Текст книги "Моё тело — тюрьма (СИ)"

Автор книги: Миято Кицунэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Миято Кицунэ
Моё тело – тюрьма

Глава 1. Явь и сон

Кире снился сон.

В нём позолоченное, обнажённое женское тело висело в чёрной пустоте. Она откуда-то извне смотрела на эту картину чувствуя одновременно связь и какую-то зыбкую беспомощность. На лице чуть подрагивали веки, замерла складка между бровей, губы шевелились, как будто пытаясь что-то сказать, но не доносилось ни звука. Затем на золотистой коже выступили капельки пота. Лицо искривилось маской боли, и внутри образовалось жёлтое свечение, делающее кожу практически прозрачной. Женщина казалась светлячком, безуспешно пытающимся рассеять совершенную мглу. Внезапно по коже пробежала сеть трещин, и Кира поняла, что сейчас, от этого странного, заполняющего сияния, плоть просто разорвёт. Тело выгнулось дугой, и из открывшегося рта вырвался дикий, болезненный, животный вой.

– Нет… Нет! Не надо! Нет!.. – Кира проснулась от собственного крика, разошедшегося эхом по комнате в общежитии.

– Это… Просто кошмар, – в вязкой темноте голос прозвучал неуверенно. – Обычный кошмар…

Привычка говорить сама с собой появилась после поступления и переезда. Ей в каком-то смысле повезло: одна из соседок наезжала только за вещами и ночевала от силы раз в неделю, а так жила у сестры где-то в городе, а вторая жила в пригороде и была только прописана «мёртвой душой». Большую часть времени Кира в комнате обитала одна.

– Почему?.. – оборвала она мысль, понимая, что что-то не так, и подняла голову с чего-то твёрдого, оглядываясь по сторонам, точнее, пытаясь что-то разглядеть. Была глубокая и отчего-то невероятно тихая для студенческой общаги ночь.

В её комнате на девятом этаже стоял жутковатый тягучий мрак, несколько необычный, так как в общежитии напротив никогда не гасили свет. Появилось ощущение, что окна снаружи покрыли чёрной краской – настолько непроглядными те были.

Оказалось, что она сидела за столом, хотя Кира прекрасно помнила, что спать ложилась на кровать. Нащупав на столешнице выключатель настольной лампы, она нажала на кнопку. Жёлто-оранжевое свечение, весьма скромно отогнавшее тьму вокруг, напомнило о странном сне, но Кира отмахнулась от того видения. Сны ей снились редко, но почти всегда были… очень реалистичными до звуков, запахов, тактильных ощущений. А ещё странными, но это же всего лишь сны.

Постель расправлена, а когда она подошла, то почувствовала, что под одеялом ещё хранилось тепло.

– Ну вот, только лунатиком стать не хватало, – вслух пробурчала Кира и, решив разобраться с этим утром, вернулась к столу, чтобы выключить лампу. Её заинтересовала лежащая раскрытой тетрадь, которую она спросонья не заметила. На развороте в клеточку аккуратными столбиками были нарисованы какие-то символы, очень похожие на иероглифы.

– Странно… – поёжившись, она закрыла тетрадку и, выключив свет, легла спать.

* * *

Утром Кира рассмотрела письмена. Значило ли это что-то, человеку, не знакомому с языками, кроме русского и английского «по словарю», сказать было трудно. Но, на её взгляд, написано весьма умело и бегло. На перерисовку одного из тех, что «попроще», у неё ушло минут пять, и выглядел «иероглиф» не так красиво… Это уже было чуть странно. Соседок у Киры не было, в комнате и третьей кровати не имелось, потому что их «мёртвая душа» ни разу не заходила, а оплату за известную лишь по документам девочку, чтобы и дальше жить с комфортом, вносила сама Кира. Да и хлипкий общажный замок, который можно было открыть любой шпилькой, папа Киры поменял на серьёзный «почти гаражный» агрегат, который выточил на заводе дядя Володя – муж папиной сестры. Открывался «агрегат» весьма хитро монструозным ключом длиной в десять сантиметров, который в общем общежитии теоретически мог послужить и защитой от каких-нибудь плохих парней. К тому же изнутри можно было подкрутить шайбочку, и тогда даже с ключом снаружи дверь нельзя было открыть. Кира проверила: дверь оказалась закрыта. Оставался лишь один вариант.

– Похоже, я всё-таки лунатик.

* * *

В декабре темнеет очень рано. А вечер, когда ты в комнате одна, нет ни телевизора, ни телефона, длится долго. Кира зашторила окно. В общежитии напротив многие, в основном парни, такими вещами не заморачивались, так что такие комнаты просматривались до самых дверей. Закончив очередную курсовую по начертательной геометрии, Кира мимолётно подумала, что в следующем году дата уже будет не такая красивая и что это так удивительно – жить на рубеже тысячелетий*. Она прибрала карандаши и линейки, сложила курсовую и уже собиралась попить чай, чтоб после готовится ко сну, так как часы показывали девять, но вдруг накатили апатия и равнодушие. Мысли потекли вяло и размеренно, она медленно, но неотвратимо погружалась в состояние полусна. В какой-то миг Кира встрепенулась, пытаясь сбросить странное наваждение, но у неё ничего не получилось. Плавно и неспешно она встала и вышла в коридор, не понимая, куда и зачем идёт. Зрение сужалось, словно её выключили, как старый бабушкин телевизор. Наступила полная темнота.

Когда Кира пришла в себя, в комнате полумрак, а на открытом подоконнике стояло больше десятка зажжённых свечей. Огонь играл в стекле жёлто-красными бликами, и у отражения её лица были совершенно чёрные пустые глаза.

Оцепенение отпустило, и Кира на негнущихся ногах отступила от окна.

Часы показывали одиннадцать.

Включив свет, Кира разглядывала «оккультный уголок» и лихорадочно размышляла. Откуда вообще столько свечей? Похоже, что отовсюду… Неужели она прошлась по всей общаге, чтобы их насобирать? И собирала почти два часа?.. Хотя уже воскресенье, так что кто-то вернулся из дома, а кто-то нет. Если судить по расписанию, то у некоторых старших курсов были выходные в понедельник. Ну как «выходные» – библиотечные дни, для самостоятельной работы… И как ещё пожар не устроила?! Мысли судорожно метались от «а не сошла ли я с ума», до «может, в меня призрак вселился, как в фильме с Патриком Суэйзи?!», но в целом тревога лишь нарастала.

– Надеюсь, свечи я взяла без возврата… – пробормотала Кира, раздумывая, что делать.

Оказывается, не так уж и хорошо жить в общаге одной, когда у тебя в комнате нет соседок.

Вообще их девятиэтажное общежитие было блочного типа, и обитали в нём практически одни парни. Во всём их крыле из слабого пола жила лишь она и ещё одна девушка из «сушилки» – отдельной комнаты, выходящей в коридор, переделанной из запланированного места для прачечной. Катя жила со своим парнем, и Кира редко её видела, да и не общалась особо, кроме как «привет-пока». Знала лишь, как соседку зовут и что учится Катя на пятом курсе. Зато парень из комнаты рядом очень симпатизировал, улыбался, пару раз заглядывал в гости, но Кира держала его на расстоянии, как друга. Тем более, что у неё до недавнего времени в родном городе был молодой человек…

Вспоминать о своём бывшем парне не хотелось. Горло сжалось от горечи, но, глубоко вздохнув и задержав дыхание, Кира усилием воли отбросила болезненные воспоминания. Тем более, по здравому рассуждению, были проблемы куда более насущные и которые надо решать прямо сейчас.

Немного поразмыслив, она погасила свечки, убрала их с подоконника, на пару минут открыла «форточную» узкую створку окна, чтобы проветрить, а после вышла в блок и постучала в соседнюю дверь. Ей ожидаемо открыл Саша, его старший брат, с которым тот жил, подрабатывал в местной охране и редко бывал дома, а если и бывал, то отсыпался, никогда не открывая двери, если в их комнате был Саша.

– Кира! Пройдёшь? Серый на работе, – расплылся в улыбке высокий русоволосый парень, посторонившись.

Она прикрыла свою дверь и вошла к соседу.

– В общем, так… – Кира нахмурилась, формулируя приглашение, которое должно было прозвучать весьма странно, особенно в двенадцатом часу. – Сегодня ты будешь спать у меня. Ташина кровать пустая, на ней и устроишься. Чур не приставать и ничего такого не думать, так надо. Ясно?

– Э… – Саша покраснел и отвёл взгляд, словно уже начал думать о «чём-то таком», но просто кивнул.

– Тогда я пошла умываться, – кивнула Кира и на всякий случай снова строго и холодно посмотрела на соседа, чтобы тот не принял её предложение как сигнал к ухаживаниям или другой ненужной ей фигне. – У меня есть плед, но можешь взять своё одеяло.

* * *

В темноте снова пульсировало золотое тело. И Киру тянуло к нему. Замерев перед лицом она с лёгким ужасом поняла, что оно принадлежит ей. Это она в открытом космосе непонятно что делает. Как и в прошлый раз появился тот внутренний наполняющий свет, Кира напрягалась, но на коже вместо трещин проступили смутно знакомые знаки. Перед глазами полыхнуло, и…

Кира проснулась от яркого света и от того, что кто-то сильно тряс её, схватив за запястья. Открыв глаза, она увидела пред собой Сашу.

– Отпусти, – Кира не стала вырываться из захвата, спокойно посмотрев прямо в странно вытаращенные глаза соседа.

Тот выглядел перепуганным и слегка безумным.

– Это… Это ты, Кира? – с явным облегчением выдохнул Саша, а затем судорожно расцепил свои пальцы и отодвинулся к ногам. – Ты не спишь?

– Ты чего?! – хмыкнула Кира, напряжённо разглядывая парня. – Конечно я. Тут что, кто-то ещё был?

Она позвала Сашу ещё и потому, что не чувствовала от него какой-то опасности для себя. Обычно такого рода «чутьё» её не подводило. И сейчас, несмотря на ситуацию, ей не казалось, что Саша напал на неё, пытаясь воспользоваться или что-то такое. Скорее уж спасал…

– П-прости, я… Я испугался за тебя. Ты была очень странной… – в голосе Саши проскользнули истеричные нотки.

– Так, – Кира секунду обдумывала его слова и сказала: – А теперь рассказывай всё по порядку.

Саша сделал глубокий вдох-выдох, явно собираясь с мыслями.

– Ну, мы вроде только легли. Ты, кажется, моментально уснула. Эм… я тоже почти уснул, но ты вдруг начала какие-то хриплые звуки издавать. И ещё странно выгибалась. Я подумал, что тебе плохо или что тебе снится кошмар, и решил тебя разбудить. Будил-будил, а ты всё не просыпалась…

– И что было дальше? – не выдержав, поторопила Кира, потому что сосед решил вставить драматическую паузу в свой рассказ.

– Я включил свет. А потом… Ты открыла глаза и стала… говорить… – бросив короткий взгляд на неё, сказал Саша.

– Я что, проснулась? – уточнила Кира, вспоминая свой повторяющийся сон. – Что-то не помню такого.

– Нет… Не знаю… Глаза были открыты, но зрачки были очень широкие. Очень широкие и чёрные, как будто весь глаз был чёрный. Как не твои… И говорила ты… И говорила ты… Очень странно.

– Что значит «странно»?

– Ну… Как бы на другом языке… Не знаю, как объяснить. Повторить я точно не смогу, – Саша вздохнул, замявшись. – Я сначала подумал, что ты прикалываешься надо мной, пока…

– Пока что?.. – Кире снова пришлось напомнить о себе, потому что опять Саша замолк, рассматривая пол невидящим взглядом.

– Пока ты не стала извиваться на кровати, как припадочная. Я схватил тебя за плечи, чтобы удержать, а ты… Ты с лёгкостью отшвырнула меня через всю комнату на ту кровать… С такой силой… Вряд ли так можно прикалываться, – медленно проговорил Саша, избегая зрительного контакта.

– И? Что потом? – с лёгкой иронией спросила Кира, чтобы заставить продолжить, мимоходом подумав, что ей было бы сложно швырять такого громилу через всю комнату. Саша был выше неё на полголовы.

Тот вскинулся, всё же посмотрел на неё, но снова отвёл взгляд.

– Я стал тебя удерживать на кровати, почему-то в тот момент мне казалось очень важным это сделать. Ты несколько раз отшвыривала меня. Мы боролись. Это длилось, может, минут сорок… или больше. Я думал, больше не выдержу тебя держать. При этом ты что-то кричала, если судить только по интонации, то это были какие-то ругательства…

– Ругательства?! Сорок минут?! – Кира почувствовала дурноту и схватила часы с тумбочки.

Оказалось, что два ночи. И если считать, что легли они спать в половину двенадцатого, то… Всё, что рассказывал сосед, было очень и очень странным, и она снова ничего не помнила. Впрочем, как появились свечи на подоконнике или письмена в тетради – тоже.

– И всё? – хотелось спросить, куда делись ещё полтора часа.

– Нет, не всё. Потом ты вроде успокоилась и стала нараспев бормотать какую-то тарабарщину, долго бормотала, я чуть не уснул, а потом снова стала выгибаться. Я схватил тебя за руки, и ты проснулась…

Они помолчали. Кира обдумывала сказанное, а потом с улыбкой, которая далась ей нелегко, спросила:

– Саш, а ты не врёшь?

– Не вру! – Саша оскорблёно замолчал, поджав губы. – Что это было вообще? Что за ерунда?

– Без понятия, – хмыкнула Кира.

– Ты… это… поэтому меня позвала? – спросил притихший Саша.

– Ладно, давай спать, утро вечера мудренее. Два часа ночи, вообще-то… – ушла от ответа Кира, демонстративно отворачиваясь к стене.

* * *

Утром Кира проснулась, как всегда, в семь утра, повернулась на бок и посмотрела на спящего в кровати напротив парня.

– Ну вот, ещё принял меня за сумасшедшую… – тихо прошептала она, вспомнив «бурную» прошедшую ночь. Только лунатизма ей и не хватало и сплетен в общежитии.

Вдруг губы охватила холодная немота, словно их обкололи лидокаином, и кто-то попытался помимо её воли ими шевелить. Горло сдавил спазм, и изо рта прошипело:

– Не волнуйся, я стёр его память…

Примечание автора:

* 1 января 2001-го, наступает первое утро третьего тысячелетия. Описываемые события относятся к концу второго – началу третьего тысячелетия. Напомню, что повсеместной сотовой связи в России ещё не было, компьютеры были лишь у избранных (а тем более интернет). Социальных сетей вместе со скайпами и прочим ещё не существовало.

Глава 2. Первая встреча

– А может, я всё-таки сошла с ума? – после учёбы Кира вернулась в комнату и пытливо смотрелась в зеркало, разглядывая своё лицо.

Саша ушёл утром, не задав ни единого вопроса и не напомнив о своих ночных бдениях. Да и самой Кире при свете дня понедельника, после учебных будней и отлично защищённой курсовой по начерталке начало казаться, что это так разыгралась фантазия или снова приснился слишком реалистичный сон. Сложенные в пакет свечи, брошенные на столик в углу «кухни» у маленькой мусорки, конечно, намекали, что хотя бы часть случившегося реальна, но…

– Бывают же раздвоения личности там всякие, или… психические болезни, вроде шизофрении. У меня, вроде семейный анамнез в этом смысле чист, но… мало ли. Может, пора к доктору сходить? – она склонила голову набок и, ухмыльнувшись, легонько постучала по стеклу. – Э-эй, есть там кто-нибудь?

Собственно, Кира и сама не знала, где это «там», кто этот «кто-нибудь» и что ожидается в ответ, поэтому вопрос повис в воздухе. Зато по шее к затылку вновь разлилось то оцепенение, которое уже случалось. Показалось, что отражение в зеркале сменило цвет глаз с серо-зелёных на голубые. Её словно укололи лидокаином в десну – потому что покалывающим холодом сковало губы с полным ощущением, что они «чужие».

– Есть… – голос прозвучал необычайно низко. Кира напряжённо застыла, не поверив своим ушам и что этот «сеанс чревовещания» творит она, точней, её тело. – Неудобно говорить. Устал. Поэтому…

Отражение в зеркале начало расплываться, и почему-то только голубые глаза оставались чёткими. От этого зрелища стало дурно и дико захотелось спать… Попятившись от зеркала на стене, Кира на ощупь нашла кровать и легла, зажмуриваясь, чтобы унять головокружение.

Кожу обдало как будто ветерком, и, открыв глаза, она увидела, что сидит на светлой, залитой солнцем лесной опушке. Вдали виднелась река. Ласково-голубое небо с белыми облаками, лёгкий ветерок шелестел, шевелил траву и венчики цветов. Они были так реальны, что, сорвав ромашку, Кира почувствовала её не очень приятный травяной специфический запах и увидела мелких чёрных жучков в сердцевинке.

– Здравствуй, сестра, – сказал кто-то за спиной… тем самым голосом, и Кира резко обернулась, чуть не кувыркнувшись по траве.

Молодой человек в светлой, почти белой одежде сидел позе лотоса. Невольно Кира подумала про пятна от травы на такой светлой ткани и сама себе удивилась: ясно же, что в «матрице» не испачкаться… Хотя если эта реальность полностью достоверна, то… Кира пыталась унять разбегающиеся мысли и рассмотреть представшего перед ней парня. Впрочем, почти ничего, кроме ярких, как будто пульсирующих сине-голубых глаз она не видела: не могла оторвать от них взгляд и заворожённо смотрела, пока незнакомец не смежил веки. После этого Кире показалось, что тот словно «потух», но смотреть на идеальные, словно выточенные из мрамора в эпоху Ренессанса черты лица стало гораздо легче. Оказалось, что у него был чётко очерченный широкий «мужской» волевой подбородок с небольшой ямочкой, тёмные, почти чёрные волосы средней длины, чуть спадавшие на лоб, слегка вытянутые вверх аккуратные уши. Длинные ресницы, тоже чёрные. Тонкие губы, ровный нос. В целом очень симметричное и пропорциональное лицо. Светлая, цвета сливок, ровная кожа без единого шрамика, родинки или той же щетины. Всё это создавало эффект некой искусственности и явной «нечеловечности». К тому же этот ровный и безэмоциональный голос больше подходил роботу, а не живому существу.

«В меня вселился эльф», – с неким истерическим весельем подумала Кира, потому что ну слишком уж это походило на описания по Толкину, и парень снова открыл глаза.

– Здравствуй, сестра… – повторил он, и у Киры заколотило в висках.

– Здравствуй-те. Э-э… М-м… Э-м-м… Я не знаю, как тебя… вас зовут… – наконец у неё получилось сформулировать мысль, с которой сильно сбивал этот синий взгляд. А ещё подумалось, что если она ему «сестра», то максимум троюродная.

– В моём мире не принято называть имён… Но ты можешь называть меня Грим: это мой статус, – медленно произнёс необычный парень.

– Хорошо, Грим так Грим, – буркнула Кира, сосредоточившись на травинке возле своей босой ноги, не желая вновь оказаться в плену этих странно-чарующих глаз. Для удобства она уткнулась подбородком в колено. – Так что происходит? Почему ты называешь меня сестрой? И кто ты такой? И вообще, в чём дело?! И как… – она осеклась, забывшись и снова встретившись с гипнотическим взглядом. Всё таки не было у неё привычек разговаривать с кем-то из позиции «глазки в пол».

– Я постараюсь тебе всё объяснить, – Грим говорил ровно и не шевелился, Кира посмотрела на его руки и заметила, что пальцы у собеседника тонкие и изящные, а сама кисть так называемого «духовного типа». – Я уже знаю о твоих познаниях мира, поэтому буду говорить как можно проще.

Кира открыла было рот, возмущённая этими заявочками, потому что практически единственное, что её раздражало, это когда её считали глупой, аргументируя чем-то вроде «красивая девушка умной быть не может априори», но потом закрыла, решив, что эльфу в её голове, вероятно, виднее, и приготовилась внимать.

– Ваш мир находится на самой окраине Вселенной и на наших картах обозначен огромным количеством цифр, которые я даже не буду тебе называть. Вы находитесь очень далеко от нас, – спокойно продолжил Грим и почти сразу умолк, словно давая время обдумать сказанное.

Кира кивнула. Всё-таки Солнечная система находится на краю их галактики, логично, что для каких-нибудь внеземных цивилизаций они у чёрта на куличках.

– Я – грим, один из обособленной группы… – Грим сделал неопределённый жест и на миг задумался. – В вашем мире нет подобного понятия. Гримы имеют высокий социальный статус и значение для всей нашей цивилизации.

– Кто-то высокий по общей иерархии общества? – уточнила Кира, впрочем, ни эта самая иерархия, ни досуг пришельцев её пока не интересовали. – Если ты не можешь объяснить, кто ты, тогда расскажи, как ты попал сюда, точнее, в меня. Ты же во мне?

– Из множества разумных на вашей планете тебя выбрали в качестве сосуда для моего сознания или, если хочешь, души, – помолчав, ответил Грим. – В связи с хрупкостью ваших оболочек… С тобой был подписан контракт.

Формулировка была интересной, Кира сразу вспомнился тот сон со светящейся девушкой, на которой, по всей видимости, проверили «хрупкость оболочек».

– Что-то я не помню, чтобы я что-то подписывала, – сказала Кира и опять вспомнила, как «ради интереса» перерисовала один из символов тех иероглифов, появившихся в тетради. И то, что, похожие письмена спасли её тело от разрушения. – Но… Ты сказал «из множества». Значит, такой контракт всем тем людям пришёл, а я единственная его подписала, что ли? – решила она всё же докопаться до правды.

– Не совсем, – пальцы Грима чуть вздрогнули, но голос сухо и монотонно перечислил: – Считай, что для своих функций ты подходила больше всех. Тебя подготовили для вселения. У тебя высокий уровень интеллекта и очень гибкое сознание. Ты достаточно молода, чтобы выдержать внедрение моей Искры. К тому же в вашем мире только женское существо приспособлено к тому, чтобы содержать в себе несколько душ.

– Ты про детей? Как во время беременности? – уточнила Кира.

– Да.

– Так с какой целью? Будешь следить через меня за жизнью землян или что-то вроде такого? Что это был за контракт, который я подписала? – спросила она.

Внезапно расслабленные руки Грима сжались в кулаки, и невольно Кира посмотрела в его лицо. Некогда сине-голубые глаза потемнели и одновременно с его глазами голубое небо над ними стало серым. Стало тяжело дышать.

– Я. Так. Наказан. И. Это. Моё. Наказание, – словно чудовище из «Аленького цветочка», пророкотал инопланетянин.

Как было всегда в её жизни, когда её пугали или случались какие-то странные или страшные вещи, Кира стала ещё более спокойной, чем обычно, и в ней прорезались сарказм и ирония вместе с чёрным юмором. Она посмотрела прямо в потемневшие глаза.

– Значит, ты – наказан, а я? Я-то в чём провинилась?! Что, во мне теперь будет проживать отбывающий наказание «высший разум»?! Я что, похожа на тюрьму строгого режима или как? – она умолкла, встретившись с его тяжёлым взглядом, обращённым уже на неё.

– Думаешь, мне приятно находиться на этой несчастной планетке, да ещё и в несовершенном теле женского существа?! – Грим вскочил, и от его «роботизированного» тона не осталось и следа. Чёрные волосы взвились дыбом, из глаз почти буквально «полетели молнии». Небо из серого стало чёрным, грозная туча нависала, словно придавливая мощью. Дикий ветер засвистел в ушах, деревья вокруг поляны склонились к земле. Казалось, что мир рушится.

Кира упала на траву и, закрыв уши руками, закричала. Ей было очень больно и страшно.

* * *

«Вчерашний неожиданный буран унёс жизни троих горожан, десять человек получили ушибы разной степени тяжести, двое из них впоследствии скончались в реанимации. Разрушены линии электропередач, поэтому подача электроэнергии в Ленинском и Индустриальном районах планируется в аварийном режиме. Это были все новости к этому часу. А теперь…»

Кира выключила радио.

У неё было чувство чёткой связи произошедшего катаклизма со вчерашней вспышкой заключённого в её теле инопланетянина. Поэтому его наказали и запрятали на отсталую планету далеко-далеко от родного дома? Как сказали ведущие, очевидцы говорили о чём-то вроде смерча, возникшего предположительно недалеко от их общаг и улетевшего в сторону города. Их студенческий Комплекс стоял в лесном массиве в стороне, у трёх девятиэтажных общаг и семи учебных корпусов были свои котельная, скважина, подстанция, так что, можно сказать, почти и не задело. А вот уже ближе к дороге повалило парочку столбов и деревьев. На парах городские студенты говорили, что видели целую «просеку», оставленную ветром.

Разговор с Гримом закончился тем, что Кира с криками очнулась на кровати. Стены между комнатами тонкие, поэтому её услышал Саша, который, забеспокоившись, начал к ней ломиться. Пришлось врать, что уснула после пар и ей приснился кошмар.

Врать Кира не любила, хотя умела это делать виртуозно: ей всегда верили. И в то же время она могла преподнести правду так, что ту ставили под сомнение. Обманывать Сашу было, словно лгать пятилетнему ребёнку. Похоже, что сосед действительно ничего не помнил о её «ночном припадке». Поэтому, когда тот спросил, зачем она всё-таки его звала к себе, пришлось снова солгать, что боялась того приснившегося днём кошмара. На что сосед предложил свою «безвозмездную помощь» в составлении ей ночной компании, от которой пришлось тоже открещиваться, ещё и стараясь не задеть и не обидеть парня: конфликты с соседями были совершенно не нужны.

За это Кира и не любила ложь: одно цепляет собой другое, и вот уже человек заваривает такую кашу, которую не расхлебать. Помни потом, кому и что соврала… Поэтому во вранье по мелочам она никогда не видела смысла. Тому, кто зарекомендовал себя честным человеком, поверят охотней, чем тем, кто врёт и привирает на каждом шагу.

– Пять человек погибли? Из-за меня? – закусив губу, тихо спросила Кира. В углу над её кроватью стояла иконка, подаренная мамой. Посмотрев на лик, она тихо заплакала. Было очень жаль этих людей, которые пострадали просто потому, что какие-то инопланетяне решили наказать другого.

Губы снова занемели, уже знакомый голос прошептал:

– Не сдержался. Требуются ещё настройки. Это случайность.

У Киры было чёткое ощущение, что она особо не властна в этой ситуации, оставалось только подчиниться и узнать побольше о том, что вообще происходит и как с этим бороться. И возможно ли в принципе это. Она легла на кровать и закрыла глаза.

На поляне ничто не напоминало о вчерашнем: всё та же травка, цветочки. Разве что Грим не сидел в позе лотоса, а стоял к ней спиной, разглядывая реку вдали. Кира сделала пару шагов и встала рядом.

– Прости меня, сестра, я не сдержался… – ровно сказал Грим, но потом его голос дрогнул. – Я знаю, что должен подавлять свои эмоции… Даже сейчас, освобождённый от оболочки. Знаю… Но ничего не могу поделать… Я скучаю по Ней… Это было так несправедливо: разлучать нас…

От него буквально исходило нечто тёмное, что обычно Кира у людей лишь иногда ощущала или видела краем глаза, если эмоция была слишком яркой. Стоило субстанции коснуться неё, как нахлынула глухая тоска, накрыла с головой, растоптала, превратила в ничтожную песчинку. Кира вспомнила тот сон, где она висела в пустоте. Она вспомнила, что чувствовала сама, когда любимыми губами были произнесены те страшные слова. Когда её сердце, и до этого мучимое предчувствиями, ухнуло в ледяную чёрную пропасть, корчилось в агонии, чтобы в конце концов замереть и перестать биться.

Точка.

Точка невозврата, поставленная месяц назад и объяснённая сильной любовью, от которой «слишком больно». Невозможностью постоянно расставаться, когда она приезжает, чтобы снова причинить страдание тем, что уедет. Слишком редкие встречи. Слишком сильная тоска, от которой не спасали почти ежедневные письма и междугородние звонки раз в неделю. Ради того, чтобы услышать его голос, она ездила в гости к тёте через весь город, в давке и столпотворении, затрачивая на путь по два с лишним часа, а Влад бегал на почту, на пункт междугородней связи в условленное время, спуская все карманные деньги на десять минут разговора.

Иррациональные чувства, которые мешали сосредоточиться.

Настоящая любовь, которая вспыхнула так не вовремя…

«Слишком рано», – сказала ей мама, утешая после истерики, устроенной уже после. После того, как она пожелала ему в ответ на: «Прости. Я больше не могу. Нам всё же надо расстаться», доброй ночи и зашла домой на ватных ногах с ледяным комом, расползающимся от желудка до кончиков пальцев на руках и ногах. Ему надо готовиться к поступлению, а он может думать только о ней и как она там. Иногда быть умным и всё понимать, уметь отсекать чувства ради других вещей – это так тяжело.

– Это… были… Твои чувства? – когда всё прекратилось, спросила Кира. Её голос дрожал, а перед глазами расплывались круги.

– Это… лишь сотая доля моих чувств, – сухо прозвучал ответ. – Большей концентрации ты бы не выдержала. Никто бы не выдержал.

– Они разрушительны? – предположила Кира. – За что тебя наказали? – и торопливо добавила. – Я… Понимаю тебя… Я тоже до сих пор люблю одного человека, хотя он меня и бросил… Скучаю и тоскую по нему… – глухо сказала она, помолчав, мысленно отгородилась от воспоминаний и добавила: – И ещё… Грим, пожалуйста, не делай так больше… Люди в моём городе, они пострадали и…

– Конечно. Прости, – легко согласился Грим. – Постараюсь держать себя в руках.

Кира посмотрела прямо на него и не ощутила угрозы. Даже наоборот: какое-то спокойствие и доверие. В общем, точно не роль злого тюремщика ей уготована. Стало интересно: влиял ли её «заключённый» на её восприятие, или это та самая «гибкость сознания»? Сделать явно ничего нельзя, а значит, надо учиться с этим жить.