Текст книги "За гранью"

Автор книги: Микаэль Крефельд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

21

Мелархойден, январь 1980 года

Эрик открыл глаза. Он лежал в темной комнате, в окно лился лунный свет. Вертушка с маленькими серыми уточками из лакированного дерева несколько раз крутанулась от сквозняка, который задувал в приоткрытую дверь. Эрик приподнялся с подушки. Он поглядел на часы, стоявшие рядом на ночном столике. Было половина третьего ночи. В дальнем конце второго этажа слышались голоса. Они доносились из родительской спальни. Слышно было, что родители ссорятся. Ему показалось, что там кто-то плачет, но который из них, он не мог различить. Эрик откинул перину и встал с кровати. Подтянув спустившиеся во сне пижамные штаны, он на цыпочках приблизился к двери. В коридоре горел свет. Мама говорила недовольным голосом, но о чем речь, он не расслышал. Эрик пошел вперед по узкому коридору, оклеенному обоями в цветочек. Дверь родительской спальни была открыта, и он не сразу решился подойти ближе. Осторожно просунув голову в щель, он заглянул в комнату. Мама в розовой ночной сорочке сидела на кровати, прислонившись к спинке, и, не поднимая головы, все пилила большой пилкой свои длинные ногти. Отец в такой же полосатой пижаме, как у Эрика, беспокойно ходил взад и вперед возле кровати. Эрик увидел, что глаза у отца красные, и, значит, это он плакал. Эрик испугался. Это было страшнее, чем если бы плакала мама.

– Я не понимаю тебя… Не понимаю, Лена! – Бертиль в отчаянии всплеснул руками.

– Потому что не хочешь. Мы уже столько раз все это обсуждали.

– Ну так растолкуй мне еще раз, – вырвалось у Бертиля с такой силой, что на губах даже выступила пена.

– Если я останусь в Мелархойдене, я умру. Понял ты наконец, Бертиль? Тогда я буду такая же мертвая, как твои проклятые звери в подвале. – Она поменяла палец и принялась обтачивать пилкой следующий ноготь.

– Ну хорошо. Давай тогда продадим этот дом и переедем в город. Я готов.

Бертиль сел на кровать, Лена подвинула ноги, чтобы только не соприкасаться с ним.

– Мы начнем все сначала, – сказал он. – Так я даже сэкономлю на поездках. Будем почаще ходить в ресторан, в театр, в кино. У тебя будет все, чего тебе не хватает.

– Ты так ничего и не понял.

– Да нет же! – принялся он отчаянно возражать. – Я прекрасно понимаю, что сидеть тут дома целыми днями совсем не весело. Вот мы с тобой и переедем, куда тебе хочется…

– Не мы с тобой, Бертиль. Уеду я. Дело не только в том, чтобы уехать из Мелархойдена. Я хочу разъехаться с тобой. Мы просто стали… чужими.

– Ну как ты можешь быть такой бесчувственной? – сказал Бертиль, потупившись. – Прожив столько лет вместе!

– Я не бесчувственная, Бертиль, я реалистка. Я приняла решение, которое в конечном счете пойдет на пользу нам всем.

– А как же Эрик? Ты ведь не бросишь сына!

– Не пытайся ставить на эту карту, Бертиль. Эрик сможет ко мне приезжать. Мы договоримся и придем к соглашению.

Эрик не в силах был слушать дальше. Отодвинувшись от двери, он опустился прямо на пол и остался сидеть у порога в коридоре. Он закрыл уши ладонями, но это мало ему помогло, он все равно слышал, что говорят родители.

– Я никуда тебя не отпущу, – сказал Бертиль.

– Это не тебе решать.

– Я покончу с собой, если ты уйдешь. Клянусь тебе, я пойду в подвал и там повешусь.

Эрик отнял руки от ушей и вновь заглянул в спальню.

Отец уже не сидел на кровати. Он опять плакал:

– Умоляю тебя, Лена!

– Прекрати, Бертиль. – Она протянула руку и погладила ту ногу Бертиля, которая была ближе. – Ты делаешь только хуже. Нам было… хорошо вдвоем, но теперь все изменилось.

Лена отложила маникюрную пилку, вынула из пачки сигарету и закурила.

Бертиль застыл на месте и оцепенело стоял, потупив взгляд. Лена курила, пуская сигаретный дым в его сторону. Дым обволакивал его туманной пеленой. «У папы не лучший в жизни момент», – подумал Эрик. Такая поза не достойна пьедестала. Однако он хотел запечатлеть в памяти эту картину на долгие годы. Если бы не то, что случилось в следующую секунду. Неожиданно Бертиль бросился на кровать и упал на Лену. Он схватил ее за шею обеими руками и сильно сжал. Она выронила сигарету, и та упала на ковер. Лена стала вырываться, она отталкивала Бертиля руками, отпихивала ногами, пытаясь сбросить его, но не могла справиться с такой тяжестью. Эрик так и оцепенел на пороге. Ему хотелось крикнуть отцу, чтобы тот остановился, но он не мог издать ни звука, хотелось кинуться на помощь матери, однако ноги не слушались. Клокочущие звуки, которые издавала мать, больно отдавались у него в ушах, между тем как сигарета, прожигая ткань, все глубже погружалась в ковер. Может быть, так и лучше, подумал он. Все равно мама собирается их покинуть.

Вдруг Бертиль издал нечеловеческий крик и схватился за щеку. Длинные ногти Лены разодрали ему кожу, сквозь пальцы у Бертиля проступила кровь. Кашляя и брызгая слюной, она колотила его кулаками в грудь, он медленно сполз с нее и плюхнулся на пол прямо на сигарету. Казалось, он ничего не заметил. Сидя на полу, он отчаянно зарыдал.

– Психопат несчастный, – сквозь кашель выкрикивала Лена. Она била его по голове, и Бертиль не отводил ударов, которые сыпались на него градом. – Психопат проклятый!

Наконец Лена в изнеможении рухнула на кровать. Она все кашляла и хваталась за шею, на которой каким-то жутким ожерельем виднелись красные следы, оставленные пальцами Бертиля.

– Извини, Лена… Сам не знаю, что на меня нашло. Прости меня.

– Ты же больной… Больной на голову, – твердила она свое.

– Я правда сожалею, что так поступил. – Он протянул к ней руки в мольбе.

– Не трогай меня, – сказала Лена, отталкивая его.

Бертиль убрал руки и уставился в пол пустыми глазами:

– Если ты действительно так хочешь, я отпущу тебя. Мы подыщем тебе квартиру, чтобы ты могла прийти в себя, отдохнуть в городе. Тогда рассмотрим это со всех сторон. Через полгода, или через год, или когда тебе будет угодно вернуться. Я подожду, я согласен…

– Прекрати! Прекрати эти разговоры, – сиплым голосом сказала Лена. – Я ничего не приму от тебя.

– Ну что ты, Лена! Ты не можешь так взять и уйти. Жизнь в Стокгольме безумно дорогая. Откуда ты найдешь на это деньги? Пойдешь на работу? – Последние слова он произнес ироническим тоном.

– Ничего, Бертиль, найду.

Бертиль взглянул на свою руку и увидел, что она вся измазана кровью.

– До сих пор это у тебя не получалось… Разве что… – Он бросил на нее взгляд. – Разве что ты нашла другого.

Она снова закашлялась и потянулась к ночному столику за сигаретами.

– Кто он? Отвечай!

Она закурила сигарету и посмотрела на него. Размазанная тушь темными потеками покрывала ее щеки, придавая ей в сочетании с синяками на шее гротескный и жутковатый вид.

– Какое это имеет значение?

– Отвечай!

– Юхан, – сказала Лена, прислоняясь спиной к подушке. – Ну что? Доволен? – спросила она, выпуская в потолок струйку дыма.

Ничего не говоря, Бертиль тяжело поднялся на ноги, пошел в туалет и запер за собой дверь.

Эрик смотрел в щелку на маму. Никогда еще она не казалась такой чужой, как сейчас, когда с сигаретой во рту, сидя на кровати, она смотрела невидящим взглядом куда-то в потолок. Эрику хотелось кинуться к ней и зарыться лицом в ее ночную рубашку.

Вместо этого он резко повернулся и удалился в другой конец коридора.

* * *

Эрик включил свет в подвале. На рабочем столе стоял закрепленный манекен. На лосиную морду уже была натянута шкура, оставалось сделать совсем немного. Огромный лось словно ожил и величественно оглядывал большими карими глазами подвальное помещение. Это была самая сложная работа из всех, которые они выполнили вместе. Отец сказал, что для Эрика это экзамен на звание подмастерья. Сейчас Эрику казалось, что лось над ним смеется. Поискав на рабочем столе, Эрик взял скальпель и занес руку. Крепко стиснув рукоятку, он изо всех сил ткнул лезвием в лося. Скальпель прорезал шкуру и проник глубоко внутрь чучела. Эрик вытащил нож и ударил снова. Каждый новый взмах все быстрей и быстрей следовал за предыдущим. Эрик запыхался, пот стекал у него по лбу. Наконец лезвие застряло в шкуре и обломилось. Эрик попробовал выковырять его пальцами, но лезвие вошло в чучело слишком глубоко, и вынуть его не получилось. Вооружившись рукояткой, Эрик нацелился на глаз животного. Глаз был крепко приклеен эпоксидным клеем и сначала не отковыривался, наконец Эрику удалось его отодрать, и большой глаз громко звякнул, упав на пол. Эрик бросил нож и полюбовался на результат своей разрушительной работы. Зверь был обезображен так, словно его прошило автоматной очередью. Эрик посмотрел на стол, где стоял ящик с инструментами. Из него торчал большой шприц, наполненный ядом. Эрик хотел было применить это орудие против лося, но не придумал как. К тому же Эрик смертельно устал. Он засунул шприц себе в карман и пошел назад в свою комнату.

22

Копенгаген, 2013 год

В центральном полицейском участке с утра, как всегда, был час пик. Часть задержанных за ночь нарушителей нужно было забрать из находящихся в подвале камер врéменного содержания, посадить в патрульные машины и доставить в суд. Томасу встретились два полицейских в форме, которым досталась трудная работа сопровождать нескольких беспокойных парней в рабочих комбинезонах. Молодые люди были под мухой и, несмотря на наручники, оказывали сильное сопротивление.

– Может, подсобить? – спросил Томас полицейских.

Первый из них подозрительно оглядел Томаса, и тот достал из кармана полицейское удостоверение. Запыхавшийся коллега отрицательно помотал головой.

– Ничего, сами управимся, – сказал он и, дернув за наручники, поднял вверх скованные за спиной руки арестанта, заставив того согнуться. Этот прием он сопроводил таким словесным воздействием, что оба задержанных присмирели и спокойно проследовали к выходу.

Закрыв книжечку и убрав ее обратно в карман, Томас пошел дальше по длинному коридору, ведущему к следственному отделу. Перед тем как идти в участок он кое-как помылся над раковиной в камбузе «Бьянки» и переоделся, выбрав ветровку почище и темно-синие брюки чинос. Он хотел еще и побриться, но одноразовые бритвы кончились, а поскольку электричества опять не было, то электробритвой воспользоваться не удалось. Взгляд, который бросил на него дежурный у входа, ясно показал Томасу, что его попытка придать себе приличный вид удалась лишь отчасти. Хорошо хоть впустили!

– Раунсхольт? – услышал он голос у себя за спиной.

Томас обернулся.

Навстречу шел инспектор Клаус Браск, сорокапятилетний, уже обрюзгший мужчина с усами, гораздо более густыми, чем зачесанные поперек темени волосы. Лицо у Браска было потное, рукава форменной рубашки закатаны. Под мышкой он держал несколько папок с делами.

– Я думал, ты еще в отпуске.

– Так и есть.

– Как ты? – спросил Браск, окинув Томаса быстрым взглядом.

– Ничего.

– Замечательно, – ответил Браск не слишком убежденным тоном. – Еще посещаешь Биспебьерг?[22]22
  Район Копенгагена, в котором находится больница.


[Закрыть]

Томас мысленно улыбнулся над брошенным Браском замечанием. Говоря «Биспебьерг», Браск подразумевал отделение психотерапии, куда Томас был направлен, когда ему давали больничный, но куда он так ни разу и не зашел.

– Да-да. Каждый вторник. Они очень мне помогли, – соврал он.

– Это хорошо. Ведь их слово будет решающим в вопросе о том, когда ты сможешь вернуться на службу, – сказал Браск и, опустив глаза, прибавил: – Если ты сможешь. Скажи, а ты сдал дежурному свое полицейское удостоверение?

– Ну конечно, – снова соврал Томас и улыбнулся.

Но Браск не улыбнулся в ответ. Браск придвинулся к нему и, приглушив голос, сообщил:

– Между прочим, генеральный прокурор не стал возбуждать дело в отношении тебя.

– Я не знал, что меня в чем-то обвиняют.

– Я же тебе о том и говорю, что дело не возбуждается. – Браск посмотрел на Томаса как на слабоумного.

Томас недоуменно пожал плечами:

– Извини, но я что-то не припоминаю. В чем меня могли обвинить?

– Неужели ты и правда не помнишь?

– Правда не помню.

Браск переложил папки, поменяв руку, и глубоко вздохнул.

– У нас обычно не практикуется такой метод допроса, при котором в рот подозреваемому засовывают служебный пистолет, – сказал он.

Томас изумленно смотрел на Браска:

– Этот эпизод… Я что-то не припоминаю такого эпизода.

– В таком случае, полагаю, биспебьергским специалистам еще есть над чем поработать.

Томас кивнул:

– Как насчет Евиного дела? Есть какие-нибудь новости?

Браск отвел глаза:

– Сам знаешь. Что тут спрашивать!

– Никакого движения?

– Не стану тебя обманывать, – начал Браск. Немного помолчав, он продолжил: – Если не объявится какой-нибудь свидетель или не всплывет что-нибудь из украденных у вас вещей, мы вряд ли продвинемся. – И, похлопав Томаса по плечу, закончил: – Скорейшего выздоровления, Раунсхольт. От души желаю тебе поправиться.

– Спасибо…

У Томаса чуть было не вырвалось: «И тебе того же», но он вовремя спохватился. Поговорив с Браском, он продолжил путь в следственный отдел. Упомянутый допрос, в котором, судя по услышанному, участвовал его служебный пистолет, понемногу всплывал перед ним из тумана забвения. Это случилось незадолго до того, как его отправили в отпуск. Тогда они с Миккелем остановили ехавшую по шоссе в направлении бухты Кёге товарную фуру с двумя поляками и обнаружили, что она вся набита краденым товаром, начиная от газонокосилок, детских велосипедов и игрушек до компьютеров и ювелирных украшений. Он перерыл всю эту кучу. Теперь он все вспомнил. Он вывалил все на дополнительную дорожную полосу. Он был тогда в отчаянии. Это произошло в тот самый день, когда расследование по делу об убийстве Евы окончательно зашло в тупик. Среди воровского товара он пытался отыскать что-то из их с Евой вещей, но их там, конечно же, не оказалось. Он хорошо помнил, что накинулся на одного из поляков, но только не эпизод с пистолетом. Он добивался от поляка признания во взломе, признания в убийстве Евы. Это был приступ безумия. Он это понял еще тогда. Поляки вообще не были в Кристиансхавне.

Но был кто-то другой – другой, который ушел безнаказанным. Томасу до сих пор было больно об этом вспоминать.

Он постучался к следователям. В кабинете ничего не изменилось. Эта была все та же казенная комната, из которой он вышел много месяцев назад. Те же обшарпанные стены, та же конторская мебель и компьютеры прошлого века. В таких условиях можно было только удивляться, что процент раскрываемости оставался высоким. Группа работников в штатском стояла перед белой доской, там шло совещание по оперативному заданию. Томас заметил среди собравшихся несколько новых лиц, молодых и гладких. Вообще-то, он пришел не ради того, чтобы повидаться с коллегами. Слишком все это будоражило воспоминания о бесконечных долгих дежурствах, о бесчисленных отчетах, которые требовалось написать, прежде чем уйти домой. Все это напоминало ему о Еве, о горькой утрате. Его взгляд упал на Миккеля: тот, как всегда, грыз край пластикового стаканчика, обгрызал его по кругу, миллиметр за миллиметром. Грызун несчастный!

Через несколько минут совещание закончилось, и служащие отдела разошлись по своим местам. Миккель мимоходом бросил стаканчик в корзину для бумаг и в этот момент заметил Томаса. Всплеснув руками, он заулыбался во весь рот, так что стала видна щербинка между передними зубами.

– Привет, Серпико![23]23
  Герой одноименного американского фильма, в котором Аль Пачино играет полицейского, сталкивающегося с коррупцией в рядах полиции.


[Закрыть] Ты что, никак работаешь под прикрытием? – произнес он с сильным ютландским акцентом, сразу выдававшим уроженца Ольборга.

– Это почему же? – улыбнулся Томас.

– Ты похож на хозяина гашишной лавки из Кристиании. Рад тебя видеть.

Быстро обнявшись с Томасом, Миккель так и кинулся к своему столу, уселся за компьютер и набрал пароль.

– Неудачное время ты выбрал, чтобы нас навестить, мы сейчас выезжаем по тревоге.

– А что такое?

– Облава. На ребят с площади Блогор. Есть сведения, что сегодня они собираются сгребать «снежок». По меньшей мере два килограмма, тут мы их и возьмем. – Миккель широко улыбнулся, и Томас понял по выражению его лица, что в крови Миккеля играет адреналин. Томас хорошо помнил это ощущение. Оно кружило голову и даже вызывало зависимость.

– Удачи вам, – ответил Томас.

– Когда к нам вернешься? – спросил Миккель, роясь в раскиданных на столе бумагах. – Я соскучился по тебе, buddy[24]24
  Дружище (англ.).


[Закрыть].

– Пока еще об этом говорить рано.

– Ничего, – рассеянно отозвался Миккель, уткнувшись снова в компьютер. – Вырвем как-нибудь минутку на чашечку кофе?

– Непременно. Слушай, Миккель, я пришел просить тебя об одной услуге.

– Да? – ответил Миккель, не отвлекаясь от своего занятия.

– Речь о персональных данных. В нынешних обстоятельствах, когда я числюсь в отпуске, у меня самого нет доступа к системе.

Миккель перестал стучать по клавиатуре и встревоженно посмотрел на Томаса:

– Надеюсь, это не имеет отношения к делу Евы. Иначе будет no go[25]25
  Отказ (англ.).


[Закрыть]. Особенно после того, что ты выкинул по дороге к Кёге. Браск моментально про это пронюхает.

– Нет-нет! Тут совсем другое.

– О’кей, выкладывай!

Томас вкратце рассказал о пропавшей Маше и о том, как он пообещал помочь ее матери. Затем передал Миккелю записку со всеми персональными данными Маши, которые ему удалось собрать.

– Пускай это будет между нами, – сказал Миккель и вошел в базу, введя персональные данные. После ожидания, показавшегося целой вечностью, на экране медленно проступил портрет Маши. Фотография была сделана в связи с задержанием.

– Кое-что у нас имеется на эту барышню. – Миккель повернул экран так, чтобы Томасу тоже было видно. – Ее задерживали в две тысячи девятом, – произнес Миккель и просмотрел отчет, представленный вместе со снимком. – Использование чужой собственности в своих целях и нарушение общественного порядка возле отеля «Санкт-Петри». Эпизод, связанный с немецким туристом. – Миккель прочитал следующий за этим текст. – Но впоследствии Фриц забрал свое заявление.

– Там написано, что она делала в этом отеле?

– Нет. Ну а сам-то ты как думаешь? – Миккель усмехнулся.

– Еще что-нибудь на нее есть?

Миккель помотал головой.

– Может быть, она выдворена из страны?

– Здесь это было бы отмечено. Высылка у нас дело хлопотное и так просто не происходит. Может быть, она где-то там топчется. – Миккель махнул рукой в сторону Скельбэкгаде за окном. – Хотя сейчас на улицах крутятся в основном африканки. А может быть, она с тех пор много где перебывала, переехала, например, в другую страну. Так часто поступают с этими девушками.

– Кто поступает?

– Те, кто за этим стоит, восточная мафия. У нее был сутенер?

– Не имею представления. Вроде бы был любовник. Молодой русский.

Миккель пожал плечами:

– Вряд ли у этой истории счастливый конец.

Тут заглянул Мельбю и, проходя мимо, похлопал Миккеля по плечу:

– Поехали, что ли?

Томас искоса посмотрел на него. Он всегда терпеть не мог этого скользкого типа.

– Секундочку! – ответил Миккель.

– На порно глазеете? – хохотнул Мельбю. – Недурные титьки у девицы, – облизнулся он, взглянув на фотографию Маши. – Ворон, никак твоя новая дамочка? – продолжал он похохатывать, пока до него не дошло, что он хватил через край.

– Не очень-то умное замечание, Дэннис, – сказал Миккель и вышел из базы.

Мельбю развел руками:

– Это же шутка. Я ничего такого не имел в виду. Извини, Ворон!

Томас не ответил, только пристально на него посмотрел. От Мельбю всегда были одни неприятности. В тот раз, когда в участке нашли анаболики, все знали, что их принес Мельбю. Но он выкрутился и был оправдан. Сумел подлизаться к Браску. Сейчас он, как видно, получил повышение и ходил в напарниках у Миккеля. «Еще хоть слово! – подумал Томас. – Попробуй сказать еще хоть слово!»

– Он это так ляпнул, Томас, без задней мысли. – Миккель потянул его за собой к двери, подальше от Мельбю. – Скоро соберемся распить вместе по чашечке кофе, да? Извини, что больше ничем не мог помочь. – Миккель пожал ему руку, прежде чем вернуться к Мельбю.

Томас окинул взглядом помещение отдела. Все казалось тут чужим. Ему трудно было представить себе, что он каждый день приходил сюда последние шесть лет. Томас усомнился, что когда-нибудь сюда вернется.

23

Декабрь 2010 года

«Декабрь 2010 года. Помню, мама, как ты к Рождеству посылала домой поздравительные открытки всем близким. Родственникам, соседям, своим подружкам, бывшим сотрудникам. Почта на тебе хорошо зарабатывала. Ты любила посылать открытки, вот и я тебе сейчас посылаю. Мысленно. Там будет написано, что все у меня прекрасно. Что у нас счастливая семья: я, муж и двое детей. Мы живем в собственном доме. Зарабатываем миллионы. И мы счастливы. Или это я уже говорила? Мы скучаем по тебе. Целуем тебя тысячу раз. Нет, миллион. О чем я не стану писать и чего ты никогда не узнаешь, так это то, что о „Кей-клубе“ я теперь вспоминаю как о счастливых временах. Знаю, это звучит как бред, но зато дает представление о том, в каком ужасе я оказалась сейчас. Больше всего я мечтаю о тепле. Мне недостает музыки и чего-нибудь, чем можно одурманить себя, чтобы хоть в мыслях вырваться отсюда. Я осталась даже без той минимальной защиты, которая там все же была. С тех пор как все мы очутились на улице (мы – это девушки из „Кей-клуба“), наша жизнь постоянно под угрозой. Круглосуточно, каждый день! Сейчас самая холодная зима, такой не было несколько десятилетий – минус двадцать, без штанов и в мини-юбке! Если меня не забьют до смерти быки, то доконает стужа. Согреваюсь только у них в машинах. Задерживаюсь там дольше, чем надо, только бы побыть в тепле и не вылезать на мороз. Это затея Славроса. Раз быки не идут к нам, мы должны идти к ним. Отчаянный ход! Это показало нам, как паршиво идут его дела. В среднем у меня выходило по одному быку за два дня. Это еще много по сравнению с другими девушками. Я сама подсчитала. Получилось, что мне потребуется пять лет, чтобы выплатить долг Славросу. А тут еще каждый день какие-нибудь расходы. Но все лучше, чем стоять здесь. Быки на улице жадные. Все торгуются, чтобы сбавить цену. Пытаются нас надуть. Уговаривают, чтобы мы соглашались делать это без резинки. Лулу сбежала на третью ночь после того, как мы оказались на улице. Хотела уехать домой в Лодзь. Решила плюнуть на свой долг. А Славрос ей не дал. В Варшавском аэропорту ее уже встречали люди Славроса. Они посадили Лулу на обратный рейс. Теперь ее долг удвоился. Она еле ходит после того, как с ней расправился Славрос. Он жестоко ее проучил, при этом не оставив ни единого следа на теле. Лулу не рассказывала, как это было, но с тех пор она все время мочится кровью. С тех пор никто уже не заговаривает о побеге. С таким же успехом он мог бы приковать нас к фонарям. Мы – пленницы улицы».

Маша смотрела вдаль на заснеженную улицу. В свете огней проезжающих машин мостовая напоминала танцевальную площадку дешевого ночного клуба. Снег скрипел под ногами у Маши, когда она прохаживалась на шпильках по тротуару. От холода ноги у нее посинели и уже ничего не чувствовали, и она куталась в тонкую курточку, тщетно пытаясь согреться. В конце улицы начинались железнодорожные пути, куда девушек увозили быки. Они трахались в машине или прижавшись к стенке какого-нибудь сарая, под грохот проезжающих составов и вспышки электрических разрядов, во время которых от силового кабеля фейерверком сыпались искры. Вот уже больше часа, как она не могла найти быка. Стужа всех загнала по домам. Мимо проезжали одни полицейские, но им было лень выйти из машины. У нее было при себе два грамма. Дрянной кокаин, разбавленный так, что просто курам на смех. На целую ночь такой дозы не хватит, зато ее вполне достаточно для того, чтобы тебя задержала полиция. Маша даже думать боялась, что будет, если это случится. Славрос выследит ее и дождется, когда ее выпустят. Он достанет ее хоть из-под земли и вытрясет все с процентами. Сейчас надо было как-то набрать еще две тысячи пятьсот крон, чтобы Славрос остался доволен. Дойдя до знака «стоянка запрещена», она повернула назад. Здесь кончалась ее территория и начиналась территория Изы. Хотя Иза уехала с новым быком к железнодорожным путям, Маша не смела переступать невидимую границу. Она повернула назад к темному конторскому зданию в другом конце улицы. Ей нужен был бык сейчас, пока она не околела от холода. По улице проехало несколько машин. Она с улыбкой оборачивалась на темные стекла, но никто не остановился. Пройдя немного, она закурила сигарету, искоса поглядывая на припаркованный на другой стороне улицы «мерседес». Этот автомобиль стоял там весь вечер. За рулем в темноте салона виднелась какая-то фигура. Водитель внимательно наблюдал за Машей и остальными девушками. Такие любители поглазеть на дармовщинку попадались не так уж редко. Как правило, они в это время мастурбировали, а получив удовольствие, уезжали. Необычным было то, что этот простоял уже несколько часов. Маша подумала: либо он псих, либо приехал сюда в первый раз. Если верно последнее, то ему требуется небольшая помощь, а ей требуется клиент. Отбросив сигарету, она не спеша пошла к машине. При виде ее мужчина в салоне шевельнулся. В первый миг она даже подумала, что напугала его и он сейчас уедет, но вместо этого он опустил стекло со стороны пассажирского сиденья. Маша нагнулась и заглянула в темноту. Она не могла как следует разглядеть водителя, лицо которого было закрыто темными очками и низко надвинутой на лоб каскеткой.

– Привет, милый, могу я тебе быть чем-нибудь полезна? – задала она профессиональный вопрос.

– Как тебя зовут? – спросил мужчина ласковым голосом.

– Можешь звать меня, как тебе больше нравится.

– Мне хотелось бы знать твое настоящее имя.

– Карина. Тебе нравится?

Мужчина потер подбородок, словно в раздумье:

– Карина. Сколько тебе лет?

– Восемнадцать, – соврала она, сложив губы сердечком. – Как тебе такой возраст? Хороший?

– Ты принимаешь наркотики? Колешься в вену?

– Вообще-то, это не твое дело. Но нет. Я не употребляю. Так чем я могу тебе услужить? Хочешь поиграть? – добавила она уже нетерпеливо.

– Видела ты когда-нибудь пляшущее солнце?

– О чем ты, милок? – спросила она, вздернув нарисованные брови.

– Бывало, чтобы у тебя в глазах заплясали солнце, луна и звезды? Вот о чем я спрашиваю.

– Ты меня зажигаешь, милый. Я чувствую, что ты задашь мне настоящего жару, – произнесла она без выражения. – Может, сразу покончим со скучными делами, касающимися вознаграждения, чтобы перейти к приятной части?

Он убрал руку от лица и опустил на приборную доску:

– Думаю, ты еще не готова.

– Я с рождения готова. Ты получишь стóящую услугу.

– Нет, ты еще не совсем готова. В один прекрасный день я приеду за тобой и покажу тебе свой подвал.

– Что за бред ты несешь? – Она торопливо отодвинулась от раскрытого окна.

– В один прекрасный день мы увидим, есть ли в тебе нужный потенциал… или ты просто падший ангел. Но я думаю, что ты подойдешь. Поэтому я занес тебя в список возможных кандидаток.

Он нажал на кнопку, и стекло медленно поехало вверх.

– Чертов психопат! – закричала она на него.

Водитель помахал ей из темного салона. Черный «мерседес» тронулся с места, и Маша, размахнувшись, сильно ударила сумочкой по крыше машины.

– Скотина! – крикнула она вслед отъехавшему автомобилю, который уже скрылся за поворотом.

Дрожа всем телом, Маша перешла через дорогу. По голосу и тому наслаждению, с каким он произнес свое обещание, она поняла, что этот человек опасен. Это был один из тех быков, которые желают осуществить свои самые темные фантазии – фантазии, включающие насилие и садизм. Она сказала себе, что даже в отчаянном положении будет впредь вести себя осторожнее. Она довольно наслушалась историй о девушках, пропавших без следа. Ходили слухи, что несколько девушек из Восточной Европы были найдены мертвыми и изуродованными где-то на мусорной свалке.

Черт! Как же нужна ей «дорожка», причем прямо сейчас!

* * *

Маша зашла в подворотню и окинула взглядом безлюдную улицу. Вынув маленький пакетик с кокаином, она стала нюхать прямо оттуда. Она почувствовала, как наркотик начал действовать, но знала, что эффект будет недолгим, поэтому старалась насладиться каждым мгновением.

– Маша? – послышался за спиной тоненький голосок.

Маша втянула в носоглотку остатки порошка.

– Маша?

– Ну что тебе? – Она выбросила пустой пакетик, обернулась и вытерла нос. – Что еще, Табита?

Табита в мини-платьице из латекса дрожала от холода. Деньги на его покупку ей одолжила Маша, но она так и не вернула ей долг.

– Что тебе надо, Табита?

– Нет ли у тебя еще? – спросила Табита, указывая вниз, где лежал на тротуаре пакетик.

– Еще? О чем ты говоришь? Откуда! Конечно же нет. Купи себе сама! – Маша повернулась и пошла вперед по тротуару.

– О’кей, – сказала Табита и поплелась за ней следом.

Маша закурила сигарету и только тут заметила, что Табита идет за ней по пятам.

– Чего ты тащишься за мной? Твое место вон там, – сказала она, кивая в сторону темного конторского здания.

– Клиентов же все равно нет. Хотела просто поговорить.

– Я тут не для того, чтобы разговаривать. Иди-ка своей дорогой! Курнуть, что ли, захотела?

– О’кей.

Маша отдала Табите недокуренную сигарету, а сама закурила новую.

Табита взяла сигарету в рот, но не затягивалась. Похоже было, что она не собирается никуда уходить.

– Пока, Табита!

– Маша?

– Ну чего?

Табита потупилась:

– У меня проблема.

– У всех у нас проблемы. Такова жизнь!

– Я не знаю, что мне делать.

Маша повернулась к проезжающему мимо красному автомобилю, из которого неслись громкие звуки включенной на полную мощь музыкальной установки. Ехавшие в машине два молодых парня из иммигрантов делали в их сторону некрасивые жесты. Маша показала им палец.

– Мне-то какое дело до твоих проблем?

– Я не знаю, кому еще рассказать.

Маша посмотрела на Табиту:

– Ну ладно. Какая у тебя проблема, мартышка?

– Я… Я беременна.

Маша встрепенулась и озабоченно покачала головой:

– Да ну тебя. Не беременна ты.

– Правда беременна.

– На каком ты сроке? – Она разняла прижатые к животу руки Табиты, чтобы убедиться, заметно ли это по ней. Но Табита всегда была толстушкой, и живот у нее, казалось, был такой же, как всегда.

– На четвертом месяце. Вроде бы. Я не знаю, что мне делать.

– Славрос придет в ярость.

Табита заплакала.

Маша поморщилась:

– Это ты брось! Нечего тут реветь! Если будешь реветь, я не стану тебе помогать.

– О’кей, – сказала Табита, продолжая плакать. – Я не знаю, что мне делать.

– Тебе надо поговорить со Славросом.

– Я боюсь.

– Тут уж выбирать не приходится.

Табита вытерла слезы и посмотрела на Машу:

– Может, ты ему скажешь? Уговоришь его, чтобы он мне помог?

– Еще чего не хватало! Тогда он решит, что я давно все знала. Пожалуйста, не впутывай меня в это дело.

– Но он к тебе хорошо относится, Маша. Он тебя послушает. Меня он ненавидит. Уговори его помочь мне. Ну пожалуйста! Ты поможешь? – Табита достала спрятанные в лифчике мятые деньги и протянула их Маше.