Текст книги "Рождение мексиканского государства"
Автор книги: Моисей Альперович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
В борьбе против освободительного движения колониальная администрация применяла не только военные меры, но стремилась также запугать и дезориентировать народ. С этой целью вице-король Венегас обратился 11 мая 1812 г. к населению юга с воззванием, «изобличавшим» Морелоса в том, что тот во время обороны Куаутлы якобы во имя своих личных интересов принес в жертву 11 тыс. человеческих жизней. Мнимой «жестокости» вождя повстанцев Венегас противопоставлял «гуманность» роялистов, которые, заняв Куаутлу, будто бы немедленно принялись лечить больных и кормить голодных. Обещая прощение «бунтовщикам», которые «одумаются», вице-король одновременно сулил щедрую награду за выдачу Морелоса.
Однако этот призыв, видимо, не нашел отклика, и через полтора месяца последовал драконовский приказ от 25 июня о предании тех, кто окажет сопротивление испанским войскам, военно-полевому суду, приговор которого фактически являлся окончательным. При этом предписывалось казнить всех офицеров, духовных лиц и прочих «главарей», а из числа остальных – каждого десятого. Поскольку приказ распространялся и на духовенство, он, по существу, означал полную отмену судебного иммунитета этого сословия. 10 июля епископ Пуэблы издал эдикт о снятии сана, смещении с должностей и отлучении о г церкви десяти «мятежных» священников. Он предупредил, что такая же участь постигнет всех клириков, которые присоединятся к восстанию{72}.
Колонизаторы жестоко расправлялись с борцами за независимость. Хорошо осведомленный современник Уильям Уолтон только в 59 номерах столичных газет за 1811–1812 гг., взятых им на выборку, обнаружил сведения о гибели на поле боя свыше 25 тыс. патриотов, не считая почти 700 человек, казненных за это время по решению суда{73}.
К середине 1812 г. властям удалось в известной мере стабилизировать положение. Однако во второй половине года появились факторы, способствовавшие новому подъему освободительного движения. Они были связаны с событиями в Испании. Для понимания сложившейся ситуации надо вернуться немного назад.
Еще в конце февраля 1811 г. в Кадис приехали депутаты, избранные в самой Новой Испании. Среди них энергией и красноречием выделялся священник Мигель Рамос Ариспе. Вскоре кортесы в соответствии с задачами буржуазной революции и чтобы помешать дальнейшему росту освободительного движения за океаном, приняли декреты об упразднении подушной подати (о чем уже говорилось), феодальных повинностей и привилегий. При рассмотрении проекта конституции некоторые мексиканские представители подвергли резкой критике статью 29, закреплявшую расовую дискриминацию населения африканского происхождения. Выступая на заседании 14 сентября 1811 г., Рамос Ариспе с негодованием заметил, что эта статья «позорна для цивилизованного человечества, противоречит основным положениям конституции… и весьма далека от принципов справедливости…». Аналогичные заявления сделали неделю спустя депутаты от Веракруса и Сакатекаса. 16 января 1812 г. Рамос Ариспе сообщил, что его соотечественникам до сих пор не известен декрет о свободе печати, изданный еще в конце 1810 г. Он предложил обязать вице-короля немедленно опубликовать этот декрет и обеспечить проведение его в жизнь{74}.
Газетные отчеты о парламентских дебатах, антиколониальных выступлениях представителей Испанской Америки, решениях кортесов, несмотря на противодействие властей, проникали в Новую Испанию и способствовали усилению брожения. По мере развития революционного процесса в колониях и увеличения числа депутатов от них требования политической и экономической независимости звучали в Кадисе все громче. Хотя большую их часть кор-тесы продолжали игнорировать[10], 18 марта 1812 г. они приняли конституцию, в которой интересы испаноамериканцев нашли известное отражение.
Кадисская конституция провозглашала принцип народного суверенитета, ограничивала прерогативы короля, декларировала неприкосновенность личности, имущества и жилища. Однако она закрепила монархический строй, доминирующую роль католической религии, власть короны над заокеанскими владениями, подтвердила неделимость испанской империи, включая территорию, расположенную в обоих полушариях. Отмечая, что конституция вводила «преобразования, которых громким голосом требовали наиболее видные писатели и государственные деятели XVIII века», К. Маркс вместе с тем подчеркивал, что «едва ли не важнейшим принципом» ее было «сохранение всех принадлежавших Испании колоний»{75}. Конституция 1812 г. отнюдь не обеспечивала гражданские права всем слоям колониального общества, так как предоставляла их только тем, кто не имел примесь негритянской крови. Таким образом, даже формально эти права не распространялись на негров, мулатов, самбо и другие группы населения, среди предков которых были африканцы. В Новой Испании их число, по официальным подсчетам, превышало 200 тыс. человек{76}.
Кадисская конституция устанавливала равное представительство метрополии и колоний в кортесах. Она предусматривала изменения в системе управления и судопроизводства: запрещение сосредоточивать в одних руках гражданскую и военную власть, упразднение всех судебных привилегий и специальных судов (следовательно, и трибунала инквизиции, а также «хунт безопасности», ведавших делами о государственной измене), создание в каждом избирательном округе выборных «провинциальных депутаций»[11], лишение аудиенсии административных функций и преобразование ее в верховный суд. В конце сентября 1812 г. текст конституции был обнародован в Мехико. Вслед затем вице-король, члены аудиенсии, высшие офицеры и колониальные чиновники, а также жители столицы Новой Испании торжественно поклялись соблюдать ее положения. Власти устроили пышные празднества, иллюминацию, переименовали центральную площадь города в площадь Конституции. 5 октября вице-король опубликовал наконец почти двухлетней давности декрет о свободе печати.
Глава 5
ПОХОДЫ МОРЕЛОСА
Принятие конституции и прочие акты кортесов способствовали усилению революционных настроений в Новой Испании. В то же время жестокий приказ вице-короля от 25 июня 1812 г. о судебной расправе с «мятежниками», призванный, по замыслу колониальной администрации, терроризировать патриотов, оказал противоположное воздействие. Он вызвал всеобщее негодование, в первую очередь со стороны большинства клира, возмущенного окончательной утратой своего традиционного фуэро.
На участии мексиканского духовенства в войне за независимость следует остановиться особо. Что касается церковной верхушки, то она, как показано выше, сразу заняла явно враждебную революции позицию. Прелаты церкви безоговорочно осудили восстание, оказывали роялистам щедрую финансовую помощь, а некоторые духовные лица вступили в королевскую армию, иногда выполняли шпионские поручения испанцев. Таким образом в целом католическая иерархия морально и материально поддерживала испанскую монархию.
Иначе обстояло дело с низшим духовенством. Немалая часть его с самого начала сочувствовала патриотам, а в ряде случаев даже открыто присоединялась к ним. Таких активных участников освободительной борьбы, по данным официальных отчетов, мемуаров и переписки (видимо, далеко не полным), насчитывалось около 400{77}(примерно 4–4,5 % белого и черного духовенства вицекоролевства). Но роль их была гораздо больше удельного веса как вследствие сильного влияния, оказываемого священниками и монахами на религиозную массу, так и потому, что из этой среды вышли многие политические и военные руководители движения, революционные идеологи, публицисты и ораторы.
Однако отнюдь не все клирики, примкнувшие к повстанцам, жаждали освобождения от чужеземного господства. Некоторых влекло в лагерь восставших либо побуждало втайне симпатизировать им прежде всего недовольство, вызванное посягательствами светской власти на привилегии духовенства. Одним из существенных факторов, обусловивших их позицию, был, в частности, упомянутый приказ Венегаса. Реакция на него не заставила себя долго ждать, – через месяц 110 священников выступили на страницах «Семанарио патриотико американо» с решительным протестом. Появилась серия памфлетов и газетных статей, направленных против колониального режима.
Своего апогея антиправительственная кампания достигла в конце ноября, когда вылилась в бурные уличные демонстрации. В первом туре двухстепенных муниципальных выборов в Мехико патриоты добились триумфального успеха. 29 ноября во всех 14 округах столицы избранными оказались исключительно мексиканцы (с аналогичными результатами прошли выборы в Пуэбле, Толуке и других городах). Торжествуя победу, жители заполнили улицы и площади. Толпы людей с горящими факелами в руках, выкрикивая угрозы по адресу властей, окружили дома высокопоставленных должностных лиц – испанцев и креолов. Раздавались возгласы «Смерть гачупинам!», «Да здравствует Морелос!». Несколько дней спустя Лисарди лично вручил вице-королю экземпляр издававшегося им журнала «Пенсадор мехикано», где 3 декабря напечатал статью, призывавшую отменить злополучный приказ от 25 июня{78}.
На рост антииспанских настроений напуганная колониальная администрация ответила новыми репрессиями. 5 декабря она упразднила свободу печати и восстановила цензуру. Лисарди тотчас же арестовали{79}, а его журнал закрыли. Населению запрещалось собираться группами на улицах. Вице-король не отдавал распоряжения о проведении второго тура выборов, что означало, по существу, их аннулирование. Таким образом был сделан шаг назад, и действие Кадисской конституции в Новой Испании было фактически приостановлено.
В связи с этими мерами патриоты утверждали, что нарушение принципов, провозглашенных конституцией, дает нм, даже с точки зрения испанского законодательства, юридическое основание отстаивать свои права силой оружия. Осенью 1812 г., после кратковременного затишья, они снова активизировались, особенно на юге, являвшемся сферой боевых операций Морелоса и его ближайших сподвижников Герреро, Матамороса, Галеаны, Николаса Браво.
Висенте Герреро происходил из бедной крестьянской семьи и в молодости зарабатывал на жизнь нелегким трудом погонщика мулов. Сражаясь в повстанческих войсках, он проявил себя талантливым командиром и не раз одерживал победы над роялистами. Уроженец Мехико Мариано Матаморос, имевший степени бакалавра искусств и теологии, был простым сельским священником. Этот невысокий, худощавый, светловолосый, голубоглазый человек, с легкими следами оспы на лице, обладал несколько неожиданным при его комплекции низким и звучным голосом. Эрменехильдо Галеана, по своему социальному положению ранчеро, являлся потомком английского моряка, потерпевшего когда-то кораблекрушение у берегов Новой Испании и поселившегося там. В ноябре 1810 г. вместе с братом Хулианом и двумя племянниками он стал под знамена Морелоса. Николас Браво был выходцем из помещичьей среды. На стороне патриотов воевали также его отец Леонардо и трое дядей.
В мае 1812 г. 48-летний Леонардо Браво – заместитель Морелоса – попал в плен. После вынесения смертного приговора испанцы обещали ему жизнь и свободу, если он уговорит сына и братьев сложить оружие, но осужденный отказался. В августе отряд под командованием Николаса Браво и Э. Галеаны захватил в бою около 300 пленных, которых повстанцы предложили обменять на старшего Браво. Однако вице-король не согласился, и 14 сентября дон Леонардо был казнен.
Еще во второй половине июля Морелос поспешил на выручку отряда Трухано, окруженного в Уахуапане. 23 июля он атаковал роялистов, а Трухано одновременно совершил вылазку из города, так что испанские войска оказались между двух огней. Произошло ожесточенное сражение, в результате которого патриоты одержали победу, захватив всю вражескую артиллерию, много оружия, боеприпасов и 170 пленных.
Затем Морелос повел свою армию на север и 10 августа занял Теуакан, ставший его штаб-квартирой. Там он приступил к реорганизации партизанских отрядов в полки, батальоны, эскадроны и к их обучению. Большое взимание уделялось вооружению и снаряжению, а также поддержанию дисциплины и боевого духа бойцов. Морелос вел решительную борьбу с мародерством и приказал беспощадно расстреливать виновных в грабеже, если стоимость похищенного превышала песо. Своим заместителем вместо находившегося в плену Леонардо Браво он назначил Матамороса, а на случай отсутствия последнего – Галеану.
Имея основной базой Теуакан, Морелос проводил операции в ближних, а подчас и более отдаленных районах. В конце октября он штурмом овладел Орисабой и удерживал ее в течение нескольких дней, а в начале ноября во главе 5 тыс. бойцов и с 40 пушками двинулся к столице интендантства Оахаке, гарнизон которой составлял не менее 2 тыс. Подходя к городу, Морелос, желая избежать кровопролития, послал письмо епископу Бергосе-и-Хордану. Заявляя, что идет «с оливковой ветвью в одной руке и мечом в другой», он просил прелата убедить роялистское командование капитулировать{80}. Однако ответа не последовало, так как епископ трусливо бежал, бросив свою паству на произвол судьбы. 25 ноября после двухчасового боя Оахака была взята.
Помимо 500 пленных, победителям достались трофеи: 60 орудий, 2 тыс. мушкетов, большое количество боеприпасов. Имущество местных богачей-испанцев подверглось конфискации. В городе было организовано гражданское управление, назначен новый интендант и был сформирован муниципалитет из мексиканцев. 9 декабря Морелос издал декрет, предлагавший населению незамедлительно сообщать о всех случаях насилий и мародерства, чинимых солдатами или офицерами революционной армии, и грозивший строгим наказанием виновных{81}.
Повстанцы нанесли ряд ударов по мелким испанским гарнизонам близ Оахаки. Активную помощь им оказали сапотеки и другие индейские племена. Успехи войск Морелоса в Оахаке имели большое значение, так как обеспечили выгодные стратегические позиции и важный плацдарм для дальнейшего наступления в различных направлениях.
Крупным очагом партизанской борьбы явилось также побережье Мексиканского залива возле Веракруса, где в революционном движении участвовали негры-рабы, работавшие раньше на плантациях сахарного тростника в окрестностях Орисабы и Кордовы. В ноябре отряд Николаса Браво перерезал дорогу Веракрус – Мехико, проходившую через Халапу, и установил над ней контроль. Теперь патриоты могли взимать пошлины с товаров, провозимых от побережья или к побережью Мексиканского залива, что вызвало ухудшение и без того катастрофического состояния колониальных финансов.
В Новой Галисии индейцы нескольких селений, расположенных на берегах озера Чапала, спасаясь от террора роялистов, укрылись на небольшом скалистом острове Мескала. Под руководством священника Маркоса Кастельяноса они в течение длительного времени оказывали упорное сопротивление испанцам, блокировавшим остров, и успешно отражали их атаки. По ночам индейцы в легких каноэ часто незаметно проникали через линию блокады, высаживались на берег и нападали на вражеские посты, а также запасались продовольствием.
Военным успехам повстанцев во многом способствовала радикализация политической программы Морелоса. Подобно Идальго, он понимал необходимость серьезных социальных преобразований в интересах народных масс и поэтому еще на первом этапе восстания выдвинул предложения, отвечавшие их чаяниям. Выше уже упоминался декрет, изданный в ноябре 1810 г. В документе, подписанном 18 апреля следующего года в Текпане, Морелос заявлял, что индейцы должны сами пользоваться своими землями и получать от них доходы{82}. Вместе с тем в первый период после гибели Идальго он не терял надежды на возможность изменения враждебной освободительному движению позиции креольской верхушки. Поэтому, добиваясь объединения всех антииспанских сил, Морелос издал 13 октября 1811 г. декрет, запрещавший захват собственности креольских помещиков. «Поскольку мы не преследуем богачей как таковых, в том числе и богатых креолов, никто не должен посягать на их имущество из-за того, что они очень богаты», – указывал он. Декрет допускал лишь возможность конфискации имущества врагов независимости – испанцев и поддерживающих их местных уроженцев.
23 февраля 1812 г. Морелос обратился к креолам, сражавшимся в испанских войсках, с призывом переходить на сторону восставших. Он заверял, что патриоты взялись за оружие лишь для защиты родины и религии, а также восстановления прав, узурпированных 300 лет назад завоевателями. «Возлюбленные братья, – писал Морелос, – у нас нет иной цели, кроме той, чтобы страной управляли креолы, а гачупины убрались восвояси». В манифесте к населению Оахаки от 23 декабря того же года он подчеркивал, что повстанцы борются только за свободу, которой их несправедливо лишили испанцы{83}.
Однако со временем в связи с дальнейшим обострением борьбы и активной поддержкой колонизаторов креольской элитой позиция Морелоса существенно изменилась, став более последовательно революционной. Во второй половине 1812 или в начале 1813 г. он разработал «Проект конфискации имущества европейцев и американцев, верных испанскому правительству». В этом важном документе Морелос прямо указывал, что «все богачи, знать и высшие чиновники, креолы или гачупины, должны рассматриваться как враги нации и приверженцы тирании». Разоблачая зависимость колониальной администрации от имущих классов, он гневно клеймил «тирана Венегаса, который действует как купеческий вице-король, рабски подчиненный безудержной алчности купцов Кадиса, Веракруса и Мехико». Командирам революционных войск предлагалось при занятии населенных пунктов немедленно реквизировать имущество всех лиц, принадлежавших к указанным категориям, и одну половину его распределять между бедняками этих селений, а другую использовать для военных нужд. При этом предусматривалась также и конфискация богатств церкви.
В одном из пунктов проекта говорилось о необходимости раздела латифундий, которые в значительной части фактически не обрабатывались владельцами, и о поощрении мелкого землевладения. Морелос предлагал повстанцам разрушать на занимаемой ими территории здания колониальных учреждений и сжигать государственные архивы. Стремясь лишить роялистов хотя бы некоторых источников средств для ведения войны, он призывал к уничтожению принадлежавших богачам предметов роскоши, запасов табака и прочих материальных ценностей. Во всем этом патриоты, по его словам, в то время не нуждались, «ибо, – заявлял Морелос, – нам сейчас нужны зерно и другие предметы первой необходимости». Что же касается рудников и прочих предприятий, которые неизбежно должны были пострадать от подобных действий, то он указывал, «всем этим мы займемся после того, как уничтожим тираническое правительство и его приспешников»{84}.
Этот интересный документ, оказавший большое влияние на ход освободительной войны, получил противоречивую оценку в исторической литературе. Консервативные историки использовали его для измышлений и выпадов по адресу Морелоса. Так, Л. Аламан утверждал, что в намерения Морелоса якобы входило полное изъятие у собственников имущества и распределение его между неимущими. Иезуит Мариано Куэвас видел в проекте программу «чудовищного и кровожадного» грабежа, но категорически отрицал, что автором его являлся Морелос{85}. Такой же точки зрения стал придерживаться североамериканский историк Уилберт Тиммонс, ранее признававший авторство Морелоса. В дальнейшем, однако, он пришел к заключению, что проект составлен кем-либо из членов тайного общества «Лос Гуадалупес»{86}. Подавляющее большинство современных исследователей не сомневается, что данный документ написан Морелосом. В частности, мексиканец Альфонсо Теха Сабре убедительно доказал несостоятельность попыток отрицать авторство последнего, справедливо полагая, что они продиктованы желанием приуменьшить его революционный радикализм{87}.
Осуществление ряда важных мер предусматривалось декретом, обнародованным Морелосом 29 января 1813 г. в Оахаке. Он предписывал освобождение рабов (без выкупа или какой-либо компенсации их владельцам) и прекращение уплаты подушной подати, отменял особые обозначения различных расово-этнических групп населения, аннулировал задолженность мексиканцев уроженцам метрополии и объявлял о конфискации имущества последних, упразднял пороховую и другие монополии. В декрете говорилось, что все люди должны заниматься общественно полезной деятельностью и в поте лица зарабатывать свой хлеб{88}.
Последовательно выступая за полную независимость Новой Испании и установление республиканского строя, Морелос неоднократно высказывался против того, чтобы патриоты признавали своим сувереном Фердинанда VII. Он отрицательно отнесся к монархическому проекту конституции Района и настойчиво предлагал изъять из него всякое упоминание о пленном короле.
К началу 1813 г. единственным опорным пунктом колонизаторов на побережье Тихого океана являлся Акапулько. Оставив часть своих сил в Оахаке, Морелос во главе трехтысячного отряда 9 февраля выступил на запад. В первых числах апреля повстанцы подошли вплотную к Акапулько и блокировали его с суши. 12 апреля они штурмом овладели городом, однако испанцы продолжали удерживать крепость, находившуюся на противоположном берегу бухты. Осада ее в связи с отсутствием у Морелоса тяжелой артиллерии затянулась на несколько месяцев. В боевых операциях активное участие принимал отряд под командованием мужественной индианки Мануэлы Медины. Существенное значение для успешного завершения борьбы за Акапулько имело занятие патриотами в первой половине июня небольшого островка Ла-Рокета, контролировавшего вход в гавань. Захват этого стратегически важного острова позволил Морелосу в середине августа блокировать крепость с моря. Через несколько дней ее комендант капитулировал, сдав победителям орудия, боеприпасы, снаряжение, огнестрельное и холодное оружие.
Ко времени падения Акапулько большая часть Новой Испании к югу от линии Тампико – Лагос – Колима была в руках восставших. Сам вице-король признавал, что под контролем испанских властей находились лишь столица и основные провинциальные центры (за исключением Оахаки). Южную часть интендантств Пуэблы и Веракруса, а также Оахаку и территорию нынешнего штата Герреро занимали войска Морелоса. Севернее Халапы действовали партизаны под предводительством Хулиана Вильяграна, а в районе Уичапана базировался отряд его сына Франсиско. Северную часть Пуэблы и пространство до побережья Мексиканского залива, а также дорогу на Веракрус удерживали повстанцы во главе с Осорно. Между Ситакуаро и Толукой вели бои подразделения Района, а в интендантстве Гуанахуато военными операциями руководил другой член ситакуарской хунты – Лисеага.
Весьма опасная для испанских властей ситуация сложилась также в Техасе и Флориде (которая формально не входила в вице-королевство Новая Испания[12], но фактически была теснейшим образом связана с ним) в результате действий правящих кругов США.
Вашингтонское правительство с самого начала войны за независимость в Испанской Америке исходило из того, что она в любом случае ослабит позиции Испании на Американском континенте, а отделение испанских колоний от метрополии позволит США подчинить их своему влиянию. Стремясь использовать создавшееся положение для осуществления давнишних планов присоединения пограничных с Луизианой и некоторых других районов, США сразу же приступили к подготовке аннексии Западной Флориды.
В результате активной деятельности американской агентуры на территории, расположенной западнее реки Перл, начались антииспанские выступления. 23 сентября 1810 г. колонисты, возглавляемые североамериканцами и снабженные оружием, полученным из США, овладели городом Батон-Руж. Вслед за тем конвент, состоявший из представителей населения различных районов указанной части Флориды, провозгласил ее независимость от Испании. В первой половине декабря американские войска оккупировали все пространство до реки Перл. В течение следующего года они заняли часть Западной Флориды между Перл и рекой Мобил, а в апреле 1813 г. – территорию между реками Мобил и Пердидо.
Другим объектом экспансии США являлся Техас. Чтобы заручиться согласием мексиканских патриотов на уступку этой обширной провинции, ряд североамериканских государственных деятелей считал целесообразным на определенных условиях оказать им содействие в борьбе против испанского колониализма. Однако большинство руководителей радикального крыла повстанцев не ориентировались на иностранную поддержку, предпочитая рассчитывать в основном на собственные силы.
Идальго, например, в свое время направил представителя в США вовсе не затем, чтобы просить там денежную помощь, а просто для установления контактов. Морелос готов был использовать любую возможность получения оружия и снаряжения извне, но не собирался отдавать взамен ни пяди национальной территории. Вместе с тем некоторые деятели освободительного движения, преимущественно лидеры умеренного крыла, усиленно добивались материальной поддержки со стороны США, не останавливаясь ради этого перед обещаниями далеко идущих уступок. Такую позицию занимала, в частности, ситакуарская хунта. С подобными же предложениями неоднократно выступала в 1812–1813 гг. организация «Лос Гуадалупес».
Первым посланцем патриотов, благополучно достигшим США, был подполковник Хосе Бернардо Гутьеррес де Лара, выехавший из Новой Испании незадолго до пленения Идальго. В послании, отправленном в конце сентября 1811 г. из Луизианы государственному секретарю Джеймсу Монро, он просил помочь мексиканцам оружием, а также деньгами и добровольцами{89}.
В Вашингтоне эмиссара повстанцев приняли в государственном и военном департаментах, однако встречи носили неофициальный характер. Монро заявил, что правительство Джеймса Мэдисона может поддержать революционное движение в Новой Испании не только оружием и боеприпасами, но даже войсками, коль скоро она примет конституцию по образцу североамериканской и в дальнейшем войдет в состав США. Возмущенный Гутьеррес прервал беседу и немедленно покинул кабинет государственного секретаря. Столь же безрезультатны (вероятно, по тем же причинам) были переговоры, которые почти одновременно вел в Вашингтоне другой мексиканский представитель – Хосе Альварес де Толедо.
В апреле 1813 г. Район послал в США полковника Франсиско Антонио Передо с поручением информировать президента и конгресс о положении в соседней стране и о желании ситакуарской хунты «установить союзнические и торговые отношения на основе взаимной выгоды». Передо удалось закупить оружие и доставить его на родину. Однако других последствий его миссия не имела. В условиях начавшейся в середине 1812 г. англо-американской войны вашингтонское правительство не решалось вступать в открытый конфликт с Испанией. Тем не менее оно негласно поощряло деятельность различных групп и организаций, пытавшихся подготовить вторжение в Техас. В августе 1812 г. отряд, сформированный в Луизиане бывшим офицером армии США Огастесом Мэйджи и Гутьерресом де Лара, переправился через пограничную реку Сабин и вскоре овладел испанским опорным пунктом Накогдочес. За несколько месяцев он пересек почти весь Техас и сломил сопротивление роялистов. В марте 1813 г. отряд Мэйджи – Гутьерреса, пополнившийся за счет мексиканцев, занял столицу провинции город Сан-Антонио-де-Бехар.
Обеспокоенное военными успехами патриотов и ростом революционных настроений среди населения испанское правительство решило принять более энергичные меры, прежде всего сменить вице-короля, не сумевшего подавить освободительное движение. По настоянию кадисских купцов, пользовавшихся большим влиянием на Регентский совет, Венегас был смещен и 4 марта 1813 г. пост вице-короля занял Феликс Мария Кальеха, известный исключительной жестокостью по отношению к повстанцам.
Кальеха происходил из знатной кастильской семьи. Кадровый военный, он с конца 80-х годов служил в Новой Испании и благодаря женитьбе на дочери богатого помещика стал крупным землевладельцем. Новый вице-король начал с мероприятий военного и финансового характера. Вместе с тем, стремясь отвлечь народные массы от участия в борьбе за независимость, он объявил о некоторых реформах, предусмотренных постановлениями кортесов (отмена личных повинностей индейцев, упразднение инквизиции и т. д.). Фактически, однако, эти декреты, равно как конституция 1812 г. и другие законодательные акты, не проводились в жизнь.
Пользуясь тем, что войска Морелоса, в течение длительного времени занятые затянувшейся осадой крепости Акапулько, действовали далеко от столицы, колониальные власти весной и летом 1813 г. сосредоточили основные усилия на борьбе с повстанцами в центральных провинциях. Это делалось в значительной мере для того, чтобы восстановить сообщение между Мехико и горнопромышленными районами, а также побережьем. Поэтому главные силы испанской армии были переброшены на север от столицы, а к югу от нее оставалась лишь незначительная часть войск, на случай внезапных операций патриотов. Из 84 тыс. роялистов, находившихся под ружьем (включая ополчение), не более 6 тыс. были сконцентрированы южнее Пуэблы, в то время как остальные вели бои севернее этого города.
Используя локальный характер партизанского движения, испанцы ликвидировали центры восстания один за другим. В апреле – мае они нанесли поражение отрядам Игнасио Лопеса Района и его брата Рамона, Вердуско, Лисеаги и другим, действовавшим в Мичоакане и Гуанахуато. В мае – июне последовал разгром революционных сил в Уичапане и Симапане (к северу от Мехико), причем командовавшие ими отец и сын Вильяграны были захвачены в плен и казнены. Нанеся чувствительный удар отряду Осорно, испанские войска в августе заняли Сакатлан. Тогда же они разгромили антииспанское движение в Техасе и 20 августа вступили в Сан-Антонио. Победители бросили в тюрьму 700 мирных жителей города, в том числе много женщин. Ежедневно происходили групповые расстрелы арестованных.
В итоге наступательных операций роялистов к осени 1813 г. борцы за независимость, руководимые Морелосом, удерживали более или менее значительную территорию только на юге Новой Испании. В остальных же районах сохранились лишь отдельные, в большинстве случаев изолированные очаги повстанческого движения. Между командирами отрядов, почти не связанных друг с другом, то и дело возникали споры, перераставшие иногда в серьезные конфликты, а подчас даже в вооруженные столкновения. Отсутствие взаимодействия и общей программы ослабляло лагерь революции перед лицом опасного врага.
