Текст книги "Когда торжествует любовь"

Автор книги: Моул Элизабет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

– Но ведь ты была замужем за Отто, – осторожно сказал Мартин, боясь оживить воспоминания, которые, возможно, были бы Сильвии неприятны.

– О да! – Она рассмеялась, развеяв его сомнения. – Отто был моим вторым мужем. Между прочим, быть дважды замужем – по нашим, театральным, меркам это верх благопристойности! Первый муж был импресарио театра, в котором я когда-то начинала. Благодаря ему я приобрела известность. Он посоветовал мне сменить имя, ведь Даймонд – это лишь сценический псевдоним. Мою настоящую фамилию я уже забыла, так что не спрашивай о ней. – Сильвия замолчала, грустно глядя мимо Мартина.

– А дети? – Спросив это, Мартин осекся, так как Сильвия вздрогнула от его слов.

– Я актриса, мне нельзя иметь детей. Это невозможно – надолго оставить сцену, потерять форму… У нас ведь очень серьезная конкуренция, чуть зазеваешься и окажешься не у дел, – скороговоркой, будто оправдываясь, произнесла она.

– Невеселый разговор у нас получился, – негромко произнес Мартин после неловкой паузы.

– Послушай, – оживилась вдруг Сильвия, – ты не хотел бы поиграть еще немного на флейте? Мне так приятно слушать твою музыку!

Она потянулась за футляром, лежащим на столике возле кровати, одеяло скользнуло по ее изящной спине, наполовину обнажая ягодицы, и Мартину захотелось схватить Сильвию, вернуть обратно в постель, и…

– Хочу, хочу сыграть, – быстро произнес он. – Но только на другом инструменте… больше похожем на… гитару…

Сильвия повернулась к нему, так и не дотянувшись до флейты, и изумленно взглянула на Мартина, который медленно, чувственно поглаживал ее стройное тело.

Ах, сколько раз Сильвия страстно желала узнать, что «чувствует» инструмент, оказавшийся во власти музыканта, извлекающего из него божественные звуки. И сейчас она поняла это! Ласковые руки Мартина заставляли ее тело дрожать, словно струну, под их прикосновениями она изгибалась в сладостной неге. Женщина представляла себя гитарой, забыв обо всех различиях, которые разъединяли их с Мартином в обыденной жизни. Ей хотелось бы не вспоминать о них никогда. О, если бы это было возможно!

5

Мартин уснул, положив голову на руку Сильвии и обняв ее за талию. Он так мило посапывал, уткнувшись носом в ее плечо, что женщина нежно, словно ребенка, поцеловала его в лоб. В этом поцелуе не было и намека на страсть, совсем недавно бушевавшую в них. Что-то неуловимо родное, но давно забытое почудилось Сильвии, когда она коснулась теплого виска Мартина. Внезапная тоска, сдавив сердце, накатила тяжелой волной, заставив ее посмотреть правде в глаза.

Скоро настанет утро. Меня ждет театр, а Мартина – его музыка в подземном переходе, обреченно вздохнула Сильвия. Вот и закончился этот сумасшедший день. Всего лишь день моей жизни… Но как много он мне дал! Милый Мартин, ты и не знаешь, что теперь значишь для меня. Как я благодарна судьбе за то, что она свела меня с таким замечательным человеком, как ты! И почему я не встретила тебя раньше? Будь ты лет на десять постарше, между нами не было бы этой зияющей пропасти. Возраст и деньги – вот что неумолимо отдаляет меня от тебя. Деньги, деньги… Что деньги? В конце концов тот, кто сегодня богат, завтра может стать бедным. Бывает и наоборот…

Сильвия погрузилась в воспоминания, которые неожиданно начали возникать в ее сознании в виде разноцветных картинок, сменяющих друг друга, как в калейдоскопе.

Она совсем еще юная. Ей только исполнилось семнадцать лет. Провинциальный городок на окраине южного штата кажется ей центром вселенной. Она вместе со всеми жителями с нетерпением ждет приезда в их город театра, как обычно дети ждут Рождества. Она мечтает о том, что артисты привезут с собой праздник, жизнь станет другой, все пойдет по-новому. Пыльные улицы оживут, летний ливень смоет с мостовых остатки серости и уныния, грянет музыка. Это непременно случится!

– Сильвия! – раздается голос матери, бедной, измученной болезнями и бытом женщины, которая воспитывает дочь одна. – Где ты? Немедленно домой!

Наскоро простившись с подружками, только что обсуждавшими предстоящее грандиозное событие, Сильвия со всех ног бросается к матери… Сейчас в это трудно поверить, но когда-то она жила в доме, мало чем отличающемся от нынешнего жилища Мартина. Ветер треплет ее длинные черные косы, платье испачкано, туфли… Их давно пора выбросить, но денег на обновку все равно нет.

– Что, снова языком молола?! – возмущается мать. – Будешь ты мне помогать или нет? Иди-ка помой посуду.

Сильвия покорно идет в дом.

– Слава Богу, она у меня одна, – тоскливо глядя ей вслед, вздыхает женщина. – Как жить дальше? Ни одеться, ни обуться, что уж говорить об учебе…

Вечером городок преображается: повсюду развешены яркие афиши, цветные фонарики, флажки. Артистов встречают с шиком. Для них освободили несколько номеров в отеле, а сцену оборудовали в местном ресторане. Пришлось пожертвовать привычками горожан, но ведь дело того стоит! Когда еще театр посетит их забытый Богом уголок?

Отпросившись у матери, Сильвия надевает самое нарядное – и единственное – платье, желтое в крупный зеленый горох, закалывает на затылке волосы в пучок, распушает челку и вместе с подругами отправляется встречать артистов. Их немного, человек десять. Вместе с ними прибывают режиссер, осветители и прочие работники сцены. Они приезжают в большом автобусе, а другой грузовик, подъехавший следом, доставляет реквизит и декорации. Эти новые слова девушки произносят медленно, со значением, будто общаясь друг с другом на чужом языке.

Артисты кажутся им людьми из иного мира, да так оно и есть. Труппа гастролировала на юге страны, стараясь посетить почти все города, попадающиеся на пути. Если бы они знали, что их приезд сюда станет чуть ли не самым значимым в жизни городка… и в жизни одной бедной девушки!

Толпа горожан, в которую затесались подружки, махая флажками и радостно крича, расступается. По образовавшемуся проходу, выбравшись из машины, идут артисты. Они несут огромные чемоданы с пестрыми наклейками и скрываются за дверями отеля. Один очень интересный мужчина, смугловатый, подтянутый и высокий, в шикарном сером костюме и в фетровой шляпе, надвинутой на глаза, производит на Сильвию неизгладимое впечатление. Он идет не спеша, неся на согнутой в локте руке легкий плащ-пыльник, а другой рукой опирается на трость. Мужчина смотрит поверх голов собравшихся. Кажется, его абсолютно не волнует весь этот шум, приветственные выкрики толпы, вообще все происходящее.

Девушки толкают друг друга, возбужденно указывая то на одного артиста, то на другого. Когда этот видный мужчина оказывается рядом, одна из подруг, не рассчитав силы, толкает Сильвию в бок, и та, споткнувшись о камень, растягивается на дороге прямо у ног мужчины. Он моментально наклоняется, берет ее под мышки и, встряхнув, точно котенка, ставит на ноги. Сильвия ощущает силу его рук: ей приятно, что он оказал ей помощь, но в то же время она готова провалиться сквозь землю от стыда и досады.

Подруги замирают, в ужасе глядя, что же будет дальше. Мужчина, придержав Сильвию за локоть, пока она поправляет соскочивший туфель, проникновенно заглядывает ей в глаза и тихо, так что слышать может только она, с незнакомым акцентом произносит:

– Такой милой девушке не престало падать к ногам мужчин. Они сами должны лежать у ее ног… – И таким же размеренным шагом удаляется в отель.

Ошарашенная Сильвия глядит ему в след, растерянно моргая. Подруги нетерпеливо дергают ее:

– Что, что он сказал?

Но она молчит.

На следующий день в ресторане-театре собирается почти весь город. Мест хватает далеко не всем, и охране приходится сдерживать натиск желающих приобщиться к искусству. Сильвии и двум ее подругам повезло: они с самого утра заняли места в «партере» и теперь сидят на жестких стульях, ожидая начала представления. Через некоторое время, когда удается утихомирить не попавших на спектакль и погасить нервное возбуждение счастливых обладателей билетов, свет в зале гаснет, занавес поднимается и спектакль начинается.

Сильвия сидит, завороженно глядя на сцену. Новизна ощущений волнует ее. Она видит, как преображаются люди, которые еще вчера были обыкновенными, такими же, как она. Как входят в образ, проживают множество жизней, выплескивают массу эмоций. Сильвия настолько «заражается» театром, что, вернувшись домой, никак не может уснуть и все думает, думает… И понимает, что в жизни ей не хватает того, что называется игрой. Острое чувство тревоги, словно она может упустить свой единственный шанс, поселяется в душе и не покидает ее с этих пор.

Труппа показывает несколько спектаклей. С жадностью изголодавшегося зверя Сильвия смотрит их все от начала до конца. Когда артисты, уставшие и счастливые, выходят на поклон, вызываемые благодарными зрителями по несколько раз, у девушки заходится сердце, будто бы на сцене стоит она.

В эти дни город живет театром. Все только и говорят, что о спектаклях, обсуждают наряды актрис и внешность актеров, пересказывают друг другу сюжеты пьес. Жители городка не представляют теперь жизни без театра. Все вокруг настолько становится другим, что ничто не может заполнить пустоту, которая неминуемо возникнет после отъезда артистов. И никому не приходит в голову, что раньше они как-то ведь жили в этой «пустоте»!

Сильвия больше не видит того незнакомца. Но ей почему-то любопытно встретиться с ним вновь. Кто он такой? На сцене он ни разу не появляется. На простого рабочего не похож… Так кто же он?

Однажды перед последним спектаклем заезжего театра Сильвия, как обычно, собирается «в свет».

– Дочка, к тебе пришли! – слышит она голос матери.

В тот же миг дверь в ее комнату отворяется и на пороге появляется… тот самый мужчина. Он в своем сером костюме, но без шляпы. Густые волнистые волосы аккуратно зачесаны назад, большой горбатый нос делает его похожим на хищную птицу. Ни слова не говоря, незнакомец проходит через всю комнату, садится на стул, закинув ногу на ногу, складывает на груди руки и медленно спрашивает:

– Так, значит, ты Сильвия?

– Да… – робко отвечает девушка, совершенно сбитая с толку.

– Я Луиджи Стронцо, импресарио труппы. Я наблюдал за тобой все эти дни. Ты понравилась мне. – От его весьма откровенного заявления и не менее откровенного взгляда у девушки по телу бегут мурашки. – Хочешь поехать с нами? Я устрою тебя в театр. Не обещаю сразу золотых гор, но через некоторое время, когда ты кое-чему обучишься, у тебя появится шанс проявить себя на сцене. Так что – по рукам?

Сильвия не знает, что ответить. Предложение неожиданное, но очень заманчивое. То, как смотрит на нее этот мужчина, делает ее мягкой и податливой, словно воск, растопленный жаром его черных глаз. С ним бы она поехала на край света! Но как же мать? Она пропадет без нее…

– Я м-могу подумать? – запинаясь спрашивает Сильвия, краснея и невольно застегивая верхнюю пуговицу блузки.

– Только до конца вечернего спектакля. Завтра на рассвете мы уезжаем.

Мужчина резко поднимается и, не попрощавшись и не взглянув больше на девушку, выходит из комнаты.

Мать не отговаривает Сильвию. Напротив, спешно собирает дочери чемодан, поджав губы и думая о чем-то своем. Затем пристально смотрит ей в глаза и целует в лоб. Больше они не увидятся никогда.

С тех пор у Сильвии начинается новая жизнь, яркая и стремительная, такая, какая только может присниться. Луиджи старше ее на пятнадцать лет. Он пользуется огромным авторитетом у актеров, которые называют его не иначе как сеньор Стронцо. Сильвии нравятся его внимание, почти отцовская забота и ласка. При посторонних Луиджи держится с ней немного высокомерно и сдержанно, а порой ведет себя и вовсе агрессивно. Наедине же становится нежным и страстным. Сильвия влюбляется в него без оглядки.

По настоянию Луиджи она начинает брать уроки актерского мастерства, сценической речи, хореографии. Проходит год, прежде чем Стронцо удовлетворяют результаты ее обучения.

– Теперь ты вполне можешь рассчитывать на настоящую роль.

«Настоящая роль» Сильвии заключается в одной банальной фразе: ужин подан, господа. Но и этого ей хватает, чтобы почувствовать себя причастной к таинственному миру Сцены. Она впервые выходит вместе с другими артистами на поклон, аплодисменты и крошечная частичка успеха достаются и ей. Она счастлива. Испытав это неописуемое чувство, Сильвия больше не мыслит жизни вне театра. И вскоре театр отвечает ей взаимностью. Луиджи подыскивает для нее все более значительные роли, а когда публика начинает выделять Сильвию среди остальных актеров труппы, предлагает:

– Знаешь, малышка, тебе следует подумать над новым именем.

– Но разве мое чем-то нехорошо? – удивляется Сильвия, которой и в голову не приходила подобная мысль.

– Твое имя на афишах должно смотреться красиво, ярко… богато! – Луиджи прикрывает глаза ладонью, глубоко задумавшись. – Да! Что-то вроде этого: Сильвия Даймонд!

И Сильвия Даймонд, возникшая благодаря гениальному воображению Луиджи Стронцо, начинает существовать и покорять тысячи и тысячи поклонников…

Луиджи предлагает Сильвии руку и сердце, когда она находится почти в зените славы. Ничто не мешает ей ответить согласием: она знает этого человека уже несколько лет, обязана ему своим успехом. Бриллиантовое колечко на безымянном пальце становится символом их страстной и такой противоречивой любви.

Да, Сильвия любит его. Но со временем ее Пигмалион перестает видеть в ней ту наивную девушку, которая однажды упала к его ногам. Теперь она самостоятельно распоряжается своей судьбой, мужчины готовы лежать у ее ног, как и пророчествовал Стронцо. Актриса уже не нуждается в опеке. Прожив в законном браке пару лет, они расстаются, как считает Сильвия, навсегда.

Косвенной причиной, по которой она жаждет свободы, служит то, что Луиджи не может дать ей самого главного, к чему она подсознательно стремится, – ребенка. В то время Сильвия даже способна оставить сцену в расцвете карьеры, родить и вырастить малыша, лишь бы он был. Но со временем надежды на тихое женское счастье таят, их заменяют «правильные» мысли о несовместимости театральной жизни и материнства. Сильвия смиряется с тем, что ей не суждено стать матерью…

А потом подвертывается толстяк Отто. Нет, она не испытывает к нему ничего похожего на любовь или влюбленность, Боже упаси! Просто Отто может оказать театру серьезную финансовую поддержку в наступившие тогда трудные времена, но требует за свой «благородный» поступок слишком большую плату. Сильвия решается на этот шаг, выставив единственное условие: никаких интимных отношений. Отто ее решение вполне устраивает, тем более, как выясняется, он и сам не горит желанием оказаться в одной постели с женщиной. Однако иметь жену – знаменитую актрису считается престижным в его кругах, и он получает то, чего хочет.

С Отто мисс Даймонд не прожила и года. Какое это мучение видеть перед собой практически каждый день его заплывшую жиром, ехидную и самодовольную физиономию! Он искренне считает, что купил Сильвию, и относится к ней соответственно. Совершенно не считаясь с ее настроением, приглашает полный дом гостей, таких же зазнавшихся негодяев, поглазеть на свое новое «приобретение». А Сильвия должна их развлекать, читать монологи, изображать радушную хозяйку, терпеть сальные шуточки супруга. Выдержать такое по силам разве что каменной статуе. Однажды, поражаясь и радуясь своей решительности, женщина плюет на деньги, обещанные ей и театру, собирает только свои личные вещи и уходит от Отто.

Судьба вознаграждает ее за смелый поступок – вскоре Сильвию называют лучшей актрисой страны, популярность ее растет день ото дня, ее даже начинают приглашать на телевидение. И как следствие, счет в банке увеличивается настолько, что она может себе позволить взять того же Отто на содержание… О нет, только не это!

Странно, но о Луиджи Сильвия почти не вспоминает. В тот день, когда она решает, что для них обоих лучше, если они больше никогда не увидятся, мисс Даймонд остается в их прежней квартире одна. Сеньор Стронцо уезжает в один из северных штатов – его приглашает весьма приличный театр, и Луиджи не тянет с ответом. Бывший муж не оставляет адреса, и Сильвия знает, что он вряд ли позвонит ей, а тем более приедет – если решил, то навсегда. Хотя время меняет людей. Но Луиджи… Нет-нет, кого угодно, но не Луиджи.

– Ммм… – услышала Сильвия тихий стон: Мартин просыпался.

Она осторожно вытянула из-под него свою руку и хотела выскользнуть из постели, но в этот момент молодой мужчина открыл глаза.

– Привет, – удивленно произнес он. – А я думал, мне все это приснилось.

– А на самом деле я не сон. – Сильвия пожата плечами и рассеянно улыбнулась. – Ты разочарован?

– Почему? – Мартин сел на кровати, протирая заспанные глаза.

Сильвия хотела было ответить, что утром все то, что ночью казалось сказочно прекрасным, становится обыденным, но не решилась. Что толку в беспомощном нытье, в этих жалких попытках выпросить у мужчины комплимент по поводу ее «безупречной» внешности, «великолепной» ночи, «незабываемых» впечатлениях! Как часто ей приходилось слышать эти фальшивые реплики! Неужели и на сей раз…

Но Мартин развеял все сомнения. И сделал это так легко и просто, что лучшего воплощения своих надежд Сильвия не могла представить.

– Я люблю тебя, – сказал он, серьезно глядя на женщину, пытающуюся спрятать взгляд, полный тоски и разочарования.

Сильвия подняла глаза и увидела – да-да, именно увидела! – что эти слова не ложь. Так смотреть мог только мужчина, который действительно любит всей душой, всем сердцем, без остатка! Так смотрел на нее некогда Луиджи…

Тряхнув головой, словно прогоняя прочь наваждение, Сильвия вздохнула и произнесла то, чего не следовало говорить в эту минуту, но что не сказать она просто не могла:

– Послушай меня, милый мальчик… Мне очень приятно слышать от тебя слова любви. Я знаю, что это для тебя значит, поверь. Но я актриса, и ты всего лишь оценил мой талант, влюбившись в образ, созданный сценой. Ты еще слишком молод, чтобы трезво смотреть на мир. Твой порыв кажется тебе искренним… Не смею сомневаться, что так оно и есть. Когда-то и я была захвачена театром настолько, что решилась посвятить ему мою жизнь. Твою любовь заслужила не я, а великий волшебник Театр. Дорогой мой, в этом нет ничего странного, я знаю это по себе…

– Боже, Сильвия! Что ты говоришь! – воскликнул Мартин. – Ведь ты сейчас не на сцене! Я не хочу, чтобы ты произносила красивые, ничего не значащие слова. Я люблю тебя. Слышишь?!

Он вскочил с постели, натянул джинсы и подошел к Сильвии. Она попыталась отвернуться, потянувшись за халатом, но Мартин взял ее лицо в ладони, крепко сжав ей виски и, четко произнося каждое слово, сказал:

– Я хочу, чтобы ты была моей.

Однажды Сильвия уже слышала эту фразу – Луиджи Стронцо снова напомнил о себе. Когда они остались наедине и ничто не могло помешать им впервые отдаться страсти, сжигающей каждого из них изнутри, Луиджи сказал ей то же самое: хочу, чтобы ты стала моей. Но он вкладывал в эти слова совсем иной смысл! Теперь же они звучали так невинно, так по-детски самоуверенно, что Сильвия невольно рассмеялась.

– Ты хочешь этого? – сквозь смех переспросила она. – Но Мартин… ты ведь лучше меня знаешь, что это невозможно! Хотя бы потому…

– Потому что ты знаменитая актриса, а я нищий музыкант? Потому что ты уже не столь молода, чтобы броситься в омут с головой, а я всего лишь сопливый мальчишка, не знающий, чего хочет от жизни? – произнес он то, что имела в виду Сильвия, но ни за что не решилась бы сказать вслух. – И еще потому, что ты привыкла, чтобы тебя беспрекословно слушались, а я не готов полностью подчиниться тебе…

Сильвия прекратила смеяться. Мартин все сильнее сжимал ее голову, и было видно, что он рассержен не на шутку.

– Перестань, мне больно! – воскликнула Сильвия, вырываясь из его рук. – Ты сошел с ума, если возомнил себя способным покорить Сильвию Даймонд! Да, все было великолепно, я очарована твоей игрой на флейте, ты понравился мне как мужчина, но я не желаю больше иметь с тобой дела. Извини, но такова моя воля. И никому, слышишь, никому я не позволю мне перечить! Ты прав: кто ты такой, чтобы хотеть меня?

Сильвия бросала в лицо Мартину жестокие слова, а внутри у нее все сжималось от боли, словно не ему, а ей приходилось выслушивать это. Что я делаю?! – проносилось в ее голове. Ведь он уйдет, уйдет навсегда! Он не простит мне этих слов. Он слишком горд, чтобы позволить женщине, пусть даже той, которую боготворит, так обращаться с собой!

Будто в подтверждение ее мыслей, Мартин, мрачный, как грозовая туча, молча развернулся и быстрым твердым шагом покинул квартиру мисс Даймонд. Навсегда! – обреченно подумала Сильвия и вздрогнула от громкого стука, с которым закрылась дверь.

Женщина без сил опустилась на кровать. Вот так ужасно начался день, наступления которого она никак не хотела. Мартин, Мартин… Пусть я останусь блистательной мисс Даймонд. Ради тебя, ради твоей свободы. Ведь у тебя ее гораздо больше, нежели у меня, что бы ты ни говорил. Я не могу быть твоей, об этом мне остается только мечтать… С какой радостью я променяла бы свет рампы на один день с тобой! Но пусть все останется по-прежнему: ты будешь сочинять музыку и играть ее для вечно спешащих горожан, а я буду услаждать публику, привыкшую видеть во мне только красивую оболочку. Ты же сам один из них…

Зная, что обманывает себя, Сильвия попыталась больше не думать о случившемся. Но никак не могла забыть глаза Мартина, такие чистые, наполненные любовью и немым призывом поверить в его искренность. Нет, он не один из них… Он единственный, кто любит тебя по-настоящему! – кричало ее сердце. Но Сильвия предпочла не слышать его, заглушив эти стенания громким, чересчур беззаботно звучащим смехом, разносящимся по пустым комнатам ее великолепной, но безжизненной квартиры.