Текст книги "Одиннадцать часов на трупе"

Автор книги: Мишель Лебрен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

– Кстати, мне только что звонили: они признались в краже со взломом в магазине головных уборов.

Оба хохотнули. Затем Филипп, посерьезнев, тихо произнес:

– Подумать только: Роза предала нас из-за меня!

– Я тебя предупреждал, старина. Ты был очень беспечен. У этой девицы было не все в порядке с головой. Опасно экзальтированная особа!

Погрустневший Филипп вздохнул и заметил:

– Да, ты был прав. Но плоть слаба, старик. Клянусь тебе, что ничего такого больше не повторится. Я обожаю Лили. Но эта бедняжка Роза... все же так покончить с собой...

Он поднял брови:

– Ты хоть убежден, что не помог ей немного в тот момент?

Горестное изумление отразилось на лице Гастона:

– Как? Неужели ты меня считаешь способным на то, чтобы... Филипп! Побойся Бога!

– Извини, пожалуйста, сам не знаю, как ляпнул. Главное – все произошло как надо. Грузчики сделали свое дело споро и ловко, "скорая" прибыла почти сразу же после моего звонка. Ни сучка ни задоринки. У меня даже оказалось достаточно времени, чтобы съездить к тебе, взять каминные часы, пистолет и все это привести в Сюси.

– Ты отправил письмо, что лежало у меня на столе в кабинете? – вдруг всполошился Гастон.

– На имя Ги Таннея? Оно ушло сегодня рано утром, сразу же после того, как я покончил со взломом двери нашего магазина.

Гастон расплылся в улыбке и выдохнул великолепное колечко дыма.

– Ну что же, все идет наилучшим образом. О! Извини меня, старик. Франсуаза не очень перепугалась?

– Нет, я заверил её, что с тобой произошел несчастный случай.

– Очень хорошо.

В дверь постучали, и появилось в белом обрамлении лицо сиделки:

– Визит к месье Беррьену.

Она посторонилась, чтобы пропустить визитеров. Ими оказались семь молоденьких очаровательных женщин, возможно несколько злоупотребляющих косметикой, в обуви со слишком, может быть, высокими каблуками, донельзя нагруженных цветами, бутылками, завернутыми в бумагу, и кучей всякой всячины. Защебетав – месье Макс то, месье Макс это, – они окружили кровать раненого и наперебой стали желать ему быстрейшего выздоровления. Гастон, окутавшись душистым облаком дыма, с блаженной улыбкой смаковал всю прелесть, исходившую от столь приятного общества.

Снова распахнулась дверь. Воистину палата становилась слишком тесной, а клубы дыма от сигары, смешавшись с резкими духами посетительниц, создавали малопригодную для нормального дыхания атмосферу. Войдя, Франсуаза задохнулась, закашлялась, но сумела все-таки протиснуться через толпу. Оказавшись у больничной постели, она положила на столик сеточку с апельсинами и поцеловала мужа.

– Вижу, у тебя много народу, – весьма кстати отметила Франсуаза. – И я тебе принесла апельсины, – добавила она. – Представь меня своим друзьям.

– Гм-гм, – засуетился Гастон. – Милые дамы, это моя супруга.

Воцарилось уважительное молчание, и Гастон завершил презентацию обобщающей фразой:

– А это все – жены моих самых лучших клиентов.

– Рада познакомиться, – любезно сказала Франсуаза.

Разговор разгорелся с новой силой, пока в дверь снова не постучали. На фоне общего гвалта и бестолковщины на пороге возник высокий, элегантно одетый мужчина с пакетиком в руке. Он пробился к кровати и, широко улыбаясь, торжественно изрек:

– Мой дорогой друг, сын рассказал мне о несчастном случае с вами, и я не медля решил навестить вас. Счастлив видеть, что вы в прекрасной форме!

– Мой дорогой Тайней, позвольте представить вам мою супругу и шурина, Филиппа Малосена.

Паскаль Тайней был в восторге и искренне рад. Он спросил, когда Беррьены намеревались опубликовать извещение о помолвке их дочери. Затем он оглядел присутствующих, и его неожиданно прихватил злейший приступ кашля, когда среди них он узнал посетительницу, выделявшуюся буйной копной белокурых волос. Та обворожительно улыбнулась ему, подкрепив свое расположение также и тем, что слегка подмигнула. Танней-отец продолжал, уткнувшись в платок, натужно кашлять.

Количество гостей увеличилось с одиннадцати до двенадцати, когда к больному, бойко работая локтями, продрался Ги Тайней. Он слегка вздрогнул, заметив белокурую молодую женщину, которая подмигнула и ему, а затем обратился к Гастону, наблюдавшему за ним с некоторой опаской:

– Дорогой месье, я получил ваше любезное письмо и хочу выразить вам свою благодарность. Можно мне поцеловать вас?

В ответ на утвердительный кивок он, не долго разбираясь, чмокнул его куда-то в щеку. Подошедший политик положил на колени Гастона свой пакетик:

– Дорогой мой, я знаю, что вы курите сигары, поэтому я позволил себе... Это гаванские, прямо с Кубы. В Национальном собрании их продают баснословно дешево.

Взволнованный Гастон выразил ему свою признательность. Он приглядывал краешком глаза за будущим зятем и видел, как тот, энергично помогая себе локтями, пробрался к Жильде и начал ей что-то нашептывать на ухо. Гастон нахмурился. Пусть этот шалопай только осмелится огорчить его Эвелин...

Появилась и она. Поцеловав дядюшку, папу и маму, она стала взглядом разыскивать жениха. В общей суматохе тот не видел, как она вошла, и как раз в это время весьма плотно прижимался к Жильде, с которой разговаривал почти уста в уста.

Эвелин страшно побледнела, схватилась за сердце и пронзительно вскрикнула. Шум мгновенно затих, и в наступившей мертвой тишине Ги устремился к невесте. Эвелин сквозь рыдания бросила ему в лицо:

– Убирайся! Не хочу тебя больше видеть! Никогда!

– Эвелин, но послушай, я сейчас тебе все объясню!

– Обманщик, лжец! Я никогда не выйду за тебя замуж, слышишь! Никогда!

Гастон, чувствуя надвигающийся вал катастрофы, громко, со всей присущей ему авторитарностью, воскликнул:

– Эвелин, ты поступишь так, как захочу я! Ты выйдешь замуж за Ги!

Публика одобрительно закивала головами. Обнаружился новый человек, в белом халате, с виду – врач, который безуспешно пытался добраться до кровати больного. Устав от всего этого кавардака, он рявкнул:

– Прошу всех выйти! Он же задохнется сейчас, черт возьми! Все визиты на сегодня закончены.

Первыми вышли семь молодых женщин, по-прежнему без устали щебеча. В палате сразу же стало легче дышать. Затем поднялась Франсуаза со словами:

– До чего симпатичные эти дамы. Как-нибудь на днях их надо пригласить к нам отобедать.

Бывший политический деятель (Четвертой республики) шагом несгибаемого республиканца отправился в кулуары Бурбонского дворца. После него вышли помирившиеся молодые люди.

С Гастоном остались только Филипп и врач. Медик заговорщицки спросил:

Так когда же вы возобновите ваши милые вечера в пригородах? Вы знаете, мне их так недостает!

* * *

Фредди, передал отцу коробку с сигарами. Во всем его облике сквозила покорность. Глаза светились сыновней любовью. Он спросил отца:

– Плечо все ещё болит?

– Доктор сказал, что придется потерпеть с недельку. Потом все пройдет. Как дома?

– Мама не смогла прийти и просила поцеловать тебя за нее. Знаешь, она неплохо справляется в магазине. Эвелин рассчитывает обвенчаться на следующей неделе в очень узком кругу родных и друзей. Она тоже шлет тебе свои поцелуи.

– Я рад. Дядю Филиппа видел?

– Только что от него. У него все в порядке, передавал приветы.

Фредди, покусывая нижнюю губу, тихо сказал:

– Отец, ты, наверное, искал черную записную книжку и списки?

Гастон подался вперед. Вытаращив глаза, он спросил:

– В чем дело?

– Они у меня, отец. Ничего не бойся, все спрятано в надежном месте. Я верну их тебе, как только ты выйдешь отсюда.

Вздох облегчения, вырвавшийся у Гастона, наверное, был слышен двумя этажами выше. Он прошептал:

– Ну и прекрасно. Превосходно.

Фредди, поколебавшись, добавил:

– Ты знаешь, отец, я хорошенько все обдумал. Конечно, кино – это забавно, но оно не стоит хорошего бизнеса. Когда сдам экзамены на бакалавра, то, если ты не возражаешь, мы могли бы работать вместе, а?

Пропасть, разделявшая два поколения семьи Беррьенов, перестала в этот момент существовать. Гастон почувствовал, как его сердце в груди ширится от отцовской любви. С набежавшей слезой, дрожащим голосом он нарочито ворчливым голосом ответил:

– Ладно, там посмотрим. Но при условна, что ты будешь работать в полную силу, не так ли? В этот момент надзиратель, позвякивая связкой ключей, громко известил:

– Свидание окончено.

Гастон, уцепился руками за прутья решетки, видел, как медленно удалялся его сын. Он подумал, как же все-таки ему не повезло, как, впрочем, и Филиппу. Никому из них и в голову не пришло, что мадемуазель Роза ради предосторожности могла перед своим самоубийством отослать в полицию письмо, в котором во всем призналась и обвиняла хозяев. И несмотря на отсутствие формальных доказательств, каждый из них схлопотал по пять лет.

Печально вздохнув, Гастон видел, как Фредди добрался до конца длинного коридора, обернулся и прощально помахал ему рукой. Гастон поднялся и с невыразимой гордостью произнес:

– Мой сын.

И вернулся в камеру.