Текст книги "Живые книги"

Автор книги: Мила Иванцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

13

– Я расскажу вам историю о ревности. Вы не против? – спросила у Амалии женщина, немного старше нее, даже чем-то на нее похожая, разве что в собеседнице чувствовалось больше энергии и интереса к жизни.

Пока Людмила читала в меню предложение десертов, Амалия разглядывала ее, будто действительно держала в руках новую книгу, угадывая, что там, под переплетом? Ее немного смутил анонс «о ревности», но когда она сама сознательно выбрала Книгу с этими женско-мужскими историями, неужели надеялась, что рассказ не затронет ее за живое? А может, и специально бессознательно «нарывалась», искала что-то подобное, хотела «поковырять рану» и убедиться, что не она первая попала в такую переделку, а может, надеялась найти ответы на собственные вопросы?

– И все же выберу «Наполеон»! Хотя калорий в нем, наверное… Но ведь точно уже не буду его печь, а иногда так хочется почувствовать «вкус прошлого», у вас такое бывает? – улыбнулась она Амалии, но та смутилась и пожала плечами, ибо этот «вкус» и без того не покидал ее ни днем, ни ночью.

Книжница Вера отправилась за заказом, а Людмила взглянула через перила на нижний ярус и заговорила.

– Это интересная акция. Не знаю, что побудило вас записаться в Читатели, ведь каждому есть, о чем рассказать. Хотя… я даже сама подумываю, не записаться ли мне в обе картотеки. У вас здесь не было прецедентов такого раздвоения? – заглянула она в глаза Амалии, но та не ответила, а снова неуверенно пожала плечами.

–  Кстати, я как раз и хотела рассказать вам о раздвоении, – улыбнулась женщина. – Девушки мне проговорились о вашей профессии. Я иногда думаю: вот если бы я умела писать! Господи, сколько сюжетов вокруг! Но я обычный экономист, имею дело с цифрами, чужими деньгами, отчетами, проверками и т. д. А мало ли историй случается с человеком за период в сорок лет с лишним?! Расскажу вам несколько, может, понадобится для какого-то романа.

Не буду опускать вас в глубины и предыстории, нет на это времени, но не так давно был в моей жизни интересный эпизод, один из многих. Но этот интересен именно с точки зрения психологии, понимания себя самого. Я расскажу, а вы подумайте, хотя, может, с вами тоже такое случалось. Но со мной – единственный раз.

Мизансцена на описываемый момент такая – я уже четыре года разведена, имею двоих детей, сына и дочь, выжила, устояла, научилась существовать и так, хотя сначала казалось, что от меня отрезали половину. И самой трудно было чувствовать себя такой искалеченной, и будто все вокруг видели мою «инвалидность»… Но жизнь продолжается, и со временем нашелся мужчина, которому я показалась более интересной, чем другие. Так бывает. Он сам говорил: «Твой муж ушел не потому, что ты плохая. Ты – чудесная! Лучше тебя нет. Но ты просто ему надоела за много лет. Так бывает». Вот так, – невесело улыбнулась рассказчица, а Амалия напряглась и вся сосредоточилась на рассказе. – Прошлым летом дети разъехались кто куда, слава Богу, уже подросли, сын путешествует с друзьями по Крыму, дочь отправилась в деревню к бабушке, а я осталась в Киеве – работа не отпускала. Мой «мистер Икс», назовем его так, в тот день остался у меня. Устроили себе такой маленький праздник – сходили вечером в ресторанчик на окраине города, пришли домой, я что-то крутилась по квартире, когда он вдруг увидел на полочке под телевизором старый видеоплейер. Давно мы им не пользовались, теперь же смотрим диски – то на компьютере, то на DVD-плейере.

Пристал ко мне, мол, такое ретро… И стал просить, если «видик» работает, то «давай посмотрим что-нибудь вместе»… Я ему и кивнула на коробку, в которой лежали старые кассеты. Он порылся там несколько минут и аж вскрикнул: «Ой! А здесь ваше домашнее видео! Можно? Так хочется посмотреть, какой ты была раньше!»

Не могу сказать, что эта идея мне очень понравилась, я уже много лет не касалась той кассеты и не знала, как отреагирую на это кино. Вроде и зализала раны, перемололось, но…

– И что? Вы позволили? – встревоженно спросила Амалия.

–  Да. На той кассете было многое – выступления детей на праздниках в детском саду и школе, наши пикники с семьями друзей – ну, сами знаете, когда появлялась в семье видеокамера, снимали все подряд, на память. Кто ж тогда думал, какими глазами будем смотреть на это через много лет?

– И что было дальше? – насторожилась Амалия.

–  Уговорил он меня. «Ну, хоть одним глазком загляну! Я не представляю, какой ты была тогда, еще до меня!»

Согласилась, отдала ему ту кассету с зеленой наклейкой «Домашнее». Пусть уж, думаю, и я посмотрю, какой была прежде. Совсем другой – тихой, домашней, забитой… Не чувствовала себя женщиной. Не умела за себя постоять…

Гость быстро разобрался с проводами и пультами и усадил меня на диван: «Устраивайся! Посмотрим!»

Что вам сказать?… Все же зашевелились где-то в глубине души обломки прежней жизни, закололи, когда увидела то время, где дети были еще маленькими и я была им так нужна… Казалось, что так будет всегда.

Новогодний праздник у дочки в детсаду – она снежинка, читает стихи…

Сын идет в первый класс, улыбается в камеру – в верхнем ряду не хватает двух зубов…

Пикник в весеннем ботаническом саду, где буяет сирень. Дочь хитрит – соединила ножки двух одуванчиков в одну и хвастается, мол, какая длинная, показывает на камеру. Вдруг нижняя ножка отваливается, все смеются, папа называет ее врушкой, а дочка показывает язык…

Но, против всех ожиданий, от этого просмотра вдруг такое началось! «Ой… Какая ты здесь чудесная!» – зачарованно говорит он.

Я отмахиваюсь, показываю, какие там чудесные дети, едва сдерживаю слезы, а он, представьте себе, сидит, как пришибленный, и не отрывает взгляд от экрана!

«Да ты не понимаешь ничего! Это же супер!»

«Ты что – с ума сошел? – спрашиваю. – Открой глаза! Какая я чудесная там? Словно с креста снятая!

Глаза без блеска, затравленная какая-то, словно мышь в углу! Скольких усилий мне стоило выдавить из себя раба, как сказал классик, а ты…»

Но он не замолкает, только показывает рукой на экран: «Рио-Рита! А это платье! А прическа! Все мы родом оттуда, из тех времен! Женщина-девочка! Или девочка-женщина! Лолита! Ооо… Аж сердце колотится! Дурак твой муж!»

Я сижу ошарашенная и уже не спорю. Особенно о муже. Но… Как же это? У меня и у самой зачастило сердце, и уже не от ностальгии по тем временам, когда еще только набирались обороты достатка, мужчины строили амбициозные планы и ничто не предвещало кризисов и семейных катаклизмов. Пока там, на поляне, две семьи расстелили на траве покрывало, молодые жены достают из сумок немудреные домашние блюда, мужчины ловко нарезают колбасу и ранние огурчики, выкладывают зеленый лук, дети дурачатся рядом на траве, смеются… Но не только от этого сжалось мое сердце.

Пожалуй, впервые в жизни меня охватила ревность. Бессмысленная и необъяснимая ревность! И не к другой женщине, а ко мне прежней!

Вы себе не представляете, что я почувствовала. Мне жутко стало! Да как же это возможно ⁷.! Я – почти с того света… Я себя переделала и перекроила… Стала другой и гордилась этим! Более свободной, независимой, сильной и счастливой, чем та, бывшая! И действительно гордилась этим! Чувствовала себя иной. Женщиной! А не той несчастной, которую можно свернуть в бараний рог и убедить, что сама она пропадет… Да, она была хорошей, тихой, домашней… Матерью всем – и детям, и ему. Я любила ее. Но она – умерла! Я иногда вздыхала по ней и упорно наращивала в себе качества, без которых мне было не выжить. А он вдруг…

Но разве это возможно? Ведь мы встретились с ним, когда я уже была иной, битой жизнью, а не такой наивной, как на этом домашнем видео. И он же влюбился тогда в меня теперешнюю! Или полу-теперешнюю. Может, еще улавливал аромат той Лолиты? Но он же сам помог мне стать иной! И что мне теперь было делать, когда мой собственный фантом перетягивал к себе мужчину, который… Ладно бы – другая женщина, но это было похоже на какой-то голливудский фильм…

– И что вы?… – не сдержала удивления Амалия.

Людмила положила в рот кусочек пирожного, отпила кофе, не глядя на Амалию. Помолчала. Проглотила еще кусочек «сладкого греха» и снова запила, потом интригующе улыбнулась.

–  Я? Я тихо встала с дивана… Он меня даже не удерживал, так был пленен картинками, которые дрожали и двигались на экране. Отправилась на кухню, выпила рюмку коньяка за упокой меня бывшей, потом тихо прошла в коридор, где у входной двери в простенке висел электрический счетчик, и осторожно опустила вниз оба тумблерка.

– Ух ты! – улыбнулась Амалия.

– А то!

– А он что же?

–  Стал кричать мне, мол, что-то случилось… Я по темному коридору вернулась на кухню, зажгла свечи, налила еще коньяка, теперь обоим, нарезала лимончик и немного колбаски… И все закончилось очень хорошо. Вполне лирично, романтично и полюбовно.

– Какая вы хитрая! – даже всплеснула ладонями Амалия. – Экспромт при свечах организовали!

–  Да вот так. Как вынужденную меру. А потом мы уснули. Ну… не сразу, вы понимаете… Хотя ночью мне все чудилось то ретро-кино, я крутилась и думала о неожиданно пережитом, о себе-той и себе-сегодняшней, о человеческих отношениях, о бывшем муже. И об этом мистере Икс тоже… Который тоже приложил свои усилия к моей трансформации. Хоть и не был моим мужем. Собственно, вообще был мужем не моим. И остается по сей день.

От последних слов глаз Амалии дернулся и вся услышанная история вдруг перевернулась с ног на голову. Она поймала на себе внимательный взгляд рассказчицы и уставилась взглядом в свою пустую чашку.

– Ааа… Вижу, вы еще верите, что женщина в своей жизни играет только одну роль. Или хорошую, или плохую. Верите в черно-белую жизнь? Как в шахматах? Ну-ну… Извините, если задела за больное. Но вы сами меня выбрали. Вы хотели почитать чужие истории о мужчинах и женщинах. – Людмила открыла сумочку, достала зеркальце, подкрасила помадой губы, еще раз взглянула на Амалию, которая, казалось, прокручивала в голове ее рассказ с самого начала, пытаясь по-новому расставить фигуры на доске. – Спасибо за кофе. И за «Наполеон». Когда-то и у меня чудесно получался. Для большой семьи на большие праздники. Всего наилучшего!

Она поднялась и направилась к лестнице.

– Спасибо вам! – негромко сказала вслед Амалия, вздохнула и осталась неподвижно разглядывать пустую посуду на столике.

14

Артур действительно положил на ее счет десять тысяч долларов. Как обещал. Он вообще выполнил все свои обещания. Все пункты плана, который сам и составил, когда решил изменить свою жизнь, начать ее сначала. С другой. Правда, начало это было не сравнимо с их давнишним общим «низким стартом». А еще – его начало вполне могло означать ее конец. Несмотря на купленную квартиру и десять тысяч.

Это был стресс такой силы и неожиданности, что она просто не могла осознать случившегося. Не находила нужных слов, почти не задавала вопросов, поняла, что проиграла, еще и не начав игру. Что кем бы ни была та, другая, ее беременность уже подходила к концу и была козырем из всех козырей, против которого у Амалии не было ничего столь же весомого. Ведь за шестнадцать лет супружеской жизни она ни разу не смогла сообщить мужу такой радостной вести. Не сложилось. Не суждено было. Не получилось.

А когда примерно год назад она осторожно заговорила об усыновлении, Артур как-то слишком быстро свернул тему. Со второй попыткой получилось так же, и женщина решила, что надо дать ему время привыкнуть к этой мысли. Она украдкой читала в Интернете тематические форумы, размышляла, каким путем лучше пойти, чтобы и быстрее, и меньше бюрократии, чтобы их мальчик (а она хотела именно мальчика, даже не столько для себя, сколько для мужа) с наименьшими потерями выскользнул из той ужасной системы и зажил счастливо в их большой современной квартире в центре города… У мужа на это были деньги, а у нее – желание заполнить их жизнь тем, что объединит их совсем другим содержанием и смыслом. Она словно играла сама с собой в эту игру, рассматривая новым взглядом их жилище, представляя, как оно изменится с появлением ребенка. Жалела, что не решилась на это раньше – сколько времени было потеряно… Но озвучивать свои мечты пока больше не решалась.

А потом все рухнуло. Обвалилось одномоментно.

В голове Амалии мысли не складывались в ровные цепочки, нужные слова не приходили, она словно застыла, чувствовала себя словно вдруг выключенной из сети…

У Артура не было времени ждать, когда она придет в себя. Да и зачем? Чтобы услышать те самые «нужные слова»? Упреки, обиды, проклятия, мольбы, жалобы, воспоминания о былом и призывы к совести – что еще могла сказать ему женщина, которая вдруг стала бывшей? И что бы это изменило? Все уже было обсуждено и решено за ее спиной. Возможно, были и другие сценарии развития событий. Но случилось, как случилось. «Хвост» отрубили одним махом, а не резали колечками. Видимо, считали, что это гуманно.

Амалия уже давно не работала. Уволилась из большой научной библиотеки, куда попала после окончания Института Культуры. Подруг у нее там не осталось, ведь женский коллектив – это слишком специфическая компания. И ее увольнение «в никуда», а не на другую работу, было воспринято тоже специфически. «Сытый голодному не товарищ! Но ты заходи, как соскучишься», – подытожили во время прощального обеда бывшие коллеги и вернулись к своим библиотечным будням.

Амалия больше не заходила. Почувствовала барьер, который прозрачной стеной вырос между ней и прежней жизнью с тех пор, как Артур пошел вверх. Ей не было необходимости куда-то ходить, что-то делать, зарабатывать стандартную зарплату. Муж приложил немало усилий, и его бизнес по импорту автозапчастей наконец расцвел. Теперь они могли позволить себе комфортную жизнь в столице и зарубежные путешествия, нередко связанные с его работой, из которых они возвращались с обилием общих впечатлений, сувениров и фотоснимков и которые мерцали теперь в ее подсознании по ночам.

Она переехала в конце февраля и пыталась не вспоминать те первые одинокие зимние дни в чужом доме чужого района, среди неразобранных коробок и неразобранных мыслей.

Не знала, как и зачем жить.

Просто не умела жить одна.

Сначала не верила, что это не сон.

Затем поверила.

Осознала себя отрезанным аппендиксом.

Хотела умереть.

Но так и не решилась покончить с собой.

Потом в Киеве воцарилась весна.

И Амалия придумала игру.

Игру в обычную жизнь среди обычных людей этого города.

Пока не кончатся те десять тысяч.

* * *

Амалии понравилась та кофейня на Хоревой, куда она зашла случайно несколько дней назад, а потом она согласилась принять участие в их несколько странной акции. Теперь она бывала там практически каждый день, и не только ради встреч с Книгами. Просто ходила по городу, а затем сворачивала сюда пообедать. Ей были симпатичны девушки-книжницы, приятно было приходить туда, где тебя знают. Но знают недавно. Без твоей прежней жизни. Те места, где они бывали с Артуром, она обходила десятой дорогой. Возможно, поэтому ее теперь так манил Подол, ведь она знала, что Артур недолюбливал его и не раз в шутку говорил, что на месте этих пыльных клоповников надо возвести современный Манхэттен и это будет разумное использование дорогостоящей площади привлекательного для бизнеса города.

Она же чувствовала себя здесь уютно, неспешно разглядывала старинные двух-трехэтажные дома, многие из которых немо взывали к прохожим, умоляя о реставрации или хотя бы ремонте, вглядывалась в лепнину, балконы, окошки чердаков, башенки, двери, старые ворота… Пыталась представить, как здесь жилось людям раньше, но воображения ее на это не хватало – слишком переполнен был рациональными и суетливыми людьми сегодняшний город, не склонный к сантиментам. Так казалось Амалии, которая заходила во дворики, похожие на одесские или даже итальянские, и вздыхала, ощущая здесь необратимый процесс умирания. Процесс, подобный ее собственному состоянию.

Сегодня она случайно увидела на дверях какой-то галереи плакат, извещавший о выставке картин «Лето».

Зашла, почти час бродила по трем залам с высокими потолками и разглядывала летние воспоминания-впечатления разных художников: морские пейзажи, полевые, городские, на которых изобиловали цветы, мерцали волны, надувались паруса, гуляли женщины в ярких платьях и щедро сияло солнце. Вокруг нее на картинах царило лето, все же отличавшееся от жаркого киевского мая.

Вот какой-то старательный живописец, побывавший на островах Греции, сумел передать в нескольких картинах прозрачность моря и воздуха, игривость солнечных лучей и даже, казалось, тепло брусчатки. Картины были подписаны названиями греческих островов, и у Амалии защемило в сердце, ведь еще два года назад они с Артуром были в Афинах, но до островов в тот раз не добрались, планировали на потом.

И вдруг ей ужасно захотелось бросить все и рвануть туда, отогреться среди прозрачно-яркого мира чужих, но приветливых людей, которым до нее нет дела.

«А почему бы и нет?» – подумала женщина и вскоре зашла в туристическое агентство, расположившееся неподалеку, узнать об их предложениях. Туда же. На острова. Например, на Милос, откуда родом известная всем Венера.

Она подумала, что смогла бы там взять в аренду машину и объехать весь остров, а затем, возможно, перебраться на другой… Жить там, есть свежую рыбу, салаты из сочных, напоенных солнцем овощей, приправленные неповторимого вкуса греческим оливковым маслом, пить вино…

От воспоминания о еде у женщины засосало в желудке, и вскоре ноги сами привели ее в знакомое кафе.

15

Заказала рис, рыбное ассорти и греческий салат. Сок. Кофе.

В ожидании обеда сложила руки на столе, опустила голову и закрыла глаза. В памяти мгновенно возникло нереально синего цвета море, а на нем парусник.

«На сколько хватит денег!» – сказала сама себе Амалия и открыла глаза. Она услышала со своего места на верхнем ярусе, что девушки с кем-то разговаривают, и голоса их казались взволнованными. А через минуту подошла Вера, и выражение ее лица подтверждало наличие какой-то интриги.

– Что-то случилось? – спросила Амалия.

– Нет, но… Вам принесли передачу! – пожала плечами девушка.

– Мне?

– Вам! – загадочно улыбнулась Вера.

– Странно. А что ж это за передача? От кого?

– Курьер принес пакет, на нем указан наш адрес и предписание: «Передать госпоже писательнице».

– Вы ничего не путаете?

– Нет, вон он еще ждет внизу, хорошо, что вы как раз зашли пообедать! Так я его приглашу сюда или вы спуститесь?

– Спущусь, – заволновалась Амалия, не зная, что и думать, взяла сумочку и пошла вниз по лестнице.

Совсем юный парень держал в руках небольшую удлиненную коробочку, похожую на упаковку от эклеров или вафельного торта, а также какую-то квитанцию, где Амалия должна была расписаться.

– А вы можете сказать, от кого это? – спросила она у парня.

– Нет. Мое дело – доставка, и чтобы клиенты не жаловались.

– Странно. – Амалия взяла в руки пакет и покачала его. Ей показалось, что в середине что-то булькнуло.

– До свидания! – попрощался парень, и через мгновение за ним звякнул колокольчик на двери.

– Ничего себе! И что с этим делать? – растерянно посмотрела на девушек Амалия.

– Надо открыть, – резонно посоветовала Аня.

Женщина разорвала плотную бумагу, скрывавшую действительно коробку из-под эклеров, и увидела в ней небольшую пластиковую бутылку с темной жидкостью и надписью от руки на белой квадратной этикетке: «Вино из ежевики. Домашнее».

– Ух ты! – хмыкнула Аня. – Наверное, ваши поклонники узнали, что вы здесь собираете сюжеты, и сделали такой презент инкогнито! А вон еще и записка!

Кроме бутылочки с вином в пакете лежал скрученный в трубочку и перехваченный тонкой резинкой белый лист, а также лист из тетради, сложенный вчетверо. Несмотря на интерес к интриге, Ане пришлось идти обслуживать других клиентов, а Вера осталась за барной стойкой наблюдать процесс открытий.

Амалия развернула листочек, прочла несколько строк, и брови ее поползли вверх.

Вера сдержалась и ничего не спросила. Но женщина сама протянула ей записку. На листке было старательно выведено:

«Уважаемая Амалия, к сожалению, не имею возможности лично рассказать Вам свои истории, поэтому посылаю одну вместе с тематическим подарком – домашним вином. Было бы очень хорошо, если бы Вы прочли и продегустировали мой подарок вместе с тем слепым господином.

Ваша почитательница».

– Почитательница? – Глаза Амалии округлились.

– Ух ты! Ничего себе! – удивилась Вера, хоть и была гораздо сдержаннее Ани в своих проявлениях. – Так надо же немедленно позвонить Виктору, как считаете?

– Не знаю, удобно ли это – дергать человека, у него, пожалуй, свои дела, – сказала Амалия и вдруг почувствовала, что в глубине души была бы рада такому неожиданному поводу снова увидеть этого странного человека, с которым недавно «читала» мистическую историю о гувернантке, хотя обсуждение сюжета и не сложилось.

Пока женщина анализировала произошедшее, а заодно и собственные ощущения относительно перспектив нового совместного чтения, Вера уже набирала номер Виктора со своего мобильного.

– Где? На Лукьяновке? Как раз собирались заехать? Так когда будете? Ну, вот и хорошо! – Вера выключила трубку и улыбнулась Амалии. – Минут через два-дцать-двадцать пять будет.

Амалия пожала плечами, вытащила из сумочки сигареты и молча направилась на улицу.

Она вдыхала горький дым тонких сигарет, приправленный ментолом, и думала, что снова ее жизнью руководит кто-то извне, решая за нее, что делать, на свое усмотрение направляя ее жизнь. Такое случалось и раньше, но не напрягало, ведь ее существование уже много лет направлял Артур, и она ему полностью доверяла. А кому еще ей было доверять? Отец умер, когда она была еще школьницей. Мама радовалась, что дочь учится в столице, хотя и рано выскочила замуж, правда, за своего, за надежного… А когда мама за несколько месяцев сгорела от рака, у Амалии и вовсе никого не осталось. Кроме Артура. Их судьбы сплелись и долго шли в одном направлении, пока не…

Сейчас она сама пыталась определять векторы, как-то наполнять и направлять свои дни, но в глубине души чувствовала, что это у нее получается довольно плохо. Иногда даже казалось, что она существует где-то в другом измерении, не так, как все люди вокруг, которые куда-то несутся, что-то делают, кипят эмоциями, и далеко не всегда положительными. Она же последние месяцы плавала, как уставшая пчела в сиропе, безразличная к окружающей жизни и даже к тому, что будет дальше с ней самой.

Выбросив окурок в мусорник, Амалия снова почувствовала голод, вернулась в кафе и спросила, готов ли ее заказ.

– Уже-уже! Поднимайтесь! Две минуты! – прощебетала Аня.

Амалия взяла с барной стойки коробочку-подарок и пошла к своему столику. Еще до того, как подошла Аня, она сняла резинку, развернула белый лист-трубочку, и глаза ее побежали по рукописному тексту – ведь кто знает, что именно придется ей читать вслух этому странному Виктору?

…Я обожаю экспериментировать. С тех пор как прочла Зюскиндовского «Парфюмера», не представляю своей жизни без экспериментов. Мне трудно, я совсем не приспособлена к обычной жизни обычного человека. Не понимаю, как это: изнывать у телевизора или оценивать новую одежду соседки. Меня это не интересует.

У меня нет семьи, я не думаю о какой-то там влюбленности, не верю в любовь, меня не интересует политика, я не опаздываю на работу и ухожу оттуда позже других. А еще я всегда спешу домой. Прежде всего – к винному погребу. Дорогу туда знаю только я. Темное и сухое его нутро тысячу лет сторожил Див, однако еще до моего рождения он исчез с насиженного места. Перестал показываться людям сразу после войны. А до тех пор сидел у входа в погреб, сторожил старый сад, который ветками кланялся ему до земли, яблоки падали, между ними падали снаряды, и яблони были в белой пене сока. Сок бродил, яблони упивались им и плакали. Див занес в погреб немного яблок, ими потом угощал голодных птиц, а сам не ел. Он поседел и состарился. Приглядывал за старым садом, вытаскивал из покореженных стволов подгоревшие гильзы, деревья стонали от боли и отчаяния. Потом внезапно он исчез. А вход в погреб закрыл камнем.

Мне было два года, когда полынная звезда, как и предсказано было библейскими пророчествами, упала в украинские степи [14]14
  Украинское народное название полыни – «чернобыль» или «чернобыльник».


[Закрыть] . Треть вод стали горькими, и мне снилась седая полынь. Я не знала, что это полынь, седое марево пекло, окутывало едким дымом. Див приходил в мои сны вместо отца, выносил меня из той жгучей боли, дул на меня холодным спасительным ветерком. Я не видела его лица, но чувствовала его руки. Они были холодными.

Так продолжалось еще двенадцать лет.

…

…Мне шестнадцать. Вчера получила паспорт, а завтра вступит в свои права последний месяц лета. К матери неспешно подходит сосед:

–  Мария, ох и ежевики в этом году уродило! Я уж и вино поставил бродить. Сейчас снова за ней иду. Может, кто из вас хочет пойти со мной?

Мама не соглашается. У нее много работы. Но… тут же рядом я.

–  Вместо того чтобы книжку читать, иди-ка с Иосифом по ежевику. Принесешь, варенья наварим. И вина приготовим!

Мы идем долго. Дядя Иосиф ведет меня по незнакомой дороге. Лес сгущается, просвета не видно.

–  Нам еще далеко?

–  Потерпи, еще немного…

Вскоре мы выходим на большую светлую поляну. Под ноги попадают ежевичные гроздья, я ступаю осторожно, но за мной остается чернильный след. Ягоды сладкие, ем их досыта, собираю в кувшин. Он наполняется быстро.

Дядя Иосиф смеется. Он уже соглашается идти домой. Но вот только дособирает ведро ягод. Я помогаю. Мы рядом, я слышу его дыхание. Он то и дело поглядывает на меня, сыплет в ладонь самые лучшие ягоды:

–  Попробуй…

Ягоды сладкие, взгляд его лукавый.

Солнце тонет в вечерней пыли, мы еще не вышли из лесу, а уже сумерки окутывают все вокруг. Дядя Иосиф находит поваленное дерево, медленно усаживается:

–  Иди сюда, отдохнем немного.

Я сажусь рядом.

–  Ты, наверное, замерзла. – И накрывает меня плащом.

–  Дядя Иосиф, а вы похожи на Дива…

–  На какого еще Дива? – шевелит бровями. А потом добавляет: – А ты красивая…

Взгляд его снова становится лукавым, он обнимает меня. Его губы холодные и шершавые.

Я вырываюсь из его объятий. Но он не спешит отпустить меня.

–  Пустите… Мне больно! Больно, слышите…

Он неохотно отпускает.

–  Чего боишься? Я нежно…

–  Не надо мне с вами отношений!

–  А может, передумаешь? – заговорщицки подмигивает мне.

–  Не передумаю.

Мы выходим из леса, он идет позади меня. И уже на нашей улице говорит:

–  Ты ж никому не скажешь, правда?

Я не скажу, потому что мне стыдно и боязно. Но…

–  Не скажу, если дадите мне рецепт вина из ежевики! Иначе напишу на вас заявление в милицию.

У Иосифа вино из ежевики лучшее в деревне. Так говорит мой отчим.

Вечером он принес записанный на газетной бумаге рецепт вина. На следующий день вино уже бродило в большой зеленой бутыли. Когда оно настоялось и стало густым, аж тягучим, я попробовала его. В тот день выпал первый снег.