Текст книги "За гранью"

Автор книги: Микаэль Крефельд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

18

Мелархойден, декабрь 1979 года

Эрик стоял рядом с отцом у стола и внимательно наблюдал за его работой над маленькой белой полярной совой. Эти птицы сравнительно редко встречались в здешних краях. Вероятно, она залетела сюда в поисках пары и в Окерсберге попалась на прицел охотнику. Бертиль на пробу расправил одно крыло, приноравливаясь закрепить его под нужным углом.

– Вот так будет естественно? – спросил он.

Эрик прищурился:

– Я бы не стал задирать его так высоко. – Он взял левое крыло и показал, на сколько бы поднял его. – Примерно так, тогда больше похоже, что она парит в воздухе.

Бертиль одобрительно кивнул:

– Ты прав, так она выглядит более величаво.

– Кроме того, так лучше видны нижние опушенные перья.

– Ты, Эрик, быстро учишься.

– Бертиль! – послышался сверху из кухни голос Лены.

Открыв дверь на лестницу, ведущую в подвал, она оттуда окликала мужа. Не дождавшись ответа, позвала снова.

Бережно положив на стол крыло, Бертиль тяжко вздохнул:

– Ну что там?

– Иди сюда скорей! – крикнула Лена, не вдаваясь в объяснения.

Эрик вместе с отцом пошел наверх. Войдя в кухню, они увидели маму за кухонным столом у окна, выходившего на подъездную дорожку.

– Что там такое? – спросил Бертиль, вытирая руки о кожаный фартук.

Лена быстро обернулась и выпустила в потолок струю сигаретного дыма:

– Что он там делает в нашем саду? – Она снова отвернулась к окну.

За окном стоял большой грузовик, одной парой колес он заехал на заснеженную лужайку перед домом.

Вид у машины был довольно потрепанный: зеленое покрытие местами облупилось, и под ним проступали ржавые пятна. На дверце желтыми буквами было написано «Монсон. Лесоповал», под надписью значился телефонный номер. Мотор грузовика не был выключен и рычал на холостом ходу, от этого звука звенели расставленные на подоконнике стеклянные безделушки.

– Кто это еще, Бертиль?

– Понятия не имею.

Тут открылась дверца со стороны пассажирского сиденья. Из кабинки вывалилось несколько пустых бутылок из-под пива и закатилось в сугроб. Затем оттуда, сияя улыбками, вылезли три охотника, одетые в почти одинаковые термокостюмы. Тот, что вышел первым, потянулся, расправляя плечи, и повернул голову к парадному входу.

– Никак это Юхан? – спросил Эрик.

– Точно он, – удивленно отозвался Бертиль.

– Юхан? – повторила Лена и уголком рта выпустила струю дыма.

Вышедших на крыльцо Бертиля и Эрика охотники встретили радостными криками. Все трое еле держались на ногах. Эрик узнал обоих спутников Юхана. Это были Сёбринг и Улафссон – товарищи отца по охоте. Эрик знал, что один из них – представитель семейства, владевшего сталеплавильным заводом, а второй, как и папа, банкир, – только не мог сразу вспомнить, кто где работает. У всех троих щеки были покрыты отросшей щетиной, под глазами красовались черные круги после бессонных ночей; похоже было, что встреча затянулась и они пьют уже не первый день.

– Хорошо выглядите, – иронически произнес Бертиль и улыбнулся.

– Красавцы хоть куда, правда? – Сёбринг облапил Бертиля и влепил ему в щеку мокрый поцелуй. Затем он взъерошил Эрику волосы. От Сёбринга так несло перегаром и застарелым потом, что у Эрика засвербело в носу.

– Вы были на охоте? – спросил Эрик.

Сёбринг посмотрел на Эрика осоловелыми глазами.

– В этом роде, парень, – промычал он устало.

Его дыхание чуть не свалило Эрика с ног.

Бертиль высвободился из объятий, Сёбринг зашатался.

– Ну и машина у вас! – Бертиль окинул взглядом грузовик и следы на снегу, протянувшиеся через палисадники перед домами Бертиля и его соседа. – Угнали, что ли, у кого?

– Угнали? – громко повторил Юхан. – Какого черта нам угонять! Она принадлежит моему доброму приятелю Монсону.

– Монсон! – позвал Юхан.

Из-за машины тотчас же выступил вперед тщедушный человечек в шапке с ушами и пуховом полушубке. Он заулыбался Бертилю и Эрику, при этом обнаружилось, что во рту у него не хватает многих зубов.

– Монсон – мой старый школьный товарищ еще по Кунгсхольму.

Сёбринг и Улафссон со смехом объяснили:

– Монсон был самым способным в классе, подавал большие надежды. Верно, Монсон?

Монсон промолчал, не обращая внимания на их смех. Похоже, эту шутку он уже слышал не раз.

– Откуда вас принесло? – спросил Бертиль.

– С охоты, – в один голос ответила троица.

– Это понятно. Но сколько дней вы там провели?

– Три, – отозвался дружный хор.

– Должно быть, не много вы добыли в таком-то состоянии.

Юхан опустил на плечо Бертиля тяжелую руку:

– А ты не наглей, Бертильчик! А то я велю префекту Монсону оштрафовать тебя. – Он потянул за рукав Бертиля, и тот неохотно поплелся за ним к кузову. Следом за отцом – Эрик. Ему не понравилось, как Юхан ведет себя с его папой. Спьяну он, казалось, стал еще высокомернее, чем обычно.

Подойдя сзади к откидному борту, Юхан отпустил Бертиля и начал возиться с задвижками. Когда он справился с последней, задний борт упал, открыв взглядам присутствующих лежащий в кузове груз.

– Господи боже мой! – так и ахнул Бертиль.

Юхан с довольным видом отступил в сторону, пропуская к кузову Эрика.

– Посмотри на него, малый! Где ты еще видал такой крупный экземпляр?

В кузове перед ними лежал громадный лось. Рога у него были размером с небольшие деревца.

– Ну что? Разве не здорово?

– Да, – отозвался Эрик. – Впечатляюще.

Юхан обернулся к Бертилю.

– Мы почти все выходные провели, поджидая его в засаде. И только сегодня утром этот матерый приблизился на расстояние выстрела. Я застрелил его с трехсот метров, – сказал он, громко рыгнув, – хотя и мучился жутким похмельем.

– Сколько выстрелов пришлось тебе сделать, чтобы свалить его?

Юхан расплылся в ухмылке:

– Один-единственный, Бертиль! Точно в сердце. Жаль, ты не видел.

Бертиль кивнул:

– Это, конечно, была великая минута. – Он перевел взгляд с лося на Юхана. – Ну а теперь куда вы?

– Домой. Я с четверга глаз не сомкнул. Ты же знаешь этих выпивох!

Выпивохи у него за спиной дружно загоготали.

– Я насчет лося – его-то куда?

– Вот с ним к тебе и приехали.

Бертиль помотал головой:

– Благодарствую, но у нас в холодильнике хватает мяса.

Юхан обнял его за плечи:

– Ты не так понял. Я хочу, чтобы ты набил мне из него чучело.

Бертиль глухо хохотнул:

– По-моему, это в тебе говорит водка.

– Вовсе нет! Он займет почетное место у меня в вестибюле.

Эрик глядел на отца загоревшимися глазами: это станет их с отцом лучшим проектом, их общим шедевром. Но его восторг был тут же погашен.

– Вполне возможно. Но только чучело сделает тебе кто-то другой, – отрезал Бертиль.

Все взгляды устремились на него, никто не ожидал такого ответа.

– Черт побери, Бертиль, – недовольно воскликнул Юхан. – Мы на тебя рассчитывали.

– Очень жаль. Его даже не занести в подвал.

– А ты не можешь заняться им во дворе? – предложил Сёбринг. – Мы перетащим его в сад за домом.

– Холод нарушит процесс, – вмешался Эрик.

С этими словами он ступил на подножку, а с нее залез в кузов. Обойдя вокруг животного, Эрик деловито осмотрел его со всех сторон:

– Понадобится не меньше пяти килограммов квасцов и столько же соли, чтобы выделать шкуру.

– Ну и ну! – рассмеялся Юхан. – Может, поручить это дело малому, раз у тебя, Бертиль, кишка тонка?

– Слезай оттуда! – зашипел Бертиль на Эрика. Затем обернулся к Юхану. – Сожалею, старик, но я не хочу за это браться.

Тут на парадное крыльцо, кутаясь в серую норковую шубку, вышла Лена. Из-под подола белели голые ноги, которые сразу же привлекли взгляды всех мужчин. Она приблизилась, улыбаясь Юхану:

– Только ты, Юхан, способен устроить такой переполох в воскресный день.

Перед тем как выйти в сад, она подкрасила губы ярко-красной помадой, которая немного смазалась, оставив след у нее на зубах.

– Прошу прощения, – сказал тот, улыбаясь, как масленый кот.

Сёбринг и Улафссон поздоровались с хозяйкой, она вежливо наклонила голову, но не остановилась, а подошла к заднему борту машины.

– Смотри, Лена, как бы тебе не замерзнуть. – Бертиль был явно недоволен тем, что она тоже вышла.

– Господи, до чего же он большой! Это ты застрелил его, Юхан?

Юхан выступил вперед.

– Точно в сердце, – сказал он, стараясь держаться как трезвый человек.

– Это же, наверное, было опасно?

Юхан кивнул:

– Матерый лось – это не шутка. Если не уложить его первым же выстрелом, он становится агрессивен, как гризли.

– Гризли? – спросила она с недоумением.

– Это большой медведь.

– А-а! – Лена приподняла брови и уважительно посмотрела на животное. – Какой же ты отчаянный!

Юхан улыбнулся и небрежно пожал плечами:

– Такая уж, верно, у меня натура.

– Я могу набить тебе голову, – раздраженно сказал Бертиль.

Юхан отвел взгляд от Лены и повернулся к Бертилю:

– Серьезно? Ты правда возьмешься это сделать?

– Ну да. Или ты предпочел бы повесить на стене задницу? – Товарищи Юхана засмеялись, а Бертиль подмигнул Эрику. – Правда, Эрик, мы можем набить ему задницу?

Эрик смущенно улыбнулся.

– Прекрати эти вульгарные шуточки, Бертиль! – вмешалась Лена, но ее никто не слушал.

– Но это тебе недешево обойдется, – сказал Бертиль.

Юхан кивнул:

– Не проблема. Сколько?

– Пятьдесят тысяч.

Сёбринг и Улафссон вытаращили на Бертиля глаза.

– Черт! Это же дороже нового «вольво», – вякнул Сёбринг.

– Ну так и купи себе «вольво», Сёбринг, – бросил Бертиль, даже не поглядев в его сторону. – Никто тебя не заставляет, Юхан. По мне, так забирайте лося и поезжайте с ним в город. Я знаю нескольких профессиональных таксидермистов, могу дать тебе телефоны. Они с удовольствием сделают все, как полагается, за половину этой цены. Но если ты собираешься его тут оставить, моя цена – такая.

– Можно же поторговаться? – неуверенно начал Юхан.

Бертиль отрицательно мотнул головой:

– Я вам не лавочник.

Видя, что Бертиль собрался уходить, Юхан решился.

– О’кей, – согласился он. – Будь по-твоему.

Сёбринг и Улафссон только покачали головой.

Лена улыбнулась и закурила новую сигарету.

– Есть у тебя тут бензопила? – спросил Юхан у Монсона.

Монсон поглядел на него с таким выражением лица, словно удивлялся, как вообще можно задавать столь глупые вопросы.

– Конечно есть!

Не прошло и трех минут, как Юхан вскарабкался в кузов и запустил ревущую бензопилу. Сёбринг и Улафссон уселись на лося, всем своим весом прижав его к днищу, а Юхан принялся отпиливать от туши голову. Вокруг него тучей летело крошево из костей и мяса, и вскоре он весь был забрызган кровью.

Лена как завороженная следила за жутковатым зрелищем, только отступив на шаг от машины, чтобы не запачкать свою драгоценную шубку.

Через несколько минут Юхан выбросил из кузова отпиленную голову, и та тяжело плюхнулась в снег. Бертиль и Эрик внимательно осмотрели ее со всех сторон.

– Это будет потрясающе, – сказал Эрик.

Бертиль кивнул:

– Давай оттащим ее к черному ходу, а оттуда спустим в подвал.

19

Через несколько дней огромная ободранная лосиная голова, поднятая на лебедку, уже висела в подвале под потолком. В черепе – на том месте, где Эрик и Бертиль спилили громадные рога, – зияло отверстие. Ветвящиеся сосуды, как веревки, оплетали оголенную морду зверя, а черные глаза невидящим взглядом смотрели в пустоту. Несмотря на то что в подвале было прохладно, голова начала протухать, и от подвешенного трупа исходил омерзительный запах. Эрика нисколько не трогали ни вонь, ни вид мертвой туши. Вооружившись штангенциркулем, он старательно производил измерения головы, записывая цифры в книжечку с замшевым переплетом.

Бертиль наблюдал за этим, стоя у рабочего стола, на котором уже ждал громадный манекен. После того как Эрик сделает все замеры, Бертиль собирался отшлифовать манекен так, чтобы его размер в точности подходил под снятую шкуру, которая сейчас вымачивалась в большой жестяной ванне.

Обмерка тушек и выделка шкур стали для Эрика самой любимой частью работы. За те месяцы, что он практиковался в подвале, он понял, что в работе таксидермиста главное – правильно выполнить все на подготовительном этапе, так как это служит залогом хорошего результата. Уже теперь он делал все гораздо аккуратнее, чем отец, точнее выполнял измерения и так обрабатывал шкуру, что она не теряла своего блеска.

Бертиль достал картонную коробку. В ней лежало четыре пары стеклянных глаз. Цветные стекляшки на первый взгляд выглядели одинаково, но на самом деле они отличались величиной зрачка и формой глазного яблока. Все это нужно было для того, чтобы придать охотничьему трофею неповторимый индивидуальный облик.

Повернувшись к лестнице, которая вела из подвала на кухню, Бертиль позвал:

– Юхан!

Не дождавшись ответа, он обернулся к Эрику:

– Может, сбегаешь за Юханом, чтобы он выбрал по своему вкусу глаза!

– Дай мне сперва закончить, – буркнул себе под нос Эрик.

– Марш наверх! – приказал Бертиль. – Пока твоя матушка не уморила его вконец своими разговорами.

Эрик со вздохом отложил штангенциркуль, повернулся и бегом помчался вверх по лестнице.

Поднявшись в кухню, он не застал там ни мамы, ни Юхана, только пустые чашки из-под кофе стояли на столе. В пепельнице еще дымилась тонкая мамина сигарета, и Эрик удивился, куда это они делись. Он вышел из кухни в длинную, узкую переднюю. Дверь гостиной была приоткрыта, мальчик направился к ней. Из комнаты доносились приглушенные голоса. Он толкнул дверь, и она бесшумно отворилась. В самом дальнем конце анфилады, в последней комнате, он увидел маму и Юхана. Лена плашмя лежала животом на столе, схватившись за края обеими руками. Платье на ней задралось, открывая белые полные ягодицы. Голубые хлопчатобумажные трусики были спущены и болтались на одной ноге, зацепившись за лодыжку. Сзади к ней прижимался Юхан. Он был красный как свекла.

– Шлюха, – простонал он негромко. – Ах ты, чертова шлюха.

– Да, – отзывалась Лена, – да…

Эрик вернулся в подвал. Отец стоял возле туши, измеряя штангенциркулем область глаз. Он обернулся и увидел, что Эрик один.

– А где же Юхан?

– Я его не нашел.

– Что за чепуха! – рассердился Бертиль. Протиснувшись боком мимо Эрика, он остановился у подножия лестницы: – Черт возьми, Юхан! Ты нам тут нужен.

После небольшой паузы из кухни донеслись шаги Юхана. В следующую секунду он показался наверху лестницы.

– Понадобилось сбегать в одно место, вот и задержался, – сказал он, тяжело переводя дыхание. Лицо у него все еще было красное. Спустившись в подвал, он улыбнулся Бертилю.

– Ладно хоть не застрял там вообще, – сухо заметил Бертиль.

– За меня можешь не беспокоиться, – ответил Юхан и похлопал его по плечу.

Тут его взгляд упал на мокнущую в ванне шкуру с лосиной морды, она лежала там скомканная, как старый халат.

– Фу, черт! Ну и противное же это зрелище!

– Займись-ка лучше глазами. Какое выражение придать твоему трофею? – Бертиль протянул Юхану коробочку со стеклянными глазами.

Юхан мельком взглянул:

– Что я в этом понимаю? Ты уж сам выбери, что лучше.

– Я бы предложил вот эти, – сказал Бертиль, показывая на одну пару.

– Да-да, – согласился Юхан. – Надеюсь, что когда чучело будет готово, вид у него станет приятнее, чем сейчас, – добавил он, кивая на освежеванную голову.

– Тебе будет чем похвастаться, – сказал Бертиль. – Увидишь, наша работа того стоит.

Эрик остановился в отдалении и молча наблюдал со стороны, как беседуют Юхан и отец. Наверху, в кухне, послышались знакомые шаги матери. Эрик плохо понимал, что произошло несколько минут назад на его глазах, но чувствовал, что отныне все изменится и жизнь уже не будет прежней. Рано или поздно все рухнет. Подвал перестал быть надежным укрытием, и Эрику больше всего хотелось куда-нибудь убежать. Но он не знал куда.

20

Кристиансхавн, 2013 год

Дверь «Морской выдры» распахнулась, и Томас вошел в помещение. На улице было необыкновенно холодно, и Томас растирал себе руки и плечи, чтобы согреться. Йонсон поднял глаза от утренней газеты, которую как раз читал, сидя за стойкой бара.

– Рановато даже для тебя. Я открываюсь только через час. – Он протянул руку за чашкой и сделал глоток кофе. Затем отставил чашку и взял дымившуюся в пепельнице сигарету «Сесиль» без фильтра. – Кстати, ты по-прежнему должен за вчерашнее.

Томас подошел к стойке и сел на высокий стул напротив Йонсона.

– Я пришел не пить, – сказал он, вынув из кармана бумажку в пятьдесят крон. Обыскав все закоулки на «Бьянке», он увеличил свой капитал до шестисот пятидесяти крон. – На этом мы, кажется, будем в расчете.

Йонсон взял пятьдесят крон и засунул в карман своей клетчатой рубашки:

– И все равно мы открываемся только через час.

Томас пожал плечами:

– Так что там было насчет дочки твоей уборщицы?

Йонсон перевел на него взгляд:

– С чего это ты вдруг заинтересовался?

– Ты же как будто сам хотел, чтобы я помог?

Йонсон аккуратно отрезал над пепельницей кончик сигареты.

– Да, это так.

– Так о чем там речь?

– Как я уже говорил, дочка Нади пропала, с тех пор прошло два года.

– Я помню, это ты уже рассказывал, но что ты хочешь от меня?

– Узнать, что известно об этом в полиции.

– Какой в этом толк? Если только ее не объявляли в розыск, то узнавать особенно нечего, разве что…

– Что – разве что?

– Разве что она умерла или значится как потерпевшая. На каких правах она тут находилась? Может быть, жила нелегально?

Йонсон помотал головой:

– Не думаю. Но я мало что знаю о ее обстоятельствах. Наверное, лучше бы ты поговорил с Надей.

– Ладно. Где можно ее найти?

– Полагаю, дома.

– А где ее дом?

– Да неподалеку отсюда, в нескольких кварталах.

Томас встал со стула:

– Ну так давай сходим.

Йонсона такой ответ, по-видимому, застал врасплох. Он вытаращил глаза:

– Я не могу уйти из бара. Мне скоро открывать.

– Ты открываешься через час. Мы успеем вернуться раньше.

– Но она же нас не ждет.

– Созвонись по пути.

Йонсон сложил газету и взял ключи. Затем допил свой кофе.

– Какой-то ты сегодня странный, Ворон. Болен ты, что ли, или просто трезвый?

Квартира Нади находилась в подвале старого многоэтажного дома на Бурмейстергаде. Сырость там стояла такая же, как на яхте у Томаса, а потолки были еще ниже. Зато в маленькой комнатке с белыми пластиковыми стульями вокруг обеденного стола царил идеальный порядок. Надя предложила гостям кофе и выставила на стол домашнее печенье. Хозяйка оказалась маленькой худенькой седой женщиной, под глазами у нее чернели большие мешки. Разлив по чашкам кофе, она тоже присела с краю, с недоумением посматривая на Томаса, словно не могла поверить, что этот истощенный мужчина с волосами до плеч и растрепанной бородой может быть полицейским.

– Так как зовут вашу дочь? – спросил Томас, ставя на крошечный стол чашку.

– Маша.

– А сколько ей лет?

– Будет двадцать три в следующем месяце, четырнадцатого числа. – Женщина говорила с сильным акцентом, и Томасу приходилось сосредоточенно слушать, чтобы понять ее речь.

– И когда вы видели ее в последний раз?

– Два с половиной года назад.

На глазах женщины выступили слезы.

– И вы даже приблизительно не догадываетесь, куда она могла деться?

– Нет. Я искала ее повсюду. Она пропала. – Надя беспомощно развела руками.

– Вы, наверное, пытались ей позвонить?

– Ее телефон не отвечает. Этот номер больше не существует.

– Она жила здесь?

– Поначалу да, когда мы сюда перебрались. А потом она переехала. Сперва к подружке, потом к другу, к мужчине. – Тут Надя поморщилась. – Мне он не понравился.

– А где он живет?

– Не знаю. Я вообще видела его только два раза, когда Маша заезжала за какими-то вещами.

– Как его зовут?

– Иван, Игорь? Я точно не знаю.

– Как он выглядит?

– Противный такой. Он русский. Все время был в темных велосипедных очках и ездил на большом автомобиле с деревцем.

– С деревцем?

– Ну, такое, которое вешают спереди на стекло, для запаха.

– «Вундербаум», – подсказал Йонсон.

– Это был «Вундербаум»? – спросил он на всякий случай у Нади.

Та кивнула, опустив глаза:

– Год назад я как-то случайно встретила его на улице. Спросила, не знает ли он, где Маша. Он на меня даже не посмотрел. Я побежала за ним и все спрашивала и спрашивала, и тогда он сказал, что не знает никакой Маши, назвал меня сумасшедшей – «помешанная».

– Чем занималась Маша? Где она работала? – спросил Томас.

– Чем придется. Я хотела, чтобы она продолжала учебу, голова у нее хорошая. Но она мечтала зарабатывать деньги, разве можно ее за это упрекнуть?

– Так чем же она занималась?

– Сначала убирала со мной. Но ей это очень не нравилось. Потом поступила на работу в какую-то клинику.

– Какого рода клинику?

– В салон красоты. Работала маникюршей, делала макияж и все такое.

– Где находится эта клиника?

Надя покачала головой:

– Не знаю. Маша мне никогда ничего не говорила.

– Как насчет друзей и подруг?

Надя опять покачала головой.

– Маша их сюда не водила. Стеснялась этого убожества, – пояснила она, обведя рукой обстановку. – Стыдилась, что я такая.

– А как вы сами думаете, что с ней случилось?

На глаза женщины набежали слезы.

– Я опасаюсь самого худшего.

– Разве не могла она найти себе нового парня, о котором вы просто не знаете? А может быть, она вернулась в Латвию?

– В Литву, – поспешил поправить Томаса Йонсон.

Томас сделал извиняющийся жест:

– Ну, куда-нибудь взяла и уехала. Это же вполне вероятно.

Надя замотала головой:

– Маша никогда меня не забывала. В последнее время она заходила редко, но заходила. Я ничего не меняла в ее комнате. Она… Она и квартирную плату за меня вносила из своих денег. Она была… – Тут Надя заплакала: – Она – хорошая дочь.

Йонсон нагнулся к ней и погладил по плечу:

– Ничего, мы узнаем, что там случилось. Наверняка все не так плохо, как вам представляется.

– Можно мне заглянуть в ее комнату? – спросил Томас.

Комнатушка с окном во двор была явно обставлена сразу после приезда хозяйки в Данию и с тех пор оставалась нетронутой. На стенах висели плакаты с портретами кумиров: Бритни Спирс и Йона из «Попстарз». В изголовье кровати на розовом покрывале сидели в ряд плюшевые мишки. Письменный столик был занят целой батареей косметики. В дальнем конце виднелась фотография Нади, на которой та стояла, держа за руку маленькую девочку, перед статуей Русалочки. Томас взял фотографию, чтобы поближе ее рассмотреть:

– Это вы с дочкой?

– Да, – ответила стоявшая на пороге Надя. – Это моя принцесса.

Он осторожно поставил фотографию на место.

С крючка на стене свисало несколько дорогих сумочек фирмы «Луи Виттон», несколько ниток искусственного жемчуга и потертая серая кроликовая шубка с надорванным рукавом, напоминавшим сломанную руку. Томас подошел к платяному шкафу в углу и открыл дверцу. Все полки ломились от вещей, а внизу обнаружились целые залежи туфелек и сапожек:

– Это все Машино?

– Да, – ответила Надя. – Она любит нарядные вещи. Одежду и туфли. Когда приходила, то каждый раз была в обновке.

– А все, что тут?

– Это старое. Маша любит новенькое. Это у нее с детства.

– У вас нет ее фотографии из последних?

Надя кивнула и ненадолго вышла. Через минуту она вернулась с конвертом фотографий. Вынув несколько снимков, она протянула их Томасу. Снимки запечатлели Машу возле пристани Кристиансхавнского канала. Если бы фотограф повернул объектив чуть левее, на задний план в кадр попала бы «Бьянка».

– Снимала ее подружка, они хотели разослать фотографии в киностудии и модельные агентства. Маша мечтала стать моделью или актрисой.

– Она очень красивая, так что подошла бы для такой работы, – сказал Томас, дружелюбно улыбнувшись Наде. – Вы дадите мне с собой один из снимков?

– Ну конечно, – согласилась Надя.

Они вышли из комнаты и направились к выходу. Томас пожал ей руку:

– Посмотрю, что тут можно сделать. Поговорю в полиции и поспрашиваю, не видел ли ее кто-нибудь.

– А от полиции не будет никаких неприятностей? – встревожилась Надя.

– Не будет, – заверил Томас и распрощался.

Томас и Йонсон шли по набережной канала, возвращаясь в «Морскую выдру». Поднялся ветер, и Томас в тонкой куртке зябко поежился.

– Ну, как ты думаешь, что с ней могло случиться? – спросил Йонсон.

– Не имею ни малейшего понятия.

– Совсем-таки не имеешь? – разочарованно протянул Йонсон, заглядывая ему в лицо.

– Похоже, делать людям маникюр – очень денежное занятие.

– О чем это ты?

– О том, что при ее аппетитах да еще если оплачивать квартиру, где живет ее мать, необходимо каждый месяц выкладывать изрядное количество денег. Те старые сумочки, которые остались висеть на крючке, стоят не меньше пяти тысяч каждая. Я сам дарил такую Еве к тридцатилетию. Ушам своим не поверил, когда продавщица назвала цену, но отступать было поздно.

– Думаешь, она их украла?

– Может быть. Но в таких бутиках это довольно сложно. У дверей там стоит охранник, а весь товар лежит в закрытых витринах. Они очень хорошо знают, сколько стоят эти вещички.

– Может быть, ей дарил этот, как его… мистер Вундербаум.

– Может быть.

– Похоже, ты так не думаешь. А как ты считаешь?

– Она была бы не первой девушкой в мировой истории, которая за хорошую цену предлагает сеанс приятного массажа.

– Думаешь, она шлюха? – вырвалось у Йонсона.

Томас пожал плечами:

– Я бы не удивился.

– О’кей. Ну а что дальше?

– Придется мне, видно, сходить в центральный участок и запросить в системе. Какое-то даже странное ощущение. Отвык, наверное… Давненько этого не делал.

Вскоре они подошли к дверям «Морской выдры». Йонсон посмотрел на Томаса:

– Зайдешь, что ли? За счет заведения.

– Да нет, спасибо. Появлюсь, когда что-нибудь узнаю.

Томас повернулся и двинулся в путь.

– Ворон! – окликнул его Йонсон.

Томас посмотрел через плечо.

– Это очень благородно с твоей стороны.

Томас коротко кивнул и пошел к себе на «Бьянку».