Текст книги "Капитан"

Автор книги: Мишель Зевако

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

– Очень хорошо! – кивнул оруженосец. – Вы должны отваживать любых епископов, каноников, кюре и кардиналов, если те начнут здесь шляться… Они шпионят за моим хозяином. И смотрите… ежели что…

Мэтр Люро торжественно поклялся никому не говорить, что шевалье де Капестан по-прежнему пребывает в его достопочтенном заведении. И в результате в последующие дни Капестана, не подозревавшего ни о чем, берегли как зеницу ока: Сен-Мар, наведавшись в гостиницу «Генрих Великий», удалился в убеждении, что соперник сумел от него ускользнуть; Лаффема, заглянув распить бутылочку с мэтром Люро, даром потратил время и деньги, поскольку шпиону пришлось смириться с тем, что шевалье сменил место жительства.

Этими двумя вылазками дело и ограничилось. Никто не потревожил Капестана вплоть до двадцать второго августа – дня, которого молодой человек ждал с лихорадочным нетерпением, ибо в душе шевалье еще сохранялась слабая надежда отыскать след герцога Ангулемского, а, значит, и увидеться с Жизелью…

Двадцать второго августа Капестан выехал из «Генриха Великого» в сопровождении Коголена с таким расчетом, чтобы оказаться у таинственного дома точно на закате солнца. Очутившись в Медоне, шевалье с бьющимся сердцем направился к заветному крыльцу… И внезапно вздрогнул. Виолетта, верная своему слову, появилась на пороге особняка.

Спешившись, Капестан почтительно поклонился безумной женщине, но та, казалось, не видела его. Устремив взор к горизонту, она шептала что-то невнятное. Вдруг взгляд ее упал на шевалье, и она улыбнулась.

– Мадам, – произнес Капестан, – когда я имел честь разговаривать с вами на этом самом месте, вы соблаговолили назначить мне свидание. Вы произнесли: «Двадцать второго августа, когда солнце сядет за лесом».

– Двадцать второго августа! – повторила помешанная. – Где же я слышала эти слова? О мой Карл, ведь это ты стоял тогда за дверью?

Капестан затаил дыхание. Но Виолетта умолкла. Было очевидно, что она мучительно пытается пробудить почти угасшую память.

– Что же еще я услышала? – вновь заговорила безумная. – Да, эти слова промолвил Карл… А потом раздался другой голос: «Герцог Ангулемский, настало время действовать!»

– Герцог Ангулемский! – глухо отозвался шевалье.

– Карл отвечает! Он говорит им… Двадцать второго августа… да, именно это число! Дом на берегу реки… мой дворец… Что же еще? Что? О! Слова на бронзовой табличке! К ним нужно притронуться пальцами… О! Я помню… помню… чарую… чарую…

– «Чарую все»! Девиз Мари Туше, выгравированный в бронзе при входе во дворец герцога Ангулемского! – вскричал шевалье. – Теперь я знаю тайну этой двери! Теперь я спасу отца, как спас дочь!

Помешанная, подойдя к шевалье, взяла его за руку.

– Вы мне нравитесь, – сказала она с улыбкой. – Хотите, погадаю вам по ладони? Что я вижу? Опасности… кровь… много крови… и кругом враги! Бегите, мальчик мой, бегите! Остерегайтесь всего! Берегитесь воздуха, которым дышите, девушки, что вам улыбается, раскрытых объятий и жарких поцелуев… бегите, спасайтесь, прячьтесь…

Женщина внезапно разразилась смехом, и, выпустив руку Капестана, медленно поднялась по ступеням крыльца. Через минуту ее уже не было. Капестан, вскочив на Фан-Лэра, галопом помчался в Париж. До «Генриха Великого» юноша добрался, когда уже совсем стемнело. Лошадей отвели на конюшню, а затем наш искатель приключений поспешно вышел из дома. Коголен следовал за своим господином, вооруженный двумя кинжалами и пистолетом.

Подойдя к дворцу герцога Ангулемского, Капестан услышал, как на колокольне храма Сен-Жермен-л'Озеруа бьет одиннадцать часов. Коголен остался сторожить на углу, а Капестан, приблизившись к дверям безмолвного дворца, стал нажимать одну за другой буквы, которые складывались в слова «Чарую все».

Дверь не шелохнулась! Шевалье пробормотал: – Я сам лишился разума, поверив речам несчастной помешанной! О! – добавил юноша, вздрогнув. – Она не говорила, что надо дотрагиваться до букв… она сказала, что следует коснуться слов. Ну, попытаемся! Безумие или мудрость!

Он сильно надавил большим пальцем на дощечку со словом «Чарую». Дверь не тронулась с места. Настала очередь слова «все». Едва Капестан коснулся его, как почувствовал, что бронзовая табличка поддалась. И дверь отворилась!

Шевалье шагнул на порог. Внезапно юношу охватило какое-то дурное предчувствие, и он невольно положил руку на эфес шпаги. Капестану показалось, что перед ним раскрылся могильный склеп. Дверь бесшумно захлопнулась за его спиной… Зловещее молчание царило в ледяной атмосфере дворца.

Мало-помалу глаза Капестана привыкли к темноте, и он различил где-то вдали слабый мерцающий свет. Двинувшись на этот огонек, шевалье вскоре понял, что идет по длинному узкому коридору с голыми стенами к небольшой ротонде. «Путеводная звезда» оказалась лампой, стоявшей на стуле и освещавшей верхние ступени лестницы, которая вела из ротонды куда-то вниз. Шевалье бестрепетно начал спускаться.

«Мне предстоит, – подумал он, – увидеть повторение сцены, происходившей в «Сороке-воровке». Здесь гнездо заговорщиков. Герцог Ангулемский хочет стать королем. Герцог де Гиз хочет стать королем. Принц Конде хочет стать королем. Сколько королей на одно королевство! А как же быть с Его Величеством Людовиком XIII? Его низложат? Бедный малыш1. Мне он нравится куда больше, чем все эти господа, вместе взятые!»

Внезапно шевалье обнаружил, что находится в довольно просторном подземелье четырехугольной формы. Откуда-то доносился смутный гул голосов. Прямо напротив того места, где стоял Капестан, начиналась вторая лестница, ведущая куда-то еще ниже. С правой стороны виднелась распахнутая дверь; с левой их было целых три, причем лишь средняя – закрыта.

Именно за ней и слышался шум. Капестан направился к этой двери, намереваясь толкнуть ее, но тут чей-то голос громко произнес:

– Никто не знает, как проникнуть во дворец, мы можем говорить здесь без опаски. Но раз принц выразил такое желание, выйдите на всякий случай, Сен-Мар, и побудьте у лестницы.

– Слушаюсь, монсеньор, – ответил хорошо знакомый Капестану баритон маркиза.

Однако и первый голос показался шевалье знакомым! Повинуясь инстинкту, юноша юркнул за одну из раскрытых дверей – и сделал это как раз вовремя; в четырехугольном подвале появился Сен-Мар и поднялся на свой пост по той лестнице, по которой только что спустился Капестан.

«Мужчина, отдающий распоряжения, – подумал шевалье, – должно быть, сам герцог Ангулемский! Но ведь это именно тот дворянин, который хотел меня убить в Медонском лесу! Отец девушки, которую я люблю больше жизни! Человек, которого я пришел спасти! О! Мне необходимо во всем разобраться – пусть даже я поплачусь за это головой!»

Шевалье выскользнул из своего укрытия и вдруг застыл, как вкопанный. Сен-Мар, выходя, оставил приоткрытой дверь таинственной комнаты, где собрались заговорщики. И Капестан по костюму признал человека в маске, нанесшего ему оскорбление на медонской дороге! Значит, это и в самом деле был Карл Ангулемский!

А герцог, между тем, заговорил вновь:

– Господа, мы возглавляем мощное движение… и уже завтра утром нам следует быть готовыми к реши тельным действиям! Ибо сегодня ночью король Франции будет отравлен!

Последние слова громом прогремели в ушах у Капестана, и из груди шевалье невольно вырвался ужасный крик. В комнате, где находился герцог Ангулемский, на мгновение воцарилась тишина, а затем восемь человек с воплями бросились к двери.

– Капестан! – взревел герцог Ангулемский, узнав шевалье. – Негодяй! Сейчас ты умрешь!

– Смерть ему! – раздался сзади голос Сен-Мара.

В любой другой ситуации все эти дворяне, принадлежавшие к знатнейшим родам Франции, сочли бы за бесчестье напасть ввосьмером на одного-единственного противника. Но этот человек раскрыл их тайну. На карту была поставлена жизнь, и все понятия о рыцарстве перестали для них существовать.

А в мозгу герцога Ангулемского молнией сверкнула мысль, что Леонора Галигаи заманила его в ловушку! Ловушкой были ее клятвы и обещания поддержать заговорщиков! Ловушкой было и письмо Лоренцо, доставленное два часа назад!

– Это шпион Кончини! – воскликнул претендент на трон.

Капестан же, едва увидев, как распахнулась настежь дверь и как сверкнули шпаги дворян, ринувшихся на него, словно полчище демонов, мгновенно обрел все свое хладнокровие. Отпрыгнув в сторону, шевалье выхватил шпагу, и его великолепное мулине заставило атакующих отпрянуть назад. Но внезапно послышался громкий треск, и шевалье обнаружил, что держит в руке обломок шпаги. Клинок не выдержал стремительных движений юноши и разлетелся на куски!

Под сводами подземелья прокатился клик радости и злобного торжества… Восемь шпаг нацелилось в сердце Капестана. Расхохотавшись, молодой человек скрестил руки на груди, чтобы принять смерть с отвагой Капитана из комедии, и мысленно произнес:

«А ведь я приехал в Париж искать удачу!»

Пока карета катила к Лувру, Кончини ни на секунду не выпускал из рук драгоценный флакон, который принес ему Ринальдо.

В сопровождении своих дворян Кончини поднялся по лестнице, ведущей в покои королевы-матери. Внезапно маршал нахмурился. Гвардейцы не отсалютовали ему, а капитан Витри не соизволил даже оглянуться при его появлении.

Кончини, приблизившись к капитану, бесцеремонно хлопнул его по плечу.

– Ну, мой славный Витри, – проговорил маршал, – как прикажете это понимать?

– Я всего лишь исполняю приказ, монсеньор, – ответил офицер. – Мне были отданы соответствующие распоряжения.

Фаворит попятился, охваченный страшным предчувствием. Неужели он слишком поздно приступил к осуществлению плана, который должен был привести его, Кончини, на трон? Неужели Людовик XIII заподозрил маршала д'Анкра в измене?

Бледный от ярости, фаворит прошествовал из галереи в маленькую пустую комнату. Кончини ждал… Портьера на стене слегка заколебалась, но маршал, занятый своими мыслями, не обратил на это внимания. Так прошло несколько минут. Затем Кончини тихонько постучал в дверь, которая находилась в стене, противоположной той, что была задрапирована портьерой. Дверь открылась, и. на пороге появилась молоденькая горничная.

Кончини вытащил из кармана набитый золотом кошель. Служанка алчно схватила тяжелый мешочек.

– Ты мне по-прежнему верна? – прошептал фаворит.

– Конечно, монсеньор, раз вы мне платите, – ответила девушка.

Кончини тут же достал крохотный флакончик, полученный от Ринальдо, и протянул служанке.

– Слушай, – проговорил он глухо, – ты должна давать ей по три капли каждый вечер в течение недели.

– Яд? – воскликнула горничная, невольно повысив голос.

– Молчи, несчастная! – прошипел маршал. – Это вовсе не яд. Поняла? Когда она выпьет флакон до дна, полюбит меня!

– Эликсир любви… – сообразила горничная.

– Да! – мрачно кивнул Кончини. Портьера снова шевельнулась.

– Что ж, если речь идет о нежных чувствах, вы можете на меня рассчитывать, монсеньор, – улыбнулась служанка.

Едва Кончини покинул комнату, как портьера поднялась, и появилась Мария Медичи.

– Мадам, – прошептала горничная, – он хочет, чтобы…

– Я слышала, – оборвала ее королева.

Схватив флакон, она швырнула его на пол и раздавила каблуком. Этот жест был не поступком королевы, а выходкой сорокалетней женщины, готовой на все, чтобы защитить свою любовь в схватке с юной соперницей.

– Джузеппа? – задыхаясь, повернулась к служанке Мария Медичи.

– Да, Ваше Величество? – поспешно откликнулась горничная.

– Этой девушке не пристало больше оставаться в Лувре, – заявила королева. – Мой дворец – не тюрьма. С наступлением темноты выведешь ее отсюда.

– Слушаюсь, мадам, – присела в реверансе Джузеппа. – А потом?..

– Пусть идет, куда хочет! – мрачно проговорила Мария Медичи. – По крайней мере, я от нее избавлюсь.

И королева устремила на служанку ужасный взор.

– Не может быть, – прошипела Мария, – чтобы с девушкой, в полном одиночестве разгуливающей по улицам в одиннадцать часов вечера, не случилось никакой беды… По правде говоря, в такое и поверить невозможно!

…В половине одиннадцатого король удалился к себе. Придворные разошлись. Кончини подсчитывал свой карточный выигрыш, когда к нему вошла супруга.

– Кончино, – тихо произнесла Леонора Галигаи, – тебя требует королева.

Помолчав, она заговорила:

– Кончино, я ненавижу эту женщину. Пора кончать. Я больше не выдержу… Пока же ступай к ней, потому что мы должны повиноваться. Но сегодня ночью, когда ты будешь в ее комнате, я затаюсь у изголовья Людовика XIII. Через два дня, Кончино, ну, самое большее через четыре, короля Франции не станет… Трон освободится. И займешь его ты – благодаря мне!

Кончини прекрасно понимал, насколько нужна ему Мария Медичи. Она могла возвести его на престол – или спасти ему жизнь, если события начнут развиваться не так, как предполагала Леонора. Поэтому маршал был этой ночью особенно нежен и обольстителен с королевой, но перед глазами у него стоял образ Жизели.

Мария Медичи смотрела на своего возлюбленного со странной улыбкой.

– Кончино, вы хотели проникнуть в гнездо заговорщиков с помощью Жизели, – проговорила она. – План этот превосходен, но, к несчастью, осуществить его невозможно, ибо герцог Ангулемский стал слишком опасен.

– Нет, Ваше Величество, – попытался разубедить королеву фаворит. – Герцог не представляет никакой угрозы, пока его дочь наша пленница.

– Она уже не пленница, Кончино, – вздохнула Мария Медичи. – Жизели удалось бежать.

– Надо схватить ее! Немедленно! – вскричал маршал.

– Увы! Нам следует смириться с тем, что мы не властны изменить, – опустила глаза королева. – Жизели удалось бежать, но ее уже нет в живых… Джузеппа!

Тут же в комнате появилась служанка.

– Расскажи господину маршалу о том, что произошло сегодня вечером, – распорядилась Мария Медичи.

– Как вы и велели, Ваше Величество, – заговорила Джузеппа, – я вывела мадемуазель д'Ангулем из Лувра и проводила ее до моста Менял, где мы расстались. Мне казалось, что она счастлива обрести свободу, однако, едва я отошла от нее, как услышала душераздирающий стон. Обернувшись, я увидела, что девушка устремилась к Сене и с криком отчаяния бросилась в реку. Течение увлекло несчастную под опоры моста. Какое-то время она еще барахталась, а затем скрылась под водой…

– Хорошо, – промолвила королева. – Можешь идти.

Кончини сначала онемел от ужаса, а через минуту уже захлебывался в рыданиях, совершенно забыв о королеве. Горе оказалось сильнее стремления к власти. Но все превозмогла любовь Марии Медичи, чья ревность теперь угасла. Обняв Кончини, королева прижала его голову к своей груди, помогая плачущему мужчине справиться с болью утраты.

Итак, Жизель была мертва. Джузеппа ни в чем не солгала, но, по приказу королевы, умолчала об одном обстоятельстве.

Служанка действительно рассталась на мосту Менял с девушкой, так и не Переставшей быть пленницей. Мадемуазель д'Ангулем устремилась в темноту, но тут дорогу ей преградили четыре тени. Беглянка испустила отчаянный вопль, а затем раздался громкий всплеск: Жизель бросили в воду.

Когда все было кончено, четверо преступников догнали Джузеппу, и один из них прошептал: – Готово!

Глава 5

В Лувре царила таинственная тишина. Леонора Галигаи, удалившись в свои покои, отведенные ей по соседству с апартаментами королевы самой Марией Медичи, размышляла… Леонору терзали сомнения. Король-враг, король-отрок… Ему чуть больше пятнадцати, он так хорош собой и так полон жизни, но придется его… убить! Последнее слово громовым раскатом пророкотало у нее в душе, точно суровый и окончательный приговор. Отравительница встала и твердым неспешным шагом направилась к королевским покоям.

Два высоких окна королевской опочивальни, выходивших на Сену, были наглухо закрыты шторами.

У самого изголовья кровати виднелась небольшая дверь, которой никто не пользовался: она соединяла апартаменты Людовика с покоями юной королевы Анны. Король вот уже десять месяцев женат на Анне Австрийской, но оба они еще слишком молоды для брака, их союз пока лишь политическая сделка… И маленькая дверь, открывающая путь в любви, еще не вызывает у юных супругов никакого интереса…

В огромной кровати, залитой тускловатым светом ночничка, свисающего с потолка на тройной золотой цепочке, безмятежно почивает король.

Точным, хорошо заученным движением Леонора открывает принесенный с собою флакон. Протягивает руку… Не сводя глаз с лица короля, вливает яд в золотой кубок. Затем наполняет кубок жидкостью из амфоры, стоящей рядом.

Потом женщина выскальзывает из опочивальни, закрывает за собой маленькую дверь и, замерев в узеньком коридорчике, ждет… Нет, это еще не все!

Необходимо увериться, что ее замысел увенчался успехом, что король обречен!

Она хочет услышать, как король проснется и, опершись на локоть, потянется по своему обыкновению за кубком. Она хочет услышать, как Людовик сделает глоток… Тогда можно будет с полным правом сказать себе:

– Свершилось! Король испил свою чашу. Яд уже проник в его тело. Теперь остается пойти к Лоренцо и взять у него цветок, убивающий тех, кто пригубил эту дьявольскую жидкость!

И Леонора ждала, замерев за дверью. Женщина словно окаменела, вся обратившись в слух. Пробило два часа… половину третьего… три. Титаническим усилием воли отсекая от своего сознания все посторонние шумы, она стремилась не упустить вожделенных звуков. И не упустила.

Она слышала, она поразительно ясно видела – да, видела в обостренном своем воображении – как Людовик просыпается, приподнимается на локте и тянется за смертоносным кубком. Сейчас, сейчас он его осушит! И Кончини станет повелителем Франции!

И в этот миг вдали послышался страшный шум. Кто-то бежал, стремительно приближаясь к королевским покоям, кто-то вопил: «Держи! Держи!»

– Эй вы! Что все это значит? – вскричал Людовик, соскочив с постели.

Охранявшаяся стражниками главная дверь королевской опочивальни распахнулась настежь, и в комнату ворвались люди. Леоноре показалось, что земля уходит у нее из-под ног…

Чувствуя, что она стремительно погружается в воду, Жизель потеряла четкое представление об окружающем мире. Девушку швырнуло в водоворот, затем течение подхватило ее и затащило под вторую арку. Жизель то выкидывало мощным толчком на поверхность, то затягивало на самое дно. Она не могла определить, сколько времени продолжался этот кошмар.

В очередной раз вынырнув из пучины, Жизель открыла глаза и увидела перед собой какой-то черный предмет, раскачивавшийся на волнах. Собрав последние силы, девушка рванулась вперед и судорожно вцепилась в него, а подтянувшись поближе, поняла, что это совсем маленькая лодка, привязанная к кольцу, которое было вделано в каменную кладку почти у самого края арки. Отчаянным усилием Жизели удалось забраться в утлое суденышко; дрожащая и мокрая, она смогла наконец перевести дух. Свежий воздух животворной струей вливался в легкие… Девушка решила не терять времени на размышления о том, кто на нее напал. Разумеется, это было покушение. Преступники воспользовались водой, а не клинком – и ясно почему: вдохновительница убийства хотела, чтобы гибель Жизели выглядела как несчастный случай. Вдохновительница? Да, Мария Медичи. В этом не было никаких сомнений!

Теперь надо как можно скорее выбраться на берег: впрочем, сидя в лодке, сделать это нетрудно. Из пышных складок платья Жизель вынула кинжал, чтобы перерезать канат, и вздрогнула: суденышко было прикреплено к кольцу железной цепью. Девушка шагнула на корму, которая на несколько дюймов выступала из-под арки, и остолбенела от изумления, увидев перед собой веревочную лестницу, спускавшуюся откуда-то сверху прямо в лодку. Веревка, брошенная с моста? Неужели кто-то был свидетелем покушения? Жизель не стала долго раздумывать, а поспешила воспользоваться лестницей. Гибкая и ловкая, девушка быстро добралась до самого верха.

Она оказалась у Дома, который находился почти на середине моста. Лестница была крепко привязана к скобе, выступавшей с наружной стороны подоконника. Забравшись наверх, Жизель поняла, что лестницу опустили вовсе не для нее: окно было закрыто. Девушка попыталась разглядеть что-нибудь через стекло, поскольку внутри горел свет. Но это единственное, что она сумела разобрать, всматриваясь в мутные и темные стекла. Тогда Жизель постучала.

Створки окна резко распахнулись. Видимо, обитатель этого дома ожидал чего угодно – но только не стука в окно, пробитое в отвесной стене над водой. Жизель оказалась лицом к лицу с изумленным карликом: он стоял на табурете, устремив на нее сверкающие глаза. Сообразив, что перед ним молоденькая девушка, бледная и насквозь промокшая, он явно смутился, но тут же приветливо произнес:

– Влезайте. Кто бы вы ни были, бедный Лоренцо рад видеть вас в своем доме.

– Лоренцо? Торговец зельями? – содрогнувшись, переспросила Жизель.

– Он самый, – поклонился карлик. – Я вижу, мое имя повергло вас в ужас, мадемуазель. Но вы боитесь напрасно.

– Я вовсе не боюсь, – ответила Жизель, влезая в оконце.

Карлик захлопнул ставни, перед тем бросив внимательный взгляд на реку. Жизель быстро обвела глазами комнату: это была настоящая лаборатория. Продавец трав вопросительно смотрел на гостью, столь странным образом появившуюся у него в доме.

– Я упала в воду, – пояснила девушка. – Течение затащило меня под арку. Там я увидела лодку и забралась в нее. А потом поднялась к вам по лестнице. Вот и все.

– Упала в воду, – пробормотал Лоренцо. – Так-таки и упала? – пристально взглянул он на девушку.

– Да, – кивнула та. – Какое это имеет значение? Лучше расскажите мне про вашу лодку и про вашу лестницу, – попросила красавица.

Лоренцо заулыбался.

– Такая милая девушка, конечно, не выдаст бедного калеку, – проговорил он. – Каждый день мне приходится ждать расправы: разъяренная чернь вот – вот ворвется в мой дом, и тогда бедному Лоренцо несдобровать… На этот случай я и держу под мостом лодку. Вечером я спускаю в нее лестницу, а утром поднимаю. А теперь прошу вас выпить вот это. Не беспокойтесь, я вас не отравлю, – с усмешкой добавил карлик.

Он подал ей какую-то жидкость, которую девушка выпила с благодарной улыбкой. Лоренцо не сводил с красавицы восхищенных глаз.

– Мой укрепляющий эликсир подействует быстро, – заметил он. – Но вы промокли насквозь, а в моем доме нет женской одежды, так что вам придется высушить свое платье перед огнем. Входите же, – пригласил карлик, распахивая дверь.

Жизель без колебаний последовала за ним. Они очутились в комнате, обставленной весьма изысканно. Лоренцо на минуту вышел и вернулся с большой охапкой хвороста. Бросив ее во внушительных размеров камин, карлик быстро развел огонь.

– Чувствуйте себя как дома, – радушно промолвил маленький человечек и деликатно удалился.

Оставшись одна, Жизель принялась сушить свою одежду.

«Несчастный уродец, – посочувствовала она хозяину. – Могла ли я подумать когда-то, что человек, одно имя которого наводило на меня безумный страх, станет моим спасителем?!»

А тем временем Лоренцо, сидя в своей лаборатории, размышлял:

«Этой ночью мое зелье обречет на смерть двоих… Леонора отравит короля, а Кончини – дочь герцога Ангулемского… Взамен же этих двух смертей судьба – насмешливая или мстительная – требует, чтобы я помог сохранить жизнь человеческому существу.

Ведь я же, как это ни удивительно, спасаю свою таинственную гостью. Более того, это приносит мне какое-то странное облегчение… Мне, человеку, ненавидящему весь мир! Ладно… Пусть жизнь, которой будет лишена Жизель Ангулемская, станет моим даром ночной незнакомке.»

Погруженный в свои мысли Лоренцо даже не заметил, как пролетели полчаса; карлик очнулся лишь тогда, когда в комнату вошла его загадочная гостья в просохшем платье.

– Что вам нужно еще? – спросил маленький человечек. – Ага, вижу, вам не терпится поскорее выбраться отсюда.

– Извините, сударь, но меня ждут, – улыбнулась девушка. – Такое долгое отсутствие наверняка встревожило моих близких…

Ведя незнакомку к деревянной лестнице, карлик думал: «Надо полагать, девица загулялась допоздна, ее ограбили и швырнули в воду…»

– Прощайте, – промолвил он, открывая дверь, выходившую прямо на мост. – Надеюсь, теперь вы не будете вздрагивать от ужаса и отвращения, услышав имя проклятого Лоренцо!

Жизель протянула карлику руку. Он поцеловал ее. Переступив порог, девушка на прощанье сказала:

– Сударь, я никогда не забуду того, что вы сделали для меня. Если вы попадете в беду, если вам надо будет где-то укрыться от гонений, прошу вас воспользоваться моим гостеприимством. В любое время дня и ночи вас с радостью примут в моем доме.

– Хорошо, – ответил Лоренцо. – И как же я отыщу ваше жилище?

– Это очень легко! – снова улыбнулась красавица. – Чтобы попасть ко мне, достаточно постучать особым образом – пять раз подряд – в дверь особняка, расположенного в самом низу улицы Дофин. Это дворец моего отца. Мое имя – Жизель, я дочь графа Овернского, герцога Ангулемского.

С этими словами девушка повернулась и исчезла в ночи. Карлик, потрясенный до глубины души, долго не мог двинуться с места. Наконец он задумчиво закрыл дверь и медленно пошел в лабораторию. Там он снова погрузился в раздумья, и только наступивший рассвет вывел его из долгого оцепенения.

Жизель прощалась с Лоренцо приблизительно в то самое время, когда Леонора Галигаи кралась к королевской опочивальне. Сбежав с моста, Жизель спустилась по улице, сжимая в руке кинжал. Девушка беспрепятственно добралась до дверей отцовского особняка и проскользнула внутрь. Жизель знала, что этой ночью в подземелье дворца должны собраться единомышленники герцога Ангулемского. Она стрелой помчалась по коридору, в конце которого мерцал слабый огонек. Вскоре ей показалось, что она слышит какой-то глухой шум, гневные выкрики, звон клинков… там сражались!

«Мой отец разоблачен!» – в ужасе подумала девушка, спрыгивая на верхнюю площадку лестницы, спускавшейся в подземелье. Отсюда была прекрасно видна кипевшая внизу битва. Но нет, не битва, а подлое убийство! Человек десять или двенадцать накинулись на одного. Загнанный в угол юноша со сломанной шпагой в руке, казалось, отбивался от разъяренной стаи кровожадных хищников.

Жизель испустила душераздирающий крик, и атакующие замерли от неожиданности. В юноше, которого они собирались убить, девушка узнала своего спасителя с Медонской дороги! Жизель снова увидела его таким, каким запомнила навсегда, – ослепительно-прекрасным в своем бесстрашии и благородстве. Герцог встретил девушку криком отчаянной радости:

– Дочь моя! Жизель! Дорогая девочка!

Жизель стремительно одолела лестницу и оказалась внизу.

«Она!» – ликующе воскликнул про себя Капестан.

Жизель резко отвела нацеленные в грудь шевалье клинки и, дрожа от возмущения, встала рядом со своим спасителем.

– Отец, – промолвила девушка, – вы вознамерились убить человека, который вырвал меня из лап Кончини!

Потрясенный герцог Ангулемский пролепетал:

– Он? Тебя спас шевалье де Капестан? Ты же говорила – Сен-Мар!

Жизель необычайно мягким голосом пояснила:

– Я не знала, что его зовут шевалье де Капестан, он не представился мне из скромности. К тому же было не до церемоний: ему пришлось сражаться с дюжиной бретеров Кончини.

– Сударыня, – склоняясь перед Жизелью, произнес Капестан, – ваши слова навеки останутся в моем сердце. Что бы ни случилось, моя жизнь принадлежит вам.

– Благодарю вас, господин шевалье, – ответила девушка. – Ваше поведение на Медонской дороге, ваша учтивость, не утраченная даже здесь, в обществе этих благородных сеньоров, заставляют вспомнить доблестных рыцарей былых времен.

Заговорщики переглянулись. Конде, Гиз и все прочие дружно отсалютовали шпагами, после чего вложили их в ножны. Сен-Мар переломил свою о колено.

Герцог Ангулемский, не сводивший глаз с Сен-Мара, приписал необычайное волнение маркиза ревности и не на шутку встревожился.

На предполагаемом браке Жизели и Сен-Мара основывались все честолюбивые планы, которые столь усердно разрабатывал Карл Ангулемский. Возвращение Сен-Мара в родовое поместье без официального объявления о свадьбе было равносильно краху всех надежд… Чувствуя, как почва уходит у него из-под ног, герцог принял отчаянное решение.

Он подавил свою радость, вызванную благополучным возвращением дочери, подумав, что позднее подробнейшим образом расспросит Жизель о том, кто я как похитил ее из Медона.

– Дочь моя, – укоризненно промолвил герцог, – я весьма огорчен, узнав, что на Медонской дороге тебя спас какой-то авантюрист, а не твой жених, как я полагал. Но это дела не меняет: я взял с тебя слово и дал свое. Твой суженый стоит перед тобой. Дорогие друзья, господа, имею честь сообщить вам о скорой свадьбе моей любимой дочери Жизели с господином Анри де Рюзе д'Эффья, маркизом де Сен-Маром.

Неожиданность сделанного герцогом объявления, смертельная бедность Жизели, вызывающая поза Сен-Мара, не сводившего с Капестана горящих глаз, – все это заставляло видеть в скороспелой помолвке некий скрытый смысл. Капестан улыбнулся.

Жизель догадалась, какие страхи обуревают ее отца. Трус, готовый все на свете принести в жертву своей гордыне! Девушка была возмущена до глубины души, однако благородство Жизели граничило с самоотречением. Чувствуя, как рушится ее мечта о счастье, красавица шагнула вперед, в то время как Капестан отступил назад, держась нарочито скромно перед герцогом Ангулемским, обозвавшим его авантюристом, вместо того чтобы поблагодарить за спасение дочери. Жизель, заставив себя протянуть руку Сен-Мару, объявила:

– Герцог Ангулемский взял с меня слово и дал вашему отцу свое. Что ж, я не нарушу обещания. Вот моя рука, сударь!

Герцог де Гиз, постаравшись унять дрожь, в которую его бросило от этой сцены, наконец произнес, указывая на Капестана:

– Остается узнать, зачем сюда пожаловал этот господин…

Жизель обернулась к Капестану, ее прекрасные глаза отчаянно молили о снисхождении: «Я дала слово! Легче умереть, чем нарушить клятву. Простите! Мне надо спасти отца!»

Шевалье отвернулся. Знакомство их было очень недолгим – всего несколько минут на Медонской дороге, но они понимали друг друга с одного взгляда. Тайный язык любви красноречивее множества слов, произнесенных вслух…

Капестан шагнул к герцогу Ангулемскому и пояснил спокойным голосом, в котором звучала легкая ирония:

– Монсеньор, я пожаловал сюда, чтобы спасти вашу светлость. У авантюристов вроде меня имеются свои причуды… У дверей Кончини мне удалось подслушать много интересного – например, то, что маршал собрался схватить вас и ваших замечательных единомышленников, а особняк ваш взять под наблюдение. Зная, что ваш арест – дело решенное, я вознамерился вырвать герцога Ангулемского из рук палачей и отправился за город в надежде отыскать вас. В Медоне, в доме, расположенном напротив гостиницы «Сорока-воровка», я встретил некую фею, которая раскрыла мне тайну девиза, начертанного на дверях этого особняка. Я проник внутрь. В тот самый момент, когда вы набросились на меня, я собирался крикнуть: «Тревога, господа! Кончини вы следил вас! Кончини идет по вашему следу! Спасайтесь!» Видимо, я совершил ошибку, в чем и приношу свои извинения.