Текст книги "Черные кувшинки"

Автор книги: Мишель Бюсси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ
20 мая 2010 года
(Комиссариат Вернона)
СТОЛКНОВЕНИЕ

30

Лоренс Серенак пребывал в веселом настроении. Время от времени он заглядывал через стекло в комнату 101 – самое большое в комиссариате Вернона помещение, служившее допросной. В допросной спиной к нему сидел Жак Дюпен, нетерпеливо барабаня пальцами по подлокотникам кресла. Серенак на цыпочках отошел от окна и заговорщически шепнул Сильвио Бенавидишу:

– Пусть еще немножко помаринуется.

Он потянул помощника за рукав.

– Вот чем я горжусь больше всего! – провозгласил он. – Какая мизансцена! Вот увидишь, Сильвио!

Они снова вернулись по коридору к допросной.

– Сколько всего, Сильвио?

Бенавидиш не сдержал улыбки:

– Сто семьдесят одна пара! Четверть часа назад Мори притащил еще три.

Серенак еще раз заглянул в комнату 101. Полицейские свалили в ней все сапоги, накануне временно конфискованные у жителей деревни. Сапоги высились кучами по всем углам, лежали на столах и на полках, на стульях и подоконниках, сияя разноцветной резиной – от флуоресцентно-желтой до пожарно-красной, хотя в их пестрой гамме доминировал классический цвет хаки. Сапоги были рассортированы по степени изношенности, размерам и моделям. К каждому была прикреплена бирка с именем владельца.

Серенак ликовал:

– Сильвио, надеюсь, ты не забыл их сфотографировать? Обожаю такие трюки! Нет ничего лучше, чтобы довести клиента до нужной кондиции! Это же практически произведение современного искусства. Ты со своими семнадцатью грилями должен заценить идею!

– Я ценю, – не поднимая головы, пробормотал Бенавидиш. – С эстетической точки зрения выглядит впечатляюще. Хоть выставку устраивай. Хотя…

– Сильвио, какой же ты зануда!

– Знаю.

Бенавидиш перебирал в руках стопку бумажных листов.

– Извините, но я, наверное, слишком серьезно отношусь к профессии полицейского. А вас, патрон, еще интересует расследование?

– Я смотрю, ты сегодня чувство юмора дома оставил.

– Откровенно говоря, я сегодня ночью почти не спал. Беатрис сказала, что я занимаю в постели слишком много места. Ей и правда последние три месяца приходится спать на спине. В общем, я перебрался на диван.

Серенак похлопал его по плечу.

– Ничего, потерпи еще недельку, скоро все кончится. Ты станешь папой! Тогда ночами оба спать не будете. Кофе не хочешь? Можем обсудить дела в гостиной.

– Мне чай.

– Вот я болван, опять забыл. Чай без сахара. Ну что, еще не решился перейти со мной на «ты»?

– Я пока думаю. Уверяю вас, патрон, я работаю над собой.

Серенак засмеялся.

– Нравишься ты мне, Сильвио. Кроме того, должен тебе признаться: ты один собираешь больше ценной информации, чем весь комиссариат Тарна. Слово уроженца Окситании!

– Скорее всего, так и есть. Не забывайте, я всю ночь работал.

– На диване? Пока твоя жена дрыхла на спине?

– Именно.

Бенавидиш искренне улыбнулся. Полицейские дошли до конца коридора, поднялись на три ступеньки и очутились в комнатушке размером с большую птичью клетку.

На десяти квадратных метрах так называемой «гостиной» разместилась куча разномастной мебели: два протертых дивана, прикрытых оранжевыми покрывалами с бахромой, лиловое кресло и пластиковый стол, на котором стояла кофеварка в окружении чашек всех видов и расцветок и лежали чайные ложки из нержавейки. С потолка свисала слабенькая лампочка в порыжелом цилиндрическом картонном плафоне. Сильвио плюхнулся в кресло, а Серенак занялся приготовлением чая и кофе.

– Патрон, – заговорил Сильвио. – Начнем с выставки? Раз уж она вам так дорога…

Начальник повернулся к нему спиной. Бенавидиш уставился в свои записи.

– На данный момент мы собрали сто семьдесят одну пару сапог; размеры от тридцать пятого до сорок шестого. Выявили пятнадцать рыбаков и двадцать одного охотника, имеющих лицензию. В их числе – Жак Дюпен. Еще есть три десятка пеших туристов, тоже с лицензией. Но, как вы, патрон, уже знаете, ни один из этих сапог не соответствует отпечатку, оставленному возле трупа Жерома Морваля.

Серенак налил в кофеварку воду.

– Чего и следовало ожидать. Убийца не покажет пальцем сам на себя. Зато мы можем исключить из числа подозреваемых сто семьдесят одного жителя Живерни.

– Как скажете.

– Но Жак Дюпен в число этих ста семидесяти одного человека не входит. Интересно, как он там? Пусть посидит еще немного. Что у нас еще?

Инспектор Бенавидиш развернул свою пресловутую таблицу из трех столбцов.

– Сильвио, ну ты маньяк.

– Знаю. Я строю это расследование в точности, как строил бы свою веранду или террасу. А в строительстве главное – точность и терпение.

– Уверен, что твоя Беатрис потешается над тобой не меньше моего.

– Угадали. Ну и что? Зато терраса у меня – любо-дорого глядеть.

Серенак вздохнул. Забулькала кофеварка.

– Ну ладно, давай, что там у тебя в трех колонках…

– Они заполняются. Напоминаю: у нас три линии расследования. Любовницы, «Кувшинки» и дети.

– Подозреваю, что мы раскроем дело, когда сумеем свести все три колонки в одну. Но пока связи между тремя линиями не просматривается. А мы, похоже, так увязли, что нас не спасет и сто семьдесят одна пара сапог…

Бенавидиш зевнул. С каждой минутой он все глубже проваливался в лиловое кресло.

– Вперед, Сильвио. Я весь внимание. Последние известия.

– Колонка номер один. Окулист и его любовницы. Мы потихоньку собираем свидетельства, но пока нет ничего, что могло бы послужить мотивом преступления на почве страсти. По поводу этих чертовых цифр на обороте фотографий – тоже по нулям. Я уже себе башку над ними сломал. Кроме того, не удалось получить никаких сведений из Бостона об Алине Малетра. И мы по-прежнему не знаем имени девушки с пятой фотографии.

– Той куколки, что стоит на коленях в гостиной Морваля?

– У вас превосходная зрительная память, патрон. Я, со своей стороны, постарался сгруппировать обманутых мужей по степени склонности к ревности. Возглавляет список, бесспорно, Жак Дюпен, хотя, как ни парадоксально, у нас нет ни малейших доказательств того, что жена ему изменяла. А вы продвинулись, инспектор? Вроде вчера вы собирались увидеться со Стефани Дюпен?

– Джокер!

Сильвио Бенавидиш взирал на него с недоумением. Он попытался было выбраться из мягкого кресла, которое издало протестующий скрип.

– Не понял.

– Джокер. И давай пока оставим эту тему. Потому что, если я начну тебе рассказывать, что ее фиалковые глаза посылают мне сигнал SOS, ты донесешь на меня судебному следователю. Поэтому – джокер. Wait and see.[7]7
  Жди и смотри (англ.).


[Закрыть] Этой частью расследования я буду заниматься лично. Но с твоим выводом я целиком и полностью согласен. У нас нет ни малейших доказательств того, что между Жеромом Морвалем и Стефани Дюпен существовала любовная связь, хотя Жак Дюпен остается нашим подозреваемым номер один. Ладно, переходим ко второй колонке. «Кувшинки».

– Со вчерашнего разговора с Амаду Канди – ничего нового. Вы вроде бы собирались позвонить в отдел борьбы с преступлениями в области искусства?

– Точно, собирался. Обязательно позвоню. Прямо завтра. Кстати, я хочу прогуляться по саду Клода Моне.

– Вместе с классом Стефани Дюпен?

Над кофеваркой поднимался пар. Серенак с беспокойством посмотрел на помощника.

– Сильвио, так не бывает! Ты всегда в курсе всего! Ты что, поставил меня на прослушку? Так вот чем ты по ночам занимаешься – записи слушаешь!

Бенавидиш зевнул еще шире, чем до того.

– А что, эта прогулка – большая тайна?

Он потер глаза.

– А я завтра встречаюсь с хранителем Руанского музея изящных искусств.

– За каким чертом он тебе понадобился?

– Проявляю инициативу и самостоятельность. Сами мне советовали. Допустим, я хочу составить собственное представление о творчестве Моне вообще и о «Кувшинках», в частности.

– Знаешь, Сильвио, будь на моем месте кто-нибудь более подозрительный, он решил бы, что ты демонстрируешь недоверие к начальству.

В усталых глазах Сильвио Бенавидиша блеснула озорная искорка.

– Джокер!

Инспектор Серенак аккуратно налил себе кофе в чашку с оббитыми краями. В другую опустил чайный пакетик, налил кипяток и передал помощнику.

– Нет, видно, никогда мне не понять нормандскую психологию. Сильвио, ты ведь сейчас должен быть с женой, а ты…

– Не волнуйтесь, патрон. Просто я очень упрямый человек. В живописи я не смыслю ни бельмеса, но в своем деле малость разбираюсь. Так что послушайте меня еще немного. Осталась последняя колонка. Детишки одиннадцати лет.

Серенак глотнул кофе и скривился:

– Твой пунктик.

– Я проверил список, составленный Стефани Дюпен. Ясное дело, у меня же пунктик. Я искал мальчика или девочку десяти примерно лет, чья мать примерно те же десять лет назад подрабатывала уборкой, например, в семье Морвалей…

– …И задирала юбку, не снимая синего халата? И как результат?

– По нулям. Ни один ребенок в деревне не соответствует этим условиям. В Живерни есть девять детей в возрасте от девяти до одиннадцати лет. Двоих воспитывают матери-одиночки. Первая работает в булочной Гасни – это селение по ту сторону плато, вторая водит местный автобус.

– Оригинально.

– Пожалуй. Есть одна разведенная мамаша, преподает в средней школе в Эврё. У остальных детей есть и мама и папа. И ни одна из женщин никогда не зарабатывала уборкой – ни сегодня, ни десять лет назад.

Серенак поставил локти на пластиковый стол и изобразил на лице уныние.

– Сильвио, я вижу всего два объяснения твоему фиаско. Первое и наиболее вероятное сводится к тому, что твоя гипотеза о незаконнорожденном ребенке – мура. Второе состоит в том, что ребенок, которого Морваль поздравил с днем рождения, о чем свидетельствует найденная в его кармане открытка, живет не в Живерни. Как, впрочем, и любовница в синем халате, вне зависимости от того, есть у нее дети или нет.

Бенавидиш не притронулся к своему чаю.

– Если позволите, патрон, – тихо произнес он. – Есть и третье объяснение.

– Какое же?

Сильвио чуть поколебался, прежде чем заявить:

– Да просто список… Список, который вам дала Стефани Дюпен, фальшивый.

– То есть?

Серенак чуть не опрокинул чашку кофе. Сильвио поглубже вжался в лиловое кресло.

– Ладно, попробую выразиться по-другому, – сказал он. – Откуда нам знать, что этот список полон? Ведь Стефани Дюпен тоже значится в числе подозреваемых.

– Не вижу связи между ее гипотетической связью с Морвалем и учениками из ее класса.

– Я тоже не вижу. Но в этом деле ничто ни с чем не вяжется. Будь у нас время, мы бы сверили ее список с официальными данными жителей Живерни: фамилии родителей, кем работают сейчас и кем работали в прошлом, девичьи фамилии матерей и так далее. Говорите что хотите, но эта цитата из Арагона, приклеенная к открытке, уж точно связана со школой. Напомнить вам ее? «Преступно мечтать, ждет виновного кара». Деревенские детишки учат эти стихи наизусть. Вы сами мне об этом говорили – со слов Стефани Дюпен.

Серенак одним глотком допил содержимое чашки.

– Хорошо, допустим, у нас есть основания для сомнений. Как ты думаешь, с какого боку мы можем подступиться к решению этой загадки?

– Понятия не имею. У меня вообще складывается впечатление, что жители деревни что-то от нас скрывают. Как будто у них тут действует некий закон омерты.

– Почему ты так думаешь? И потом, еще недавно ты утверждал, что впечатления – не твой конек…

В глазах Сильвио зажглось беспокойство.

– Дело в том… Дело в том, что я рассказал не все новости из третьей колонки. Предупреждаю, патрон, то, что скажу, прозвучит довольно странно. Я бы даже сказал: поразительно.

31

Утром в Живерни установилась прекрасная погода. Я в кои-то веки даже открыла окно в гостиной и решила устроить уборку. Солнце недоверчиво заглядывало ко мне в комнату, словно гость, впервые переступающий порог чужого дома. Не найдя ни одной пылинки, которую солнечные лучи могли бы заставить танцевать, они устроились на буфете, стульях и столе, высветлив их деревянные поверхности.

Мои висящие в углу «Черные кувшинки» так и остались в тени. Я не хочу, чтобы их кто-нибудь увидел, даже случайно задрав с улицы голову к верхнему этажу башни.

Я более или менее бесцельно кружилась по комнате. Все вещи стояли на своих местах. Я задумалась: где это может быть? На верхней полке шкафа, в ящике комода? Или внизу, в гараже, в одной из покрытых плесенью картонных коробок, выстланных изнутри разрезанными пополам пластиковыми мешками для мусора, в которые я не заглядывала уже несколько лет? Да какой там «лет» – десятилетий… Я точно знала, что ищу, но напрочь запамятовала, куда это убрала.

«Склероз, – хмыкнете вы, – ясное дело». Ну, пусть склероз. Только не рассказывайте мне, что вам ни разу не случалось перевернуть вверх ногами весь дом в поисках какой-нибудь вещицы, про которую вы точно знаете, что ее не выбрасывали.

Эти дико бесит, правда?

Ладно, не буду вас долго мучить. Я искала картонную коробку – старую обувную коробку с фотографиями. Видите, ничего оригинального. Я недавно читала, что в наше время можно хранить сотни фотографий на флешке размером с зажигалку. Но у меня флешки нет – у меня только обувная коробка. Когда вам стукнет восемьдесят, вы будете искать в своих завалах крохотную зажигалку. Удачи. И да здравствует прогресс.

Без всякой надежды я выдвинула ящики комода, проверила полки нормандского шкафа, сдвинув стоящие на них книги.

Ничего не нашла, разумеется.

Что ж, надо признать очевидное: то, что я ищу, – не здесь. Наверное, все-таки в гараже: под наслоениями скопившихся за долгие годы других вещей.

Я все еще колебалась. Может, игра не стоит свеч? Имеет ли смысл разгребать кучи барахла ради одной-единственной фотографии? В том, что я ее не выбрасывала, я не сомневалась ни секунды. Я не могла выбросить снимок, запечатлевший лицо, на которое мне так хотелось бы взглянуть в последний раз.

Лицо Альбера Розальбы.

Так ни на что и не решившись, я еще раз оглядела гостиную. Безупречный порядок. Только перед каминной трубой стояла и сохла пара сапог. Я сама их туда поставила.

Почему «перед трубой», если камин я внизу не разжигала?

Естественно, не разжигала, – до Рождества еще далеко.

32

Несмотря на пафос, с каким Сильвио Бенавидиш сделал свое последнее заявление, его патрон, судя по виду, не воспринял его всерьез. Он, как ни в чем не бывало, налил себе еще чашку кофе, похоже, продолжая пересчитывать в уме пары сапог. Бенавидиш поднес к губам чашку чая и скривился. Без сахара.

– Я тебя слушаю, Сильвио, – повернулся к нему Серенак. – Давай, порази меня в самое сердце.

– Вы меня знаете, патрон, – начал Бенавидиш. – Я проверил все, что могло иметь касательство к детям Живерни. В том числе архивы жандармерии.

Он поерзал в мягком кресле, поставил чашку на пол и выудил из кипы бумаг, лежавших возле его ног, пожелтевший листок – рапорт жандармерии городка Паси-сюр-Эр – и протянул его начальнику. Серенак вгляделся в дюжину строк, и чашка кофе у него в руке задрожала.

– Докладываю, патрон. Хотя догадываюсь, что вам не понравится. В Живерни был найден ребенок, утонувший в ручье Эпт. В том самом месте, где убили Жерома Морваля. Ребенок был убит в точности тем же способом, каким расправились с Морвалем – за исключением ножевого ранения. Ему так же разбили голову камнем, а затем утопили в ручье.

Лоренс почувствовал, как у него закипает кровь. Он со стуком поставил на стол чашку.

– Сколько лет было ребенку?

– Без пары месяцев одиннадцать.

На лбу инспектора выступил холодный пот.

– Что за чертовщина?

Бенавидиш вцепился в подлокотники лилового кресла, словно боялся утонуть.

– Одно уточнение, инспектор. Это происшествие случилось давным-давно. – Он помолчал, как будто опасаясь слишком бурной реакции Серенака, и добавил: – Если быть точным, в тысяча девятьсот тридцать седьмом году.

Серенак откинулся на спинку оранжевого дивана. Перед глазами он по-прежнему держал пожелтевший листок.

– В тридцать седьмом? Черт побери, что все это значит? Одиннадцатилетний ребенок гибнет на том же месте, где Морваль, убитый тем же способом, но в тридцать седьмом году! Что это за бредовая история, я спрашиваю?!

– Не знаю, патрон. Мне известно только то, что есть в жандармском отчете из Паси. Скорее всего, между этими двумя убийствами вообще нет никакой связи. Тогда жандармы пришли к выводу, что имел место несчастный случай. Мальчик поскользнулся на камне, ударился головой, упал в ручей и захлебнулся. Трагедия, но не преступление.

– А как звали мальчика?

– Альбер Розальба. Его семья уехала из Живерни вскоре после происшествия. С тех пор о них никто здесь не слышал.

Лоренс Серенак протянул руку за чашкой, отхлебнул остывшего кофе и сморщился.

– Проклятье, Сильвио, твоя история выбила меня из колеи. Не люблю я такие совпадения. Очень не люблю. Мало нам загадок, а тут еще это!

Сильвио собрал с пола рассыпанные листки.

– Можно вас кое о чем попросить, патрон?

– Валяй.

– Знаете, что меня беспокоит больше всего? С самого начала у нас с вами возникли разногласия по поводу возможных мотивов преступления. Я сегодня всю ночь об этом думал. Вам интуиция подсказывает, что все крутится вокруг Стефани Дюпен и что ей угрожает опасность. А я, сам не знаю почему, убежден, что ключ к разгадке надо искать в третьей колонке. Убийца разгуливает на свободе, готовый нанести новый удар, но его жертвой станет одиннадцатилетний ребенок.

Лоренс поставил чашку на пол, встал с дивана и дружески похлопал помощника по спине.

– Может, это потому, что ты вот-вот станешь папой? А я как закоренелый холостяк больше, чем детишками, интересуюсь мамочками, даже замужними? У нас с тобой разные сферы интересов. Логично?

– Возможно. Каждому – своя колонка, – кивнул Сильвио. – Остается только надеяться, что мы оба не окажемся правы.

Последнее замечание Бенавидиша удивило Серенака. Он внимательно посмотрел на своего зама – лицо осунулось, глаза покраснели от недосыпа. Сильвио все еще сортировал свои бумажки. Лоренс знал, что вечером, прежде чем уйти домой, Бенавидиш отксерокопирует все документы и поместит в красную коробку, а коробку отнесет в архив и поставит на свое место. На букву «М». Дело Морваля. В этом весь Бенавидиш.

– Сильвио, всему должно быть объяснение. Наверняка есть способ соединить все части пазла в одно целое.

– А что насчет Жака Дюпена? – спросил Бенавидиш. – Вам не кажется, патрон, что он уже достаточно промариновался?

– Блин! Я про него совсем забыл!

Чтобы устроиться за столом в комнате 101, Лоренсу Серенаку пришлось сдвинуть в сторону дюжину пар синих сапог. Жаку Дюпену стоило немалых трудов хранить подобие внешнего спокойствия. Он беспрерывно теребил свои каштановые усы и проводил рукой по небритым щекам, что выдавало крайнюю степень нервозности.

– Я так и не понял, инспектор, чего вы от меня хотите. Я торчу тут уже битый час. Может, все же скажете, зачем меня вызвали?

– Для беседы. Всего лишь для беседы.

Серенак повел рукой, указывая на груды сапог.

– Как видите, месье Дюпен, мы гребем широкой сетью. Почти все жители деревни предоставили нам свои сапоги, демонстрируя готовность к сотрудничеству. Мы должны установить, что их подошвы не соответствуют отпечатку, обнаруженному на месте преступления, после чего вернем владельцам их имущество. Все очень просто. Но дело в том, что вы…

Жак Дюпен вцепился правой рукой в усы, а левой сжал подлокотник кресла.

– Сколько раз я могу повторять? Не знаю я, где эти чертовы сапоги! Вроде я оставлял их в гараже – это такая пристройка возле школы, – но их там нет! Вчера мне пришлось даже позаимствовать сапоги у приятеля!

Серенак садистски улыбнулся.

– Но разве это не странно, месье Дюпен? С какой стати кто-то решил украсть ваши сапоги? У вас ведь сорок третий размер? Отпечаток ноги на месте преступления оставлен обувью сорок третьего размера.

Сильвио Бенавидиш стоял в глубине комнаты, прислонившись спиной к полке, на которой были сложены относительно новые сапоги от тридцать девятого до сорок второго размеров. За беседой Серенака с Дюпеном он следил с усталым любопытством, позволявшим ему не уснуть на ходу. Вообще-то, у него имелся ответ на вопрос инспектора, но подсказывать подозреваемому он не собирался.

– Откуда мне знать? – взорвался Дюпен. – Может, убийца их украл! Специально, чтобы навести подозрение на ни в чем не повинного человека!

«Гляди-ка, – подумал Бенавидиш, – догадался. А этот Дюпен совсем не дурак».

– И чисто случайно украл именно ваши сапоги? – гнул свое Серенак.

– Ну, у кого-то он должен был их украсть? Украл у меня. И потом, что вы имеете в виду, когда говорите: «чисто случайно»? Мне ваши намеки непонятны!

– Что вы делали тем утром, когда произошло убийство Жерома Морваля?

Дюпен нервно задвигал ногами по полу, заваленному сапогами, так ребенок, сердясь, разбрасывает свои игрушки.

– Вы что, меня подозреваете? Ну хорошо. В шесть утра я, как и каждое утро, был в постели с женой…

– Еще одна странность, месье Дюпен. По нашим сведениям, по вторникам вы обычно встаете до рассвета и отправляетесь охотиться на землях вашего друга, Патрика Делоне. Чаще всего в компании других приятелей. Почему в день убийства вы изменили своей привычке?

Дюпен молчал и лишь яростно дергал усы.

– Сам не знаю… – выдавил он из себя наконец. – Имеет мужчина право остаться в постели с женой?

Жак Дюпен смотрел прямо в глаза инспектору Серенаку. Их взгляды скрестились, словно два кинжала. Сильвио Бенавидиш внимательно наблюдал за этой безмолвной схваткой. И снова подумал, что Жак Дюпен неплохо защищается.

– В этом, месье Дюпен, вас никто не посмеет упрекнуть. Ни один человек. Не волнуйтесь, мы непременно проверим ваше алиби. Теперь что касается мотива…

Серенак аккуратно отодвинул десяток пар синих сапог, грудой сложенных на краю стола, и выложил на освободившееся место фотографию, на которой Стефани и Жером Морваль шли, держась за руку, по грунтовой дороге.

– Мотивом могла быть ревность. Вы с этим согласны?

Жак Дюпен едва удостоил снимок беглым взглядом, как будто видел его уже не раз.

– Вы переходите границы, инспектор. Хотите меня подозревать – пожалуйста, ваше дело. Но не вмешивайте в свои игры Стефани. Полагаю, это в наших общих интересах.

Сильвио едва удержался, чтобы не вмешаться. Его охватило предчувствие, что сейчас произойдет что-то нехорошее. Серенак тем временем продолжал играть с Дюпеном, как кошка с мышью. Он брал из кучи сапог по две штуки, пытаясь составить пару. После нескольких попыток он поднял на Дюпена глаза, в которых сквозила ирония.

– Не слишком удачная стратегия защиты, месье Дюпен. В юриспруденции ее принято называть тавтологической. Вы опровергаете основанный на ревности мотив, опираясь на ревность второго порядка…

Дюпен вскочил со стула. От Серенака его отделяло расстояние не больше метра. Ростом он был ниже инспектора сантиметров на двадцать.

– Прекратите играть словами, Серенак! Я отлично понимаю, к чему вы клоните! Только попробуйте…

Серенак на него даже не взглянул, как ни в чем не бывало продолжая прикладывать друг к другу подошвы сапог. На губах у него играла улыбка.

– Вы хотите сказать, месье Дюпен, что намерены помешать успешному расследованию убийства?

Сильвио Бенавидишу так и не довелось узнать, до какого предела был готов дойти в тот день Жак Дюпен. Впрочем, он не слишком стремился к этому знанию, а потому подошел и положил Дюпену на плечо руку, одновременно бросив красноречивый взгляд в сторону Серенака.