Текст книги "Неслучайная мама для дочки миллионера (СИ)"

Автор книги: Мила Дали

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Две ложки мы съели и почти не уляпались.

Створка в детскую неожиданно открывается. Я оборачиваюсь с чашечкой в руках и вижу ее. Госпожу Инну, с грозным видом замершую на пороге. Она делает шаг, искоса поглядывая на камеру и стервозная мина тут же меняется на ангельскую.

Как мило… просто нет слов… ага.

– Александра! Моя любимая доченька! Какое счастье!

С запалом вскрикивает и громко стучит тапками с каблуками. Пугает ребенка, а меня так вообще наповал рубит. Отстраняюсь, чтобы госпожа беспрепятственно могла поздороваться с Александрой.

Девять часов, а Инна уже при параде с прической и профессиональным макияжем. В халатике шелковом явилась, но в нем чертовки неудобно при контакте с детьми. Инна охает и тянет свои ручища к девочке. Я волнуюсь, ведь у женщины слишком длинные ногти и как бы ни поцарапала малышку.

Но не за этим она пришла в детскую так рано. Инна лишь делает вид, что я просто предмет интерьера и меня здесь нет. Госпожа решила взглянуть на новую няньку – вот цель ее визита.

Мы обе обращаем внимание к входу детской, когда слышим голос Самары:

– Богдан Александрович приехал. К себе зовет.

– А почему сейчас? Что-то случилось? Уже бегу!

– Не вас госпожа, он требует няньку.

Глава 9.

Уголки губ Инны стремительно ползут вниз. Женщина остервенело сопит, забывая о камерах, ребенке, своем благостном образе целомудренной хранительницы очага. Она сковывает саму себя, чтобы не устроить скандал, молнией кидает на меня отравленный взгляд.

От богемной дивы у Инны остаются халат и тапки… Ее лицо искажается, выдает истинную сущность.

Я отвожу глаза в пол и быстрым шагом направляюсь прочь, пересекаюсь с прихвостней-служанкой на пороге. Самара держится подле своей госпожи.

Не теряя времени, спешу вниз, интуитивно догадываясь, что найду Богдана в кабинете. Он крайне занятой человек, значит, цель его возвращения действительно срочная. Почти срываюсь на хромой бег, взмахиваю руками для скорости, заполошно скребусь ногтями по двери в кабинет, выждав секунду, приоткрываю створку.

– Можно?..

– Нужно!

Грубо отвечает, заставляет меня вздрогнуть. Я проскальзываю внутрь и тут же натыкаюсь, на пронзительный взгляд Богдана. Опасно поблескивающий, неотрывный. Насквозь пробирает меня, вводя в замешательство и неловкость. Мужчина расположился за столом.

Часто моргаю в ответ на бесцеремонную сверлежку, от волнения поправляю волосы.

Богдан резко поднимается, роняет собой кресло и то валится, разнося грохот вплоть до первого этажа. Царёв львом на меня смотрит, упираясь кулаками в столешницу. Кажется его терпение на исходе, еще мгновенье и рванет все. Богдан почти искрит, топит меня, без слов и оружия уничтожает. Будто распять хочет.

А я грешницей замерла посреди кабинета, ощущая в спине колкие вибрации холода. Сейчас мне страшно находиться с ним наедине, однако, сама зависаю взглядом на мужчине, утопая в его страсти.

– Можешь не надеяться, что я позволю тебе кувыркаться в постели с охранником, – хрипло выбивает из себя Царёв, медленно выпрямляется, укладывает руки за спину. – Не в моем доме.

Он будто превращается в глыбу льда, напряженно огибает стол, проходит ближе ко мне и застывает напротив. В глыбу льда внутри которой непостижим образом я различаю пламя. Богдан горит душой, но тщательно скрывает, прячется за маской непрошибаемого айсберга.

И нет, новость, преподнесенная блошиными языками сплетников, меня не удивляет. Я догадываюсь, кто главенствует парадом и гордо несет знамя подлизы пятой точки госпожи Инны. Самара.

– Наур явился сам. Он… он набросился. Как животное.

Отвечаю спокойно, и лишь слабые трепыхания в голосе, выдают мою обиду. Я не виновата и не собираюсь стыдливо прятать глаза от Царёва, надеясь на амнистию. Мне некомфортно. Скрещиваю руки, чтобы хоть как-то отгородиться, но отступать или увеличивать дистанцию между мной и Богданом не намерена. Потерпевшая сторона здесь я, однако, Царёв буйствует, точно уличил в предательстве и теперь жаждет возмездия.

– Меня не волнуют ваши ролевые игры.

– Да как вы смеете?! Проверьте камеры! Наур домогался!

И какую же роль отводит мне господин в этом парном безумии? Безумии поехавшего на всю голову начальника охраны и повелителя всея Руси Царёва.

Взвинчиваюсь, коряво отшатываюсь, но Богдан задерживает, крепко схватив мое запястье.

– Я посмотрел! – Сдавливает мне руку сильнее. – Самара вовремя вас застукала! А ты побежала… оправдываться… лгать… ночью… ко мне. Почему не вошла? В спальню…

Сокрушающий тон оседает в гортани Царёва. Теперь его дыхание резче, а взгляд глубже. В самую душу. Вызывающе дергает рукой, принуждает меня упереться ладонью в его грудь.

– Не захотела! – дерзнув, тут же закрываю рот.

На самом деле струсила. Испугалась потревожить хозяина и невесту. Показаться неуместной, глупой. Но Царёву об этом знать необязательно.

– Понизь гонор, Валерия Михайловна. Не забывай, кто стоит перед тобой.

Критично он позволяет сдавить мое запястье и через секунду отпускает полностью. Насильно заставляет себя отступить к рабочему столу. Над Богданом все еще господствует раж и вместо моей руки, господин берет маркер из подставки, проворачивает его в пальцах, чтобы унять свой пыл.

Горделиво задираю лицо. Оговоренная, но не сломленная на жестком допросе.

– Я бы посоветовала вам обсудить эту ситуацию и с Науром. Посмотреть ему в глаза так же, как мне.

– Оставьте, Валерия Михайловна, образ жертвы. Я уже провел индивидуальную беседу с охранником.

И? Богдан по-прежнему суров. Конечно же, ему легче поверить двадцати человек персонала, а не какой-то няньке. Своей Инне. Они все здесь против меня, клюют, выдумывают гадости. Я вижу, как Богдан впервые отводит взгляд из всего времени нашего разговора. Разочарованно.

Чувствую, как сердце бьется в агонии, как жаром опаляет лицо и шею. Глаза щипят, вот-вот разревусь. Не дожидаясь одобрения, сама разворачиваюсь и несусь вон из кабинета. Хлопаю дверью, на ходу утираю градом текущие слезы. Нужно умыться.

В западной части коридора, у лестницы, нос к носу сталкиваюсь с вездесущей Самарой. Женщина замечает мое расстройство и непременно порадует Инночку новостью.

Кое-как придя в себя, я возвращаюсь в детскую, но комната встречает меня пустотой. Взволнованно метаюсь глазами по пространству. Вроде ничего не случилось, но паника душит. Забывая надеть курточку, тороплюсь вниз. В гостиной невзрачная уборщица смахивает перьевой метелкой пыль с антикварной вазы и говорит, госпожа Инна гуляет с дочерью в саду.

По мраморной плитке шагаю к выходу, толкаю железную дверь и замираю на крыльце. Зябко поежившись, обнимаю себя руками. Осенний ветер насквозь продувает льняную форму, вызывая мелкую дрожь. Стискиваю зубы, чтобы не стучали, миную террасу и спускаюсь во двор.

Топаю по мощеной светлой дорожке, ведущей к зоне отдыха.

Дрожь по телу стократно усиливается, когда поодаль у кустов бузины я замечаю Наура.

Охранник, как всегда, одет во все черное, лишь белый воротник рубашки оттеняет его смуглую кожу. На нем наушник с проводом для связи, а из кармана торчит рация. Наур стоит спиной, точно каменное изваяние и лишь звук моих шагов привлекает его внимание.

Волком оборачивается,, взирая на меня как на кусок мяса. Смотрит через темные солнцезащитные очки, но не подходит. Я округляю глаза, видя лицо Наура, точнее, опухшую, посиневшую переносицу. Охранник залепил ее пластырем. Матерь Божья…

Кажется, ему не хило досталось. Единственный человек в этом огромном доме, кто не боится Наура – Царёв. Единственный человек, рука которого намного тяжелее руки начальника охраны. Неужели? Отвожу глаза от Наура и невольно улыбаюсь. Именно так нужно разговаривать с мерзавцами. На их языке.

За плечами будто вырастают крылья, распрямляю стать, ускоряю шаг.

Получается, я не пустое место и что-то значу в роскошном, но пропитанном желчью особняке, украшенным позолотой. Не для всех я комом стала в горле, а сам хозяин не считает меня ветошью в углу. Ругался, кричал, как всегда, но… заступился ведь.

– Моя вкусная Лер-р-ра…

Наур говорит тихо, попутный ветер доносит его голос.

– Мало тебе?

Не оборачиваясь, вскрикиваю, стараясь убраться подальше.

– Я достаточно сошел с ума, чтобы довести дело до конца.

С опаской оглядываюсь, но охранник продолжает оставаться на месте. Он слегка клонит голову набок, мол, ты иди, я разрешаю. Пока солнце не спряталось за горизонтом.

С окончанием лета у большинства соседей пожелтел газон, но только не у Царёва. Складывается впечатление, что Богдан каждое утро заставляет садовника с ведром, кистью в руках выходить на лужайку и разукрашивать траву в сочный зеленый.

Любуясь камелией и вдыхая аромат пихты, подхожу к трехъярусному фонтану, а прямо за ним на каменной площадке с лавками я вижу Инну. Наверное, даже в тридцатиградусную жару дамочка не снимает меха. Правда, сейчас на ней не норка, а дымчатый соболь. Красиво жить не запретишь, когда рядом такой мужчина, как Богдан. Щедрый.

Инна ковыряет носком туфли плитку и по шею увлечена беседой. Она говорит громко, с запалом, меня не замечает, погружена в телефон:

– Альбина! Фак, Альбина! Я прилетела из Милана, мы так долго не виделись с Богданом, а он не пригласил меня этой ночью к себе! – как лопастью обмахивается свободной рукой, с клубами пара выплескивая возмущение. – Не ииуу, Альбина, а треш! Это она, гадина, во всем виновата новая нянька! Стоило мне отлучиться, как Богдаша принял на работу… – Инна замирает и внимательно слушает. – Какая красотка? Ни рожи ни кожи. Мышь, мыщ-щь, Альбина. Я в шоке, но ничего… не будет ей житья. Удавлю! Убью! Со света сгною!

Во-о-от. Что ни на есть ипостась благостной Инны. Знал бы Царёв.

Я перевожу внимание на коляску. Чертова Инна усадила малышку, а застегнуть ремни для безопасности и опустить держатель ума не хватило. Александра егозит, дрыгается, еще чуть-чуть и свалится на каменную плитку, лоб расшибет.

Я рожала, но никогда не воспитывала собственных детей, а в это мгновение во мне точно взыграл материнский инстинкт. Бешеный, импульсивный.

Срываюсь с места, бегу, сама падаю перед коляской, ударяя колени, но успеваю перехватить ребенка. С облегчением выдыхаю, прижимая к груди Александру. Кажется, девочка тоже напугалась. Сидя на плитке, я поднимаю глаза на Инну, и та с психом прячет смартфон в карман шубы.

– Явилась, наконец-то! Тебе следует лучше приглядывать за нашей дочерью. Видишь, к чему приводит нерасторопность. Нянька.

Инна фурией разворачивается, оставляя шлейф приторных духов, скрывается за голубыми елями. Возвращается в дом.

Адовый коктейль из тревоги и адреналина в крови утихает, я чувствую, насколько замерзла. Так, что кончики пальцев на руках онемели. А малышке хорошо в теплом костюме и шапочке с мохнатым смешным помпоном.

– Ну и мы не будем задерживаться. Да? Сашуля…

Касаюсь ее носа-кнопки, усаживаю обратно в коляску, как личный водитель качу маленькую госпожу в особняк.

Пока заезжаем внутрь, из перешептывания уборщицы и поварихи узнаю, что Богдан Александрович разъяренный покинул дом. Теперь персонал его боится, и не хотят показываться на глаза.

А мне плавать. На пару с Александрой поднимаемся в детскую, оставляя коляску в прихожей. В обеденный сон малышки я успеваю перекусить и немного расслабиться на диванчике с книгой. Гаджеты во время работы Богдан не поощряет.

К пяти вечера я и Александра расположились на мягком ковре, и собираем пирамиду из колечек, насаживая их на палку.

Смотрю на дочь Царёва и вижу в ней себя. Так странно. До холодных мурашек. Помню свои фотографии и сопоставляю с ребенком. Столько месяцев прошло после родов, но я все еще не могу оправиться. Мой разум выдает желаемое за действительное, нужно гнать прочь эти мысли. Нельзя привязываться к чужому ребенку.

В семнадцать ноль-ноль без стука к нам заходит Самара:

– Хозяин вернулся, говорит, можешь быть свободна, он лично займется Александрой.

– Так рано? Мы еще не закончили.

– Богдан Александрович сказал, надо выполнять, – Самара пренебрежительно корчит лицо, – но если настаиваешь, я передам, что ты не согласна.

– Нет, я ухожу, Самара, ухожу.

Переместив девочку в манеж с игрушками, удаляюсь из детской.

На кухне для слуг набираю еды, бутылку с водой, чтобы лишний раз не повстречаться с Науром. Пока охранник на посту, я принимаю душ, и к семи вечера полностью оседаю в комнате, заперев дверь и оставив в скважине ключ.

Лениво падаю на кровать и щелкаю пультом. Включаю телевизор. Ведущая местного канала и королева бредней, мастерски трепет всю ту же заезженную пластинку про Царёва, про его выходку. Жму красную кнопку, откидываю пульт.

И почему Богдан с высоты своего Олимпа еще не наказал сотрудников СМИ? Не пустил по ним гром и молнии? Загадка. Бизнесмен упорно игнорирует все, что о нем говорят. И большинство верит. Я, нет.

Перекатываюсь по матрасу, встаю, бездумно подхожу к окну. Уже темно, но это не мешает мне увидеть во дворе Царёвых в полном составе. Прям образцовая семья, скажу вам. Они рядом с забором дышат свежим воздухом. Богдан надежно вцепился в коляску, а непорочная Инна держит его под руку.

Конечно. Ну, ничего, сейчас я вам покажу…

Стоит отметить, что я еще не тронулась умом и вытворять лишенные здравого понимания финты не собираюсь. Действую грамотно. Мне хорошо известны правила контракта, все пунктики “можно и нельзя”. В перечне нет строки, а также в законодательстве страны и императора Царёва, о запрете на танцы. В нерабочее время, под едва слышную музыку из телефона. Этим Богдан не сможет попрекнуть уж точно.

Отстраняюсь от окна и становлюсь боком. В аккурат между кроватью и прозрачным стеклом от пола до потолка. Принимаю положение так, чтобы меня было видно даже с холмов Новой Зеландии, о дворе Богдана не веду и речи.

Жаль на мне топик и пижамные шорты, а не красивое платье, придется подкупать грацией. Мелодия на телефоне прибавляет мне уверенности, первый взмах рукой дается с большим усилием, будто гирю на цепи подвесили. Делаю легкий прогиб.

Для чего мне это нужно? Наверное, я устала быть ненавистной мишенью и терпеть нападки. Устала быть хорошей. Наверное, хочу показать Богдану, что как женщина тоже имею ценность, не меньше Инны. Не знаю дальнейшей реакции господина, я просто себе это разрешила. Подумаю о содеянном завтра.

В зеркальной дверце шкафа я вижу привлекательную Леру, она улыбается и представляет себя на сцене Мулен Руж.

Поднимаю вторую руку, плавно рисуя ей петли в воздухе. Старая травма утихла, поэтому чуть отводя бедра, кружусь, исполняя танцевальные пируэты. Я контролирую тело, чтобы движения выглядели скорее изящными, чем пошлыми. Почти невесомыми.

В танце стреляю глазами во двор. Внимая отдельные кадрики, но даже из них понятно – Царёв заметил меня. Фундаментально. Раньше Богдан располагался вполоборота, а сейчас он четко обернулся ко мне. Богдан смотрит, даже когда я отворачиваюсь спиной, смотрит, когда я поправляю слетевшую лямку топа, смотрит, когда я касаюсь своей кожи кончиками пальцев.

А в зеркальном отражении Лера улыбается шире, ее щеки, как и душа, горят, глаза блестят. С чего бы вдруг, но я радуюсь текущему моменту искренне, хватаю ртом воздух, потому что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

Я вдохновлена и начинаю верить в свое обаяние. Позволяю себе кошкой прогнуться и заманчиво встряхнуть копной волос, игриво вильнуть бедром, а потом рассмеяться от нового кадра, где Инна пытается закрыть от меня Царёва, расстегнув меховушку и растопырив края как ширму.

Но Валерию Майскую не так легко победить. Я взбираюсь на кровать и продолжаю, напрочь забываю навеянные обществом штампы, мол, знай свое место. Если нет денег, значит, удел твой Васька из второго подъезда, а Царёвы лебедей выбирают.

Подпрыгиваю и опять смеюсь. Мне тушью нельзя подкрасить ресницы, а главная лебедь боится выйти из комнаты без боевой размалёвки. Интересно, а Богдан видел когда-нибудь Инну в естестве?

Сдуваю с лица выпавшую прядь волос, кидаю мимолетный взгляд в окно, но по ту сторону только опустевший двор. Возбужденно падаю на матрас, поджимая к груди коленки. Во дала… отдышаться не могу. Представляю, как госпожа лютует. Инна и без незапланированных исполнений грозилась меня убить, поэтому ничего не теряю.

До самой ночи стараюсь успокоиться и много пью воды, выхожу пару раз в уборную, крадусь как по минному полю, но ничего со мной не случается. Выключаю свет, кое-как засыпаю и снова вздрагиваю от телефонного звонка. Когда на экране высвечивается Папа, лихорадочно отвечаю, и приятные ощущения сменяются диким страхом. Три часа ночи.

– Ахмед заявился. Сказал, кости нам с матерью переломает, а если в полицию сунемся, так… ох…

– Папа, папа! – отчаянно взвизгиваю, но тут же беру себя в руки. – У тебя давление. Ты принимал лекарства?

– Плохо совсем. Всю душу они нам вытрясли. Говорят, с людьми в форме у них давно дела налажены. Два дня сроку дали. Потом…

– Тише, отец. Я найду деньги. Обещаю.

Мы прощаемся, и я готова рвать на себе волосы, выть. Судорожно подскакиваю с кровати, при свете луны хожу из угла в угол. Кусаю губы и пальцы, заглушая скулежку.

Ощутив мимолетное счастье, я снова рухнула, разбилась об острые скалы суровой реальности. На мне все еще висит тяжкое долговое бремя.

Токсичные мысли одна за одной возвращаются, с воспоминаниями закручиваются в черный клубок. Реву, сползаю по стенке, опять перед глазами вспыхивает картина, разломившая жизнь на две грани.

Ночь, когда примерно в это же время, в лощеной палате клиники у меня начались роды. Первые. Прошло столько времени, но тело до сих пор чувствует. Фантомно.

Я старалась, выбивалась из сил, хваталась за поручни акушерского стола, бога молила, лишь бы все завершилось удачно. Я прощалась с человечком, маленькой девочкой, ставшей для меня по-настоящему родной. Главврач клиники не разрешила даже взглянуть на младенца, прижать к груди. Малышку сразу забрали, и вместе с ней ушло что-то еще.

– Хватит реветь. Своего родишь, тоже мне трагедия. Это бизнес, а ты всего лишь сосуд!

– Пожалуйста, можно ее увидеть. На секунду.

– Ни за что! Увезти девушку в палату.

Наутро, когда после укола проснулась, увидела на прикроватной тумбе бумажный конверт. Содержимого хватало, чтобы перекрыть заем и проценты. Тогда я не знала, что вдобавок нам накрутили пеня. Немыслимые.

А еще мне оставили огромный букет белых роз с шипами. Охапку. С тех пор терпеть не могу эти цветы. До тошноты.

Главврач твердила, что я слишком мнительна, но чувства предательства не отпускают меня по сей день.

Ударяю кулаком в пол и сгораю. Я не хочу больше никого терять. Всхлипываю, поднимаюсь на ноги, и не думая ни о чем вылетаю из комнаты. В потемках спускаюсь на второй этаж, прямо сейчас и не минутой позже я попрошу у Царёва заем. Не уйду, пока не согласится, землю глотать буду, если понадобится.

О комфорте и сне Инны забочусь в последнюю очередь. Ворвусь посреди ночи, нет, сначала постучу, а потом ворвусь в спальню Богдана!

Топая босыми ногами по коридору, замечаю узкую полоску света, не из комнаты, а в кабинете. Выдыхаю, не останавливаясь, вхожу, но здесь никого не оказывается. Оглядевшись, собираюсь вернуться, а глаза, будто сами въедаются в листы, разбросанные на столе. Хмурюсь, шагаю ближе, беру один из. Я вижу договор с той самой элитной клиникой, в которой рожала…

Глава 10.

Богдан.

Вечером после ужина Инна сама вошла ко мне в комнату. Нарядилась в мой любимый еще месяц назад красный комплект кружевного белья. А я не захотел, не смог себя заставить. Сославшись на дела, оставил женщину засыпать одну в холодной постели.

Черт ногу сломил в мыслях с появлением няньки. В кабинете проверял отчеты и все равно кипел. В голове то и дело всплывали фальшивые образы Валерии и Наура. Как они вместе занимаются… и девушке нравится. Срываюсь на Валерию, будто она моя собственность, личная принадлежность. Подсознательно.

На часах уже три и до отъезда в офис времени мало, выключаю ноутбук. Раздраженно тру переносицу, зачем-то достаю из ящика договор с клиникой, пролистывая страницы, в поисках предпоследней, где сверху досье на Майскую прикреплено ее фото.

– Царёв, только влечения к посредственной няньке тебе не хватало.

Подбрасываю листы, и те хаотично разлетаются по столу.

Я очень много работаю, мне нужен отдых, чтобы прийти в норму и перестать думать об аферистке. Ее и так предостаточно с недавних пор. Персонал освобожден до утра, сам заварю кофе. Я выхожу из кабинета и на кухне хриплю в воздух отменной бранью, вспоминая о забытом на столе телефоне.

В отличие ото всех, мне не до сна и грядущий день со стопроцентной вероятностью будет непродуктивным. Под самовыдвинутые прогнозы возвращаюсь на второй этаж и замираю на пороге кабинета. В какой-то степени радуюсь и одновременно порчу себе кровь при виде коротеньких шорт на асексуальной попе Валерии Михайловны.

– Быстро положила бумаги на место! Зачем пришла?

От испуга нянька подпрыгивает и роняет листы, а я вспоминаю, как она танцевала.

Пластично, изысканно, продумывая каждый жест. Для меня. Она показывала, завлекала, делала все, чтобы искусить. Движение за движением, языком тела притягивала, и мой взгляд полз от щиколоток до макушки Валерии. Я изучал, сравнивал, находя в ней будоражащие отголоски прелести.

Нянька отвернута спиной и не видит, как сложно мне удается сохранять спокойствие.

– Богдан Александрович, я хочу попросить у вас денег… Взаймы…

Конечно. В принципе я не удивлен. Нянька прочитала договор, еще раз убедившись в своей правоте, неотъемлемым участием в зачатии Александры. Родстве.

Будто трезвею, прячу руки за поясницу, медленно подхожу и становлюсь рядом. Сверху вниз наблюдаю, как шантажистка мастерски разыгрывает драму. И у нее неплохо получается даже слезы давить не нужно, сами катятся. Талант. Позже я обязательно поаплодирую Майской.

– Сколько?

– Много, очень много.

– Конкретнее.

Начинаю откровенно вскипать. Был бы мужик на месте няньки, давно разорвал.

Валерия молча берет из подставки шариковую ручку, блокнот. Капает слезами на бумагу и рисует довольно внушительную сумму. Ухмыляюсь. Во столько ты оценила нашу с тобой дочь, Валерия Михайловна?

– Я… я отработаю. Сделаю все, что прикажите, мои родители…

– Не стоит оправдываться. Неинтересно. – У меня трясутся руки от напряжения. Взятый со столешницы айфон едва не вываливается из пальцев. – Плачу? в два раза больше, но есть одно условие.

– На все согласна!

Визжит и тут же сдавливает себя Валерия, закусывая ладонь словно кляп. Дрожит не меньше моего. Мошенница. Она танцевала для меня и хотела соблазнить. Зачем? Ради того, чтобы ночью явиться и попросить денег? Нахожу номер Майской и перевожу на карту сумму, как и обещал, после тянусь к ее лицу и вытираю жаркие слезы.

– Ты уедешь из моего дома. Немедленно. Собирай вещи и выметайся, прямо сейчас.

– Но, как же, Богдан Александрович? Я буду работать бесплатно, сколько положено.

– Вон! Пошла вон!..

Ору. Грубо. Еще сильнее пугаю няньку, и она шарахается от меня как от огня. Ревет, воет. Краснеет от собственной истерики, но пятится. Горбится, обнимает себя руками и стыдливо опускает голову, как побитая собака. Еле шевелит ногами, меня кромсает, ничего не говоря, наизнанку выворачивает.

– …Быстрее!

С трудом выжимаю из себя, и девушка ускоряет шаг.

– Простите, поймите. У меня безвыходная ситуация, мои родители старики…

Уже на пороге бормочет, но я плохо воспринимаю информацию. Сквозь затуманенную пелену вижу, как нянька укладывает ладонь на дверную ручку, и мой рассудок крошится вдрызг:

– Стоять!

Я больше не принадлежу себе, как под гипнозом срываюсь, настигаю Валерию, хватаю, отталкиваю обратно в кабинет. Околдовано запираю дверь на ключ, а когда разворачиваюсь, бледная, растерянная Валерия, обледенело замерла там, где я ее оставил. Смотрит большими кукольными глазами, приоткрыв рот.

А мне еще жарче. Застегнутая на все пуговицы рубашка сковывает, душит. Нервно сдираю пуговицы из петель, возвращаюсь к няньке, обхватываю ее руками за плечи и тащу к столу.

– Что вы делаете?!

Мне нечего ответить, теряю дар речи. Забываю, как говорить. Валерия тихонько взвизгивает, когда я исступленно швыряю со столешницы все -бумаги, ноутбук, органайзер. Тяжело дышу, оборачиваюсь к няньке, а она закрыла глаза и шепотом молится. На полном серьезе.

Плевать, я позволяю себе коснуться Валерии ниже талии, подхватить на руки и усадить на стол. Цепенею, считывая в глазах няньки восхищение на грани ужаса. Она меня боится и одновременно сгорает.

Рывком подтягиваю к себе ближе. В моих чувствах, мыслях, теле начинается процесс, который уже необратим. Нещадно давлю на хрупкие позвонки Валерии, заставляя прогнуться для меня. Втягиваю ее аромат, легкий, весенний, цветочный и в эту ночь я выжил из ума окончательно.

Нарошечная пижама няньки трещит, не выдерживая моего натиска. От прикосновений бледная кожа няньки отогревается и, разгоняя кровь, вспыхивает на глазах. Звон металлической бляшки моего ремня, точно кнутом хлещет по коже Валерии, опаляя красными пятнами возбуждения и трепета.

Она чуть приоткрывает губы, хочет что-то сказать. Рвано дышу, хватаю ее за шею, заглушаю поцелуем попытки на возражения, оправдания, лжи. Только не сейчас. Сдвигаю няньку на самый край стола. И она снова кусает губы, закрывает глаза, а я… впрочем…

– Богдан Александрович… так нельзя…Богдан… господи, нет… ах…!

– Обними меня крепче, Валерия...

Лера.

Когда Богдан осипшим голосом стонет и отстраняется, свожу дрожащие ноги, продолжаю сидеть на столе. Онемела, с замиранием наблюдаю, как Царёв поправляет свои брюки, боюсь пошелохнуться. Тело до сих пор охвачено сладкой вибрацией, по спине стекают капельки пота и щекочут.

Что мы наделали…

Богдан застегивает ремень и смотрит на меня исподлобья, нет его глаза вовсе не суровые, как прежде. Скорее удовлетворенные. Сытые.

А я будто умерла, отдала всю себя без остатка, позволила Богдану выпить из меня душу, а пустоту заполнить собой. Отвожу взгляд и с ужасом замечаю на полу испорченную пижаму. В лоскуты разодрал. Жестко растерзал, словно вымещал на ткани то, о чем молчит.

– Валерия…

Щелкает возле носа, заставляя очнуться. Я не знаю теперь, как преподносить себя рядом с Царёвым, в голове ни одной светлой идеи. Опустошена. Стиснув зубы, стыдливо прикрываюсь и соскальзываю с гладкой поверхности стола. Наутро в кабинет следует вызвать уборщицу, чтобы смыла остатки порока.

А Богдан все еще смотрит. Неотрывно. Он снимает с себя рубашку и накидывает мне сверху на плечи. Пижаме теперь место в мусорке.

– Я куплю тебе новую.

– Не нужно… у меня есть запасная… – шепчу и от волнения приседаю в реверансе. – Извините.

Всё. На цыпочках обхожу Богдана, у выхода из кабинета почти бегу, лишь бы поскорее спрятаться.

Если на секунду забыть стереотипные мнения, то не раскаиваюсь. Фигушки. Сегодня ночью я видела небо в алмазах. Без преувеличения. Я чувствовала себя по-настоящему желанной и отвечала тем же.

Но сейчас мне лучше убраться, судя по неоднозначной реакции Богдана после случившегося. Прошмыгиваю в коридор, оглядевшись, суетливо перебираю ногами к лестнице. Я слышу четкие, уверенные шаги за спиной и прибавляю темп.

Тяжелая рука Богдана раскаленным обручем захватывает мою талию. Невозмутимый Царёв двигается рядом, полностью одобряя маршрут. Останавливаемся напротив моей двери.

– Вы хотите войти?

– Я хочу остаться с тобой.

Не дожидаясь ответа, Царёв толкает створку и напором тела заставляет шагнуть внутрь. Не включая свет, он валит меня на разобранную кровать. Вынуждая снова испытать то, что было между нами в кабинете.

Долго и яростно. До мокрой смятой постели… боже, как она скрипит... До моего изнеможения и мольбы прекратить. До влажных волос на голове как после душа, сорванного хрипа Царёва. И не осталось больше места на теле, которое не приласкал Богдан.

Я продолжаю ощущать его везде, даже когда господин пылко дыша, освобождает меня и укладывается на постель рядом. Этой ночью мы так и не заснули, полчаса остается до будничной суеты.

– Разрешите сегодня отлучиться в банк, чтобы выплатить долг родителей.

Слабо шепчу, прижимаясь щекой к горячей груди Богдана. Господин гладит мои волосы.

– Долг? Какой еще долг?

– Нашу семью обманули недобросовестные кредиторы. Они практически поставили нас на колени, загнали в тупик…

Слышу, как сердце Богдана ускоряет ритм.

– Именно из-за этого ты сюда явилась? Ради денег?

Улыбаюсь.

– Конечно. Мне нужны были деньги, вы так серьезно говорите очевидные вещи.

– А больше причин нет? Ни по кому не соскучилась?

– Эм…

– Езжай. – Он резко, даже грубо отвечает, тактично сдвигает меня в сторону и поднимается с кровати.– Опаздываю в офис.

Не оборачиваясь, удаляется вон, оставляя на прощание весьма странное недоумение. Хотя чему удивляться? Это просто очередной выпад Царёва.

– Ну и характер у тебя… хуже сварливой бабки…

В отсутствие Богдана, позволяю себе колкую издевку. Растягиваюсь, как кошка на постели, перекатываюсь с боку на бок, так неохота вставать…

Даже представить не могу, что теперь будет. Семь кар небесных обрушит на мою голову Инна, если узнает. А это непременно произойдет, ведь поведение и то, как громко произносил Богдан мое имя ночью, не слишком-то похоже на действия неверного мужа. Царёв и не думал скрываться. Только он здесь хозяин и в его власти делать то, что заблагорассудится.

Интересно, какие чувства я вызываю у господина?

Вяло насмеливаюсь и встаю. На романтизме беру халат и топаю в ванну.

Пока моюсь, вспоминаю контракт на столе, точнее, лист, из середины стопки. Всегда полагала, что дочка Царёва была рождена в лучшей клинике Штатов, а не у нас в городе. Так заявлял сам Богдан. Но в документах я успела заметить перечень услуг для будущей матери. Я выучила его наизусть, у меня был такой же… А как господин взбесился, когда увидел, что я взяла в руки документы? Странно. Очень странно.

Накидываю халат и сначала выглядываю из ванной. Сейчас Богдан в отъезде и я не могу быть полностью уверенной в своей безопасности. Быть под защитой. Но к счастью, кислоту на меня не выливают и нож в спину не бросают.

Я возвращаюсь в комнату, запираюсь на ключ, переодеваюсь в джинсы и свитер. Быстро смотаюсь в банк как раз в момент открытия и сразу обратно. Пора, наконец, зарыть нашу долговую яму. В семь сорок пять я слышу стук в дверь и напрягаюсь.

– Кто?..

Интересуюсь твердо, без намека на страх или сожаление. В змеином клубке нельзя показывать слабости. Пусть даже я одна против всех. По ту сторону двери странное затишье.

– …Кто? Вас спрашиваю!

Глава 11.

– Самара…

Выпроводить служанку у меня не получится и отсиживаться в комнате тоже. Я здесь в первую очередь работаю, поэтому подхожу к створке, проворачиваю ключ в скважине и открываю полотно сантиметров на десять. Выглядываю в щель и обмираю. Это шутка такая? Если да, то совсем несмешная.