Текст книги "Каменная болезнь. Бестолковая графиня"
Автор книги: Милена Агус
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
5
Теперь, когда к ним заявился Элиас со своими рабочими и занялся реставрацией заднего фасада, Ноэми всё время дома, следит за работой и экономии ради может сама покрасить окно или залезть на карниз и поправить водосточный желоб. Совсем рехнулась. Но вообще-то, если подумать, есть в ней что-то от птички, обустраивающей свое жилье.
Всем известно, что она готова жизнь положить, только бы восстановить фамильное гнездо и выкупить когда-нибудь квартиры номер два, четыре, пять, шесть и семь. Но они слишком бедны, вернее, не так богаты, чтобы отремонтировать сразу весь дом, и ремонт идет участками, но едва они приведут в порядок что-то одно, как другое рядом рушится.
Графини последний раз видели Элиаса еще чумазым мальчишкой, противным грубияном, и таким его и запомнили. А он оказался светлокожим, руки, хоть и в мозолях, изящные, как у пианиста, а взгляд открытый и жизнерадостный.
Ноэми с ним подружилась. Ей нравится, что он остается работать сверхурочно: докрашивает окно, повиснув на мостках, или доштукатуривает участок стены. И постепенно они подружились.
– Почему бы вам не продать этот дом, – крикнул он ей как-то с мостков, – и не переехать всем вместе в красивый, новый с гаражом и лифтом?
Ноэми, проверявшая лепнину в столовой, где никто никогда не обедает, резко обернулась и подошла к окну, чтобы объяснить ему, как важна вся эта старина и что она считает своим долгом сохранить то, что осталось от старого Кальяри, который, хоть и пострадал от бомбардировок, но все равно прекрасен. Вот он, Элиас, никогда не задумывался, почему в Кальяри никогда не скучно? Всё потому, что город стоит на склоне – весь из подъемов и спусков, и сколько по нему ни броди, он всегда разный: из густой тени вдруг выходишь на яркое солнце, а когда меняется ветер, то Кальяри меняется вместе с ним, и узнать его по-настоящему жизни не хватит.
– Раз уж мы с вами все равно беседуем, – сказала она в конце концов, – может, выпьете кофе?
– Спасибо. Налейте в бумажный стаканчик, я выпью прямо тут, на лесах.
Но Ноэми вернулась с подносом и фарфоровыми чашечками с серебряным рисунком – теми самыми, из королевского сервиза. Она поставила всё на подоконник, и они выпили кофе в небесах.
Он сказал ей, что вот так, в оконном проеме, она напоминает ему настоящий портрет, такие только в музеях висят, и что ее портрет он бы с удовольствием повесил у себя дома. А про тот новый дом с гаражом он просто так сболтнул, ведь он тоже обожает все старинное.
С того дня Ноэми носит ему кофе по всем правилам: на подносе, в фарфоровых чашках, с серебряными ложечками.
Другие рабочие, глядя на них, шутят и посмеиваются, да и те, кто живет в проданных квартирах, наблюдают за ними из окон и судачат. Ведь Ноэми старше Элиаса, и их дружба, которая могла бы показаться такой романтичной, на самом деле выглядит довольно смешно. Но сестры, понятное дело, надеются, что Элиас и Ноэми поладят, и ничего странного и тем более смешного в этом не видят.
Но вот недавно случилась одна неприятность. Возможно, Элиас застеснялся, чувствуя на себе пристальные взгляды приятелей, да еще и зрители стояли у окон. Он уронил чашку, и та разбилась. Ноэми бросилась в сад подбирать осколки, но склеить чашку было уже невозможно. Элиас тоже спустился с мостков и поспешил вниз.
– Ничего, ничего, – повторяла Ноэми, хотя губы и руки у нее дрожали.
С кофейным ритуалом было покончено. Отныне окна перед мостками будут закрыты.
– Всего лишь чашка! – все твердит Маддалена. – Подумаешь!
Элиас был убит. Он-то знает цену такой вот чашки. Не один год сам собирает старинную посуду, что когда-то украшала столы благородных семейств, с тех самых пор – рассказывает его тетушка – как влюбился в сервиз, который те же самые графини подарили ей на свадьбу.
Коллекция у него замечательная и все пополняется, так что часть ее пришлось перевезти в коробках в комнату тети – в деревенском доме ей уже не уместиться. Так нянюшкина комната превратилась в музей, где Элиас может работать экскурсоводом.
После того случая с чашкой он показал Ноэми свою чудесную коллекцию и попросил ее взять себе что-нибудь взамен.
Он объяснил ей, что все свои экземпляры он нашел по счастливой случайности, и многие, у кого он покупал посуду, считали, что расстаются с никому не нужным хламом.
Особенно дорожил он савонской салатницей, расписанной синими и розовыми цветами, подставка под нее была когда-то реставрирована.
Еще один ценный экспонат – фаянсовое овальное блюдо конца восемнадцатого века из Альбиссола-Супериоре с набитым морской губкой фоном, расписанное произвольными мазками. Такие блюда – огромная редкость, на них подавали рыбу, запеченную на ароматных древесных углях с мастикой и ладанником, и водились они лишь в богатых семьях, а в Кальяри могли попасть только через Лигурию и Пьемонт во времена королевства Сардинского.
Потом он показал Ноэми церковные кувшины восемнадцатого века из Черрето-Саннита, выполненные в римской традиции из майолики – белые с характерной лазурной росписью ручной работы. У него их два: круглый и овальный. То, что ему удалось отыскать такие большие, – огромная удача, потому что, как правило, эти кувшины совсем маленькие.
Очередное бесценное сокровище – майолики из Ариано-Ирпино кампанской школы, работавшей на поставщика Бурбонов. У Элиаса их штук сорок, и Ноэми может забирать хоть все.
Но главное достояние – памятные тарелки, выпущенные в честь боев в Африке или объединения Италии, с надписями вроде «Мы победили» или «Италия свободная и могучая».
Ноэми смотрела и слушала с восхищением, но так и не выбрала для себя ничего взамен разбитой чашки и сказала, что коллекция у него действительно уникальная, но не идет ни в какое сравнение с кофейным сервизом производства Джузеппе Безио, в котором теперь не хватает чашки, и дело совсем не в том, что сервиз пришелся по душе королю, но главное – он был полный, на двенадцать персон, а теперь всего на одиннадцать. Блюдце есть, а чашечки нет. Система, лишенная одного элемента, теряет всю ценность.
Нянюшка тоже безутешна и без конца корит Элиаса и поминает чашку. Вдвоем с Ноэми они входят на цыпочках в столовую, чуть приотворяют ставни, открывают высоченный буфет с колоннами и причитают над одиноким блюдцем. А потом бесконечно обсуждают тончайший фарфор фабрики Джинори в Дочче, откуда родом унаследованные графинями супницы, горчичницы, соусники и конфетницы, блюда для бобов и вазы для фруктов, и затем снова закрывают ставни и на цыпочках выходят.
И самое печальное, что беда случилась именно сейчас, когда нянюшке удалось вывести желтые пятна со столового белья и черные с латунных ножек ванны и серебряного туалетного набора. Все было замечательно, но вот разбитая чашка нарушила гармонию.
6
Воскресенье – самый тяжелый день для бестолковой графини.
– Мама, сделай лесёвое личико! – кричит ей Карлино, едва проснувшись.
Какое уж тут веселье, если ни одна живая душа не зовет их в гости? А если вдруг кто и решится, то уж второго приглашения им не дождаться.
Если они идут гулять в парк, Карлино тут же с восторгом лезет играть к другим детям. Только никто с ним не хочет водиться.
Летом еще хуже. Море на Сардинии великолепное, не запирать же ребенка дома. Сальваторе, Маддалена и Ноэми охотно берут их с собой и не ропщут, но Карлино все тянет к детям и их отцам – ему подавай настоящие семьи.
Кто встречал графиню с Карлино на пляже, знает, что Карлино, едва завидев море, вырывается и кидается в воду прямо в одежде. Мать бросается за ним, стаскивает мокрую майку и штанишки и натягивает плавки. По всему пляжу разбросаны детские игрушки. Карлино цепляется за какого-нибудь отца, который катает на себе сынишку, и тоже пытается залезть на него.
Иногда кто-нибудь из любопытных спрашивает, есть ли у ребенка отец? Неужели графиня не видит, как он льнет к чужим папам, вешается им на шею?
Разумеется, отец у него есть, отвечает графиня, Карлино ходит к нему два раза в неделю на уроки музыки. Музыки? Такой маленький? Да ей просто надо выйти замуж. Не так уж трудно подыскать Карлино другого отца – было бы желание, а муж найдется.
Другие дети, нацепив надувные поплавки с резиновыми крылышками, берутся за руки и мчатся к морю.
– Я тоже хочу быть летучей рыбой! – бежит за ними Карлино. – Я тоже хочу крылышки!
Но их уже и след простыл.
Графиня вернулась бы домой, но так нельзя – надо терпеть.
Другие матери натираются маслом для загара и вытягиваются на шезлонгах – их дети после купания мирно едят, закутавшись в халаты. И держатся от Карлино подальше. Но это чудо вымазанное песком, солью и помидорными семечками не дает им покоя, и только они построят замок из песка, он тут же его рушит. Прибегают мамы:
– Зачем ты всё испортил? Зачем?
Ну и зачем тогда дорожки между низкими каменными оградами и тишина, которую нарушают лишь сверчки и цикады, и лазурно-золотые пляжи, где можно растянуться на песке, и волны время от времени будут добираться до твоих ног, и дороги, что, петляя, взбираются по косогорам, зачем бескрайнее море? И низкие каменистые холмы, и серебристые, как лунные кратеры, скалы с впадинами, заваленными песком, и море, всегда прекрасное: грозное, когда волны ревут и вспухают, и обрушиваются с грохотом на берег, или ласковое, тихое которое обволакивает тебя, – зачем всё это, раз жить так грустно? Всё это ни к чему.
Но как-то раз на пляже Карлино встретился с соседом. Чудо, вымазанное песком, солью и помидорными семечками, как всегда, бегало в одиночестве, и никто не хотел с ним водиться, когда несколько мужчин, возможно даже отцов, бросив своих дам на шезлонгах и детей у песочных замков, встали в ряд у кромки воды. «Раз!» – и они вошли в воду. «Два!» – быстрей-быстрей. «Три!» – и они с шумом плюхнулись в воду, подняв фонтаны брызг и пены. Карлино бросил всё и кинулся к сказочному дракону со смеющимися головами.
– Вали отсюда, придурок! – кричали ему. Но вдруг раздался чей-то голос:
– Да это же мой сосед!
И Карлино удалось забраться на дракона, победить волны и уцепиться за шею соседа. И море, возможно впервые, приняло его – потерявшуюся на суше рыбку.
После всего этого, когда Карлино узнал соседа уже в саду, через стену, он позвал его. Графиня в ту же секунду оказалась рядом. Потом мама и сын забрались на стену и поздоровались с соседом за руку.
Наступила осень, а сосед еще ни разу не пригласил их к себе домой. Но если он выходит в сад и они это видят, то окликают его, и он останавливается поговорить.
Ноэми не упускает случая напомнить, что терпеть его не может, потому что сад у него весь зарос сорняками, и еще потому, что он никогда не приглашает их в гости и держит на расстоянии, как будто отгоняет шестом, которым собирают опунцию, а ее дурочка-сестра с сыном всё с той же готовностью бегают к стене.
С самого начала жизнь у Карлино не заладилась.
В тот же день, когда он родился, графиня услыхала, как в детском отделении больницы начался переполох. «Но ведь это же не обязательно из-за моего сына», – подумала она, хотя в глубине души знала, что как раз из-за него, и так оно и было. Еще недавно она была счастлива – удивительно счастлива, как никогда прежде. Она, бестолковое недоразумение, родила ребенка. Невероятно. Понятно, что все женщины, со времен сотворения мира, рожают детей, да ведь она-то не такая, как все, куда ей с ними тягаться.
Она накинула халат поверх ночной рубашки, бросилась в детское отделение и сразу же объявила, что она – мать больного ребенка. Тут же примчалась Ноэми и авторитетно, как старшая сестра, обладающая системным мышлением, сказала: «Мальчик выживет». Графиня ей поверила. И Ноэми оказалась права. Проведя в больнице неделю, он оправился, и они с графиней вернулись домой. Когда мальчика крестили, Маддалена была крестной и первое время обожала племянника, но потом он как-то постепенно ей разонравился.
Карлино оказался совсем не таким, каким представляла его родня, и ни капли не походил на очаровательного шалунишку, радость всей семьи. Но и родственники, наверное, мало его радовали, во всяком случае, мальчишка все норовил от них удрать, и приходилось закрывать все окна и двери, иначе он в любой миг мог оказаться на балконе, на подоконнике, в дверях дома, и поминай как звали. Да и общаться с Карлино было не слишком приятно. Не мог он развлечь их милой детской болтовней, которая так нравится взрослым, и даже ночью от него покоя не было. Случалось, графиня уходила на свидание и оставляла сына Маддалене и Сальваторе – так Карлино перед сном требовал деревянную ложку для соуса, а потом во сне кричал и дрался. Даже Маддалена, хоть сама и мечтала о детях, порой, когда сестра с Карлино поднимались к ней на бельэтаж и звонили в дверь, притворялась, что ее нет дома, и дверь им не открывала. Конечно, тети и дядя хотели бы, чтобы Карлино был счастлив, но мальчик упорно оставался несчастным, хоть плачь. Даже фотографировать его не хотелось – какой смысл, все равно косоглазый и в коррекционных, как у водолаза, очках. Одна лишь Ноэми носила в бумажнике фотографию Карлино и показывала ее охотно, чуть ли не с гордостью.
В общем, надежды их не оправдались, и они до сих пор не могли привыкнуть к этому странному ребенку, которого могла родить только бестолковая графиня.
Графиня, конечно, чувствует, что ее сыну всё на свете только в тягость. Как и ей самой. Чем больше они к нему пристают, пусть и с лучшими намерениями, тем сильней это ощущается.
Очистить помидоры для соуса, порезать лук, подшить подол или пришить пуговицу, не перебивать того, кто говорит, уточняющими вопросами, и даже выложить на блюдо чудесный творожный торт так, чтобы он не развалился, – всё оказалось проще, чем помочь Карлино.
Миккриу, вероятно, родился одновременно с Карлино и был такой маленький, что умещался на ладони. Маддалена нашла его рядом с мусорным баком – Миккриу мяукал забавно и трогательно и смотрел ей прямо в глаза. Потом внезапно запрыгнул ей на плечо и потерся о щеку. Маддалена была покорена и даже не поморщилась, хотя у бездомного котенка могли быть блохи и даже лишай.
Маддалена и Сальваторе считают Миккриу самым умным котом на свете: он смотрит тебе в глаза и всё-всё понимает, а еще – самым воспитанным, потому что когда ему дают то, что он просит, то он рассыпается в благодарностях: мурлычет и ласкается. И вообще он волшебник, потому что, когда они сомневаются, как им поступить, он либо фыркает, не одобряя их решение, либо запрыгивает на плечо и трется головой в знак согласия.
Теперь Миккриу уже не прежний бедолага, у которого только и есть что полоски – у него куча игрушек, всегда чистые корзинка и лоток, а главное – полно еды. И весит он шесть кило.
Но хотя он так умен, он все же не понимает, почему Маддалена кричит ему: «Миииккриу! Миииккриу! Иди к мамочке!» – ведь он прекрасно помнит, что его мама была кошка, а вовсе не женщина.
7
Когда бестолковая графиня радостно объявила отцу Карлино, что беременна, тот заплакал.
Графине стало его ужасно жалко, и она сказала, что все это ерунда, не надо так волноваться, не нужно ни признавать ребенка, ни жениться на ней, ни жить с ними – ведь у нее есть Ноэми, Сальваторе и Маддалена, и четверо взрослых уж как-нибудь одного ребенка вырастят.
Он успокоился, Карлино признал, но с графиней с того самого дня заниматься любовью больше не захотел.
А про графиню никак не понять, красива она или нет – скорее нет, чем да. Уж очень безвкусно она одета. Это очень расстраивает Маддалену, которая прекрасно шьет и охотно приодела бы сестру. Она подолгу заставляет ее стоять перед собой, снимает мерки и создает из веленевой бумаги и булавок идеальную выкройку. Платье великолепно, но стоит графине его надеть, как оно тут же теряет всю прелесть: ну не сочетается облегающее платьице со стоптанными туфлями, и выглядит в нем графиня как нищенка – хоть милостыню подавай. Тогда сама графиня отдает наряд Ноэми – ей, а не Маддалене, у которой слишком пышная грудь, да и размер другой. Но Маддалена не сдается и снова принимается за дело, опять достает швейную шкатулку с разноцветными нитками, иголками и булавками, и пытка начинается заново.
Хотя графиня и плохо одета, у нее всегда есть поклонники. Вот только познакомиться с ними никто из родственников не успевает, потому что очень-очень скоро графиня снова рыдает, сжавшись на кровати в комочек, и Сальваторе, Маддалена, а теперь еще и нянюшка и Карлино садятся у изголовья и ждут, когда вдруг наружу высунется рука, и тогда они принимаются ее гладить, или нога, которую Карлино начинает щекотать, и вот графиня уже смеется. Тут вступает Сальваторе, который, хоть и говорит всегда одни банальности вроде «закрылась дверь – откроются ворота» или «все лучшее у тебя еще впереди», но графиня верит ему безоговорочно, и потому его слова производят нужный эффект.
Графиня наконец встает с кровати и говорит, что пора ей прийти в себя и заняться делом: она сходит в департамент образования и поищет для себя подработку.
Отец забирает Карлино два раза в неделю после обеда и отводит к себе домой, где учитель музыки учит отца и сына играть на рояле.
Отец Карлино никакой не пианист, и вообще его работа не связана с музыкой, но с самого детства он мечтал, что станет музыкантом. И как только у него появились деньги, он тут же купил Стейнвей и нанял учителя себе и сыну.
Отец Карлино иногда откровенничает с Маддаленой и нянюшкой и говорит, что сын у него какой-то туповатый, и не только потому, что в свои пять лет он так плохо говорит – он вообще какой-то не такой. Вот только на рояле играет неплохо. Да, когда они занимаются музыкой, Карлино просто молодец и ведет себя как нормальный ребенок, так что он, его отец, чуть ли не доволен, что у него есть сын.
С Ноэми он, разумеется, таких разговоров не ведет, и Маддалене никогда бы и в голову не пришло передать его слова старшей сестре, но та как будто все равно в курсе и может повторить слово в слово все, что говорит отец Карлино, и за это она его осудила, приговорила и перестала здороваться.
Графиня же, наоборот, все защищает его и говорит, что детей-то он, бедняжка, не хотел и предупреждал ее, и в компенсацию за то, что когда-то он встречался с ней, бестолковой, она все дарит ему мебель да посуду, из той, что получила по наследству, и дом ее всё пустеет, и каждый раз она ругается из-за этого с Ноэми, а потом начинают хлопать окна и двери, потому что бестолковая графиня любит, когда всё бедно и убого, а богатства совсем не признает.
Она водит дружбу даже с цыганами. Например, с Анжеликой, у которой маленький сынишка Антонио – он единственный, кто соглашается играть с Карлино. Ноэми твердит, что все цыгане грязнули и ворюги, но, по крайней мере, Анжелика и малыш Антонио чистые и пахнут хорошо: сама же графиня снабжает их шампунем и гелем для душа и ни разу не заметила, чтобы в доме что-то пропало. Еще Ноэми говорит, что они вруны ужасные – что правда, то правда, но графиня объясняет ей, что у них другие правила поведения, иная жизненная философия и они не придают вранью такого значения, как мы.
Как все цыганки, Анжелика умеет гадать. Она предсказала, что графиня когда-нибудь полетит, как птица. Это всех поразило, ведь понятно, что полететь она может разве что вниз из окошка или с бастиона Сен-Реми.
8
Элиас забрался на леса под окном Ноэми. Как Ромео на балкон Джульетты.
Ноэми не устояла, открыла окно и спросила, откуда он знает Шекспира. Тогда Элиас рассказал ей, как учился в лицее и его родители шли ради этого на большие жертвы, а сам он вставал в четыре утра, чтобы успеть к первому автобусу и вовремя добраться из деревни в Кальяри, в лицей Деттори – самый лучший на всей Сардинии. Без лишней скромности признался, что был одним из лучших. Только одноклассники оказались полными придурками и смеялись над ним, говорили, что от него воняет овечьим сыром, хоть он и мылся почаще их. Да и родители, как назло, назвали его Элиас – не могли выбрать имя попроще? Так он и бросил учебу. Но всё, что успел выучить до предпоследнего класса лицея, не забыл. Хотелось ему стать ветеринаром, да куда там. А может, даже пойти в университет – учиться на агронома или архитектора. Ну да ладно, что тут поделаешь. В конце концов ветеринаром он все же стал, и агрономом тоже – раз помогает брату обрабатывать землю и ухаживать за скотиной. И даже немножко архитектором, потому что, когда ему предлагают заняться реставрацией, он, прежде чем взяться за дело, свое мнение высказывает.
Графини довольны, что Элиас ухаживает за их сестрой. Вот только смущает их, что он убежденный коммунист и, когда в городе что-то не так и известно, кто в этом повинен, он тут же готов отправить человека прямо на каторгу. При этом он читает мужские журналы типа «Важных персон» и вечером не спешит к себе в деревню, а бродит по городу, разглядывая в витринах дорогие галстуки, костюмы и модные туфли. И если покупает себе такие туфли, то потом хранит их завернутыми в веленевую бумагу и бережет как зеницу ока.
Еще им не нравятся его джинсы на бедрах и сильный запах парфюма, и то, что он постоянно оглядывается на молоденьких девушек.
Поначалу их беспокоило, что Элиас, сын сардских пастухов, скорее всего, относится к любовным связям слишком серьезно. Что будет, если Ноэми потеряет к нему интерес? Теперь – все наоборот: они думают, что уж лучше бы Элиас придерживался традиционных взглядов, а то слишком много вокруг него вьется женщин – все-таки, парень он перспективный, да еще и привлекательный: руки – как у пианиста, светлокожий, прямой взгляд, тонкое лицо.
Ноэми никак не поймет, привлекает ли его она сама или только ее титул, и его страсть к старинной посуде говорит не в пользу бескорыстного увлечения. Но больше всего настораживает то, что они с братом судятся у себя в деревне с соседями, которые запрещают им открывать окна, выходящие в соседский двор, и вот тут возлюбленная-судья может прийтись как нельзя кстати.
И Элиасу, конечно, не все в Ноэми нравится. Нет, он не считает ее уродиной, только уж очень она высокая, худая и серьезная, и волосы у нее слишком черные, и платья все одного цвета, темные да строгие – никаких там складок, вырезов и драпировок. Он бы попросил ее сменить свой гардероб, но молчит и думает, что Ноэми виднее – что он, в конце концов, понимает в элегантности?
Еще он не любит, когда Ноэми вдруг начинает поучать его, как ему одеваться, или изводит лекциями о правильном питании, холестерине, давлении и сахаре в крови. Ни разу еще не бывало, чтобы Ноэми спокойно съела чудесные гостинцы, что он привозит из деревни. Напротив, капризничает, встает в раздражении из-за стола и вообще отказывается есть.
Не получается у него и показать Ноэми окрестные красоты – она тут же донимает его вопросами: «Сколько туда ехать?» или «А стоит ли?». Как-то раз он хотел сводить ее посмотреть на пионовые розы, которые растут в одном из самых пленительных уголков Сардинии. Надо только подняться по тропинке, что идет в гору, пройти по ней с километр вверх вдоль порожистого ручья среди папоротников и нарциссов, в тени каменных дубов, тисов и замшелых грабов. И там в зеленой чаще, в диких колючих зарослях попадаются кусты этих роз без шипов с большими блестящими и нежными листьями и розовыми бархатистыми цветами. И хотя цветут они весной, а сейчас осень, бывает, если повезет, они расцветают дважды за сезон, второй раз – в сентябре-октябре. Элиас сначала забрался туда один, посмотреть, расцвели они или нет, и только потом стал уговаривать Ноэми взглянуть на это чудо. Но она сочла путь туда утомительным и шла всю дорогу с недовольным видом и всякий раз, когда Элиас, завидев цветущий куст, бежал к нему и звал Ноэми полюбоваться им вблизи, она только плечами пожимала и говорила, что устала и хочет одного – скорее вернуться домой.
Ноэми все пытается понять, что в ней привлекает Элиаса, и поскольку, увы, думает о людях всегда самое плохое, полагает, что Элиаса притягивает графский титул. Что он хочет взять реванш за все, что в жизни не сложилось. А может, и того хуже – все дело в тяжбе с деревенскими соседями. Ноэми уже изучила дело, добралась до сути и считает, что как только с окнами все решится, Элиас из ее жизни исчезнет.
Своими опасениями она делится с сестрами, и те пытаются убедить ее, что все это – полная чушь, а бестолковая графиня добавляет, что главное – сделать доброе дело, и Ноэми должна быть счастлива, если может кому-то помочь. А Ноэми говорит, чтоб она помолчала – она и без того слишком много другим помогает, а особенно ей, бестолковой графине, которая ни одного дела довести до конца не может – такая уж она нежная и чувствительная, и всё-то ее пугает: от утреннего будильника до тесноты в классе и детских шалостей. Привыкла, что Ноэми все равно позаботится и о ней, и о сыне. Тут сестра заливается слезами и не знает, чем утереться, потому что носового платка у нее, как всегда, нет, и говорит, что Ноэми права, что лучше бы ей умереть, а то она так всем надоела. Тогда Ноэми протягивает ей платок и говорит, что, чем хныкать, пора б ей научиться за себя постоять, не давать себя в обиду. В жизни ничего так просто не дается, за все надо бороться. А сама графиня никакая не добрая, а просто лентяйка.
Правда, для Элиаса Ноэми ничего не жалко, она даже подарила ему фамильную мебель для его деревенского домика – точнее, комнаты, потому что большую часть дома занимает брат с семьей.
Элиас и Ноэми приглядываются друг к другу, словно люди разной породы, но сестры уверены, что всё у них получится.
Сестрам, правда, не нравится, что Элиас ухаживает за Ноэми только у них дома, когда их никто не видит, а стоит им вместе куда-то пойти – держится на расстоянии, созванивается с разными людьми по мобильному, договаривается о встречах, а заодно упоминает, что сейчас вот гуляет с одной приятельницей, она судья и графиня.
Но в семье его уже полюбили. Терпят и джинсы на бедрах, и джемпера в обтяжку – может, в молодости не успел оторваться, ведь жизнь в пастушеской семье нелегка. Терпят, что ухаживает за Ноэми только у них дома. И бог с тем, что он принял в подарок комод и кровать с тумбочками и теперь Ноэми тоже, как младшая графиня, спит на матрасе, а ночник ставит на пол.
Конечно, замечательно, что Ноэми наконец-то, впервые в жизни, поддалась чувству. Она даже попросила Маддалену сшить ей новые, яркие платья и терпеливо сносила изнурительные примерки, во время которых младшие сестры с торжественным видом ее изучали, а Маддалена все яснее понимала, что надо не только сменить гардероб, но и поправить пинцетом брови, закрасить седину и сделать чистку лица, чтобы кожа засияла. И о нижнем белье тоже стоит подумать. Предстать перед Элиасом в таком виде просто невозможно.
Пока сестры колдовали над Ноэми, та стояла навытяжку, как солдат по стойке «смирно», в ожидании приказов командования, в смётанном на живую нитку платье, а на лице – всевозможные маски вроде яичного белка с огурцами и тому подобного.
В конце концов с преображением Ноэми было покончено. Помолодевшая и улыбающаяся, она никак не могла оторваться от зеркала и без конца оборачивалась к сестрам и нянюшке: «Да неужели это я?»
С тех пор как Ноэми стала почти красавицей, в деревне они с Элиасом занимаются любовью день и ночь. Но по возвращении, у входа в дом, она обнимает всю семью и говорит громко, так, чтобы все слышали: «Наконец-то я дома. Вырвалась из этой вонючей глуши. Там прямо гробовая тишина. Кошмар».
По мнению тетушки, Элиасу нравятся женщины, но на бурные чувства он не способен и, например, страдать по Ноэми не станет. Ему куда лучше без всяких там переживаний, и когда Ноэми начинает жаловаться, что он не очень-то ее любит, он чувствует, что его загоняют в угол.
– Мы расстанемся, – говорит Элиас.
– Почему?
– Не будет же это длиться вечно. Ничто не вечно.
Когда Элиас ночует у Ноэми, рано утром он завтракает в «Кафе Де Кандия», но сначала обязательно проходит по улице Фоссарио и любуется Кальяри. И думает, что жизнь прекрасна, и ему бы хотелось, чтобы так было всегда. Может, он и согласен с Ноэми, что даже у тайного романа есть, в конце концов, свои законы, предсказуемость и рутина, но тут ничего не поделаешь. Пусть уж лучше их отношения так и останутся негласными, какой смысл следовать общим правилам.
Он вполне счастлив у себя, в далекой деревне, но ему приятно думать, что до города и Ноэми, если что – всего два часа на внедорожнике.
И было бы просто великолепно, если бы все притворялись, что ничего не замечают.
Но тетушка не может скрыть своей радости, словно Элиас – крепостной крестьянин, завоевавший благосклонность своей госпожи. И каждый раз, когда он уходит рано утром или приходит поздно вечером, как делают все любовники, скрывающие свой роман, она выглядывает на лестницу и приглашает его зайти к ней, скажем, рано утром и позавтракать гренками из пышного хлеба moddizzosuили сардским печеньем с кофе. Но Элиасу больше нравится завтрак в «Кафе Де Кандия».
В детстве он мечтал жениться на одной из маленьких графинь, у которых работала его тетушка. Они иногда приезжали в деревню с отцом и няней. А вот мать их никто никогда не видел.
Потом он встретил их уже взрослыми барышнями на тетушкиной свадьбе, но почти не обратил на них внимания – так поразил его их свадебный подарок, серебряный кофейный сервиз: поднос, кофейник, молочник, сахарница и чашки с блюдцами – золотистые, серебристые, сверкающие, покрытые лазурью, как на покровах Девы Марии с полотен пятнадцатого века.
