Текст книги "Черные кувшинки"

Автор книги: Мишель Бюсси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Беатрис одной рукой придерживала шаль, а во второй сжимала стакан.

– Сильвио, скажи ему, пусть катится к черту.

Бенавидиш расплылся в улыбке до ушей.

– Темное, светлое или безалкогольное?

– Темное.

Сильвио снова исчез в глубине дома. Беатрис опять склонилась к фотографиям.

– Это кто? Учительница?

– Да.

– Понимаю вас, инспектор. Она действительно… как бы это сказать… хорошенькая. Неотразимая. Как будто сошла с романтической картины. Или как будто специально позирует.

Лоренс даже вздрогнул от неожиданности. Как странно. Во время встречи с учительницей ему пришла в голову та же мысль. Беатрис внимательно рассматривала остальные снимки. Она отбросила назад спадающие на лоб волосы и слегка нахмурила брови.

– Инспектор! Хотите, я вам помогу?

– С расследованием?

– Да. На этих фотографиях есть деталь, которая прямо-таки бросается в глаза. Во всяком случае, в глаза женщине.

19

Стефани Дюпен стояла возле круглого окна и глядела на улицу, по которой передвигались мокрые жители Живерни. На ней все еще было облегающее черное платье. Через несколько минут она отошла от окна примерно на метр и сняла платье. Полураздетый Жак лежал в постели на боку. Он поднял глаза от бюллетеня по продаже недвижимости в округе Анделис. Комната располагалась в мансарде. Через середину потолка тянулась дубовая балка, с которой свисала лампочка под абажуром, заливавшая комнату рассеянным светом.

Кожа Стефани приобрела под ней оттенок красного дерева. Женщина снова приблизилась к окну и стала смотреть на вечернюю улицу – площадь возле мэрии, тополя, школьный двор.

«Что ты встала у самого окна, – подумал Жак, – тебя же с улицы видно!» Но вслух он ничего не сказал. Стефани буквально прилипла к окну. На ней был только лифчик, черные трусы и серые чулки.

– Почему на похоронах все время идет дождь? – чуть слышно прошептала она.

Жак отложил журнал в сторону.

– Не знаю. В Живерни часто идут дожди, Стефани. В том числе во время похорон. Просто про дождь на похоронах люди дольше помнят.

Он уставился на нее пристальным взглядом.

– Ты ложишься?

Она ничего не ответила, но медленно отошла от окна. Развернулась в три четверти оборота и поймала свое отражение в круглом окне.

– Я потолстела, тебе не кажется?

Жак улыбнулся:

– Смеешься, что ли? Ты…

Он замялся, подыскивая слово, способное передать то, что он чувствовал, глядя на ее длинные волосы, гибкую спину цвета меда и изгибы ее тела.

– Ты… Настоящая мадонна.

Стефани улыбнулась. Завела руки за спину и расстегнула лифчик.

– Нет, Жак. Мадонна красива потому, что у нее есть ребенок.

Она повесила деталь туалета на плечики, висевшие на вбитом в балку гвозде. Повернулась и, не глядя на Жака, села на край кровати и принялась медленно снимать чулки. Жак вытянул из-под одеяла руку и положил ее на плоский живот жены. Чем ниже она наклонялась, снимая чулок, тем ближе к его руке была ее обнаженная грудь.

– Кому ты хочешь понравиться, Стефани?

– Никому. Почему я должна кому-то нравиться?

– Мне, Стефани. Ты должна нравиться мне.

Стефани ничего не ответила. Молча легла и накрылась одеялом.

– А мне не понравилось, – после некоторого колебания сказал Жак, – как на тебя пялился этот полицейский. На похоронах Морваля. Очень не понравилось.

– Не начинай. Хватит уже.

Она повернулась к нему спиной. Жак слышал ее ровное дыхание.

– Завтра Филипп и Титу зовут меня на охоту. На плато Мадри. Ближе к вечеру. Ты не возражаешь?

– Нет. С чего бы я стала возражать?

– Точно? Если скажешь, я останусь.

Ровное дыхание. Вот и все, что у него есть – спина жены и ее дыхание.

Это невыносимо.

Он положил журнал в изножье постели. Чуть помолчав, спросил:

– Ты не будешь читать?

Стефани покосилась на ночной столик. На нем лежала одна-единственная книга. «Орельен» Луи Арагона.

– Нет, не буду. Можешь выключать.

В комнате стало темно. Черные трусы упали на пол.

Стефани повернулась к мужу.

– Сделай мне ребенка, Жак. Умоляю тебя.

20

Инспектор Серенак во все глаза смотрел на Беатрис, силясь разгадать, что прячется за ее насмешливой улыбкой. Веранда словно превратилась в допросную. Жена Сильвио Бенавидиша зябко куталась в шаль.

– Беатрис! Так что за деталь бросилась вам в глаза?

– Она касается вашей учительницы. Кстати, как ее зовут?

– Стефани. Стефани Дюпен.

– Ах да, Стефани. Красивая девушка. По словам Сильвио, она разбила вам сердце.

Серенак нахмурил брови.

– Так вот. Руку даю на отсечение, что она никогда не крутила любовь с этим типом. С Жеромом Морвалем.

Беатрис еще раз внимательно пересмотрела все пять фотографий.

– Поверьте мне, она – единственная из пяти женщин, кто никогда не вступал с ним в физический контакт.

– Что заставляет вас так думать? – спросил Серенак, пытаясь в свою очередь изобразить загадочную улыбку.

Ее ответ прозвучал хлестко и категорично:

– Он не в ее вкусе.

– Вот как? А кто же в ее вкусе?

– Вы.

Беременные женщины отличаются редкой прямотой.

Вернулся Сильвио – с бутылкой «Гиннеса» и большим фирменным бокалом – и поставил то и другое перед начальником.

– А можно я здесь посижу, пока вы будете работать? – спросила Беатрис.

В глазах Сильвио мелькнул испуг. Лоренс сдул с пива шапку пены и проворчал:

– Какая разница, если он все равно все вам потом выболтает?

Бенавидиш воздержался от комментариев. Серенак ткнул пальцем в одну из фотографий.

– Ладно, я начинаю, – объявил он.

Беатрис и Сильвио наклонили головы, разглядывая снимок. Тот, на котором Жером Морваль взасос целовал сидящую за заваленным бумагами письменным столом девушку.

– С точки зрения следствия, фото не представляет большого интереса. Снято в кабинете Жерома Морваля. Девушку зовут Фабиенна Гонкальв. Одна из его секретарш. Молодая и распутная. Их тех, что под деловым костюмом носят кружевные трусы…

Сильвио осторожно положил руку на плечо Беатрис, которой происходящее явно доставляло бездну удовольствия.

– Если верить подруге секретарши, сцена могла иметь место пять лет назад. Фабиенна тогда была не замужем. Не то что сейчас…

– На убийство из ревности точно не тянет, – сказал Сильвио и перевернул фотографию. – А что насчет кода? Двадцать три – ноль два?

– Понятия не имею. Никаких соответствий обнаружить не удалось. Ни с датой рождения, ни с датой знакомства. Единственное, что лично у меня не вызывает сомнений – то, что вторая цифра обозначает не месяц.

– Извините, что перебиваю, патрон, но я уперся в тот же тупик. Девушек я установил, но по поводу цифр – полный туман. Ноль три – ноль один; двадцать один – ноль два; пятнадцать – ноль три. Может, это шифр частного детектива, который делал снимки?

– Возможно. Но даже если так, что это нам дает? До тех пор пока мы не выйдем на частного детектива, а Патрисия Морваль будет отрицать, что послала нам эти фото, мы не сдвинемся с мертвой точки. Ладно, оставим это пока. Давай, твоя очередь.

Сильвио так и не снял руку с плеча жены. Мало того, он ухватил конец шали и придерживал ее рукой, чтобы не спадала. Чтобы достать снимок, ему пришлось изогнуться. Второе фото явно было сделано в ночном клубе. Жером Морваль сидел, приложив руку к декольте переливающегося платья молодой загорелой и сильно накрашенной блондинки. Серенак присвистнул. Сильвио кашлянул. У Беатрис блеснули глаза.

– Алина… Алина Малетра, – пробормотал Сильвио. – Тридцать два года. Специалистка по связям с общественностью в артистической среде. Разведена. Складывается впечатление, что с ней у Морваля был самый продолжительный роман. Независимая особа. В парижских галереях чувствует себя как рыба в воде.

– Связи с общественностью… – хмыкнул Лоренс. – Значит, теперь это так называется… Судя по фотке, та еще штучка. Ты с ней разговаривал?

Беатрис выпрямила спину – ни дать ни взять волчица, почуявшая опасность. Пальцы бдительного Сильвио крепче сомкнулись на шали.

– Нет, – ответил инспектор. – По моим данным, она девять месяцев назад перебралась в США. В местечко под названием Олд-Лайм – не знаю, слыхали вы про него или нет, но говорят, это что-то вроде американского Живерни. Там собираются импрессионисты с Восточного побережья. Находится в штате Коннектикут, неподалеку от Бостона. Я пытался ей дозвониться, но безуспешно. Но не сомневайтесь, патрон, я ее достану!

– Хорошо. Надеюсь, ты не сочиняешь сказку про американский вояж прекрасной Алины, чтобы не расстраивать Беатрис?

Беатрис провела рукой по колену Сильвио.

Беременные женщины не только сексапильны и капризны. Они еще умеют быть ласковыми.

– А теперь держитесь за землю, – продолжил Сильвио. – Знаете, на кого Алина Малетра работает в Бостоне?

– Дай подсказочку! – взмолился Серенак. – Она работает одетой или наоборот?

Сильвио не снизошел до комментариев.

– Алина Малетра трудится в фонде Робинсона!

– Ишь ты. Опять этот чертов фонд! Сильвио, разыщи мне эту девицу, – строго сказал Лоренс, покосившись на Беатрис. – Ладно, теперь моя очередь.

По рукам пошла следующая фотография. Девушка в коротком синем халатике, из-под которого выглядывает юбка, стоит перед окулистом на коленях. У окулиста спущены штаны. Сильвио повернулся к Беатрис с таким видом, словно хотел сказать: «Дорогая, мне кажется, тебе пора спать». Но он промолчал.

– Мне очень жаль, – начал Серенак, – но я почти не продвинулся. Не видя лица девушки, трудно установить ее личность. Единственное, что мне удалось выяснить: дело происходит в гостиной дома Морвалей на улице Клода Моне – я узнал картины на стенах. Одежда девушки – я имею в виду клетчатый синий халат – позволяет предположить, что это домработница. Патрисия Морваль ничего конкретного по этому поводу сообщить не пожелала, подтвердила лишь, что домработницы у них в доме менялись с головокружительной частотой. Зато Мори, которого я попросил изучить текстуру бумаги, убежден, что фото сделано по меньшей мере десять лет назад.

– А отчего умер Морваль? – вдруг спросила Беатрис.

– Его зарезали, потом раздробили ему череп, после чего утопили, – машинально ответил Серенак.

– Моя воля, я бы ему яйца отрезала.

Сексапильная, капризная и ласковая… Как змея, обвившаяся у тебя вокруг шеи.

Сильвио глуповато улыбнулся:

– Детка, тебе не пора идти спать?

«Детка» ничего не ответила. Лоренс в душе хохотал.

– Если эта связь имела место десять лет назад… – задумчиво произнес Сильвио. – …И если у нее родился ребенок, то ему сейчас…

– Как раз десять лет! Я тоже умею считать. Понимаю, к чему ты клонишь, но сначала нам надо найти девицу и выяснить, есть ли у нее ребенок. Так, теперь твоя ирландка.

– Это надолго, патрон. Может, сначала вы?..

Серенак поднял на него удивленный взгляд.

– Как хочешь. Я, напротив, буду краток.

Очередная фотография. Стефани Дюпен и Жером Морваль идут по грунтовой дороге, по всей видимости, в окрестностях Живерни. Идут рядом, держась за руки.

– Полагаю, мы можем констатировать, что парочка ведет себя довольно целомудренно. Во всяком случае, для супружеской измены. Как вы считаете, Беатрис?

Сильвио вздрогнул от удивления. Беатрис вяло кивнула.

– Да, но… – возразил Бенавидиш. – …Фотография была прислана вместе с четырьмя остальными. Вряд ли она оказалась там случайно.

– Золотые слова! Сильвио, разве тебя не учили, что нельзя покупаться на слишком очевидные улики? А ведь это азы детективного ремесла! Тем более, если улики подбрасывает аноним! Впрочем, о девушке с фотографии мы знаем все. Зовут Стефани Дюпен, работает в деревне учительницей. Завтра я с ней встречаюсь. Она обещала составить список детишек, живущих в Живерни, – Сильвио, делаю это ради тебя! Заодно поинтересуюсь, чем занимался ее муж в то утро, когда убили Морваля.

Лоренс ждал от Беатрис одобрения, но она прислонилась головой к Сильвио и закрыла глаза. Сильвио поплотнее укутал ее шалью.

– Ладно, – сказал Серенак. – Давай про ирландку.

– Элиссон Мюрер, – шепотом сказал Сильвио. – И она не ирландка, а англичанка. Из Дарема, это на севере Англии, неподалеку от Ньюкасла. А на снимке никакая не Ирландия. Это остров Сарк.

– А разве остров Сарк не в Ирландии?

– Нет, он немного севернее. Небольшой англо-нормандский островок близ Джерси. Говорят, самый красивый из британских островов.

– Так что там твоя Элиссон?

Беатрис спала.

– Это долгая история, – прошептал Бенавидиш. – И, боюсь, епископу из Эврё она совсем не понравилась бы.

ДЕНЬ ШЕСТОЙ
18 мая 2010 года
(Мельница «Шеневьер»)
СМЯТЕНИЕ

21

Как вы уже поняли, мои спальня и ванная расположены на самой верхотуре, в донжоне мельницы «Шеневьер», в той самой квадратной фахверковой башне. Это две крошечные комнатки, способные устроить только такую старуху, как я.

Я медленно закалывала волосы. Я приняла решение. Мне необходимо увидеться с Патрисией Морваль. Сегодня. Я с неудовольствием посмотрела на темное пятно на полу. Вчера, вернувшись с похорон, я сняла промокшую насквозь одежду и повесила на крючки в гостиной. Отжимать не было сил, и с моих вещей всю ночь капала вода. Утром на полу натекла целая лужа. Я вытерла ее тряпкой, но мокрое пятно осталось. Я понимаю, что это всего лишь вода и что деревянный пол вскоре высохнет, но… Это проклятое пятно не дает мне покоя. К тому же оно расплылось прямо под моими «Черными кувшинками».

Вы, конечно, скажете, что я тронулась рассудком. Что вам ответить? Вы правы – во всяком случае, в отношении этого моего «пунктика». Я подошла к окну. Одно из преимуществ жизни в башне заключается в том, что это лучший на весь Живерни наблюдательный пункт. Из своего орлиного гнезда я вижу русло Эпта, луга, протянувшиеся до самого Крапивного острова, сад Моне, шоссе Руа, заканчивающееся круглой площадью…

Это моя сторожевая вышка. Порой я провожу здесь долгие часы.

Как же я самой себе противна!

Кто бы мог подумать, что я превращусь в старую мегеру, которая целыми днями торчит у окна и подглядывает за соседями, незнакомцами, туристами?

Деревенская консьержка.

Ежик, только без элегантности.[4]4
  «Элегантность ёжика» – роман М. Барбери, повествующий о пожилой консьержке, скрывающей свою начитанность и любовь к искусству.


[Закрыть]

Но это так и есть.

Иногда глазеть на бесконечный поток машин, автобусов, велосипедов и пешеходов на шоссе Руа, на всех этих паломников импрессионизма, преодолевающих последние метры на своем крестном пути, бывает откровенно скучно.

Иногда – наоборот. Когда случаются сюрпризы. Как вот только что.

Не заметить этот мотоцикл было невозможно. Он сбросил скорость сразу за мельницей, поворачивая к деревне, на улицу Коломбье.

Инспектор Лоренс Серенак собственной персоной!

Я наблюдала за ним. Меня никто не видит, никто ни в чем не подозревает. Но даже если кто-нибудь догадается, чем я тут занимаюсь, что изменится? Одинокая старуха каждое утро прилипает к окну с выпученными, как у золотой рыбки, глазами, чтобы – как та же золотая рыбка – мгновенно, едва вильнув хвостом, забыть увиденное.

Кто побоится подобного соглядатая?

Тем временем мотоцикл полицейского развернулся на улице Коломбье. Инспектор Серенак едет назад – навстречу катастрофе.

22

Лоренс Серенак припарковал мотоцикл на площади возле мэрии, под большим липовым деревом. На сей раз он решил не полагаться на волю случая и подъехал к школе буквально через пару минут после окончания уроков. И действительно, на улице Клода Моне ему встретилась стайка детворы, восхищенно взиравшей на его «Тайгер-триумф».

Стефани стояла к нему спиной и укладывала в большую картонную папку детские рисунки. Он заговорил первым – чтобы не дать ей времени обернуться и затопить его своим взглядом, лишая возможности внятно произносить слова.

– Здравствуйте, Стефани. Вот и я. Явился, как мы и договаривались, за списком учеников.

Учительница протянула ему руку и ласково улыбнулась. Так улыбается обвиняемый в суде. Серенак сам не понимал, почему ему пришло на ум это сравнение.

– Здравствуйте, инспектор. Я все приготовила. Вот, конверт на столе…

– Спасибо. Должен вам сказать, мой помощник свято уверовал в эту версию. В смысле, в то, что убийство связано с поздравительной открыткой, которую мы нашли в кармане Жерома Морваля.

– А вы?

– А я пока не знаю. Вам должно быть виднее. Но мой помощник вбил себе в голову, что у Жерома Морваля лет десять назад мог родиться внебрачный ребенок. В общем, сами понимаете…

– А больше он ничего не придумал?

– Вам эта версия кажется притянутой за уши? Скажите, среди ваших учеников нет никого, кто подошел бы под это описание?

Стефани взяла со стола белый конверт и приложила его к груди инспектора.

– Раскапывать семейные секреты моих волчат – ваша работа, а не моя.

Серенак не стал настаивать. Он молча оглядывал класс, делая вид, что подбирает нужные слова. В действительности инспектор знал, что сейчас скажет. Он подготовил свою речь заранее. Всю дорогу от Вернона до Живерни он, как выдохшуюся жвачку, катал и перекатывал во рту первую фразу. Скользнув глазами по пастельных тонов афише «Конкурс юных художников», он заметил рядом еще одну, на которой также упоминался фонд Робинсона. Фоном ей служила репродукция одного из пейзажей Сислея, а английский текст расхваливал Национальный музей и арт-галерею Кардиффа. Выждав сколько требовалось, Серенак спросил:

– Стефани, вы хорошо знаете свою деревню?

– Я здесь родилась.

– Мне нужен провожатый. Как бы вам это объяснить? Я чувствую, что должен ближе познакомиться с Живерни, проникнуться ее духом. Иначе мне не справиться с расследованием.

– Наблюдательность и воображение? Как учат художники?

– Именно.

Они улыбнулись друг другу.

– Хорошо. Я в вашем распоряжении. Сейчас накину что-нибудь, и можем идти.

Стефани Дюпен надела на желтое платье шерстяной жакет. Они прошли по улице Клода Моне, спустились по Большой Садовой, свернули на улицу Мильё, пересекли ручей и выбрались на шоссе Руа прямо напротив мельницы «Шеневьер». Стефани сотни раз водила своих учеников по Живерни. Она знала все местные истории и легенды и охотно делилась ими с инспектором. В том числе объяснила, что практически каждый уголок и чуть ли не каждый здешний дом и каждое дерево удостоены высокой чести быть покрытыми лаком и вставленными в раму и храниться, вызывая восхищение, за тридевять земель от Живерни.

Контроль подлинности происхождения!

From Givemy. Near Giverny. Normandy. [5]5
  Зд.: Сделано в Живерни. Близ Живерни. Нормандия (англ.).


[Закрыть]

– У нас, – Стефани улыбалась немного странно, – путешествуют камни и цветы. Но не люди!

Они перешли на другую сторону шоссе Руа. Под мостом, убегая под каменную арку в направлении мельницы «Шеневьер», журчала вода, создавая иллюзию свежести. Стефани остановилась в нескольких метрах от мельницы.

– Меня всегда тянуло к этому необычному дому, – призналась она. – Сама не знаю почему.

– Вы позволите мне высказать предположение?

– Попробуйте.

– Помните книгу, которую вы мне дали? «Орельен» Луи Арагона. Я провел в его обществе чуть ли не полночи. Орельен и Беренис. Их умопомрачительная любовь. В тех главах, где действие происходит в Живерни, Беренис живет на мельнице. Арагон не уточняет, на какой именно, но, если внимательно прочитать описание местности, не остается никаких сомнений, что речь идет об этой самой.

– Вы так думаете? Вы серьезно полагаете, что Арагон загнал свою Беренис, раздираемую между двумя чувствами, между разумом и стремлением к абсолюту, умирать от скуки…

– Ни слова больше! – перебил ее Лоренс. – Не рассказывайте мне, чем там все кончится!

Они приблизились к большим деревянным воротам. Ворота стояли распахнутые. По долине пронесся легкий ветерок. Стефани поежилась. Лоренсу стоило немалого труда удержаться и не прижать ее к себе.

– При всем уважении к Арагону… Видите ли, Стефани, для полицейской ищейки, каковой я являюсь, эта мельница – в первую очередь ближайшее к месту убийства Жерома Морваля жилье.

– Ну, меня это не касается. Я при вас только гид. Если вам интересно, у этой мельницы длинная история. Не будь ее, не было бы ни сада Моне, ни знаменитых «Кувшинок». На самом деле ручей рукотворный. Его русло прорыли монахи еще в Средние века, чтобы подвести к мельнице воду. Он протекал чуть выше участка Моне, через поле, и Моне это поле выкупил, чтобы устроить у себя в саду пруд.

– А что было потом?

– Мельница долго принадлежала Джону Стентону – американскому художнику, который, как говорят, теннисной ракеткой владел гораздо лучше, чем кистью. Но по неизвестной причине для деревенской детворы мельница «Шеневьер» всегда оставалась заколдованным местом и домом ведьмы.

– Брр…

– Смотрите, Лоренс. Следите за моим пальцем.

Стефани взяла его за руку. Лоренса окатило блаженство.

– Видите вишню посреди двора? Ей не меньше ста лет! У детишек Живерни любимое развлечение – прокрасться во двор и нарвать вишен.

– Куда только смотрит полиция?

– Подождите, дальше смотрите. Видите, в ветках что-то блестит? Это фольга. Просто полосы фольги. Их вешают, чтобы отпугивать птиц. От птиц вреда урожаю гораздо больше, чем от детворы. А у детворы есть еще одна забава…

В глазах Стефани вспыхнули озорные огоньки, на миг превратив ее в девчонку. Печальное выражение бесследно исчезло с ее лица. Не давая инспектору вставить ни слова, она продолжила:

– Мальчик, который желает удостоиться звания рыцаря, должен сорвать с дерева металлическую ленту и преподнести в дар своей принцессе, чтобы принцесса могла вплести ее в волосы.

Она засмеялась и поднесла руку Лоренса к своей голове.

– Это вещественные доказательства, инспектор!

Серенак погрузил пальцы в густые каштановые волосы. Его охватило смятение. Не может быть, чтобы Стефани не замечала, в каком он состоянии.

«Что она задумала? Сколько в ее действиях непосредственности и сколько расчета?»

Под его пальцами шуршали ленты фольги. Он отдернул руку, словно боясь обжечься. И улыбнулся глупо, понимая, что выглядит круглым дураком.

– Вы поразительная женщина, Стефани. Правда, правда. Носить в прическе ленты из фольги! Полагаю, с моей стороны будет нескромным поинтересоваться: кто тот рыцарь, что вам их преподнес?

Она спокойно поправила волосы.

– Во всяком случае, не Жером Морваль. В этом вы можете быть уверены. Чего-чего, а ребяческого романтизма в нем не было ни на грош. И не пытайтесь, инспектор, искать тайну там, где ее нет. У меня в классе полно мальчиков, которые обожают дарить учительнице подарки. Ну что, пошли дальше?

Они немного продвинулись вдоль русла ручья и остановились напротив портомойни, в том самом месте, где несколько дней назад было обнаружено тело Жерома Морваля.

Каждый из них думал об этом убийстве.

Первой затянувшееся молчание прервала Стефани:

– Портомойню подарил деревне Клод Моне. Не только эту, еще несколько в других местах коммуны. Он пытался подольститься к крестьянам, хотел, чтобы они стали считать его своим…

Серенак ничего не отвечал. Отступив на пару шагов, он вглядывался в воду, в глубине которой колыхались на дне ручья водоросли.

– Должен признаться вам, Стефани. – Его голос прозвучал резко, как свист кнута. – В настоящий момент главным подозреваемым по этому делу является ваш муж.

– Простите?

– Я просто хотел, чтобы вы знали. Ходили слухи, что между вами и Морвалем… А ваш муж известен своей ревностью.

– Чушь какая! Что за игру вы затеяли, инспектор? Я ведь вам уже сказала, что между мной и Морвалем…

– Знаю. Но…

Он тронул мыском ботинка рыхлую прибрежную землю. Вчерашний дождь успел смыть все следы.

– У вашего мужа есть сапоги?

– И много у вас таких дурацких вопросов?

– Это далеко не дурацкий вопрос. Это вопрос следователя. Простите, но вы мне не ответили.

– Ну разумеется, у Жака есть сапоги. Как у всех. Думаю, сейчас он как раз в них. Ушел с приятелями на охоту.

– Так охотничий сезон вроде еще не открыт?

Голос учительницы звучал сухо и равнодушно:

– Владелец холма над Астрагальской тропой Патрик Делоне добился разрешения на круглогодичный отстрел диких кроликов вне территории заповедника. На известковых почвах, да будет вам известно, кролики плодятся с немыслимой интенсивностью. Дайте своим людям задание проверить, и они вам подтвердят: в сельскохозяйственном управлении департамента лежит документ с перечислением участков, регулярно подвергающихся набегам вредоносных грызунов, и списком лиц, которым с согласия Делоне позволено охотиться в его владениях. В этом списке, чтоб вы знали, все его приятели из Живерни, в том числе мой муж. Все покупается… А они палят себе круглый год без перерыва и притом – на совершенно законных основаниях.

Серенак нахмурил брови. Весь его вид говорил о том, что, если он ничего не записывает, то все запоминает.

– Спасибо, мы обязательно проверим. К вам зайдет мой помощник. Могу вас сразу успокоить: он далеко не такой нахальный, как я. Стефани, а что делал ваш муж в то утро, когда случилась трагедия?

Стефани шагнула в сторону и сорвала листок с ближайшей ивы.

– Значит, вы специально привели меня сюда, инспектор? Чтобы допросить на месте убийства? Так сказать, с целью оказания психологического давления?

– Вы не… Я не… – забормотал инспектор.

– В то утро Жак ушел на охоту, – еще суше ответила Стефани. – Очень рано. Что абсолютно нормально для этого времени года – если погода позволяет. Как видите, у моего мужа нет алиби. Но и мотива у него тоже нет. То обстоятельство, что Жером Морваль делал робкие попытки за мной ухаживать, не может служить мотивом. Мы с ним несколько раз прогулялись вместе по окрестностям – как сейчас прогуливаемся с вами. Разговаривали о живописи. Он был интересный собеседник и очень образованный человек. Дальше этого мои отношения с Жеромом Морвалем никогда не заходили.

Стефани Дюпен проследила взглядом за течением воды, а затем подняла глаза на Лоренса Серенака.

Непроницаемые глаза.

– Судите сами, инспектор. Допустим, я сейчас поскользнусь, а вы меня подхватите. Кто-нибудь может это увидеть. Кто-нибудь, наделенный наблюдательностью и воображением. Он может даже нас сфотографировать. Здесь такое случается сплошь и рядом. При этом и вы, и я будем точно знать, что между нами ничего не было.

Серенак не удержался и посмотрел по сторонам. Он заметил несколько человеческих фигур, но далеко, за полями. Ни одного дома поблизости не было. Кроме мельницы Шеневьер.

– Простите меня, Стефани, – пробормотал он. – Я… Мне… Это всего лишь одна из версий. Наверное, я не совсем точно выразился, когда сказал про «главного подозреваемого»… – Он чуть помолчал и продолжил: – На самом деле, по мнению моего заместителя, инспектора Бенавидиша, – мнению, которое я разделяю, – существует три возможных мотива убийства Жерома Морваля. Ревность – поскольку он менял любовниц как перчатки. Спекуляция произведениями искусства – поскольку он увлекался коллекционированием живописи. И, наконец, некая тайна, связанная с ребенком…

Стефани ненадолго задумалась. Когда она заговорила, в ее голосе звучала ирония:

– Тогда главной подозреваемой должна быть я. Все три следа ведут ко мне, не так ли? Я иногда разговаривала с Морвалем; я организую конкурс рисунков; я лучше всех знаю окрестную детвору. Я права?

Она криво усмехнулась своими бледными губами и протянула ему обе руки со сжатыми кулаками, словно предлагала тут же надеть на них наручники.

Серенак натужно рассмеялся:

– Напротив, вы чисты как никто. Судя по вашим словам, вы не были любовницей Морваля, не пишете картин и у вас нет детей.

Инспектор едва успел договорить, как почувствовал, что сказал что-то не то. Глаза Стефани внезапно потемнели, словно слова Серенака причинили ей боль.

Словно у скрипки лопнула струна.

Нет, она не может так искусно притворяться. Он повторил про себя все, что только что произнес вслух.

«Вы не были любовницей Морваля».

«Вы не пишете картин».

«У вас нет детей».

Поведение Стефани доказывало, что он в чем-то ошибся. Что по меньшей мере одно из этих утверждений ложно.

По меньшей мере одно.

Какое именно? И связано ли оно с расследованием убийства? У Лоренса снова возникло ощущение, что он увязает в болоте, цепляясь за детали, не имеющие никакого значения.

По улице Коломбье они медленно дошли до школы. Оба молчали. Прощаясь, оба чувствовали непонятное смущение.

– Стефани! Как положено говорить в таких случаях: я прошу вас никуда не уезжать и оставаться в досягаемости полиции.

Он постарался смягчить свои слова улыбкой. Она ответила с подчеркнутой теплотой:

– С удовольствием, инспектор. Найти меня не трудно. Я либо в школе, либо дома.

Она указала взглядом на круглое окно в мансарде.

– Как видите, мое королевство не слишком велико. Ах да, чуть не забыла. Через три дня я веду детей на экскурсию в сад Моне.

И она скрылась за школьной дверью, напоследок окатив Лоренса сиреневым дождем своих глаз. Он чувствовал, как этот поток проникает ему в мысли, заставляя видеть окружающее в новом свете – реальность дробилась и распадалась, словно беспорядочные мазки кисти на холсте.

«Стефани Дюпен.

Какую роль она играет в этой истории?

Виновницы? Или жертвы?»

Эта женщина лишила его покоя. Единственным разумным выходом было бы отказаться от расследования, вызвать судебного следователя, свалить все на Сильвио или кого угодно еще.

Его останавливало только одно.

Интуиция. Она подсказывала ему, что Стефани Дюпен безмолвно взывает о помощи.