Текст книги "Охотники за головами"

Автор книги: Мишель Креспи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Надо же, мы производим рыболовные крючки! Хоть бы что-нибудь другое! Какому дураку взбрели в голову эти крючки?

– Этот дурак я, – бросил Пинетти, сидя за соседним столом.

Еще одно доказательство, что он не пропускал ни слова.

– Прошу прощения, – пробормотал эль-Фатави.

– Я искал продукцию, технология изготовления которой была бы доступна всем, – торжествовал Пинетти. – Чтобы никого не ущемить. Мне надо сказать спасибо.

Эль-Фатави совсем не хотелось ссориться. Он вяло поднял руку:

– Согласен, очень вам благодарны.

Но Пинетти уже вцепился зубами в лодыжку и не собирался ее отпускать.

– Кажется, у вас разброд, насколько мне известно… Вы полтора часа потратили на решение вопроса о руководителе вашей лавочки и все еще не пришли к согласию?

Я не успел подумать, откуда это ему известно, потому что подошла Лоранс, последняя. Она была бледнее обычного, легкая морщинка пролегла у губ. Мгновение поколебавшись, Лоранс посмотрела на последний свободный стул напротив Шарриака и села; ее лицо еще больше помрачнело. Шарриак участливо наклонился к ней:

– Мадам, у вас усталый вид… Ну же, расслабьтесь… Немного вина?

Она отрицательно покачала головой.

– Представьте, – продолжил Шарриак, – мой замечательный коллега Пинетти только что подтрунивал над вашими людьми. Ему стало известно, не знаю уж откуда, что у вас были небольшие организационные трудности…

– Прочитал в газете, – перебил Моран. – Об этом писали газеты.

– …и он, дурень, считает, что это скажется на вашей производительности. Возьмите крупные компании: их сотрудники только и занимаются тем, что дерутся и швыряют друг в друга банановой кожурой, а дела идут очень хорошо.

– Занимайтесь своими делами, Шарриак, – огрызнулась Лоранс Карре. – Они уже пускают ростки.

В голосе чувствовалась усталость и одновременно энергия, с которой она старалась ее побороть. Эта женщина не собиралась легко сдаваться.

Шарриак хлопнул себя по ноге:

– Дела прорастают! Неплохо сказано! Надеюсь, что они пошли в рост! Думаю, мои планы вам подойдут.

Лоранс отвернулась, и ее взгляд встретился с моим. Он не молил о помощи, но меня тронула его печаль. Неужели Лоранс уже проигрывала? Или, как это случается, она просто устала, плохо спала? Хирш еле заметно кивнул на Шарриака и шепнул мне ту же фразу, которую Лоранс произнесла накануне:

– В этом типе мне что-то не нравится.

По блеску, промелькнувшему во взгляде наиграно рассеянного эль-Фатави, я понял, что он слышал и одобряет. Официант спросил, можно ли убрать со стола, но Шарриак сухо остановил его:

– Нет-нет, не надо, мы подождем мадам Карре.

В наступившей тишине Мэрилин, отчаянно пытавшаяся оживить умирающий разговор, произнесла:

– Самое страшное в горах – это грозы…

Шарриак, взгляд которого не переставая скользил по залу, подхватил разговор:

– Думается, она уже приближается… Раскаты грома, молния… А я люблю грозу! Никогда не знаешь, в кого попадет молния. Очень забавно…

Хирш невпопад вставил:

– Видали мы даже промокших поливальщиков…

Шарриак важно кивнул:

– Бывает. Но оттого, что кто-то наступил на шланг. Никто здесь на такое не способен, не правда ли?

Я посчитал своевременным вмешаться:

– Разумеется, нет. Случись такое, и все ополчатся против него. Но чаще это происходит неумышленно. Оступился человек…

Я посмотрел прямо в глаза Шарриаку. Он не отвел взгляда, ставшего жестким. Очки увеличивали серые глаза. Шарриак несколько секунд пристально смотрел на меня, потом принялся поигрывать вилкой, притворяясь безразличным и обращаясь к нам:

– Похоже на то, как если бы кто-то попытался плутовать. Если бы, к примеру, он, предположительно, попытался подсмотреть, что творится в чужих компьютерах. О, здесь нет судей, полиции, арбитражных судов… Но такое поведение было бы неуместным… Более того – наивным. Ведь у нас есть лучший специалист в мире по информатике, наш друг Дельваль, присутствующий здесь.

Он указал на одного из парней Морана, настолько неприметного, что я его раньше и не видел.

– И вот он был бы способен подкинуть в отместку любой вирус. Воцарился бы невообразимый хаос. Однако у нас не война! Интересы у нас общие! Почтеннейший дель Рьеко – наш общий хозяин, по крайней мере на эту неделю, – выразился вполне определенно: они возьмут всех достойных. А так как мы здесь все достойные, то должны помогать друг другу, а не доставлять неприятности…

Я собирался вставить реплику, но Лоранс Карре меня опередила.

– …сказал волк, дуя на домик поросят, – закончила она.

Ее фраза вызвала на лице Шарриака плотоядную улыбку. Он смотрел на Лоранс, как кот на золотую рыбку.

– Мой дорогой друг, вам даже не понять, как вы меня огорчаете. Я всегда был с вами учтив, лоялен, безупречен, а вы не любите меня. Да, да, я хорошо вижу, вы меня не любите! Прислушайтесь хотя бы к голосу разума, раз голос сердца охрип!

Наклонившись над столом, он сделал едва уловимое движение, словно собирался взять ее руку.

– Почему, – простонал он, – ну почему вы меня не любите?

Люди из его команды восхищенно захихикали. Остальные молчали, поневоле завороженные его выступлением.

Лоранс Карре, которой, возможно, протеины бифштекса придали сил, медленно убрала руку.

– Вы хотите, чтобы я вам сказала? Ладно, я скажу. Я принадлежала к вашему кругу, Шарриак. К тому, откуда вы пришли. Где вы еще пребываете. Я ездила верхом на ваших пони, купалась в ваших бассейнах, умирала от скуки в ваших домах и клубах, пила ваше выдержанное шампанское, подаваемое мажордомом-иммигрантом, ездила в Венецию на ваши конгрессы. У меня все это было, как и у вас. И однажды меня выставили за дверь. В этот день я увидела ваш мир снаружи. Он жесткий и жестокий, он лицемерный и лживый, я ненавижу его.

Шарриак попытался ее остановить:

– Мой дорогой друг… Кто-то толкнул вас, вы упали, и вам больно, это нормально. Но мы поможем вам вновь очутиться в седле, и вы увидите: все эти синяки быстро сойдут…

– Но я не хочу! – воскликнула она вне себя. – Я прошла по кругу, спасибо, хватит с меня! Мне больше неинтересно смотреть, как три финансовых инспектора разглагольствуют о миллиардах, не замечая миллион бедняков, ничего не понявших в их кино!

Шарриак развел руками:

– Бог мой, да это синдикалистка!

– О нет, Шарриак, совсем нет! Даже в это я больше не верю. Это только…

Он прервал ее:

– Могу я задать вам один вопрос?

Она разрешила, энергично кивнув. Рядом со мной Хирш, поставив локти на стол, теребил губу большим пальцем. Мне тоже было любопытно, чем все это закончится.

– Вопрос вот какой, – не спеша произнес Шарриак, затем, повысив голос, он почти выкрикнул: – А раз так, то какого черта вы здесь делаете?

– А вы, Шарриак? – ответила она в том же тоне. – А вы? Вас тоже выкинули? О нет, не верится: вы слишком на них похожи. Вы в точности такой же, как они все. Вы в их лагере. Правда, Шарриак?

Обескураженный, он проглотил слюну.

– Погодите, в чем вы меня обвиняете? Я больше не…

Лоранс не ослабила хватку.

– Мы все здесь помираем от страха, лезем на стену из-за той работы, которую, может быть, нам дадут. Но есть двое спокойных, которые острят, дразнят всех и находятся в курсе событий: дель Рьеко и вы. Я прибавляю один к одному, и, как ни странно, получается два.

Шарриак, похоже, по-настоящему смутился.

– Погодите, – повторил он, – вы думаете, что я работаю на них и шпионю за вами? Еще один тест? Идиотизм какой-то!

Теперь уже Лоранс наклонилась к нему, словно в боксерском поединке:

– Так слушайте: им все известно, стоит только моргнуть, и они узнают об этом. Они не сидят с нами за одним столом, их нет и в наших рабочих комнатах, нет в них и камер.

К Шарриаку вернулось спокойствие. Он уже не слушал ее, а размышлял. Либо он был умелым актером, либо обладал удивительно быстрой реакцией.

– Значит, я предатель? – медленно проговорил он. – Думайте что хотите, но я знаю, что это не я… Значит, они заслали по одному в каждую команду…

– Не говорите глупостей, Шарриак! – воскликнула Лоранс. – Вам не удастся сбить нас с толку. Что это, новая игра? Мы должны подозревать друг друга? Здесь только один предатель – вы!

Он взглянул на нее – вся его ирония испарилась.

– Или вы. Неплохо сыграно…

Никто не ожидал, что Шаламон, краснолицый здоровяк, неуклюже влезет в эту перепалку.

– Чего вы добиваетесь? – взорвался он. – Чтобы мы свихнулись? Предатели на каждом углу! Что здесь, стажировка кандидатов или ЦРУ?

– Мадам Карре выдвинула гипотезу, которую не отметешь с ходу, – неторопливо ответил Шарриак. – Требуется разъяснение. – Он повернулся к Лоранс. – Можете оставаться при своем мнении, – продолжил он. – Меня тоже выкинули, как вы изволили выразиться. Такое случается даже с сильнейшими. Стечение обстоятельств. Но я-то снова сяду в поезд. Без промедления. Я уже ухватился за дверцу и нащупываю подножку. Если вам нравится стоять на платформе и прозябать, это ваша проблема. А я хочу туда вернуться. И если здесь есть предатель, он может пойти и сказать об этом дель Рьеко… Это не принципиальное заявление.

– И если ради этого потребуется убить меня, вы убьете, я знаю, – угрюмо закончила Лоранс.

– Точно. Потому что я не устал, не пал духом. Мне еще хочется того винограда, который для вас слишком зелен. Я к нему привык. И если есть здесь кто-то предпочитающий жить в пригороде, вставать в пять утра, чтобы успеть на электричку, отмечать приход на работу, пусть он встанет и скажет. Так мы быстрее найдем предателя.

Официант разносил десерт – груши «прекрасная Глена». Моран, вновь обретя остроумие, принялся рассказывать анекдот, скорее пошлый, чем вульгарный. Хирш, набивший рот шоколадом, выговорил:

– ПОУШИТЕЛЬНО…

* * *

Разгар игры пришелся на вторую половину дня. Все более часто присылаемые сообщения хозяина касались будничной работы управления и изобиловали классическим вопросами, с которыми сталкивается любая команда менеджеров. В них не было реальных стратегических задач, только серия тактических действий. Были и вопросы, касающиеся разных способов администрирования, что зародило во мне сомнение в актуальности разыгрываемой модели. В последнее время администрирование добилось немалых успехов, пришедшие туда молодые люди отличаются большей тонкостью; службы, обеспечивающие контакт, – быстротой действий, несмотря на то что они все еще скованы лавиной инструкций, непонятных и противоречивых. Далее шла работа с клиентурой, представленной всеми существующими психологическими типами: рассеянный, педант, хвастун, застенчивый, сутяга, наглец; мелкие торговцы представляли полную гамму рядовой патологии. Присутствовали и неоригинальные неполадки с техникой – от сбоя в работе оргтехники до поломки транспорта, – срывающие выполнение важного контракта. И наконец, некоторые требования персонала, недовольного, к примеру, датами отпусков или медлительностью руководства. Каждое из таких потрясений, как правило, приводит в смятение управленческий аппарат. Мой генеральный штаб встретил их спокойно и деловито, не теряя чувства юмора. Несколько раз возникали короткие дискуссии, но в конечном счете все решения были приняты единогласно. Механизм работал отлаженно. Полагаю, нам удалось дать дель Рьеко те ответы, которые он желал услышать, и я вполне был удовлетворен нашей работой.

К вечеру на столе осталось только две-три еще раскрытые папки, дела должны были завершиться благополучно. Хирш разработал план рассрочки наших задолженностей, и мы ожидали ответа банка. Брижит Обер уладила незначительные разногласия с двумя привередливыми клиентами, Мэрилин сочинила крайне двусмысленные письма, а Мастрони, взвалив на себя производство и сбыт, занимался одновременно и новыми технологиями. Намеки Шарриака охладили нас, и мы больше не пытались заниматься пиратством. Обеденная паранойя рассеялась. Очевидно, им хотелось только узнать, имелся ли у нас навык банального управления, и я не обнаружил ни единой западни в задаваемых нам упражнениях.

Ужин прошел не так напряженно, как обед. Теперь мы знали, чего добивался дель Рьеко, и у нас не было повода для беспокойства. Я подумал, что организаторы могли бы одним словом разрядить чуть было не возникшую напряженную обстановку, уточнив с самого начала цели и правила игры. Если можно было бы в конце стажировки дать ей оценку, я бы обязательно им об этом сказал. Но дель Рьеко прятался: мы не видели его уже сутки. Натали и его ассистент тоже больше не показывались. Я не понимал, зачем нужен ассистент, голоса которого никто не слышал.

За ужином команды разделились. Каждая заняла отдельный стол. Вместо двух столов на шесть человек и одного для четырех теперь был один стол на шестерых и два для пятерых. Это мелочь, но из тех, к которым я отношусь очень внимательно. Я непроизвольно фиксирую способ размещения людей в пространстве, незначительные знаки, которыми они обмениваются, почти незаметные пустяки, из которых складывается общее впечатление. Наши чувства их регистрируют и анализируют независимо от воли, и в конечном счете вырисовывается суждение, всегда верное, хотя и необъяснимое. Здесь я немного опережал остальных: я умею на лету схватить выражение, жест, знаю, что они означают, понимаю, что наша телесная оболочка постоянно выдает нас и надо только внимательно смотреть.

Равным образом и гул голосов свидетельствует о душевном состоянии собеседников. Не содержание разговоров, а только шум, звучание голосов. У нас беседа была неторопливой, тихой, спокойной, означающей разрядку после утомительного дня. Ничего не осталось от обеденных атак под звон медных труб и грохот барабанов. Расслабленные тела, умиротворенные лица, вытянутые ноги, опущенные плечи говорили об отдыхе воинов. Никто не готовился к атаке, все урчало, словно замолкающий мотор.

* * *

Выпив кофе, я вышел на ритуальную прогулку по берегу озера. Небо все еще было затянуто облаками, слабый ветерок шевелил иголки пихт. На крыльце Мэрилин курила сигарету. Хирш остался в баре и играл в шахматы с Дельвалем, специалистом по информатике из команды Шарриака. Может, они старались улучшить компьютер – чемпион мира по шахматам.

У пристани, на своем валуне, уже сидела Лоранс Карре в длинном платье. Я прислонился к свае.

– Вы сейчас мне скажете, чтобы я не лез не в свое дело, но у вас и вправду усталый вид…

Она глубоко вздохнула.

– Днем я получила известие из дома, поэтому и опоздала на обед. Небольшие проблемы. Но это мешает сосредоточиться. Так что я разрядилась на Шарриаке. Тем хуже для него.

– Мне повезло, что не я стоял на линии огня.

Она улыбнулась:

– Да. Но вам бы и не досталось.

– Он хотел испытать вас.

– Конечно. Дель Рьеко донимает нас своими тестами, и вдруг все начинают тестировать друг друга. Все это утомительно, правда? Я не остановила его сразу, у меня просто не было сил. Стресс. Все одно к одному, понимаете?

Я промолчал. Если Лоранс захочет поделиться со мной личными переживаниями, она сделает это. Мне они были не настолько интересны, чтобы настаивать. Лоранс нравилась мне, я восхищался ее умением держать удар, но не забывал ни на секунду, для чего мы здесь. Эта навязчивая мысль затмевала все остальное. Должен признать: Лоранс была красива, особенно сейчас, когда темнота скрадывала бледность ее лица. Странно, но мои гормоны дремали. Я не смотрел ни на ее грудь, ни на бедра; с закрытыми глазами я бы не смог их вспомнить.

Лоранс посмотрела в сторону леса и сказала:

– Очень темно. Но сегодня мы еще не узнаем, что нас ждет в конце пути.

– Вот видите, вы не держите обещаний…

– Знаю. Потому я никогда ничего не обещаю.

Я лениво потянулся, чуть не зевнул.

– А я знаю, какой будет конец.

– Какой?

– Другая дорога, а за ней еще одна.

– Так что же, конца не будет?

– Почему же? Идя по кругу, всегда приходишь к отправной точке.

– Тогда лучше оставаться на одном месте, – заключила она. – Это хайку?

– Нет. Хайку заставляет мыслить. Ощущение же суетности всего сущего, наоборот, мешает размышлять.

Она проворчала что-то в ответ.

Внезапное появление Шарриака прервало наш вялый диалог. Мы и не слышали, как он подошел. Шарриак совершенно неожиданно возник между нами. Он был в том же костюме и галстуке, неуместных среди дикой природы.

– Добрый вечер, влюбленные! – звонко крикнул Шарриак.

Лоранс взглянула на него так, будто увидела таракана в тарелке супа, – с отвращением, смешанным с изумлением. «Это уж слишком», – подумал я. Почему Лоранс так его возненавидела? Потому что он напал на нее, когда она пыталась переварить свои семейные неприятности? Или из-за чего-то другого?

Шарриак изобразил танцевальное па и замурлыкал припев: «Танцуем – и вы меняетесь партнерами», – слова и мелодию.

– Проваливайте, Шарриак, – сухо бросила Лоранс.

Оставив без внимания приказание, он прислонился к соседней свае и остался стоять в той же позе, что и я.

– О, нет, нет. Я должен вам кое-что сказать. Полагаю, вы сознаете, что сегодня у нас была просто холодная закуска. Да что я говорю, – орешки к аперитиву! Разминка. Разогрев. А теперь, когда мы убедились, что все на мази, и начнутся настоящие проблемы.

Лоранс тяжело вздохнула. Очень уж она была зла на него.

– До чего же вы надоели! – воскликнула она. – Что вам нужно? Вывести нас из себя? Запугать? Я не понимаю вас, Шарриак. Вы вампир?

– Вы не только меня не понимаете, – ответил он, – вам вообще ничего не понятно, и это вас приводит в отчаяние! Вот Карсевиль все понял. Ладно, я вам разъясню. Все, что мы до сих пор делали, можно было сделать и в Париже. Если уж они привезли нас сюда, то для того, чтобы посмотреть, как мы будем биться командами. А значит – вы внимательно слушаете? – значит, должно что-то произойти. Что-то, что неизбежно столкнет нас. Верно, Карсевиль?

– Возможно.

– Вероятнее всего. В их нынешних играх мы еще не конкуренты… Мы спокойно управляем своими лавочками и все. Не в этом смысл. Они хотят, чтобы мы убивали друг друга. И они своего добьются.

Лоранс снова вздохнула:

– Шарриак, у вас на уме только кровь и убийства! Кем вы были раньше? Серийным убийцей?

Он шагнул к ней, потом остановился, подняв руки.

– Вам известна тайская пословица: если человек сказал правду, дайте ему хорошую лошадь – ему придется уносить ноги? Где мой конь? Вдумайтесь: в чем цель? Они хотят знать, хорошие ли мы солдаты, способны ли возглавить команду, готовую беспрекословно уничтожать конкурентов. Они позволили нам завязать связи между собой, подружиться, а теперь придется стрелять в товарища. Утром вы говорили, что уже познали мир – тот, куда нас, может быть, снова забросит, – он беспощаден. Правильно. Денег на всех не хватит, а каждый жаждет их побольше. Мир собак. Если у вас есть собака, пудель или доберман, пустите их в свару и бросьте кость. Увидите, что будет…

Агрессивность Лоранс постепенно таяла.

– К чему вы клоните? – уже не так твердо спросила она.

– А к тому самому. Полагаю, вы проанализировали рынок. Если еще нет, идите играть в настольный футбол, вам здесь не место. А ваш вывод? – Он повернулся ко мне. – Долго ли на нем удержатся три схожих предприятия?

– Нет, – ответил я.

Он почувствовал мою поддержку.

– Верно. Стало быть, один из нас троих должен исчезнуть. К завтрашнему вечеру нас останется только двое. И мы с этой пристани будем махать отплывающему третьему платочками, мокрыми от слез. Не представляю, как они этого добьются, но это неизбежно. Я прав, Карсевиль?

Его рассуждение было безупречным, и я кивнул. Шарриак потер руки.

– Хорошо. Пойдем дальше. В политологии – а я ею занимался – существует неопровержимая теория. При наличии трех партнеров двое всегда объединяются против третьего. Союзы могут меняться, но это – правило: три равно двум против одного. Перед нами сейчас неплохой букет гипотез.

– Вы утомительны, Шарриак, – вяло проговорила Лоранс.

Но чувствовалось, что слушала она его внимательно. Он присел на корточки, пальцем провел черту на утоптанной земле.

– Раз: Карсевиль вступает в союз со мной, и мы вас выкидываем. Затем мы двое играем в финале. Это самое логичное. Ваш непристойный флирт предназначен противостоять этому.

– Да вы больны, Шарриак! – возмутилась Лоранс.

Он даже не услышал ее.

– Два: мадам Карре объединяется со мной. Мы устраняем Карсевиля. Эту гипотезу еще следует изучить. Мне это не очень выгодно, я и сам могу этого добиться. Но с другой стороны, я препятствую третьей гипотезе, и столкновение произойдет определенно мягче. Этим преимуществом я не могу пренебрегать. А вам, мадам, стоило бы подумать над этим. Три…

– Карсевиль и я против вас, – сказала Лоранс.

Шарриак поднял голову и улыбнулся:

– Вот видите, вам уже интересно… В-третьих, действительно, вы вместе против меня. Здесь возникает равновесие. О, не в силу наших взаимных качеств, не мне судить об этом, но, учитывая соответствующие балансы и положения в коммерции… Когда играешь в шахматы, смотришь на доску, а не на противника, который старается вас поразить. Только вот еще что… – Он поднялся, вытер палец. – Если вы это замыслили, значит, мы уже в финале. И если я замечу хоть тень зарождающегося соглашения между вами, то вынужден буду вас громить. Видите, я поступаю как НАТО, я предупреждаю. Будет как в Косово: руины, от которых никто не выиграет. Целуйтесь на здоровье на берегу озера, но меня не трогайте. Считайте это моей нотой.

Лоранс Карре недоверчиво посмотрела на него.

– Этого не может быть, Шарриак! – воскликнула она.

Он растянул губы в улыбке.

– Я все еще не понимаю причины вашей антипатии. Может, я напоминаю вам кого-то, кто вам не нравился? Здесь нет места чувствам, мадам Карре. Ни положительным, ни отрицательным. Только во Франции встретишь типов, которые улаживают ссоры охами и ахами. Любовь, ненависть, дружба… для этого есть другое место – свой дом. Здесь же мы все роботы. Никто не будет вам признателен за то, что у вас есть сердце. Вам платят за мозги. Покупают ваш ум, и ничего более. Я не желаю вам ни зла, ни добра. Я смотрю на шахматную доску. И на деньги, положенные на каждую клеточку. Я даже не знаю, сидит ли кто-нибудь за доской.

Шарриак повернулся ко мне, его указательный палец уперся мне в грудь.

– Но вы-то поняли. Объясните ей. Вот мое второе послание: если кто-нибудь из вас хочет идти со мной, милости прошу. Это в его интересах и в моих. Имеющий уши… – Он шутливо поклонился и закончил: – Надеюсь, я не испортил вам вечер. Желаю спокойной ночи.

Насвистывая, Шарриак удалился. Лоранс закрыла глаза.

– Начинается, – выдохнула она. – Все та же нагнетаемая атмосфера, где все всех подозревают, когда только и спрашиваешь себя, что у другого на уме. Вы думаете, они хотят нас задавить? Меня не покидает мысль, что Шарриак с ними заодно. При первой возможности он начинает давить на нас. Мне он не нравится, это правда. Он… коварный, какой-то липкий. А его хвастовство, высокомерие, наставительный тон… Я все это ненавижу.

– Да, но он умен.

– Нет, хитер.

– Он умен, но не очень. Есть и четвертая гипотеза. Странно, что он не упомянул ее.

– Какая?

– Все трое против дель Рьеко. Вы не читали книгу «Убийца живет в № 21»? В финале узнаешь, что все подозреваемые объединились. Стоит нам сплотиться, и можно взорвать его систему. Только мы трое здесь производители. И если мы займем одинаковую позицию, что он сможет сделать?

Лоранс подпрыгнула от возбуждения.

– Гениально. Вы ему это предложите?

– Да, если вы согласны.

– Отлично. Если Шарриак откажется, значит, я не ошиблась и он связан с дель Рьеко. Идите сейчас же. Я подожду здесь.

Я не согласился. Ветерок стих, с поверхности озера поднимался влажный, холодный туман. Как и наше умонастроение, погода менялась быстро. Пока мы поднимались по аллее, чувство тревоги не покидало меня. Мне чудилось, что из-за ближайшего дерева выглянет ведьма или гримасничающий леший. Окружавшие нас горы, казалось, наклонились над озером, охраняя его тайны. Огни гостиницы на минуту успокоили меня, но тут же я подумал: кому пришла мысль построить гостиницу на этом недоступном острове? Не было и следа обычных постояльцев. И тем не менее в гостинице есть все необходимое. Пожалуй, я потребую балансовую смету заведения, если только мне удастся найти управляющего или кого-либо в этом роде. До сих пор мы видели только официанта да перевозчика-итальянца. И все же должен быть кто-нибудь на кухне, горничные… Где они прятались? Почему никто их не видел?

На полпути к гостинице нас застиг дождь. Сначала посыпались крупные капли, тяжелые, как пули, потом полил мелкий дождь. Я взял под локоть Лоранс, и мы быстро побежали к входной двери. Очутившись в холле, Лоранс принялась отжимать намокшие волосы, а я ушел.

Свидание с Шарриаком напоминало сцену из фильма ужасов. С видом заговорщиков мы уединились в его номере на третьем этаже. Шарриак сидел на кровати, а я на единственном стуле. Гроза обрушивалась на крышу, сопровождая каждую нашу фразу барабанной дробью. В изголовье кровати горел ночник, но его свет мерк на фоне ослепительных вспышек молний, через небольшое окно освещавших наши лица и придававших им мертвенную бледность. Я уверен, что в другой обстановке все прошло бы по-другому: запертые в помещениях с кондиционированным воздухом и искусственным освещением, мы отвыкли нормально реагировать на природные явления.

Шарриак изо всех сил старался не обращать внимания на грозу. Он сидел словно робот с механической полуулыбкой на лице.

– Я удивлен, – сказал он мне. – Вы ведете себя неразумно. Вас раздражает то, что вас водят за нос, и вам это не нравится. Но мы сражаемся не с дель Рьеко, а с могущественным «Де Вавр интернэшнл». Дель Рьеко всего лишь пешка, наемник. Исполнитель. Он делает то, что требуется по программе. Не вижу смысла вступать с ним в конфликт. Зато я очень хорошо вижу наши шансы на выигрыш: нулевые.

– Смените место, – посоветовал я.

– Простите?

– Передвиньтесь. Вы не под тем углом рассматриваете ситуацию. Ведь вы – шахматист?

Шарриак выпятил грудь.

– О, просто любитель.

– Точно рассчитав ответный ход противника, вы получаете преимущество?

– Значительное.

– Именно это я вам и предлагаю. Объединим наши сведения. Если удастся узнать, что замышляет дель Рьеко, нам станет легче.

– Но где гарантия того, что вы не утаите что-нибудь важное? Я вам предоставляю все, чем располагаю, а вы мне – лишь крохи. Как проверить?

– Доверие, Шарриак. Все деловые отношения основаны на доверии. Ведь вы уверены, что ваш банкир не орудует с вашими деньгами. Чем это гарантируется? Уверенностью в том, что засомневайтесь вы хоть на миг, и вся система рухнет.

Опустив голову, он секунду обдумывал мою теорию.

– Все это верно на макроэкономическом уровне, но совершенно не годится для микроэкономического. Я доверяю своему банку потому, что без доверия вкладчиков он не выживет. И банк это знает. Малейший повод к недоверию, и он погибнет. Я потребую колоссальную компенсацию за риск, и он не выдержит. А с вами что делать, Карсевиль, если вы меня надуете?

– А как поступают в жизни?

– Есть законы. Контракты. Неустойки, штрафные санкции.

Я пожал плечами:

– Полноте, Шарриак, все это фикция. Бумага. Законы, контракты, чеки, купюры? Только бумага. Доверие, изложенное на бумаге. Даже нет: в цифрах бинарного кода в компьютере. Здесь как в религии: она существует только потому, что люди верят. Выключите ток – и все рухнет. Мы можем попробовать отключить ток дель Рьеко.

Шарриак встал, сунул руки в карманы, походил по комнате, натыкаясь на мебель, снова сел.

– Нет. Если кто-то играет не по правилам, то он преступник или сумасшедший. В любом случае его запирают. И у церкви были костры. Система не терпит отклонений. А я – в системе. Я не могу способствовать ее разрушению. Никоим образом.

Я выдохнул воздух, будто дуя в трубу.

– Вот мы и пришли к начальному вопросу: до какого предела вы в системе? До какой степени вы сотрудничаете с дель Рьеко?

Он взорвался:

– Черт, неужели у меня такая предательская рожа? Невероятно! Я уже начинаю мучиться сомнениями.

– И правильно делаете.

Ветром открыло ставень, он начал стучать. Шарриак снова встал, приоткрыл окно, закрепил ставень и, усаживаясь, протер стекла очков уголком покрывала.

– Мерзкая погода! Сомнения касаются не меня. Себя-то я знаю. Они касаются вас. Получив приглашение на стажировку, на которой могли бы показать свои немалые способности, вы, едва прибыв, уже собираетесь ее саботировать! Вы кто, революционер? Не нравится вам игра, возвращайтесь домой и не играйте! А я хочу эту работу, Карсевиль, и сделаю все, что мне скажут. Все. Им хочется знать, не собачонка ли я? Да, собачонка. Кидайте кость! Да чтоб мяса на ней было побольше.

– Эта игра – надувательство. Черт возьми, вы же не глупый…

Лицо Шарриака перекосилось.

– Естественно, игра нечестная! – вскричал он. – Все игры – обман. Даже мой шестилетний сынишка и тот жульничает в картах. Вы богаты? Вам добавят денег. Вы бедны? Станете еще беднее. А вам говорят, что у всех одинаковые возможности. Дель Рьеко плутует, вы плутуете, я плутую, и папа римский должен корчиться от смеха, читая мессу! Просто где-то есть желтая линия, а за ней – полицейские. Они только и ждут, когда вы ее пересечете. Пока вы плутуете внутри дозволенного, все в порядке. Все это – что-то вроде радаров. Нормальная скорость – сто тридцать. Пока вы не превысите сто пятьдесят, к вам не пристают. Если же вам взбредет в голову гнать на скорости двести, ждите неприятностей, так что или держите пушку в бардачке, или кокарду с триколором, что одно и то же. Что-нибудь, чего нет у других и чем можно заткнуть им глотку. Я скажу, кто вы есть на самом деле: вы экстремист. Вы понимаете, что все думают немного иначе, и это вас возмущает настолько, что вы начинаете палить из миномета. Это признак негибкой личности. А знаете, существует большое сходство между судьями и террористами, поэтому-то они очень хорошо понимают друг друга: и для тех, и для других грань священна. Мы же одной ногой стоим на правовом поле, а другой – за его пределами. Но у них обе ноги с одной стороны, с той или с другой. Они играют в одну игру.

Шарриак наслаждался собственным голосом, упиваясь своими теориями. Мы зря теряли время. Я прервал его разглагольствования:

– Ладно, послушайте, я сделал вам предложение. Резюмирую его. Во-первых, мы объединяем всю возможную информацию о махинациях дель Рьеко. Во-вторых, как только возникает проблема, мы объединяемся. Это ни к чему не обязывает, в остальном вы свободны в своих действиях.

– Бесплатный талон на попытку?

– До некоторой степени. К примеру, вы тоже получили электронное письмо от супермаркетов с просьбой скидки на два с половиной процента? Так вот…

– Два с половиной? Ну и сволочи, с меня они требовали три!