Текст книги "Тварь. Кассеты Андерсона"

Автор книги: Микки Спиллейн

Соавторы: Лоренс Сандерс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Он побледнел. На лбу забилась маленькая вена, ногти судорожно сжатых рук до крови впились в ладони.

– Вы мне ничего не пришьете, – сказал он. – Я ничего не делал, клянусь.

– Да? Ты что взял из кабинета?

Пауза, потом он выдавил:

– Ничего.

Я принялся за его карманы – пусть только попробует брыкаться. Один за другим я выворачивал их, рассыпая содержимое вокруг кресла. Бумажник, корешки театральных билетов, два старых письма, ключи и пятьдесят центов мелочью. Все.

– Значит, твоя находка понадобилась кому-то еще, правильно? – он не ответил. – Ну, так она им и досталась.

– Я ничего не брал, – повторил он.

Он нагло врал.

– Тогда почему же они подстерегли тебя и чуть не вышибли мозги? Ответь-ка на это, – он не отозвался ни словом. Я достал завещание и помахал им у него под носом. – Бумажки лежали вместе, хотя те были важнее. Но что для тебя важнее завещания? Ты дурак, Гент-младший. Не за свое дело взялся, согласен? Если бы у тебя хватило соображения сжечь его, ты мог огрести немалые деньги при разделе наследства, тем более, что мальчонка несовершеннолетний. Так ведь нет, тебе все равно, если его найдут и утвердят, потому что то, другое, для тебя важнее. Там пахнет деньгами покрупнее. На что ты рассчитывал, Гент-младший, а?

В ответ на мою маленькую речь он только насмешливо ухмыльнулся.

– Ладно, – сказал я, – слушай, что я сейчас сделаю. Видок у тебя сейчас аховый, но ты просто красавец по сравнению с тем, как будешь выглядеть через десять минут. Буду лупить, пока из тебя дерьмо не поползет, и уж тогда у тебя развяжется язык. Ори сколько угодно, все равно тебе никто не поможет.

Я замахнулся. Он не стал ждать. Из него так и посыпалось.

– Не надо! Там не было ничего особенного. Однажды я... я украл у дяди деньги. Он поймал меня и заставил подписать признание. Я не хотел, чтобы его нашли, а то мне не досталось бы ни цента. Вот я его и взял.

– Да? Зачем же оно так понадобилось другим?

– Не знаю. В него было вложено еще что-то, я не посмотрел. Может быть, за этим они и охотились.

Я не мог сказать с уверенностью, врет он или нет. То, что он говорил, звучало правдоподобно.

– Ты стрелял в мисс Мэлком?

– Глупости, – я туже затянул галстук. – Пожалуйста, не надо, вы меня душите. Я ни в кого не стрелял. Я ее даже не видел. Ведь можно проверить, у полиции есть такой тест, правда?

– Да, парафиновый тест. Ты на него согласен?

С видом облегчения он кивнул. Я отпустил его. Если бы он действительно стрелял, то не совался бы со своей идеей. А перчаток он не надевал, это я знаю точно.

Перед домом затормозила машина, и Харви ввел невысокого плотного человечка с черным саквояжем, выдававшим его профессию. Они поспешили наверх. Я повернулся к Генту-младшему.

– Проваливай, да смотри не исчезай совсем. Если попробуешь дать тягу, сверну твою тощую шею. И запомни: если мисс Мэлком умрет – тебе крышка, так что лучше молись.

Он вскочил с кресла и почти бегом кинулся к двери. С дороги донесся удаляющийся топот ног. Я направился к лестнице.

* * *

– Как она?

Врач закрепил повязку пластырем и обернулся.

– Ничего серьезного. Обморок от шока, – он убрал инструменты в саквояж и достал записную книжку. Рокси пошевелилась и открыла глаза. – Вы, конечно, понимаете, что мне придется сообщить об этом. Полагается извещать полицию о всех случаях огнестрельных ранений. Попрошу имя.

Рокси посмотрела на меня с кровати. Я знаком переадресовал вопрос ей. Она пробормотала:

– Элен Мэлком.

– Адрес?

– Я живу здесь.

Она сообщила свой возраст. Врач записал ее приметы, потом спросил, нашел ли я пулю.

– Да, она застряла в стене. Тридцать второй калибр, кончик свинцовый. Я передам ее полиции, – он захлопнул книжку и сунул ее в чемоданчик. – Я хотел бы, чтобы вы взглянули и на мальчика, доктор, – добавил я. – Ему было очень плохо.

В двух словах я описал события последних дней. Доктор взял чемоданчик и последовал за мной.

– Я знаю мальчика, – сказал он. – Чрезмерное возбуждение вредно для любого юнца, в особенности при таком напряженном режиме, как у него.

– Вы и раньше к нему ходили? Я думал, его лечил отец.

– Самого мальчика я не видел, однако мне несколько раз случалось разговаривать в городе с его отцом, и он отзывался о сыне с большой гордостью.

– Я думаю. Вот и он.

Доктор начал считать пульс, а я подмигнул ему через плечо. Растон заулыбался в ответ. Пока врач осматривал его, я присел к столу и стал листать папку с большими, девять на двенадцать, фотографиями кино-ковбоев. Растон был гением, но мальчишеское в нем то и дело прорывалось наружу. На нижних полках среди прочих книг нашлось несколько свежих вестернов и кое-какие книжки по географии Америки восьмисотых годов. Над столом висело лассо и старая “десятигалонная” шляпа с автографом известнейшего из героических скотогонов Голливуда. Не знаю, почему Йорк не оставил своего сынишку в покое и не дал ему просто радоваться жизни, как положено ребятам. Готов спорить, Растон охотнее стал бы ковбоем, чем чудо-ребенком. Он увидел, как я разглядываю его вещи, и улыбнулся.

– Ты когда-нибудь бывал на Западе, Майк? – спросил он.

– Оттрубил пару месяцев в пустыне, когда меня призвали.

– А видел ты там хоть раз настоящего ковбоя?

– Нет, но мы с полгода были соседями по койке с одним ковбоем. Он ходил в сапогах с высокими каблуками, пока сержант его не обломал. Тот еще чудик. Не хотел снимать шляпу в душевой. Утром, как встанет, первым делом напяливал шляпу. Никак не мог привыкнуть к узким полям и все норовил прикоснуться к шляпе, встречая лейтенанта, вместо того, чтобы отдать честь.

Растон хихикнул.

– А он носил шестизарядный револьвер?

– Нет, но промаха он никогда не делал. Мог в тридцати ярдах попасть в глаз жуку.

Врач прервал нашу болтовню, дав ему принять какие-то таблетки. Ими же он наполнил коробочку, сбоку написал печатными буквами, когда принимать, и быстро нацарапал рецепт. Он протянул его мне.

– Отдайте в аптеку. По одной чайной ложке каждые два часа в течение суток. С ним ничего серьезного, просто легкое нервное расстройство. Я еще заеду завтра взглянуть на мисс Мэлком. Если рана начнет кровоточить, сразу звоните мне. Я дал им снотворного, так что они должны хорошо поспать до утра.

– Хорошо, доктор, спасибо, – я передал его Харви, который проводил его до выхода.

Рокси выдавила улыбку.

– Ты поймал их, Майк?

– Забудь об этом, – отозвался я. – Как тебя угораздило?

– Я услышала выстрел и зажгла свет. Наверное, не надо было это делать. Я подбежала к окну, но из-за света ничего не могла разглядеть. И вдруг что-то ударило меня в плечо. Я не поняла, что это пуля, пока не увидела дырку в стекле. Тогда я закричала, – добавила она виновато.

– Чего там, я и сам закричал бы. Ты видела вспышку?

Ее голова качнулась на подушке.

– Кажется, слышала выстрел, но прозвучал он как будто издалека. Я и вообразить не могла...

– Рана не опасная, это самое главное.

– А Растон как?

– В порядке. Ты до смерти его напугала, когда завопила. Он и так был как дерганый, а это его совсем доконало. Когда я вошел, он был весь окостенелый, точно доска.

Снотворное начало действовать. Глаза Рокси сонно закрылись. Я шепнул Билли:

– Принеси палку от щетки или что-нибудь длинное и прямое, ладно?

Он вышел в коридор. Ожидая, я смотрел на пулевое отверстие и мысленно прикидывал, где стояла Рокси, когда ее подстрелили. Билли вернулся с длинной медной трубой.

– Не мог найти щетку, но может быть, подойдет прут от шторы?

– Отлично, – вполголоса сказал я. Рокси уже спала. – Стань вон там у окна.

– Что ты хочешь делать?

– Прикинуть, откуда стреляли.

Я сунул прут ему под мышку и велел держать, а сам нацелился вдоль него, равняя трубу с дыркой в стене и пробоиной в окне. Сделав это, я велел ему не шевелиться и поднял окно. На пол посыпались кусочки стекла. Я зашел ему за спину и взглянул вдоль прута вниз.

Я смотрел на основание стены примерно в том месте, где через нее перелезали двое нападавших. Расстояние в сотню футов исключало Гента-младшего из расчетов. Картина снова менялась, терялось равновесие. Проклятье. Ни один из двоих не стрелял в меня, и все же именно оттуда прилетела пуля. Может быть, глушитель?

Выстрел, сделанный наугад... или наоборот, с точным прицелом. Нужно быть отличным стрелком, чтобы с такого расстояния попасть из пистолета тридцать второго калибра в окно, и уж тем более – в стоящую за окном Рокси. Но предназначалась ли пуля именно ей?

– Спасибо, Билли, все.

Он опустил прут, и я закрыл окно. Потом отозвал его в сторону, подальше от кровати.

– Ты чего, Майк?

– Слушай, мне надо подумать. Может, останешься на ночь с пацаном? Мы положим на полу какие-нибудь подушки от кресла.

– Ладно, раз надо.

– Думаю, так будет лучше всего. Кому-то нужно присматривать за ними на случай, если они проснутся, а Растону нужно принимать лекарство, – я взглянул на коробку, – каждые три часа. Рецепт я отдам Харви, путь съездит. Ты не против?

– Нет. Мне тут, пожалуй, нравится больше, чем в нижней комнате.

– Дверь держи на замке.

– А то нет. Я еще и креслом ее подопру.

Я рассмеялся.

– Вряд ли тут так скоро стрясется что-нибудь еще.

Его лицо посерьезнело.

– Хорошо тебе смеяться, у тебя шпалер под мышкой.

– Оставлю его тебе, если хочешь.

– Нет уж, Майк. Я теперь меченый. Если меня увидят даже поблизости от пушки – в два счета посадят в тюрьму. Лучше я рискну.

Он принялся стаскивать с кресел подушки, а я вышел. Позади щелкнул замок, и было слышно, как под дверь подтащили кресло. Билли не шутил. Сегодня ночью сюда никому не войти.

Глава 7

Спустившись вниз, я набрал номер коммутатора и попросил соединить меня с управлением полиции штата. Меня соединили, и через секунду в трубке вместе с потрескиванием послышался резкий голос.

– Пожалуйста, сержанта Прайса.

– Его сейчас нет. Хотите что-нибудь передать?

– Да. Говорит Майк Хаммер. Скажите ему, что мисс Мэлком, сиделку, ранили в плечо пулей тридцать второго калибра. Опасности нет, и утром она сможет отвечать на вопросы. Стреляли откуда-то из сада, но стрелявший скрылся.

– Записал. Что-нибудь еще?

– Да, но я скажу ему об этом лично. Нашли уже какой-нибудь след Грэйндж?

– На берегу залива подобрали ее шляпу. Сержант Прайс велел сказать вам, если позвоните.

– Спасибо. Ее ищут до сих пор?

– С катера и сейчас прочесывают кошками устье канала.

– Ладно, я позвоню попозже, если будет время.

Коп поблагодарил и повесил трубку. Харви дожидался неподалеку, желая знать, ухожу я или нет, и видя, что я направился к дверям, принес мне шляпу.

– Вы вернетесь сегодня, сэр?

– Не знаю. Так или иначе, запритесь.

– Да, сэр.

Я поехал по аллее и остановился перед закрытыми воротами. Посигналил, вызывая Генри, но он не появлялся, хотя в его будке горел свет. Я вышел из машины и вошел в будку. Тот крепко спал в кресле со сложенной газетой на коленях.

Ругаясь, я принялся трясти его, и скоро его маленькие глазки открылись, но не так, как у человека, полностью очнувшегося от сна. Их взгляд был тусклым и осоловелым, а голова у него так и опускалась на грудь. Внезапно увидев меня перед собой, он был до того огорчен, что это лучше всякой тряски помогло ему немного прийти в себя. Он заморгал и провел рукой по лбу.

– И-извините, сэр. Никак не пойму, что со мной творится. Страшно болит голова и засыпаю то и дело, вот как сейчас.

– Что же с вами такое, Генри?

– Н-ничего, сэр. Может, это из-за аспирина, – он показал на обычный пузырек с таблетками аспирина, стоявший на столе.

Я взял его и посмотрел на этикетку. Марка известная. Я пригляделся внимательнее, потом вытряхнул несколько штук на ладонь. На таблетках не было инициалов изготовителя. А должны быть, я-то знал, сам их немало извел.

– Где вы их взяли, Генри?

– Мистер Йорк дал на прошлой неделе. У меня несколько раз зверски разбаливалась голова. От аспирина мне стало лучше.

– Вы и в вечер похищения его принимали?

Его глаза встретились с моими и остановились.

– Да вроде. Да, принимал.

– Лучше бросьте эти таблетки. Они вам только вредят. Слышали что-нибудь сегодня ночью?

– Нет, как будто нет. А что?

– А, ничего, ерунда. Я возьму парочку, не возражаете? – он потряс головой, и я сунул в карман несколько таблеток. – Оставайтесь здесь, я отопру ворота сам.

Генри кивнул и, не успел я выйти из домика, заснул. Вот почему похититель так легко пробрался в дом. Вот почему Йорк, а вслед за ним я проехали через ворота незамеченными.

Я готов был побиться об заклад, что аспирин подменили снотворным. Ох, до чего же он шустрый, этот убийца!

Но части головоломки одна за другой складывались в целое. Их края пока не совпадали, и все же они были налицо, готовые сложиться в картинку, как только кто-нибудь произнесет неосторожное слово или сделает неверный ход. След вел к обитателям дома, но и извне тянулась ниточка. Кто хотел, чтобы Генри спал во время похищения Растона? Кто хотел этого до такой степени, что изучил его привычки и подложил таблетки снотворного в пузырек с аспирином? Если этот тип такой предусмотрительный, он мог еще раньше подсунуть ему что-нибудь, вызывающее головную боль. Неверный ход или неосторожное слово... Он обязательно на чем-нибудь споткнется. Может, нужно только чуть подтолкнуть. Теперь Гент-младший у меня в кулаке, а с ним и его мамаша. Займемся другими. Элис. Она только поцокала языком, услышав о смерти Йорка. Милое создание!

Пришлось еще раз звонить в управление полиции штата и просить список адресов свидетелей. Прайс до сих пор не возвращался, но он, видимо, распорядился оказывать мне помощь всем, что мне понадобится, потому-то я без проволочки получил нужные сведения.

Элис жила в Вустере, загородном поселке к западу от города. К нему вела незаметная дорога, отходившая от магистрального шоссе, но, судя по размерам особняков, окруженных обширными участками, здесь селились богачи. Сам городок мог похвастаться целым кварталом магазинов, витрины которых выставляли напоказ только самое лучшее. Над каждым магазином помещались квартиры. Дома сверкали белым кирпичом и новым блестящим металлом. Их окружала атмосфера достоинства и надменной элегантности. Элис жила над меховым магазином в третьем доме от конца.

Я поставил машину между новеньким “фордом” и “кадиллаком” с откидным верхом. В окнах Элис не было света, но я не сомневался, что она мне обрадуется.

Я вышел из машины и вошел в маленький холл. На звонке стояла ее фамилия. Я не отнимал палец от кнопки добрых пять секунд, потом открыл дверь и стал подниматься по лестнице.

Я не успел дойти до верхней площадки, когда дверь квартиры отворилась и в ней, запахивая на себе халат, показалась Элис.

Свет упал на мое лицо.

– Черт меня подери, надо же! – воскликнула она. – Хорошенькое же время ты выбираешь для визита к друзьям.

– Разве ты не рада меня видеть?

Я широко улыбнулся.

– Дурачок, заходи живей. Конечно, я тебе рада.

– Мне неловко вот так вытаскивать тебя из постели.

– Я не спала, просто читала в постели, – сразу за дверью она остановилась. – Это ведь не профессиональный визит?

– Где там! В конце концов, мне осточертело это сволочное дело, устал и решил развлечься.

Она захлопнула дверь.

– Поцелуй меня.

Я ткнулся губами в ее нос.

– Шляпу-то хоть можно снять?

– О-о-о! – выдохнула она. – Как ты это сказал!

Я кинул шляпу и плащ на вешалку возле двери и прошел вслед за ней в гостиную.

– Выпьешь? – спросила она.

Я показал три пальца.

– Вот до сих пор и с имбирем.

Когда она ушла за льдом, я окинул комнату взглядом. Классно, просто классно! Шикарней самой шикарной квартиры на Парк авеню, в которой мне довелось побывать. Мебель стоила немалых денег, а картины маслом на стенах – и того больше. Уйма книг, сплошь редкие и дорогие издания. Йорк не скупился на племянницу.

Элис вернулась с двумя стаканами.

– Бери любой, – предложила она.

Я выбрал тот, что полней. Мы обменялись молчаливыми тостами – в глазах у нее плясали чертики – и выпили.

– Нравится?

Я энергично кивнул.

– Выдержанный, верно?

– Более двадцати лет. Дядя Руди подарил.

Она поставила свой стакан и погасила верхний свет, взамен включив настольную лампу под абажуром. Выбрала в шкафчике несколько пластинок и вложила их в проигрыватель.

– Атмосфера! – озорно пояснила она.

Я не видел в этом никакой необходимости. Когда лампа оказалась за спиной Элис, ее халатик оказался настолько прозрачным, что сам по себе создал соответствующую атмосферу. Она была женщиной с головы до ног и крупнее, чем я думал. Ее манера держаться была сам соблазн, и она это знала. Игла опустилась на пластинку, и вкрадчивая восточная музыка наполнила комнату. Я закрыл глаза и вообразил женщин в алых шароварах, танцующих перед султаном. Султаном был я. Элис произнесла что-то, чего я не разобрал, и вышла.

Когда она вернулась, ее обволакивала лишь тонкая паутинка. Больше ничего.

– Ты и сегодня такой усталый?

– Сегодня нет.

Она села рядом.

– По-моему, в прошлый раз ты притворялся, а я-то старалась.

Ее кожа под паутинкой была нежной и бархатистой, на шее ровно пульсировала жилка. Мой взгляд скользнул по ее плечам, спустился ниже. Задорные груди смеялись над моими былыми колебаниями, плоский живот ждал только прикосновения, которое подействует как запал, бедра не признавали попыток материи заслонить их. Я с трудом выговорил:

– Должно быть, тогда я и вправду устал.

Она закинула ногу на ногу, и полы халатика-паутинки разошлись.

– Или дурь нашла, – добавила она.

Я торопливо допил стакан и потянулся за добавкой. Мне требовалось что-нибудь, укрепляющее нервы.

Звякнул лед, стекло зазвенело о стекло. Она отмерила виски и налила. На этот раз он пододвинула столик поближе, чтобы больше не вставать. Сменилась пластинка, и зазвучали нежные голоса скрипок, исполнявших Венгерскую рапсодию. Элис подвинулась поближе. Я чувствовал сквозь одежду тепло ее тела. Стаканы опустели. Когда пластинка сменилась другой, ее голова лежала на моем плече.

– Как поработал, Майк? Трудный был день?

Ее волосы задевали мое лицо, мягкие, милые волосы, пахнувшие жасмином.

– Как ты думаешь, ее найдут?

Я погладил ее шею, самую чуточку впиваясь в тело кончиками пальцев.

– Наверное. Сайдон – маленький городок, здесь не спрячешься. Ты хорошо ее знала?

– Ммм. Что? Ох, нет. Она держалась очень холодно со всеми нами.

Снова запах жасмина. Элис уткнулась лицом мне в плечо. Я ухмыльнулся.

– Ты тоже хороша. Разве тебе не полагается носить траур?

– Нет, он мне не идет.

Я подул ей в ухо:

– Никакого уважения к мертвым.

– И потом, дядя всегда не любил всю эту похоронную показуху.

– Ну, ты все же была его любимой племянницей, это как-то обязывает. Ведь он оставил тебе неплохие денежки.

Она запустила пальцы мне в волосы, пригибая голову ближе к себе.

– В самом деле? – ее язык легко пробежал по губам – розовое, проворное жало искушения.

– Угу, – мы терлись носами, сдвигаясь все теснее. – Я видел завещание. Должно быть, ты ему нравилась.

– Лишь бы я нравилась тебе, Майк, остальное неважно.

Ее рот чуть приоткрылся. Я больше не владел собой. Я схватил ее и раздавил ее губы своими. Она была как одно живое сердцебиение, как жаркое и неистощимое пламя, идущее из глубины. В какой-то момент, крепко сжимая меня в объятиях, она укусила меня в порыве неудержимой страсти.

Она прервала поцелуй и прильнула губами к моей шее, потом потерлась плечами о мою грудь, отчего халатик сполз и повис на локтях, сковав движения рук. Я ощупывал ее тело, мял до синяков, пока она не застонала в мучительном экстазе, требуя еще. Ее пальцы возились с пуговицами моего пиджака. Я кое-как стянул его с себя и бросил на кресло, а она принялась за галстук.

– Сколько одежды, Майк, сколько на тебе всякой одежды! – она вновь поцеловала меня. – Отнеси меня в спальню! – я подхватил ее на руки. Невесомая ткань потянулась за ней. Полузакрыв глаза, она показала пальцем: – Туда!

Темнота. Прохлада пушистого покрывала. Она велела мне оставаться на месте и поцелуями закрыла глаза. Я чувствовал, как она поднялась с кровати и вышла в гостиную. Сменилась пластинка, и новая, более громкая мелодия устремилась в комнату каскадом торжественных звуков. Тянулись томительные минуты ожидания. Наконец она вернулась, неся на подносе два налитых стакана, похожая на какую-то восхитительную рабыню. На ней не было даже халата-паутинки.

– За нас и за эту ночь, Майк!

Мы выпили. Она устремилась ко мне с протянутыми руками. Музыка приходила и уходила, одна мелодия сменяла другую, но мы ничего не слышали и не слушали. Потом смолкли все звуки, кроме дыхания.

Мы проснулись поздно. Элис не хотела меня отпускать, но идти было необходимо. Несмотря на все уговоры, я не уступил: ее вид теперь не производил на меня прежнего впечатления. Я отыскал ботинки, надел их и подогнул простыню у нее под подбородком.

– Поцелуй! – она приподняла голову, подставляя губы.

– Нет.

– Один разочек.

– Ладно, один разочек.

Она делала уход непростым делом. Я толкнул ее обратно на подушку и пожелал спокойной ночи.

– Ты такое страшилище, Майк, ты до того безобразен, что кажешься почти красивым.

– Спасибо, ты тоже.

Я помахал ей и вышел. В гостиной я поднял с пола пиджак и стряхнул с него пыль. Теряю глазомер. Мне казалось, что я бросил его на кресло.

Выходя, я опустил предохранитель замка и тихо закрыл дверь. Элис, милая, милая Элис. У нее несравненное тело. Я сбежал по лестнице, натягивая плащ. За стеклянной дверью улица блестела от дождя. Я поправил шляпу и шагнул за порог.

Не было ни вспышки света, ни последних мгновений сознания, когда все искажено в глазах. Просто мерзкий глухой звук удара по затылку. Тротуар вздыбился и ударил меня в лицо.

Меня рвало. Блевотина стекала по подбородку и мочила рубашку. От ее запаха меня замутило еще сильнее. Голова стала огромным воздушным шаром, который все увеличивался и увеличивался, готовый лопнуть на тысячу кусочков. Что-то холодное и металлическое раз за разом больно тыкало меня в лицо. Мне было тесно, ужасно тесно. Даже когда я попытался двигаться, ощущение тесноты не уменьшилось. Веревки врезались в запястье, колючие пеньковые занозы казались остриями раскаленных стрел. При каждом толчке машины я ударялся носом о лежащий на полу домкрат.

Он один составлял мне компанию. Пустая плечевая кобура давила мне бок. Прекрасно, подумал я. Ты напоролся на это, разинув рот и закрыв глаза. Я пытался заглянуть через спинку сидения, но не мог приподняться достаточно высоко. Мы свернули с гладкого бетонированного шоссе, и дорога стала неровной. Под колесами захлюпала грязь, домкрат так и запрыгал. Сперва я пробовал придержать его лбом, но это не помогло, и тогда я откинул голову назад. Стало еще хуже. Шея заныла от боли, словно ее растянули на дыбе.

Я выходил из себя. Фраер! Форменный фраер. Обошлись, как с паршивым новичком. Огрели дубинкой, потом швырнули на пол машины. Совсем как во времена “сухого” закона, меня взяли “прокатиться”. Черт возьми, неужто я выгляжу таким дураком? Мне и раньше случалось быть связанным, и валяться на полу машины тоже случалось, но я недолго там оставался. После первого раза я усвоил урок. Одному сукину сыну предстояло убедиться в этом на собственной шкуре.

Машина резко затормозила. Водитель вылез и открыл дверцу. Подхватив меня под мышки, он выволок меня в грязь. Я видел над собой его ноги, выше – темное пальто и лицо, замаскированное платком. И руку с моим собственным пистолетом, чье дуло глядело прямо мне в глаза.

– Где они? – спросил он.

Было заметно, что он старается изменить голос.

– О чем речь?

– Куда ты их девал, черт тебя побери? Не тяни время, где они? Ты их где-то спрятал, сволочь, в карманах у тебя ничего нет. Говори, или я прострелю тебе башку!

Этот тип бесновался, распаляя себя для убийства.

– Откуда мне знать, где они, если ты не говоришь, что тебе надо, – огрызнулся я.

– Ладно, ублюдок, можешь хорохориться. Ты сам напросился, но это уж в последний раз. Я тебе покажу!

Он сунул пистолет в карман и, нагнувшись, одной рукой ухватил меня за шиворот, а другую просунул под мышку. Я повис на нем, как колода. Ему пришлось тащить к деревьям почти двести фунтов мертвого веса.

Дважды он чуть не упал, налетев на корягу. Он отыгрался на мне затрещиной и злобным пинком в ребра. Выругавшись, он покрепче ухватил мой плащ, бормоча под нос угрозы. Когда мы углубились в лес шагов на пятьдесят, он решил, что этого достаточно. Он бросил меня на землю и вытащил пистолет, стараясь отдышаться. Ублюдок, разбирается в оружии. Предохранитель был снят, и пистолет готов к выстрелу.

– Говори! Говори сейчас же, не то будет поздно. Что ты с ними сделал? Или тебя сначала надо обработать?

– Пошел к чертям, свинья!

Он замахнулся пистолетом, метя мне в челюсть. Этого я и ждал. Я поймал пистолет обеими руками и рванул на себя, одновременно выкручивая. Он вскрикнул, когда его плечо выскочило из сустава, вскрикнул опять, когда я рубанул его по шее ребром ладони.

Брыкнув обеими ногами, он угодил мне в бок и попытался подняться. В потасовке я выронил пистолет.

Вцепившись в него одной рукой, я двинул его кулаком, однако неудобное положение ослабило силу удара.

Но и этого оказалось достаточно. Он вырвался, опять вскочил на ноги и опрометью кинулся наутек. Пока я искал пистолет, его и след простыл. Будь у меня хоть – минутой больше, имело бы смысл пустить в погоню, но я не успел освободить от веревок ноги. Да, мне уже случалось валяться на полу машины с руками, связанными за спиной. С тех пор я всегда ношу лезвие безопасной бритвы, засунутое в подкладку пояса. Очень удобно. Когда-нибудь мне свяжут руки спереди, и тогда крутись, как хочешь.

Узлы были затянуты не туго. Несколько минут возни с ними, и я стоял на ногах. Я попробовал пойти по следам, но через несколько шагов махнул рукой на эту безнадежную затею. Раза два он упал в грязь, кое-где оставил на ветках клочки одежды. Он мчал, не разбирая дороги, напропалую. Одно он знал совершенно точно: если он остановится и попадется мне в руки, то сдохнет в этом болоте. Хоть смейся. Я повернулся и побрел обратно через подлесок, увертываясь от змеистых, низко свисающих веток, норовивших выколоть мне глаза.

Машина, во всяком случае, осталась у меня. Моему приятелю предстояло топать обратно на своих двоих. Я обошел вокруг машины, оказавшейся “седаном” недавней модели. Ящик для перчаток оказался пуст, внутри не мешало бы почистить. К рулевой колонке была прикреплена регистрационная карточка с данными владельца: миссис Маргарет Мэрфи, возраст 52, проживает в Вустере, род занятий – повариха. Хорош, нечего сказать. Угнал машину у какой-то несчастной прислуги. Я запустил мотор. Машина снова будет в городе, прежде чем ее хватятся.

Развернувшись, я минут пять ехал по проселочной дороге, пока не выехал на шоссе. На перекрестке был дорожный знак, указывающий направление на Вустер. Должно быть, я какое-то время был без сознания, если меня успели отвезти на пятнадцать миль. Оказавшись на бетонке, я поехал быстрее. К головоломке добавились новые кусочки. Я пошарил в кармане. Завещание было на месте. Тогда какого же черта ему было нужно? Ради чего он пошел на это?

Вообще-то я не глуп, скорее наоборот: я умею находить ниточки и связывать их в целое, но сейчас я чувствовал себя так, что впору надеть дурацкий колпак и стать в угол.

Дудки!

Без двадцати десять я поравнялся с первыми домами Вустера. Свернув в первый же переулок, я остановился и вышел из машины, предварительно вытерев все места, где мог оставить отпечатки пальцев. Я не знал методов работы местной полиции, но у меня не было настроения давать объяснения. Вернувшись на дорогу, я не спеша зашагал в гору, к дому Элис. Если она и была у себя, ничто на это не указывало. Я подобрал в фойе свою шляпу, бросил взгляд на окно второго этажа, закрытое ставнями. Потом я сел в свою машину. События следовали одно за другим, а мне не удавалось уловить их смысл. Это было все равно, что сдавать экзамены, имея список готовых ответов, и срезаться из-за того, что не можешь их прочесть, так как забыл очки.

На обратном пути в Сайдон у меня было время поразмыслить без помех. Ни одной машины на пустынном шоссе, только ровный гул мотора и свист покрышек. Тот тип считал, что я завладел какой-то вещью. Он ошибался, у меня не было того, что он искал. Однако он был настолько уверен в этом, что пошел на все. Какого черта он не сказал прямо, о чем идет речь? У меня имелись два завещания и кое-какие соображения. Завещания ему были не нужны, а о соображениях он не знал. Нет, тут что-то другое. Что-то, мимо чего я прошел, не заметив, вопреки его уверенности в обратном.

Ну, конечно. Какой же я дурак! Гент-младший стянул что-то, когда те двое с ним расправились. Они забрали это что-то, о чем Гент-младший смолчал, не желая, чтобы я вмешивался в его планы. Взять-то они взяли, но где-то потеряли это важное для них нечто и, считая меня сообразительным более, чем я есть, решили, что я его нашел.

Я улыбнулся своему отражению в зеркальце. Иногда я туговато соображаю, но если раз-другой огреть меня по голове, все встанет на свои места. Можно даже не опасаться, что Гент-младший меня опередит. Он же знает, что те двое унесли добычу... С какой стати ему рассчитывать, что они ее обронят? Мне осточертела неопределенность. Я сильно надеялся, что моя новая догадка оправдается, иначе хоть на стенку лезь от злости.

Милое, простенькое дельце. Два враждебных лагеря. Борются друг с другом, борются со мной. Добавьте сюда стрельбу по людям и похищение Растона. События не имели логической отправной точки. Они начались неизвестно где, и их путаница шла кругами. Я сильнее вдавил в пол педаль газа.

Когда я свернул на подъездную дорогу, Харви уже ждал меня в открытых дверях. Я махнул рукой, давая знак идти в дом, и, следуя по посыпанной гравием аллее, доехал до того места, где недавно били Гента-младшего. После нескольких неудачных попыток я отыскал их след и пошел по нему. Везде виднелись отпечатки ног на мягком дерне, обломанные веточки, погнутые стебли цветов, отброшенные камешки. Я обшаривал взглядом каждый дюйм тропы и газона по сторонам. Было бы легче, если бы я знал, что ищу. А так мне понадобилось двадцать минут, чтобы дойти до стены.

Там-то он и лежал. Лежал на виду у всякого, кто посмотрит в ту сторону. Сверкающее белизной пятно на темном фоне, слегка помятый, но все еще заклеенный пакет.

То самое.

На ощупь в нем было что-то вроде пачки открыток или фото. Пожав плечами, я сунул его в карман, не распечатывая. Я принялся шарить в траве и раздвигать ногами кусты. Ничего. Я присел и оглянулся, надеясь еще уловить в траве отблески солнца на металле. Примерный расчет траектории, сделанный мной из комнаты Рокси, указывал на это место, как на точку, из которой произвели выстрел, но я нигде не видел пустой гильзы. Черт, но стрелять ведь они могли из револьвера, тогда гильзы и не должно быть. Или вообще стреляли не из пистолета Йорка, а из какого-нибудь другого. Хотя нет. Оружием тридцать второго калибра пользуются для самозащиты. Тот, кто хочет убить, выбирает тридцать восьмой или еще более крупный калибр, особенно при таком расстоянии. Я опять прикинул дистанцию до окна Рокси. Отсюда даже в дом попасть – и то нужно целиться с углом превышения в тридцать градусов. Тип, ухитрившийся попасть в окно, должен быть не просто хорошим, но прямо-таки небывалым стрелком. Только ему пришлось бы стрелять из ямы в земле. Больше здесь негде было спрятаться. Все это, конечно, в том случае, если тут сработал кто-то третий, а не один из тех двоих.