Текст книги "Будущая революция и новое общество"

Автор книги: Н. Ключин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Западногерманский философ права Г. Радбрух, рассуждая о справедливости, доказывал, что соотношение этических ценностей независимо от личностей не существует [ 156]. Австрийский юрист Ханс Кельзен (1881-1973) пришел к выводу, что "справедливость логически непознаваема", что она представляет собой "иррациональный идеал" [ 157]. Ю. Стоун в книге "Человеческое право и человеческая справедливость" пишет: "Как и сами проблемы этической и политической философии, проблемы теории справедливости никогда не могут быть разрешены, так как каждое изменение человечества и его окружения вызывает пересмотр существующих оценок для приложения к новой ситуации; с особой необходимостью это проявляется в нашем подвижном демократическом обществе" [ 158].

У Г. Шумана справедливость выступает "в качестве идеи, направляющего принципа, который никогда не может быть реализован" [ 159].

"...Франкена [ 160] считает, что все люди должны рассматриваться одинаково, независимо от их заслуг... Справедливое общество должно уважать и поддерживать хорошую жизнь всех людей в равной степени, как бы эти люди ни были различны... [Общество] должно, насколько это возможно, предоставлять равные условия, при которых его члены могут своими собственными усилиями (в одиночку или добровольно созданными группами) достичь наилучшей жизни, на которую они способны. Справедливое общество должно предохранять каждого члена от нанесения ему вреда другими или вмешательства в его дела. Оно не должно ограничивать свободы, за исключением тех случаев, когда это необходимо для достижения равенства... Справедливое общество должно, насколько это возможно, делать относительно одинаковые вклады в хорошую жизнь каждого индивида, за исключением, конечно, случаев награждения и наказания, и при том условии, что определенный минимальный уровень достигнут всеми... Важнейшим принципом социальной справедливости, по его мнению, остается требование, согласно которому общество должно устанавливать некоторый минимальный уровень жизни, образования, безопасности. Т. о., под социальной справедливостью Франкена понимает равный, хотя и не всегда одинаковый, подход ко всем личностям по крайней мере на протяжении определенного отрезка времени. Этот равный подход должен формулироваться на основе таких принципов, как признание заслуг, выполнение соглашений, непричинение вреда, невмешательство, защита и, вероятно, улучшение возможностей" [ 161].

Два принципа справедливости формулирует Роулс.

1. Принцип равенства. Сводится к требованию, что каждая личность должна иметь равные права на самые широкие основные свободы, сходные со свободами других.

2. Принцип различия. Разумно принимается обществом как выгода для каждого и реализуется в условиях доступности для всех позиций и должностей от низших до высших.

Роулс предлагает, что в первую очередь необходимо "максимализировать", т. е. улучшить до возможного предела, благосостояние тех, кто находится в самом наихудшем состоянии. Во вторую очередь – тех, кто находится на второй ступеньке лестницы и так далее. И только в последнюю очередь – наиболее благосостоятельных людей [ 162].

Один из современных авторов, попытавшийся очень детально проанализировать понятие справедливости, Х. Перельман выделяет следующие шесть концепций справедливости, наиболее известных истории, которые я прокомментирую.

1. Каждому – одно и то же. Эта формула, предполагающая абсолютно равное положение для всех, без учета различий. Это простое механическое уравнивание, явно не годящееся для человеческого общества, члены которого, как я показывал ранее, не одинаковы.

2. Каждому – по заслугам. Проблема: как определить заслуги? Кто это будет делать?

3. Каждому – по труду. Лозунг социалистических обществ ХХ века.

4. Каждому – по потребностям. Утопическая формула распределения коммунистического общества.

5. Каждому – по рангу. "Аристократическая" формула. Годится для феодального общества.

6. Каждому – то, что положено по закону. Сам Перельман критически называет эту формулу "статическая справедливость", доказывая, что право не может изменяться столь же быстро, как реальная жизнь, и поэтому право всегда будет отставать от жизни, и об?ективная справедливость не сможет полностью реализовываться [ 163]. Тем не менее, эта последняя формула наиболее верно, как мне кажется, отражает суть понятия справедливости. Тот факт, что право, закрепленное в нормах, отстает от жизни, в какой-то мере компенсируется в правоприменительной деятельности уполномоченных суб?ектов (судей и т. п.).

Согласно определению понятия справедливость, данному в "Словаре современного русского литературного языка", справедливость есть "соответствие человеческих отношений, действий и т. п. моральным и правовым нормам; человеческие отношения, действия и т. п., соответствующие моральным и правовым нормам" [ 164]. Но, поскольку понятие моральных норм имеет расплывчатый характер, я буду определять справедливость более узко:

Справедливость – это соответствие человеческих отношений правовым нормам.

Б. Утилитарный характер принципа справедливости

Принцип справедливости – это подчиненный, служебный признак нового общества, поскольку касается не целей, а средств, которыми цели нового общества будут достигаться. Тем не менее, для характеристики нового общества он очень важен. Новый строй не может внедряться, опираясь на "революционное правосознание масс", как это было в России в 1917 году. Законы должны выполняться всегда, везде и всеми.

Глава VIII. Россия и новое общество. Революция

Современная Россия – Россия междутысячелетия представляет загадку для многих исследователей. Впрочем, так было уже не раз. В настоящей работе я попытался разглядеть в событиях последних лет какие-то закономерности. Начав исследование именно с российских событий, с результатов выборов, были, в конце концов, обнаружены две основные тенденции современного человеческого общества: прогресс равенства и регресс духовности. Из этих двух тенденций была выведена концепция развития общества на основе исторических циклов.

Теперь надо еще раз взглянуть на российскую реальность, уже имея на вооружении новую точку зрения. Большинство фактов уже упоминались выше, поэтому здесь они будут указаны в общих чертах.

Появление нового средства компенсации всегда является революционным процессом. Текущая ситуация в России показывает приближение революции и нового духовного общества.

1. Признаки, указывающие на достаточность революции в России

1. Не мной первым будут отмечены такие черты русского общества как традиции духовности, равенства и солидарности. Многие толкуют их как пережитки социализма, мешающие россиянам адаптироваться к условиям рынка. Другие усматривают в них надежду на особую роль России в будущем. Тем не менее, их наличие отрицать невозможно, они составляют неот?емлемую часть современной действительности. Нельзя не увидеть в них элементы нового общества.

2. Православие в России исповедует подавляющее большинство населения. Поэтому православие может быть принято как основа новой веры в России. Должны быть учтены интересы и прочих вероисповеданий.

3. Налицо в России также процесс интенсивного разложения деспотического строя, который был создан после Октябрьской революции. Россия находится на перепутье. Попытки создать в России капитализм спотыкаются на каждом шагу. Ранее было показано, что капитализм в России не жизнеспособен. То же можно сказать и о феодализме, отдельные признаки которого можно усмотреть. Основная причина их нежизнеспособности криминальная основа экономики.

Следовательно, в России умирает прежний, деспотический строй, и уже имеются ростки новых отношений, характерных для нового духовного общества. Сконцентрированного усилия, которое добьет остатки деспотии и узаконит новые отношения, будет достаточно, чтобы Россия вступила в новую эру. Это усилие есть революция, поскольку его функция – коренным образом изменить существующие отношения – революционная по одной своей сути.

2. Признаки, указывающие на необходимость революции в России

1. В России по-прежнему существуют два класса – класс бюрократии и класс трудящихся – основные классы деспотического строя. Отношения между ними можно описать одним словом антагонистические, т. е. взаимно непримиримые. Что, в свою очередь, вытекает из противоположности их классовых интересов.

2. Класс бюрократии очень сильно изменился со времени начала "перестройки". Самое большое новшество – бюрократия захватила посредством коррупции огромную собственность, ранее принадлежавшую государству. Кроме того, коррупция стала главным источником доходов чиновничества и одной из функций чиновников. Поэтому бюрократия всеми силами будет сопротивляться любым изменениям, которые могут угрожать коррупции.

3. Класс трудящихся также не остался неизменным. Трудящиеся – это основная часть населения России. Именно трудящиеся начали интенсивно беднеть, голодать и, в конечном итоге, вымирать, что без сомнений видно по постоянному сокращению численности населения России в последние годы. Коррупция чиновников оставила за чертой бедности большинство тех, кто получает заработную плату от бюджетного финансирования (пенсионеры, врачи, учителя и т. д.), а также огромные массы трудящихся, занятых в других сферах. Постоянные забастовки с неизменным требованием выплаты обычной заработной платы – тому свидетельство.

4. Коррумпированная бюрократия, находящаяся у власти это временщики в России. И это они ясно осознают. Чиновники спешат выкачать из России все, что может быть превращено в иностранную валюту и перечислено за рубеж. Истощаются сырьевые ресурсы, гибнет природа. Не довольствуясь имеющимся, бюрократия берет огромные иностранные займы, за которые придется расплачиваться будущим поколениям. Остаются без надлежащего финансирования многие потенциально опасные об?екты, такие, например, как атомные электростанции. Это грозит катастрофами и гибелью населения.

Вывод может быть только один. Для класса трудящихся, а, значит, для большинства населения России, революция и новое общество являются жизненно необходимыми.

Приложение. Нравственная проблема сопротивления злу силой

В настоящем разделе рассматриваются чисто нравственные вопросы. Так как они стоят несколько особняком от рассматриваемых в книге проблем, они выделены мной в приложение.

Для человека, решившегося заговорить о революции, должен быть однозначно решен нравственный вопрос: имеет ли человек нравственное право применять силу в борьбе со злом и в этой борьбе убивать других людей?

Ранее уже упоминался русский философ Иван Александрович Ильин. Одна из самых значительных его работ – книга "О сопротивлении злу силою", впервые изданная в Берлине в 1925 году. Выход книги вызвал бурную дискуссию в основном в белоэмигрантской печати. Это свидетельствовало об актуальности вопроса в то время, когда события в России одно за другим говорили об ужасающем распространении зла. Аналогичная ситуация в современной России побуждает снова обратиться к этой теме. Настоящее приложение построено на основе обзора именно этой работы Ильина.

Эпиграфом к книге Ильин взял слова Евангелия: "И сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец, и волов, и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул" [ 165].

В своей работе Ильин ставит целью опровергнуть учение о непротивлении злу насилием Л. Н. Толстого и его последователей [ 166]. Это учение сыграло значительную роль в формировании мировоззрения русской интеллигенции современных Толстому и последующих поколений, причем роль отрицательную, не верно поставив и неверно разрешив проблему. Суть основного вопроса, на который пытается ответить Ильин следующий. Можно ли активными действиями бороться со злом, возможно ли в этой борьбе причинение вреда другому человеку и даже смерти? Вопрос ставится от лица порядочного, честного человека, притом человека религиозного, православного христианина.

Ильин не обвиняет Толстого в проповедовании полного непротивления злу в буквальном смысле. Полное непротивление злу для человека означало бы, что человек зло принимает и даже не порицает его в душе, т. к. порицание, пусть молчаливое, уже означает внутреннее сопротивление. Толстой как раз и предлагает перенести борьбу со злом во внутренний мир борющегося человека, но этим борющийся и должен ограничиться. Толстой отвергает сопротивление злу в активной форме, а не в пассивной.

Что такое добро и зло? Что может быть добрым или злым? Эти характеристики относятся только к внутреннему, душевному миру человека. Их нельзя отнести ни к явлениям природы, ни к чисто внешним действиям людей без связи с их душевным состоянием. Не могут быть ураган или буря злыми, хотя такое определение и допускается в русском языке как образное. Не может быть злым чисто внешнее проявление действия. Например, разрез на теле человека может быть сделан как ножом бандита, так и хирургом во время операции. Зло или добро находятся во внутреннем мире человека, и даже безо всяких внешних проявлений уже являются злом и добром. Замысел грабежа или разбоя уже является злом, даже если замысел этот ни в каких внешних действиях не проявился, и о нем никто пока даже не догадывается. А поскольку зло находится в душевном мире человека, то и победа над злом возможна только внутри души человека – носителя зла. Естественно, что и самый лучший вид борьбы со злом – это борьба во внутреннем мире человека, которая добровольно и сознательно ведется самим этим человеком в процессе его духовного самовоспитания. К сожалению, на практике только этого вида борьбы оказывается далеко не достаточно. А потому возникает вопрос о сопротивлении злу со стороны не самого носителя зла, а о сопротивлении других людей злу в лице этого носителя зла. Ильин дает следующие определения добру и злу. "...Добро есть одухотворенная... любовь; зло противодуховная вражда" [ 167].

"И вот, когда граф Л. Н. Толстой и его единомышленники призывают к внутреннему преодолению зла, к самосовершенствованию, к любви, когда они настаивают на необходимости строгого суда над собою, на необходимости различать "человека" и "зло в нем", на неправильности сведения всей борьбы со злом к одному внешнему принуждению, на духовном и нравственном преимуществе убеждения, то они следуют в этом за священной традицией христианства; и они правы. Таинственный процесс расцвета добра и преображения зла осуществляется, конечно, любовью, а не принуждением, и противиться злу следует из любви, от любви и посредством любви.

Но тот, кто признат это по изложенным выше основаниям, тот не только не обязан, но и не может принять всю остальную часть их учения, принципиально отрицающую заставление, как таковое" [ 168].

Нельзя победить в человеке зло, только заставляя человека делать или не делать что-либо. Но это совсем не значит, что заставление не может вообще принести пользу в деле борьбы со злом.

Ильин дает предварительные раз?яснения понятий, связанных с излагаемым вопросом. Под заставлением понимается применение к человеку какого-либо воздействия с целью принудить этого человека что-то сделать или, наоборот, принудить что-то не делать. Заставлять человек может себя сам (самозаставление); например, усилием воли заставить себя, несмотря на трудности, сделать необходимую работу. Могут заставлять человека другие люди. Заставление может быть психическим (приказ, угроза) и физическим (удар, связывание, запирание). Заставление может быть в форме понуждения (цель – заставить человека совершить какие-то действия) и в форме пресечения (цель – заставить человека не совершать каких-то действий, помешать совершению каких-то действий).

Термин "насилие" не совпадает с термином "заставление". Насилие – более узкое понятие. В нем надо видеть только предосудительное заставление, имеющее злую цель и исходящее от злой души. Сам термин "насилие" уже несет в себе отрицательную оценку. Л. Н. Толстой насилием называл вообще любое заставление, кроме самозаставления. Тем самым вопрос о правомерности насилия ставился неверно. Поэтому и ответ Л. Н. Толстого не мог быть верным.

Ошибка Толстого и его последователей не только в неправильном толковании термина, но и в том, что они "отвергают всякое внешнее понуждение и пресечение как насилие. Вообще говоря, термины "насилия" и "зла" употребляются ими как равнозначные настолько, что самая проблема непротивления "злу насилием" формулируется иногда как проблема непротивления "злу злом" или воздаяние "злом за зло"" [ 169]. Естественно, что такая постановка вопроса уже предполагает отрицательный ответ.

Заставление и зло – это не одно и то же. Государство, например, применяет психическое заставление в виде издания законов, тем самым удерживая колеблющегося человека от совершения нарушения. Здесь одна форма заставления (психическое внешнее заставление) воздействует на другую (внутреннее самозаставление). Психическое заставление окружает человека с момента его рождения: в начале в форме родительского воспитания, позднее сюда добавляются преподаватели в учебном заведении, коллектив, друзья, окружение. "Все люди непрерывно воспитывают друг друга – хотят они этого или не хотят..." [ 170]. Где же здесь можно усмотреть какой-то вред? Сам человек как личность не смог бы состояться, если бы был с момента рождения изолирован от такого психического воздействия.

Но только психического заставления бывает, к сожалению, не всегда достаточно. Человек может все-таки пойти на совершение преступления, несмотря на все предшествующее воспитание, осуждения, угрозы. Что же с таким человеком делать? Возможны два варианта: предоставить ему свободу совершить преступление или применить к нему физическое воздействие для предотвращения преступления. Толстой, по словам Ильина, предлагает первый вариант, сам Ильин настаивает на втором. Применение физического воздействия, предостерегает Ильин, возможно только как последняя степень заставления, крайнее средство. Его можно применять только тогда, когда самозаставление бездействует, а одного психического заставления оказывается недостаточно.

Само по себе физическое заставление, как чисто внешнее действие, не может быть ни злым, ни добрым. Оно лишь средство. Оно подобно лекарствам, которые при передозировке или неправильном использовании могут принести вред. От этого лекарства не становятся злыми. Зло идет только от человека, который со злым намерением отравить, сознательно вводит смертельную дозу. Тот момент, что физическое заставление производится вопреки воле заставляемого, также не является отрицательным признаком. "Так, строжайший запрет самовольному ребенку ехать на лодке в бурное море, запрет, сопровождаемый угрозою запереть его и, наконец, завершающийся ввиду непослушания осуществлением угрозы, невозможно признать злодеянием..." [ 171]. Не является отрицательным признаком и то, что это заставление именно физическое, что оно воздействует на тело заставляемого, а тело человека кто-то может рассматривать как на нечто неприкосновенное. "...Тело человека не выше его души и не священнее его духа" [ 172].

Злобное насилие – понятие более узкое, чем понятие заставления. Оно характеризуется противодуховностью и противолюбовностью, т. е. внутренними, а не внешними признаками.

Основную проблему своего исследования Ильин формулировал так: "о духовной допустимости сопротивления злу посредством физического понуждения и пресечения" [ 173].

Для правильного ответа на этот вопрос необходимо наличие пяти условий:

1. Должно быть подлинное зло, т. е. злая человеческая воля, проявляющаяся в физическом действии.

должен видеть совершающееся зло и воспринимать его именно как зло.

3. Сам вопрос должен ставиться от лица человека, обладающего подлинной любовью к добру [ 174].

4. Вопрос должен ставиться от лица человека, имеющего реальную возможность для активных действий.

5. Должна быть такая ситуация, что ни самозаставление злодея, ни психическое заставление других людей не способны воспрепятствовать злодеянию. Т. е. физическое заставление должно быть необходимым.

Как решает вопрос Толстой? "...Л.Н.Толстой и его последователи стараются прежде всего обойти эту проблему или снять ее с обсуждения. Под видом разрешения ее они все время пытаются показать ищущей душе, что такой проблемы совсем нет; ибо, во-первых, никакого такого ужасного зла нет, а есть только безвредные для чужого духа заблуждения и ошибки, слабости, страсти, грехи и падения, страдания и бедствия; во-вторых, если бы зло обнаружилось в других людях, то надо от него отвернуться и не обращать на него внимания, не судить и не осуждать за него – тогда его все равно что не будет; в-третьих, любящему человеку эта проблема и в голову не придет, ибо любить – значит жалеть человека, не причинять ему огорчений и уговаривать его самого, чтобы он тоже любил, а в остальном не мешать ему, так что любовь исключает даже "возможность мысли" о физическом сопротивлении; в-четвертых, это проблема пустая, потому что нравственный человек заботится о самосовершенствовании и предоставляет другим свободу самоуправления, отвращая от них свою волю и усматривая во всем происходящем "волю Божию", и, наконец, в-пятых, если уже бороться с внешним злом, то всегда есть другие, лучшие и более целесообразные средства и меры" [ 175].

Ильин пытается вскрыть основы миросозерцания Толстого, из которых вытекают его ошибки в решении проблемы сопротивления злу. "В центре всех "философических" исканий Л. Н. Толстого стоит вопрос о моральном совершенстве человека... Все миросозерцание Л. Н. Толстого выращено им из морального опыта... Моральность стала высшей, самодовлеющей и единственной ценностью, пред которой обесценилось все остальное" [ 176]. Идея "любви", выношенная и выдвинутая Толстым есть, по существу, "чувство жалостливого сострадания" [ 177], есть скорее "настроение", самоуслаждение [ 178], сентиментальная любовь. Любящий, согласно Толстому, "любит" только до пределов своей моральной праведности. За спасение "любимого" он согласен отдать, в крайнем случае, свою жизнь (предложить убийце убить себя вместо любимого человека), но не свою моральную безукоризненность. Он готов защищать любимое существо лишь до тех пор, пока не окажется необходимым физическое противодействие, которое для него морально запретно, как греховное, постыдное насилие [ 179]. Любовь, провозглашенная Толстым в известном смысле бездуховна и противодуховна [ 180]. Мораль для Толстого выше религии, выше науки, культуры, искусства, государства и права, и Толстой отвергает все эти понятия. "Неизбежным выводом изо всего этого отвержения является, наконец, и отрицание родины, ее бытия, ее государственной формы и необходимости ее обороны [ 181]. Моральное братство об?емлет всех людей без различия расы и национальности и тем более независимо от их государственной принадлежности; братского сострадания достойны все, а "насилия" не заслуживает никто; надо отдать отнимающему врагу все, что он отнимает, надо жалеть его за то, что ему не хватает своего, и приглашать его к переселению и совместной жизни в любви и братстве. Ибо у человека нет на земле ничего такого, что стоило бы оборонять на жизнь и смерть, умирая и убивая" [ 182]. Согласно Толстому, "страдание есть зло". "Если страдание есть зло, то и причинение страданий (насилие!) есть зло. Наоборот, отсутствие страданий есть добро, а сочувствие чужим страданиям есть добродетель. Этим определяется и судьба нашей основной проблемы: в борьбе с страданием – допустимо ли причинять новые страдания, умножая и осложняя их общий об?ем и состав? Ответ ясен... "Сатану" нельзя изгнать "сатаною"; "неправду" нельзя очистить "неправдою"; "зло" нельзя победить "злом"" [ 183].

Ильин же, вопреки Толстому, утверждает, что существуют ценности более высокие, чем страдание или наслаждение отдельной личности, чем даже сама личность и ее мораль.

Учение Толстого Ильин называет сентиментальным нигилизмом [ 184]. Человек, по Толстому, должен жить, завернувшись в себя; весь внешний мир должен отойти на второй план; для него ""борьба всегда останется борьбой, т. е. деятельностью, в корне исключающей возможность признаваемой нами христианской нравственности". И потому все формы и разновидности этой борьбы людей друг с другом предосудительны и запретны: и хозяйственная конкуренция, развивающая технику и материальную культуру; и борьба, возгорающаяся из-за половой любви; и общественно-политическая борьба за право и за власть" [ 185]. Толстой предлагает упростить всю жизнь людей, отказавшись от использования современных достижений науки и техники, отказавшись от собственности на землю, наемного труда, культуры, власти, законов, половой любви, денег, мясоедения, армии и так далее.

Ильин пишет: "Если это религия, то религия, связующая не человека с Богом, а человека с человеком, и притом связующая неверно и некрепко... Настоящая религия начинается от Бога и идет к мироприятию; а это учение начинается от человека и идет к мироотвержению" [ 186].

Что думает сам Ильин о данной проблеме?

Прежде всего, по Ильину, сопротивление злу должно проистекать из любви, а не из ненависти, как казалось бы. Чтобы это понять, надо обратиться к двум первым евангельским заповедям Христа о любви. Первая из них и самая важная "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей душой твоей и всем разумом твоим". Вторая – "Возлюби ближнего, как самого себя" [ 187]. Первая заповедь предшествует второй и, кроме того, названа в Евангелии самой важной. Это значит, что выполнение второй заповеди невозможно, если не выполняется первая заповедь. Первая заповедь является критерием для второй. Т. е., если твой ближний совершает богопротивное дело, то это не значит, что надо его любить как самого себя и, если не поощрять его, то хотя бы не противиться ему.

Нельзя ссылаться здесь на заповедь Христа, учившего прощать врагов и прощать обиды. Из Евангелия от Матфея: "Вы слышали слова: "Люби ближнего своего, но ненавидь врага своего". Я же говорю вам: Любите врагов своих и молитесь за тех, кто преследует вас, и тогда будете детьми Отца Небесного. Он – причина того, что солнце сияет над злыми и добрыми людьми, Он посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо, если любите вы только тех, кто вас любит, то разве заслуживаете вы награду? Даже сборщики налогов поступают так же. И если вы приветствуете только своих собратьев, то разве поступаете иначе, чем все остальные? Разве язычники не поступают так же? Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный" [ 188]. Христос имел здесь в виду только личных врагов человека, Христос никогда не учил прощать врагов Бога. Христос учил прощать только своим личным обидчикам.

Конкретные обиды, наносимые конкретными людьми лично тебе, всегда больно ранят и вызывают чувство мести. Но реализация этого чувства, т. е. принятие физических мер к отмщению, а также вся подготовка этого мероприятия сильно отвлекают человека от его прямых задач. Даже сами мысли о мести способны на продолжительное время заставить человека не думать ни о чем другом. Вся жизнь человека может превратиться в бесплодное переживание своих обид. Надо думать, что Иисус предостерегал именно от этого, от обмельчания людей в своих страстях. Если цель жизни какого-то конкретного человека борьба со злом в масштабе большем, чем зло его конкретных обидчиков, то такая цель охватывает и борьбу с конкретными носителями зла – конкретными обидчиками. Но человек при этом не замыкается на своих обидах, свои обиды у него уходят на второй план. А на первый план выдвигается нечто большее, более значимое. И очень важно для самого человека это осознать. Если цель какого-то человека – изменение современного ему общества и борьба со злом, которое в этом обществе правит, и этот человек достигает своей цели (естественно, не в одиночку), и расправляется со злом в масштабе целого общества, то разве не будет он чувствовать себя отмщенным за когда-то причиненные лично ему обиды? Может так случиться, что если не он сам лично, то кто-то из его единомышленников и произведут в ходе борьбы правый суд и наказание над его прежними личными обидчиками. Но не борьба с личными врагами должна быть целью человеческой жизни.

Конечно, каждому человеку свои личные обиды кажутся самыми важными, порой даже более важными, чем все прочие обиды всех остальных людей. Но даже если два человека, каждый из которых имеет своих врагов, об?единятся для отмщения и вместе накажут обидчиков одного, а затем расплатятся с противниками другого, то эти два человека в своей борьбе будут действовать с удвоенной силой, так как их двое, и они вместе делают одно дело. Стоит ли сомневаться в эффективности об?единения большего количества людей в борьбе за бльшие цели?

В словах Иисуса мы не найдем нигде указаний для прощения врагов Бога. Наоборот, самые гневные слова Иисуса направлены как раз против них. Уже описывалась выше сцена изгнания торгующих из храма. Кроме того, приведу слова из Евангелия от Матфея. "И скажет тогда Царь [Христос] тем, кто по левую руку [грешникам]: "Уйдите прочь от Меня, проклятые, отправляйтесь в огонь вечный, что приготовлен для дьявола и его ангелов. Это наказание ваше" [ 189]. Из Иоанна: "Те, кто вершил праведные дела, воскреснут для жизни, те же, кто чинил зло, воскреснут, чтобы быть судимыми" [ 190].

Кто-то может сказать, что наказание людей, по Иисусу, есть дело Божье, люди не в праве наказывать других людей, и тем более не в праве лишать их жизни, например, применять смертную казнь. Ведь многие в мире выступают за отмену смертной казни, и во многих странах она, как высшая мера наказания, уже не применяется.

Вот слова Иисуса о наказании смертью, исходящем не от Бога: "Истинно говорю вам: до тех пор, пока не изменитесь в сердце своем и не станете подобны детям, вы не войдете в Царство Небесное... Кто принимает одного такого ребенка во имя Мое, тот принимает и Меня; тому же, кто побудит кого из малых сих, верующих в Меня, оступиться, лучше было бы, если бы ему повесили на шею жернов и утопили в море" [ 191]. "Непременно будет что-либо, совращающее человека на грех, но горе человеку, через кого оно приходит! Лучше было бы для него, если бы ему на шею привязали мельничный жернов и сбросили его в море, чем чтобы он совратил на грех одного из слабых" [ 192].

Иисус – сын Бога и проповедует от имени Бога. Он учит всех одинаково, учит всех одному. Мы не найдем нигде, что простые люди должны повиноваться своим царям, а цари наказывать своих подданных. Для Бога все равны: и цари, и простые люди. Поэтому все притчи Иисуса, в которых он говорит о наказании царем своих подданных или наказании господином своих слуг, подразумевают не царства земные и не отношения между людьми, а Царство Божие и отношения между Богом и людьми. Именно поэтому Христос мало говорит о наказании людей людьми. Ему просто это было не нужно. Он имел больше власти, чем все цари вместе взятые. Он мыслил не с позиции земного царя, а с позиции Царя Небесного. Пробел восполняют его ученики Апостолы.