Текст книги "Хранительница врат"

Автор книги: Мишель Цинк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Здравствуйте, Сестра.

Не успеваю я подумать, что не так уж плохо будет до возвращения Димитрия провести время с этим славным джентльменом, как он тоже исчезает в толпе, а его место занимает следующий – с волосами золотистыми, как у Сони. Нам едва хватает времени обменяться улыбками, как он, в свою очередь, скользит прочь, сменяясь новым танцором.

Ритм музыки все нарастает, так что у меня, в сущности, нет выбора, кроме как по мере сил держаться наравне со всеми в бесконечном параде партнеров. Наверняка во всем этом безумии есть какая-то система, какой-то порядок – но я выявить его не могу.

Пару раз я пытаюсь просто-напросто сбежать из танца, однако высвободиться от партнеров и всей этой толпы кругом совершенно невозможно. Так что я сдаюсь и позволяю вертеть себя во все стороны, пока голова не начинает кружиться от музыки и смеха.

Очередной мой партнер, упитанный престарелый джентльмен, вращает меня по залу и передает следующему. Смех мой начинает звучать несколько истерически.

– Должен заметить, выглядите вы получше, чем когда я видел вас в последний раз… – Голос этот мне не перепутать ни с каким другим, хотя самого Эдмунда – свежевыбритого, в новом наряде, – я бы насилу узнала.

Я радостно улыбаюсь ему, и мы вместе движемся в вихре танца.

– О вас могу сказать то же самое!

Эдмунд и в самом деле выглядит свежим и отдохнувшим, а точно такой же наряд, как у всех Братьев – облегающие брюки и туника, – придают ему элегантность, подобающую мужчине его возраста.

Он кивает.

– Путешествия в Алтус всегда нелегки, а нынешнее было хуже прошлых. Особенно для вас. Как вы себя чувствуете?

– Гораздо лучше, спасибо. – Сама я уже запыхалась от танцев, а вот Эдмунд свеж и бодр, как будто танцует пару минут, не больше. – Только посмотрите! Да вы настоящий мастер! Рискну предположить, вам не в первый раз доводится танцевать на этом острове!

Глаза его искрятся весельем. Он лукаво подмигивает.

– Ни за что не скажу!

После гибели Генри я еще не видела Эдмунда таким счастливым. Меня омывает волна радости и блаженства. Я собираюсь спросить его, где он был со времени нашего приезда на остров и чем занимался, как вдруг он кивает и наклоняется ко мне:

– Нечестно с моей стороны присвоить одному себе право танцевать с самой хорошенькой из всех Сестер Алтуса. До скорой встречи.

И, лихо завертев меня, подталкивает к очередному партнеру. Я готова уже запротестовать, сказать, что мы видимся впервые за столько дней – и тут понимаю, что снова оказалась с Димитрием.

– Прости! – заявляет он, перекрикивая гомон толпы. – Я все пытался вернуться к тебе, но…

Он выразительно пожимает плечами и, искусно лавируя, принимается выбираться из царящего вокруг столпотворения. Наконец мы протискиваемся к самому краю отведенного для танцев пространства.

Димитрий продолжает кружить меня, не прекращая танцевать ни на миг. Неожиданно я оказываюсь прижатой спиной к холодному камню стены в темном углу. Несколько секунд мы стоим, пытаясь отдышаться. Даже у Димитрия щеки раскраснелись от плясок, а уж что обо мне говорить!

– Ну как, весело? – спрашивает он, чуть переведя дух.

Я киваю, запыхавшись.

– Сперва совершенно в такт не попадала, но, кажется, в результате у меня получалось неплохо.

Он улыбается.

– Это у тебя в крови.

Я наклоняю голову, охваченная смущением. Как ни странно, но во многих отношениях Димитрий знает обо мне больше, чем я сама.

Он пальцем приподнимает мой подбородок, так что я вынуждена заглянуть ему в глаза.

– Мне не хотелось ни с кем делить тебя сегодня вечером. – Поначалу прикосновение его губ совсем бесплотно, однако постепенно становится все настойчивее, все жарче. Наконец Димитрий с усилием прерывает поцелуй. – Ты на вкус – что клубника.

Я гляжу на его губы, гадая, надежно ли мы спрятаны в этом укромном уголке, но тут за спиной у Димитрия появляется Астрид. Не замечая ее, он наклоняется ко мне для нового поцелуя.

– Гм… – Я легонько кашляю и выразительно гляжу поверх плеча Димитрия, пока и он, в свою очередь, не оборачивается назад.

– Астрид? Мы тебе зачем-то нужны?

Лицо ее окаменевает. Она переводит взгляд с Димитрия на меня, потом снова на него. Злость в ее глазах мне не померещилась. Девочка выбирает слова, прикидывает, насколько может дать волю ярости, и, в конце концов, прищуривается и обращается непосредственно к Димитрию, как будто меня тут нет вовсе.

– Уна просит передать, что леди Абигайль проснулась и спрашивает сестру Амалию.

Димитрий кивает.

– Хорошо. Спасибо.

Астрид не двигается с места, как будто ноги у нее прибиты к полу.

– Я сам провожу Лию к леди Абигайль. Можешь идти.

В глазах девочки мелькает вспышка раскаленной добела ярости. Астрид вне себя от того, что ее так пренебрежительно отправили восвояси. Димитрий для нее – старший по рангу, что, несомненно, предполагает определенный уровень почтения. Так ничего и не сказав, она резко разворачивается на каблуках и уходит, исчезает во все еще кружащейся в танце толпе.

Димитрий снова поворачивается ко мне.

– Я знаю, как ты волнуешься из-за леди Абигайль. Пойдем скорее к ней.

Сама не знаю, чего я медлю, ведь возможность увидеть леди Абигайль – кульминация всего нашего долгого путешествия, целой жизни, полной сомнений и вопросов. Ключ к моему будущему. К окончанию пророчества.

Наверное, именно поэтому я и замираю несколько секунд, а потом киваю и трогаюсь с места.

Как все-таки приятно забыться в танцах, музыке и праздничном пире! Даже противостояние с Урсулой кажется милым развлечением по сравнению с тем, что ждет впереди. Однако ход событий неумолимо вел именно к этому – а потому я иду вслед за Димитрием из пиршественного зала, отчетливо понимая: это начало конца.

И если мне очень, очень повезет – то, возможно, еще и предвестье нового начала.

24

– Боюсь, я должен извиниться за Астрид, – говорит Димитрий, пока мы шагаем к покоям тети Абигайль. – Я знаю ее с самого рождения и всегда относился к ней как к младшей сестренке, но она, кажется, видит наши отношения совсем иначе.

Мы идем по длинной галерее, что я запомнила еще с утра – однако она, по всей видимости, вьется вокруг всего Святилища, и я понятия не имею, где мы сейчас находимся.

Я гляжу на Димитрия и лукаво улыбаюсь.

– Ничего страшного. Не мне ее винить.

Не знаю уж, что тому причиной – вино, танцы или мерцающие на черном небе звезды, но прикосновение шелка, вздымающегося и опадающего вокруг моих голых ног, будоражит меня, заставляет очень остро почувствовать себя живой.

Широко улыбаясь, Димитрий тянется к моей руке.

– Сдается мне, на тебя действует воздух Алтуса.

– Возможно.

Губ моих касается легкая улыбка. Мы идем рука об руку дальше.

Я не знаю, сколько еще мы сможем разговаривать свободно, и мысли мои возвращаются к серьезным материям. Мне хочется кое-что понять.

– Димитрий?

– Да?

– Почему эта Урсула такая… такая цепкая?

Он смеется, запрокинув голову назад.

– Ты гораздо добрее, чем был бы я на твоем месте.

Он ведет меня за угол и останавливается перед входом в здание. Галерея продолжается и внутрь – только теперь уже, конечно, становится крытым коридором. Я догадываюсь, что Димитрий хочет воспользоваться тем относительным уединением, которое предлагает нам нахождение снаружи.

– Урсула – Старшая, по рангу уступающая одной лишь леди Абигайль. После смерти Абигайль – что, как ни печально, может произойти в самом скором времени – Урсула метит на ее место.

– Не понимаю, я-то тут при чем? Я не собираюсь оспаривать ее права. Да я даже не в Алтусе живу.

Он вздыхает, и у меня появляется отчетливое чувство, что мы ведем этот разговор почти против его воли.

– Да, Лия, но есть еще две Сестры, которые вправе притязать на положение выше Урсулы. – Он устремляет взгляд в темноту ночи, а потом снова смотрит мне в глаза. – Твоя сестра Элис. И ты.

В первый миг кажется, что слова его лишены смысла.

– Ты о чем? Это же невозможно.

Он качает головой.

– Отнюдь. Все Сестры – потомки союзов между изначальными Стражами и земными женщинами. Но вы с Элис – прямые потомки Маари и Катлы, породивших пророчество. Потому-то вы и избраны на роль Хранительницы и Врат. Так есть, и так было всегда.

– И что?

– Владычица Алтуса должна состоять в как можно более близком родстве с Маари и Катлой. Леди Абигайль происходит от них по прямой линии, и, если не считать Вирджинии, вы с Элис – единственные ее ныне живущие родственники. Единственная ее родная кровь. Элис не годна на эту роль из-за нынешнего неповиновения законам Григори. Урсула же из того же рода, но не по прямой линии.

Я переминаюсь с ноги на ногу, силясь осознать его слова.

– Хорошо, а Вирджиния? Она же старше меня. Уж верно, у нее больше прав притязать на титул.

Димитрий пожимает плечами.

– Она не хочет, Лия. Она отказалась от притязаний на титул, когда покинула Алтус, – да и в любом случае, вряд ли ей хватит могущества управлять островом.

Тетя Вирджиния некогда сказала мне, что дары Сестер распределяются еще до рождения: иные из нас получают в дар больше силы, а другие – меньше. Похоже, ее нисколько не тяготило признание, что она сама оказалась слабее, чем ее сестра, моя мать.

– Я тоже не хочу никакого титула! – заявляю я и тут же осекаюсь. – Хотя… я ведь не знаю ничего про Урсулу – не знаю, достойна ли она этого титула.

Алтус и Сестры. Урсула, Элис, тетя Абигайль, умирающая тут, за стеной. Слишком много всего для меня одной. Я растерянно берусь пальцами за виски, точно тем самым могу отогнать рой неотвязных мыслей.

Димитрий берет меня за руку.

– Идем. Сперва повидаемся с леди Абигайль. Остальное подождет.

Я киваю, признательная ему за то, что могу, не думая, идти, куда он ведет меня. Мы проходим через дверь в просторный холл. Димитрий сопровождает меня на всем пути, на каждом шагу – и я уже не могу представить себе, как буду исполнять пророчество без него, без его верности, его поддержки.

Конечно, все совсем не так просто – но я усиленно изгоняю вопрос, неотступно всплывающий из глубин моего разума: есть ли во всем этом место Джеймсу?

В комнате царит полумрак – но не потому, что шторы и занавески на окнах плотно опущены, как в комнате больного. Напротив, две пары стеклянных дверей стоят нараспашку, впуская в помещение теплый ночной воздух. Тихий морской бриз вздыхает у занавесок, они приподнимаются и опадают, точно дышат ему в такт.

Димитрий остается у двери, а я прохожу вглубь комнаты. Навстречу мне шагает Уна. Позади нее я различаю силуэты еще двух Сестер. Одна из них наливает воду в чашу для умывания, вторая вытаскивает одеяло из массивного шкафа у окна.

– Лия! Я так рада, что ты пришла! – Уна наклоняется и целует меня в щеку. Говорит она тихо, хотя и не совсем шепотом. – Леди Абигайль проснулась с полчаса назад, и первым же делом спросила о тебе.

– Спасибо, Уна. Я пришла, как только смогла. – Я гляжу поверх ее плеча на фигуру на кровати. – Как она?

Лицо Уны затуманивается.

– Старшие говорят, возможно, не доживет до утра.

– Тогда я скорей пойду к ней.

Обойдя Уну, я направляюсь к кровати, приветливо кивнув Сестрам, что ухаживают за тетей Абигайль.

Однако подойдя поближе, невольно замедляю шаг. Я так долго ждала возможности увидеться с тетей Абигайль лично. И вот настал момент, который я ни за что не хотела бы пропустить. Взяв себя в руки, я шагаю вперед.

Я останавливаюсь у края кровати, и камень, висящий на цепочке у меня на шее, начинает пульсировать так сильно, что я почти слышу его биение. Я вытаскиваю его из-под платья и обхватываю ладонью. Он горяч – точно только что из огня – но не обжигает руки.

Снова опустив камень в вырез платья, я гляжу на тетю. Она всегда представлялась мне полной жизненных сил и энергии – какой наверняка и была до болезни. Теперь же кожа ее тонка и сморщена, как папиросная бумага, а хрупкое тело едва заметно под толстым одеялом. Дыхание вырывается из груди тети резкими судорожными всхлипами – но когда она открывает глаза, они молоды и ясны – такого же изумрудного цвета, как и у меня. Я тотчас же узнаю в ней сестру моей бабушки.

– Амалия, – окликает она меня в ту же секунду, как открыла глаза, как будто заранее знала, что я рядом. – Ты пришла.

Я киваю и присаживаюсь на краешек постели.

– Ну конечно. Простите, что мне потребовалось столько времени. Я пришла, как только смогла.

Она силится улыбнуться, но уголки ее губ приподнимаются лишь самую малость.

– Путь был неблизкий.

Я качаю головой.

– О да, неблизкий. Однако ничто не могло помешать мне прийти. – Я накрываю ее руку ладонью. – Как вы, тетя Абигайль? Или мне следует называть вас леди Абигайль, как называют все остальные?

Она смеется, и смех переходит в припадок судорожного кашля.

– Уж пожалуйста, окажи мне такую честь, зови меня тетей. – Она вздыхает, голос ее окрашивает печаль. – Сколько времени прошло с тех пор, как я была просто Абигайль – дочерью, сестрой, тетей!

– Для меня вы всегда будете тетей Абигайль. – Наклонившись, я целую сухую морщинистую щеку, сама дивясь тому, как это женщина, которую я вижу впервые в жизни, может казаться такой родной и знакомой.

Цепочка выбивается из-за выреза моего платья, и тетя Абигайль, приподняв руку, касается еще горячего камня.

– Он у тебя… – Она отпускает камень, и он снова занимает место у меня на груди. – Хорошо.

– А что это? – Даже пред лицом тетиного недуга я не в силах сдержать любопытства.

– Glain nadredd.

Я не понимаю значения этих слов, однако с тетиных уст они слетают легко и привычно. Зато следующие ее слова звучат гораздо отчетливее.

– Гадючий камень. Но не просто камень. Мой.

Я невольно вскидываю руку к груди и обхватываю ладонью камень, точно тем самым могу заставить его раскрыть все тайны.

– А для чего он нужен?

Взгляд ее скользит к моему запястью и виднеющемуся из-под рукава медальону.

– Вот для чего. – Она снова ненадолго умолкает, видно, набираясь сил. – У всех Сестер Алтуса есть камень, пропитанный их магией. Сила камня зависит от силы его владелицы. Мой талисман защищал меня от зла, исцелял от недугов и придавал сил, когда они мне требовались. Теперь он будет защищать тебя от призрачного воинства, ведь ты носишь медальон Врат, и ближайшая твоя подруга пала под натиском Самуила. Однако могущество камня не вечно, и когда его сила – моя сила – исчезнет, тебе придется напитать его своей силой.

– А сколько он еще будет действовать?

– По крайней мере, пока ты не доберешься до страниц. Если нам повезет, то и еще немного. Я… – Она облизывает губы. Я спешу предложить ей воды, но она отказывается. – Все свои силы, дитя, я вложила в этот камень.

Сожаление кинжалом пронзает мою грудь. Теперь я понимаю, отчего тетя Абигайль так тяжко больна: она отдала все остатки своей силы мне через гадючий камень. Должно быть, она ведала о нарастающей мощи Элис, а быть может, и о Сонином предательстве тоже. Невыносимо спрашивать у нее, не я ли причина ее слабости. Невыносимо знать. В любом случае, сделанного не вернешь. Гораздо мудрее и милосерднее использовать с толком то немногое время, которое у нас осталось.

– Спасибо, тетя Абигайль. А если этого окажется недостаточно? Когда ваша сила покинет камень… вдруг я не смогу набрать достаточно сил, чтобы противостоять призрачному воинству, пока не исполню пророчество до конца?

Тетя Абигайль улыбается – слабо, едва заметно, но улыбается. В этой улыбке я вижу силу, что много десятилетий вела за собой Сестер.

– Ты сильнее, чем думаешь, дитя мое. Тебе хватит сил.

Слова ее пробуждают во мне воспоминания. На миг я словно перенеслась в то утро в Верчвуде, когда тетя Вирджиния вручила мне предсмертное письмо матери. «Ты сильнее, чем думаешь, родная», – сказала тогда она.

Тетя Абигайль на миг опускает веки, и тут же вновь открывает глаза. В ее взгляде светится решимость.

– Ты должна найти страницы.

Я киваю.

– Скажите мне, где они, и с их помощью я покончу с пророчеством.

Она крепче сжимает мою руку.

– Не могу… сказать…

Я качаю головой.

– Тетя Абигайль, ведь я именно для того сюда и приехала. Вы же сами пригласили меня сюда. Или вы запамятовали?

– Меня не память подводит, дитя мое.

Я все равно не понимаю.

Тетя Абигайль так слаба, что головы повернуть уже не может. Она медленно оглядывает комнату и понижает голос, так что я с трудом разбираю слова.

– В этом Святилище… слишком много ушей. Кто-то подслушает и попробует обратить то, что он узнал, ради блага Сестер. Кто-то – ради собственного своего блага.

Я поднимаю голову. У окна Сестра складывает простыню. Вторая Сестра куда-то ушла. Уна размалывает что-то пестиком в ступке, а потом растворяет порошок в воде. Димитрий все так же стоит, прислонившись к стене у входа.

Я снова поворачиваюсь к тете Абигайль.

– Как же я найду страницы, если вы не скажете, где искать?

Она вынимает руку из моей ладони, хватает меня за локоть и подтаскивает к себе, так что ухо мое оказывается рядом с ее сухими потрескавшимися губами.

– Ты уедешь послезавтра. Доверенный слуга твоего отца, Эдмунд, проводит тебя с острова до места первой встречи. Каждый отрезок пути тебя будет вести новый гид. Только Димитрий останется с тобой всю дорогу. Он уже давно служит мне, и я безгранично ему доверяю.

Взгляды наши встречаются, и мне мерещится в ее глазах горделивая искорка.

– Никто не будет знать твой маршрут. Каждый проводник отвечает только за маленький отрезок пути. Даже последний не будет знать, что его кусок – последний. Ему скажут, что это лишь одна остановка из многих…

Я выпрямляюсь, испытывая прилив любви к тете и гордости за нее. Даже больная, на смертном одре, она не утратила остроты разума. Вот только я уже не так доверчива, как прежде.

– А что, если кто-нибудь из проводников предаст нас или подпадет под влияние призрачного воинства?

– Проводников выбирали очень тщательно, но с твоей стороны мудро заранее рассматривать разные случайности, – хрипит тетя Абигайль. – Вот почему я скажу тебе и только тебе то, что ты должна знать.

Она жестом велит мне нагнуться ниже. Я повинуюсь.

– Еще ближе, милая. – Я почти прижимаюсь ухом к ее губам, и она шепчет одно-единственное слово: – Шартр.

Я озадаченно выпрямляюсь. Не сомневаюсь, расслышала-то я правильно – да вот только что это значит?

– Я не…

Она шепотом прерывает меня:

– У ног Хранительницы. Не дева, но сестра. – Взор ее блуждает по комнате. – Как переправишься через море, руководствуйся моими словами. Если придется вдруг продолжить путь одной, ты отыщешь дорогу.

Я повторяю про себя это единственное слово, наслаждаясь тем, как оно приятно звучит. Запоминаю странную фразу – она кажется мне смутно знакомой, хотя вряд ли кто-нибудь произносил ее при мне.

По другую сторону кровати появляется Уна. В руках у нее чаша с растворенным порошком. Уна печально улыбается.

– Леди Абигайль пора отдохнуть.

Я гляжу на сестру моей бабушки. Она уже крепко спит. Я наклоняюсь и целую горячий лоб.

– Сладких снов, тетя Абигайль.

Уна ставит чашу на столик возле кровати.

– Мои соболезнования, Лия. Я могу как-то облегчить твою скорбь?

Я качаю головой.

– Просто позаботься о ней.

Уна кивает.

– Я тут заварила кое-что, чтобы уменьшить боль, но не хотела ее будить – она так спокойно спала. Я прослежу за ней, а как проснется, позабочусь, чтобы она не страдала. – Она улыбается. – Тебе самой надо отдохнуть. Вид у тебя усталый.

Я не осознаю всей правды этих слов, пока Уна не произносит их. Внезапно на меня наваливается изнеможение.

– Обязательно пошли за мной, как только тетя Абигайль проснется. Мне бы хотелось провести с ней как можно больше времени перед…

Уна понимающе кивает.

– Позову вас сразу же, как она придет в себя. Обещаю.

На неверных ногах я бреду к ждущему у двери Димитрию. Он берет меня за руку, мы выходим в коридор и закрываем за собой дверь.

– Тебе надо поспать, – говорит он. – В ближайшие дни тебе понадобятся все силы.

Я гляжу на него.

– Что ты знаешь о местонахождении страниц?

Он сощуривается, старательно припоминая.

– Да почти ничего. Мне велено приготовиться к путешествию. Мы с тобой и Эдмундом в качестве проводника уезжаем послезавтра.

Я киваю. Хоть я целиком и полностью доверяю Димитрию, однако дала клятву оправдать доверие тети. Я не скажу ему о словах, которые она прошептала мне в своей спальне.

– Димитрий?

– Да?

Мы сворачиваем за угол, и я узнаю коридор, ведущий к моей комнате.

– Перед отъездом мне непременно надо увидеть Соню.

Меня и так мучает совесть, что я не настояла на этом прежде, – но я не была уверена в своих силах. Хочется верить, что мое умение прощать настолько сильно, что преодолеет все, – однако я никак не приду в себя от потрясения, вызванного предательством Сони. Вряд ли я узнаю наверняка, способна ли простить Соню, если не повидаюсь с ней. А значит, я должна ее увидеть перед отъездом с Алтуса – вероятно, в последний раз.

Димитрий останавливается у двери в мою комнату, и за тенью тревоги в его глазах я различаю лихорадочную работу мысли.

– А стоит ли? Старшие говорят, что ей лучше, но, может, следует подождать, пока она не оправится полностью – до нашего возвращения.

– Нет, Димитрий. Мне надо ее повидать. Я не успокоюсь, пока не добьюсь встречи. Вообще следовало бы сделать это гораздо раньше.

– Лия, от встречи с ней в том состоянии, в каком она прибыла на остров, толку не было бы никакого. К тому же – Старшие запретили. Впрочем, если тебе так необходимо повидаться с ней перед отъездом завтра я поговорю с ними и все устрою.

Я приподнимаюсь на цыпочки и обвиваю руками шею Димитрия.

– Спасибо! – пылко благодарю я, а потом прижимаюсь губами к его губам.

Он отвечает на мой поцелуй с плохо сдерживаемой страстью и неохотно отстраняется.

– Лия, ты должна отдохнуть. Увидимся утром.

Я кладу голову ему на грудь.

– Не хочу, чтобы ты уходил.

Пальцы его перебирают пряди моих волос.

– Тогда я не уйду.

Я недоуменно смотрю на него.

– Ты… то есть как это?

Он пожимает плечами.

– Если ты хочешь, чтобы я остался – буду спать у тебя на полу или где угодно еще. В этом нет ничего постыдного. Во всяком случае, здесь. Да и потом… – В глазах его зажигается озорной огонек. – Я ведь уже пообещал тебе чтить условности вашего светского общества, нравится тебе это или нет.

Жалкие остатки разума – того разума, что еще в Вайклиффе впитал наставления мисс Грей – дивятся, сколь же мало во мне осталось стыда. Однако внутренний голос, напоминающий о приличиях, подобен тусклому пламени свечи, а в груди моей жарко полыхает огонь, разожженный не только все нарастающими чувствами к Димитрию, но и восторгом, который я испытываю при мысли, что предо мной открыты иные пути, иные возможности. Что выбор мой не столь ограничен, как я считала прежде.

Я не могу сдержать улыбки.

– Ладно. Тогда я хочу, чтобы ты остался.

Димитрий открывает дверь моей спальни.

– Значит, я остаюсь.

Я не переодеваюсь перед сном. Если вспомнить, в каком виде я проснулась утром, то ясно, что выбора у меня, в сущности, и нет. Позволить мужчине ночевать у меня в спальне – само по себе скандально, даже для моей новообретенной свободы. Но чтобы при этом я еще и была совершенно нагой, пусть даже и под одеялом – нет, подобное невозможно, даже в таинственном мире Алтуса.

Я поудобнее устраиваюсь на кровати. Димитрий вытаскивает из шкафа одеяла и подушки, укладывает их на полу, подходит к окну и раздергивает шторы. Только теперь я замечаю, что это даже и не окна, а высокие двойные двери, как в покоях тети Абигайль.

Димитрий открывает створку и вопросительно поворачивается ко мне.

– Ты не против? Я люблю морской бриз.

Я качаю головой.

– Я и не догадывалась, что эти двери открываются.

Димитрий подходит к кровати и подтыкает вокруг меня одеяло.

– Вот теперь тебе будет тепло и сладко спать под дыхание волн.

Нагнувшись, он целомудренно целует меня в губы.

– Доброй ночи, Лия.

Внезапно я смущаюсь.

– Доброй ночи.

Димитрий задувает свечу, и я слышу, как он устраивается на одеялах на полу. Впрочем, длится это совсем недолго – постель широка и непривычна, и мне не нравится думать, что Димитрий мерзнет на холодном полу.

– Димитрий.

– М-м-м?

– А ты мог бы спать в моей кровати, не… не нарушая законы моего мира?

Интересно, слышит ли он улыбку в моем голосе.

– Запросто.

Улыбку в его голосе я слышу совершенно отчетливо.