Текст книги "Изгнанник"

Автор книги: Мишель Пейвер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава седьмая

Полная луна уже ярко сияла в темно-синем небе, но Торак все никак не мог решиться. Он не чувствовал в себе нужной готовности и всячески оттягивал момент сбора веток рябины, страшась того мгновения, когда нужно будет начинать обряд.

Целых полмесяца он таился в Лесу, питаясь тем, что принесла ему Ренн, да еще время от времени ловил в силки зайцев, белок и птиц. Дни сменяли друг друга и были похожи как две капли воды: поиски пищи, жизнь ползком в зарослях и ужас при звуке чьих-то шагов или голосов.

Аки со своими собаками так больше и не появился. Сейчас в племенах на счету был каждый человек; следовало использовать последнюю возможность и наловить как можно больше рыбы, поскольку нерест лосося заканчивался. А уж вождь племени Кабана всегда заставлял своего сынка трудиться, как полагается.

«Ищи такое место, где магическая сила как бы от земли исходит, – посоветовала ему тогда Ренн. – Ты и сам сразу это почувствуешь. Вот там и нужно совершить обряд».

И Торак такое место нашел – хотя, возможно, это было не совсем то, что она имела в виду. Это довольно пустынное место находилось на южном крутом склоне холма, у подножия которого простиралась долина, именовавшаяся лесными племенами Долиной Рек-Близнецов. Там две реки – Топорище и Зеленая – сливались в одну и, громко споря друг с другом, образовывали реку Белая Вода с водопадом, над которым постоянно висела туманная дымка из-за множества брызг, а между огромными валунами, наваленными на берегу как попало, пробивались к жизни тонкие березки и рябинки.

Но здесь, к сожалению, было довольно опасно: люди находились слишком близко. Белая Вода, с шумом падая вниз, устремлялась на запад, к Морю, до берега которого отсюда было не более одного дня ходьбы. И там, на берегу, как раз и происходило общее собрание племен. Впрочем, так близко от большого скопления людей никто и не стал бы искать изгнанника. А водопад заглушит его крики, если боль будет настолько сильной, что он не сможет терпеть.

Отогнав эту мысль, Торак срезал еще одну ветку рябины и в сотый раз пожалел, что у него нет топора.

Вдруг у него за спиной раздался треск.

Он резко обернулся.

В лесной чаще мелькнула какая-то тень.

Торак, поспешно спотыкаясь, отступил назад.

Тень упорно надвигалась прямо на него – это был уже знакомый ему молодой лось.

– Опять ты! – воскликнул Торак. – Да уходи же! Я ведь сказал: я не твоя мать!

Лосенок, опустив голову, ткнулся в него мордой, и на лбу у него Торак почувствовал горячие, покрытые мягкими завитками бугорки: там вот-вот должны прорасти рога.

Молодой лось был уже очень большой, но двигался все равно как-то неуклюже, робко, словно извиняясь за то, что так велик. Торак заметил у него на боку рану – видно, рассерженная мать-лосиха лягнула его своим острым копытом – и почувствовал острую жалость к этому недотепе.

Юный лось не понимал, почему мать его прогоняет. И еще не очень-то знал, кого ему следует бояться в Лесу. Например, Волк оставил его в живых только потому, что охота уж больно удалась. И на Торака этот сохатый набредал уже дважды, и тот прогонял его, а ведь другой охотник мог бы его убить. Торак, конечно, убивать его не стал бы – на переработку такой туши ему потребовалось бы слишком много времени, – но и позволить лосю таскаться за ним следом он тоже не мог: ведь тогда этот рогатый дурачок никогда не научится бояться лесных Охотников. И вот теперь этот лось, видимо, решил, что они с Тораком друзья!

– Кыш! – Торак замахал на него руками.

Лось смущенно посмотрел на него своими карими глазами, но продолжал стоять.

– Уходи же! – Торак стукнул его по носу.

Лось развернулся и нехотя побрел обратно в Лес. Торак снова остался в одиночестве. И снова его охватил ужас. Теперь уже ничто не стояло между ним и необходимостью совершить обряд.

Но мысль о том, что вместе с проклятой татуировкой придется вырезать кусок собственной плоти, вызывала у него тошноту. Хотя мысли о том, во что он может превратиться, если станет Пожирателем Душ, были еще страшнее. В последние дни чертову отметину стало жечь, как огнем. Торак прямо-таки чувствовал, как она въедается в его плоть.

Место, которое он выбрал для совершения обряда, было шагов на двадцать выше реки: огромный горбатый валун, со всех сторон окруженный рябинами. Лунный свет слабо поблескивал на его поверхности. «Жаль, – подумал Торак, – что тьма недостаточно густая – какой-то странный полумрак, пронизанный лунными лучами, хотя летом солнце никогда надолго спать не ложится».

Оставив свой спальный мешок, – колчан и лук у подножия валуна, Торак взобрался на него. Под башмаками похрустывал сухой мох, испуская облачка пыли и спор, пахнувших плесенью. Гранитный валун был холодным. Здесь, на его вершине, Торак слышал только оглушительный грохот водопада, в котором тонули, казалось, все прочие звуки Леса. На западе виднелись красные отблески костров, точно колотые раны в шкуре ночи, и Торак как-то особенно остро ощутил свое одиночество.

С охоты вернулся Волк. Морда его казалась черной от засохшей крови. Легко поднявшись на задние лапы, он положил передние на «щеку» валуна, готовый в любое мгновение подпрыгнуть и присоединиться к Тораку.

«Нет, – по-волчьи приказал ему Торак. – Оставайся внизу».

Волк сел на задние лапы, озадаченно глядя на него снизу вверх.

Торак заставил себя не обращать на него внимания. Волк все равно не поймет того, что он собирается с собой сделать, а объяснить ему это совершенно невозможно.

Впервые в жизни Торак собирался прибегнуть к магии, вступить во взаимодействие с теми силами, какими пользуются колдуны, желая увидеть будущее, или исцелить больного, или отыскать добычу; с теми силами, которых он не понимал, которые были ему совершенно неподвластны.

«Колдовство – это просто способ добраться до самых глубин, – пыталась втолковать ему Ренн то, что для нее было столь же ясным и естественным, как для него – разбирать следы в Лесу. – С его помощью можно познать внешнюю душу всего живого и неживого – Нануак. Но ты должен быть очень осторожен, Торак. Это ведь все равно что идти вброд через быструю реку: если попадешь в омут или случайно оступишься, река может и унести тебя».

Нануак!

Торак чувствовал в себе ту первичную жизненную силу, что пульсирует, бьется во всем сущем – в реке, скалах, деревьях, Охотниках и Добыче – и связывает все с Великим Духом.

Торак стер с лица водяные брызги и отвязал от пояса мешочек из лебединой лапки. Лебединые когти были еще остры, на кожице сохранились чешуйки. Открыв мешочек, он выложил перед собой те предметы, которые дала ему Ренн.

«Существует пять магических ножей, – рассказывала она. – Посылающий. Призывающий. Очищающий. Связующий. Отделяющий. Для твоегоритуала понадобятся очищающий и отделяющий ножи. – В этот момент Ренн нервно сглотнула и продолжала: – Тебе понадобится еще хотя бы по одному предмету, принадлежащему каждой из четырех основных групп племен: лесных, ледяных, горных и морских. Лесные племена будет представлять рожок с охрой, принадлежавший твоей матери. Возьми немного „крови земли“ и смешай ее с животным жиром – подойдет любое животное, кроме водного, – затем обведи свою метку по кругу. Это будет граница, внутри которой тебе придется… все срезать. – Ренн тяжело вздохнула. – Племена Льдов представит этот мешочек из лебяжьей лапки. Он принадлежал колдунье из племени Песца, и в нем заключено немало добрых сил».

«А Горные племена?» – спросил, похолодев, Торак.

Ренн вытащила из своей сумочки с целебными травами горсть сушеной рябины, нанизанной на шнурок, сплетенный из волокон кипрея.

«Я тут встретилась кое с кем из племени Рябины – они спешили пораньше прийти к месту встречи племен, чтобы занять лучшее место для стоянки, – и выменяла это ожерелье на свою стрелу».

«Но разве они не заметят, что ты не носишь их ожерелье?»

«Я тоже об этом подумала, а потому разделила нитку пополам. – И она, подняв руку, показала Тораку вторую такую же нитку бус, обвязанную у нее вокруг запястья».

Первую нитку она повязала на руку Тораку. Она все время хмурилась, но Торак догадывался, что ей, как и ему самому, становится легче, когда они вместе готовятся к совершению этого страшного обряда.

«Когда придет время, – сказала она, – ты должен приготовить себе особое снадобье, чтобы очиститься. Корень гулявника нужно растереть вместе с корой ольхи, листьями буквицы и бузины и залить чистой водой. Воду возьми в той реке, что называется Топорище, это важно, потому что она свою силу черпает во льдах на вершинах гор. И пусть все это хотя бы сколько-то времени постоит в лунных лучах».

Он приготовил этот напиток еще вечером, в сумерках, смешав все, что велела ему Ренн, в чашке, которую смастерил из беличьей шкурки, а потом оставил на вершине валуна, чтобы напиток впитал силу лунных лучей, пока он, Торак, будет срезать ветки рябины.

«Я не думаю, что в этом напитке есть нечто такое, отчего твои души могли бы разбрестись в разные стороны, – сказала ему Ренн, – но ты все-таки лучше нарисуй на лице знак Руки, а тело натри рябиновым листом. На всякий случай. Ну, а я, разумеется, буду рядом, если вдруг что-нибудь случится».

«А что мне использовать от имени Морских племен?»

«Нож твоего отца. Ведь нож этот из морского сланца. И вот что, Торак: наточи его как следует, он должен быть очень острым. К тому же тебе будет не так больно».

Торак в ужасе смотрел, как Ренн достает свою коробочку с иглами, моток ниток из сухожилий и маленький костяной рыболовный крючок.

«А крючок зачем?» – спросил он.

Ренн, не глядя на него, объяснила:

«Ты не должен делать слишком глубокий надрез, иначе можешь повредить мышцы… – Торак невольно коснулся груди. – Я тебе сейчас покажу. – И Ренн ножом нацарапала крест у себя на колене, обтянутом штанами. – Вот, смотри: это твоя татуировка. Ты… сделаешь вокруг нее надрез примерно в форме ивового листка, а затем… подцепишь крючком кожу в центре и дернешь… – На лбу у Ренн выступили капли пота, когда она подцепила крючком рисунок на колене и приподняла оленью шкуру, из которой были сшиты ее штаны. – Так ты сможешь оторвать подрезанную по краям кожу вместе с татуировкой. А потом как можно быстрее соедини края раны и сшей их покрепче».

Когда она закончила свои объяснения, их обоих трясло от ужаса.

Водяная пыль, летевшая от Рек-Близнецов, казалась Тораку ледяным дождем; у него все лицо было мокрым, когда он, опустившись на колени, выпил горький напиток из трав, затем очистил себя пучком рябиновых веток, нанес на лицо метку Руки и, наконец, разложил перед собой набор игл и рыболовный крючок. У него было такое ощущение, словно сейчас он лишится чувств.

Внизу, у подножия валуна, Волк вскочил и поднял морду, хвост у него стоял трубой: он явно уловил чей-то запах.

«Что там?» – по-волчьи спросил Торак.

«Другой».

«Кто другой?»

«Другой». Волк покружил у подножия валуна и вопросительно посмотрел вверх, на Торака; глаза его в лунном свете отливали серебром.

Но что бы Волк ни имел в виду, Торак не мог допустить, чтобы какой-то неведомый «другой» отвлек его сейчас от основной цели. Если он немедленно не начнет, потом у него уже не хватит мужества.

Он стащил через голову куртку, и водяная пыль тут же покрыла все его тело ледяной пленкой. У него даже зубы застучали от холода. Дрожащей рукой он обвел охрой проклятую метку – трезубец Пожирателя Душ.

И вытащил нож. Отцовский нож. Голубой морской сланец тоже казался ему ледяным, зато ручка была по-прежнему тяжелой и теплой.

Волк негромко зарычал.

Торак на всякий случай велел ему оставаться внизу и приготовился сделать первый надрез.

Близилась заря. Торак лежал у подножия валуна в своем спальном мешке и весь трясся, не в силах сдержать дрожь. Ему было так больно, что перехватывало дыхание. Не хотелось жить! И не было в мире больше ничего, кроме этой оглушающей, лишающей разума боли в груди.

Рыдание вырвалось у него из уст, он стиснул зубы. «Отец ведь тоже это проделал, – сказал он себе. – Он тоже вырезал эту проклятую метку, он тоже через это прошел. Значит, сможешь и ты».

Голоса Рек-Близнецов гулко отдавались у него в голове, вторя пульсирующей боли в груди.

«Но у отца была подруга, она была рядом с ним, она ему помогала. А рядом с тобой никого нет. Ты совершенно один…»

Торак зарычал от боли и зарылся лицом в шкуру северного оленя.

Что-то защекотало у него в носу. Это оказался длинный рыжий волос, волос Ренн. Ну да, это ведь ее мешок, она в нем когда-то спала… Торак старательно собрал все рыжие волоски и сжал их в руке. «Я не один», – сказал он себе.

Через некоторое время он услышал цоканье когтей по камням. Холодный нос ткнулся ему в щеку. Волк с тяжким вздохом рухнул с ним рядом.

– Я не один, – прошептал Торак, погружая пальцы в густую шерсть своего четвероногого брата. «Никогда не покидай меня», – попросил он его по-волчьи.

Волк снова ласково ткнулся носом ему в щеку и ободряюще лизнул.

И Торак, обнимая Волка и не выпуская из пальцев его шерсть, соскользнул в забытье, навстречу кошмарным снам.

Ему привиделось, что на Ренн напал лось. Не тот подросток, который так хотел с ним, Тораком, подружиться, а взрослый самец.

Торак попытался шевельнуться, встать, но сон не пускал, цеплялся ему за ноги, так что Торак мог лишь беспомощно смотреть, как Ренн, прижавшись спиной к дубовому пню, отчаянно ищет глазами, куда бы взобраться, чтобы лось не смог ее достать. Но вокруг ничего подходящего не было: за спиной у нее была река, а впереди – крошечные ивки, по колено высотой.

Лось взревел, и от его рева, казалось, вздрогнула земля; затем он наклонил голову и приготовился к атаке. Одного удара этих страшных острых копыт достаточно, чтобы расколоть череп кабану, а волку пополам переломить хребет. У Ренн не было ни малейших шансов на спасение.

Лось ринулся на нее, и Торак почувствовал, как задрожала земля, почуял запах мускуса – запах разъяренного зверя – и вдруг ощутил резкий приступ боли где-то внутри, в животе. И боль эта была такой ужасающе знакомой…

…Но теперь это была уже его ярость; она гнала его огромное тело вперед, и это его рога ломали и отбрасывали ветки, когда он грозно приближался к Ренн…

«Это не сон, – с ужасом понял Торак. – Это происходит на самом деле!»

Глава восьмая

Лось с шумом вылетел из чащи, и Ренн испуганно метнулась за пень и присела на корточки. С ужасающей лихостью лось крутанулся на одной ноге, словно высматривая врага. Ренн осторожно выглянула из-за дубового пня и тут же снова присела, низко склонив голову. А лось галопом унесся прочь, но через некоторое время вновь выбежал из Леса, по-прежнему готовый к атаке.

Почти не дыша, обливаясь потом, Ренн скорчилась за дубовым пнем. Рядом не было ни одного дерева, на которое можно было бы взобраться, – этот склон два лета назад специально расчистили для стоянки. Правда, в десяти шагах от нее была река, но она все равно не успела бы туда добраться. Да и лоси к тому же отлично умеют плавать.

В коленку ей вонзился какой-то корень, и она чуть шевельнулась, переменив положение. И тут же почувствовала, что проваливается в какую-то нору. Бормоча слова признательности своему хранителю-ворону, Ренн подтянула к себе лук и стала задом вползать в это спасительное отверстие – нору или дыру. Если ей удастся туда забраться, лось не сможет достать ее: эта нора слишком узка для его рогов. И потом, лось вряд ли станет раскапывать нору. Во всяком случае, обычныйлось.

Но это был явно не обычныйлось.

И ведь у нее не было никаких предчувствий, она вообще ни о чем таком не думала. После бессонной ночи она, точно слепая, потихоньку выползла из убежища и двинулась вверх по реке. Если бы кто-то спросил, куда она идет, она бы сказала, что на охоту, но на самом деле она очень тревожилась о Тораке и надеялась отыскать хоть какие-то его следы, даже если он уже и ушел из тех мест.

И тут вдруг из полузатопленных зарослей вынырнул этот лось.

Ренн была ошарашена, но особой тревоги не испытывала. Лось, должно быть, пасся в зарослях осоки или доставал копытами корни водяных лилий. Ничего страшного, она просто посторонится и даст ему понять, что не собирается на него охотиться, и он, конечно же, спокойно пройдет мимо.

Но все сложилось вовсе не так, как она ожидала.

В лицо Ренн ударили комья земли. Стряхнув землю с ресниц, она вгляделась в серый клочок неба, видимый из норы, и своим зорким охотничьим глазом заметила несколько черных и белых шерстинок, зацепившихся за край. Ага, значит, это барсучья нора! Остается надеяться, что барсук, в чьи владения она вторглась, еще не очнулся от зимней спячки и находится где-то в глубине норы, далеко от входа. Иначе ей несдобровать. Оказаться между обезумевшим лосем и разъяренным барсуком – выбор, не предвещавший ничего хорошего.

Ренн судорожно пыталась решить, что же ей теперь делать. Так. Лук и стрелы, хвала хранителю, не пострадали, да и топор она по-прежнему сжимает в руке. Можно, конечно, подождать, не придет ли кто-нибудь ей на помощь… Или все же лучше попытаться пробиться самой?

Нет, сражение с лосем ей уж точно не выиграть. Он такой громадный! Она, наверное, могла бы, не наклоняясь, пробежать у него под брюхом. И рога у него вон какие широченные! Куда шире ее раскинутых в обе стороны рук. А одного удара его острого копыта вполне достаточно, чтобы вспороть ей брюхо, как пойманной рыбине. Ох уж эти лосиные копыта!.. Однажды Ренн видела, как лосиха убила медведя, всего два раза ударив его копытами: один раз в челюсть, отчего медведь ошеломленно присел на задние лапы, а затем, встав на дыбы, изо всех сил ударила его обеими передними ногами и раскроила хищнику череп.

Но вот что странно: на нее напала вовсе не лосиха, защищающая своего детеныша, а взрослый самец! В это время года самцы ведут себя вполне спокойно. До осеннего гона, когда они совершенно теряют голову и действительно становятся смертельно опасными, еще целых четыре месяца!

Почему же он все-таки напал на нее? Может, болен? Или его мучает застарелая рана? Нет, Ренн не заметила ни того, ни другого. Злые духи? На это вроде бы тоже не похоже. И все-таки было в этом лосе что-то такое… странное.

В лицо Ренн снова полетела земля – видимо, лось в гневе рыл копытом землю; выплюнув колючие комочки, она чуть подтянулась и с превеликой осторожностью выглянула наружу.

Заросли папоротника были насквозь пронизаны лучами раннего солнца. Утренний ветерок шевелил ветви спящих ив, словно пытаясь разбудить их. Что-то тихонько нашептывала река, направляясь к Морю. Все казалось исполненным такого покоя…

Но нет, вон он! Возле зарослей лопушника. Притаился, но Ренн заметила кончик огромного острого копыта и потемневший от пота бок.

Сердце у нее билось так, что шумело в ушах.

Лось стоял опустив голову и время от времени смачивал ноздри своим длинным языком, чтобы лучше чуять запахи. Его крупные уши приподнялись и шевельнулись в ее сторону.

Ренн оцепенела от ужаса.

Он знает, где она прячется! Она оказалась права: этот лось действительно был ранен; один его глаз, проткнутый соперником во время прошлого гона и превращенный в кровавое месиво, был слеп. Но второй, зрячий глаз был устремлен прямо на нее!

Ренн затаила дыхание: в этом пристальном взгляде зверя она вдруг почувствовала некую знакомуюдушу.

– Не может быть, – прошептала она.

Лось ковырнул лопушник копытом.

«Это же просто лось, – уговаривала она себя. – И Торак тут совершенно ни при чем».

И все же она знала– это была та самая уверенность, которая порой посещала ее и которую колдунья Саеунн называла внутренним зрением, – знала, что сейчас блуждающая душа Торака вселилась в этого лося! Его душа соединилась с обезумевшим зверем, и он напал. Напал на нее, на Ренн!

– Нет, это невозможно! – снова прошептала она. – Да и с какой стати Тораку нападать на меня?

Ее подташнивало от растерянности и страха; голова так кружилась, что она на всякий случай покрепче стиснула рукоять топора. Выйти из норы не было никакой возможности. Из создавшегося положения, как ясно понимала Ренн, выход был только один: кто-то из них должен будет умереть.

Волк стоял на страже все то время, в течение которого Большой Бесхвостый бесформенной кучей лежал в забытьи на оленьей шкуре, то и дело вздрагивая и постанывая.

Запах других, который Волк уловил еще во Тьме, теперь почти исчез, но не совсем; он по-прежнему был где-то близко. Это был совершенно новый запах, и все-таки он о чем-то напоминал Волку. О чем-то очень плохом.

В обычных обстоятельствах Волк, конечно же, сразу бросился бы на поиски и отыскал источник этого запаха, но Большой Брат просил никогда его не покидать. Это была очень странная просьба. Ведь Волк постоянно покидал Бесхвостого, и тот всегда относился к этому очень спокойно. Волк убегал от него, чтобы охотиться, чтобы весело съезжать по мокрым склонам холмов, чтобы яростно вгрызаться в чудесно пахнущую подгнившую плоть павшего зверя, чего, кстати, Большой Брат по непонятной причине терпеть не мог. Но сколько бы Волк ни бегал вдали от Бесхвостого, он всегда возвращался назад, к нему.

А теперь сложилась совершенно непонятная ситуация. Волк подобные ситуации просто ненавидел, но поделать ничего не мог. И никак не мог ухватить зубами ответ на свои вопросы.

И тут он услышал вой.

Волки! Далеко, за много прыжков отсюда. Хотя в точности сказать, где именно, было невозможно, потому что вся стая выла, развернувшись в разные стороны. И Волк прекрасно понимал, для чего это делается. Сейчас, когда Свет продолжается все дольше, как бы поедая Тьму, как раз начинают нарождаться волчата. И в этой стае наверняка есть волчата. Вот никто из волков и не хочет, чтобы другие Охотники смогли найти их заветное Логово. Та стая, с которой Волк бегал на Священной Горе, пользовалась тем же обманным трюком.

Погодите-ка! Волк вскочил. Так ведь это же она и есть! Стая со Священной Горы! Он узнал голос ее вожака!

Виляя хвостом, он завыл в ответ: «Я здесь! Здесь!» И сразу представил, как вся стая, собравшись вместе, задрав морды вверх и прищурив глаза от удовольствия, воет на все голоса, ибо не так уж часто доводится всласть попеть хором. И Волка охватило страстное желание броситься к ним.

Но тут стая вдруг умолкла.

И Волк сразу перестал мести землю хвостом.

Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы Большой Брат поскорее пришел в себя. Но тот все продолжал дергаться и стонать во сне.

Стая молчала, зато вскоре Волк услышал какое-то неумелое, лихорадочное тявканье и подвыванье – так обычно разговаривали бесхвостые, пытаясь что-то сказать по-волчьи. Волк сразу догадался, что это Большая Сестра. Он, правда, совершенно не понимал, что она говорит, но явственно слышал, что она попала в беду.

Волк тронул лапой Большого Брата, пытаясь разбудить его.

Но тот даже не пошевелился.

Волк схватил его зубами за верхнюю шкуру и потянул. Не помогло. Он принялся теребить длинную черную шерсть у него на голове. Но и это не помогло. Тогда он, не выдержав, рявкнул Бесхвостому в самое ухо. Уж это-то всегда действовало безотказно.

Но сейчас не подействовало и это.

У Волка вся шерсть встала дыбом, когда он наконец понял, что перед ним на оленьей шкуре лежит, свернувшись в клубок, всего лишь тело, оболочка Большого Бесхвостого. А то, что внутри– его душа, которая дает ему жизнь, – исчезло.

Волк догадался об этом, потому что такое уже случалось и раньше. Порой ему доводилось видеть, как это странное бродячее дыханиеуходило из тела Брата. Что было странно – оно выглядело почти так же, как и сам Большой Брат, и запах от него исходил такой же, но Волк твердо знал: не стоит подходить к этой штукечересчур близко.

Волк сделал несколько кругов по поляне. Судя по запаху, Бесхвостый в этом своем странном обличье отправился на поиски Большой Сестры. Значит, и ему, Волку, надо ее отыскать.

Он прямо-таки летел через Лес. Он вспугнул дикую лошадь с жеребятами и чуть не наступил на спящего поросенка, чем привел в дикое раздражение его мамашу, но все же успел удрать от разъяренной кабанихи, пока та поднимала с земли свою огромную тушу. Петляя в зарослях ольхи на берегу Быстрой Воды, Волк большими прыжками несся на голос Большой Сестры. Он чуял ее свирепую решимость. Он чуял запах свежей крови и рассерженного лося.

И вдруг голос Большой Сестры сорвался и умолк.

Волк еще прибавил ходу.

И тут порыв ветра донес до него новый запах: это был запах других.

Волк замедлил бег и остановился. Другиенаправлялись прямиком к беззащитному телу Большого Брата.

Волк колебался.

Что же ему делать?