Текст книги "Чёрные крылья зиккурата (СИ)"

Автор книги: Морвейн Ветер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Маркус перевёл на неё рассеянный взгляд.

– И это значит, что я должен терпеть капризы борова, который её продаёт?

Клемента закатила глаза. Она начинала подозревать, что идея с рабами была не так уж хороша.

– Я её куплю, – торопливо сказала она, заметив, что мангон в самом деле достаёт кнут. – Какова цена?

Начался торг, но Маркус не стал вслушиваться в разговор. Он повернулся и приблизился к последнему крылатому. Как и девушка, этот был почти целиком обнажён, но тело его было куда более жилистым, плечи казались острей.

Рука сама собой взлетела, и Маркус прочертил кончиками пальцев линию вдоль его плеча.

– Как твоё имя? – спросил он и собственный голос услышал будто издалека.

– Дайнэ Инаро, – ответил тот. Голос раба был глубоким и чарующе холодным.

– Что ты умеешь? – спросил Маркус, продолжая разглядывать его. Он обошёл раба со всех сторон.

– Убивать таких, как ты, – сказал тот.

Маркус снова остановился перед ним. Валькир смотрел прямо ему в глаза.

– И что ты сделаешь, если я тебя куплю?

Валькир молчал, но Маркус и без того понял ответ.

– Я буду рад, если тебя отдадут львам, – сказал он и отвернулся к Клементе, примерявшей ошейник на вторую рабыню.

– Как и я, если отдадут тебя, – услышал Маркус из-за спины, но лишь усмехнулся – придавать значение словам раба было смешно.

– Маркус? – Клемента, явно довольная приобретением, стояла с поводком в руках и поглядывала то на раба, то на него. – Я тебе ещё нужна?

– Иди, – Маркус махнул рукой. Улыбка его стала чуточку теплей. – У меня осталась пара дел.

– Я загляну к тебе вечерком, – сказала Клемента, но Маркус уже не слушал её. Он направлялся к двери, которая не давала ему покоя до сих пор.

Больно. Но что ещё хуже – страшно. К боли она давно привыкла.

Риана поднесла ладонь к плечу, перемотанному грязной тряпкой. Было бы проще, если бы всё закончилось на арене. Она хотела этого. Она знала, что здесь некому помочь ей. Некому – нигде. Рука будет кровоточить и гнить, и всё, что она сможет получить, это грязную тряпку вместо бинта. Для арены она в таком виде бесполезна. Но хозяина арены, похоже, не сильно волнует сохранность имущества. Впрочем, даже без руки она смогла бы неплохо драться. Иногда ей казалось, что убивать она смогла бы и вовсе без рук. Это было единственное, что получалось у неё хорошо. Но чтобы жить без руки, её следовало ампутировать, а так, как есть… гангрена, заражение – и долгая мучительная смерть, вместо быстрой смерти в когтях ящера.

Она перевернулась на спину и стиснула зубы. Подстилка пропиталась кровью и потом. Лежать было противно, сил встать не было. Риана повернула голову и увидела ледяные глаза, смотревшие на неё сквозь решётку.

Бледное лицо в обрамлении чёрных волос. Этот даэв совсем не походил на того, который отправил её сюда. На другого… того, златовласого, которого она почти что уже успела позабыть.

Риана зажмурила глаза, силясь преодолеть накатившую боль. Риана была убийцей – но она всё-таки была валькирией и умела ценить красоту. Она ненавидела красивых даэвов ещё сильней, чем таких, как её последний господин – потому что не могла их презирать.

– Ты? – она заставила себя открыть глаза. Риана хотела заговорить в полный голос, но сумела выдавить лишь бесшумный вздох. – Почему ты меня спас?

Даэв долго не отвечал.

– Меня зовут Маркус Цебитар, – сказал пришелец наконец. Он явно не знал, какой эффект произведёт на воительницу его имя, но увидел что-то своё в её глазах. – Скоро ты будешь мне принадлежать.

«Он», – пронеслось в голове. «Цель».

Риана сделала усилие и кое-как поднялась на четвереньки. Большего сделать не удалось.

– Ты хорошо дралась.

Слова даэва током пробежали по спине. Риана ненавидела себя за то, что они доставляют ей такую радость. Она хотела было ответить, что искусство катар-талах не обрадовало бы даэва настолько, если бы Риана ещё была свежа и здорова, когда тот оказался возле неё. Но только молчала, глядя в зелёные глаза с золотыми искорками, всё отчётливее проступавшие в темноте.

«Опять», – отчаянно пронеслось в голове. Им никогда не рассказывали, что у даэвов есть таинственная сила – одним взглядом, голосом подчинять себе. Риана узнала это сама за годы, проведённые в плену. Большинству из них ей удавалось противостоять. До сих пор – кроме одного.

И вот ещё один даэв пробовал свою силу против неё.

Не получив ответа, зеленоглазый шагнул вперёд, открывая взгляду Рианы светлокожее, будто выточенное из мрамора лицо.

– Не знал, что валькирия умеют проливать кровь. Кто научил тебя?

«Мастер Инаро», – пронеслось в голове, но Риана заставила себя промолчать и плотнее сжать зубы. Даэвам нельзя доверять. С ними вообще нельзя вступать в диалог. Сказав лишь слово – ты уже проиграла.

– Покажи мне свои крылья. Они черны как ночь, ведь так?

Пришелец наклонил голову вбок. Риана смотрела, как рассыпаются по чёрному бархату камзола угольные пряди шелковистых волос. «Ты должна его убить», – напомнила она себе, – «Таков твой долг. И, может быть, Тот сдержит своё слово… и освободит. Позволит умереть».

Как не вовремя эта слабость. Впрочем… может, как раз – вовремя?

– Ты станешь мне служить?

Она не сразу поняла, что Цебитар задаёт ей вопрос.

– Я не служила и никогда не буду служить никому, кроме зиккурата Сизых Облаков, – голос хрипел, когда Риана произносила это вслух.

Маркус постоял за решёткой ещё недолго, развернулся и пошёл прочь.

Риана осталась одна. Закрыла глаза и, преодолев боль, попыталась провалиться в сон. Она лгала. Не смела сказать вслух о том, за что до самой смерти будет себя презирать.

«Ты служила даэву, жалкая тварь», – неумолимо настаивал голос внутри неё. – «Ты предала всё, чему присягала».

Золотые волосы, рассыпавшиеся по белым плечам, промелькнули у неё в голове.

«Будь проклята их красота. Будь прокляты они все».

Если бы валькирия верили в богов, Риана молилась бы своим, упрашивая простить за всё, что успела совершить. Но у валькирий были только храмы, в которых они поклонялись сами себе.

«Ты не заслуживаешь, чтобы кто-то тебя искал», – подумала она. – «Ты не заслуживаешь ни свободы, ни смерти. Мастер Инаро никогда не позволил бы тебе войти в храм, если бы знал, кем ты стала».

Маркус уже почти покинул Колизей, когда дорогу ему преградило тучное тело распорядителя арены.

– Многие были недовольны, патриций. Вы сорвали хорошее пари.

Маркус поморщился. Говорить с Луцио было ниже его достоинства, но иногда приходилось делать и это.

– Что вы хотите? Чтобы я вернул вам разницу?

– Нет-нет, патриций. Кто-то был недоволен, кто-то напротив… Когда люди увидели вас на арене, ставки на местах подпрыгнули.

Распорядитель понял, что ляпнул, и попятился назад. Маркус молча смотрел на толстяка.

– Луцио, – сказал он неожиданно, – что вы будете делать с этой гладиаторшей? Завтра снова выставите её на пари?

– Думаю, да. Что ещё я могу с ней делать?

– Вы видели её? Она едва может встать. Такой боец только подпортит вам репутацию.

– Она принесла мне немало денег, принесёт и ещё. Ну, отлежится немного.

– Я бы дал вам денег прямо сейчас.

– Сколько? – Луцио прищурился, будто принюхивался, пытаясь угадать, в каком кармане Маркус держит золото.

– Скажем… сотню. Она при смерти, – напомнил Маркус, заметив, что распорядитель теряет интерес. – Ну, хорошо… пятьсот.

– Патриций, знаете, сколько я на этой рабыне сделал за неделю?

Маркус качнул головой.

– Тридцать тысяч монет. Чистого золота, – сообщил Луцио. – И это до того, как люди поняли, на кого следует ставить. А теперь давайте подумаем. Рану можно прикрыть плащом. Стоит она всегда кое-как. За это её и любят. Такое, знаете ли, воплощение Вечной Империи. Усталость и вселенское безразличие. Так, о чём это я.

– Можете не продолжать. Какую сумму вы хотите?

Распорядитель пожевал губами.

– Никакую, патриций. Я не работорговец. Я рабов покупаю и делаю на них деньги. Если нужен крепкий боец, сходите на невольничий рынок.

– Я понял. Удачи вам в коммерции, Луцио.

Ложа, распалагавшаяся двумя этажами ниже, чем ложа Цебитара, была несколько меньше. В ней на позолоченных диванах устроились с фруктом и вином всего двое мужчин. Однако стены здесь покрывали такие плотные складки бархата и шёлка, какие Маркус никогда бы позволить себе не смог.

Двое сидевших за столом пили исключительно из золотых кубков – довольно грубых, по меркам некоторых патрициев, зато массивных и удобных, вмещавших большое количество приторно-сладкого южного вина.

– Луцио – проклятый идиот, – произнёс один из двоих мужчин. – Почему он никогда не может сделать как ему говорят?

Другой хохотнул в ответ и поднёс кубок к губам.

– Луцио хочет больше денег, – пожав плечами, ответил он. – Успокойся, он не решится напрямую нарушить приказ.

– Вся эта афёра с самого начала была слишком сложной.

– Не будь дураком. В Риме ничего не делается в лоб.

Оба говоривших замолкли, каждый остался при своём. Наконец первый снова заговорил:

– Думаешь, эти шкатулки стоят того, чтобы так рисковать?

Другой уверенно кивнул и серьёзно посмотрел на него.

– Это очень хороший куш. Я считаю, надо было сделать это уже давно.

Другой тихонько зарычал и поудобнее устроился на обитой бархатом скамье. Тоже пригубил вина.

– Уже решил, что делать с остальными?

Другой мужчина долго молчал. Так что первый успел забыть о том, что задавал вопрос. На арене начинался новый бой, и он полностью погрузился мыслями в него.

Оба брата любили смотреть, как льётся кровь. Оба предпочитали кровь рабов. Первый говоривший внезапно усмехнулся и произнёс:

– Всё-таки этот Цебитар абсолютный дикарь. Выставить бы на арену его.

Другой лишь хмыкнул в ответ.

Глава 4. Гетера

Клемента Церера…

Рыжеволосая и необычно круглолицая для даэва, Клемента славилась не только при дворе, но и во всём Вечном Риме красотой, умом и нежностью.

Вряд ли нашёлся бы хоть один мужчина, посмевший отказаться от общества этой женщины. Кроме, разве что, Маркуса Цебитара.

Клемента знала Маркуса больше десяти лет – они познакомились, когда тот ещё был мальчишкой и едва ступил на опасную почву римских атриумов в первый раз.

Клемента была частью этой жизни с тех самых пор, как родилась. Ещё маленькой мать демонстрировала её друзьям, оставляя иногда в компании с незнакомыми господами, чтобы затем расспросить, о чём те говорили наедине – даже в Риме ребёнка, как правило, не опасался никто.

Затем была школа Сафо, каждый месяц и день пребывания в которой стал частью одного большого турнира за право называться красивейшей и самой образованной из гетер. Мужчины могли смеяться над таким обучением сколько угодно – Клемента знала, что не одна ученица, вместо светского воспитания, получила там сломанную жизнь и изуродованное лицо.

Сколько Клемента знала Маркуса, тот не любил свет, но по понятным причинам свет обожал его. Вначале александрийский дикарь вызывал у всех интерес уже тем, что оказался в столице. По мере того, как становилось ясно, что Маркус не впишется в их иерархиезированную светскую жизнь никогда, гости его дома всё отчётливей делились на тех, кто, зачастую тайно, восхищался им, кто боялся его и тех, кто ненавидел его и презирал.

Клемента определила свою позицию давным-давно, когда увидела его спокойное красивое лицо в первый раз. С тех пор Маркус стал более закрытым и более искусным в политической борьбе, но она всё ещё видела за завесой равнодушия те зелёные глаза, которые покорили её одиннадцать лет назад.

Маркус молча прошёл к своему креслу и, упав в него, протянул руку к кувшину с вином.

Не нужно было быть Клементой Церерой, чтобы понять, что Маркус Цебитар не расположен к беседе. Гетера вспорхнула со своего места на командорском ложе и, опустившись на пол за спинкой его кресла, принялась массировать виски мужчины.

– Вот тут, – Маркус подвинул её пальцы чуть в сторону, и, когда Клемента послушно надавила на указанное место, ненадолго стал похож на откормленного чёрного кота, напившегося валерьянки.

Выждав, пока Маркус перестанет мурлыкать, Клемента убрала руки от его висков и, опустив их командору на грудь, принялась расстёгивать камзол.

– Тяжёлый вечер? – спросила она мягко. И переместилась так, чтобы удобнее было смотреть ему в лицо.

Маркус промолчал. Были вещи, о которых он предпочитал не говорить. Никому – даже ей. Однако Клемента поняла всё без слов.

Он был у императрицы. В груди кольнула ревность и сразу же потухла. Пальцы продолжили расстёгивать камзол.

Устал. Движения её замедлились. Жаль.

«Я ведь ждала», – она с трудом удержала на губах невысказанный укор. Что толку корить ветер, который дует не в твои паруса.

Покончив с застёжками, Клемента опустила голову на белый шёлк рубашки Маркуса и замерла.

Императрица… Маркус поморщился, отгоняя воспоминания. Эти вечера не доставляли радости. Самое смешное, что император боялся оставлять их наедине. Старая развалина сидела в своём кресле у камина и смотрела, что они делают. Он сам приглашал Маркуса. Сам наливал ему вино. Разве что сам не помогал расстегнуть корсет Клавдии.

Юстиниан был бессилен и знал это. Но бессилие не мешало ему наблюдать. Маркус поморщился.

Сама Клавдия не блистала красотой, но и уродиной не была. Как любая богатая женщина, она тратила на своё лицо достаточно денег, чтобы оно не вызывало отвращения. Маркус же мог лишь осознавать, как ему повезло, почти теряя сознание от отвращения на шёлковых простынях.

Да. Эти вечера утомляли. Это была вторая, ночная часть его службы, с которой было нетрудно смириться, имея в душе достаточно цинизма, а цинизма Маркусу хватало. По крайней мере, он старательно себя в этом убеждал.

Маркус коснулся пальцами запястья в том месте, где под кожей скрывалась руна одного из трёх могущественнейших богов. При мысли о том, что он, наследник Плутона, вынужден служить постельной игрушкой у богатой госпожи, ему становилось тошно от себя самого. Но Рим, в котором он жил, отличался от того, в который шесть веков назад спустился с корабля Гений их семьи. Этот новый Рим имел собственные правила игры, и двуличный поцелуй зачастую значил здесь больше удара меча.

У Маркуса был собственный интерес к женщине, что почивала на расшитых золотом императорских простынях. Он надеялся, императрица подарит ему вчерашнюю рабыню – однако та лишь рассмеялась, услышав, о какой он просит ерунде. Ей было всё равно, выживет валькирия или умрёт. И если бы это была другая валькирия, Маркусу, пожалуй, тоже было бы всё равно. А при мысли об этой, у него начинался сумбур в голове. И Маркусу оставалось успокаивать себя тем, что его не в первый раз посещает подобный спонтанный каприз.

Просто, после этих визитов ему требовалось немного времени, чтобы побыть в одиночестве. Не видеть напудренных лиц. Не нюхать дорогих духов.

Клемента сжала зубы – эти мысли отчётливо читались на его лице, и патриций даже не пытался спрятать их от неё. Здесь она была нежеланна. И всё же она никуда не ушла, лишь коснулась виска командора ещё нежнее. Нет, не императрица вывела его из себя.

– Меня собираются убить, – сказал Маркус и, подняв веки, в упор посмотрел на неё.

– Я тоже слышала об этом, – призналась Клемента негромко.

– Слышала и молчала, – голос Маркуса был спокоен, но лицо стало равнодушным и холодным в один миг. Клемента представила, как патриций высчитывает, сколько выгоды она может извлечь из их с императрицей постельных историй, и ей захотелось уйти.

– В Риме много говорят, – сказала она уклончиво, – но если Артемис говорит, значит, слухи не пустые.

Маркус поставил так и нетронутый кувшин обратно на стол, взял её лицо в ладони и заставил посмотреть на себя.

– Ты слышала или, может быть, видела кого-то, кто видел убийцу своими глазами?

Клемента покачала головой.

– Мне жаль. Но если я увижу, я сразу скажу.

– Хотел бы я, чтобы весь этот чёртов город сожрали драконы из древних легенд. Чтобы проклятые валькирии собрали силы и начали новую войну. Пусть он пылает огнём, вместе со всей ложью, которая поселилась в нём.

Клемента пристально посмотрела на него.

– Думай, прежде чем желать, Маркус. Каким бы ни был наш мир, мы умеем находить друг с другом общий язык.

«Все, кроме тебя», – повисли в воздухе её невысказанные слова.

Маркус отпустил её лицо и поднёс пальцы, унизанные перстнями, к глазам.

– Когда даэвы причалили к берегам материка на девяти кораблях, – сказал он глухо, и взгляд его был устремлён не на гетеру, а за окно. Туда, где плескался океан, и серая дымка заволакивала горизонт. – Они думали, что сумеют начать здесь новую жизнь. Лишённые крова, они верили только в себя и никому не могли доверять. Но они были честны с собой. Они знали, что жестокость – единственный способ выжить среди людей, которые никогда не примут их. Они убивали, но они не пытались лгать.

– Я думаю, – после долгой паузы произнесла Клемента, – что тот, кто желает тебе смерти, не обязательно скрывается среди твоих близких друзей. Я сегодня снова была в Колизее… если хочешь, расскажу о последних новостях…

Он слушал гетеру вполуха, но мысли его неустанно устремлялись туда – на арену, где он покинул беловолосую воительницу. Если это в самом деле был каприз, то этот каприз определённо был сильнее здравого смысла, потому что Маркус с каждым мгновением отчётливее понимал, что не может оставить её там. Не может позволить чьим-то ещё рукам прикасаться к ней. Не может жить и знать, что та существует отдельно от него.

– Зачем ты пришла? – спросил он, поняв, что Клемента продолжает говорить, а он давно уже не разбирает слов.

– Хотела… не важно. Мне уйти?

– Нет. Останься.

Клемента грустно улыбнулась. Она подумала, что никто уже не способен вывести её из себя, кроме этого самодовольного черного кота.

– У меня есть для тебя кое-что. То, в чём тебе отказала императрица.

Маркус поднял брови.

К утру стало совсем плохо. Риана видела камеру будто бы через алую пелену, и эта пелена то и дело застилала картинку совсем. В минуты прояснения она ощупывала плечо – оно распухло и ничего не чувствовало.

Презирая саму себя за слабость, она вспоминала легенду, которую повторяли девушки-ученицы друг другу перед сном. Говорили, старший катар-талах не просто так бросает войска на Помпеи в шестой раз. Говорили, там, по другую сторону границы, отделившей растущую Империю от послушных Короне Севера земель, осталась единственная крылатая, которая была для него важнее, чем весь народ.

Намэ Вена – последняя настоящая намэ, попавшая в плен в первый же день войны.

Риане эта легенда казалась романтичной и злой. Она не верила в любовь, потому что к тринадцати годам – когда её отправили в бой в первый раз – ни разу её не встречала. Но она понимала, что значит отдать ради одного единственного человека всё.

Когда она только оказалась в плену, Риана думала с тоской, что у неё не найдётся по другую сторону никого, кто стал бы так же искать её. Она не видела в своей жизни ничего, кроме войны. Не знала никого, кроме братьев и сестёр по саркару, идущих с ней в бой плечом к плечу.

Теперь, когда время потеряло счёт, она думала, что если легенда о двух намэ и правдива, то Вена давно уже сошла с ума.

К тому времени, когда Риана попала в плен, война длилась уже двадцать лет. «Никто не выдержит двадцать лет в этом Аду», – так думала она, пытаясь уснуть.

С того момента, как Риана согласилась выполнить приказ своего нового господина, она по крайней мере получила возможность смотреть, как сменяются день и ночь. В бараках для гладиаторов под потолком тянулось одно единственное на все блоки продолговатое окно. В него заглядывало солнце, перед тем, как должен был начаться бой.

Сейчас в окошко смотрела луна, и возможность смотреть на неё самую малость смягчала боль.

Ей почти нравилась арена, куда даэвы приходили смотреть, как она убивает других даэвов. Где, пусть на забаву, но она могла убивать своих врагов.

На рассвете пришли подручные Луцио. Пару раз пнули её сапогами, и отошли, тихонько переговариваясь о чём-то. Риана не заметила, как снова осталась одна.

Прежде чем занять своё место в ложе, Клемента обошла вестибюль и поздоровалась с каждым, кого видела хоть раз в жизни. Для каждого у неё нашлась улыбка, а некоторым она даже оказывала честь, протягивая руку для поцелуя.

Санта не было, и она позволила себе задержаться чуть дольше. Юный даэв с рубином на лбу постоянно подмигивал ей, и Клемента выкроила минутку, чтобы подойти ближе. Она опустила в его ладонь надушенный платок и скользнула прочь, к выходам из амфитеатра.

Едва она успела отвернуться и сделать несколько шагов прочь, как наткнулась взглядом на расположившихся на скамьях вокруг подноса с закусками братьев Флавиев. Сколько Клемента знала их, не могла понять, как двое чистокровных даэвов могут настолько напоминать боровов. Большинство представителей высшей расы обладали яркой внешностью, грациозными повадками и фигурой, которая в самом худшем случае выглядела просто худощавой. Можно было упрекать их в жестокости и бессердечии, но в уродстве и вульгарности – никогда.

Эти же двое, хотя и хранили не самую драгоценную руну – им покровительствовал Гермес – даже для восьмой патрицианской семьи были слишком страшны на лицо. Клемента поспешила отвернуться от них и поспешила удалиться прочь до тех пор, пока они не проявили к ней излишний интерес.

У самой двери её остановили уверенные горячие руки. Мужчина был абсолютно невоспитан. Клемента развернулась было, чтобы влепить ему пощёчину, но тут же расплылась в улыбке.

– Артемис, это вы?

Артемис был сыном виноградаря Албацо. Оба происходили из старой, исконно римской семьи. Одной из тех, что имела влияние ещё до прихода даэвов. И, пожалуй, последней исконно римских семей, сохранивших влияние до сих пор.

– Прелестная Клемента, рад видеть вас здесь и в одиночестве.

– А я рада доставить вам удовольствие, мой господин.

– Вас по-прежнему некому охранять? Где же ваш кавалер?

– Кого бы вы могли иметь в виду?

Артемис рассмеялся.

– Цебитара. Кого же ещё.

Клемента почувствовала укол горечи, но улыбка на её лице ничем не омрачилась.

– Вы же знаете, Артемис, у меня нет кавалера и я в нём не нуждаюсь.

– Очень жаль. Что не нуждаетесь. Тогда полагаю, судьба Маркуса вам безразлична?

– Конечно… – она замолчала. – А, собственно, вы о чём?

– Ну, вы же знаете, слухи…

– Да уж конечно, я знаю, что такое слухи. А Маркус то тут причём?

– Поговаривают, – он притянул её к себе за локоть и наклонился к самому её уху, так что острый кончик носа коснулся её виска. Сделав паузу, он втянул в себя воздух, вдыхая аромат розы и корицы, – поговаривают, Цебитара хотят убить.

Клемента рассмеялась и чуть отстранилась.

– Да уж, вы сообщили мне новость. А я хочу стать наместницей Британи, что ж с того?

– Я так и думал, что вы уже слышали эту нелепую сплетню. Маркус ведь поэтому не показывается на форуме, так?

Клемента нахмурилась.

– Вообще-то, сомневаюсь, что причина в этом. Скорее я поверю, что ему опостылел пустой трёп. Простите, – она неискренне улыбнулась, – это его мнение. Не моё.

– Я так и подумал, – Артемис наклонился и приник губами к её руке, – прелестная Клемента. Вы никогда бы не осмелились оскорбить наше общество, в отличие от вашего… друга.

– Ещё бы, – раздался за спиной Артемиса хрипловатый голос, – одно дело воротить нос, когда ты третий патриций Рима, другое… в общем, у вас другой случай, так, госпожа Церера?

– Не совсем поняла, что вы имеете в виду, патриций Сант, – Клемента вздёрнула носик и отвернулась, – простите, я не хочу опоздать к началу боя.

Луцио пританцовывал на месте. Его воодушевление бросалось в глаза издалека.

– Ну-с, господин мастер боёв, чем вы порадуете нас сегодня?

– А, прелестная… желаете снова взглянуть на Снежную Пантеру? Или пришли посмотреть на другого зверя?

Клемента закусила губу и отвернулась в сторону арены.

– Нет, Луцио, он сегодня не придёт. Да и что вам за дело до Маркуса, он никогда не делает ставок.

Распорядитель расхохотался.

– Он сам – ходячая ставка. Его присутствие вносит в моё расписание элемент непредсказуемости. Непредсказуемости, Клемента – даже для меня самого. Какую бурю он вызвал в прошлый раз… ставки скакали на ходу, когда всем казалось, что бой уже сделан. Мне пришлось снова открыть тотализатор, чтобы пари не прошли мимо меня. И этот рыцарский жест. Вам понравилось, Клемента?

– Нет, – отрезала гетера и сверкнула глазами из-под густых ресниц.

– Ну что вы, все поняли, кому предназначался его подарок, – поправился он, но тут же поспешил сменить тему. – А вчера вечером, представьте, он пришёл ко мне снова. Знаете зачем?

– Представления не имею, – и это было правдой. Клемента была убеждена, что вечер Маркус провёл с императрицей.

– Не поверите. Этот чудак… этот сумасшедший патриций пытался купить у меня моего лучшего бойца.

– Зачем она ему, – брови Клементы взлетели вверх, хотя на сей раз она сразу догадалась о ком речь. Догадалась и о том, что за каприз сподвиг Маркуса на эту попытку.

– Ума не приложу. Думал, вы прольёте свет на эту прихоть.

Клемента вспомнила, как завороженно следил Маркус за боем. И эта выходка в самом конце…

– Не знаю и знать не хочу, – она помолчала, – и что же, вы согласились?

– Что? Клемента, милейшая. Цебитар знатен и знаменит, но деньги… богатство не его сильная сторона. Он не смог бы предложить мне достаточно, даже если бы продал свой столичный особняк.

– Должно быть, он был сильно огорчён, – сказала она с некоторым ехидством.

Луцио расхохотался.

– Он был зол, как семь химер. Я уже думал, как бы по-тихому позвать стражу да спровадить его из амфитеатра, пока до кровопролития не дошло. Но представьте… быстро угас и, кажется, успокоился.

Клемента усмехнулась.

– На вашем месте, Луцио, я бы не верила обманчивому спокойствию этой грозовой тучи. Если что-то его зацепило, то гром грянет. Не знаю только где и как. Эта валькирия ещё доставит вам проблем.

Распорядитель усмехнулся в ответ.

– Эта валькирия пока приносит мне только дожди золота. Так что грома я не боюсь.

– Смотрите сами, – Клемента отвернулась, помолчала, а потом спросила, – а как по-вашему, Луцио, у меня хватило бы денег её купить?

– Милейшая… денег – нет.

Она окинула взглядом грузную фигуру распорядителя.

– Вы не в моём вкусе, мастер боёв. Это вас не беспокоит?

– Ни капли.

– Жаль. Всё же подумайте о деньгах.

Она отвернулась, разглядывая зрителей в других ложах. Гости арены пестрели яркостью и разнообразием нарядов. Здесь были и лёгкие газовые одеяния на манер варварских, и бархатные камзолы истинных римлян, и кожаные плащи в подражание доспехам первых даэвов. Солнце палило неимоверно, и Клемента удивилась упорству этих франтов. Сама она в такую погоду не могла носить ничего тяжелее шёлковой туники, подпоясанной под грудью расшитым золотом кушаком.

Дверь за её спиной хлопнула, она услышала шаги и негромкое перешёптывание. Клемента напрягла слух, но в гомоне толпы расслышала лишь:

– … чтоб она сдохла. Выставляйте Сарацина.

Дверь снова хлопнула, и Луцио опять оказался рядом с гетерой.

– Какие-то проблемы, мастер?

Тот лишь дёрнул плечом.

– Скучная кухня нашего амфитеатра, – он помолчал. Клемента видела, как сжимаются и разжимаются пальцы, впиваясь в каменный парапет, – а сколько бы вы дали, Клемента?

– Дала бы? – она уже забыла давешний разговор.

– Сколько бы вы дали за эту рабыню?

– Ну… – Клемента задумалась. Инстинктивно положила ладонь на атласный кошель, привязанный к поясу, – полагаю, тысячу монет.

Она не стала упоминать, что именно эту сумму и так собиралась проиграть сегодня.

– Вы режете меня без ножа, прелестная.

– Да, – рассеянно сообщила она, – красота жестока.

– Я согласен. Забирайте её сегодня же. Сейчас же.

Клемента изогнула бровь и посмотрела на него.

– Что за перемена?

– Не могу смотреть, как печально ваше лицо.

Клемента закусила губу. Обман был очевиден, только вот где он – понять она не могла.

– Сейчас же… тогда мне придётся послать за слугами. Я ведь пришла одна.

– Я пошлю гонца к вам домой.

Бровь изогнулась ещё сильнее. Впрочем, что бы ни задумал Луцио, сделка выглядела выгодной. И Клемента ничего не теряла.

– По рукам, – гетера отцепила кошелёчек и бросила его распорядителю, – я взгляну на товар?

– Не оставляйте меня одного. Я погибну без вашей красоты.

Клемента нахмурилась, но деньги уже были в руках Луцио. Путь назад был отрезан.

– Ведь только ради служения прекрасному я согласился лишить себя источника дохода.

Клемента холодно рассмеялась. Впрочем, уходить она не стала. Лишь повернулась к мастеру боёв боком и снова принялась рассматривать гостей.

Клемента дважды хлопнула в ладоши и замерла.

– Постой-ка. Если тебе понравится подарок… будешь мне что-то должен.

Клемента игриво улыбнулась. Маркус усмехнулся. Будь на её месте кто-то другой, он бы ответил резкое «нет», но в Клементе было что-то такое, что заставляло ей доверять. Конечно, обманщиками всегда становятся те, кто вызывает доверие, но тут было нечто другое. Клементу он знал много лет и действительно хотел ей верить, потому что иногда нужно верить хотя бы кому-то.

– Давай свой подарок, – проворчал он.

Клемента снова хлопнула в ладоши – теперь три раза. Маркус встал, осматривая то, что появилось на пороге.

Двое крепких рабов вкатили передвижную дыбу – она стояла на доске, закреплённой на колёсиках. Пленница была накрепко привязана к постаменту. Щёки её, зажатые в тисках, уже начали синеть.

Маркус сделал два шага вперёд и остановился. От Клементы не укрылось, как засверкали его глаза.

– Вот я и знаю, что дарить тебе на день рождения, – пропела она из-за плеча.

– Пусть рабы выйдут.

Клемента кивнула слугам – исполнять.

Маркус подошёл к дыбе и сверху вниз посмотрел на пленницу.

– Она опасна?

– Говорят, что да.

– Отвяжи её и осмотри руку, – приказал Маркус хрипло.

Клемента вздёрнула гордую бровь.

– Ну, Маркус, я тебя люблю, но всему есть предел.

Маркус не смотрел на неё. Он зачарованно разглядывал новую игрушку.

– Тогда позови лекаря. Вариуса.

Клемента пожала плечами.

– Ладно, чего ещё от тебя ждать, – буркнула она обиженно и собралась уходить.

Уже у самой двери она услышала за спиной очень тихое:

– Спасибо.