасы опустошения и едва спасся с семьей при помощи одного знакомого венецианца. А рыцари, обезумевшие от алчности, неистово предались своим необузданным страстям, набросились на дворцы, храмы, купеческие склады и дома, взламывая двери и разбивая окна. Они грабили, разрушали и жгли все, что попадалось на пути. Разгром совершался повсюду – на площадях и в домах, во дворцах и церквах. «Освободители Гроба Господня» не пощадили и великолепных храмов Константинополя, в которых хранились величайшие святыни. С мечами в руках они разбивали священные сосуды и старинные иконы, хватали золотые и серебряные чаши и превращали их в пиршественные, срывали драгоценные камни с крестов, распарывали дорогой бархат и парчу с церковных занавесей и попирали своими ногами самые священные христианские реликвии.

^{Осада Константинополя крестоносцами в 1204 г.} 

Не пощадили крестоносцы и собор Святой Софии, вдребезги разбив массивные двери центрального входа и ворвавшись под своды храма. От несказанных и несметных богатств, каких у себя дома они никогда не видели, у них прямо-таки захватывало дух. Старинные иконы в золотых рамах, покрытые златотканой материей мраморные столики, церковная утварь из золота и серебра – все это сияло, блестело и переливалось всеми цветами радуги. И рыцари растащили бесценные сокровища храма, а потом привели туда мулов и лошадей и навьючили их драгоценной ношей.

Добыча, захваченная в Константинополе, была так велика, что ее не могли даже сосчитать. «Тут было, – восторженно перечисляет Робер де Клари, – столько драгоценных сосудов, золотых, серебряных и златотканых материалов, что это было настоящим чудом… в сорока самых богатых городах мира едва ли найдется столько богатств, сколько найдено было в Константинополе».

В огне пожаров и от разрушений погибли и замечательные произведения античности: архитектурные и скульптурные памятники из мрамора, дерева и кости, с неподражаемым мастерством созданные греческими и римскими зодчими и ваятелями – все подвергалось безжалостному уничтожению. Были сброшены с пьедесталов и превратились в щебень чудесные статуи возничих на Ипподроме; были разрушены стройные колонны и портики на площади Августейон… Беспощадно крушили крестоносцы и художественные ценности из бронзы, золота и серебра, многие из которых просто перелили в слитки. Такая участь постигла великолепную бронзовую статую богини Геры Самосской, возвышавшуюся на одной из площадей Константинополя. Был скинут с постамента и разбит гигантский бронзовый Геракл, которого скульптор изобразил уставшим от подвигов и сидящим с накинутой на плечи львиной шкурой. Погибла от рук завоевателей и прекрасная статуя другого легендарного греческого героя – Беллерофонта, на крылатом коне Пегасе устремлявшегося на Олимп. Она была столь велика, что (по словам Робера де Клари) «на крупе коня свили себе гнезда десять цапель: каждый год птицы возвращались в свои гнезда и откладывали яйца». Не пощадили латиняне ни статую волчицы, вскармливающей Ромула и Рема; ни статую Париса, бросающего яблоко Афродите; ни даже изваяние Богоматери, находившееся в центре города! В пепел были превращены богатейшие библиотеки Константинополя, в бивуачных кострах рыцарей сгорело и множество рукописных свитков…

Оказалось безвозвратно утраченным и былое великолепие всего города, потому что бесчисленное количество величайших сокровищ мировой культуры было уничтожено или вывезено не только в ходе варварских грабежей 1204 г. Опустошение Константинополя продолжалось и после этого, и все сколько-нибудь ценное вывозилось на Запад. Атак как латинские императоры постоянно нуждались в средствах, то они готовы были продать все, что продавалось. Так, Балдуин II продал огромное собрание святых мощей французскому королю Людовику IX Святому. Впоследствии, за несколько лет до отвоевания Константинополя, когда Балдуину II потребовались деньги для выкупа сына, взятого в плен венецианцами, он даже ободрал свинец со всех дворцовых крыш…

Почти 60 лет Константинополь находился в руках латинян, но наступил день, и 15 августа 1261 г. император Михаил VIII торжественно въехал в город Константина Великого. Это было грандиозное, ни с чем не сравнимое празднество, хотя за время латинского владычества город стал уже далеко не тем, что был прежде.

Жители Константинополя радостно приветствовали православного императора, встретив его крестным ходом с иконой Божией Матери Одигитрии. Затем император прошел в Студийский монастырь, а оттуда как простой христианин, а не как владыка, проследовал на благодарственный молебен в храм Святой Софии. Здесь с ним были коронованы супруга его Феодора и трехлетний сын Андроник. Законный император Иоанн IV Ласкарис даже не был приглашен в Константинополь на торжества. А через несколько месяцев десятилетний мальчик, верность которому Михаил VIII поклялся соблюдать, был по его приказанию ослеплен. Таким было начало династии Палеологов, которая в истории Византийской империи оказалась самой долговечной: она находилась у власти почти 200 лет и пала вместе с Константинополем.