Текст книги "Охотники за лавинами"
Автор книги: Монтгомери Отуотер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Глава 12. КОНСУЛЬТАНТ ПО СНЕЖНЫМ ПРОБЛЕМАМ
Радиорелейная станция на горе Роз, 1948, 1952 гг.
Роль консультанта по проблемам снега и лавин по-своему даже более трудна, чем роль исследователя. Исследователь имеет дело с физическими факторами. Может быть, он не знает всех причин или даже фактов, но он по крайней мере знает, что снег ведет себя согласно определенным законам природы. Консультант же должен иметь дело не только с загадками лавин, но и с куда более сложными загадками человеческой натуры.
Более двадцати лет я был консультантом по снежным проблемам для множества организаций и отдельных лиц, в самых различных по масштабам проектах – от промышленных предприятий с бюджетом в много миллионов долларов до трасс буксировочных канатных дорог, от управления шоссейных и железных дорог и компаний, занимающихся связью, до вооруженных сил. Не последний интерес в работе консультанта по снегу представляет тот факт, что хотя снег есть снег, а лавины есть лавины, где бы мы с ними ни встречались, но влияние их на человека и его деятельность во всех случаях совершенно различно. Помимо работы в горнолыжных районах, с которой все и началось, я должен был стать знатоком в дорожном деле, в горнодобывающей и иной промышленности, в проектировании и строительстве, в снегоуборочном оборудовании, аэрофотосъемке и картографии, а также в большом числе других отраслей техники, не считая бесконечного разнообразия человеческой натуры. Поразительно, сколь различными могут быть характеры двух корпораций. Корпорация – это просто группа людей, работающих вместе. Когда корпорация большая и людей в ней много, можно, казалось бы, ожидать, что индивидуальные различия сотрутся. Но это вовсе не так. Я имел дело с самыми различными компаниями; одни из них были эмоциональными, другие спокойными, а некоторые и чопорными. Как и отдельные личности, они могут быть непредубежденными или подозрительными, лишенными чувства юмора или веселыми, чрезмерно самоуверенными или же просто невежественными. Они – такая же часть работы консультанта по снегу, как и сам снег.
Отбирая случаи для этой главы, я старался использовать не просто успешные, но те, которые показывают, сколь необычные вещи могут случаться с консультантом по снегу и лавинам.
К 1948/49 г., т. е. к Зиме Лавин, я уже приобрел некоторую репутацию. Она мне досталась без труда, так как в то время я был одним из двух профессиональных лавинщиков в Западном полушарии. Другим был Ноэль Гарднер в Британской Колумбии. О моих подвигах была написана статья. Ее прочел один восприимчивый служащий Американской телефонной и телеграфной компании (АТТ). Статья эта представляла собой подпись к фотографии в журнале, который теперь уже не издается.
АТТ завершила строительство первой трансконтинентальной радиорелейной системы связи и телевидения. На первый взгляд покажется невероятным, что лавины могут иметь какое-то отношение к телевидению. Радиорелейная линия – эта весьма хитроумный вариант беспроволочной передачи информации по принципу сигнальных костров. Радиолуч распространяется по прямой линии от одной станции к другой. Инженеры АТТ установили, что если построить радиорелейную станцию на горе Роз вблизи Рино, штат Невада, то можно будет избежать строительства двух других станций. Поскольку эти электронные чудо-домики стоят около полумиллиона долларов за штуку, место на горе Роз, естественно, выглядело очень привлекательным.
По плану фирмы, станция должна была быть частично построена летом 1949 г. и завершена следующим летом. Телефонная компания не могла ничего не знать о том, что зима в Сьерра-Неваде на высоте более 3000 м тоже может поставить сложные проблемы. Однако министерство обороны предложило ввести в действие радиорелейную систему на год раньше намеченного срока.
Гора Роз была важнейшим пунктом. Идя навстречу министерству обороны, АТТ стала поддерживать дорогу открытой в течение Зимы Лавин, чтобы закончить строительство системы. Когда лавина смела трактор с водителем, служащий АТТ вспомнил о статейке, которую он прочел однажды вечером, отдыхая после работы. И на следующее же утро охотник за лавинами, несколько озадаченный, направлялся в Рино, зная только, что он командирован на работу, касающуюся национальной безопасности.
Едва приехав, я оказался на совещании. Впоследствии я хорошо освоился с такого рода собраниями. Но в то время это было для меня внове. Я до сих пор называю про себя такие вещи служебной паникой. Собралось по крайней мере двадцать представителей гигантской корпорации со всех концов страны. Они были в том состоянии шока, о котором я уже рассказывал, описывая катастрофы в Ледюк-Кемп и Портильо. В моих глазах лавина, снесшая трактор с трактористом, которого вскоре откопали живым и почти невредимым, никак не оправдывала такой суеты. По-моему, следовало просто поехать с руководителями работ на место происшествия, посмотреть, что случилось и почему, а потом принять необходимые меры, чтобы это не повторилось. Я впервые столкнулся с особым следствием лавинной катастрофы, ее ошеломляющим побочным эффектом – вызванными ею изумлением, гневом, страхом перед загадочностью явления, а также опасением, что гора собирается в любой момент встать на дыбы и снова нанести удар.
Официальные лица АТТ представили мне список вопросов, на которые от меня ожидали немедленных ответов. Некоторые из них были бессмысленными, но я вообще не мог ответить ни на один из них, не побывав на месте происшествия. К тому времени я еще не освоил технику малоконкретного и напичканного специальными терминами рассуждения о лавинах, которое никого не убеждало, но все-таки оказывало успокаивающее действие. Я предложил поехать на гору Роз.
Мы отправились целой колонной автомашин, а затем вездеходов. Я был единственным, взявшим лыжи. Когда кто-то спросил меня, что я собираюсь с ними делать, я объяснил, что без них не пройти по снегу и сотни метров, а я собираюсь подняться по лавине. Оказалось, что это хороший ответ. Их страхи уменьшились пропорционально моей уверенности.
Радиорелейная станция находилась на хребте, расположенном к югу от 3000-метровой горы Роз, в сотне метров ниже вершины. В конце подъема на хребет строительная дорога пересекала довольно короткий, но очень крутой склон. След, оставленный свалившимся трактором, и яма в конце его пути были еще видны примерно на полпути от вершины. Поскольку хребет тянется с севера на юг, он лежит поперек путей ветров, и склон, обращенный к востоку, на который мы как раз смотрели, был для снега естественной ловушкой почти такого же масштаба, что и Хедуолл в Скво-Вэлли, – иначе говоря, это было готовое лавиноопасное место.
Схема лавинной опасности в районе радиорелейной станции на горе Роз.
1 – несчастный случай; 2 – высокая опасность; 3 – район 2; 4 – станция; 5 – буксировочная дорога; 6 – минимальная опасность; 7 – высокая опасность.
Не требовалось особой гениальности, чтобы восстановить ход событий. В результате бурана на склоне образовалась мягкая снежная доска толщиной около 1 м. Доска могла осесть и стать устойчивой, если бы ее предоставили самой себе. Но тут пришел бульдозер АТТ и сделал разрез прямо посредине доски, уничтожив ее опору на склон. Лишенная этой опоры, доска съехала вниз. Для решения этой проблемы я предложил хорошенько встряхнуть склон взрывчаткой, а затем расчистить дорогу и вернуться к работе. И повторять это всякий раз после снегопада.
Такое решение не привело телефонную компанию в восторг. Они хотели бы полностью снять со своей шеи лавинные проблемы, чтобы даже не думать о них. Чтобы удовлетворить это требование, необходимо было более сложное лекарство. Пройдя по горе на лыжах, я обнаружил проход шириной примерно 15 м, не подверженный лавинной опасности. По счастью, его верхний конец располагался почти у самых Дверей радиорелейной станции. Проход тянулся прямо вниз по склону. Интересная информация, но как ее использовать?
В памяти у меня всплыла картина буксировочной дороги, служившей для подъема на Аспен в то время, когда этот знаменитый теперь горнолыжный район был спортивной площадкой Десятой горной дивизии. Я рекомендовал представителям телефонной компании сделать следующее: построить снежный бот, достаточно большой для того, чтобы в него можно было грузить и людей, и оборудование, завести тросы от него на две лебедки и таскать эту штуку вверх и вниз. А когда-нибудь впоследствии заменить это грубое, но эффективное приспособление современной подвесной дорогой, которая обеспечила бы доступ к станции для ее ремонта и эксплуатации при любой погоде. Так они и сделали. В результате население всей страны стало свидетелем подписания мирного договора с Японией. Я думаю, это была первая телевизионная передача через всю страну.
В отчете фирме я упомянул о том, что линия электропередач, снабжавшая станцию энергией, также подвержена лавинам вдоль всего подножия горы Роз. Реакции на это не последовало. Поэтому и получилось так, что через четыре года, в 1952 г., в Зиму Большого Снега, снежный патрульный с перевала Стивенс Ральф Вайзе и я приближались к Рино в самолете с названием «Гамблерз спешиал». Во время Зимы Большого Снега в Алте, согласно моим измерениям, выпало свыше 15 м снега, что на 50 % больше нормального количества.
Это была та зима, когда Мэр Уотсон скончался в своей хижине под снегом от сердечного приступа и проделал свой последний путь вниз по каньону Литл-Коттонвуд, привязанный к гудящему вездеходу, с трудом пробирающемуся по спинам лавин. Уверен, что он наслаждался бы каждой минутой этого путешествия, если бы мог о нем знать. В Алте зима была относительно мирная, на нас почти все время сыпал снег.
Телефонные провода на девятиметровых столбах на горе Доннер были занесены во время Зимы Большого Снега.
Дальше к западу снег в горах выпал слоем в 20 м. Такая необычная зима практически парализовала горные районы северной Калифорнии и тихоокеанского Северо-Запада. Главный и в то время единственный подъемник в Скво-Вэлли был разрушен во второй раз. Джо Карсон погиб. Между прочим, моя будущая девушка-лавинщица работала тогда в Скво-Вэлли кассиром, и мы оба еще не подозревали о существовании друг друга. На горе Доннер роскошный поезд Южной Тихоокеанской железной дороги «Сити оф Сан-Франциско» застрял между лавинами, что повлекло за собой одну из самых головоломных спасательных операций. Я не включил эту историю в книгу, потому что не знаю ее деталей и не могу их получить. Как и на горе Доннер, аварийные команды электрической компании ограждали флажками линии электропередачи, обычно висящие в 10 м от земли, чтобы лыжники их не задевали.
Далее к северу, на наблюдательной станции перевала Стивене, Вайзе, Джон Херберт и я спокойно играли в карты. За окном кружилась липкая смесь дождя и снега. Внезапно погас свет и из всех включенных электроприборов и розеток в доме посыпались искры. Достав свечи и оправившись от испуга, мы стали разбирать, что случилось. Мы обнаружили, что провод высокого напряжения под тяжестью липкого снега сорвался с одного столба и прогибался до тех пор, пока не коснулся антенны нашей рации.
На следующее утро мы услышали по полицейскому радио штата, что на радиорелейной станции горы Роз произошла авария. Как я и предсказывал, линия электропередачи упала. Станция уже две недели функционировала, используя запасной движок, который предназначался для работы в течение лишь нескольких часов. Поскольку погода улучшалась, нужно было начинать ремонт линии электропередачи. Но фирма опасалась за безопасность рабочих. Не буду ли я столь любезен приехать помочь?
Зная, что у меня возникнет необходимость в квалифицированном Помощнике, я взял с собой Вайзе. Нам предстояло подняться на гору Роз и вручную взорвать все лавины, перед тем как туда придут рабочие. Эту работу лучше всего было бы делать с помощью пушки или аваланчера, но ни тем, ни другим они не располагали. Вот как получилось, что мы с Вайзе были на борту «Гамблерз спешиал», снижавшегося из шквалистых облаков к аэропорту Рино.
В Рино было ясно. Вверху виднелись звезды, а внизу – неоновая река Виргиния-стрит, рассекавшая надвое «Самый Большой Маленький Город в мире». Пилот предупредил нас, что на малых высотах сильная болтанка. Это был угрожающий сигнал. Воздух над горами и так не был бархатным ковром. Мы пристегнулись, остальные пассажиры сделали то же самое. Они больше не бросали любопытных взглядов на нашу одежду. Люди в самолете в лыжном снаряжении тогда еще не были таким обычным явлением, как сейчас.
Внезапно самолет закачался, в точности так, как это делает животное, когда ему стреляют между глаз. Он попал в воздушную яму. Казалось, мы падаем в пустоту. Незакрепленные предметы начали стучать и греметь. Я не знаю, как долго это продолжалось, – вероятно, с полминуты. Но у меня было ощущение, что мы падали несколько часов и много километров. Наконец летчик вывел самолет из ямы. Самолет задрал нос в небо, резко развернулся и снова направился к Сьерра-Неваде. Над Рино этой ночью болтанка на малых высотах была слишком сильна.
В конце концов мы добрались до горы Роз другим способом. Мы поднялись на гору. Там произошел интересный случай. Я хотел бросить бомбу в лавиноопасное снежное поле, но ближайшая безопасная позиция была слишком далеко. Поставив Вайзе страховать меня из-за скалы, я решил войти в группу деревьев, дававших мне хоть какую-то защиту. Я бросил бомбу. Через мою рощицу пошла лавина. Я стал взбираться на ближайшее дерево. Вайзе, который со своего места не мог ничего видеть, почувствовал, что веревка натянулась и, правильно поняв, что я в лавине, вцепился в склон мертвой хваткой. Я лез, а он держал. Он оказался сильнее: лавина поднялась мне до колен, затем до бедер, до груди. Но тут она остановилась. Летом линия электропередачи была перенесена на другой склон ущелья.
Маунт-Элиска и ледник Менденхолл, 1961 г.
Работа консультанта по снегу и лавинам обычно проходит в обстановке паники, однако не всегда. Задания по Маунт-Элиске и леднику Менденхолл на Аляске были больше похожи на отдых туриста и памятны мне не столько достигнутыми результатами, сколько сопутствующими обстоятельствами. Праздничная атмосфера возникла из-за Джоан Отуотер.
Аляска – магическое слово. Нет необходимости говорить об этом подробнее: золотая лихорадка, крупные проекты, неограниченные и нетронутые природные ресурсы. Возможно, январь 1961 г. не был лучшим временем для первого визита. Мы находились в Фербенксе в самый короткий день в году, когда солнце взошло в 12.08 и село через три минуты. Было 20 °C ниже нуля. Пока я обсуждал в университете Аляски вопрос о лавинах и попутно пытался убедить главу физического факультета разработать анемометр без движущихся частей, Джоан развлекалась со знаменитой погонщицей собачьих упряжек. Кажется, главная часть забавы состояла в том, что свора собак тащила перевернувшиеся сани. По-видимому, езда на собаках, по крайней мере так, как это делается в наши дни, всегда содержит неконтролируемые элементы.
Маунт-Элиска была первым современным горнолыжным районом на Аляске, подготовленным как раз ко времени моего приезда. Глядя вниз на бурные воды в бухте Тернагейн-Арм, я думал о том, что это единственный в мире горнолыжный район, где можно найти прекрасный снег у самого моря. Но была здесь и одна неприятность, часто встречающаяся в горнолыжных районах с большой снежностью: вторжение на трассу лавин, зарождающихся вне зоны, обслуживаемой подъемниками. Подрывная техника в этой ситуации неприменима, потому что очаги зарождения лавин слишком труднодоступны. К 1961 г. у нас уже было решение этой задачи: артиллерия.
Что же касается ледника Менденхолл, упомянуть о нем необходимо потому, что там я впервые активно использовал вертолет для снего-лавинных изысканий. Особенности вертолета заключаются в его способности летать низко и медленно, маневрировать в местах, слишком тесных для самолета, зависать и приземляться практически везде, где хватает пространства для вращения винта. Все эти качества делают вертолет идеальным инструментом для охотника за лавинами, и к ним присоединяется еще одно: эти неутомимые маленькие стрекозы избавляют разведчика от многих километров ненужной ходьбы.
Однажды в северной Калифорнии я обследовал комплекс будущих горнолыжных районов. Прежде всего мы с партнером использовали вертолет для того, чтобы перепрыгивать через занесенные снегом шоссейные дороги. Затем мы стали использовать его как подъемник в бесчисленном ряде мест. Он поднимал нас на вершину, подбирал внизу и нес на другую вершину. За три дня, летая каждый день примерно по три часа, мы сделали больше, чем за месяц передвижения пешком и в вездеходе, причем сделали гораздо лучше. Вертолет был и опорной площадкой для картирования и проведения аэрофотосъемки. Если кто-нибудь из нас получал травму, наш ангел-хранитель спускался к нему с небес. Я летал на вертолетах от Чили до Британской Колумбии и очень к ним привязался.
Как только Джоан узнала, что в программе моих работ есть полеты на вертолете, она начала просить, чтобы я взял и ее. «Не выйдет! – сказал я ей. – Ты хоть представляешь, сколько стоит час полета на этой стрекозе? Кроме того, это правительственное задание, а правительство не одобряет использования государственного имущества для катания».
Я совершил полет над ледником Менденхолл и ледниковым куполом Джуно. Власти хотели выяснить возможность летнего катания на лыжах, когда ночи короткие. Чтобы выполнить это задание, я решил съехать по ледниковому куполу на лыжах. Мы сели на вершине, и я попросил пилота забрать меня на бугре, над которым мы только что пролетали. В этом районе перспектива столь обширна, а вертолет поднимается столь легко, что мое чувство расстояния слегка нарушилось. Я проехал 5 км, прежде чем достиг «бугра», который оказался 300-метровой горой.
Когда мы вернулись к группе, оставшейся у края ледника Менденхолл, я должен был ехать по рекламным делам в Джуно. Летчик сказал: «У меня осталось горючее еще для одного полета. Что если провезти над ледником миссис Отуотер? Эти трещины очень красивы».
Он еще не кончил говорить, а Джоан уже пристегивала ремни в вертолете. Когда мы встретились с ней в Джуно, ей было что рассказать. Пока они висели над гигантскими трещинами на ледопаде, пилот сообщил ей, что он ошибся и теперь сомневается, чтобы горючего хватило на обратный путь. Он проинструктировал ее, как вести себя при вынужденной посадке. Если вернуться не удастся, он предпочтет сесть на ледник, а не упасть в пути. Он сказал ей, что тогда он сядет прямо в трещину, чтобы лопасти винта повисли на ее краях. Это ведь лучше, чем балансировать наверху и в конце концов обнаружить, что вертолет проваливается в одну из бездонных пропастей. Наконец, он сообщил моей жене, что вертолет поврежден. Ей нужно будет вылезти из трещины и идти за помощью.
Почему-то оказалось, что горючего у него хватило. Джоан так и не знает, было ли все это правдой или же пилот просто испытывал ее как чечако. Во всяком случае, это было памятное событие.
Проект Рио-Бланко, 1959–1967 гг.
В своей работе консультант по снегу и лавинам очень часто сталкивается с какой-нибудь проблемой, которая на первый взгляд кажется простой, а затем превращается в нечто весьма сложное. Проект Рио-Бланко в Чили упоминался в этой книге уже несколько раз. Сомневаюсь, чтобы консультант в любой области встретил столько трудностей, сколько встретил я в этом страшном ущелье. Как обычно, все началось с простого совпадения.
О существовании месторождения меди в Рио-Бланко было известно по крайней мере уже семьдесят пять лет назад. Несколько компаний пытались начать его разработку, но их всегда прогоняли лавины, причем однажды дело кончилось трагедией. В начале пятидесятых годов нашего века это месторождение, вулканические породы шафранного цвета, лежащие на крутом склоне на высоте 3700 м под валом горы Эль-Монолито, осмотрел Роберт Кениг, тогда горный инженер. Образно говоря, он облизнулся на лакомый кусочек и пошел дальше. С точки зрения горного дела подготовка к добыче была простой. Но 30 км лавин… Он понял, что вырвать сокровище у природы – задача невыполнимая. В то время еще не существовало способов решить ее.
Позднее Кениг стал президентом нью-йоркской фирмы «Серро корпорейшн» – металлургической и машиностроительной компании, которая вела обширные операции в Перу. Кениг – высокий худой человек с холодными голубыми глазами. Он обладал самым острым умом из всех, с кем я когда-либо встречался. У него еще сохранилась размашистая походка старателя. Он помнил, что месторождение Рио-Бланко лежит близко к поверхности, и считал, что на этот вызов природы мы слишком долго не отвечаем. Ведь должен же существовать какой-то способ извлечь медь. Для начала, чтобы выяснить, достаточно ли там красного металла и стоит ли тратить силы на это дело, он выкупил месторождение у прежних владельцев и отправил туда инженеров бурить разведочные скважины и пробивать штольни. Меди оказалось достаточно – не менее чем на миллиард долларов.
Случилось так, что Боб Кениг и Монти Отуотер в свое время окончили одно и то же учебное заведение – Гарвардский университет. Далее случилось, что примерно в 1956 г… журнал выпускников Гарвардского университета опубликовал статью о гарвардце с профессией, довольно странной для человека, специализировавшегося в английской литературе. Кениг прочел эту статью.
Я впервые узнал о Рио-Бланко из письма вице-президента «Серро корпорейшн» Аллена Энгельгардта, ответственного за южноамериканские операции. Он спрашивал, не смогу ли я высказать свое мнение о возможности разработки месторождения меди открытым способом высоко в Андах. Ознакомившись с описанием местности и зимних условий, я ответил, что если можно избрать любой другой способ добычи руды, то его и следует предпочесть. Работая на поверхности, они потратят больше времени на борьбу со снегом и лавинами, чем на добычу меди.
Это было в апреле 1958 г., и с тех пор я год ничего не слышал о Рио-Бланко.
Тем временем «Серро» продолжала разведывать рудное тело. Осенью 1959 г. – к югу от экватора июнь соответствует нашему ноябрю – группа шахтеров была захвачена в верховьях ущелья неожиданно ранней метелью. Они получили предупреждение о непогоде, но им нужно было закончить работу. Будь у них еще несколько дней, они успели бы подготовиться к зиме. Они были новичками в районе с большой снежностью и продолжали совершать все новые ошибки.
Вместо того чтобы попытаться сразу же вернуться, они решили подождать, пока буран кончится. Они думали, что это лишь шквал и он скоро пройдет. На второй или третий день, когда было уже слишком поздно, они попытались выбраться. Высокогорный снег, сухой как мука и уже больше метра глубиной, буквально струился вокруг их трактора, обтекая его. Их грузовик вообще не мог двигаться. В конце концов трактор увяз в сугробе высотой в рост человека.
Некоторые из них предлагали попытаться пройти пешком 8 км вниз по ущелью до метеорологической станции в Лагунитас. Они были уже слегка испуганы, а паника всегда имеет тенденцию распространяться. Их capataz – прораб – понимал положение лучше них. Барахтаясь в снегу, ослепленные пургой, обезумевшие от усталости и холода, они или сорвутся с обрыва, или будут унесены вниз в ледяном потоке лавины. Он был тверд и вернул всех назад в хижину. Этот capataz оказался хорошим руководителем. Он боролся за их жизнь с мужеством, решимостью и не теряя здравого смысла. Он заслуживал лучшей участи.
Убежищем им служило здание с массивными каменными стенками, оставшееся от каких-то предшествующих предпринимателей; железную крышу сделали они сами. Оно пережило много зим Рио-Бланко и должно было устоять и теперь. Так считал capataz. За стенами дома с бессмысленной злобой завывала метель. В доме повар постучал половником по большому котлу и начал готовить «касуэлу» – горячее ароматное тушеное мясо, любимое блюдо чилийских рабочих. Каждый из них по-своему пытался скрыть свою тревогу от остальных. Они были стойкими парнями, эти чилийские шахтеры, как и шахтеры всего мира. Но все люди испытывают страх перед неизвестностью. Ни одному из них, включая и прораба, не случалось еще пережидать метель в Андах. Они боялись бурана, но сильнее бурана их пугало чудовище, рожденное ветром и снегом, – rodado, лавина.
За столом было больше шума и грубых шуток, чем обычно. И тогда на них обрушилась Белая Смерть. Она не могла повалить каменные стены, но пробилась в окна, сломала запор на двери, снесла крышу и пришла к людям сверху. Хижина мгновенно превратилась в котел бурлящего снега, в котором барахтались люди.
Все закончилось в считанные минуты. Даже метель умолкла, как будто хотела послушать слабые голоса, доносившиеся из-под снега. Ошеломленные люди откапывались – те, кто был засыпан частично. Они разгребали снег руками, пробиваясь туда, где из-под снега слышались голоса. Сделали перекличку: все были живы, кроме прораба. Они не смогли отыскать его. Никто не откликался на их громкие крики. Теперь, уже напуганные насмерть, они бежали. И rodados милостиво пропустили их. Буран закончился.
Тремя месяцами позднее я впервые смотрел на ущелье Рио-Бланко и прикидывал, когда будет ближайший рейс на Нью-Йорк. Через несколько лет я узнал, что я был здесь вторым консультантом по лавинам и что мой предшественник попросил освободить его от этой обязанности. Если бы я знал об этом в августе 1959 г., я, вероятно, все-таки улетел бы ближайшим рейсом. Я знал этого человека, отставного инженера из Управления шоссейных дорог штата Колорадо, для которого я в свое время выполнил одну работу. Он не был трусом.
Я тоже пересидел метель в сарае для коз в Лагунитас. Я дошел до шахты на лыжах, завоевав тем самым некоторый престиж, поскольку из группы в десять человек только один смог пройти со мной весь путь. Это был худой, маленький чилийский горец по имени Ахилеро, позднее один из асов-снегоочистителей в Рио-Бланко. Затем я вернулся в Нью-Йорк и узнал кое-что о добыче медной руды от Эла Энгельгардта, человека со сложением борца и довольно вспыльчивого, о чем совершенно невозможно было догадаться по его флегматичной внешности.
Современная шахта добывает очень бедную медную руду – из 1 т руды могут быть получены 15 кг меди, которые стоят по нынешним ценам около пятнадцати долларов. Единственным путем для получения прибылей в таких условиях является работа в очень больших масштабах: 10 тыс. т руды в сутки, 365 дней напряженнейшей работы в год. Итак, на мой первый вопрос – почему бы просто не прерывать работу на зимние месяцы – я получил ответ раньше, чем его задал.
Для охотника за лавинами это были невиданные масштабы. Десять тысяч тонн – солидное количество. Надо забурить шпуры, подорвать заряды, доставить руду на обогатительную фабрику, очистить ее, чтобы избавиться от большей части пустой породы, доставить концентрат на медеплавильную фабрику. В конце этой длинной цепи из каждой тонны руды получается на пятнадцать долларов меди. Для этого нужно около тысячи человек, работающих круглосуточно в три смены. А для этого нужно огромное количество электроэнергии, воды, извести, инструментов, машин, бензина, продовольствия и т. п. А для этого нужно где-то построить город. А для этого нужно много денег. Энгельгардт сказал мне, что для получения первого килограмма меди нужно потратить почти сто миллионов долларов. И, наконец, для этого нужна транспортная система, чтобы перевозить людей, продовольствие и руду.
В конце своей лекции – для него весьма длинной – он задал мне вопрос: «Можем ли мы использовать шоссе в Рио-Бланко? Экономическая осуществимость проекта целиком зависит от этого».
Как автор дерзкого утверждения, что при современном уровне техники любая лавинная проблема может быть решена при условии, что она стоит потраченных времени, трудов и средств, я мог ответить только «да». Но затем последовало неизбежное ограничение: «Если вы готовы сделать Природе некоторые уступки».
Фирма уже приняла мой совет о способе добычи меди. Вместо того чтобы пытаться работать на поверхности, они уйдут под землю, в восьмикилометровый туннель до Лагунитас. В Лагунитас руда пойдет на обогатительную фабрику – первый этап в процессе очистки. Отсюда концентрат повезут на грузовиках на медеплавильную фабрику, находящуюся на берегу океана. Для рабочих планировалось построить город в Саладильо, недалеко от устья Рио-Бланко и вне лавиноопасной зоны. Их будут возить на рудник и на фабрику автобусы.
Мне было очень приятно услышать о подземных разработках в туннеле до Лагунитас. Это снимало с меня ответственность за верхние 8 км ущелья, настолько крутого и узкого, что на дне лавины перекрывают друг друга и нет никакой возможности для расчистки дороги. Остальная часть плана была менее приятной. Я считал, что дорогу между Лагунитас и Саладильо можно использовать, но с условием не составлять жесткого расписания. Природа должна сама говорить нам, когда можно использовать шоссе.
С моей стороны это было отступление, так как раньше я высказывал мысль, что, столкнувшись с лавинообразующим бураном, вы просто выходите, расстреливаете лавины и затем продолжаете заниматься своими делами. Такой образ действий возможен в ограниченном по площади горнолыжном районе, где вы можете за час обстрелять все цели с одной или двух позиций. Именно это мы делали в Скво-Вэлли в 1959 г.: тридцать лавин на шести различных горах за час. Но опыт работы в горнолыжном районе мало соответствовал обстановке в Рио-Бланко. Пока мы расстреляем 30 км лавин и уберем снег с дороги, лавины снова будут готовы сойти. Это породило бы Валь-да-Баркли в поистине космических масштабах.
Элу Энгельгардту я посоветовал разместить рабочих в защищенном от лавин общежитии в Лагунитас, откуда они могли бы ездить на работу по туннелю, и изыскать какой-нибудь другой путь для перевозки обогащенной руды. Сама обогатительная фабрика, сооружение размером с футбольное поле, должна быть или защищена от лавин, или помещена под землю. Шоссе может быть использовано для перевозки продовольствия и вообще всего того, что можно перевозить без жесткого расписания.
Энгельгардту не понравилось, что я отступаю перед природой. Он хотел, чтобы его убедили в необходимости уступок. Поэтому фирма приобрела целый парк снегоочистителей и пару безоткатных орудий, и бойцы снежной бригады Рио-Бланко энергично взялись за то, что, несомненно, является одним из наихудших в мире участков зимней дороги.
