Текст книги "Капитан"

Автор книги: Мишель Зевако

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Глава 4

Одиннадцать часов утра. Солнце, почти достигшее зенита, опаляет своими лучами равнины и леса. Изнемогающая от зноя природа погружена в безмолвие. Из двора дома, стоявшего напротив гостиницы «Сорока-воровка», выезжает еще один маленький отряд. Всадников всего трое. Они едут почти шагом; один из этих людей, кажется, просто раздавлен тяжестью навалившейся на него муки. На лицах у всадников маски – и в этом нет ничего удивительного! В ту эпоху путешественники часто предпочитали укрываться от слишком любопытных глаз.

Герцог Ангулемский, принц Конде и герцог де Гиз покидают дом, где собрались, дабы подготовить завершающую встречу заговорщиков, которая должна состояться через три дня в Париже… Однако Карл Ангулемский приехал в Медон не только для того, чтобы плести интриги. Он надеялся повидаться с дочерью…

Но не нашел никого, кроме Виолетты, с которой разговаривать не пожелал. И вот теперь он возвращается, трепеща при мысли о Жизели и разражаясь проклятиями при воспоминании о Капестане, об этом наглеце, оставившем странную записку. Кто, как не этот человек, похитил Жизель?

Одиннадцать часов утра. Маркиз де Сен-Мар сломя голову скачет по лесу, устремившись в погоню за ненавистным соперником. Он уже успел побывать в «Сороке-воровке» и все выведал у госпожи Николетты, давней своей знакомой.

Шевалье де Капестан, сообщила трактирщица, заглянул к ней и обмолвился, что возвращается в Париж. Узнав эту новость, Сен-Мар одним прыжком вскочил в седло… И вот он скачет, не разбирая дороги… не замечая, что за ним неотступно следуют два всадника: замирают, когда он останавливается… пускают лошадей в галоп, когда он срывается с места. Этих двоих зовут герцог де Ришелье и Лаффема!

Одиннадцать часов утра. Король Людовик XIII укрылся под сенью буков с пышными кронами. Перед взором юного монарха проходят ужасные видения: словно пропасть разверзлась у его ног, и оттуда один за другим возникают коронованные призраки – с кровавыми ранами или с лицами, искаженными от боли, причиняемой ядом. В измученном мозгу пятнадцатилетнего короля мелькает страшная мысль: никто из его предшественников на троне не умер своей смертью! Жизнь каждого из них оборвало: убийство – явное или скрытое! Когда Людовик наконец возвращается к реальности, в глазах его сверкает мрачная решимость… Именно в этот момент он становится королем!

Полностью овладев собой, монарх отправился на поиски Альбера де Люина. Люин при виде короля испустил радостный крик.

– Да, да, я спасен, мой славный Люин, – проговорил Людовик.

«Спасен! – повторил про себя Люин. – Я спасен!»

Ибо от короля зависело само существование Люина. С юным монархом связывал он самые смелые свои мечты. К государю обращал он взор в надежде свести счеты с Кончини, своим заклятым врагом.

– Сир, нам нужно вернуться в Лувр, – произнес Люин, и голос его все еще дрожал от пережитого волнения. – Ах, как я испугался!

Король, улыбнувшись, повернул коня. Внезапно остановившись, он хлопнул себя по лбу и пробормотал:

– О! Я даже не поблагодарил этого смелого дворянина! Он рисковал ради меня жизнью, даже не зная, кто я такой… а я ускакал, не сказав ему ни единого доброго слова! О, я даже не спросил, как его зовут!

– Сир, Богом молю, вернемся в Лувр! – твердил Люин.

– Нет, Люин, – покачал головой Людовик, – охота продолжается!

Одиннадцать часов утра. Капестан, выручив из беды молодого незнакомца, поехал в Медон. Усевшись за столик в «Сороке-воровке», юноша вновь задумался о Жизели. Когда на колокольне медонского храма пробило одиннадцать, он встал, намереваясь вернуться в Париж, но тут взгляд его вдруг упал на таинственный дом, где он не так давно нашел превосходный обед, полную экипировку и деньги!

Не в силах справиться с любопытством, шевалье решился! Бегом обогнув стену, он влез в знакомый пролом и подобрался к крыльцу. Внезапно перед Капестаном возникла белая фигура безумной дамы.

Шевалье поклонился ей, но женщина, казалось, ничего не замечала. Глядя вдаль, она произнесла с горечью:

– Герцог Ангулемский, неужели вы забыли свою возлюбленную супругу?

– Герцог Ангулемский? – вскричал Капестан, резко выпрямившись. – Мадам, умоляю вас, выслушайте меня…

– Кто вы? – спросила Виолетта. – Ах да, я вас узнала! Я велела вам прийти не раньше, чем сама вас позову…

– Мадам, одно слово… только одно… – умолял юноша. – Речь идет о жизни человека, которого я поклялся спасти, даже если сам при этом погибну! Вы назвали имя герцога Ангулемского… вы его знаете? Где я могу с ним встретиться?

Виолетта медленно провела рукой по лбу.

– Я подслушивала, – сказала она. – Они говорили о двадцать втором августа. Да, именно так. Вы хотите увидеться с герцогом?

– Чтобы спасти его, мадам! – воскликнул шевалье.

– Прекрасно! Мы его спасем! – промолвила Виолетта. – Приходите ко мне двадцать второго августа, когда солнце сядет за лесом, и я… да… О! Что вы здесь делаете? Слушайте… кто-то плачет!

Безумная, расхохотавшись, бросилась в дом. Капестан устремился вслед за ней, но она обернулась, сделав столь повелительный жест, что юноша попятился.

Вернувшись на постоялый двор, Капестан вскочил на коня и галопом поскакал в лес. В голове у шевалье вихрем проносились мысли:

«Она помешанная… сама не знает, что говорит! Двадцать второго августа, когда сядет солнце… Почему именно этот день, а не какой-нибудь другой?»

Капестан мчался по тропинкам, поворачивая наугад. Внезапно Фан-Лэр замер. Впереди виднелась большая дорога.

– Отчего я так устал? – пробормотал шевалье. – Ладно! Раз глаза у меня слипаются, а Фан-Лэр решил задержаться здесь, то я, пожалуй, вздремну под старой сосной…

С этими словами Капестан спешился, улегся на землю и заснул.

Сен-Мар, побывав в «Сороке-воровке», вновь пустился на поиски, однако на сей раз поехал рысью по парижской дороге. Он обогнал двух всадников в масках, на которых, впрочем, не обратил ни малейшего внимания. Но вот маркиз услышал справа от дороги лошадиное ржание. Около старой сосны стоял оседланный конь, а под деревом спал какой-то человек. Сен-Мар, испустив радостный вопль, спрыгнул на землю с криком:

– Великий Боже! Вот этот негодяй! Вот он, Капитан!

Похоже, шевалье разоспался не на шутку, ибо в ответ лишь со вздохом повернулся на другой бок, как человек, глубоко погрузившийся в сладкое забытье. Сен-Мар, выхватив шпагу, яростно топнул ногой.

– Эй! Открывайте глаза, господин де Капестан! – завопил он.

– А, так это и есть знаменитый Капитан? – произнес чей-то голос рядом с Сен-Маром. – Хорош, негодяй…

И Лаффема, показав Ришелье на спящего шевальe и на Сен-Мара, обезумевшего от бешенства, добавил насмешливо:

– Полагаю, мы сейчас увидим отменную схватку. Не зря гонялись по лесу за этим безрассудным мальчишкой…

В этот момент Капестан открыл один глаз и увидел сначала мертвенно бледного Лаффема и мрачного Ришелье. Шевалье невольно вздрогнул.

– Поднимайся, предатель! – взревел Сен-Мар. – Береги уши!

Капестан, открыв второй глаз, заметил шпагу Сен-Мара, сверкавшую на солнце, и улыбнулся.

– Маркиз, вы не дали мне досмотреть такой чудный сон! – потягиваясь, проговорил шевалье.

– Защищайтесь! – завопил Сен-Мар.

– О! – воскликнул Капестан. – Не терпится получить урок, который я еще вчера собирался вам преподать?

С этими словами шевалье вскочил и обнажил шпагу. Два клинка скрестились, зазвенели, засверкали. Через две секунды клинок Сен-Мара отлетел на десять шагов; Капестан повернулся к Ришелье и Лаффема, тогда как его противник устремился за своим оружием.

– Господа, – промолвил шевалье, – вы, надо полагать, секунданты маленького маркиза? Что же вы стоите? Нападайте!

– Ах, мерзавец! – прорычал Сен-Мар, налетев на Капестана и обрушив на него град ударов. – Капитан с подмостков! Фанфарон! Защищайся!

– Уж как-нибудь! – отвечал шевалье громовым голосом. – Капитан? Хорошо, пусть будет Капитан, черт возьми! Но тебя, юнец, я одолел бы и голыми руками!

– Ты боишься атаковать! – взревел Сен-Мар.

– Опасаюсь тебя зашибить! – насмешливо заявил Капестан.

Шпага Сен-Мара вновь отлетела в сторону.

– Ну же, господа, нападайте! – обратился шевалье к зрителям. – Для Капестана вас не слишком много!

– Капестан? – проскрежетал чей-то голос. – Это он! Наконец-то!

Всадник в маске, которого сопровождали двое мужчин, чьи лица также были скрыты, соскочил с коня на землю и, устремившись к Сен-Мару, что-то быстро шепнул маркизу на ухо.

– Монсеньор, – умоляюще воскликнул Сен-Мар, явно не желая уступать своего права биться с шевалье.

– Если он убьет меня, вы отомстите за герцога Ангулемского, – заверил маркиза человек в маске.

– Будь по-вашему, монсеньор, я не смею с вами спорить, – вздохнул огорченный Сен-Мар.

– Ну, когда же вы решитесь? – проворчал Капестан. – Вперед! Теперь вас шестеро… можно, наконец, размяться!

– Всем назад! – приказал всадник в маске. – Я буду драться с ним один на один! Сударь, вы действительно шевалье де Капестан? – обратился он к юноше.

– Адемар де Тремазан, шевалье де Капестан, к вашим услугам! – поклонился тот. – А вы?

– Мое имя не из тех, что произносят во всеуслышание! – отрезал человек в маске. – Скажите, это вы оставили записку известного содержания в одном из домов Медона?

«Владелец зачарованного замка!» – подумал шевалье. А вслух проговорил:

– Да. Но должен вам сказать…

– Вы виновны в подлом преступлении! – завопил мужчина в маске.

– Ах так! Эти слова, сударь, я вколочу вам в глотку! – рассвирепел Капестан.

– Мерзавец, я убью тебя! – взревел его новый противник. – Но сначала признайся, где искать похищенное тобой!

– Клянусь крестом Господним! – бушевал юноша. – За это оскорбление вы заплатите мне жизнью!

И Капестан ринулся на герцога, но в ту же секунду мозг его пронзила мысль:

«Я не могу убить этого человека, пока не верну то, что взял у него взаймы!»

Ожесточенная безмолвная схватка длилась две минуты – шевалье не нападал, а только парировал удары.

Внезапно на дороге остановилось несколько всадников. Увидев Капестана, они переглянулись в изумлении и страхе, а затем, спешившись, подошли поближе.

– Кончини! – прошептали одновременно герцог де Гиз и принц Конде, увлекая в сторону герцога Ангулемского.

– Неужели? – промолвил тот. – К нам прибыл синьор Панталоне, именуемый также Кончино Кончини? И прославленный Ринальдо, парижанин с Блошиного рынка? И вся прочая свора? Добрый день, любезные господа!

Изумление Кончини и его банды сменилось яростью.

– Это он! – прошипел маршал д'Анкр. – Он! Живой!

– Смерть ему! Руби! Коли! – завопили Шалабр, Лувиньяк, Монреваль и остальные головорезы.

Капестан, прислонившись спиной к дереву, бесстрашно взирал на своих врагов.

Герцог Ангулемский, маркиз де Сен-Мар, Ришелье, Кончини! Чудовищный квартет, источающий ненависть! А кругом – их не менее злобные приспешники!

Презрительно выпятив губу, шевалье насмешливо бросил:

– Кто желает первым попасть на мой вертел? Прошу господа!

Словно обожженные ударом хлыста, все кинулись на Капестана, страшного в своем ликовании… все как один, не исключая и Сен-Мара, который кричал:

– Он мой! Оставьте его мне!

– Опустить шпаги! – загремел чей-то голос. – Назад!

Все головы повернулись к новому участнику сцены. Все лица побледнели. Гиз, Конде и герцог Ангулемский, вскочив на коней, мгновенно исчезли. Сен-Мар тихонько отошел в сторону. Ришелье отступил в тень деревьев. Лаффема юркнул в кусты.

– О! – прошептал Капестан. – Тот самый маленький дворянин, пьяную лошадь которого я остановил!

Кончини, картинным жестом обнажив голову, произнес торжественно и звучно:

– Его Величество! Шляпы долой, господа!

– Да здравствует король! – хором возгласили убийцы.

– Король! – пробормотал Капестан в величайшем изумлении.

Людовик XIII двинулся вперед. Люин и дворяне из свиты застыли, ожидая распоряжений. Кончини тихо скрежетал зубами. С королевской лошадью все было в порядке. Обещанного Леонорой несчастного случая не произошло!

– Что тут за сражение? – осведомился юный монарх.

– Сир, – ответил шевалье, – я обещал продемонстрировать этим господам преимущество французской школы фехтования.

И Капестан отсалютовал Людовику шпагой, одновременно щелкнув каблуками, а затем вложил клинок в ножны. Король на какое-то мгновение залюбовался этим лицом, словно отлитым из бронзы.

– Сударь, – сказал он наконец, – недавно вы, рискуя жизнью, спасли своего государя. Тогда я совершил оплошность, не успев спросить вас, кому сын Генриха IV обязан тем, что продолжает царствовать. Так назовите же ваше имя, храбрый дворянин!

«Значит, несчастный случай все-таки был! – злобно подумал Кончини. – Леонора не ошиблась. Если бы не Капестан, я уже завтра сидел бы на троне!»

– Сир, дворянина, коему оказана высочайшая честь разговаривать с Вашим Величеством, зовут Адемар де Тремазан, шевалье де Капестан, – звонко произнес молодой человек.

Король слегка склонил голову.

– Сир, – воскликнул Кончини, – я сочту за честь сопровождать вас в Лувр вместе с моими людьми.

Людовик XIII, едва удостоив маршала взглядом, холодно заявил:

– Не нужно! Со мной поедет шевалье де Капестан.

Кончини помертвел.

– Опала! – еле слышно пробормотал он. – Это опала! Разве что…

А Капестан с бьющимся сердцем прошептал:

– Внимание, шевалье, не упусти своего счастья! Вскочив на Фан-Лэра, он ожидал только знака короля, чтобы тронуться в путь.

– Господа, извещаю вас, что шевалье де Капестан отныне входит в число моих друзей, – громко объявил Людовик. – Враги моих друзей – мои враги.

Все головы почтительно склонились. Юный король направил коня к парижской дороге. Капестан гарцевал рядом с ним. Следом ехали Люин и придворные.

Сияющий шевалье, гордо подбоченясь, покачивался в седле; молодому человеку уже казалось, что будущее его обеспечено. Однако у городских ворот Людовик XIII остановился и проговорил:

– Благодарю вас, господин де Капестан. Помни те о том, что я сказал вам. Если вы захотите повидаться со мной, приходите в Лувр и спросите Витри.

Король пришпорил своего коня, и через несколько мгновений оглушенный Капестан остался один.

– О! – проговорил он. – Похоже, добиться успеха будет потруднее, чем я предполагал!

Шевалье был не слишком доволен обхождением монарха, собственное же положение расценивал, как весьма опасное. Там, под сосной, он встретился с четырьмя людьми, чья ненависть не знала границ: в полных ненависти взорах Кончини, Ришелье, Сен-Мара и герцога Ангулемского явственно читался смертный приговор, вынесенный ему, Капестану.

Сам же шевалье знал только двоих из этого кварте-га – Кончини и Сен-Мара. Он не сообразил, что под одной из масок скрывался герцог Ангулемский, а епископа Люсонского никогда прежде не видел – однако понимал, что эти двое будут столь же беспощадны и жестоки, как маршал д'Анкр и молодой маркиз. Догадываясь о могуществе своих врагов, юноша говорил себе, что рано или поздно их общая злоба уничтожит его. Неприятностей можно было ожидать и от Лаффема: Капестан заметил, как тот подкрадывался к дереву сзади, чтобы нанести ему, шевалье, удар в спину.

Прошло несколько дней. Наступило двадцать второе августа – та самая дата, о которой сказала Капестану Виолетта… Впрочем, безумная женщина вряд ли сознавала, что говорит!

В этот день около шести часов вечера Кончини сидел в своей комнате, а вокруг суетился его слуга Фьорелло. Маршал был мрачен: нахмурив брови и сжав губы, он предавался горьким раздумьям; пока Фьорелло причесывал его, завивал ему бороду и усы, прыскал духами и оправлял великолепный костюм из вишневого атласа с множеством лент, алмазных застежек и золотых заколок.

Когда туалет был завершен, Кончини, накинув на плечи бордовый атласный плащ, встал перед громадным зеркалом. Обращаясь к человеку, сидевшему верхом на стуле и внимательно наблюдавшему за этой сценой, маршал угрюмо спросил:

– Что скажешь, Ринальдо? Как я тебе? Говори без стеснения…

Ринальдо лишь присвистнул в знак восхищения.

– Да, – продолжал Кончини, – роскоши моих нарядов завидуют многие знатные вельможи. Женщины считают меня красивым. И они правы. Но что мне до этого, если она пренебрегает мной?

– Вы можете отомстить ей! – заметил наперсник.

– Каким образом? – простонал Кончини. – Она влюблена… и знаешь, в кого? Клянусь всеми демонами ада, ей вскружил голову проклятый Капитан!

Ринальдо заскрежетал зубами.

– Есть новости? – осведомился Кончини, помолчав.

– Пока нет, – мрачно откликнулся его собеседник. – Капитан неуловим. Мы не можем его найти.

– Я переверну всю Францию, но отыщу его… живым или мертвым! – злобно прошипел маршал. – Прощай, Ринальдо, мне пора в Лувр. Придется строить глазки Марии… – тяжело вздохнул он. – Зато, быть может, удастся увидеть и ее пленницу!

– Минутку, монсеньор! – вскричал Ринальдо. – По-моему, вы собирались потолковать со мной о серьезных вещах. С Капестаном все ясно. Он умрет, это неизбежно. Но мы должны думать не только о Капестане.

– К чему ты клонишь? – нетерпеливо спросил Кончини.

– К тому, монсеньор, – ответил Ринальдо, – что если вас станут именовать «сир», дочь герцога Ангулемского не посмеет отказать вам!

– Ты думаешь? – задыхаясь, воскликнул Кончини.

– Монсеньор, вы обещали сделать меня герцогом и губернатором Иль-де-Франса, если я помогу вам стать владыкой мира, – проговорил наперсник. – Я рискую головой, монсеньор! Я уже не просто Ринальдо, я ваш сообщник!

– Чего ты хочешь? – пробормотал испуганный Кончини.

– Я хочу, чтобы вы назначили время, когда мы двинемся на Лувр! Но сначала скажите мне, сумела ли синьора Леонора повидаться с герцогом Ангулемским? – осведомился верный слуга.

Кончини, поигрывая рукоятью кинжала, холодно заявил:

– Ты все узнаешь в положенный час, мой славный Ринальдо. Будь спокоен. Да, Леонора виделась с герцогом. А помогла ей в этом Жизель. Герцог Ангулемский поверил, что я действую в его интересах… и теперь он нам не опасен. Не суетись и не торопи события. Ты получишь и герцогство, и губернаторство… но момент для этого пока не настал!

– Что я должен буду сделать? – прохрипел Ринальдо, дрожа от волнения.

– Ты схватишь Карла Ангулемского в тот самый миг, когда он приготовится принять корону из моих рук, – усмехнулся маршал.

– Ах, я отдал бы пять лет жизни, если бы это случилось уже сегодня вечером, сир! – простонал Ринальдо.

Кончини устремился к двери, дабы скрыть, в какое смятение повергло его впервые услышанное обращение – сир!

– Подождите! – поспешно вскричал Ринальдо. – Это еще не все!

– Что такое? – недовольно обернулся маршал.

– Монсеньор, – зашептал Ринальдо, – когда вы признались, что дочь герцога Ангулемского вас ненавидит, я ответил вам: «Она вас полюбит!» Когда вы сказали, что она вами пренебрегает, я ответил: «Отомстите!» Монсеньор, я принес вам месть вместе с любовью. Вот что я раздобыл у Лоренцо, торговца травами с моста Менял.

Кончини дрожащей рукой схватил флакон, протянутый Ринальдо.

– По три капли каждый вечер, – продолжал верный слуга. – В вино, в воду или в липовый отвар, в течение недели… и она полюбит вас. Лоренцо никогда не ошибается. Монсеньор, можете мне поверить, она отдаст вам свое сердце! Она будет вашей!

– Неделя! – прошептал Кончини, вспыхнув. – Семь дней! Семь веков! Пусть так! Мне удалось под купить служанку, приставленную к ней королевой. Сегодня же вечером мы начнем!

И Кончини бросился во двор, где его ожидала карета.

– В Лувр! – приказал маршал, сев в экипаж. Карета тронулась с места и понеслась по мостовой в сопровождении эскорта из двенадцати дворян.

К тому моменту, когда над Парижем начали сгущаться сумерки, недалеко от моста Менял остановился портшез[8]8
  Портшез – легкое переносное крытое кресло, в котором можно сидеть полулежа.


[Закрыть]. Из него вышла дама в черном одеянии; лицо ее скрывала густая вуаль. Женщина приблизилась к одному из домишек, который притулился к нижним перилам почти в самой середине моста. Это жилище производило унылое впечатление. Оба крохотных оконца были наглухо закрыты ставнями, дверь, обитая полосами железа, крепко заперта.

Женщина постучала особым образом, и вскоре послышался шум отодвигаемых засовов, а затем скрежет ключа, поворачивавшегося в замке. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы можно было проскользнуть в щель, и тут же снова захлопнулась. Лишь теперь дама подняла вуаль; под ней обнаружилось бледное лицо Леоноры Галигаи.

Гостью встречал крохотный человечек, почти карлик – тщедушный и уродливый, но с горящим пронзительным взором; ремеслом этого жалкого создания было изготовление ядов – мановению этих слабеньких ручек подчинялась сама смерть.

Карлика звали Лоренцо. Он был родом из Флоренции и занимался продажей трав: иными словами, торговал жизнью и смертью, ненавистью и любовью. Все парижские тайны брали свое начало в этой лавчонке, пропитанной ароматами сушеных растений, развешенных везде и всюду. Наверху находилась лаборатория, куда, кроме хозяина, не входила еще ни одна живая душа.

Леонора Галигаи и Лоренцо какое-то время пристально смотрели друг на друга.

– Он приходил, – промолвил наконец Лоренцо, – приходил сегодня. Хо-хо-хо! Синьора, вашему благородному супругу не терпится!

– Ринальдо был здесь? – спросила Леонора, вздрогнув. – Ты дал ему то, что хотел Кончини?

– Да, синьора, флакончик с пятьюдесятью каплями драгоценной жидкости… – кивнул карлик. – Котя подождите! Господи Иисусе! Неужели я мог так ошибиться? Да, увы, я ошибся! Посмотрите на эту полочку! Тут стояло два флакона! О, какое несчастье! Кажется, я дал не тот, что нужно.

Взобравшись на табурет, Лоренцо дотянулся до полочки и схватил стоявший на ней флакон.

– Торопитесь, синьора! – вскричал он. – Ах, проклятая рассеянность! Бедная девушка…

– Хватит ломать комедию! – прервала карлика Леонора. – Лучше скажи, какое действие произведет этот яд.

Лоренцо поставил на стол снятую с полки бутылочку.

– Извольте, – сказал он холодно. – В течение недели девушка будет получать по три капли каждый вечер… я дал подробные инструкции Ринальдо. Через семь дней не будет еще ни малейших признаков недомогания. Но в одно прекрасное утро – на десятый день – на лбу или на щеке выскочит крохотный ярко-розовый прыщик. Через несколько дней этими прыщами покроется все лицо – сливаясь, они образуют язвочки. Затем начнут выпадать ресницы, волосы, брови… потом вывалятся зубы. Боли не будет. Небольшая лихорадка, но она скоро пройдёт. Язвочки постепенно подсохнут. Это конец. На месте каждой язвы, возникнет черная дыра. Тогда, синьора, эта девушка – с беззубым ртом, с лысой головой, с кожей в дырах и шрамах – превратится в старуху, мерзкую дряхлую старуху, которой останется только умереть.

Леонора Галигаи с жадностью внимала карлику, хладнокровно живописующему картину страшного разрушения юной красоты. Когда Лоренцо умолк, женщина погрузилась в грезы, наслаждаясь грядущей местью.

– Лоренцо, – промолвила наконец Леонора, – ты создал изумительное зелье. Это подлинный шедевр! Я щедро вознагражу тебя!

Торговец травами, улыбнувшись, пожал плечами.

– Зелье, которое я подсунул Ринальдо, – равно душно заметил он, – это всего лишь детские игрушки. Его знает любая египетская цыганка. Но одним шедевром я могу похвастаться. Этот состав изобрел я! И больше он никому неведом!

Леонора вздрогнула. В ее черных глазах вспыхнуло пламя.

– Вот мой шедевр! – продолжал Лоренцо, любовно беря в руки флакон. – Конечно, аква тофана, которую я, впрочем, усовершенствовал, хороша… вы не раз пользовались ею, саrа signora. Аква тофана убивает, не оставляя следов. О да, есть чудесные яды! Но все они – безделица в сравнении с этой царственной жидкостью, подлинной королевой отравы! Великолепный, совершенный состав, который я изобрел и тайну которого унесу с собой в могилу.

Поставив склянку на стол, карлик добавил:

– Ни слава, ни деньги меня не прельщают. Я жалкий ублюдок, недоносок, отброс творения… Я мог бы упиваться ненавистью ко всему человечеству.

Я мог бы, с помощью могучего ума, дарованного мне природой, достичь вершин власти и богатства. Но мне это не нужно. Я ощущаю прилив гордости и воспаряю духом, когда из моих колб и реторт является на свет новое вещество, когда обретает плоть мечта, порожденная сочетанием божественных цифр. Эта тайна умрет вместе со мной, и никто не пустит в ход яд, работе над которым я отдал десять лет жизни. Испытав его один раз – только один раз! – я брошу флакон в огонь. Впрочем, в любом случае потребовалось бы не меньше года, чтобы раздобыть все необходимые ингредиенты.

Лоренцо умолк. Дрожа всем телом, Леонора не сводила с карлика горящего взора.

– Лоренцо, – проговорила она глухо, – ты сказал, что хочешь испытать этот яд…

– Только один раз! – прошептал карлик, подняв на Галигаи свои удивительно ясные, блестящие глаза. – Но это должно быть достойное испытание, вы понимаете? В моем жалком существовании у меня есть единственная радость: мне нравится наблюдать за человечеством, словно за гигантским муравейником. Насекомые, которые суетятся и мечутся в разные стороны, – это люди. Меня греет мысль, что я могу управлять их судьбами – любопытно посмотреть, что получится, если слегка разворошить кучу палкой. Вот знатный вельможа, желающий убить свою жену. Брат, жаждущий разделаться с братом. Но чаще всего женщина стремится избавиться от соперницы. Однако на сей раз мне бы хотелось, чтобы мой шедевр разорил весь муравейник, оглушил всех насекомых… Тогда я мог бы сказать себе: «Эта катастрофа вызвана мною!» Разжечь гражданскую войну в таком королевстве, как Франция! Пробудить честолюбие в душах дюжины претендентов на трон! Наблюдать за их схватками и отчаянной борьбой! Вот моя мечта! И тогда я говорил бы, сидя в своей дыре: «Это я разворошил муравейник! И для этого понадобилось налить всего лишь несколько капель моего изумительного состава в холодный бульон, который каждый вечер подают королю Франции!»

Леонора, испустив вопль, с ужасом уставилась на Лоренцо.

– Демон! – прохрипела она. – Ты прочел мои мысли!

Лоренцо лишь улыбнулся… Опустив голову, он на несколько минут глубоко задумался. А когда заговорил, то по-прежнему глядел в пол:

– Я изобрел смертельный яд, но разделил его на две безвредные части… вот и весь мой секрет. Каждое из этих снадобий по отдельности не представляет для человека никакой опасности. Только при соединении возникает их страшная разрушительная сила. Я назвал одну половину – позитивным, а другую – негативным ядом. Негативный яд сам по себе не убивает. Позитивный яд сам по себе тоже безвреден. Вот вам флакон: в нем содержится мой негативный яд. Тот, кто получит сегодня вечером эту дозу, будет нести в себе отраву – но при этом жить, не испытывая ни какого недомогания. Теперь представим, что через десять дней или через десять лет вы обрызгаете пре лестную розу моим позитивным ядом. Ароматом этого цветка без всякой опаски смогут наслаждаться все – вы, ваш супруг, я, множество других людей. Он безвреден для любого человека, не отравленного негативным ядом. Но если эту розу понюхает тот, кто прежде проглотил содержимое флакона… Тогда оба яда – негативный и позитивный – войдут в соприкосновение друг с другом. И смертоносная сила из начального яда проявится во всей своей полноте. В нужное вам мгновение обреченный рухнет замертво, но никому не придет в голову заподозрить розу, которую нюхали все!

Лоренцо улыбнулся, а Леонора Галигаи, с жадностью схватив крошечный флакон, спрятала его на своей груди.

– Когда же, – проговорила она, задыхаясь, – когда вы дадите мне другой яд… Тот, что, соединяясь с первым… поражает насмерть?

– Иными словами, позитивный, мадам? – спокойно уточнил карлик. – Ту самую розу? Когда вы захотите! Я пришлю вам целый букет.

Леонора направилась к выходу, но на пороге обернулась и глухо произнесла:

– Никому ни слова! Вознаграждение будет сказочным… как я тебе и обещала! Но никому ни слова!

Лоренцо только пожал плечами, а его гостья мгновенно исчезла во мраке ночи. Карлик тщательно запер дверь на все засовы, и лишь тогда его уродливое тельце затряслось в приступе беззвучного смеха.

– Никому ни слова? – прошептал Лоренцо. – А как же зрелище, которым я хочу насладиться? О нет! Пусть они убивают друг друга на моих глазах. Я жажду отомстить всему человечеству за свое несчастье!

Сев за стол, торговец травами быстро написал следующее послание:

«Монсеньор, сегодня вечером Леонора Галигаи отравит короля Франции, и тот, судя по всему, умрет через неделю. Если вы не хотите, чтобы корона попала в недостойные руки, будьте наготове!»

Затем карлик постучал палкой в потолок. На верхней ступеньке деревянной лестницы появился человек гигантского роста.

Лоренцо сделал великану знак, и, когда тот спустился, передал этому человеку запечатанное письмо со словами:

– Вручишь герцогу Ангулемскому. Если он спросит, кто тебя прислал, объяснишь, что это весточка от карлика, предсказавшего ему в Медоне королевский трон.

* * *

После встречи с юным монархом, Кончини, Ришелье, герцогом Ангулемским и маркизом Сен-Маром Капестан вернулся в гостиницу «Генрих Великий», где Коголен сразу же доложил своему господину, что молодой маркиз поскакал за шевалье, горя желанием отправить его на тот свет.

– Я знаю, – отмахнулся Капестан, – он сумел меня разыскать.

– Значит, он вас не убил, сударь? – просиял Коголен. – Тогда, значит, господина маркиза больше нет в живых…

– Ошибаешься, он цел и невредим, – ответил шевалье. – Но разъярился пуще прежнего. Однако не пора ли обедать? – поинтересовался молодой человек.

– Конечно, сударь, – воскликнул Коголен, указывая на уже накрытый стол.

Когда шевалье насытился, верный оруженосец убрал грязные тарелки и отправился к хозяину постоялого двора.

– Мэтр Люро, – промолвил он, – мой господин прощает вас за то, что вы разгласили, какую честь он вам оказал, поселившись здесь.

– Ах, дражайший Коголен, – воскликнул Люро, – вы принесли мне счастливую весть, и если стакан доброго испанского вина может…

– Вижу, у вас доброе сердце, – вздохнул слуга Капестана. – Это крайне огорчительно для моего хозяина, ибо он намеревается вырвать вам язык…

– Вырвать мне язык? – заверещал трактирщик. – Да ваш хозяин рехнулся!

– Вовсе нет, – покачал головой Коголен. – Просто король поручил ему одно секретное дело… но все может провалиться, если враги Его Величества узнают, что господин шевалье живет в вашей гостинице.

Мэтр Люро хлопнул себя по лбу. – Теперь я все понял! – вскричал он с таинственным видом. – Вот отчего приходил сюда епископ Люсонский…

– Ах, епископ Люсонский? Собственной персоной? – поднял бровь Коголен. – Поручение Его Величества и в самом деле таково, что прелаты могут взбелениться… затронуты их интересы!

– О! Меня уже ничто не удивляет! – воскликнул мэтр Люро. – Каждому известно, каким влиянием обладает господин де Ришелье.