Текст книги "100 великих узников"

Автор книги: Надежда Ионина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Верховный Инка Атауальпа и его полководец Руминьяуи

В сентябре 1532 года испанский конкистадор Ф. Писарро во главе хорошо вооруженного отряда двинулся в глубь империи инков. Семь дней тяжелейшего маршрута через Кордильеры – и им открылся вид на цветущую долину и город Кахамарку.

Незадолго до вторжения европейцев Великий Инка Уайна Капак по каким-то причинам вдруг оставил священный город Куско и сделал своей резиденцией крепость Кито. Перед смертью он разделил свою огромную империю на две части: южную со столицей в Куско передал Уаскару – одному из своих законных сыновей, а северную часть с городом Кито – внебрачному сыну Атауальпе. И братья немедленно сделались врагами…

Атауальпа знал, что его армия в несколько раз сильнее войска Уаскара, и напал на брата. Большинство сторонников Уаскара были убиты, а сам он взят в плен и в цепях отправлен в Куско. Атауальпа разбил лагерь под Кахамаркой и стал ждать подхода своего полководца Руминьяуи, чтобы во главе войск войти в Куско. Именно в этот драматический момент на территории Перу и высадились испанцы во главе с Ф. Писарро. Тайные сторонники Уаскара показали конкистадорам скрытые тропы, и те за два месяца достигли Кахамарки. Разведчик испанцев сообщил, что город оставлен жителями, но в его окрестностях расположился укрепленный лагерь фактического правителя инков Атауальпы. И в нем столько воинов, «сколько на полях кукурузных початков».

Вооружение каждого воина в армии Атауальпы, насчитывавшей 30–40 тысяч человек, состояло из лука со стрелами, очень длинного копья с бронзовым или медным наконечником и палицы с мощными шипами. Некоторые воины использовали в бою пращи и даже сабли, которые изготовлялись как из металла, так и из сверхпрочной древесины одной из разновидностей пальмы. Из нее же инки изготовляли и шлемы, которые покрывали кожей с головы пумы или ягуара.

Испанцы стали осторожно спускаться в долину, но никто не препятствовал их движению. Безмолвный город вызывал у них самые мрачные и тревожные чувства, и, беспрепятственно заняв Кахамарку, конкистадоры не испытали никакой радости. Для начала Ф. Писарро отправил к индейцам своих парламентеров с «визитом вежливости». Их принял сам Атауальпа – 30-летний, хорошо сложенный мужчина с красивым лицом и живыми глазами. Однако от испанцев не ускользнули его надменность и самоуверенность, но как иначе мог вести себя Верховный Инка с теми, кто стремился поработить его империю? Прощаясь, он сказал, что готов встретиться с предводителем испанцев и уже на следующий день прибудет в их лагерь.

Однако Ф. Писарро задумал повторить тот же маневр, что и Э. Кортес в Теночтитлане. Готовясь к вероломному захвату Атауальпы, он спешно расставлял своих солдат. На главной площади Кахамарки, где должна была состояться встреча, установили пушки, на высокой башне расположилась группа аркебузиров, а самые верные Ф. Писарро люди возглавили три кавалерийских эскадрона. Таким образом, испанцы ожидали правителя инков в полной боевой готовности и… с напряженными до предела нервами.

Атауальпа решил, что 5000–6000 воинов будут надежной гарантией его безопасности. В его длинном обозе, изумляя своей красотой и пышными нарядами, не умолкали многочисленные певцы, не жалели ног танцоры, степенностью и сановитостью отличались знатные особы. Венчал этот роскошный караван украшенный золотом, серебром и драгоценными камнями трон Атауальпы, который на специальном постаменте несли восемь индейцев. Украшавшие трон золотое солнце и серебряная луна подчеркивали, насколько недосягаем для простых индейцев был их повелитель.

С крестом и Библией в руках Атауальпу вышел встречать священник Висенте Вальверде. Через индейца-переводчика он обратился к Верховному Инке с проповедью, а потом сказал, что хочет обратить и самого Атауальпу, и его подданных в христианство.

Именно к этому призывает Бог, сотворивший землю и небо, о чем записано в Библии. Спокойно выслушав священника, Атауальпа попросил у него Библию и сказал:

Мне эта книга ни о чем не говорит. Яне знаю бога, создавшего небо и землю, так как мир создал Пачакамак, а Солнце и Луна, которым мы поклоняемся, бессмертны. А Иисус Христос, о котором ты говорил, – умер. Я никогда ничего не слышал о вашем папе, дарящем страны, не принадлежащие ему. Никто не имеет права обладать моим царством без моего ведома.

После этих слов Верховный Инка с явным пренебрежением бросил Библию на землю. «Отомстим, христиане! – закричал священник. – Атакуйте еретиков, осквернивших Библию!» И тотчас заработали пушки и аркебузы… Окружавшие Атауальпу воины представляли довольно разношерстную толпу, и им было трудно организовать сопротивление. К тому же индейцы никак не ожидали нападения, и их охватила паника. Кричащую и разбегающуюся во все стороны толпу давила и топтала испанская кавалерия. Ф. Писарро с группой наиболее искусных своих солдат пробился к трону Атауальпы и захватил Верховного Инку в плен. После получасового сражения на площади Кахамарки остались лежать 2000 индейцев, конкистадоры же потерь почти не понесли.

Победители захватили богатейшие трофеи, но самым ценным для них был сам Атауальпа, которого заключили в отдаленной части его собственного дворца в Кахамарке. Ф. Писарро оказывал величайшие почести своему именитому пленнику и всячески старался развеять печаль Верховного Инки, которую тот пытался скрыть, притворяясь равнодушным и покорным. Испанцы научили Атауальпу играть в шахматы, и вскоре в этой игре он достиг большого мастерства. Ф. Писарро сохранил за ним и некоторую видимость власти, например, Верховный Инка мог принимать приближенных, при нем находились его жены и гаремные девушки, прислуживавшие ему за столом и выполнявшие любые поручения и прихоти своего повелителя.

Яства за столом подавались Атауальпе только на золотой и серебряной посуде. Одежда Верховного Инки, которую он часто менял, состояла из плащей, настолько тонко вытканных из шерсти викуньи, что они казались шелковыми. На голове Атауальпа по-прежнему носил борлу[14]14
  Борла, или льяута – налобная повязка, символ власти Верховного Инки.


[Закрыть] [Борла, или льяута – налобная повязка, символ власти Верховного Инки]: ее пурпурные нити, смешиваясь с золотыми, падали до самых глаз Инки. Когда посуда и наряды, которыми Атауальпа пользовался хоть раз, становились ему не нужны, их складывали в особый ящик и сжигали; то, что было освящено прикосновением Верховного Инки, не могло стать достоянием других людей.

Внешне религиозное рвение испанцев не обмануло Атауальпу, который вскоре обнаружил их жадность к золоту и решил воспользоваться этим. Однажды он сказал Ф. Писарро, что если тот отпустит его на свободу, то он покроет золотом пол комнаты, в которой они тогда находились. «И даже наполню золотом комнату так высоко, как только могу достать», – сказал Атауальпа и, поднявшись на цыпочки, прочертил рукой линию на стене. Все смотрели на индейского вождя с изумлением, посчитав его слова бахвальством человека, который страстно желает получить свободу. Но Ф. Писарро согласился…

Тысячи гонцов направились во все концы империи, и потекли в Кахамарку богатства, накопленные многими поколениями правителей инков, сосуды и украшения из дворцов, храмов и общественных зданий. Из Куско прибыл груз чистого золота, которое несли на нескольких носилках. Каждые из них поднимали четверо дюжих мужчин, а на одних носилках золота было навалено столько, что их смогли поднять только двенадцать человек. Спустя некоторое время вся комната была наполнена золотом и серебром, и Ф. Писарро стал владельцем таких сокровищ, каких не имел в своих сундуках ни один европейский монарх того времени.

Уплатив выкуп, Атауальпа не сомневался в своем скором освобождении и спокойно думал о будущем. Но жадность не имеет границ, и милосердие испанцев оказалось вероломным: став обладателем сказочных богатств, Ф. Писарро не спешил выполнять обещание. Он понимал, что вырвавшийся на свободу пленник захочет отомстить, а тогда вряд ли удастся сохранить не только добытые богатства, но и саму жизнь. И конкистадор решил устроить суд над Атауальпой, предъявив тому весьма длинный перечень обвинений: убийство Уаскара, незаконный захват власти, идолопоклонство, многоженство… Верховного Инку обвинили даже в подготовке переворота против испанцев. Правда, многие из конкистадоров протестовали против этого суда и особенно против вынесения Атауальпе смертного приговора, считая, что судьбу его должен решать король Карл V.

Со слезами на глазах правитель инков просил о пощаде и даже предлагал сокровищ вдвое больше того, что испанцы уже получили, но Ф. Писарро был неумолим. Приговор – сожжение на костре – леденил душу Атауальпы, ведь, согласно обычаям инков, бессмертие можно обрести лишь в том случае, если тело усопшего после смерти будет забальзамировано. А что можно сделать с пеплом?

Незадолго до казни священник В. Вальверде предложил Верховному Инке принять христианство. Атауальпа отказался, и тогда ему предложили заменить костер повешением, но с условием обязательного принятия христианства. Пленнику пришлось согласиться, и в ходе церемонии он получил христианское имя Хуан. А потом под пение псалмов жизнь 30-летнего Инки оборвалась…

После смерти Атауальпы борьбу против испанцев возглавил полководец Руминьяуи, которого отличали личное мужество, отвага и природный ум. Он учил своих воинов не страшиться грохота испанских аркебуз и не бояться их лошадей. Когда в долине Тиокахас началась решающая битва, Руминьяуи сам повел отряды индейцев в бой. Они бесстрашно сражались, но силы были неравны, и полководец отступил в Кито. В городских храмах он собрал изображения богов, золото и другие драгоценности и с отрядом в 4000 воинов и знатью отступил в горы.

После этого война продолжалась в форме отдельных стычек с испанцами, но конкистадоры преследовали отряд Руминьяуи до тех пор, пока не захватили предводителя в плен в Восточных Кордильерах. Руминьяуи привезли в Кито и подвергли нечеловеческим пыткам, но не смогли у него вырвать секрет «золота Атауальпы». Январским утром 1535 года испанцы повесили отважного вождя, имя которого на языке индейцев кечуа означает «Каменное лицо». Изваянный эквадорским скульптором вождь, действительно, производит впечатление решительного и мужественного человека и «дух Руминьяуи» до сих пор присутствует в жизни эквадорских индейцев.

Томас Мор

Будущий социалист-утопист и первый министр Англии происходил из среды зажиточной торговой буржуазии. Его отец, Джон Мор, был судьей Высшего королевского суда в Лондоне. С ранних лет он готовил сына к юридической карьере, но юному Томасу пришлось познакомиться и с коммерческой стороной жизни. После окончания начальной школы его поместили в дом кардинала Мортона, человека высокообразованного и занимавшего в государстве высшие посты. У него в доме Т. Мор познакомился с основами государственного управления и, поступив в 1492 (или 1493) году в Оксфордский университет, имел уже сравнительно богатый жизненный опыт.

В университете живой и общительный студент сразу же попал под влияние распространявшихся тогда идей гуманизма. Правда, в Оксфорде он проучился недолго, так как по настоянию отца поступил в Линкольнскую юридическую школу изучать английское право. Но связей с друзьями-гуманистами Т. Мор не разрывал и принимал деятельное участие в кружке, образованном Эразмом Роттердамским в 1493 году. Этот кружок поставил целью своей деятельности нравственное очищение церкви, изучение древней литературы и трудов «отцов церкви». Т. Мор основательно изучил античную литературу, свободно писал на литературном латинском языке. Из древних авторов на него наибольшее впечатление произвел Платон, потому что из его сочинений можно было много узнать об управлении государством, совместной жизни граждан и их взаимных отношениях. Научные и литературные занятия не отвлекали Т. Мора от карьеры, которую уготовил ему отец, хотя ему и не нравилось заниматься юридическим крючкотворством. Но он стал адвокатом и сразу же приобрел тесные связи в купеческих кругах. Дворяне не нуждались в защитниках, так как в деревне еще имелись старые феодальные суды, в которых помещики судили сами. Поэтому в то время главными клиентами адвокатов были городские торговые люди, нуждавшиеся при разборе своих коммерческих дел в толковом совете. Деловое общение с купцами и ремесленниками расширило кругозор Т. Мора, и его внимание от отвлеченной науки направилось на жизнь практическую.

Вскоре образованный и способный молодой юрист, умело выступавший в суде как защитник интересов нарождавшейся буржуазии, стал широко известен. И известность эта была так велика, что в 1506 году 26-летнего Т. Мора лондонская буржуазия избрала в парламент представлять ее интересы. Одной из главных привилегий английского парламента, которую он завоевал в борьбе с королевской властью, было то, что без согласия парламента король не мог взыскать ни одного налога.

Вскоре после избрания Т. Мора в парламент король Генрих VII потребовал, чтобы по случаю замужества его дочери и посвящения в рыцари его сына (к тому времени уже умершего) парламент утвердил новый налог, причем чрезмерно великий. Неожиданно против этого налога выступил молодой депутат Т. Мор, после выступления которого парламент хоть и утвердил налог, но сильно сократил его размеры. Король был взбешен. Но, так как личность депутата парламента была неприкосновенной, он излил свой гнев на старом Джоне Море, посадив его в тюрьму и оштрафовав на крупную сумму.

Сам Т. Мор на время уединился в монастыре и даже хотел переселиться в другую страну, но смерть Генриха VII в 1509 году вернула его к общественной деятельности. Он стал помощником главного лондонского судьи, и уже в этой должности продолжал отстаивать интересы купечества. Его представители относилось к Т. Мору с таким доверием, что в 1515 году добились у нового короля назначения его послом во Фландрию для урегулирования отношений с тамошними купцами по вопросу о торговле шерстью. Т. Мор блестяще справился с этим делом, заключив выгодный для Англии торговый договор.

Через два года с подобным поручением он был отправлен во Францию, где тоже весьма удачно справился с возложенной на него задачей. Во время пребывания в этой стране Т. Мор и написал свою «Утопию», вызвавшую бурю восторгов в среде европейской буржуазии. Правда, современники ценили больше всего не вторую часть книги, где говорится о социальном устройстве общества, а вводную часть сочинения, в которой резкой и язвительной критике подвергается общественно-политический строй государств того времени.

Вскоре слухи о Т. Море – ученом, писателе, способном дипломате, влиятельном в буржуазных кругах, дошли до короля Генриха VIII. Молодой монарх захотел пригласить его к своему двору в качестве советника. Тогда, да и много позже, коронованные особы любили окружать себя людьми учеными, и Генриху VIII льстила мысль приблизить к своему трону разносторонне одаренного Т. Мора. Однако тот долго отказывался от королевского приглашения, стараясь подальше держаться от двора; он прекрасно понимал, что, принимая такую ответственную должность, может лишиться независимости. Однако приглашения короля становились все настойчивее, и отказываться от них дальше становилось рискованно.

Уступая настоянию друзей (в их числе был и Э. Роттердамский), Т. Мор в 1518 году поступил советником к Генриху VIII, надеясь благотворно повлиять на короля. Он ненавидел тиранов, но был убежден, что только воля «просвещенного монарха» может совершить необходимые преобразования, а Генрих VIII в первые годы своего правления многим казался именно таким королем.

Поначалу Генрих VIII очень ласково относился к своему советнику-гуманисту, привлек его к работе Королевского совета, назначил докладчиком по прошениям, поступающим на имя короля, спрашивал его мнения по всем важнейшим вопросам. И Т. Мор начал быстро продвигаться по служебной лестнице, последовательно занимая высокие должности. Но успехи нисколько не вскружили ему голову, хотя он был первым выходцем из буржуазии, ставшим первым министром королевства, пост который до него доставался только представителям родовитого дворянства.

Т. Мор был верующим католиком и противником развернувшегося тогда в Европе движения Реформации; он не был согласен со взглядами М. Лютера, а кроме того, считал, что массовые движения могут привести лишь к анархии и разрушениям. В мае 1532 года король предъявил собранию духовенства требования, отвергавшие власть римского папы. Через четыре дня духовенство капитулировало, и это было крахом для Т. Мора, защищавшего в своих трактатах самостоятельную политическую позицию английского духовенства. Т. Мор не мог принять собственную «реформацию» Генриха III, особенно проведенную таким путем и по такому поводу. Он не захотел принять фальшивых доводов своего монарха, который утверждал, что его брак с Екатериной Арагонской «противоестествен», так как сначала она была предназначена в жены его умершему брату Артуру. Зная нрав короля, Т. Мор подал в отставку, чтобы не брать на себя ответственности за его действия. 16 мая в саду при Йоркском дворце бывший советник короля вернул большую государственную печать Англии, но не хотел, чтобы его отставка выглядела демонстрацией, и некоторое время настаивал на том, что она вызвана плохим состоянием здоровья.

Он ушел в личную жизнь, хотя прекрасно понимал, что вряд ли она спасет его от опасности. Правда, и Генрих VIII не сразу решился преследовать своего прежнего советника, так как слишком велико было влияние того среди буржуазии и в придворных кругах. К Т. Мору начали подбираться издалека: сначала было конфисковано его имение, и он лишился средств к жизни. Затем его попытались припутать к делу монахини Елизаветы Бартон, пророчившей гибель королю, если он женится на Анне Болейн. Но дело это было так явно подтасовано, что Т. Мор вышел из него чистым от всякого обвинения, заявив, что всегда скептически относился к «откровениям» и «чудесам», приписываемым этой монахине.

После рождения принцессы Елизаветы – дочери Генриха VIII и Анны Болейн – английский парламент принял новый «Акт о наследовании», по которому дочь короля от его брака с Екатериной Арагонской (принцесса Мария) объявлялась незаконнорожденной, а наследницей объявлялась принцесса Елизавета. Кроме того, в документе отвергались все права римского папы, касающиеся заключения и расторжения брака английского короля, и дела такого рода передавались в компетенцию епископов англиканской церкви. К «Акту» прилагалось постановление о присяге, которую обязан был принести любой подданный по первому требованию короля.

В середине апреля 1534 года, более чем за две недели до вступления «Акта о наследовании» в законную силу, Т. Мора вызвали в специальную комиссию для принятия присяги. Все рассчитывали на то, что вызов в комиссию поможет сломить упрямство бывшего советника. Король добивался юридического оформления своего главенства над церковью, но Т. Мор отказался присягнуть по многим пунктам «Акта», согласившись лишь, и то в виде уступки, признать принцессу Елизавету наследницей английского трона. За этот отказ его обвинили в государственной измене и 17 апреля отправили в Вестминстерское аббатство, где он просидел четыре дня, пока король совещался со своими министрами, какие принять в отношении упрямца меры. Потом Т. Мора перевели в Тауэр, но он продолжал заявлять: «Я семь лет изучал историю церкви и утверждаю, что светский государь не может быть главой какой бы то ни было церкви». Стоило ему только отказаться от этих слов, и он был бы спасен: ему возвратили бы конфискованные имения, прекратились бы преследования членов его семьи. Этого ждал король, к примирению побуждала Т. Мора любимая дочь Маргарита, но он был непреклонен.

В Тауэр ему разрешили взять с собой одного слугу, которому приказали следить за узником и доносить обо всем, что тот будет говорить о короле. Брошенный в темницу и лишенный книг, Т. Мор к тому же тяжело страдал и физически. Через месяц к нему пустили на свидание дочь Маргариту: оба упали на колени и пропели несколько благодарственных молитв, а потом Т. Мор заговорил о своем заточении. Он не жаловался, напротив, считал свое заключение особой к нему милостью Бога; говорил, что чувствует себя как бы сидящим на коленях у Всевышнего… Впоследствии Т. Мору разрешили видеться и с другими членами семьи, а также слушать обедню в тюремной капелле, прогуливаться по саду, иметь книги, писать и т. д. Вместе с тем через посещавших узника лиц пытались уговорить его отказаться от своего упорства, но все они убеждались в безуспешности своих просьб. Более года провел Т. Мор в Тауэре, сохраняя твердость духа.

Суд над ним проходил в Вестминстерском дворце. Несмотря на довольно значительное расстояние, узник всю дорогу от Тауэра прошел пешком, опираясь на палку. Началось чтение огромного обвинительного акта, в котором перечислялись многие «преступления» Т. Мора, в которые его пытались запутать. Выступали лжесвидетели и доносчики, но он защищался с большим достоинством, опровергал возводимые на него напраслины, не отрекся от своих убеждений. Однако судьи признали его виновным и постановили шерифу Вильямсу Бингстону предписывается отвести преступника обратно в Тауэр, а оттуда влачить по земле через весь лондонский Сити до Титберна и повесить так, чтобы он замучился до полусмерти, потом снять с петли, пока он еще не помрет, отрезать половые органы, выдернуть и сжечь внутренности. Затем четвертовать его и прибить по одной четверти его тела над всеми четырьмя воротами Сити, а голову выставить на лондонском мосту.

Учитывая прежние заслуги Т. Мора, король «смягчил» приговор, заменив мучительную пытку и казнь простым отсечением головы. Семь дней и семь ночей провел Т Мор в ожидании казни. Все бывшие при себе вещи он отдал на память детям, написал два письма (одно из них – дочери Маргарите), много молился, смиряя бичеванием свое тело, которое все еще страшилось «ничтожного щелка». 6 июля 1535 года 57-летнего узника повели к месту казни. Т. Мор шел с красным крестом в руке, часто поднимал взоры к небу. Уже стоя на эшафоте, он хотел обратиться к собравшемуся народу, но ему не разрешили. И тогда Т. Мор обратился к палачу, просившему у него прощения:

Ты оказываешь мне самую большую услугу, какую я только могу пожелать от человека. Исполняй же без страха свою обязанность. Шея у меня короткая, целься хорошенько, чтобы не осрамиться.

Голову казненного, по обычаю того времени, обварили кипятком и надели на кол у ограды лондонского моста. Через месяц дочь Томаса Мора, Маргарита Ропер, уговорила палача отдать ей голову отца и захоронила ее в склепе Роперов под церковью Святого Дунстана в Кентербери. А тело было погребено в восточном конце церкви Святого Петра в Винцуле – недалеко от места казни.