Текст книги "Рождение мексиканского государства"
Автор книги: Моисей Альперович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
Познания Идальго отнюдь не ограничивались теми предметами, которые изучались и преподавались в вальядолидском училище, европейскими и индейскими языками. Он хорошо знал также историю Древней Греции и Рима, имел ясное представление о событиях Великой французской революции. Его начитанность и любознательность поражали окружающих. В библиотеке Идальго имелись французская «Энциклопедия наук, искусств и ремесел», сочинения Демосфена, Цицерона, Декарта, Корнеля, Мольера, Расина, Лафонтена, Бюффона и множество других книг{23}. Он перевел на испанский язык комедии Мольера «Скупой», «Тартюф», «Мизантроп» и несколько трагедий Расина: «Андромаху», «Британника», «Федру», «Беренику», «Ифигению».
Его постоянным собеседником и, пожалуй, самым близким другом в Сан-Фелипе стал молодой викарий Хосе Мартин Гарсиа Карраскедо. Они встречались почти ежедневно, нередко вместе читали, а потом долго разговаривали. Друзья с интересом прочитали «Древнюю историю Мексики» Клавихеро, где уделялось большое внимание истории и культуре индейцев.
50-летие Идальго совпало с большой переменой в его жизни – отъездом из Сан-Фелипе. Незадолго до этого, в сентябре 1802 г., умер его старший брат Хосе Хоакин. Идальго глубоко переживал безвременную кончину неразлучного спутника детских и юношеских лет, который долгое время был приходским священником в Долорес, находившемся в том же интендантстве Гуанахуато.
По численности населения и размерам церковных доходов Долорес значительно превосходил Сан-Фелипе. К тому же этот богатый приход находился гораздо ближе к столице интендантства. После смерти брата Идальго добился назначения на освободившуюся вакансию и уже в августе 1803 г. переехал в Долорес. Его сопровождали родившиеся в Сан-Фелипе малолетние дочери Микаэла и Мария Хосефа, младший брат Мариано, сводные сестры Гуадалупе и Висента, а также двоюродный брат Хосе Сантос Вилья.
Идальго не понравился тот дом, в котором покойный Хосе Хоакин прожил без малого 10 лет. Он подарил его местному муниципалитету, а себе купил другой – поблизости от церкви, где и поселился со своей большой семьей.
В Долорес Идальго вел в общем такой же образ жизни, как и в Сан-Фелипе. Много времени он проводил за чтением книг, в задушевных беседах с друзьями, слушая музыку. Несмотря на свой возраст, дон Мигель по-прежнему был инициатором и непременным участником танцев, игр, пикников. Вместе с тем он уделял большое внимание развитию сельского хозяйства и промышленности в своем приходе. Игнорируя существовавшие официальные запреты, Идальго завел виноградник, занялся разведением олив и шелковичного червя, пчеловодством, виноделием. Он организовал гончарную мастерскую, кирпичную, дубильную мануфактуры и другие предприятия, давал прихожанам практические советы по уходу за пчелами, технологии изготовления вин, дубления кож и т. д. Особый интерес Идальго к хозяйственным делам объяснялся, конечно, не только тем, что он понимал их важность и значение. Его кипучую деятельную натуру не могли удовлетворить ни исполнение функций священника, ни веселое времяпрепровождение в кругу друзей. Он искал приложения своим разносторонним способностям и обширным познаниям, стремился с пользой применить их.
В доме Идальго наряду с богатым креолом можно было встретить скромного метиса и даже бедного индейца. Здесь царили непринужденность и дух равенства, в связи с чем друзья часто называли этот дом «маленькой Францией» («Франсиа чикита»). За короткий срок новый священник приобрел огромную популярность среди населения Долорес и окрестностей. Но одновременно он привлек к себе и внимание властей, осведомленных о его свободомыслии.
Еще в 1800 г. Идальго по доносу был предан суду инквизиции. Ему предъявили обвинение в вольнодумстве, богохульстве и чтении запрещенных книг. Однако за недостатком улик дело против него на следующий год прекратили. Но доносы продолжали поступать. В июле 1807 г. священник Мануэль Кастильбланки сообщил инквизиционному трибуналу, ссылаясь на сведения, полученные от другого священника, о «еретических» высказываниях Идальго. Менее чем через год к комиссару инквизиции в Керетаро явилась некая Мария Мануэла Эррера и заявила, что якобы неоднократно слышала, как он высказывал крамольные мысли. В марте 1809 г. последовал еще один донос – на этот раз от францисканского монаха Диего Мигеля Брингаса, сообщившего трибуналу, что он видел у Идальго запрещенные издания.
Видимо, все эти доносы не подкреплялись достаточно вескими доказательствами, так как остались без последствий. Инквизиция ограничилась требованием, чтобы Идальго удалил из дома своих дочерей, поскольку их присутствие компрометировало его как священника. Но он наотрез отказался расстаться с девочками, заявив, что у него в доме их воспитывают его сестры. Хотя церковные власти не подвергли Идальго наказанию, самый факт неоднократных доносов косвенно свидетельствует о том, что к началу XIX в. его свободолюбивые помыслы зашли достаточно далеко.
Процесс формирования социально-политических взглядов Идальго был длительным и сложным. Из-за отсутствия конкретных данных мы не можем пока точно сказать, как именно он протекал, четко выделить его основные стадии. Имеющиеся в распоряжении историков отрывочные сведения позволяют составить лишь общее представление, нарисовать приблизительную картину, не вдаваясь в детали. Есть основания полагать, что еще в период пребывания своего в колехио Сан Николас Идальго пришел к выводу о необходимости освобождения Новой Испании от колониального гнета. Но как этого добиться, ему оставалось тогда неясно. Лишь много лет спустя в его сознании зародилась идея вооруженной борьбы как единственного средства избавить родину от чужеземного господства. Она окрепла после переезда в Долорес под влиянием революционного подъема, происходившего в стране на рубеже XVIII–XIX вв.
После провала заговора 1809 г. в Вальядолиде Идальго решил, что настало время взяться за оружие. Он нашел верного единомышленника и энергичного помощника в лице офицера гарнизона Сан-Мигель-эль-Гранде (соседнего с Долорес города) капитана кавалерийского полка Игнасио Альенде. Сын испанского купца и землевладельца из Сан-Мигеля, Альенде юношей поступил на военную службу. Это был 30-летний человек огромной физической силы, страстный любитель корриды, прекрасный наездник. Альенде познакомился с Идальго еще в декабре 1808 г., и они быстро сблизились. Одним из друзей и приверженцев Идальго являлся также сослуживец Альенде – Хуан де Альдама, происходивший из состоятельной креольской семьи. Под сильным влиянием Альенде находился молодой лейтенант того же полка, уроженец Долорес Мариано Абасоло.
В конце 1809 – начале 1810 г. Альенде по предложению Идальго неоднократно ездил в Мехико, Веракрус, Керетаро для изучения политических настроений в этих городах и установления связей с местными патриотами. В конце февраля 1810 г. Идальго и Альенде вместе отправились в Керетаро, где встретились с одним из участников вальядолидского заговора – доктором канонического права Мануэлем Итурриагой. По договоренности с ними Итурриага тогда же разработал план, предусматривавший создание революционных хунт в наиболее важных центрах. Они должны были вести тайную агитацию против Испании, а с началом вооруженной борьбы в колонии – поднять восстание, каждая в соответствующем районе, отстранить колониальную администрацию, арестовать богатых испанцев и конфисковать их имущество. Управление страной предполагалось передать хунте из представителей провинций, которая номинально действовала бы от имени Фердинанда VII, но фактически испанское господство имелось в виду полностью ликвидировать.
Во исполнение этого плана в Керетаро началась подготовка к образованию хунты. С той же целью Альенде объехал различные города и селения, тогда как Идальго стремился приобрести сторонников среди рабочих мануфактур и остальных жителей Долорес, вел переписку со своими единомышленниками в других местах. В июле революционная хунта была создана в Сан-Мигеле, а вскоре возникли хунты в Керетаро, Селае, Гуанахуато, Сан-Луис-Потоси.
Главным центром антииспанской деятельности стал Керетаро, что в значительной мере объяснялось его географическим положением. Этот город являлся важным узлом коммуникаций, связывавших его со столицей и провинциальными центрами. Там часто происходили конспиративные встречи патриотов. В них участвовали, помимо Альенде, Альдамы, доктора Итурриаги, также священник Хосе Мария Санчес, лавочник Эпигменио Гонсалес, почтовый чиновник Гальван, капитан ополчения Хоакин Ариас и некоторые другие офицеры. Патриотам сочувствовал и поддерживал с ними отношения коррехидор Керетаро Мигель Домингес. Просвещенный человек, в прошлом соученик Идальго по колехио Сан Николас, он пользовался широкой популярностью среди трудового люда за свои выступления против эксплуатации индейцев владельцами мануфактур и злоупотреблений колониальных чиновников. Непременной участницей тайных собраний заговорщиков была и жена коррехидора – Хосефа Ортис де Домингес.
На заседаниях революционной хунты, устраивавшихся под видом литературных вечеров, обсуждался план действий, которые предполагалось начать 8 декабря 1810 г., в день, когда достигнет кульминации крупнейшая ежегодная ярмарка в Сан-Хуан-де-лос-Лагос (северо-западнее Гуанахуато). Туда съезжались купцы, ремесленники, крестьяне из Керетаро, Сан-Луис-Потоси, Гвадалахары, Селаи, Вальядолида, Сакатекаса и прочих населенных пунктов{24}. Ярмарка длилась обычно в течение первых двух недель декабря. 8 декабря устраивались торжества в честь местной святой. Ее чудотворная икона всегда привлекала в Сан-Хуан-де-лос-Лагос многие тысячи паломников, большинство которых составляли индейцы.
Идальго был непосредственно связан с керетарской хунтой. Хотя его положение священника не давало возможности часто покидать приход, он в августе и сентябре дважды побывал в Керетаро. В тот же период Идальго посетил также Сан-Мигель-эль-Гранде и Вальядолид. Альенде и Альдама, в свою очередь, не раз приезжали в Долорес. Находясь в своем приходе, Идальго продолжал вести антииспанскую агитацию и переписывался со своими друзьями в Сан-Фелипе и Сан-Луис-Потоси. По его инициативе в мастерских и мануфактурах Долорес изготовлялось оружие.
Идальго стал душой и признанным руководителем патриотической организации. Это было вполне естественно не только потому, что он по интеллектуальному уровню, широте кругозора, организационным способностям, жизненному опыту бесспорно превосходил своих единомышленников. Большое значение имели его популярность среди различных слоев населения и духовный сан. В устах уважаемого священника революционные лозунги, которым он сумел придать религиозную окраску, связав их с борьбой за чистоту католической веры против ее осквернителей – испанских колонизаторов, звучали особенно убедительно. Облеченные в такую форму, они были понятны многим простым людям, не искушенным в политике и социальных вопросах.
В начале сентября Идальго и его приверженцы пришли к выводу, что подготовка восстания будет завершена быстрее, чем предполагалось. Поэтому они решили начать на два с лишним месяца раньше намеченного срока, рассчитывая выступить 2 октября одновременно в Керетаро и Сан-Мигеле. Однако события опередили их расчеты и намерения.
Еще 11 августа власти получили первый донос о существовании заговора, но не придали ему особого значения. Месяц спустя в трибунал инквизиции поступило анонимное письмо из Сан-Мигеля, автор которого сообщал о заговорщической деятельности Альенде и Альда-мы. Между тем Идальго, пытаясь привлечь воинские части, расположенные в Гуанахуато, на сторону патриотов, открыл свои планы тамбурмажору Хуану Гарридо и двум сержантам, обещавшим ему поддержку своего батальона. Но 13 сентября Гарридо доложил обо всем командованию. Когда интендант Хуан Антонио Рианьо, лично знакомый с Идальго и неоднократно с ним встречавшийся, узнал о заговоре, он воскликнул: «Беда! Если в нем участвует Идальго, то Новая Испания будет независимой!»{25} Рианьо немедленно приказал субделегату[4] Сан-Мигеля, где в тот момент находились Альенде и Альдама, арестовать их.
В то же время в Керетаро один из заговорщиков, оказавшийся предателем, донес на своих сообщников. При обыске у некоторых из них обнаружили оружие, тексты революционных воззваний, списки участников. Начались аресты. Узнав из доноса и допроса задержанных об участии в заговоре коррехидора Домингеса, алькальд Очоа при помощи начальника местного гарнизона бригадира Гарсии Ребольо арестовал Домингеса. Был отдан также и здесь приказ взять под стражу Альенде и Альдаму. Власти Керетаро и Гуанахуато послали донесения о paскрытии заговора новому вице-королю Франсиско Хавьеру Венегасу, незадолго до того прибывшему в Мехико.
Как только вести о событиях в Гуанахуато достигли Сан-Мигеля, Альенде не стал ждать, пока его схватят, а сразу направился в Долорес и подробно информировал Идальго. Но им еще не было известно о том, что происходило в Керетаро, и потому оба с нетерпением ожидали сведений оттуда. Альдама же оставался в Сан-Мигель-эль-Гранде. Ежеминутно рискуя быть арестованным, он ждал известий из Керетаро. Однако лишь на следующий вечер его разыскал, наконец, нарочный, посланный женой коррехидора Домингеса, и сообщил об аресте керетарских заговорщиков и раскрытии их планов. Выслушав рассказ посланца доньи Хосефы, Альдама несколько минут спустя уже скакал в Долорес…
Вот впереди показались темные силуэты первых городских строений. Взмыленная лошадь, напрягая последние силы, крупной рысью бежала по тихим, пустынным улицам Долорес.
Было два часа ночи, когда измученный Альдама подъехал к дому Идальго. Спешившись, он подбежал к окну и с силой застучал в него. Чутко спавший священник сразу проснулся, разбудил Альенде, своего брата Мариано, двоюродного брата Хосе, послал за ближайшими друзьями. Когда все они, полусонные, задолго до рассвета собрались в просторном кабинете Идальго, бледный, еле державшийся на ногах от усталости Альдама сообщил о происшедшем. Какое-то мгновенье все подавленно молчали. Потом, несколько оправившись от первоначального потрясения, громко и возбужденно заговорили, перебивая друг друга. Разгорелся жаркий спор о том, что следует предпринять в связи с раскрытием заговора.
Альенде, Альдама и некоторые другие из присутствовавших явно растерялись. Призывая к максимальной осторожности, они предлагали воздержаться от каких-либо активных действий до выяснения обстановки, а пока всем заговорщикам следовало, по их мнению, укрыться где-нибудь в надежном месте. Идальго молча и внешне спокойно слушал эти взволнованные речи. Когда все высказались, он своим ровным голосом решительно заявил, что всякое промедление гибельно, так как единственная возможность, которая им остается в сложившейся ситуации, это перехватить инициативу и нанести удар, не дожидаясь разгрома патриотических сил. Поэтому нельзя терять ни минуты, надо действовать немедленно. «У нас нет иного выхода, – сказал Идальго, – кроме как выступить против гачупинов»{26}.
Это заявление основывалось на трезвом учете многих обстоятельств. Несмотря на то что власти преждевременно обнаружили подготовку к восстанию, она была в основном завершена. Хотя заговорщики отчасти лишились преимуществ, которые давала неожиданность выступления, быстрые и энергичные действия, начатые не там, где намечалось ранее, а здесь, в Долорес, все же позволяли в известной мере использовать фактор внезапности. К тому же по случаю воскресного дня в город с раннего утра обычно съезжались крестьяне окрестных селений, на поддержку которых Идальго очень рассчитывал.
Твердая позиция Идальго ободрила его соратников, вдохнула в них мужество и помогла преодолеть колебания. Вскоре возле дома священника собралась кучка патриотов. То были его родственники и друзья, рабочие местных мануфактур и несколько жителей Долорес – всего около трех десятков человек. Во главе этой небольшой группы Идальго направился к тюрьме и освободил заключенных, тут же примкнувших к отряду. Потом восставшие, число которых возросло до 80 человек, двинулись к казарме, где захватили оружие. Вслед за тем они арестовали колониальных чиновников и других представителей испанской верхушки. В 5 часов утра Идальго, как помнит читатель, велел ударить в колокол и с церковной паперти обратился к толпе с вдохновенным призывом, вошедшим в историю под названием «Клич Долорес».
На его призыв откликнулись сотни людей: жители Долорес и ближних деревень, несколько десятков солдат. В то же утро Идальго повел свою колонну на юг. К ней присоединялись крестьяне селений и асьенд, лежавших по пути движения. Восставшие были вооружены в основном пиками, мачете, дубинками, пращами, луками. Лишь у немногих имелось огнестрельное оружие. С наступлением темноты повстанцы, несшие в качестве знамени образ Гуадалупской божьей матери, считавшейся покровительницей индейцев, достигли города Сан-Мигель-эль-Гранде, население которого радостно приветствовало их. Местные испанцы не решились оказать сопротивление, и были арестованы. Гарнизон, состоявший из мексиканцев, перешел на сторону восставших.
Стремясь застать врасплох колониальные власти и не дать им принять меры к подавлению восстания, Идальго считал необходимым быстрое продвижение к столице интендантства – Гуанахуато. Утром 19 сентября его армия, численность которой неуклонно росла, направилась дальше на юг, к важному экономическому и административному центру Селае. Узнав об этом, гарнизон, а также испанская верхушка покинули город, и 20 сентября туда вступили повстанцы. На следующий день они устроили смотр революционной армии и провозгласили Идальго «генерал-капитаном Америки». 23 сентября восставшие двинулись в северо-западном направлении, держа курс на Гуанахуато.
Там уже шла лихорадочная подготовка к обороне. На главных улицах сооружались заграждения, а на подступах к городу сосредоточивались войска. Чтобы заручиться поддержкой народных масс, интендант Рианьо в соответствии с изданным 26 мая указом Регентского совета{27}(сменившего в феврале 1810 г. Центральную хунту в качестве верховного органа власти) 21 сентября распорядился отменить подушную подать. Однако народ расценил этот акт как уступку, вызванную страхом колониальных властей перед восстанием. Гарнизон, испанское население и многие состоятельные креолы засели в каменном здании казенного зернохранилища «Алондига де Гранадитас» (на юго-западной окраине Гуанахуато), где имелись значительные запасы продовольствия и воды. Туда же были перенесены казна, архивы, имущество местных богачей, а также оружие и боеприпасы.
28 сентября армия Идальго, насчитывавшая уже 14 тыс. человек, подошла к Гуанахуато. Авангард повстанцев, состоявший главным образом из крестьян-индейцев, вооруженных копьями и дубинами, вскоре вступил в город, где к ним присоединились горнорабочие и беднота. После того как требование о капитуляции было отвергнуто, восставшие начали штурм вражеских позиций. Боем руководил лично Идальго. Он появлялся в разных местах, верхом на коне и с пистолетом в руке. В ходе сражения погиб Рианьо, что вызвало среди осажденных сильное смятение. Защитники баррикад, построенных вокруг «Алондиги», вынуждены были оставить их и укрыться внутри зернохранилища.
Все попытки проникнуть в здание, вход в которое надежно закрывали массивные двери, не увенчались успехом. Оборонявшие «Алондигу» вели интенсивный огонь с крыши и из окон, не подпуская близко нападавших. В этот критический момент один из патриотов схватил большой плоский камень, прикрывшись им как щитом, с факелом в руке быстро подбежал к двери и поджег ее. Среди осажденных возникла паника. Одни кричали, что надо сдаться, пока не сгорели заживо, другие продолжали отстреливаться, третьи бросали оружие и пытались спастись бегством. Наконец, начальник гарнизона приказал выбросить белый флаг. Повстанцы стали быстро продвигаться вперед и ворвались в помещение. Вскоре они окончательно сломили сопротивление роялистов[5].
Таким образом, за короткий срок восстание охватило обширную территорию. Этому способствовала агитация эмиссаров Идальго, направленных им в Мехико, Гвадалахару, Керетаро, Сан-Луис-Потоси, Сакатекас, Агуаскальентес, Леон и другие города с целью призвать население взяться за оружие. Колониальная администрация, высшее духовенство, испанская знать, землевладельцы и купечество были весьма встревожены успехами повстанцев. Считая, что ближайшим объектом их нападения может стать Керетаро, вице-король Венегас приказал послать туда подкрепления. В Мехико были стянуты воинские части из других городов, гарнизоны Сан-Луис-Потоси и Гвадалахары приведены в полную боевую готовность. 27 сентября вице-король назначил высокие денежные награды за головы Идальго, Альенде и Хуана Альдамы.
Архиепископ Франсиско Хавьер Лисана-и-Бомон, бывший друг Идальго епископ Мичоакана Мануэль Абад-и-Кейпо (в епархию которого входило интендантство Гуанахуато) и другие прелаты выступили с резким осуждением восстания, объявив его противным католической религии. «Слугой сатаны», «предтечей Антихриста», «эмиссаром Наполеона» называли они мятежного священника. Идальго и остальные руководители восставших были отлучены от церкви. «Знайте, – обратился 30 сентября к своей пастве епископ Пуэблы Гонсалес дель Кампильо, – что революция не есть дело разума; она – дочь порока, честолюбия, бесчестия, измены… Ей сопутствуют грабеж, кровопролитие, похоть и всякое иное зло». Епископ Оахаки Бергоса-и-Хордан заявил, будто повстанцы связаны с нечистой силой. 13 октября трибунал инквизиции издал эдикт, обличавший Идальго в ереси и вероотступничестве и предписывавший ему в месячный срок предстать перед церковным судилищем{28}. Вместе с тем, желая отвлечь индейское и вообще «цветное» население от участия в восстании, колониальные власти прибегали и к иным мерам. 5 октября по распоряжению вице-короля в Мехико был опубликован упоминавшийся выше указ об освобождении индейцев от уплаты подушной подати и предстоящем наделении их землей. Венегас объявил, что данные льготы распространяются также на лиц африканского происхождения, проживающих в тех населенных пунктах, жители которых проявят лояльность по отношению к метрополии{29}. Но этот запоздалый шаг не возымел эффекта: трехвековой опыт научил народные массы не верить подобным законам, ибо они, как правило, не претворялись в жизнь.
Между тем Идальго, заняв Гуанахуато, не решился идти на основательно укрепленные города Керетаро и Сан-Луис-Потоси, где было сконцентрировано много испанских войск. 10 октября главные силы его армии, численность которой продолжала быстро увеличиваться, начали марш в южном направлении и через неделю подошли к Вальядолиду, уже покинутому большинством испанцев и духовенства. Встреченные колокольным звоном, отряды повстанцев без боя вступили в город. К ним присоединилась значительная часть вальядолидского гарнизона. Идальго назначил коррехидором Вальядолида и интендантом провинции Хосе Марию Ансорену, который по его указанию издал декрет об освобождении рабов, запрещении работорговли и отмене подушной подати{30}.
Глава 3
ОТ МЕХИКО ДО ГВАДАЛАХАРЫ
Мексика в период войны за независимость
1 – Основной район антииспанского восстания под руководством Идальго (сентябрь 1810 —январь 1811 г.);
2–3 – главные города и провинции, примкнувшие к восстанию в конце 1810 – начале 1811 г.;
4 – место поражения повстанцев и пленения Идальго;
5 – области, охваченные партизанской борьбой под руководством Морелоса во второй половине 1811 г.;
6 – прибытие карательных войск из Испании в январе 1812 г.;
7 – территория, охваченная антииспанским восстанием под руководством Морелоса во второй половине 1812 г.;
8 – место пленения Морелоса;
9 – главные районы партизанской борьбы в 1815–1817 гг.:
I – под руководством Осорно; II – под руководством братьев Район; III – под руководством Герреро; IV – под руководством Гуадалупе Виктории; V – под руководством Мьер-и-Терана;
10 – путь движения экспедиции Мины;
11 – последние очаги сопротивления испанцев
В Вальядолиде Идальго наметил следующую задачу – овладеть столицей вице-королевства. 19 октября он двинулся на северо-восток и вскоре вышел к Акамбаро, где произвел смотр повстанческой армии, составлявшей уже около 80 тыс. человек. Она была разделена на пехотные и кавалерийские полки по тысяче человек каждый. В Акамбаро военный совет провозгласил Идальго генералиссимусом, а он назначил Альенде генерал-капитаном, Хуана Альдаму, Хосе Мариано Хименеса (по профессии горного инженера), бывшего офицера колониальной армии Хоакина Ариаса и священника Мариано Бальесу – генерал-лейтенантами. Дальше повстанцы направились вверх по течению Лермы, через несколько дней достигли Истлауаки и продолжали продвижение к Мехико.
Когда вице-король узнал о приближении восставших, он бросил им навстречу часть столичного гарнизона под командованием подполковника Торкуато Трухильо. Последний пытался помешать повстанцам переправиться через Лерму возле одноименного селения. Однако после того как отряд Альенде обходным маневром поставил под угрозу тыл испанцев, Трухильо поспешно отошел на северо-восток, к горному перевалу Монте-де-лас-Крусес, расположенному между долинами Мехико и Толуки. Туда утром 30 октября подошла армия Идальго и разгорелся ожесточенный бой, длившийся около девяти часов. Повстанцы имели большой численный перевес, но испанские войска были лучше обучены и вооружены. К концу дня Трухильо, потеряв около трети своих людей убитыми и ранеными и израсходовав боеприпасы, отступил и на следующий день вернулся в Мехико. Хотя он явно потерпел сокрушительное поражение, вице-король, стремясь поднять моральный дух войск, объявил Трухильо и его солдат героями. Их встретили с почестями, как победителей. В честь якобы одержанной ими «победы» была даже вычеканена специальная медаль.
Колониальная администрация, духовенство и испанское население столицы, охваченные паникой, с минуты на минуту ожидали появления революционной армии. Принимались лихорадочные меры к обороне города. Вице-король послал начальнику гарнизона Сан-Луис-Потоси бригадиру Феликсу Марии Кальехе приказ немедленно форсированным маршем идти со своими войсками на выручку столицы. Высшие должностные лица, а также многие богачи готовились к переезду в Пуэблу или Веракрус. Однако опасения оказались напрасными. Достигнув Гуахимальпы, на ближних подступах к Мехико, Идальго вопреки требованиям Альенде и некоторых других своих сподвижников не пошел дальше. Он считал, что силы повстанцев, которым не хватало оружия и снаряжения, недостаточны для овладения хорошо укрепленной столицей, насчитывавшей тогда около 140 тыс. жителей, А все попытки привлечь на свою сторону население Мехико и соседних городов не принесли успеха. Многие из посланных им с этой целью агитаторов попали в руки врага. К тому же Идальго, узнав из перехваченного письма об ожидаемом подходе войск Кальехи, боялся оказаться между двух огней и потерпеть поражение, которое могло стать роковым.
К тому времени революционное движение охватило ряд областей страны. Местами восстание поднимали эмиссары Идальго, местами оно вспыхивало стихийно. Еще в июле 1810 г. в граничившей с Новой Испанией и тесно с ней связанной Западной Флориде начались антииспанские выступления, инспирированные агентами США. В конце сентября была провозглашена «независимость» Западной Флориды и вскоре последовала ее аннексия Соединенными Штатами[6].
В октябре движение распространилось на интендантство Гвадалахару, где его возглавил ранчеро Хосе Антонио Торрес. Заняв Колиму, Саюлу, Сакоалько и другие населенные пункты, партизаны Торреса подошли к столице интендантства. Севернее действовали отряды Годинеса, Алаторре, Хосе Рубио Уидробо. В начале октября вспыхнуло восстание в Сакатекасе, откуда поспешно бежали испанские чиновники и купцы, а также в Колотлане (юго-западнее Сакатекаса). Мигель Санчес занял во второй половине октября Уичапан (к юго-востоку от Керетаро) и несколько соседних с ним селений. Вместе с повстанцами под командованием капитана ополчения Хулиана Вильяграна он безуспешно пытался 30 октября овладеть Керетаро. На юге присоединившийся к Идальго сельский священник Морелос очистил от испанцев Сакатулу и двинулся вдоль побережья на юго-восток. За короткий срок в сформированный им отряд вступило более 3 тыс. человек.
Основную массу восставших составляли крестьяне-индейцы, горнорабочие, ремесленники и прочий трудовой люд городов, мелкая городская буржуазия. К ним присоединилась часть интеллигенции, офицерства, чиновничества, низшего духовенства. На первых порах многие представители креольской помещичье-буржуазной элиты тоже примкнули к восстанию, рассчитывая использовать его для свержения ненавистного испанского господства. Однако ход событий довольно скоро привел к изменениям в соотношении сил.
В занимаемых ими городах, селениях и асьендах повстанцы расправлялись с попадавшими в их руки крупными чиновниками, помещиками и купцами, не успевшими бежать. Некоторых убивали, других арестовывали, принадлежавшие им кукурузу, скот, различное имущество конфисковывали, а частично уничтожали. Такая судьба постигала не только уроженцев метрополии, но зачастую также и состоятельных «американских испанцев», особенно богатых помещиков-креолов.
Если для некоторых руководителей восстания, принадлежавших к привилегированным слоям колониального общества, главной задачей являлись ликвидация испанского господства и завоевание независимости, то для массы их сторонников, и прежде всего для индейского крестьянства, не меньшее, если не большее значение имели социальные цели, устранение феодально-крепостнического гнета и борьба против его носителей, кто бы они ни были. «Таким образом, – как справедливо отмечает мексиканский историк Луис Чавес Ороско, – война за независимость с самого начала приняла характер классовой борьбы… Это было восстание всех угнетенных против всех угнетателей»{31}.
Указанное обстоятельство и определяло в конечном счете расстановку сил. Против восставшего народа выступили не только колониальная администрация, католическая иерархия во главе с высшим духовенством, испанская знать и другие круги, связанные с метрополией. В том же враждебном революции лагере оказались вскоре в значительной своей части и принадлежавшие к имущим классам уроженцы Новой Испании – большинство местных помещиков и купцов, многие чиновники и офицеры. Еще в период боев за Гуанахуато немало богатых креолов вместе с испанцами оказывали яростное сопротивление повстанцам. Настроения креольской верхушки нашли свое выражение также в позиции, занятой муниципальными органами некоторых крупнейших городов. Так, аюнтамьенто Веракруса 6 октября публично осудил восстание и заверил вице-короля в своей полной поддержке. Две недели спустя аюнтамьенто Мехико обратился к населению вице-королевства с воззванием, в котором выражались верноподданнические чувства по отношению к испанской монархии и содержался призыв сохранять верность королю{32}. Однако определенная часть креольской элиты предпочитала выжидать исхода борьбы, не примыкая пока ни к той, ни к другой стороне{33}.
