Текст книги "Sin (СИ)"
Автор книги: Mila Moon
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Sin
Mila Moon
Сотканные из звуков
Яркие звезды пылают на небе,
Вот, приглядись: это – ты, рядом – я.
Я нарисую созвездие смело,
Если погаснешь ты, то погасну и я.
Соединились невидимой нитью,
Переплелись из сотни частиц.
Я слышу все, все звуки мира,
Ноты, придуманные из пустоты.
Слышу дыхание и сердцебиение,
Твою боль или тоску.
Чувствую радость или веселье,
Я знаю тебя, лишь тобой я живу.
Слышу твой голос, голос любимый,
Путеводитель и спаситель от бед.
Греешь в холодные лютые зимы,
Мой самый сладкий, любимый мой грех.
11.06.2020 г.
Пролог
Как жарко… И дышать нечем. Почему так нестерпимо душно? Кручусь в кровати, скидываю одеяло и приподнимаюсь. Открываю глаза, но вижу только серую пелену. Что происходит? Моментально охватывает панический страх, а тело цепенеет. Сознание затуманивается, подобно комнате, окутанной плотным кольцом дыма. Он заползает внутрь и неприятно щиплет нос, глаза, горло. Вдохнуть нормально не получается, легкие словно свинцом налились. Постепенно до меня доходит – дом горит, это не сон и не детское воображение. Рывком вскакиваю и выбегаю в коридор, но кругом только густой дым. Закрываю рот рукой и двигаюсь наугад в комнату Черелин. Языки пламени медленно охватывают первый этаж. Огонь пробирается выше, готовый проглотить дом целиком.
Страшно до дрожи в коленках, горло горит, но я иду дальше, всхлипывая, зову маму с папой и сестру. Из-за треска деревянных балок и шипящего огня, еле разбираю непонятные звуки: чей-то тихий плач. Черелин. Перебираю непослушно ногами, ступая будто по раскаленным углям: внизу разверзся сам Ад. Страшно. Почему родители до сих пор не проснулись? Надо их немедленно разбудить, но сперва заберу младшую сестренку.
– Син… Син… Мама… Папа… Где вы? – слышу ее слабый голос.
Открываю дверь и вижу сжатую в углу Черелин: она напугана больше, чем я.
– Пойдем, Черри, надо разбудить родителей, – беру ее за руку, а сестренка еще умудряется захватить плюшевого зайку.
Серый смог уже повсюду, пламя ползет дальше, шипит, словно ядовитая змея. Черелин сжимает крепко мою мокрую ладонь и что-то неразборчиво бормочет. Комната родителей почему-то заперта. Дергаю ручку один раз, второй, третий. Ничего. Смотрю безнадежно на деревянную дверь, от страха не зная, как поступить. Сейчас есть только два варианта: быстро бежать на улицу и спасаться или сгореть заживо. Время на исходе.
Стучу кулаком еще несколько раз, с опаской поглядывая на первый этаж, объятый пламенем, но эффект тот же. Никакого результата. Беспомощно отступаю и тяну Черелин за собой, но она вырывает руку и кричит, что в комнате остались родители.
– Нам надо выбраться, Черелин, надо выбраться… – повторяю одну и ту же фразу. Глаза ужасно слезятся, разглядеть что-либо в плотной дымовой завесе практически невозможно.
– Нет! Нет! А как же мама с папой!? Мы не можем их бросить! – сквозь рыдания, кричит сестренка и вырывается.
– Надо выбраться, надо выбраться… – шепчу, крепко сжимая ее маленькую руку. Вытираю слезы и кидаю последний взгляд на двери родительской комнаты. Может, они уже ждут нас на улице? Эта мимолетная мысль ободряет и дает ложную надежду.
Огонь вовсю бушует на ступеньках, слизывая обои, картины и фотографии, висящие на стенах. Вокруг раздается пугающий треск и, кажется, на нас вот-вот обрушатся своды крыши. Спешу в свою комнату, подсаживаю сестренку на подоконник, задыхаясь и кашляя, открываю створки окна. Спасительный воздух охлаждает пылающую кожу и легкие. Черелин плачет и ползет на пол, но я крепко хватаю ее за плечо и кричу:
– Черри, нам надо выбраться или мы умрем!
– Умрем?
– Давай же, прыгай на козырек…
– Нет! Нет! Я боюсь! Я не хочу! Я не хочу оставлять маму и папу!
Я тоже, но другого выхода нет. Даже в таком юном возрасте понимаю всю безвыходность шаткого положения: либо мы прыгаем на козырек первого этажа, либо просто сгорим – это единственный способ спастись.
На секунду ослабеваю хватку и тут же осознаю: Черелин рядом нет.
– Черелин?! – зову сестру, задыхаясь из-за дыма, и бегу в сторону дверей.
Одновременно с моим возгласом раздается ее душераздирающий крик. Языки пламени врываются в небольшую комнатку, опаляя жаром. Подхватываю на руки Черелин, потерявшую сознание, и возвращаюсь к окну.
Дышать нечем, в легкие поступает только ядовитый угарный газ. Затаскиваю сестренку на подоконник и перекидываю наружу. Даже, если она что-то сломает, это лучше, чем сгореть заживо. Оранжево-желтое пламя бушует в комнате и тянет щупальца ко мне, но я быстро перелажу через подоконник и спрыгиваю на козырек.
Черелин лежит без сознания. Оглядываюсь в поисках соседей или родителей: на улице совсем пусто, ни единой живой души, только ночь и тишина. Неужели никто не видит горящего дома? Как странно. И сигнализация не сработала, или пожарная помощь уже бы прибыла. Значит, родители все еще в доме?
Черепица под босыми ступнями накалилась и скрипит. Еще немного – и мы провалимся в пасть монстру. Быстро толкаю Черелин в клумбу и зачем-то смотрю вверх на окно родительской комнаты, откуда вдруг вырывается красное пламя, а стекло со звоном сыплется вниз. Потом все исчезает, остается только колючая темнота.
Открываю глаза, встречая очередной рассвет…
«Это всего лишь кошмар. Всего лишь прошлое…».
Глава 1
Дружище, ты молод, но уже знаешь, чего хочешь. Ты кричишь во всеуслышание, что однажды мир будет твоим. Мы вас раскачаем! Мы вас раскачаем!
Queen «We Will Rock You»
Син
– Судный день, чуваки, – как ненормальный орет Оззи, обливаясь водой из бутылки, и дико хохочет.
– Дебил… – посмеивается Шем, глядя на нашего друга.
Сегодня весь город в предвкушение чего-то грандиозного. На Commonwealth Stadium (Стадион Содружества), съехались люди не только с Эдмонтона, но всей Северной Америки ради того, чтобы увидеть легендарную группу – Metallica. Да чего греха таить, я тоже жаждал услышать профессионалов в своем деле вживую, и просто насладиться атмосферой и качественной музыкой. Даже на игру футбольной команды «Эдмонтон Эскимос» не приходит столько народа, сколько сегодня. Да что сравнивать этих идиотов и легенду рока! Ничего не имею против футбола, каждый занимается тем, что любит, но я не фанат данного вида спорта. Да и вообще зависим и преклоняюсь только музыке – рок культу.
Поклонников – океан. Нас подхватывает и уносит в этом бурном нескончаемом потоке. Тут собрались люди говорящие на разных языках, любой расцветки и национальности – с таким я сталкиваюсь впервые. Вот она, слава. На губах играет идиотская улыбка от уха до уха. Не могу сдержаться и кричу во всю мощь. Оззи вообще сходит с ума, как будто с катушек слетел.
– А как же Black Sabbath и твой любимый Оззи Осборн, чувак? – подкалывает Шем.
– Сегодня мой Бог – Metallica. Так что, похрен, – ржет красноволосый, поднимает обе руки вверх, тыча миру и небу «факи».
– Иуда, – троллим другана, за что нас сразу «ласково» посылают.
Смотрю на своих друзей и качаю головой. Да-а-а… С этими придурками я уже давно, ближе никого нет, только Черелин, но она сегодня занята чем-то «важным», поэтому отказалась. А Джанис… На переносице сразу появляется складка, настроение резко понижается на несколько градусов. Не хочу думать об этой стерве, ее слишком много в последнее время. Она весь мозг уже съела, как зомби из «ходячих».
Шем толкает меня плечом и закидывает руку.
– Ты что кислый такой, чувак? Оторвемся сегодня. Вся ночь впереди.
Усмехаюсь, оглядываю фанатов рока, которые облепили со всех сторон и сжали в тиски. Некоторые даже обмотались флагами с символикой Metallica. На стадионе мы появляемся спустя какое-то время, потому что людей – море. Возникает давка и огромное скопление перед входом.
– Я чувствую себя какой-то гребаной сардиной в консервах, – возмущается Оз. Вечно он недовольный и все ему не так.
– А ты как думал? Это Metallica, чувак! – орет рядом Шем.
– Да ты что, а я думал на концерт Бибера пришел, – кидает с сарказмом Оззи и получает затрещину от ударника.
Перед нами установлена огромная сцена с пятью экранами в виде декораций, фанаты улюлюкают, свистят и кричат. Люблю такую атмосферу, где собрались люди одной идеологии и схожих вкусов – сразу становишься частью чего-то большего, как единое целое. По коже проносится дрожь и адреналин. Какие знакомые ощущения. Руки чешутся так же взять гитару и выйти на сцену перед сотнями, тысячами, миллионами…
– Син, ты чего? – толкает в бок Шем. – Ну и рожа у тебя сейчас.
– Мечтатель хренов, – язвит рядом красноволосый гитарист.
Пофигу на их насмешки. Я добьюсь того, чтобы мою музыку – нет, НАШУ музыку – тоже услышали стадионы.
Гул становится громче. На полупрозрачных экранах появляются кадры из фильма «Хороший, плохой, злой», когда Туко ищет могилу на кладбище, где зарыто двести тысяч долларов золотых монет. Звучит знакомая композиция «The Ecstasy Of Gold». Толпа сразу же одобрительно свистит, предвкушая начало концерта. Не проходит и пяти минут, когда на сцене появляются участники Metallica. Меня бросает в бурю звуков, крика и свиста. Ору во всю глотку, не сдерживая эмоций. Черт, это просто нереально! Шем и Оззи тоже счастливо кричат, вскидывая вверх руки с «козой». Да, мы лютые фанаты рока и хеви-металла. Это так ох***но – чувствовать взрывную энергетику и быть одним целым с группой, поклонниками.
С первых аккордов гитарной и ударной партий узнаю «Hardwired». Люди сходят с ума: прыгают, толкаются и подпевают Джеймсу «Во имя отчаяния, во имя адской боли, во имя всего сущего, сошёл с ума». Я – часть этого сумасшествия. Где-то в фан-зоне образовали импровизированный слэм[1]
[Закрыть], какой-то счастливчик «плавает» на руках обезумевшей толпы, а на сцене происходит музыкальный бум.
Одна песня переходит плавно в другую – сет-лист и его «начинка» восхищают. Соло-партии Кирка, взрывной бас Роберта и энергетика Джеймса – становишься заложником великолепия, чувствуя себя каким-то ничтожеством. В голове выстраивается схема, аккорды, риффы. Я не только слушаю, но и наблюдаю: как пальцы бегают по гитаре, зажимают струны, какие эффекты используются, и что за звуки издает инструмент при этом. Впитываю в себя, как губка.
«Все впереди», – даю себе обещание и улыбаюсь, глядя на музыкантов.
Два часа пролетают быстро, не успеваешь даже опомниться, как уже звучит «Enter Sandman», в небо летят салюты, а публика скандирует: «На бис!». Ларс Ульрих отдает палочки какому-то везунчику, участники благодарят фанатов и уходят – концерт окончен. До сих пор не верю, что слышал и видел вживую кумиров, которыми восхищаюсь с детства.
– Вот черт, чуваки, у меня ушной оргазм, – галдит восхищенно Оззи, когда поток несет нас к выходу из стадиона. – Как же круто, чтоб меня!
– Ага, полный разгром, – подхватывает Шем.
– Кому не повезло, так это Райту, – ухмыляется красноволосый. Мы шагаем в сторону стоянки и садимся в его черный, с красными языками пламени на дверях, Ford Mustang Shelby GT 500. Выпендрежник. Любит же попонтоваться. – Не знаю, как вам, но мне надо срочно выплеснуть скопившуюся энергию.
– Согласен, – Шем врубает на всю музон. Из колонок орет немецкая группа Eisbrecher «Eisbrecher», а Оззи выруливает на дорогу.
– Тогда затариваемся в магазе и едем ко мне, – кричит он, открывая окно со своей стороны.
– Меня подкиньте до дома, – убавляю громкость и откидываюсь на заднем сиденье, глядя на проносящиеся здания и многочисленных прохожих. Сейчас разгар фестивалей, жители города и приезжие гуляют всю ночь напролет.
– Э-э-э, ты чего, чувак? Такое событие надо отметить, – смотрит в зеркало заднего вида Оззи, недовольно нахмурившись. – Райт свалил в Торонто, теперь ты еще развел тоску.
– Снова что-то не поделили с Джанис? – разворачивается Шем.
Кидаю на него мрачный взгляд: одно упоминание ее имени слух режет. Драммер[2]
[Закрыть] меняется в лице и понимающе бормочет:
– Тогда тем более надо согнать депрессуху, поэтому едем без разговоров.
Уже жалею, что оставил свой кавасаки[3]
[Закрыть]: так бы давно умотал домой, но спорить с этими двумя – гиблое дело. Мустанг летит в сторону Даунтауна, центрального района Эдмонтона, где живет Оззи.
***
Я сижу на лоджии с бутылкой пива и смотрю на противоположную сторону города, перекинутую через реку Северный Саскачеван. На небольшом возвышении светятся четыре стеклянных пирамиды, превращенные в галереи.
– Хе-е-ей, а я тебя везде ищу, – слышу сзади знакомый голос и оборачиваюсь. Какого черта тут забыла Джанис?
Иссиня-черные волосы волнами ложатся на одно плечо, а кожаное темное платье открывает вид на длинные ноги. Глядя на готическую красотку, никто не останется равнодушным, только не я, потому что прекрасно знаю ее несносный стервозный характер. Красивый фантик превращается в обычную безвкусную обертку.
Игнорирую, разворачиваясь, и допиваю содержимое бутылки. Пиво стало вдруг совсем безвкусным. Недовольно отодвигаю пустую емкость на столик, хмуро взирая на стеклянные пирамиды. За спиной на всю мощь ломает децибелы Hollywood Undead, и слышится женский смех – у них атмосфера веселее, чем здесь. Джанис плавно, словно кошка, садится на колени, обвивая шею руками, и заглядывает в глаза. От нее разит виски и травкой – не самый привлекательный шлейф. Снова накидалась. Расширенные зрачки и затуманенный взгляд тому отличное подтверждение. Убираю ее руки и поднимаюсь, испытывая отвращение. Девушка обиженно надувает губы и становится в позу, опираясь о прозрачную перегородку. Сейчас начнется мозговой «пьяный штурм».
– Слушай, что-то не так?
Если не отвечу, не отвяжется. Ее внезапное появление уже подпортило настроение. Интересно, кто этот «добрый» человек, который додумался позвать Джанис? Надо бы его «поблагодарить».
– Многое не так, – хлопаю дверями. Шум и гам остается за спиной.
– Неужели… – цедит сквозь зубы девушка. – Что, например?
– Не включай режим полной дуры, – как же раздражает, но разговора не избежать. – Твой голос охрип. Ты не дотягиваешь многие ноты в песнях и лажаешь, если еще не заметила. На занятия вокала забила, хотя я запарился повторять, чтобы ты записалась. А, ну да, тебе некогда, – не сдерживаю сарказма. – Достаточно?
Джанис закатывает миндалевидные глаза и тихо смеется, проводя тонкими пальчиками по темно-синим волосам. Ну и, какого черта я трачу на нее свое время?
– Тебя интересует только группа и музыка.
– Именно, – жестко произношу, вкладывая всю злость в одно слово.
– Но мне нужен ты! – вскрикивает эмоционально девушка, а на моей челюсти уже ходят желваки: одно и то же. Снова возвращаемся к дебильному разговору об «отношениях».
– Мы это обсуждали хренову тучу раз. Едь домой, Джанис, – устало выдыхаю и собираюсь наконец-то выйти, но цепкие пальцы обхватывают руку, а грудь прижимается к моей спине, лишая такой возможности.
– Нет! Пожалуйста, Син, пожалуйста! Почему кто угодно, но только не я? – всхлипывает Джанис, кусая дрожащие губы. Удивленно смотрю на ее заплаканное лицо, не чувствуя и капли жалости. Когда-то я считал ее более здравомыслящей, неужели она так отупела и не понимает очевидного?
– Хватит, – встряхиваю девушку, заглядывая в блестящие глаза цвета выдержанного коньяка. – Или охота опуститься до такого уровня?
– Ради тебя и опущусь, – с придыханием шепчет она, обвивая мое туловище руками, а на алых губах играет безумная улыбка.
– Ты потеряла где-то свое достоинство и гордость, – отталкиваю ее и вхожу в шумную комнату, где стоит едкий запах травки, алкоголя, и громко орет музыка. Хватаю бутылку виски, подвыпившую девицу и веду ее в свободную комнату, запирая дверь. Спасибо за испорченный вечер, Нисса.
***
Серый рассвет медленно заполняет пространство, бросая нечеткие тени на стены и пол. Рядом со мной лежит довольно симпатичная брюнетка с парочкой цветных тату на теле, только вот ее имя из головы вылетело. Кажется, она вчера рассказывала, что часто посещает наши выступления. Встаю, нахожу штаны и роюсь в карманах в поисках сигарет и зажигалки, но там ни черта нет, а курить хочется. Иду в гостиную, хотя захламленное помещение мало ее напоминает – кругом мусор и пустые бутылки. Беру первую попавшуюся пачку, Budweiser[4]
[Закрыть] и выхожу на балкон. Кожу приятно холодит августовский утренний воздух, но небо вновь заволокло тучами – в Эдмонтоне солнце не частый гость. Наполняю легкие никотином и выпускаю из губ сизый дым, который превращается в лицо Джанис. Отгоняю неприятное наваждение, смотрю на спокойную реку и спящий город.
Я люблю свободу, жить в свое удовольствие и заниматься тем, что умею – музыкой. Молодость дана нам для того, чтобы вспоминать угарные или грустные моменты в компании старых друзей или в кругу семьи. Глупо упускать возможность, чтобы потом сожалеть. Поэтому не хочу сковывать сейчас себя цепями обязательств перед кем-то. Музыка сравнима для меня с кислородом: без нее нельзя жить. Не важно, сколько потребуется времени, но я не остановлюсь и достигну цели. Играть в прокуренных пабах и кабаках не то, чего я желаю. Большего. Чтобы название нашей группы гремело, как вчера на стадионе название группы Metallica.
Черри однажды меня подколола, сказав: «Ты уже удачно разбиваешь женские сердца, не прилагая особых усилий, как знаменитые рок-звезды». Забавно. Хотя в вечной любви я никому не клялся, и луну достать с неба не обещал. Да и стремлюсь добиться славы вовсе не из-за женского внимания – какое-то мизерное желание для неудачников, кто хочет попасть в шоу-бизнес ради этого. Что ж, пусть мы и двойняшки, Черелин добрая душа и прекрасная девушка, в отличие от меня. Только временами бывает той еще язвой и занозой.
Усмехаюсь, думая о сестре. Докуриваю, тушу окурок и провожу ладонями по лицу, останавливая взгляд на пальцах, испещренных черной краской. Я всегда буду любить неизменно три вещи: младшую сестру, друзей и музыку. Всегда.
Глава 2
Их сердца бьются, как одно, а её – отстаёт. Ничто в этом мире не способно сломить их. Да, они непобедимы, а она всегда в тени. И она говорит: «Я хотела бы быть похожа на тех классных ребят. Потому что у этих классных ребят всегда всё получается».
Echosmith «Cool Kids»
Джи
– Ого, решила изменить имидж? – спрашивает друг, входя в дом. Я закрываю за ним дверь, бросая взгляд на зеркало в полный рост.
Тинки обходит со всех сторон, словно я экспонат на выставке, и прикасается к покрашенным прядям.
– Мне нравится этот цвет, теплый и солнечный. Смотрится круто, а с чего вдруг такие изменения?
Чемптон быстро поднимается по ступенькам в мою комнату и заваливается по-хозяйски на кровать, будто не он гость в доме, а я. В этом весь Тинки – мы знаем друг друга достаточно долго, поэтому даже не обижаюсь на его колкости и шуточки. Живем на одной улице, ходим в школу Альберты, общаемся уже лет пять. Тим Чемптон единственный человек, которому я могу все рассказать и довериться.
– Ну, чего язык проглотила? Краска прошла через кору головного мозга и заблокировала функцию разговаривать?
Закатываю глаза и сажусь по-турецки на пушистый ковер – ненавижу его заумные фразочки и словечки.
– Иногда ты балаболка, Чемптон – слишком много вопросов.
– Я очень любознательный, – парень закидывает руки под голову и поднимает брови. – Решила в выпускном классе сделать жизнь ярче?
– Вот прицепился, – отмахиваюсь от него и щелкаю по клавишам ноутбука.
– Триша уже оценила изменения? – не отстает парень, а я тяжело вздыхаю.
– Ты не заметил, что ее… нет? – говорю с иронией, не переставая печатать.
– Снова?
Бросаю на кровать телефон. Тинки подхватывает и присвистывает, разглядывая фотографии моей мамочки.
– Круто… Она на Багамах, а ты не заслужила или как?
– Уверена, он вообще не знает о том, что у нее есть ребенок, которому завтра восемнадцать, – безразлично кидаю и продолжаю стучать по клавишам. – Не удивлюсь, если мамочка забудет. Это наверняка самый ужасный день в ее жизни.
– Да ладно, Триша тебя любит… – начинает Тинки. Я ухмыляюсь и качаю головой, глядя в экран ноутбука.
– Она любит себя и деньги.
Чемптон уже собирается возразить, но я предостерегающе выставляю вперед руку и кидаю взгляд «даже-не-начинай».
– Давай не будем, ок?
– Как скажешь, – сдается друг. – Тогда чем займемся? Можно съездить в Парк Галлахер и послушать музыку или побродить в центре. Через две недели снова спать в обнимку с учебниками и конспектами.
Даже вздрагиваю от его слов. Лето так быстро пролетело, как будто один день.
– У тебя сегодня изощренные пытки, – бубню, убирая ноутбук, и падаю на ковер.
Тинки перебирается на пол и ложится рядом.
– Не верится, что остался последний учебный год в школе.
– Мне тоже, – вздыхаю и переворачиваюсь на живот, поглядывая на друга. – Поэтому я решила, что он должен стать запоминающимся и особенным, а смена цвета волос – первый этап.
– А второй?
– А второй… – складываю губы трубочкой и улыбаюсь. – Второй – посетить хоть раз вечеринку Фрэнка Большого.
Тинки начинает громко смеяться и кататься по полу, будто я сказала самую большую глупость на свете. Обиженно толкаю его в плечо, но он заливается еще сильнее.
– Ты… ты… – он садится и делает несколько глубоких вдохов. – Ты же не серьезно это, Джи?
– Серьезно. Что в этом такого?
Чемптон смотрит на меня, как на неразумного ребенка и прочищает горло.
– Ну-у-у, это нормально, наверное. Отрываться вполне естественно для подростков в старшей школе, просто… Ты ведь знаешь, на них нет ничего особенного, кроме алкоголя, пьяных старшеклассников, блюющих где попало, использованных презервативов и травки. Это весело? Когда-то ты считала вечеринки полным отстоем.
– Я не изменила своего мнения, – хмурюсь и провожу пальцем по ворсинкам ковра. – Но ты разве ни разу не хотел стать частью школьной жизни, влиться в коллектив?
– Мы с тобой как раз являемся частями школьной жизни, участвуя на разных олимпиадах и конкурсах, – протягивает Тинки и задумчиво смотрит на меня.
– Да, главные «ботаны», «заучки», как еще нас называют? – произношу с сарказмом и продолжаю: – Мы часть школьной жизни, но не часть класса. Я об этом.
Тинки фыркает и ложится на ковер, закидывая ногу на ногу.
– Раз ты так хочешь, мы пойдем на отстойную тусовку у Фрэнка. Кстати, кликуха у него… странная.
– Почему? Он же играет в футбол и, действительно, напоминает медведя, разве не поэтому его «большим» прозвали?
– Э-э-э… Не думаю, – Тинки трет с усмешкой подбородок, многозначительно поднимая левую бровь.
– Вот бы кто из преподавателей знал, какой извращенец лучший ученик школы!
– Ты о чем подумала, Браун? – переводит стрелки Чемптон, отнекиваясь с серьезным видом, но через секунду давится от смеха.
– Да ну тебя! – кидаю в шутника подушкой и провозглашаю, со всей важностью в голосе: – Значит, решено: идем на вечеринку к Фрэнку! Тебя никто не тянул за язык, – толкаю его в бок и кладу на колени ноутбук. Чемптон заинтересовано смотрит через плечо на экран, но я быстро хлопаю крышкой.
– Так-так-так, секретики, Браун?
Не успеваю опомниться, как мой лэптоп оказывается уже у Тинки.
– Эй, немедленно верни! – пытаюсь выхватить вещь, но Чемптон уворачивается и смеется.
– Мне теперь о-о-очень интересно, что же ты ТАКОГО скрываешь от лучшего друга.
– Я ничего не скрываю, просто отдай мой ноут! – выделяю каждое слово, предпринимая еще одну провальную попытку вернуть злосчастную технику.
Как бы ни так. Тинки открывает крышку и ухмыляется, глядя на экран. На моем лице написан полный фейспалм, ведь я забыла закрыть дурацкий браузер. Вот невезуха!
– Следишь за нашим школьным красавчиком? – насмешливо поддевает Чемптон, а мои щеки непроизвольно заливаются краской.
– Ничего подобного… – оправдываюсь, жалея, что вообще залезла в Instagram.
– Да ну? У тебя открыто несколько ссылок и везде местная рок-звезда, – продолжает издеваться «друг», показывая пальцем на экран лэптопа. Перевожу взгляд на фото парня и опускаю глаза.
Это единственное, что я скрываю от Тинки. Тайна хранится глубоко в сердце под семью печатями. Никто не узнает о ней, даже лучший друг.
– Ты же знаешь, мне нравится их музыка.
– Но тут пресс Эванса, – хохочет Тинки, а я закатываю глаза и наконец-то отбираю лэптоп, закрывая все ссылки и ставя пароль, чтобы не возникло ни у кого соблазна снова вторгнуться в мое личное пространство. «Да там лишь кусочек пресса, – уныло думаю. – И то благодаря тому, что рубашка слегка задралась. Его кто-то сфоткал на сцене, он в объектив даже не смотрит».
– Ты заноза в заднице, – бросаю Чемптону и встаю. – Будешь сок и печеньки?
– Конечно, спрашиваешь еще. «Сверхъестественное» или «Ходячие мертвецы»?
– О Боже… – выхожу из комнаты, спускаясь на первый этаж.
***
– Дорогая, с днем рождения! – сверкает ослепительной улыбкой в экран лэптопа мама.
– Ага, спасибо, – бубню в ответ.
– Это что-то с моими глазами или твои волосы рыжие? – женщина прищуривается и чуть ли не упирается лицом в камеру.
Сейчас начнется.
– Джинет! – вскрикивает она. Стараюсь сохранить спокойствие, чтобы окончательно не испортить себе настроение. – Я надеюсь, это только тоник, который смоется через пару дней, ведь так?
«Это не тоник, ма…», – думаю, но в ответ молчу, ибо лучше Тришу Браун не злить.
– Твои волосы прекрасного выгоревшего оттенка, как у Джиджи Хадид, – продолжает нести бред моя матушка.
Что? О чем она вообще?
– Мам, какая еще Джиджи Хадид?
– Вы же с ней так похожи, – словно не слыша вопроса, продолжает Триша, а я отвожу глаза в сторону, чтобы не язвить. В каком месте мы похожи с этой супер-офигенной моделью? Именами? Видимо, моя мать окончательно на островах ослепла.
– Мам, возможно, я тебя сейчас разочарую, но мы абсолютно разные, о чем ты говоришь?
– Если это не тоник, Джинет, я отведу тебя к лучшему мастеру перекрашивать волосы, – строго говорит Триша.
– Как Багамы? – повышаю голос и перевожу разговор на тему, которую так любит моя мать: путешествия, шопинг, пляжи. Ярко-голубые глаза (всего лишь цветные линзы) загораются, и Триша уже беззаботно болтает о теплой воде, солнышке и экзотической еде.
Она так счастлива, красивое лицо сразу же преображается, а мне больно.
Родители развелись лет десять назад. На удивление, они продержались довольно долго, несмотря на постоянные ссоры и скандалы. Папа уехал гастролировать по миру, а мама «гастролировала» по ночным клубам и ресторанам в поисках «принца на белом коне». Хотя в то время «принцы» уже ездили на крутых дорогих иномарках. Триша Браун сначала обращала внимание на материальное положение, и только потом на характер. Воспитывала меня бабуля до двенадцати лет, но когда ее не стало, пришлось выкручиваться самой, потому что Триша совсем забыла о родительском долге, как и папочка.
– Ох, дорогая, ты же не обижаешься, что мы не отпразднуем вместе? – «переживает» мама, делая «грустное» выражение.
– Все хорошо, мы сходим куда-нибудь с Тинки, – тяжело вздыхаю, мечтая поскорее завершить этот бессмысленный разговор, чтобы дальше не расстраиваться.
– Я купила тебе одежду, аксессуары и обувь, – радостно щебечет Триша. Строю кислую мину, потому что меньше всего меня интересуют вещи, которые приобрела мамочка. Все равно не надену, у нас совершенно разный вкус.
– Классно, ма…
– Тим замечательный парень, вы встречаетесь? – хихикает в камеру мама, а меня передергивает.
О чем говорит эта женщина? Сначала сравнивает меня с красивой популярной моделью, теперь придумала «вымышленные отношения».
– Мам, Тинки мой друг… – пытаюсь образумить ее, но Триша не слышит и мечтательно поднимает глаза.
– Первая любовь и отношения – это так прекрасно, дорогая, – заводит она излюбленную песню, но потом красивое лицо кривится, – если этот парень не как твой отец, конечно же. Таких подонков сейчас хоть отбавляй…
Тяжело вздыхаю и подпираю голову рукой. Снова она за свое. Надо что-то делать или до вечера придется слушать, какой папа «козел, осел, ничтожество, самовлюбленный» и множество похожих эпитетов.
– Ма, тут Тинки пришел, мы собираемся сходить в «West Edmonton Mall», – вру, не чувствуя никакой вины.
– Замечательно! – хлопает она в ладоши и поворачивает голову куда-то в сторону. Из динамиков раздается мужской голос, а через минуты появляется в камере его обладатель. Мужчина на лет десять младше матери и уже мне не нравится всем своим напыщенным видом. Сразу понятно – неприятный богатый тип.
– Какая прелестная леди, познакомишь нас, Триш? – говорит он, расплываясь в мерзкой улыбке, напоминающей гиену.
Прерываю звонок и закрываю лэптоп, чтобы не слышать: «Это моя младшая сестра…». Каждый раз приходится терпеть и выслушивать, ведь нас часто воспринимают, как сестер, а моей мамочке это только на руку. Да, она выглядит очень молодо, хотя ей уже за тридцать, но Триша Браун считает себя двадцатилетней (или восемнадцатилетней). Все ее ухажеры (любовнички, как любит называть этих мужчин Тинки), иногда младше мамы на лет семь, а то и все десять, как этот тип с Багам.
Триша Браун живет в свое удовольствие: летает на разные элитные курорты, покупает только одежду известных брендов, ест здоровую пищу, носит дорогие украшения, занимается фитнесом, ходит в салоны, посещает фешенебельные рестораны… Единственное, о чем она забывает – дочь, которая не знает, что такое материнская любовь.
Я настолько привыкла к одиночеству, что когда Триша появляется в Эдмонтоне, чувствую себя рядом с ней неуютно, будто мы чужие люди. Исключение – Тим Чемптон, которого я называю Тинки. Прозвище к парню привязалось давненько и используется по теперешнее время.
Поднимаюсь с кровати и бросаю взгляд на коллаж с фотографиями, где мы вместе с Тинки: дурачимся, строим разные рожи, смеемся, улыбаемся…
Да, у меня один друг, но зато он настоящий, а это бесценно.
Для жилья Триша Браун выбрала Юго-Западный Эдмонтон, где расположились элитные двух-и-трехэтажные особняки, стоящие минимум миллион канадских долларов. Хотя я рада, что мы перебрались сюда из Южного Эдмонтона – там жить не фонтан. Во-первых, из-за огромного количества иммигрантов с разных уголков планеты: азиаты, африканцы, индусы. Во-вторых, специфический запах приправ круглосуточно. Летом бывало невозможно находиться в доме, а если открыть окно – тем более. Индусы любители готовить различные блюда и добавлять немереное количество специй. В-третьих, не по статусу жить не в самом лучшем районе города. Поэтому, когда умерла бабушка, а на тот момент у мамы в любовниках числился какой-то нефтяной магнат, мы перебрались на Юго-Запад.
Тогда я и познакомилась с Тимом Чемптоном. Его семья жила на противоположной стороне улицы, и в ближайших домах мы оказались единственными подростками, поэтому быстро сдружились. Одна странность нашла другую странность. У нас даже вкусы совпадали: ужастики, фастфуд и разговоры до утра. Единственное, с чем расходились взгляды – поклонение Богу Татух. Тинки не понимал моей безудержной любви к татуировкам, а я считала это искусством. Красивые рисунки на теле так впечатляли и завораживали. Но Чемптон вечно издевался и язвил: «Лучше бы он себе мозг нарисовал, потому что в голове он отсутствует».
