Текст книги "Кровь Тулузы"

Автор книги: Морис Магр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Волчья ночь

В Сент-Авантене добрые люди разместили нас на ночлег в пустом амбаре. Не в силах заснуть, я тихо встал и вышел на улицу.

Лунный свет серебрил дорогу, и та, петляя, словно извилистая горная речка, убегала вдаль, в замок Брамвак. Устремив ввысь тонкие стволы, увенчанные чахлыми кронами, по обочинам чернели деревья. Внезапно внутренний голос приказал мне немедленно идти в Брамвак, идти одному, не предупредив даже Торнебю, и провести там остаток ночи. Не раздумывая, я повиновался. Вскоре я уже шагал по аллее, обсаженной больными буками, потом пересёк поросшие травой садовые тропинки и, добравшись наконец до полуразрушенного крыльца своего бывшего жилища, удовлетворённо вздохнул.

Я выполнил приказ внутреннего голоса, и теперь ждал, что он поведёт меня и дальше. Но, увы, надежды мои не оправдались. И тут на меня внезапно нахлынули воспоминания детства, и я с поразительной чёткостью вспомнил страшные оскаленные пасти волков, каждую зиму рыскавших вокруг замка. Волков в окрестных лесах водилось великое множество, и их протяжный вой всегда звучал громко и грозно.

Но в ту зиму звери особенно обнаглели, и не проходило ночи, чтобы их устрашающее завывание не доносилось до наших ушей. С воем кружили они вокруг сада, а однажды, каким-то образом преодолев ограду, стая волков подобралась вплотную к дому. Шёл снег, и разглядеть хищников за снежной завесой было трудно. Помню, отец схватил аркебузу и, высунувшись в окно, сделал несколько выстрелов. Скорее всего, он промахнулся, однако в то время я не мог допустить этого даже в мыслях, а потому немедленно рванулся бежать в сад, чтобы подобрать добычу. К счастью, отец успел остановить меня, но так как я продолжал рваться в сад, стал рассказывать, какие волки свирепые и сильные хищники. Даже если мы вооружим всех наших слуг и выйдем во двор, убеждал он, мы всё равно не сможем одолеть всю стаю и, скорее всего, сами станем жертвами свирепых зверей. Правота отца, показавшаяся мне весьма сомнительной, наутро полностью подтвердилась. Ночью огромный волк через крышу забрался в конюшню и задрал одного из наших коней. Однако другой конь, изловчившись, ударом копыта перебил ему передние лапы. Утром обездвиженного волка нашли возле загрызенной им лошади, а прямо напротив храпел и бил копытом бесстрашный скакун. Когда зверя добили, я рассмотрел его. Всё туловище его покрывала жёсткая рыжая шерсть, из пасти свешивался непомерно длинный язык. Искажённая лютой злобой волчья морда показалась мне настолько отвратительной, что с той поры волк стал для меня олицетворением зла. Прошло много лет, а я по-прежнему содрогаюсь, вспоминая посмертный оскал громадного хищника.

Я прислушался, и мне показалось, что откуда-то издалека донёсся волчий вой. В здешних лесах волков всегда было много, и прежде не проходило ни одной ночи, чтобы с гор не доносилось их заунывное завывание. Я решил забаррикадировать вход остатками двери, но вскоре отказался от этой затеи, так как проём оказался гораздо шире, чем я думал, и обломков дверей мне не хватило. В амбаре, где нам с Торнебю предоставили ночлег, на стене висел незамысловатый светильник, состоявший из медного стаканчика и плававшего в жире короткого фитиля. Сам не знаю почему, я снял этот светильник со стены и прихватил с собой. Теперь с помощью кремня и трута я высек искру и зажёг фитиль. Благодаря слабому мерцанию крохотного огонька я добрался до лестницы, поднялся по ступеням, вошёл в залу и, оглядевшись, с опаской устроился в скелетообразном остове некогда большого и мягкого кресла.

– Зачем я сюда пришёл? – громко спросил я и тотчас пожалел об этом: голос, прозвучавший среди голых стен, нисколько не напоминал мой собственный. К тому же чуждый здешнему запустению звук пробудил невидимую человеческому глазу жизнь – теперь отовсюду доносились шорохи, поскрипывания, посапывания, постукивание крохотных коготков. Мне стало страшно, но я подумал, что провидение нарочно подвергло меня такому испытанию, чтобы убедиться в моей храбрости. Иначе зачем бы оно направило меня ночью в развалины старого замка, не дозволив предупредить даже верного Торнебю? И я стал ждать, когда высшие силы соблаговолят послать мне новый знак. Не дождавшись, я, презрев неведомые опасности, отправился бродить по дому: жажда постичь неисповедимые пути провидения оказалась сильнее страха.

Лунный свет, вливавшийся в разбитое окно, освещал дальний угол залы. Переходя из комнаты в комнату, я с изумлением внимал доносившимся из сада топотанию ног и шелесту крыльев бесчисленных диких созданий. Пустынные помещения полнились писком и скрипом половиц: во все стороны скользила и шныряла невидимая глазу живность. Постепенно я перестал бояться загадочных звуков, ибо во мне проснулось новое, гораздо более глубокое чувство: страх перед волками. Страх этот сидел во мне прочно, словно гвоздь, загнанный так глубоко в стену, что выдрать его оттуда нельзя даже клещами. Я ощущал, как леденящее душу чувство постепенно становилось частью меня самого, укоренялось во мне невидимыми корнями, прораставшими всё моё тело, и с ужасом понимал, что страх мой небезоснователен. Я остановился и замер, прислушиваясь: волчий вой необъяснимым образом звучал рядом и со всех сторон.

Я бросился назад, добежал до главной залы и с размаху шлёпнулся в остов кресла. Я не понимал, что со мной происходит, и поэтому, когда впал в странное состояние, похожее одновременно и на бодрствование, и на сон, не стал сопротивляться и положился на провидение.

Сейчас я совершенно уверен, что, если бы не то необъяснимое состояние, вряд ли мне удалось бы пережить тогдашнюю ночь. Я расскажу вам всё без утайки, хотя прекрасно понимаю, что слова мои вряд ли вызовут иное чувство, кроме недоверия. Но я пишу прежде всего для себя, а уж потом для тех любопытных, кто решит прочесть эти страницы. Быть может, среди любопытных найдётся два или три человека, испытавших похожие ощущения, и они мне поверят. А может, найдётся и такой, кто, не пережив ничего подобного, просто поверит мне на слово, как верит всему, что написано в книгах. Так вот, именно для него я и опишу дальнейшие события той ночи.

Пребывая словно в тумане, я услышал чей-то голос. Точнее, не услышал, а воспринял, ибо слова, минуя уши и слуховые каналы, напрямую попадали в мой мозг. Впрочем, не уверен, что это были именно слова; скорее, я воспринимал сказанное как череду призрачных картин, смысл которых, видимо, обязан был постичь. Ибо голос не спрашивал, хочу ли я его слушать, и не задавал вопросов.

И вот что поведал мне голос:

– Ты должен был явиться сюда сегодня ночью, и ты пришёл, не опоздал на свидание, хотя я лично и не назначал его тебе. Я – Матье де Брамвак, твой прадед, и я хочу помочь тебе ввиду твоих слабых сил. Я не могу объяснить, почему у меня возникло такое желание, ибо сам этого не знаю; в тёмном краю, куда я попал после смерти, нами управляют невидимые силы. Но в потустороннем мире есть и светлые края, и те, кто обитает там, могут свободно располагать собой. У всех, кто обрёл пристанище в светлом краю, острое зрение, они видят всё, что происходит на земле. Но, получив свободу и зоркий взгляд, они становятся равнодушны к делам человеческим и, воспарив к неземным высотам, утрачивают материальную оболочку и навсегда порывают с миром людей. Поэтому, когда живым дозволяют приподнять завесу потустороннего мира, они могут общаться только с неприкаянными бродягами, бредущими во тьме в поисках духовного света, который они не смогли обрести при жизни. Когда я жил на земле, я был уверен, что во мне есть искра этого света. И ошибся. Каждый содеянный нами грех отбирает у нас частичку светлой души, а грехов на моей совести множество. Впрочем, моя исповедь вряд ли пойдёт тебе на пользу, поэтому напомню лишь: берегись греха, о дитя моё! А сейчас слушай внимательно и запоминай. Блуждая по тропам тёмного мира, я внезапно увидел свет и понял, что ты отправился на поиски Грааля. Не удивляйся: у человека, решившего отправиться на поиски Грааля, в душе вспыхивает искра божественного света. Мы с тобой родственники и поэтому можем видеть светлые искры, вспыхивающие в душе друг друга. Ах, как хотел бы я взять тебя за руку и отвести прямо к цели! Но мёртвые не могут изменять предначертания судьбы. Взор их слеп, и не стоит ему доверять. Людские поступки, совершенные под действием ненависти, проходят перед ними чёрными тенями, а великие помыслы взмывают ввысь светлыми вихрями. Лучше всего нам внятны дурные мысли, ибо они рождаются во мраке, и мы, пребывая в тёмном мире, невольно способствуем преумножению этих мыслей, ибо повелители теней хотят ввергнуть людей в пучину ненависти. А если им это удастся, преграда, разделяющая мир людей и потусторонний мир, рухнет, тёмное воинство устремится на землю и всех поглотит мрак. В тот день, когда ты отправился на поиски Грааля, пробудились силы, препятствующие твоим поискам; они предупредили неведомых тебе врагов, жаждущих отыскать Грааль и использовать его магическую силу для собственной выгоды. В крови Христа заключена великая сила, но материальная оболочка позволяет поставить эту силу на службу как добру, так и злу. Берегись девицы по имени Люцида: ловкие некроманты используют её умение вызывать духов умерших, а потом отбирают у несчастных духов тайные знания. Ибо известно, что мёртвые, вызванные из потустороннего мира согласно древнему ритуалу, обязаны исполнять приказы живых. Помни: никто не должен догадаться, что в жилах твоих течёт кровь альбигойцев. Враги сумели раскрыть тайну, неведомую даже тебе, – они узнали, что я, твой предок, был одним из рыцарей Храма, которым поручили беречь Грааль. Им известно, что моя тень обречена возвращаться сюда в урочные дни, дабы вновь и вновь смотреть, как бесплотные призраки, подобно театру теней, разыгрывают сцены из моего прошлого, напоминая мне о моих дурных поступках. Враги твои служат злу, и ты с ними ещё встретишься. Поэтому повторяю: берегись! К сожалению, я не могу привести тебя к цели, ибо мне не дано её видеть. Преступление, совершенное мною в этом замке, не дозволяет мне более зреть Грааль.

Предок мой умолк, словно ему не хватило слов. А может, перед ним возникла одна из тех страшных картин, созерцать которые ему суждено до конца времён?

Я встал, подошёл к окну и выглянул в сад. Густые кусты, подступавшие к самым стенам, загадочно шевелились; казалось, неведомый волшебник оживил их и теперь они переговаривались на языке жестов. Вновь раздался волчий вой, прозвучавший столь заунывно, что зверь как будто обращался ко мне с мольбой облегчить его муки. К покаянному вою присоединили свои голоса другие хищники, и я почувствовал, что дом со всех сторон окружён волками! А так как дверей в доме давно уже нет, значит, ничто не помешает им добраться до меня. Страх охватил меня, и я задрожал как осиновый лист.

Стремительно пересёк комнату, метнулся к лестнице и замер в оцепенении, охваченный болезненным ужасом, испытываемым обычно на краю обрыва. Позже я понял, что в ту минуту передо мной действительно разверзлась невидимая бездна и гении зла манили меня сделать решающий шаг. Но я устоял.

Испуг прошёл, я огляделся и увидел, что у подножия лестницы, образуя удивительно правильный с точки зрения геометрии полукруг, сидели волки. В неверном свете луны я различал их глаза, светившиеся, словно раскалённые угли. Все звери сидели на собственных хвостах. Головы их были повёрнуты в мою сторону, из оскаленных пастей свисали языки. Волки были тощие, всклокоченные, ужасные. От них веяло тяжёлым запахом хищников и одновременно отчаянной тоской, рвавшейся наружу из загадочных волчьих душ.

Сначала я решил бежать и, несмотря на отсутствие дверей, попытаться забаррикадироваться в одной из комнат. Но тут же возразил себе: волки наверняка учуяли меня, но раз они не стали подниматься по лестнице, а расселись внизу полукругом, значит, что-то удерживает их! Возможно, волки не умеют бегать по лестницам, и выложенные спиралью ступени несовместимы с их дикими прыжками, а может, неведомый покровитель, явившийся из потустороннего мира, провёл магическую черту, чтобы защитить меня. Ведь обвести мелом круг можно не только вокруг скорпиона, но и вокруг курицы! Впрочем, упования на тайную защиту часто оказываются призрачными.

Заметив меня, волки завыли ещё громче, однако ни один не попытался даже встать. Я решил, что, пожалуй, не стоит дальше дразнить их, и начал отступление. Вернувшись в парадную залу, я собрал все имевшиеся под рукой обломки мебели и кое-как заложил дверной проём.

Время шло. Луна скрылась за тучами, и зала погрузилась в кромешную тьму. Я ощупью отыскал ребристый остов кресла, устроился в нём и быстро впал в то пограничное состояние, которое бывает, когда сон только-только накинул на тебя своё покрывало и половина твоей души уже спит, а другая ещё бодрствует.

И услышал прежний голос, звучавший, однако, уже не столь уверенно, – казалось, предок мой никак не мог решить, стоит ему продолжать рассказ или лучше оставить меня в неведении.

– Дитя моё! Помолись за меня. На тебе нет греха, а потому попроси силы тёмного мира избавить меня от муки являться сюда каждый год, дабы увидеть картины свершённого мною злодеяния. Достаточно я страдал! Молись, юноша, проси, добейся для меня прощения! Но только не обращайся к Богу. Он ничего не может, ни о чём не знает. В потустороннем мире властвуют неумолимые силы, не имеющие ни материальной оболочки, ни души. А я, чтобы заслужить прощение, попытаюсь помочь тебе. Я точно знаю, где-то есть особенные, духовные весы, на которых взвешивают поступки и намерения. Как отыскать истинный Грааль и отличить его от поддельного? А сколько лжехранителей делают вид, что пекутся о сохранности Грааля! По ночам эти обманщики крадут из соборных крипт мощи святых. Хранители, предавшие Грааль, прокляты и обречены служить тёмным силам; подобно змее, вливают они в лампады яд и подбрасывают в опустевшие раки святых сушёных нетопырей. Могущество зла неизмеримо. Не ищи Грааль в одиночку, лучше присоединись к четырём всадникам. Давно выехали они на поиски Грааля, и никто не знает, достигнут ли они цели. Там, где они побывали, люди находят розу. Ищи розу, ищи всадников, ищи Грааль вместе с ними. Ибо истинный Грааль существует. Он где-то рядом. Почему я не могу сказать тебе, где его искать? Потому что силы, покаравшие меня за содеянное преступление, лишили меня способности видеть его! Я сам во всём виноват! Нас было двенадцать в замке Кукуньян. Двенадцать рыцарей госпитальеров, удостоенных за храбрость и веру высокой чести оберегать Грааль. Но храбрости мало. Мало и веры. Нужна чистота. Мы не были чисты. Как случилось, что мы потеряли Грааль? Рыцари умирали один за другим, и никто не мог объяснить причину их смерти. Эпидемия или яд? Перепуганные слуги разбежались. А ведь присутствие божественного света должно было бы наполнять нас восторгом и радостью, наделить долголетием библейских старцев! Тем временем наши товарищи, один за другим, в безумии отбывали в царство мёртвых, ибо перед смертью утрачивали разум и впадали в буйство. Наконец нас осталось всего двое, я и Антуан де Кассаньявер. Тогда я сел на коня и сказал своему товарищу: «Перед смертью я хочу провести ночь с Беренгерой де Брамвак. Я поскачу напрямик, через горы. Жди меня, я вернусь через три дня». И он ответил мне: «Не теряй времени».

Смеркалось, когда я спустился по склону утёса, на котором высился замок. Обернувшись, в сгустившихся сумерках я разглядел своего товарища с Граалем в руках; завернув Грааль в чистую тряпицу, он спрятал его у самого сердца, вошёл в замок и задвинул за собой засов. Я не сдержал обещания и не вернулся через три дня. Горе тому, кто состоит в плотской связи с женщиной! Чтобы избавиться от власти, которую забрала надо мной та женщина, я совершил преступление. И навеки стал пленником этого замка. Призрак женщины невидимыми цепями приковал меня к здешним местам. А когда я наконец вернулся в Кукуньян, было уже поздно! Антуан де Кассаньявер сошёл с ума. Но его могилы нет рядом с могилами десяти наших товарищей. Он ускакал на коне, увозя с собой Грааль, и никто не знал, куда он направился. Напрасно я скакал по всем дорогам, расспрашивал каждого встречного и поперечного: никто не видел проезжавшего мимо безумного рыцаря. Вскоре настал мой черёд покинуть этот мир. И с тех пор я плутаю по тёмным тропам потустороннего царства, надеясь, что однажды они выведут меня из замка Брамвак и я перестану быть свидетелем собственного преступления. Но, увы, куда бы ни направлялась моя тень, она всегда возвращается в Брамвак…

Голос умолк – то ли потому, что предок сказал мне всё, что хотел сказать, то ли по иной причине, мне неизвестной. Луна, вновь выглянувшая из-за туч, побледнела и расплылась на голубеющем утреннем небе.

Я встал. Мир захлестнула волна тишины. Я бесшумно добрался до лестничной площадки и осторожно заглянул вниз. Волки сидели на прежнем месте, и глаза их, красные, словно догорающие угли, хищно сверкали. Внезапно один из них испустил леденящий кровь вой, показавшийся мне поистине бесконечным, и в эту минуту передо мной, подобно молнии на грозовом небе, промелькнуло видение – словно некая пелена, разорвавшись, позволила мне на миг узреть случившееся в иное время.

По лестнице сбегал человек в плаще рыцаря-госпитальера; лицо его, искажённое яростью, показалось мне знакомым, но из-за раздвоенной бороды, скрывавшей значительную его часть, с уверенностью сказать я бы не смог. За собой госпитальер волок, крепко держа за руку, безжизненное тело женщины в запятнанной кровью длинной белой рубашке. Была ли несчастная уже мертва или только ранена, я не разглядел, но, судя по решительному виду рыцаря, он намеревался отдать тело на растерзание волкам – но не тем, которых видел я, а другим, призрачным хищникам, сидевшим на призрачном снегу посреди призрачных холодных деревьев, волкам из прошлого, давным-давно умершим хищникам…

Видение исчезло – словно упал занавес в театре. Живые волки, по-прежнему восседавшие на хвостах у подножия лестницы, вторили зверю, подавшему голос первым, и вскоре до жути тоскливое пение наполнило предрассветный воздух. Волки не пытались забраться по лестнице, они сидели неподвижно, и в их песне звучало подлинное отчаяние.

Возможно, я невольно стал свидетелем страшной драмы, разыгравшейся некогда в жилище моих предков. Задумавшись, я утратил чувство времени, а когда пришёл в себя, обнаружил, что на улице совсем рассвело, от волков возле лестницы не осталось и следа, а из сада доносится тревожный голос Торнебю. Мой спутник, обеспокоенный моим отсутствием, громко звал меня. Я откликнулся и медленно пошёл вниз, пытаясь понять, приснились ли мне события сегодняшней ночи, или же всё, что со мной случилось, произошло наяву. А если это был не сон, то кто тогда говорил со мной и куда делись госпитальер с раздвоенной бородой и женщина в окровавленной рубашке?

Столяр из Сен-Беата

Мы шли по улицам раскинувшейся у подножия горы деревни Сен-Беат; внезапно я обнаружил, что иду один, а Торнебю куда-то запропастился. Оглядевшись, я увидел своего спутника перед огромным ангаром, заполненным брёвнами, рядом виднелась открытая дверь в мастерскую, где трудился столяр; лицо Торнебю выражало поистине неземной восторг. В нём вновь пробудилась страсть к дереву, и я понял, что он хотел бы вернуться к своему прежнему ремеслу, только не решается сказать мне об этом.

– О мой господин, – обратился ко мне Торнебю, – вид свежеструганых досок опьяняет меня, словно добрая кружка крепкого тёмного пива. Я рождён, чтобы пилить и строгать, и больше не могу жить, не занимаясь обработкой дерева.

И я ответил ему:

– У каждого своя судьба, она уготована нам много тысячелетий назад, соткана поступками наших предков и сплетена из множества цепочек причин и следствий. Ты прикипел к дереву, любишь пилить брёвна и строгать доски. Так не теряй же времени и не заставляй судьбу ждать. Спроси у этого бородатого столяра из Сен-Беата, что взирает на тебя, ухмыляясь, не возьмёт ли он тебя к себе на работу. Ибо в одиночку он никогда не сумеет распилить многочисленные брёвна, сложенные у него под навесом.

Торнебю кивнул и направился в мастерскую к столяру. Между ними состоялась короткая беседа, во время которой я имел возможность наблюдать, как хитрость мерилась силами с простодушием. Завершив разговор, Торнебю подошёл ко мне. Одна половина его лица сияла от радости, другая была печальна и мрачна. Торнебю не хотел расставаться со мной и в то же время искренне радовался возможности вернуться к прежнему своему занятию. Но радость быстро вытеснила печаль.

– Столяр из Сен-Беата согласился взять меня в ученики всего за двенадцать су в день!

– В ученики? О Торнебю, да ведь ты давно уже стал столярных дел мастером!

– Он этого не знает.

– А почему ты ему ничего не сказал?

– Хвастаться нехорошо, а особенно нехорошо, когда у тебя есть основания для хвастовства.

– Но почему ты хочешь платить ему двенадцать су? Ведь ты будешь на него работать, а значит, должен не платить, а получать жалованье!

– Я стану платить за еду и жильё.

Зажимая в правом кулаке бороду, к нам подошёл столяр. Усмехнувшись, он с напускной вежливостью приветствовал меня. Его добродушный вид вполне мог ввести в заблуждение не только простодушного Торнебю. Но меня ему обмануть не удалось – за добродушной внешностью я разглядел ничтожную душонку и ещё раз пожалел, что придётся оставить благородного Торнебю в лапах этого лицемера.

Столяр слышал последние слова, сказанные мне Торнебю.

– Должен заметить, мои трапезы всегда состоят из супа, густого супа, налитого в плошку.

– Я люблю суп, – ответил Торнебю; похоже, он не заметил, что количество будущего супа ограничивалось одной плошкой, размеры которой никому не были ведомы.

– Лишней комнаты у меня нет, поэтому вам придётся спать в сарае, где сегодня вечером мы попытаемся соорудить для вас лежанку. Сон среди свежепиленных брёвен гораздо здоровее, чем сон в душной комнате.

– Среди свежепиленных брёвен! Ах, как это прекрасно!

– Должен напомнить: согласно обычаю, ученик встаёт за час до рассвета и убирает дом и мастерскую.

– Согласен.

– Когда привозят брёвна, ученик обязан отрубить лишние сучья и распилить длинные стволы на короткие чурбаки.

– Очень хорошо.

– А зимой ученик обязан ходить в горы к лесорубам и спускать по наледи спиленные стволы.

– Я люблю горы и горные леса.

– Но обледенелые склоны есть не везде, поэтому иногда нужно тащить бревно на себе.

– У меня сильные плечи.

– Под снегом часто бывает лёд, на нём можно поскользнуться, упасть, и тогда бревно, которое ты несёшь на плечах, может раздавить тебя.

– Я постараюсь не поскользнуться, ибо не хочу, чтобы бревно меня раздавило.

– А вечером после супа, когда зажигают лампы, для ученика всегда имеется кое-какая мелкая работа, и он обязан её сделать.

– Работа с деревом?

– Разумеется.

– Тогда отлично.

И мужчины пожали друг другу руки.

– И за этот рабский труд ты ещё хочешь платить двенадцать су в день?! – возмущённо воскликнул я.

Мы стояли возле моста, куда Торнебю, не в силах быстро со мной распрощаться, решил меня проводить.

– Да я готов отдать всё, что у меня есть, за возможность выспаться среди свежеструганных досок!

Прощаясь со мной, Торнебю даже заплакал, но я почувствовал, что душа его уже бродит в сарае среди поленниц, сложенных из свежепиленных брёвен. Я быстро пошёл прочь, не желая, чтобы бывший мой спутник увидел грусть на моём лице, ибо расставаться с ним мне было тяжело. Я долго шёл не оборачиваясь, хотя знал, что он всё ещё стоит на мосту, на том месте, где мы расстались, и был уверен: если сейчас я поманю его за собой, он скрепя сердце пойдёт со мной. Но я не хочу бороться с его страстью к дереву.

Я почти бежал. Вскоре наступила ночь. Никогда ещё горы на казались мне такими высокими, а леса такими дикими.