Текст книги "Не отпускай мою руку"

Автор книги: Мишель Бюсси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

36
Температурная инверсия

11 ч. 40 мин.

Над Песчаной равниной разносится усиленный мегафоном голос.

– Бельон! Вы окружены. Отойдите от дочери и поднимите руки.

Марсьяль, прищурившись, различает сквозь пыльную пепельную дымку стоящих людей. Их десятка два, они стоят прямо и неподвижно, будто тотемные столбы, расставленные на голой равнине метрах в тридцати друг от друга. И каждый целится в него из снайперской винтовки.

Софа крепко зажимает в кулачке его указательный палец.

– Папа, они нас убьют? – совсем тихонько спрашивает девочка.

Марсьяль садится перед ней на корточки.

– Нет, солнышко. Не бойся. Держи меня за руку. Только не отпускай мою руку.

Он с вызовом смотрит на полицейских. Чем они ближе, чем скорее ему предстоит встретиться с ними лицом к лицу, тем явственнее он ощущает в себе странную силу, пьянящее чувство неуязвимости, которое усиливает его волю. Ему хочется, например, встать между дочерью и этими винтовками, защитить ее от этих наемников.

Марсьяль снова наклоняется к дочери. Он не должен поддаваться эйфории, его отцовский порыв – всего лишь рефлекс, животный инстинкт выживания, иллюзия, которой он отгораживается от реальности.

Никогда еще он не вел себя до такой степени безответственно. Любой из этих полицейских может утратить хладнокровие и нажать на спусковой крючок.

– Ты умеешь быстро бегать, солнышко? – шепчет он дочери на ушко.

Софа, после недолгой паузы, улыбается:

– Да! В школе я бегаю быстрее всех. Даже мальчишки никогда не могут меня догнать, когда мы играем в «цыплят и ястреба».

– Вот и хорошо, верю. Тебе надо будет бежать еще быстрее, но только тогда, когда я тебе скажу, что пора.

Через мегафон снова доносится оглушительное:

– Бельон, я – полковник Ларош, руководитель жандармского управления острова. Не заставляйте нас открыть огонь. Отойдите от девочки и поднимите руки. На вас нацелены двадцать винтовок…

Марсьялю необходимо выиграть немного времени. Потянуть всего несколько секунд.

Вулкан за спинами полицейских спокоен. С этой стороны надеяться не на что, ни за одним кратером в мире так не присматривают, как за этим. Когда он просыпается, об этом оповещают все средства массовой информации, так что никакие сюрпризы здесь невозможны.

– Софа, делай, как я…

Марсьяль подчеркнуто медленно поднимает левую руку, правой продолжая держать за руку девочку.

Мегафону этого недостаточно.

– Хорошо, Бельон, раз вы не хотите понимать, мы придем за вами. Если вы хоть шаг сделаете, мы всадим вам пулю в голову. На глазах у вашей дочери. Вам понятно?

Марсьяль видит, как вдали, на стоянке рядом с ущельем Белькомб, приземляется вертолет. Кто-то из него выскакивает и бежит. Кажется, он узнает капитана Пюрви, красотку из сен-жильской жандармерии.

Но уже в следующее мгновение он не видит ничего.

Первыми исчезают вертолеты, вместе с вулканом.

Пять секунд спустя стоящие напротив него полицейские, в свою очередь, пропадают из виду.

Еще пять секунд – и он не различает ничего на расстоянии трех метров.

Еще секунда – и он уже не видит собственных ног. И Софы не видит, только чувствует в своей руке ее горячую ладошку.

– Пора, Софа! Вперед!

Они мчатся в тумане.

Я рискую всем.

Марсьяль не один десяток раз поднимался на склоны вулкана, но не уставал удивляться этому ошеломляющему местному явлению – температурной инверсии. Внезапно и резко, в течение нескольких секунд, солнце, сияющее на лазурном небе, скрывалось за туманом, который приносили с собой морские ветра. Поначалу туман держался в ущелье, затем вырывался из него, подобно рою пчел, и на несколько километров в округе пропадала всякая видимость. Марсьяль насмотрелся на внезапно оказавшихся в сыром тумане дрожащих туристов в майках, с бесполезным фотоаппаратом в руках, он столько раз выводил из этого киселя разочарованных путешественников к смотровым площадкам Маидо или к ущелью Белькомб…

Глухие звуки тонут в тумане. Беспорядочные приказания. Топот, заглушающий шаги Софы и его собственные.

Они не будут стрелять.

Марсьяль знает, что должен бежать еще быстрее, туман над Песчаной равниной может растаять в любую минуту. Разорваться в любом месте. Они спасутся, только если добегут до зарослей, между кустов туман может висеть часами. Они достаточно долго будут невидимыми, чтобы оторваться от погони, а потом затеряются в окрестностях Сент-Роз. Полицейским никак не угадать, в каком направлении они бегут.

– Не расходитесь! – орет в мегафон Ларош. – Встаньте в цепочку! Бельон не должен проскочить.

Марсьяль представляет себе, как полицейские вслепую шарят руками – точь-в-точь мальчишки, играющие в жмурки. Не более опасные для них, чем эти самые мальчишки.

Царапины обрадовали его едва ли не до слез.

Они добрались до кустов!

Он слышит рядом шумное дыхание Софы. Им нельзя произносить ни слова, они должны двигаться дальше, углубиться в заросли.

Марсьяль отводит свободной рукой хлещущие по лицам невидимые ветки. Отец и дочь бегут так быстро, как только могут.

Они удаляются, они уже не слышат криков полицейских.

Они победили!

Теперь им остается только спуститься к океану и добраться до бухты Каскадов.

Они успеют вовремя на назначенную встречу.

Они…

И вдруг Марсьяль спотыкается. На мгновение отвлекся – наступил на корень, пошатнулся, шагнул вбок, чтобы восстановить равновесие…

Влажная рука Софы выскользнула из его руки.

Он кусает губы, потом еле слышно шепчет:

– Софа?

Кричать нельзя. И даже громко говорить. Большей глупости не придумаешь. Софа здесь, в нескольких метрах от него.

Только его дыхание в бледной ночи.

– Софа?

В ответ ни звука. Марсьяль водит руками вокруг себя, его кожу раздирают невидимые шипы.

Он шелестит как можно тише:

– Солнышко, я сейчас тебя найду, только стой, не шевелись.

С голосом он справился, а вот мысли обуздать невозможно. Он знает эти места. Здесь на каждом шагу упавшие деревья, голые камни с острыми краями, расселины. Достаточно нескольких минут, чтобы Софа потерялась, – так же быстро, как погонщик верблюдов, застигнутый в пустыне песчаной бурей.

– Софа, я здесь, я сейчас тебя найду. Умоляю тебя, никуда не уходи.

Он говорит громче, забыв об осторожности.

В ответ ни звука. Ватное небо даже эхом не отзывается.

Марсьяль едва сдерживается, чтобы не заорать во все горло. Он заново проживает самый страшный кошмар.

Он стоит на краю пляжа. Один.

И кричит. Перед ним пустое море.

Он выкрикивает имя своего сына.

– Алекс…

37
Дом малабара

11 ч. 41 мин.

Лиана, распаленная полуденным солнцем, трясет своими прелестными беленькими грудками над щетиной Марсьяля. Красавица сидит на муже верхом, мускулы ее длинных ног напряжены так, что красные стринги на ней вот-вот лопнут. Марсьяль блаженствует, лежа под ней, и, похоже, уже не знает, за какое место ее потрогать. Прижать ладони к этому плоскому животу? Или к блестящей от масла и пота спине? Или обхватить круглую попку? А может, поработать еще и ртом, целовать, не отрываясь, не переводя дыхания эти торчащие перед ним соски, эти губы, скрытые волной светлых волос?

У Марсьяля стоит, увеличенная до формата А3 фотография не оставляет ни малейших сомнений насчет этой подробности.

Маленькая Софа играет в двух метрах от них, в тени пальмы. Бельоны одни на этом пляже с черным песком – на пляже Этан-Сале, Имельда сразу его узнала.

Моментальный снимок счастья.

Кто мог их сфотографировать?

Имельда отходит подальше и мысленно повторяет этот простой вопрос.

Кто мог сделать этот снимок, а также другие фотографии, десятки фотографий, прикнопленных к стенам этой грязной лачуги?

Имельда насчитала тридцать семь фотографий, напечатанных в форматах А4 и АЗ. Странная выставка создает впечатление, что какой-то папарацци постоянно шпионил за Бельонами с той минуты, как они прибыли на Реюньон. Фотографии явно были сделаны при помощи мощного объектива, без ведома Марсьяля и Лианы. Вот они на террасе ресторана в Сен-Жиле, на рыночной площади; вот перед индуистским храмом в Сент-Андре; вот у стойки с открытками на главной улице Хель-Бурга… Но больше всего неизвестного фотографа интересовали крупные планы маленькой Софы – ее большие голубые глаза, ее веснушки, ее крохотные ямочки. Выглядит как любая другая малышка, покорная жертва изобретения цифрового фотоаппарата, думает Имельда. Вот только автор снимков не стал просить Софу ему позировать…

Почему?

Продолжая размышлять, Имельда время от времени поглядывает в окно. На улице все так же спокойно, и она решается обойти дом. Логово малабара похоже на срочно снятое жилье. В обеих комнатах, гостиной и спальне, мебели почти нет: пара складных пластиковых стульев и стол, матрас, лежащий прямо на полу; на полках платяного шкафа, скрытого за грязной занавеской, сложены продукты – консервы, макароны, рис. Газовая плитка кое-как пристроена на мойке. Из мусорного ведра торчат коробки от пиццы и пустые бутылки из-под газировки.

Вдоль стены выстроились штук десять канистр с бензином. Интересно, что им собираются заправлять, задумывается Имельда. Это для мотора вертолета? Или для внедорожника, который на несколько недель затеряется в горах?

Это укрытие беглого преступника! Почти обычное… Если бы не эти фотографии.

Похоже на то, что в роли папарацци выступал этот самый малабар. Она была права, его черный «шевроле каптива» не случайно оказался на парковке отеля «Аламанда» в день убийства. Имельда чувствует, как возбуждение нарастает, она обожает эти минуты, когда надо раскладывать по полочкам информацию. Ей надо чуть-чуть сосредоточиться – и она соединит в одно целое кусочки головоломки.

Не вышло!

Короткий пронзительный звонок сообщает ей, что на ее мобильный телефон пришло сообщение.

Выругавшись, она открывает его и читает:

«Все путем, мам. Я стараюс как магу. Преставил Дори и Жоль к стрипне. Ни спиши».

Имельда улыбается, в глубине души почти разочарованная – ее выводок отлично справляется и без нее. Набирает короткий ответ, одновременно пытаясь снова сосредоточиться на деле Бельона.

Малабар работал на себя? Или ему кто-то платил, чтобы он шпионил за Бельонами? Частный детектив, например? Не имеет значения, главная проблема – не в этом. Для чего надо следить за Бельонами? Для того чтобы шантажировать их? Из желания отомстить? Из ревности? Возможных вариантов много, и так же много возможных заказчиков: кто-то из близких семьи? Сумасшедший, который встретился на их пути? А почему бы и не сама Лиана Бельон? Существует множество причин, которые могут заставить женщину следить за мужем, особенно когда у этого мужа темное прошлое и плохая репутация.

Имельда разглядывает снимок Лианы Бельон, сидящей на террасе бара, кажется, у порта в Сен-Жиле. Яркая мини-юбка, голая спина, небрежно скрученные светлые волосы открывают шею. Очень привлекательная…

А может быть, все как раз наоборот, рассуждает Имельда. Может, это Марсьяль Бельон сомневался в верности жены… Но с чего бы тогда он стал просить делать семейные портреты? И с чего бы он стал обращаться с этим к малабару? К малабару, живущему в этой трущобе?

Имельда вспоминает досье, которое прочла в кабинете Айи, вспоминает совпадающие показания служащих гостиницы «Аламанда», объединившихся против Бельона. Отель был основан малабарами – династией, последней представительнице которой, капитану Пюрви, поручено расследование.

Еще одно совпадение?

Перед тем как перейти во вторую комнату, где нет ни одного окна, Имельда снова выглядывает на улицу. Все вроде бы нормально. Собака продолжает расхаживать взад и вперед, обнюхивает шины и добавляет свою струю к общей грязи. Дети, играющие в футбол в глубине тупика, начинают тринадцатый тайм.

Имельда внезапно вздрагивает.

Звонок. На ее мобильник пришло новое сообщение.

«Мы справляимся. Даже на вечир хватит кари. Надеюс ты в васторги? хорошо праведи время».

Имельда нетерпеливо дочитывает смс-ку. В общем, Назир – неплохой мальчик. Ему бы еще отца, который время от времени давал бы ему пинка. Наклонившись, она осторожно приподнимает грязные простыни, потом матрас.

И торжествует: в углу, между постелью и стеной, спрятана женская сумка! Вряд ли она может принадлежать малабару…

Имельда торопливо ее открывает. Ощупывает и рассматривает то, что в ней лежит. Ярко-красная помада, блеск для губ, бумажник, из которого все высыпалось… Имельда шарит в сумке, вытаскивает наугад что попадется – удостоверение личности, кредитка, транспортная карта.

Все – на имя Лианы Бельон…

В голове у Имельды выстраиваются цепочки. Открываются и закрываются ящички, по которым она раскладывает гипотезы. Марсьяль Бельон спрятал здесь труп жены? Он поручил эту грязную работу малабару? Или все с самого начала ошибаются? Лиана Бельон не была убита в номере отеля, она замаскировала свой побег под убийство, а сама, пока вся островная полиция искала ее труп, пряталась в этой хижине.

Зачем? Она кого-то здесь ждала? Чтобы снова скрыться? Где?

И вдруг пальцы Имельды, готовые продолжать раскопки в поисках новых улик, замирают.

С улицы доносится собачий лай!

В следующее мгновение она слышит урчание мотора, машина замедляет ход, останавливается у дома. Имельда узнает по звуку большую машину с двойным глушителем. Внедорожник.

Ей даже не надо выглядывать в окно, чтобы догадаться, что машина черная, а за рулем малабар в бейсболке защитного цвета. Она наспех засовывает сумку обратно в тайник и вылетает в соседнюю комнату. Окидывает ее взглядом, проверяя, не сдвинула ли чего с места, и высматривая, где бы ей спрятаться.

Такое место здесь только одно, да и то сомнительное.

Шкаф.

Имельда яростно отдергивает занавеску и оценивает размеры высокого и узкого отделения, в котором стоит метла. Имельда в два раза шире, и все же, ни на секунду не задумавшись, она туда лезет. Ее дряблое тело трется о стенки, выпирает валиками, застревает. Имельда, чуть не плача, хватается за вешалку и тянет изо всех сил. Платье на ней рвется, деревянные стенки обдирают кожу, но в конце концов ей удается втиснуть туда свою плоть, расплющить ее о холодные доски, словно мягкое тесто, которое до отказа заполняет слишком мелкую для него форму.

Она рывком задергивает перед собой занавеску и в ужасе смотрит на эту тряпку, которая никак не перестанет колыхаться.

Имельда старается не дышать.

Дверь открывается.

Сквозь ткань Имельда может различить лишь приземистую тень, которая медленно перемещается по комнате. Последовательно доносящиеся до нее звуки объясняют больше. Вот сумка шлепнулась на стол, вот закрылась дверь туалета, спустили воду, теперь струйка льется, ударяясь о металлическую раковину, падают последние несколько капель – и снова становится тихо.

Имельда не дышит.

Шаги покружили по комнате, прошли мимо занавески не останавливаясь, потом удалились в спальню.

Имельда оставалась без воздуха почти минуту… Она снова начинает дышать. Обильный пот разъедает подмышки и лобок. Прислушавшись, она различает нечто похожее на шорох ткани, кажется, одежда мягко шлепается на пол, затем резко и коротко вжикает молния – может быть, на чемодане.

Должно быть, малабар переодевается…

Тянутся бесконечно долгие секунды.

Шаги снова приближаются. Слышно шумное дыхание. Занавеска колышется, касается живота Имельды.

Хлопает дверь.

И больше ничего.

Имельда ждет. Все ее чувства настороже.

Ждет долго. Целую вечность. В доме так тихо, что ей кажется, будто она слышит, как вдалеке, на улице, кричат мальчишки.

Она по-прежнему стоит неподвижно, потому что с улицы не доносится шум мотора. Малабар все еще здесь, совсем рядом, ей пока нельзя высовываться. Имельда с бесконечными предосторожностями вытаскивает из кармана мобильник. Она приняла решение: ей надо связаться с Кристосом. Она ничем не рискует, ее мобильник не издает никаких звуков, когда она отправляет сообщения.

Только когда она их получ…

Внезапно тишину комнаты разрывает звонок.

Окаменев, Имельда опускает глаза, словно загипнотизированная светящимся экраном.

«Все закончили везде чисто. Мам ты нами гордишся? знаеш где тряпки? а ключи ат дома? а конопля каторую припрятал Деррик?»

Имельда читает сообщение со странной улыбкой.

Она ошибалась, дети не могут без нее обойтись.

Ее последняя мысль…

Занавеска рывком отдергивается. Перед ней стоит тень с кухонным ножом в руке. Имельда пытается высвободиться. Тщетно.

Она заживо по собственной воле влезла в слишком тесный для нее гроб.

Сначала она чувствует сильную короткую боль в сердце. Ее руки пытаются ухватить занавеску, но сжимают пустоту. На несколько секунд их сводит судорогой, потом они падают, обмякшие и бессильные, как два увядших листа на концах двух мертвых веток.

38
В облаке

11 ч. 43 мин.

– Папа?

Это не крик – всего лишь шепот в белой ночи.

У Марсьяля бешено колотится сердце. Софа здесь, в паре метров от него.

– Софа?

Они снова берутся за руки. Ни тот ни другая ни слова не произносят. Марсьяль ведет девочку уверенно. Они идут вниз по склону, и чем дальше, тем плотнее окутывает их туман.

Голоса полицейских, приказы через мегафон, крики, беспорядочный топот доносятся все слабее, будто сквозь вату. Полицейские стали невидимыми призраками, и ветер их рассеял.

Они уходят. Марсьяль прекрасно представляет себе, где они находятся. Он выучил наизусть каждый квадратный сантиметр карты, он отлично ориентируется, а если понадобится, еще и компас достанет из кармана. Сначала им надо идти вдоль ручья: если держаться восточнее, здесь не так уж и опасно, большую часть территории занимает поросшая деревьями равнина, их не увидят с воздуха, даже если туман рассеется. Дальше ручей впадает в Восточную реку, и тогда им надо повернуть на восток и идти через лес, где растут тамаринды, пальмы и вейнманнии, – лес, пересеченный прогулочными тропами, которые им придется обходить, и прорезанный потоками лавы, остывшей несколько десятилетий назад. А потом почти до океана тянутся поля сахарного тростника, чьи стебли достигают трех метров в высоту. Под его прикрытием они подберутся как можно ближе к бухте Каскадов.

По расчетам Марсьяля, до берега им осталось километров пятнадцать, и дорога все время будет идти вниз, они спустятся на тысячу семьсот метров. Софа будет идти, сколько сможет. Они будут отдыхать. Он ее понесет.

Они теперь так близки к цели.

Они дойдут.

Для очистки совести Марсьяль вытаскивает из кармана компас. Им надо держать курс на северо-восток, по направлению к крохотному кратеру, очертания которого едва угадываются в тумане.

– Не отпускай мою руку, Софа, нам так идти еще несколько часов.

– Мама ждет нас в самом низу?

– Надеюсь, солнышко. Разговаривай поменьше, мы должны беречь силы.

Марсьяль знает, что примерно через час они окажутся ниже облака, и тогда им придется быть еще более бдительными.

12 ч. 48 мин.

Папа посмотрел на часы и сказал, что у нас есть небольшой запас времени, потому что я шла быстро и не ныла. Еще он сказал, что теперь нам осталось только спуститься через большое поле, на котором растут стебли в четыре раза выше меня, и мы окажемся на месте.

– Там, где нас ждут? – спросила я у папы. – Мы придем туда вовремя?

– Да, если ты и дальше будешь так же хорошо идти, солнышко.

Я ничего не ответила, я все время думаю про записку, оставленную на машине у отеля.

Всреча

В бухти каскада

Завтра

16 ч

прихади с девочкой

Мне будет нелегко…

Я не стала жаловаться папе, но у меня болят ноги, у меня все болит. Хотя, может, папа и сам догадался, потому что он согласился остановиться у реки.

Это скорее ручей, объяснил мне папа. В этой реке нет воды или почти нет, совсем чуть-чуть на дне оврага. И здесь растут фрукты, папа сказал, их можно есть, надо просто срывать с веток, некоторые я узнала – грейпфруты, клементины. Он мне сказал, как называются другие, – кафир-лайм, гуаява.

Когда мы только начали спускаться, папа все время со мной разговаривал, называл все деревья, цветы и фрукты. Но теперь, когда мы остановились, папа опять ушел далеко. Не то чтобы он от меня куда-то далеко ушел, я не это хотела сказать, нет, он сидит рядом, на камне. Просто он уже обо мне не думает. Такое с ним часто бывает. Мне кажется, тогда он уходит к моему старшему брату, Алексу. Тому, который умер. У папы немножко мокро в уголках глаз.

Потому я и догадываюсь, что он уходит мысленно говорить с Алексом и еще с другими призраками, которые жили до моего рождения.

13 ч. 03 мин.

Марсьяль поднимается, чтобы нарвать плодов гуаявы с веток, которые со всех сторон пронизывают начавший редеть туман. Он складывает их на землю, чтобы потом угостить Софу. Сейчас дочка играет. Он смотрит, как она пытается устроить в ручье миниатюрную запруду.

Эта маленькая женщина приводит его в изумление.

Она уже поняла, когда ей можно превращаться в очаровательную болтушку, которую не заставишь умолкнуть, и в какие минуты надо тихо уходить в собственный воображаемый мир и не мешать отцу думать о своем.

Марсьяль вздыхает, ощупывает карман, подавляя желание выкурить самокрутку с листьями конопли. Не здесь. Не теперь. Не при Софе.

Он поднимает глаза и видит в разрыве облака робкий клочок голубого неба в форме сердечка, перечеркнутого тонкой белой линией.

Это просто самолет. Его воображение могло бы дорисовать остальное…

Он сам толком не знает, почему его мысли устремились к Алоэ.

Почему теперь?

Почему здесь?

Из-за этой белой стрелы? Из-за этого пронзенного стрелой сердечка?

Этот вопрос терзает его уже много лет, еще один вопрос, на который у него нет ответа, и даже намека на ответ.

Если бы он не позволил Алоэ сесть в самолет, был бы Алекс сейчас жив?