Текст книги "Искатель, 1962 №1"

Автор книги: Мюррей Лейнстер

Соавторы: Еремей Парнов,Михаил Емцев,Константин Циолковский,Николай Коротеев,Григорий Гребнев,Валентин Иванов-Леонов,Гюнтер Продель,Ю. Шишина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Тэйн продолжал бубнить, но шкипер резко оборвал его:

– Не суйтесь не в свое дело! Надо смотреть фактам в глаза!

Уже мягче он обратился к Бэрду:

– Проведите его по кораблю. Покажите наши расплавившиеся двигатели, и он поймет, что мы никак не можем вытащить его корабль на орбиту. Он знает, что хоть мы и вооружены, но использовать наше оружие на такой дистанции не в состоянии. Поэтому не стоит морочить друг друга. Лучше быть вполне откровенными. Идите!

Широким жестом руки Бэрд предложил плуми следовать за ним. Жестами он объяснил гостю, что корабль перевернут, и показал, с какой скоростью предметы падают при нормальной силе тяжести.

Переносный коммуникатор на руке Бэрда щелкнул, и послышался голос Дианы. Девушка доложила, что, по ее расчетам, корабли окажутся в фотосфере солнца примерно через четырнадцать суток и шесть часов.

Плуми выжидающе смотрел на Бэрда. Он выглядел очень элегантно – хрупкая фигурка в золотистых латах и высоком шлеме.

Они добрались до помещения двигателей. Плуми тщательно осмотрел каждую рукоятку, каждую расплавившуюся и полурасплавившуюся катушку. Он явно не мог понять во всех деталях принцип магнетронного двигателя. Бэрд попытался объяснить, да разве жестами изобразишь теорию того, что происходит в кобальтовой стали, когда она магнетизируется более чем в сотню тысяч гауссов!

Затем прошли на ракетную батарею. Генераторная, как и двигатели, сгорела. Здесь плуми снова встал в тупик. Бэрд растолковал ему, что это помещение обеспечивает энергией осветительную систему корабля. Плуми радостно замотал головой – понял.

Следующими были помещения для экипажа. С подкупающей доверчивостью гость шел между двумя рядами улыбающихся человеческих существ, чуть было не уничтоживших его корабль. Бэрд включил свой коммуникатор и соединился со шкипером.

– Этот плуми ведет себя, как солдаты в древности, когда носили латы. Они дерутся, как дьяволы, но во время перемирия дружелюбны и доверчивы. Я думаю, что это часть их цивилизации, а может быть, даже это необходимая часть любой цивилизации. И если я прав, то кто-нибудь с нашего корабля будет приглашен в гости к плуми…

Когда Бэрд с гостем выходили в общий коридор, его задержал Тэйн:

– Даете ему возможность увидеть общую картину? Позволяете шпионить?

Бэрд включил коммуникатор и холодно сказал:

– Я выполняю приказ. Займитесь лучше собственными делами. Этот плуми находится здесь под флагом перемирия.

– Флаг перемирия! – язвительно хохотнул Тэйн. – Это же не человек, это гадина! Я…

– Если вы подойдете к нему хоть на один дюйм, – с вежливой яростью начал было Бэрд, но тут из динамика общего вызова прогремел голос шкипера:

– Мистер Тэйн, немедленно отправляйтесь в свою каюту под арест!

Скрипнув зубами, Тэйн невнятно выругался и удалился.

– Он не совсем нормален, – мягко стал объяснять Бэрд, – и болезненно ненавидит все чужое.

Плуми смотрел на него своими круглыми глазами, и Бэрд подметил в его взгляде выражение, которое бывает у людей, когда они хотят в чем-то разобраться. И вдруг он вспомнил, что плуми его не понимает.

Они вернулись к шлюзу. Плуми вынул свою табличку, что-то начертил и протянул шкиперу.

– Вы оказались правы, Бэрд. Он предлагает кому-нибудь из нас посетить его корабль. Видите, здесь нарисованы две фигурки в скафандрах – одна крупнее другой – в их входном шлюзе. Хотите пойти?

– Конечно! – вскричал Бэрд. – Я захвачу с собой переносный телепередатчик.

Это было в 8 часов 40 минут бортового времени. Два огромных космических корабля – один серебристо-голубой, другой ослепительно-золотистый – продолжали вращаться вокруг общей оси, а космос был таким же безбрежным, как всегда. Ярко сияли звезды. Гигантская газовая планета из расплывчатого пятна снова превратилась в ослепительный диск.

Тяжело ступая магнитными башмаками по поверхности «Никкола», Бэрд в скафандре, с телепередатчиком за плечами медленно приближался к чужому кораблю.

Диана видела, как он скрылся в бортовом шлюзе корабля плуми. Экипаж «Никкола» приник к экранам. Бэрд пробыл в гостях довольно долго. Когда его спутник, очутившись на родном корабле, снял шлем, стала понятной его странная форма. На голове плуми оказался высокий гребень из перьев, и не искусственный. Вот почему изображение гребня неизменно присутствовало на таинственных пластинках!

Другие плуми оказались такими же грациозными, как и первый, говорили такими же высокими голосами. У каждого на голове был такой же странный гребень.

То, что увидел человек Земли на чужом корабле, было удивительным. Особенно…

– …Мистер Бэрд, – спросил шкипер Джона, когда тот вернулся на борт «Никкола», – что вы можете добавить к тому, что передали раньше?

– Три пункта, сэр, – твердо сказал Бэрд. – Во-первых, – и это главное – корабль плуми не вооружен. Они используют отталкивающие и притягивающие лучи только для сбора материалов. Возможно, что с помощью лучистой энергии они строят свои курганы. Но это не оружие. Корабль чисто исследовательский, я видел – и вы также – его снаряжение. Когда мы принудили их вступить в бой, они пытались уничтожить нас нашими же ракетами именно потому, что не имеют собственных.

Шкипер раскрыл рот от удивления.

– Во-вторых, – продолжал Бэрд, – они не применяют ни железа, ни стали. Только бронза и легкие металлы.

– Но они не могут передвигаться в немагнитном корпусе! – вскричал шкипер. – Корпус обязательно должен быть магнитным!

– Это, конечно, так, сэр, но они не используют магнетронного движения. Однажды в стереокартине по истории космических путешествий я видел двигатель, который стоит у плуми. Принцип его очень стар, и мы о нем давно забыли. У нас он применялся сразу вслед за ракетами – толкатели Дирака. Это реакция статических зарядов. Она не может протекать в магнитном поле свыше семидесяти гауссов.

Наконец-то шкипер стал кое-что понимать.

– Так это значит, – неуверенно сказал он, – что двигатель плуми заработает, лишь только их корабль отцепится от «Ник-кола»?

– Да, сэр, – подтвердил Бэрд. – Я видел, как их инженеры возились с двигателями, тщетно пытаясь обнаружить неисправность. Они попросту не знают, что во всем виновато магнитное поле «Никкола».

– Вы объяснили им все?

– Не так-то просто рассказать об этом жестами!

Громкоговоритель на стене щелкнул. Послышался торжествующий голос Тэйна:

– Сэр! Я предлагаю перебраться на корабль плуми, коль наш не в порядке, заменить на нем атмосферу, запустить его двигатель и вернуться к себе на базу. Надо только перебить этих гадин.

Бэрд вспыхнул, но сдержался.

– До нашего дома слишком далеко, Тэйн. Если мы попробуем уйти к себе на корабле плуми с толкателями Дирака, то умрем от старости где-нибудь на полпути.

– И все же это лучше, чем сгореть через четырнадцать суток!

Донесение Дианы прервало спор:

– Плуми в скафандре покинул свой входной шлюз. Он несет какой-то пакет к нашему входному шлюзу.

– Он хочет устроить взрыв на «Никкола», чтобы освободиться! – вскричал начальник вооружения.

Шкипер от досады сплюнул.

– Слушайте, Тэйн! Пораскиньте лучше вашими куриными мозгами! Для того чтобы освободиться от нас, требуется взорвать по меньшей мере атомную бомбу!

Бэрд быстро заговорил:

– Сомневаюсь, чтобы они считали возможным разделить корабли.

…На экране радара были видно, как плуми положил пакет около входного шлюза и вернулся обратно на свой корабль.

Дежурный инженер, перенесший пакет внутрь «Никкола», взволнованно доложил по коммуникатору:

– Сэр! Они прислали нам силовой генератор! И он дьявольски замечательно придуман! Попробую разобраться, как он действует.

Бэрд вернулся в радарную.

– Что-то будет, – задумчиво сказал он Диане. – И никого вокруг. И некого позвать на помощь. Что ж, будем вести себя как… как люди!

Девушка только слабо улыбнулась в ответ. Лампы на потолке, который был теперь стеной, вдруг вспыхнули и залили комнату ярким ровным светом.

– Что скажете, Бэрд? – раздался голос шкипера. – Как видите, генератор плуми действует отлично!

Через несколько минут была восстановлена нормальная сила тяжести – с помощью все того же подарка.

…В 11 часов 05 минут по бортовому времени спокойный и сильный голос шкипера разнесся по всем помещениям. Командир говорил сжато, тщательно взвешивая каждое слово:

– Люди! Слушайте меня! Мы потеряли нашу скорость и сбились с курса. Восстановить наше движение, чтобы выйти на орбиту какой-нибудь планеты с атмосферой, пригодной для дыхания, невозможно. Через тринадцать суток «Никкола» подойдет к солнцу на такое близкое расстояние, что его корпус сгорит. Мы не в силах предпринять ничего, чтобы спасти наши жизни.

Шкипер обвел взглядом все экраны…

– Но плуми могут спастись, если мы им поможем. У них нет паяльных агрегатов. У нас есть. Мы сумеем разделить корабли. Если они отойдут хотя бы на милю от магнитного поля «Никкола», их двигатели начнут работать. Они не в силах помочь нам, но мы им можем. Рано или поздно корабли плуми встретятся с человеческими. И люди узнают, что мы сделали. Я не приказываю. Я прошу добровольцев выйти наружу и освободить корабль плуми, чтобы они не сгорели вместе с нами.

…Более трех часов люди в скафандрах без устали работали: резали бело-голубым огнем мощных паяльных устройств двадцатифутовую полосу сплавленного металла. Из входного шлюза своего корабля за ними наблюдали плуми.

В 15 часов 40 минут по бортовому времени люди покинули поверхность «Никкола». Снаружи остался только один человек Он должен был уничтожить последнюю перемычку, связывающую два корабля. Это был самый опасный момент работы И Бэрд справился с ним. Центробежная сила сразу же отбросила золотистый корабль на милю в сторону. Последний человек на поверхности «Никкола» погасил паяльный агрегат и скрылся во входном шлюзе.

Золотой корабль вдали внезапно пришел в движение. Он дрогнул. Взметнулся вверх. Опустился вниз. Качнулся вправо. Качнулся влево. Он снова жил.

В радарной Диана задумчиво покачивалась в кресле..

– Значит, нам осталось жить тринадцать дней…

– Да, тринадцать.

Бэрд подошел к экрану радара внешнего. наблюдения, нажал несколько кнопок.

Сказал поясняя:

– Когда плуми поняли, что мы делаем и для чего, они попросили оставить им наш передатчик. Я показал, как им пользоваться, и сам составил нечто вроде кода рисунков.

Экран засветился. На его мерцающей поверхности появилось неясное изображение. Донеслись высокие, звонкие звуки голосов плуми…

И Бэрд быстро принялся делать записи на листке бумаги. У него перехватило дыхание. Повернувшись к пульту связи, он нажал кнопку навигаторской и не отпускал ее до тех пор, пока на экране не появилось недоуменное лицо шкипера.

– Чего вы трезвоните, Бэрд? Что еще стряслось?

– Сэр, – взволнованно стал докладывать Джон, – плуми ведут передачу по коммуникатору с помощью диаграмм, которые я для них составил. Их двигатели работают хорошо. Они хотят переделать свои установки так, чтобы в несколько раз усилить действие притягивающих лучей.

– Ну и что из этого?

– Сэр! – Бэрд почти кричал. – Они хотят притянуть с их помощью «Никкола»! Они верят, что в состоянии отбуксировать нас на какую-нибудь кислородную планету, где помогут найти металл, который нужен для восстановления «Никкола». Они хотят это сделать, чтобы люди и плуми стали друзьями!

Переведя дыхание, Бэрд продолжал:

– Кроме того, есть еще одно чертовски интересное предложение. Они хотят обмениваться с нами опытом.

Шкипер молчал.

– Я думаю, – с жаром говорил Бэрд, – что плуми до встречи с нами считали себя единственной интеллектуальной расой в галактике. И они рады, что это оказалось не так. По-моему, первым металлом, который они стали использовать, был алюминий – как у наших предков медь. Следующий век вместо нашего железного у них был бериллиевый. Сейчас, возможно, перед ними стоит задача освоить железо, как перед нами – титан, бериллий и осмий. Наши культуры должны дружить и обогащаться взаимно!

Глаза шкипера смеялись. Мысленным взором он уже видел, как на еще неведомой планете его экипаж возрождает «Никкола». Вместе с плуми.

Это было в 16 часов 10 минут по бортовому времени – ровно через двенадцать часов после того, как прозвучал сигнал тревоги.

Сокращенный перевод с английского Т. Гладкова

Ю. Шишина
ЧЕЛОВЕК – ЧЕЛОВЕКУ

Рисунки Ю. Макарова

Говорят, что мы ощущаем сердце лишь тогда, когда оно болит. Здоровому человеку сердце не причиняет никакого беспокойства, хотя в течение всей жизни оно ни на миг не прекращает свою работу. На состоянии сердца, как в зеркале, отражаются волнения – и радостные и неприятные, переутомление, старение, образ жизни. Долголетие зависит во многом от сохранности сердечной мышцы.

За последние 30 лет бурно начала развиваться хирургия сердца. Широко известны имена советских хирургов Бакулева, Вишневского, Петровского, Мешалкина и других, излечивающих сердце оперативным путем. Возвращение к нормальной жизни и деятельности людей, которые раньше страдали от врожденных пороков сердца, от осложнений на сердце вследствие других заболеваний или получили травму сердечной мышцы в результате несчастных случаев, – лучшее свидетельство труда наших ученых.

Дальнейшее развитие хирургии сердца неизбежно связано с новыми исследованиями. Уже сейчас, например, возник вопрос, можно ли будет когда-нибудь пересаживать человеку вместо больного сердца другое, здоровое? Можно ли сделать сердце искусственно – протезировать его, как протезируют руку, ногу? И может ли наука на современном уровне знаний ставить такие задачи?

Все эти проблемы решаются, конечно, не только в хирургических клиниках, где производятся операции на сердце, но и в экспериментальных лабораториях, на «дальних рубежах»…

Ученых-экспериментаторов с полным правом можно назвать разведчиками будущего, хотя их труд на первый взгляд кажется иногда далеким от жизни. Бесполезных открытий не бывает, сказал в одном из выступлений вице-президент АН СССР академик А. М. Лаврентьев. Нельзя говорить ученому: прекрати свои поиски, потому что они сейчас не нужны. Они будут нужны.

О таких поисках мы и хотим рассказать.

1. ВСТРЕЧА С ПРОФЕССОРОМ ДОУЭЛЕМ

В приключенческом журнале «Всемирный следопыт» тридцать пять лет назад увидела свет повесть Александра Беляева «Голова профессора Доуэля».

С первых же страниц читателя захватывала полная превратностей судьба героя, который занимался совершенно неизвестными дотоле опытами по оживлению органов, взятых у свежего трупа. Он научился в течение долгого времени сохранять живыми отделенные от тела головы животных и в своих исследованиях подошел, наконец, к возможности оживления человеческой головы. Ассистент профессора Доуэля Керн решил присвоить труды учителя путем своеобразного научного «заимствования». Он поместил отделенную от тела мыслящую голову Доуэля по соседству со своим рабочим кабинетом.

«…Голова была прикреплена к квадратной стеклянной доске. Доску поддерживали четыре высокие металлические ножки. От перерезанных артерий и вен через отверстия в стекле шли, соединившись уже попарно, трубки с баллонами. Более толстая трубка выходила из горла и сообщалась с большим цилиндром…»

С помощью этой установки, разработанной самим Доуэлем и выполнявшей фактически роль сердца, доставляющего мозгу питание, Керн поддерживал жизнедеятельность головы и ежедневно заставлял ее мыслить и пользовался ею как источником новых научных идей, которые он выдавал потом за свои.

Чем больше подробностей узнавал читатель об опытах с головой профессора Доуэля, тем больше он проникался мыслью, что фантастика здесь в чем-то граничила, переплеталась с действительностью.

Выдумал ли автор эту историю от начала до конца? Талантливый профессор Доуэль и Керн были, конечно, чисто литературными персонажами. Но любопытен факт, что вслед за изданием повести в научном биологическом, а не популярном журнале была напечатана небольшая статья, в которой излагались результаты многолетних опытов двух ученых, С. С. Брюхоненко и С. И. Чечулина. Название статьи «Переживание головного мозга в условиях искусственного кровообращения» сразу же вызывало ассоциации с содержанием повести Беляева. Один из ученых, Сергей Сергеевич Брюхоненко – создатель аппарата искусственного кровообращения, предшественника всех современных аппаратов такого рода, подобно профессору Доуэлю, действительно занимался оживлением органов и целых организмов животных спустя несколько минут после их смерти.

С помощью этого аппарата – «автожектора», как назвал его сам Брюхоненко, хирург часами поддерживал кровообращение и жизнь в отделенной от туловища голове собаки. Очевидцы, присутствовавшие на демонстрации опыта, рассказывают, что голова, которая лежала на столовой тарелке, раскрывала пасть, глотала, настораживала при громких звуках уши.

Аппарат кровообращения, выполнявший роль искусственного сердца, выглядел громоздким и сложным комплексом различных механизмов, трубок и приспособлений. Такое сердце, конечно, не могло «биться в груди». Но профессор Брюхоненко и не преследовал этой цели.

Своими опытами он просто доказал, что кровообращение в Живом организме можно поддерживать искусственным путем хотя бы на время достаточное, чтобы выключить сердце для операции. Так открывались новые перспективы перед создавшейся хирургией сердца.

Брюхоненко проводил опыты до того, как была написана «Голова профессора Доуэля», и Беляев о них знал.

В 1937 году к профессору Брюхоненко из Воронежа приехал студент-биолог 3-го курса и привез «механическое сердце» собственного изобретения. Оно представляло собой два смежных мембранных насоса из металла и резины, работавших от электромоторчика.

Звали неожиданного гостя Владимир Демихов. Когда ему, студенту, изучающему законы кровообращения, пришла идея создать искусственное сердце, похожее на настоящее, он ничего еще не знал о работах Брюхоненко и в самостоятельных научных поисках пошел по другому пути: задумал прибор, способный заменить в груди естественный, созданный природой насос – сердце, – что-то вроде действующего сердечного протеза. При том уровне развития науки и техники мысль о создании протеза сердца казалась фантастической. Преподаватель физиологии, к которому студент обратился за советом, просто не принял его слова всерьез:

– Вы фантазер! Из чего вы сделаете такой маленький насос? Собака околеет раньше, чем вы успеете подсоединить вашу модель к крупным сосудам! А свертывание крови? Она свернется – и все…

Тогда-то застенчивый в общении с людьми Демихов и проявил себя человеком последовательным и настойчивым. Протез мастерил он сам. За плечами у него было фабрично-заводское училище и год работы на тракторном заводе, его руки умели обращаться с материалами и инструментами. Узнав от кого-то об исследованиях Брюхоненко, Демихов на студенческую стипендию поехал в Москву.

Ученый принял его приветливо, одобрил идею протеза, сказав, что «эта штука пойдет», настаивал на проверке прибора в опыте.

– Помни, – напутствовал он, – путь экспериментатора-физиолога полон разочарований и требует упорства, разносторонних знаний и постоянного труда. Парень ты с головой! Многое должен уметь делать своими руками. Если ученый заранее, в деталях не предвидит, как нужно ставить опыт, он не сумеет объяснить этого своим помощникам.

Эти советы Демихов впоследствии вспоминал не раз.

Вернувшись в Воронеж, сразу начал экспериментировать. При первых же попытках заменить механизмом сердце собаки он столкнулся с множеством предвиденных и неожиданных трудностей.

Две тысячи лет ученые не могли решить, за счет чего происходит движение крови в венах. Еще Гарвей, в XVII веке открывший законы кровообращения, рассматривал сердце как живой насос двойного действия: при сокращении – систоле – нагнетающий кровь, а при расслаблении – диастоле – присасывающий ее. До XX века ученые полагали, что за счет диастолы в крупных венах, непосредственно подходящих к сердцу (верхней и нижней полых венах), возникает отрицательное давление (ниже атмосферного).

Разницу в давлении, образующуюся в момент входа и выхода, объясняли еще и присасывающей силой грудной клетки.

Проводя свои первые опыты, молодой физиолог создавал механическим сердцем в венах отрицательное давление, которое по всем физическим законам должно было бы вызывать приток крови в вены.

Результат же получался самый неожиданный, он противоречил общепринятому мнению: тонкие стенки вен из-за пониженного давления опадали, а кровь не шла.

Проверяя себя многократно, экспериментатор упорно натыкался на это кажущееся противоречие.

Действительно, если бы движение крови по венам происходило за счет присасывания сердцем или грудной клеткой, то после наложения зажима на вену под зажимом кровь не должна была бы приливать. А в опыте получалось как раз наоборот.

Демихов решил сам измерить давление в полых венах. Он вскрыл собаке грудную клетку, пережал верхнюю полую вену в непосредственной близости от сердца и туда, где по всем ожиданиям присасывание должно быть устранено, подсоединил манометр. Прибор показал, что давление в вене не только не было отрицательным, но после перевязки сразу возрастало до 30 миллиметров ртутного столба.

Опыт Демихова убеждал в том, что в вену кровь поступает под напором сердца, сила которого оказывалась достаточной, чтобы гнать ее не только по артериям, но и по венам. Так ценой бесконечно повторяемых опытов ему заново приходилось познавать ценность некоторых научных положений и гипотез. И он понял, что, лишь получив всестороннее экспериментальное обоснование, предположение становится физиологическим законом.

Для него, экспериментатора, различные точки зрения в науке не являлись предметом отвлеченного академического спора, а были необходимым подспорьем, без которого экспериментировать дальше нельзя.

После многих упорных попыток Демихов, несколько изменив конструкцию насоса, добился успеха: подопытная собака с механическим сердцем вместо настоящего прожила два с половиной часа. Хотя срок был не очень велик, но первая высказанная им научная гипотеза подтвердилась: собака смогла жить с механическим сердцем! Он оказался нрав, идея протеза сердца больше не считалась фантастической.