Текст книги "Охотники за лавинами"
Автор книги: Монтгомери Отуотер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
Портильо настолько далек от других горнолыжных центров, насколько это вообще возможно на Земле. Середина зимы здесь приходится на август. Он расположен в Андах на высоте 2700 м. Большинство лыжников привыкло к тому, что на такой высоте обычно располагается верхняя, а не нижняя часть горнолыжного района. Связь с внешним миром может осуществляться только по зубчатой железной дороге, нередко неделями закупоренной во время лавин, и по шоссе, которое до чемпионата никто не пытался поддерживать открытым зимой.
Но у медали всегда имеются две стороны. Место это великолепно. Изогнутая громада отеля «Портильо» расположена в чаше, залитой солнцем, на краю гигантской ледниковой морены. С одной стороны от отеля на тысячу метров вглубь простирается долина Хункаль, с другой стороны – темно-синие воды озера Инка, а вокруг поднимаются пики Анд.
В этом отдаленном районе можно было разместить только спортсменов, судей и репортеров. А приехавшие туда зрители испытывали бы массу неудобств. Однако в Портильо имелось все, что было необходимо для проведения прекрасных соревнований: снег, склоны, подразделение выносливых чилийских горных стрелков для проведения трудной работы по подготовке лыжных трасс, а также энтузиазм нации, решившей доказать миру, что и она может провести соревнования такого масштаба.
Первоначально в Портильо катались по обособленной горе, называемой Плато, между озером и главной Кордильерой. Такое отделение места катания от лавин, срывавшихся с обрывов, и от висячих снежных полей делало эту территорию относительно безопасной. Для чемпионата новые владельцы построили четыре подъемника и удлинили один старый. (Новыми владельцами была группа из Нью-Йорка, возглавляемая Робертом Перселлом, или Дядей Бобом, и Ричардом Олдрихом, или Большим Папочкой.) Современный высокопроизводительный парнокресельный подъемник сменил на Плато старый, который уже весь дребезжал. Второй парнокресельный подъемник начинался ниже отеля, на ровном участке морены, называемом Хункалильо, и проходил у подножия гор, по западной стороне цирка. Он заканчивался у оснований Рока-Джека, 35-градусного склона, больше всего напоминавшего мне северный цирк Тимпаногоса, но Рока-Джек был выше и круче. Третий подъемник поднимался по Рока-Джеку до места, где скалы сходились к кулуару с наклоном около 45°, что является почти пределом для горнолыжников. Четвертый подъемник проходил над Плато на другую скалу, известную под названием Эль-Нидо-Кондорес – Гнездо кондоров.
Такова была ситуация к августу 1965 г., когда горнолыжники мира начали собираться в Чили на пробные соревнования. Эти соревнования преследовали две цели: дать возможность лыжникам привыкнуть к высоте и проверить трассы, подготовленные чилийским оргкомитетом. Мое присутствие в Чили в то время никак не было связано с деятельностью Международной федерации лыж. Я работал там по заказу ньюйоркской фирмы «Серро корпорейшн», проводившей изыскания для строительства медного рудника в богатом лавинами каньоне Рио-Бланко, расположенном за хребтом к югу от Портильо.
Чилийская зима 1965 г. была необычной. Она началась снегопадом, отложившим метровый слой свежего снега, что в такую раннюю пору бывает очень редко. Затем последовали почти два месяца ясной, необычайно холодной погоды. К югу от экватора зимние бураны приходят из Антарктики или с островов Хуан-Фернандес в Тихом океане. Прогнозисты проникновенными голосами говорили об области высокого давления, простирающейся от Центрального Чили до Южного полюса. Это был типичный случай – тонкий снежный покров и продолжительный холод, но такая погода не характерна для Анд, зимний климат которых напоминает климат Алты.
В горняцком поселке в Рио-Бланко мы поняли, что происходит нечто необычное. В это время лавина замедленного действия, связанная с падением температуры, на несколько минут опоздала заживо похоронить меня. Лавина не только сошла в необычное время дня, но была к тому же слишком большой для данных условий, что объяснялось только одним: твердая снежная доска лежала на глубинной изморози.
Июль принес нормальное количество буранов и лавин. Мы надеялись, что глубинная изморозь, может быть, исчезла. Я должен объяснить, что невозможно копать шурфы в снеге, когда верхняя часть лавины находится в 3000 м над районом работ. Вот выдержка из моего отчета о буране 19 июля 1965 г.:
«Состояние подстилающего слоя вызывало беспокойство… Неустойчивое состояние вполне может вызвать трудности в оставшуюся часть зимы».
Когда я перечитал этот отчет со всеми его искусными оговорками, я счел его верхом сдержанности.
9 августа в Сантьяго, столице Чили, я встретился с одним швейцарским инженером, чтобы вместе просмотреть проект линии электропередачи к руднику. В это время уже началась буря, известная в истории как Шторм Столетия. На следующий день мы выехали в Рио-Бланко со швейцарцем и двумя чилийскими инженерами – Хайме Кларо и Альфонсо дель Рио. Над снегоочистительным пунктом на 15-м километре дороги развевались предупреждающие флаги. Было объявлено состояние тревоги третьей степени: дорогу закрыли от 21-го километра до горняцкого поселка.
На нашей высоте снег не шел, но вершины были окутаны облаками. Было слышно, как ветер завывал в «кебрадах»[5]5
quebrados
[Закрыть] – крутых кулуарах в скалах, по которым лавины сходят с высоты, как по стволам орудий. Мы проехали немного подальше, до края Гальярдо – одной из грандиознейших лавин в этом страшном каньоне. Я предложил оттуда идти пешком.
Мои компаньоны, естественно, пожелали узнать, почему Как объяснить им клаустрофобию горца, заключенного в автомашину, где он не может ни видеть, ни слышать, ни бежать? Я сказал, что лучше не попадать с машиной под лавину. Уверен, что мои спутники подумали, будто я разыгрываю спектакль, когда я пошел, напряженно оглядываясь через плечо на устья кебрад, из которых, как из противотанкового орудия, в любой момент могла выстрелить лавина. Плотная стена снегопада гнала нас вниз по каньону. Это была сама жуткая из всех прогулок за мою жизнь.
В эту ночь первые лавины упали на Портильо. Одна соскользнула по главной лыжной трассе с Плато, раздавила нижнюю станцию новой канатной дороги и убила пять лыжников-спасателей, спавших в ближайшем приюте.
Некоторые из спортсменов, включая и американскую команду, были уже в Портильо и приняли участие в поисках оставшихся в живых. Они прокопали снег на глубину более чем 6 м и нашли единственного спасшегося. Другие команды были еще в Сантьяго. Чилийский оргкомитет, пытаясь сохранить оптимизм, объявил, что пробные соревнования можно отложить на день или два. В Портильо было много еды, отель имел независимые системы освещения и отопления и сам не подвергался воздействию лавин. Отрезанные лыжники всячески развлекались – например, выпрыгивали из окон второго этажа в море снега.
В военном лагере чилийские горные стрелки готовились к отправке трупов погибших на санях. Благодаря сочетанию выносливости, мастерства и удачи они дотащили их до ближайшей точки, куда еще можно было доехать по железной дороге. Я слышал единственное оправдание этой безрассудно смелой экспедиции в Андах существует поверье, что, пока тело погибшего от лавины остается в горах, снегопад будет продолжаться. Этому суеверию следовало бы скончаться благородной смертью во время Шторма Столетия.
Пока стрелки нащупывали себе дорогу вниз по ущелью Хункаль, другая группа решила попытать счастья. Это были горняки из Диспутады – поселка, отстоящего на две долины от Портильо. Они попытались пройти вниз, к Сантьяго. Их тела были найдены спустя много времени после тою, как закончился буран.
Шторм Столетия назван так метеорологами потому, что сочетание факторов, его вызвавших, едва ли могло случиться чаще, чем один раз за сто лет Буран продолжался восемь дней – с 9 по 16 августа. В горах выпало не менее 6 м снега. Я говорю «не менее», потому что Гильермо Ибаньес, лавинщик в Рио-Бланко, измерил его количество и получил эту цифру намного раньше, чем его площадка для наблюдений была на шестой день сметена лавиной.
Лавины шли почти непрерывным потоком с вершин Анд высотой 5500–6000 м. Финальным ударом лавина разрушила верхнюю часть скоростной трассы в Портильо. По этой трассе в 1963 г. два американца, Дик Дорворт и С. Б. Вогн, проехали быстрее всех в мире – со скоростью свыше 160 км/ч. Но лавина шла еще быстрее. Там, где она остановилась, ее мощность была около 10 м. Она еще раз поразила подъемник Плато и приют спасателей. Теперь разрушение горнолыжного района было уже полным. Но и это еще не было последним ударом Шторма Столетия. Он был уготован для Лас-Куэвас, курортного городка на противоположном от Портильо склоне Анд. Последняя зарегистрированная лавина вломилась в Лас-Куэвас, убив пятьдесят человек.
Через несколько дней я получил письмо, в котором меня просили приехать в Портильо и дать рекомендации относительно восстановительных работ. Я попал на один из вертолетов, эвакуировавших отель. Человек способен воспринять только определенное число катастроф. Я уже видел побережье Чили, район бедствия, где ущерб от ветра и наводнения был больше, чем от землетрясения за год перед тем. Я уже видел ущелье Рио-Бланко, настолько заполненное лавинным снегом, что оно было совершенно на себя не похоже. Почти равнодушно я летел вверх по долине Хункаль над галереями железной дороги, раздавленными навалившимся сверху снегом, над шоссе, где на участке длиной 3 км лежало восемь гигантских лавин, над опорами линии электропередачи, скрученными так, что они напоминали произведения скульпторов-модернистов. Из четырех линий коммуникаций в этой долине – железная дорога, шоссе, электричество и телефон – уцелела только подземная телефонная линия.
Пока вертолет кружил, набирая высоту, чтобы подняться над мореной, я посмотрел на гордость Портильо, подъемник Хунка-лильо, построенный год назад. Я не испытал удовлетворения, когда вспомнил, что предупреждал администрацию об уязвимости этого подъемника. Но я не мог предвидеть разрушений такого масштаба. Лавины смели его от Рока-Джека до кебрады Хункалильо. Из двух конечных станций и двадцати семи опор уцелела лишь одна опора.
В отеле я встретил управляющего Генри Перселла, руководителей чилийского оргкомитета во главе с Рейнальдо Солари и инспекторов ФИС во главе со Станиславом Жибринским из Польши. Это были люди, понимающие толк в зимнем спорте. Пока мы потягивали «писко сауэ»[6]6
«Писко сауэ» – популярный в Чили напиток, смесь виноградной водки и лимонного сока с сахаром. – Прим. перев.
[Закрыть] и обменивались любезностями, мне стало ясночто они потрясены. Это было неудивительно. Хотя сейчас в окна отеля било сияющее солнце, прошло всего несколько дней с тех пор, как последняя лавина сокрушила Лас-Куэвас. Разрушение горнолыжного района было ужасным. Когда начался буран, в Портильо было пять подъемников. Когда он окончился, не осталось ни одного.
Откровенно говоря, моей первой заботой было поднять моральный дух моих собеседников. Я втянул их в длинную ученую дискуссию об особенностях экстраординарной зимы 1965 г. Основа катастрофы была заложена три месяца назад майским бураном, за которым следовал длинный период холодной ясной погоды; затем нормальные снегопады июля завершили роковую комбинацию: глубинная изморозь плюс твердая доска – ситуация опасная, но не отчаянная; наконец, буран, выдающийся сам по себе, принес за неделю столько снега на неустойчивое основание, сколько его бывает в среднем за зиму. Общая сумма этих факторов, распределенная на период в несколько месяцев, была равна бедствию. Удалите один из факторов, даже просто измените их последовательность, и сумма будет совсем другой. Я подчеркнул, что организация крупных зимних спортивных соревнований – всегда игра с погодой в любом месте и в любую зиму, и так же, как в игре в рулетку, маловероятно, чтобы ситуация 1965 г. повторилась.
Это пустое разглагольствование, которое могло бы вызвать насмешливую улыбку у некоторых моих коллег, возымело желаемый эффект: мы начали обсуждать проблемы рациональным образом. Дискуссия сосредоточилась на двух главных вопросах. Возможно ли восстановить подъемники к чемпионату? Генри Перселл ответил на этот вопрос так: да, возможно, и это будет сделано. Возможно ли защитить территорию от лавин? Вопрос был обращен ко мне. Я ответил, что да, возможно, если глава лавинной службы будет располагать артиллерией, большим количеством боеприпасов и абсолютной властью.
Через несколько месяцев в Скво-Вэлли я услышал решение ФИС. Портильо утверждается местом проведения чемпионата мира 1966 г. по горным лыжам, если я буду главой лавинной службы. В четвертый раз за всю мою деятельность лавинщика простое совпадение предоставило мне важную работу по воздействию на лавины. Я мог бы назвать дюжину людей, технически так же или лучше подготовленных для этой работы, которые, вероятно, очень хотели бы получить ее. Лично я не очень стремился ко второму Скво-Вэлли, пусть даже меньшего масштаба. Олимпийские игры принесли мне большой опыт, я наслаждался каждой минутой, но одного раза было достаточно. С другой стороны, невозможно было отказаться. За пять лет работы я сильно привязался к Чили и чилийцам – энергичному народу, так похожему на мой народ и столь часто испытывающему бедствия. Сейчас я мог что-то сделать для Чили, чего, по-видимому, не мог бы сделать никто другой.
Чилийская армия обязалась предоставить мне столько артиллерии и людей, сколько я мог использовать; надо только сказать им, сколько и куда доставить. Ситуация была необычной, впервые я пытался осуществить всю противолавинную программу посредством управления на расстоянии. Незнание района мне помешать не могло, поскольку я провел в Портильо много времени, катаясь на лыжах. Но установку орудий необходимо производить непосредственно на месте и с большой точностью. К счастью, в Чили у меня был опытный помощник, талантливый руководитель лавинной службы Рио-Бланко Гильермо Ибаньес. Я попросту подготовил список целей и послал его Гильермо.
Я приехал в Портильо за месяц до чемпионата, чтобы познакомиться с людьми и провести практические занятия с командой. Сначала мне показалось, что я опоздал на несколько месяцев. Я встретил капитана Гарсия и лейтенанта Катанзаро, двух проворных артиллерийских офицеров, которые знали шесть слов на americano; я же знал шесть слов на espanol. Я познакомился с орудийными расчетами, которые, как и все артиллеристы мира, считали стрельбу единственным стоящим делом. Гильермо превосходно произвел размещение орудий. Но с оборудованием возникли затруднения. Я ожидал увидеть безоткатные орудия или горные гаубицы. А оказалось, что я располагаю несколькими древними немецкими полевыми орудиями, выпущенными еще до первой мировой войны. Несмотря на возраст, они были в хорошем состоянии. Они обладали достаточными дальнобойностью и мощностью, но предназначались для стрельбы на равнинах Нормандии, а не по пикам Анд. Стволы их могли подниматься не более чем на 10°, в то время как для гор нормальный угол возвышения составляет 40°.
Чтобы можно было поразить наши цели этими мушкетонами, мы их закопали так, что они практически стояли на собственных хвостах. Можно догадаться, насколько это неестественное положение повлияло на их откатные механизмы. Практически число целей для каждого орудия не могло превышать трех, в то время как безоткатное орудие могло бы стрелять в любую точку полного круга. Мы разрешили эту проблему, поставив одно орудие для каждой группы целей, по которым можно было стрелять, не изменяя положения лафета. К счастью, у чилийцев было много орудий. Я даже забавлялся хитроумной идеей разместить их в один ряд и расстреливать все лавины в Портильо одновременно. Вот это было бы зрелище!
У стрелков из безоткатных орудий существует неписаное правило, что для попадания в незнакомую цель допускаются три выстрела. Если вы не попадете в яблочко с третьего выстрела, вы, может быть и не потеряете вашей репутации, но уж наверняка подвергнетесь язвительным замечаниям. Мои артиллеристы не могли попасть даже в гору. Я был более чем поражен. Это была катастрофа. Поскольку охотник за лавинами всегда стреляет по знакомой территории часто по целям, близким к подъемникам и другим сооружениям, точность стрельбы как в условиях хорошей видимости, так и вслепую должна быть высокой.
В течение нескольких дней артиллеристы с радостью осыпали окружающую территорию снарядами, а я пытался уразуметь, что же они делают неправильно. Даже когда им случалось поразить цель, они не могли повторить успех. К этому времени я нашел переводчика, маленького смуглого горного стрелка по имени Хуан, и тем разрешил проблему общения. Как все действительно хорошие переводчики, он быстро стал не только моей физической, но и духовной тенью. Одно-два слова – и он понимал, что я имею в виду. Именно Хуан принес мне разгадку, хотя он был не артиллеристом, а солдатом-лыжником. Дело было в прицелах.
Несколько слов о прицелах. Прицелы этих старых пушек были немецкие – тяжелые, прочные и сложные. Я не мог прочитать поблекшие инструкции, выштампованные на них, но все оптические прицелы имеют одно общее свойство – установку на нуль. Когда артиллерист производит наводку на новую цель, он первым делом устанавливает прицел на нуль в горизонтальной и вертикальной плоскостях. Таким образом, его поправки отсчитываются от определенной начальной точки. Мои же артиллеристы не устанавливали прицелы на нуль, и всякий раз, когда они пытались скорректировать стрельбу, они попросту суммировали ошибки. Если даже им случалось попасть в цель, они не могли воспроизвести прежней наводки, потому что не знали своей начальной точки. Теперь все стало проще. Я запретил им пользоваться оптическим прицелом. Вместо этого они стали производить наводку по мушке на стволе, используя квадранты только для определения угла возвышения. Лица артиллеристов светлели по мере того, как снаряды стали плюхаться куда надо один за другим.
Я вернулся на мой командный пост на крыше отеля «Портильо». Теперь для того, чтобы вызвать свист снарядов, нужно было лишь сказать Хуану: «Огонь по целям таким-то и таким-то». В ясный День мы могли видеть, как взрывы вспыхивают черными точечками на висячих снежных полях высоко над районом горнолыжных трасс. При нулевой видимости можно было бы следить за ними по звуку. При некоторых направлениях ветра мы не слышали пушек, потому что они находились далеко от нас – самая дальняя более чем в 3 км. Это были военные действия, сводящиеся к нажатию кнопок. – мечта каждого охотника за лавинами.
Если бы кто-нибудь заранее сказал, что на месте, которое было расплющено Штормом Столетия и возродилось, как феникс из пепла через двенадцать месяцев после Шторма, может повториться погода Скво-Вэлли во время Олимпийских игр, ему посоветовали бы обратиться к психиатру. Лучшее, на что мы надеялись, – это нормальная зима с приличными интервалами между буранами. В последнюю неделю, перед тем как спортсмены должны были приехать в Портильо из Фарельонеса, горнолыжной базы вблизи Сантьяго, где они акклиматизировались, надвигалась типичная для Анд метель. Мы были рады ей, потому что в нижней части трассы скоростного спуска было недостаточно снега. Солдаты-лыжники усердно таскали снег в корзинах.
Буран моментально закупорил железную дорогу. Рабочие, расчищающие шоссе от снега, предусмотрительно ретировались в укрытие, за исключением, как впоследствии оказалось, одного водителя бульдозера. В середине бурана мои артиллеристы спустили лавину из кебрады Хункалильо, которая позаботилась о снежной проблеме на трассе скоростного спуска и остановилась рядом с временными домиками и киосками, выросшими по всей равнинной территории. Двенадцать месяцев назад эта территория находилась под слоем лавинного снега толщиной в несколько метров. Лавина заткнула также оба конца галереи, по которой трасса проходила над шоссе, с бульдозеристом внутри нее. Ему это пришлось не по вкусу. Вопли по радио остались незабываемыми, и громче всех вопил Хуан. После этого мы заставили работников на шоссе внимательно следить за сигналами об орудийном огне.
Старые полевые орудия в Портильо и обслуживающие их артиллеристы. Вверху: Хуан, готовый переводить. Внизу: автор стреляет без особого доверия к орудию.
Началась пора золотых денечков. Уже прибыли для тренировок спортсмены, а с ними орда репортеров и официальных лиц. В середине тренировочного периода еще один буран явился с островов Хуан-Фернандес. У него были все признаки большой бури: падающее давление, неустойчивый ветер, слепящий снег. Пришлось отдать распоряжение. «Приготовиться к огню по всем целям каждые три часа». Первые снаряды закулдыкали над головами. Капитаны и тренеры команд, официальные лица ФИС, члены оргкомитета начали кусать ногти.
Спортсмены сидели в отеле, а журналистам нечего было делать, кроме как осаждать центр связи. Бедлам в этой маленькой комнате, где размещались три сети связи – полиции, шоссе и лавинной службы, – всегда был выдающийся. Сейчас он стал неописуемым. Внезапно буран стих, полностью сложил оружие, как будто его отпугнул наш первый залп. Я поспешно передал через Хуана, чтобы отменили следующий залп. Но моих артиллеристов отличала одна слабость: если уж они начали стрелять, то было очень трудно заставить их остановиться. Когда один снаряд выпускают в одну цель – это хорошо, а пять снарядов в одну цель – это впятеро лучше, да к тому же и веселее.
Уходя из центра связи, я услышал, как Хуан разговаривал с Репортером.
Репортер: «О чем думает лавинный jefe[7]7
Jefe (исп.) – шеф. – Прим. перев.
[Закрыть]? Будет ли это похоже на прошлый год?»
Хуан, вытягиваясь на все свои 152 см: «Сеньор, jefe ушел. Опасности больше нет».
Случилось чудо: один день с прекрасной погодой за другим. Но обстановка слегка действовала нам на нервы, потому что между двумя областями высокого давления, располагавшимися каждая на своей стороне Анд, находился маленький, но интенсивный центр низкого давления, метавшийся взад и вперед, как волейбольный мяч. Если бы они поразили его одновременно, когда он был над нами!.. Но этого не случилось.
Я помню чемпионат 1966 г. главным образом потому, что он был веселым. За день до начала соревнований прибыл президент Чили, чтобы осмотреть выбранное место. Я был в шале, где жил один перед тем, как нагрянули людские толпы, и смазывал безоткатное орудие (я привез одно 75-миллиметровое орудие из Рио-Бланко для страховки). Раздался стук в дверь. Я выглянул в окно и увидел, что дом окружен солдатами со сверкающими штыками. Я открыл дверь. За дверью был Эдуардо Фрей – президент Чили. Может ли он войти и взглянуть на мой дом? Разумеется. Я ничего уже не мог поделать с безоткатным орудием или с коробками взрывчатки, сложенными во всех углах. Шале служило мне также арсеналом.
Вошел президент, за ним военные помощники и агенты из охраны. Они все казались испуганными, за исключением El Presidente. Истинный спортсмен и джентльмен, он ни словом, ни взглядом не выказал удивления, что попал на пороховой склад. Уверен, что все, чего он хотел в те минуты, так это присесть и дать немного отдыха своим ногам. При встречах со мной после этого он всегда вскидывал руки кверху, изображая готовность к стрельбе, и провозглашал: «Сеньор Бум-Бум!»
Да, соревнования ФИС были веселыми. Я помню фейерверк в ночь после церемонии закрытия. Одаренный богатым воображением режиссер представил его как битву между двумя армиями, размещенными на разных берегах озера Инка. После обмена тремя залпами капитан на одном из берегов поместил запал, должно быть, не в то место. Весь его фейерверк взорвался одновременно блистательной вспышкой ракет, звезд, огненных шаров, змей и шутих. Это было лучше, чем когда мы взорвали весь японский фейерверк в Скво-Вэлли.
Были и напряженные моменты, например в день, когда разбился американский лыжник Уолтер Фолк, и пилот чилийского вертолета демонстрировал потрясающее искусство, удерживая ревущее чудовище в 2–3 см от поверхности рыхлого снега, пока спасатели укладывали носилки в кабину.
Для меня торжественный момент наступил во время церемонии закрытия соревнований, когда стало известно, что они были наилучшими из всех проведенных ранее первенств мира. Президент Чилийской федерации лыж Рейнальдо Солари обходил всех членов оргкомитета, благодаря их. Он обнял меня по латиноамериканскому обычаю и прошептал: «Теперь, Монти, вы принадлежите Чили».
