Текст книги "Друзья поневоле, или Забавные истории заброшенного дома"

Автор книги: Мстислав Русинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Мстислав Русинов
ДРУЗЬЯ ПОНЕВОЛЕ, или ЗАБАВНЫЕ ИСТОРИИ ЗАБРОШЕННОГО ДОМА

Рисунки автора

История первая
Новые жильцы – новые знакомства

Наступала ночь, и на иссиня-черном небе ярко засверкала луна, освещая желтоватым призрачным светом старый заброшенный дом на дальней окраине маленького городка. Сюда не проникал ни свет, ни шум от центральных улиц. Было тихо и безветренно. Лишь таинственные шорохи и неясные звуки слышались в ночной тишине.

Большой черный ворон, как изваяние, неподвижно сидел на краю печной трубы, резко выделяясь в свете луны на фоне небосвода, будучи похожим на те фигурки, что обитатели домов водружают на печных трубах для украшения, – ну, всяких там павлинов, кошек и даже чёртиков, – в общем, кто на что горазд. Но вот задумчивого силуэта ворона на печной трубе вы, наверное, не увидите, – а зря! По преданью, ворон – символ вечности, мудрости и ветра. Издавна черному говорящему ворону приписывают вещие, если не зловещие, свойства. Недаром говорится: «Того, кто ворона убьёт, чёрт за море унесёт». Но, боюсь, что большинство из нас в вечность не верят, ветра не любят, а к пророкам и мудрецам относятся если не враждебно, то настороженно. Путешествие же со старым чёртом за море – дело и вовсе ненадёжное, хотя более всего это касается молодых, – если не телом, то душой, – предприимчивых дамочек.

Внезапно налетевший порыв ветра предвестил дождь, а может быть, и грозу.

Луна скрылась за набегавшими облаками, и вокруг стемнело. В ночном мраке этот заброшенный дом с черными провалами неосвещенных окон невольно наводил на мысли о каких-то жутковатых историях с привидениями, бесшумно скользящими, как белые тени, по гулкому пустому дому.

Со стороны посыпанной гравием дорожки послышались торопливые шаркающие шажки и негромкое пыхтенье. Выглянувшая из-за облаков луна на мгновение выхватила из мрака маленькую кривоногую фигурку с «цилиндром» на голове и с тросточкой в руке. Фигурка пыхтела, опираясь свободной рукой о землю:

– Ух! И темно же как вокрух…

– Кар-р! Тут тебе не диско-бар! – вдруг послышался с трубы насмешливый хриплый голос. – Карр-к ты тут оказался? Ты кто?

Маленький горбун опасливо покосился наверх.

– Что, не видишь? Я – шимпанзе Хомо, – из цирка! А для друзей – просто Ух. А ты кто таков, что сожрать меня готов? – рассерженно ответствовал карлик. Он намеренно сказал это в рифму, чтобы показать, что и он не лыком шит. Хомо был большой мастак по части рифмоплётства.

– А я – Вор-рон! Вечный страж! – надменно ответил обитатель трубы.

– Ну и что ты тут сторожишь? Старые кирпичи от прогоревшей печи?

– У меня тяжёлое бремя: я сторожу время, которое такие, как ты, бездарно тратят. Причём и своё, и чужое.

– Так ведь время – оно ничьё. Да и где оно? – осторожно заметил Хомо.

– Время всегда чьё-то. Оно везде и повсюду. И впереди нас, и позади нас, и внутри нас. Оно бесконечно, но, увы, для каждого из нас – конечно. Сейчас наше время, но оно пролетит так быстро, что не успеешь не только крылья расправить, но и ухом хлопнуть, – Ворон насмешливо посмотрел на лопоухого Хомо.

Хомо заскучал и ничего на это не ответил, решив, что его новый знакомый, видать, немного не в себе и лучше ему не перечить.

Ворон еще раз покосился на оттопыренные уши Хомо и сказал:

– А вообще-то, просто Ух, друзья могли бы называть тебя просто Лопух.

– Но, но! – сердито ответил Хомо. – Ты смотри мне там, на трубе, – а то я и кирпичом могу присветить.

– Эва, какой ты обидчивый! – миролюбиво каркнул Ворон.

Это несколько затянувшееся церемонное или, скорее, бесцеремонное знакомство неожиданно было нарушено суетливым топотом. В темноте мимо Хомо по дорожке пронесся сначала петух, а за ним и курица. Не останавливаясь, они проскочили по ступенькам крыльца и влетели в дом.

– Вот-те р-раз! – каркнул Ворон. – Это ещё кто? Беженцы? Ну прямо карр-кой-то проходной двор. Карр-те что!

– Да ух, бегать-то они умеют, – несутся не то как ошпаренные, не то как окрылённые успехом, – не иначе, как у соседской собаки миску опустошили, пока она дрыхла без задних ног, – вежливо поддакнул Хомо.

– От времени и от себя не убежишь, – насмешливо буркнул Ворон.

– Опять он за своё. Да он явно чокнутый, – подумал Хомо.

Снова налетел порыв ветра, грянул гром и ударили первые крупные капли дождя.

– Пойду-ка я в дом, а то последние опилки в голове отсыреют, – сказал полувопросительно Хомо, который вовсе не был расположен к дальнейшим философствованиям под дождем, и стал решительно взбираться по ступенькам крыльца, переваливаясь, как утка, с ноги на ногу. Ворон тоже неторопливо снялся с трубы и залетел следом за Хомо в приоткрытую скособоченную дверь. Где-то опять громыхнуло, и сверкнула молния.

Петух и курица нерешительно топтались посреди комнаты, пытаясь в темноте рассмотреть её убранство. Они были похожи на гостей, радостно появившихся раньше назначенного времени и бесцельно болтающихся, задавая тьму глупых вопросов, под ногами у хозяев, вовсю занятых приготовлениями к какому-нибудь торжеству.

– Незваный гость хуже татарина, – вдруг просвистел кто-то из угла.

При свете вспышек молний можно было разглядеть крупного, упитанного, но почему-то бесхвостого крыса, сидящего на задних лапках, и поэтому очень похожего на большого хомяка или даже на морскую свинку.

– Кр-ривет, Крыс! – добродушно пророкотал Ворон. – Принимай пополнение.

– Оченно надо! Жили мы тут себе тихо-спокойно. Никому не мешали, и нам никто не мешал, – явно без восторга загундосил Крыс.

– Совершенно верно. Никогда не нужно причинять людям лишнего беспокойства, особенно, в позднее время, – вдруг неожиданно прокудахтала курица поучающим, менторским тоном и, выступив вперед, добавила:

– Извините, что мы вас потревожили. Между прочим, меня зовут Цыпа, – она манерно протянула Хомо своё крылышко. – А это мой муж Кок, – Цыпа кивнула на петуха. Петух с достоинством раскланялся и, словно отставной полковник, ещё больше выпятил грудь.

– Ужасная сегодня погода, – солидно произнес Кок.

– Хороша погода – для громоотвода! – хихикнул Крыс.

Снаружи снова громыхнуло, и Кок попытался прикрыть дверь, болтавшуюся на одной верхней петле. Но то ли сам дом был расположен поблизости от дороги, то ли он обладал необъяснимой притягательной силой, вызывающей желание хоть ненадолго в нем укрыться; то ли просто шквалистые порывы ветра и начавшаяся гроза неудержимо влекли всех затерявшихся в ночной темноте путников хоть к какому-то безопасному убежищу, но как бы там ни было, дверь снаружи снова кто-то осторожно толкнул, опять полыхнула молния, грянули раскаты грома, и в проеме двери, освещенном неровными всполохами света, появилась аккуратная кошечка. Она опасливо остановилась на пороге и, казалось, была равно готова как к отступлению, так и к нападению. На шее у кошечки поблескивал изящный ошейничек с крохотным серебряным колокольчиком.

Ворон, засевший к этому времени где-то под самым потолком, приветливо прокаркал:

– Кошка в дом – это к спокойствию и уюту.

Кошка глянула наверх и не без изящества приветливо махнула хвостом.

 
– Если кошка в халабуту —
Это к тихому уюту.
Только кошка за порог, —
Мыши весь съедят пирог, —
 

вдруг опять прохихикал Крыс. Было не очень ясно, сердится он или шутит. Но, скорее, – последнее.

– Я – Мура, – кокетливо, но с достоинством, промолвила кошка и мягко ступила в дом. Замечание Крыса, равно как и его присутствие, она полностью игнорировала.

– Тут вам не ночлежка, а приличный дом, – опять пробубнил Крыс, задетый за живое пренебрежительным отношением Муры. Он очень внимательно её разглядывал, прямо-таки вперился в неё своими блестящими коричневыми глазками. Но Мура лишь презрительно на него покосилась и демонстративно отряхнула свою переднюю лапу, быстро отдернув её от пыльного пола, – точно она в лужу ступила, – давая тем самым понять, что оказывает всем присутствующим, а тем паче какому-то там бесхвостому Крысу, большую честь своим посещением этого развалюшистого дома.

Кок важно прошелся перед Мурой, слегка подволакивая одну лапу, повреждённую в каких-то стычках, и остановился, глядя на неё и выпятив грудь. Кок по возрасту уже не мог бегать за женщинами, – он при случае за ними только волочился.

– Неплохой сегодня вечер, – снова начал Кок. Казалось, что он вот-вот подкрутит себе усы, если бы, конечно, у него таковые были.

Мура уселась на пол и неторопливо обратила на Кока свои зеленые немигающие глаза, которые в темноте сверкнули фосфоресцирующими огоньками. Она насмешливо зевнула. Кончик её хвоста недовольно подрагивал из стороны в сторону.

Неожиданно дальнейший обмен любезностями был прерван резким стуком двери и появлением на пороге ещё одного массивного силуэта, – на этот раз собаки. В темноте пёс выглядел угрожающе. К тому же он предупреждающе зарычал и нагло отряхнулся, – да так, что брызги полетели во все стороны. На шее у него был виден широкий шипованный ошейник с оборванным кожаным поводком.

Крыс мигом юркнул под половицу, – воспоминания о недавно откушенном фокстерьером хвосте были ещё слишком свежи в его памяти. Мура зашипела, как пробитое колесо, выгнув спину горбом. Кок и Цыпа попятились. Один лишь Хомо остался стоять на месте, поигрывая тростью, – в цирке он и не таких страшилищ понавидался.

Пес понюхал воздух, огляделся в темноте и миролюбиво буркнул:

– Гав-привет честной компании! Я смотрю, вроде у вас тут неплохая конура.

– Приличные люди не болтаются по ночам, – осторожно прокудахтала Цыпа из-за спины Кока. Казалось, что о своём недавнем появлении в чужом доме она совершенно позабыла и уже причисляла себя к местным старожилкам-домозаправилкам.

– Пр-р-ривет! – прокаркал Ворон на правах хозяина. – Собака в дом – это к порядку. Ты кто?

– Я – Сержант, – кратко доложил пес.

Быстро освоившаяся с обстановкой Мура, заметно осмелевшая после того, как она поставила на место и Крыса, и Кока, вызывающе проронила:

– Ну вот! Еще один припёрся. И живи тут теперь, как кошка с собакой. Да это и не собака вовсе, а какой-то бегемот.

В ответ Сержант лишь мельком повел на нее глазами и снисходительно фыркнул. У Сержанта, действительно, были толстенные плечи и широченная морда, так что он был даже польщён признанием его мужских достоинств. Мура, увидев, что с Сержантом её номера не проходят, отвернулась от него с деланным равнодушием, невнятно мурбуркнув: «Здоровенный бегемот, сразу видно – обормот».

Крыс посопел, посопел в своём углу и брякнул:

 
– Едоки всё прибывают,
А запасы убывают,
Кто их будет всех кормить?
Нам самим-то не прожить.
 

Тем временем Хомо достал из своего рюкзачка банку пива и лихо её откупорил. Сделав глоток, он вопрошающе оглядел присутствующих, прихлебнул ещё и, наверное, чтобы закрепить взаимное приятное знакомство, хрипло и жизнерадостно затянул хорошо известную песенку:

 
Двенадцать человек на сундук мертвеца!
Ух-хо-хо! И бутылка рома!
 

При этом он энергично стукнул о пол тростью, точно одноглазый Билли-Бонс своим костылем. Чувствовалось, что герои романа Стивенсона «Остров сокровищ» ему по душе, а этот припев ему особенно нравится.

– Боже! Что за манеры! – вздрогнув, возмущенно квохнула Цыпа. – Приличные люди не распевают таких песен.

– И не распивают спиртные напитки, – съехидничал Крыс, при этом зорко следя за Хомо и приготовившись, на всякий случай, нырнуть под половицу.

Но Хомо лишь хитровато ухмыльнулся Крысу и Цыпе и, сделав губы трубочкой, снова запел, на этот раз тоненьким детским голоском:

 
Сынишка раз решил попить
И спер у папы квас,
Но, оказалось, – самогон
От мамы тот припас.
 

 
Хлебнул сынулька самогон,
Глаза на лоб ползут,
Никак не мог поверить он,
Что папы водку пьют.
 

– Ну сколько вам можно, Хомо, говорить! Смените репертуар. Хорошо, что здесь нет маленьких детей! – опять возмутилась Цыпа.

– А что, – детям, которые уже совсем подросшие оболтусы, это было бы в кайф? – с серьёзным видом спросил Крыс.

Хомо, с глупейшим видом, осклабился ещё шире. Он никак не мог успокоиться. Было заметно, что он находится в перевозбуждённом состоянии, – наверное, от всех треволнений прошедшего дня, а выпитый глоток пива лишь ещё больше подстегнул его. Зажав пустую банку в лапе и ритмично колотя ею по ручке дивана, Хомо бодро, на современный лад, заголосил не своим голосом:

 
В лесу сова-вдова жила,
Свой домик был у ней,
И самогон она гнала,
Чтоб угощать друзей.
 

 
Раз к ней приперся старый сыч,
Что рядом жил в дупле,
Навеселе был старый хрыч
И с пулей в голове.
 

 
Сова его и не звала,
У ней был план иной:
Красавец филин к ней зашел,
Чтоб отдохнуть душой.
 

 
И стал тут сыч сову хвалить,
А филина хулить,
И слово за слово пошло
Друг другу морды бить.
 

 
Эх, хороша была сова,
А вышел один срам,
А ведь могли бы разойтись
Спокойно по домам.
 

Цыпа, с подозрением прислушивавшаяся к тексту песенки, наклонив голову набок и кося одним глазом, даже не нашлась, что бы такое сказать, и, возмущенно квохнув, вышла из комнаты.

Совместное проживание новых обитателей началось.

Сержант, до этого молча лежавший на полу, – по-видимому, он очень устал, – примирительно пробурчал:

– Эй, Хомо, или как тебя там! Хватить дразнить благочестивую даму. Расскажи-ка лучше, как это ты тут оказался. По-моему, я тебя раньше где-то в городе видел. Не с циркачами? А?

Мысли неугомонного Хомо разом перескочили с одного на другое.

– И то верно. Так вот, слушайте, – охотно согласился Хомо, которому, по-видимому, нравилось быть в центре внимания.

– Меня с Борнео вместе с остальной контрабандой провез на пароходе один веселый морячок, – начал Хомо.

– С какой? С какой контрбандой? – торопливо встрял с вопросом Крыс. – А Борнео – кто? Лидер противоборствующей группировки?

– Крыс! Что-то ты плохо соображаешь, – ехидно заметил Кок.

Крыс обиделся:

– Хомо сам сказал, что Борнео с его бандой заставили Веселого Морячка провезти их на пароходе и втянули в это дело и Хомо. Ну, чего тут не понять?

Хомо хрипло рассмеялся.

– Ну, что ты ржешь, как конь на пустую торбу, – ещё больше разобиделся Крыс. – Так вас, что? В тюрьму забрали? И ты оттуда сбежал!

– Да нет, Крыс! Все было куда проще. Продал меня этот морячок одному циркачу… – продолжил было Хомо.

– Вот, я и говорю! – радостно опять перебил Крыс. – Веселый морячок продал тебя Циркачу, а Циркач продал тебя полиции. И теперь ты находишься в федеральном розыске. А, кстати, Борнео, Циркач и Веселый Морячок – это их бандитские кликухи?

Хомо, несколько сбитый с толку, молчал. Учитывая уединенный образ жизни Крыса, его осведомленность в области воровского жаргона слегка поражала. Но, возможно, он почерпнул эти весьма полезные в наше время сведения из разорванных комиксов про полицейских и воров, что валялись в доме.

Цыпа, наклонив голову набок, с подозрением уставилась на Крыса одним глазом.

– Эй, Крыс! Закрой пасть! – рявкнул Сержант, сам невольно переходя на мало литературный язык фильмов о гангстерах. – Давай, Хомо-Ух, дальше.

Хомо выудил из кармана помятый окурок и, не торопясь, закурил. Цыпа поморщилась, но смолчала.

– Так вот, – продолжал Хомо, – этот циркач стал учить меня всяким разным штукам. Да в основном всяким совершенно бесполезным в жизни вещам: ну там – читать (А что читать? Газетенки что ли?), писать (Самому себе что ли?), считать (Ну, точно я в деньгах не разберусь!), стоять на голове (Ну, это-то ещё куда ни шло!), ездить на велосипеде (Вот это – действительно полезное дело!). Тем более что я недавно классный велик присмотрел на улице у магазина. Только хотел было на нем поехать потренироваться где подальше – ну просто чтоб не нервировать владельца, – так нет! Тут как раз мой хозяин припёрся, да ещё за ухо меня оттащил: «Некогда, мол, чужие велосипеды ломать!». А сам, небось, когда не надо, как утащится в бар пивка попить, так, как провалится. А мы с Лили его потом разыскивай… А вообще-то, мы с хозяином выступали с разными труппами в разных городишках.

– С разными трупами?! – испуганно перебил Крыс. – А как же вы в каждом городишке добывали новые трупы? Неужели вы… Ой! – Крыс судорожно перекрестился.

– Ну и дурак же ты, Крыс! – ехидно заметил Кок. – Да они их просто в морге напрокат брали.

– Я думала, Кок, – возмущённо квохнула Цыпа, – что хотя бы муж у меня чуть поумнее.

– Да ладно вам, – продолжил Хомо. – А вот ещё мой циркач даже на автомашине мне давал прокатиться. Я уж баранку-то кручу здорово, да и на газ жму от души – до самого пола… Правда, вот с тормозами у меня немного похуже, – но это ведь, как у большинства людей во многих делах… И главное, мне все другие сильно мешают… Куда-то их всех чёрт несет, – так и лезут, так и лезут… Вот один раз, – эх!.. – Хомо грустно замолчал, бросил окурок в банку, но затем продолжил: – Нет! На велосипеде да по тротуару куда спокойнее. Да и бабулек там куда меньше…

Цыпа неодобрительно покосилась на Хомо, проследила за его манипуляциями с окурком, поджидая, когда он его бросит на пол, и, не дождавшись этого, несколько разочарованно сказала:

– По-настоящему учиться чему-нибудь полезному надо всегда, – никогда не знаешь, что ещё может в жизни пригодиться.

Все это время Крыс слушал, открыв рот. Но сейчас он с невинным видом спросил:

– А ты, Хомо, по пустыне не пробовал ездить? Может, там безопаснее?

Сержант, лежа, одобрительно посапывал, слушая вполуха. Крыс решил и дальше поучаствовать в беседе и, наморщив лобик, озабоченно заметил:

– Я вот опять про учёбу… Ведь и бесполезные, казалось бы, вещи иногда оказываются весьма полезными.

Надо заметить, что голова Крыса, незамутнённая излишним образованием, с поразительной лёгкостью впитывала в себя любую чушь, причём в неимоверных количествах. Это свойство ума, в сочетании с природной любознательностью Крыса, делало его очень похожим на деревенского «умника» с пятиклассным образованием, чрезмерно увлёкшегося бессистемной проработкой всяческих самоучителей, справочников, энциклопедий, недочитанных в туалетах обрывков прошлогодних газет и многочасовым просмотром и прослушиванием теле-, радио-, шумопередач. По этой же причине Крыса всё время распирало желание задавать уточняющие вопросы.

– Во, во! Скажу я вам, – живо продолжил Хомо, с одобрением покосившись на Крыса. – Были и очень полезные номера. Ну, например, обойти зрителей со шляпой. Тут тебе всё могут дать: и деньги, и бананы, и яблоки, и апельсины, а то и мороженое или кока-колу. – Хомо с удовольствием причмокнул. – Правда, один раз какой-то поддатый солдат по ошибке, а, может, и нарочно, кинул мне в шляпу недопитую бутылку рома. Жаль только, что циркач её у меня тут же отобрал и, по-моему, сразу же допил за кулисами. Но в целом, надо признать, что все фрукты и конфеты он исправно отдавал мне и Лили. В общем-то, он – добрый малый, и мы с ним неплохо уживались. Да и вся его программа на мне держалась, – Хомо гордо оглядел внимавших ему слушателей. – Но вот лишь одна беда, – любил он иногда крепко заложить за воротник…

– А что заложить за воротник? Обшарпанный галстук? А почему его на грудь не нацепить? – заинтересовался Крыс.

– Какой к богу галстук? Ну, стакан-другой… Хотя Крыс, может, ты и прав: отчего не нацепить на грудь целую бутылку? В общем, попросту говоря, – крепко выпить, – разъяснил Хомо.

– А, так это ты от него научился воротничок оттягивать? – хихикнул Крыс.

Хомо, который в этот момент в очередной раз промочил горло пивом, поперхнулся. Ворон только головой покрутил, слушая всю эту чушь.

– А почему люди пьют? – озабоченно спросил Крыс.

Хомо прокашлялся, затем задумавшись, грустно почесал макушку, прихлебнул ещё пива и неуверенно сказал:

– Да, наверно, потому что у них с головой не всё в порядке. Это как болезнь…

– Пьют от глупости! – выпалила Цыпа, которой, как всегда, страшно хотелось поскорее высказать своё мнение, которое, по её убеждению, всем было невтерпёж услышать.

– Мм, да? Что-то я за тобой не замечал, – с непроницаемым видом буркнул Кок. Но Цыпа, слава богу, не расслышала его замечания.

– А почему же и очень умные люди пьют? – озадаченно опять спросил Крыс.

– От лишнего ума? Вот некоторые писатели, поэты, музыканты, даже учёные, так и те «по этому делу» являются выдающимися. А?

– Всё от нервов, Крыс, от нервов! А, может, и от страха… Слишком много думают о жизни, о смерти, о неразумном человечестве, о Вселенной… Кто их знает…

– Пьют, оттого что душа не на месте. А слепой душе – и Бог не поводырь, – авторитетно заключил Ворон.

– И что это у вас тут за нездоровые разговоры? – вмешалась Цыпа. – Лучше расскажите, Хомо, что-нибудь поучительное, чувствительное и трогательное.

– Поучительное – мучительное… – почесал Хомо в затылке.

– Ну, тогда вот вам и поучительная, и трогательная часть истории, – в том смысле, что лучше никого и ничем тяжелым не трогать. Была у моего циркача одна знакомая девушка, – акробатка по имени Лили. Очень такая славная небольшая девушка, – Хомо причмокнул и с удовольствием повел в воздухе руками, изображая фигурку Лили. – Всегда меня жалела, – а я её. Ведь от циркача ей тоже иногда доставалось, как он напьётся…

Цыпа опять насторожилась.

– Так вот. Обычно он нас не трогал, но как-то раз он подвыпил да и начал гонять Лили по кибитке, ну, то есть, по трейлеру, – да ещё какой-то резиновой штуковиной. И девушке этой штуковиной оттянул по одному месту, причём весьма и весьма чувствительно…

– А место-то было хорошее? – как всегда, не удержался Крыс.

– Хорошее, хорошее. Даже очень, – успокоил его Хомо. – Ну, Лили завопила, как недорезанный поросёнок, а я с перепугу у него эту штуковину выдернул да и, ей-богу, только слегка ею дотронулся до его пустой башки. А он сразу успокоился и лежит себе, – размышляет. А девушка в трогательном испуге на него смотрит Я и смылся от греха подальше. Вот те и вся трогательная история, – закончил Хомо.

– Так твой хозяин теперь слегка тронутый? – опять спросил дотошный Крыс, с большим сомнением глядя на здоровенные лапищи Хомо.

Все помолчали с некоторой грустью, – наверное, каждому из них вспомнилась его собственная жизнь.

– Бедная девушка, – прокудахтала Цыпа. – Я всегда говорю, что пить – это последнее дело.

– А какое дело предпоследнее? – поинтересовался Крыс. Не дожидаясь ответа от Цыпы, Хомо спросил:

– Ну, а ты, Цыпа? Как ты тут оказалась со своим индюком?

– Попрошу без личностей! – строго сказал Кок.

– Нет! Давайте-ка спать. Лучше завтра послушаем, – решительно заявил разлёгшийся на полу Сержант, который уже совершенно засыпал.

– Ну завтра, так завтра, – сказал Кок. – Я подготовлю кратенький конспект моего рассказа.

– Нашего, – торопливо поправила Цыпа.

На этом вечерние посиделки, а для кого и полежалки, закончились. Гроза уже проходила, но крупные капли дождя все ещё барабанили по крыше.