Текст книги "Дети грозы. Книга 6. Бумажные крылья"
Автор книги: Мика Ртуть
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Мика Ртуть
Дети грозы. Книга 6. Бумажные крылья
© Ртуть Мика
© ИДДК
Глава 1. Слуга мертвого бога
…вырастет из косточки дерево Силь, соединяющее землю и небо. И не приблизится к священному дереву неверный, упадет и не сможет идти – так узнаешь ты, кто любит меня, а кто таит зло и почитает ложных богов. Не примет земля воды лжеца, вора и убийцы, и так узнаешь ты виновного перед законом. Через девять дней зацветет дерево и принесет плоды. Дай один плод мальчику из семьи своей, и станет тот мальчик голосом моим. Береги его, слушай, что скажет он, и делай по слову его. А когда умрет он, принеси к дереву и закопай под корнями – возродится он в плодах Силь, и стану я снова говорить голосом его…
Последнее Слово Карума
617 год Исхода, середина лета. Полуденная Марка, остров Черепахи
Ниме сен Акану
– Прими молитвы мои, о Истинный! – срывающимся голосом попросил рыбак и наклонил кувшин над корнями мертвой груши.
Ниме Акану затаил дыхание вместе со всеми, кто наблюдал за древним ритуалом: Старейшим, тремя молодыми жрецами и полудюжиной простолюдинов с кувшинами.
Вода звонко ударилась о сухую землю и ручейком побежала прочь, за пределы обозначенного замшелыми камнями круга. Ветер, пахнущий морем и ладаном, насмешливо засвистел в голых ветвях. Простолюдины выдохнули – со страхом и облегчением.
– Я ни в чем не провинился перед тобой! – В глазах рыбака блеснули слезы, когда он обернулся к Старейшему. – Я не знал!
Старейший молчал, прикрыв выцветшие глаза и опираясь на посох, такой же черный и неподвижный, как священное дерево. Трое молодых жрецов схватили рыбака и поволокли к обрыву. Простолюдины, взошедшие на рассвете на гору Карум-де, благоговейно замерли: суд вершится. Кто-то прошептал, успокаивая себя:
– Божий суд справедлив…
– Смилуйся, Истинный! Я не винова-а!.. – причитания рыбака превратились в крик, и крик падал и падал, пока не оборвался далеко внизу ударом и плеском.
Вода из треснутого рыбацкого кувшина все лилась на землю у корней и стекала прочь – дерево Силь не приняло жертвы.
Чем провинился рыбак, Ниме Акану не знал: Старейший не счел нужным просветить своего верного шпиона. Зато не поленился напомнить, что бывает с теми, чья служба не угодна единственному живому богу Полуденной Марки: Старейшему жрецу Истинного.
Только когда кувшин рыбака опустел, Ниме оторвал взгляд от единственного бутона на обращенной к востоку ветви груши и повернулся к Старейшему. В нос снова ударило ладаном: за восемь лет отсутствия на островах он отвык от всепроникающего запаха, угодного Истинному. Тлен и ладан. Родина…
– Пора, сын мой. – По бледным губам Старейшего скользнула улыбка. – Истинный ждет.
На Старейшем был циу из козьей шерсти, воплощение скромности и благочестия, но – черного цвета, дозволенного лишь Высочайшим и жрецам. Его полы развевались вокруг худых ног и хлопали на ветру, как упущенный парус. Казалось, сухонького старичка сейчас унесет в небо, и лишь высокий посох, словно вросший в скалу, помогает ему удержаться на земле.
– Благодарю тебя, отец мой.
Ниме поклонился, проведя рукой по вышитому мечу на левой стороне циу. Его одеяние из шелка было самого темного цвета, почти как ночное небо, но не черным.
Старейший выглядел в точности как всегда – сколько Ниме себя помнил, он не менялся. Ничто не менялось здесь, в стране мертвого бога. Чайки над морем все плакали над судьбой рыбака. Старейший шептал благословение. Ниме почтительно внимал.
Дослушав, он выпрямился и неспешно приблизился к дереву. Все веточки были целы, ни одна не обломилась за тысячу лет. Ладан. Тяжелый и сладкий запах смерти. Блеск акульего клея – каждое полнолуние, когда ночью светло, жрецы покрывают дерево слоем прочным, как алмаз. Запаха клея не различить за ладаном, а блеск… что блеск, если людям нужно чудо? Никто не увидит, что бутон священного дерева Силь сделан из шелка, а увидит – промолчит. Обрыв над Красной бухтой вот он, рядом.
Сохраняя благочестивое выражение лица, Ниме обошел дерево и осторожно наклонил кувшин. Вода полилась тонкой струйкой, сразу впитываясь в землю. Ниме лил осторожно, чтобы не попасть на масляно отблескивающие участки, оставшиеся там, где земли коснулась вода из кувшина рыбака. Состава той жидкости, что жрецы капают в кувшины «виновным», он не знал, зато был уверен, что сегодня его вода чиста. Старейшему нет смысла вызывать его с континента, не дождавшись выполнения задания, чтобы убить. Нерационально. А Старейший никогда ничего не делает зря.
Последняя капля впиталась, Ниме выпрямился и глубоко вдохнул сладкий холодный воздух. Шпион еще нужен Старейшему, забери его Хисс. Хисс? Ниме спрятал усмешку. Полжизни на континенте не прошли даром.
– Ты нужен Истинному, – одними губами шепнул Старейший. Острые зубы сверкнули на смуглом, похожем на сушеный чернослив лице. – Идем, сын мой, тебе…
Старейший отвернулся, не окончив фразы, и направился к опоре канатной дороги. Мертвый бог требовал, чтобы каждый нес воду для полива священного дерева сам и поднимался на вершину своими ногами, но ничего не говорил о спуске.
Вслед за жрецом Ниме залез в гондолу, сел на низкую лавку и взялся за бортик. Привычный с детства пейзаж всякий раз заставлял его затаить дыхание. Мертвый бог выбрал для переселения с Дымной Горы самое красивое место в мире: спину Черепахи, центрального острова архипелага Акулий Плавник. Отсюда острова, разбросанные по синей глади, казались изумрудами причудливой формы, оправленными в золото пляжей и украшенными вкраплениями бирюзы – озерами и лагунами. Сотни кораблей-игрушек сновали по морскому шелку, на палубах суетились человечки. У подножия горы Карум-де пенились сливовым и абрикосовым цветом Потаенные Сады Владетеля. Благодать!
Ниме усмехнулся. Нарядна страна мертвого бога, но мало кто знает, что у неё внутри.
– …с водой неси молитвы твои, и услышу я, – размеренно шептал Старейший слова канона: он всегда с трудом переносил гондолу, но никогда не тратил лишних двух часов на спуск по тропе в носилках. – А когда падет под ударом лжи обитель моя, приду в новый дом к детям моим…
Шепот Ниме пропускал мимо ушей – канон каждый житель Марки знает наизусть, и он не был исключением, хоть и полжизни притворялся сашмирцем. Он пытался угадать, что же Старейший захочет от него в этот раз: завербовать главу Конвента? Принести голову хмирского Дракона? До сих пор все, что обыкновенному человеку показалось бы невыполнимым, Ниме удавалось. Но он не был обыкновенным. Старший сын Высокого рода – не какой-то рыбак. Гибкий ум, первая ступень воинского искусства, удача и доля драконьей крови, что еще нужно? Да, когда-то его мать была магом воздуха. До тех пор пока Охотники не взяли корабль, на котором она путешествовала, и не надели на нее рабский ошейник, отдавший творящую силу законному владельцу – мертвому богу Каруму. Или Старейшему… не просто так он живет уже две сотни лет. А сама сашмирская красавица приглянулась наследнику рода Акану и стала послушной женой. Только Высокий может себе позволить взять в жены чужеземку, и только Высокие знают, что дети от чужеземок рождаются куда крепче, умнее и удачливее прочих, пусть и не бывают магами: вся сила принадлежит богу. Или совету Девяти.
Взгляд Ниме сам собой обратился к Старейшему. Тот сидел с закрытыми глазами и беззвучно шевелил губами. Сухие руки вцепились в борта гондолы, словно он боялся. А может быть, и в самом деле боялся, но даже свой страх использовал рационально: слабость, показанная открыто – уже сила. В этом Ниме убедился еще давно, когда добывал для Старейшего записи шаманских ритуалов. То задание стоило ему седых волос и кошмарных снов, не говоря уже об остатках веры в истинность Карума. Не может быть истинным бог, дети которого – зурги. Но мертвый бог куда лучше живого: он не обвинит своих жрецов во лжи.
Тогда Старейший обещал сделать его род не десятым, а четвертым – и Акану войдут в совет Девяти: Владетель, четыре жреца, четыре воина. Мечта пятнадцати поколений: подняться до Высших, получить право на долгую жизнь и магию. Ниме делом доказал, что он достоин. Достойнее тех бездельников, что протирают задами кресла из слоновой кости.
Единственно, не успел найти Глаз Ургаша, но ведь почти вышел на след! И тут этот вызов на острова… что надо Старейшему?
– Не гадай попусту. – Старейший скрипуче рассмеялся, седые косицы с обеих сторон от морщинистого лица затряслись, и без того узкие глаза сощурились. – Все узнаешь в свое время. Кстати, у меня подрастает любимая внучка, истинный цветок персика. Я отдам ее главе рода Акану. Через год, как ей исполнится пятнадцать.
Ниме тяжело сглотнул. Год, всего год. Отцу семьдесят, он может прожить еще десяток лет. Но глава Высочайшего рода должен быть зрел и полон сил. Сорок шесть – это прекрасный возраст для того, чтобы сесть по правую руку от Владетеля.
Тросы над головой заскрипели, гондола замедлилась и повисла рядом с открытой площадкой на каменной башне. Под ногами буйствовала бело-розовая пена Потаенных Садов: канатная дорога предназначалась лишь для жрецов и приближенных Владетеля, прочие же, включая высокородных, шли обратно пешком или могли за плату прокатиться на ослике: носилки, как и черные шелка, разрешались только Высочайшим.
Выскочив первым, Ниме подал руку Старейшему. Тот выбрался и остановился, задрав голову.
– Наш бог велик, и когда-нибудь он вернется к нам, – звонко и четко сообщил он зеленой горе с плоской вершиной и редким облакам в небе.
Ниме также звонко повторил за ним формулу веры, про себя добавив вторую часть, формулу власти: «но мы не будем его торопить, ибо негоже смертным мешать бессмертным вкушать покой, а с делами земными справимся и сами».
– Нам туда, – спустившись по винтовой лестнице, Старейший кивнул на дорожку, ведущую обратно к горе, в противоположную от дворца Владетеля сторону.
Короткая прогулка по Потаенным Садам доставила Ниме истинное наслаждение. Деревья, горки и купы бамбука расположились в видимом беспорядке, но идеальной соразмерности. Извилистые тропинки напоминали о диком лесе, манили прохладой мшистые гроты, и журчали ручьи под горбатыми мостиками. Любопытные мордочки лис выглядывали из-за камней. Пели флейты и лютни, юные девы с расписными зонтиками прогуливались по галереям над лебедиными прудами. Этой гармонии и утонченности ему так не хватало на континенте! Высокомерные маги не умеют ценить хрупкой красоты, сделанной человеческими руками.
К беседке Ниме подошел умиротворенным и просветленным. Склонился перед жизнерадостным упитанным мужчиной лет тридцати, которому две юные девы массировали ступни. На гладком желтом черепе Владетеля был вытатуирован цветок груши. Ниме дождался, пока Владетель велит ему подняться и сесть на скамеечку, жестом отошлет дев…
– Благовоспитанный юноша, – хмыкнул Владетель. – Думаешь, он справится?
– Несомненно, – кивнул жрец. – Ниме сен Акану достоит стать первым сен-хо Акану.
– Что ж, юноша… – Владетель обратил на Ниме пронзительный взгляд. – Мы довольны тем, какого союзника вы нашли нашему государству. Одно это стоит нашего благоволения. Но чтобы этот союзник был нам верен, мы должны иметь то, чего он желает.
Ниме подобрался: привезти императорскую корону? Нет, это было бы слишком… бессмысленно. Но что еще он желает? Его душой владеет лишь одна страсть – и она зовется властью.
– Я вижу твое рвение, и это похвально. – Владетель кивнул и усмехнулся. – Ты привезешь ее сюда. Ко мне. А поможет тебе вот это.
В пухлой ладони сверкнуло кольцо, массивное, золотое, с алмазом чистой воды. Тлен и ладан. Ниме невольно передернулся: ему еще не приходилось встречать амулета такой силы. Он взял протянутое кольцо, вопросительно глянул на Старейшего.
– Ты прав, Ниме, – кивнул тот. – Это моя работа, и я ею горжусь. И это тоже.
Старейший подал ему мешочек на шнурке.
Упав в мешочек, кольцо перестало источать опасный аромат. Что ж, значит, имперские маги его тоже не почуют.
– И что я должен привезти?
Владетель и Старейший переглянулись, помолчали. Затем Владетель назвал имя – но лучше бы, право слово, он потребовал украсть у императора корону.
– Деньги, мандат Божьего Ока, все будет. Что и кому ты будешь врать, не имеет значения. У тебя год, Акану. Ни днем больше. – Из голоса Владетеля исчезло добродушие, и Ниме увидел того, кем и был Владетель на самом деле: древнюю кровожадную тварь, пожирающую души. – Истинный бог вернется. Это говорю я, голос его.
Дрожь пробрала Ниме, словно он оказался снова на вершине горы, на пронизывающем ветру. Облака под ногами лизали скалы, и мертвый бог снова был жив…
– …отпразднуем свадьбу. Акану? – скрипучий голос Старейшего вернул его из наваждения. – Ты выглядишь так, словно тебе явился Карум. Нельзя столько поститься. Молодому мужчине это вредно!
Старик рассмеялся.
– Да, наш дорогой наставник прав, – улыбаясь, кивнул Владетель. – Откушай с нами, сен-хо Акану.
Узкий луч солнца, протиснувшись сквозь крышу из бамбука, осветил цветок на лысине Владетеля: очередного безымянного мальчишки, опоенного дурманом и роскошью, бездумно послушного жрецу. С чего Ниме вдруг показалось, что он – тысячелетний упырь и воплощение мертвого бога? Чушь. Привидится же такое. А называться сен-хо, оказывается, очень приятно.
Глава 2. Убийство на улице Серебряного Ландыша
Подобает слугам Моим помнить, что Я берегу их, люблю и забочусь о них. Но так же подобает слугам Моим не зевать и действовать самим, ибо наградой за слабость и лень будет гнев Мой.
Канон Полуночи
2 день журавля. Суард
Себастьяно бие Морелле, Стриж
Красивого полета из окна не получилось. Крылья растаяли на третьем же взмахе, и Стриж свалился в уже знакомые кусты хмирской айвы под окнами Шуалейды.
– Проклятье, – прошипел он, выдираясь из колючек.
У сюртука оторвался рукав, сорочка превратилась в лохмотья, неудобная туфля застряла где-то в гуще ветвей, а чтобы мало не показалось, пошел мелкий холодный дождь. Содрав вторую туфлю, Стриж запустил ее в стену башни и, поминая шиса, устремился прочь от дворца. Как ни странно, Лес Фей не стал водить его кругами и морочить голову. Тропа мягко стелилась под ноги, листья одобрительно шелестели, заглушая плач дождя.
Стряхнув с лица морось, Стриж только открыл рот, чтобы помянуть шисовы наваждения в сотый раз, как обнаружил, что тропа закончилась – прямо у порога Алью Хисс. Он оглянулся на пару стриженых олеандров посреди мощеной площади, передернул плечами: удивляться чудесам – в другой раз. Если жив будет.
Черная дверь гостеприимно приотворилась, бросая на ступени теплый свет фейских груш. Из храма послышалось тихое фальшивое пение на два голоса: служки мешали фривольные песенки с Полуночным каноном. Вдруг захотелось зайти в сухое нутро храма, найти Риллаха, попросить совета – наверняка же он знает…
«Знает, что делать с отступниками», – оборвал себя Стриж.
В спину дохнуло холодом, в шелесте дождя снова послышалось что-то…
– Хватит пугать! – выплюнул Стриж, резко разворачиваясь кругом.
Кошка с диким мявом порскнула из-под куста, служка в храме замолк на мгновенье и рассмеялся. А Стриж, в несчетный раз пожелав всем кошкам, служкам, фейским лесам и сумасшедшим магам провалиться к троллям в болото, направился в ближайший переулок. Он точно знал, что делать.
Пойти к Мастеру.
Пусть Мастер не хуже Риллаха знает, что делать с отступниками, но он велел Стрижу вернуться – и Стриж возвращается. Не исполнив контракта, не избавившись от заказчика и зная, что есть третья сторона, Мастер Ткач, Стриж идет к нему. Убить или быть убитым. На все воля Хисса, не так ли?
Какова она, эта воля, гадать бесполезно. Надо действовать. Как-нибудь. Все лучше, чем оставаться игрушкой в руках этих всех…
«Эти» вспомнились совсем некстати. Вкусом губ, теплом обвивающих его рук, шепотом «мой Тигренок». Захотелось то ли завыть, то ли плюнуть на все и вернуться, пока она не проснулась, и будь что будет. Опомниться Стрижу помог поток ледяной воды, низвергнувшийся с крыши прямо перед его носом.
Вздрогнув, Стриж огляделся. Хорош слуга Хисса, не понимает, где находится! Прав Мастер: влюбленный убийца – мертвый убийца.
До дома номер шесть по улице Серебряного Ландыша оставалось не больше ста шагов. Окно кабинета на втором этаже, завешенное зелеными шторами, светилось. Мастер не изменял привычке спать не больше пяти часов в сутки, а отдыхать за чтением =Хроник. Только бы Шороха не оказалось поблизости!
Представив брата, заставшего его над трупом отца, Стриж поежился и отогнал эту мысль прочь. Мысль-перевертыш – Мастера на трупом Стрижа, он прогнал к тем же шисам в болото. Что будет, то и будет. Лишь бы гильдия больше не трогала Шуалейду.
А Шороха их дела с Мастером не касаются. Шорох ни при чем.
«Ни при чем», – согласно шепнули ветви платана, приглашая его в Тень.
Проблеск надежды непонятно на что – ведь Хисс доволен, Хисс сам зовет его в Тень! – согрел и пропал, сменившись холодной сосредоточенностью. Игры кончились. Мастер – противник не менее опасный, чем Бастерхази. И, в отличие от придворного мага, Мастер знает своего ученика как облупленного.
– Вперед, – скомандовал себе Стриж…
Нет, уже не Стриж и не Тигренок. Тот мальчишка, что любил принцессу и был готов умереть за нее, остался где-то в Лесу Фей. В Тень ступил убийца, у которого вместо сердца – Канон Полуночи.
Заказ должен быть исполнен. Так или иначе. Если Хисс желает получить смерть, он получит смерть. И если Хисс оставил Стрижу выбор, то Стриж не станет проявлять неуважения и этим выбором воспользуется.
«…подобает слугам Моим не зевать и действовать самим, ибо наградой за слабость и лень будет гнев Мой», – как наяву прозвучал голос Риллаха Черного. Голос самого Брата.
Иногда Хисс выражается более чем ясно, и плох тот мастер теней, который не слушает своего бога.
В этот раз демонические крылья не подвели. Полет к окну не был красивым – призрачную тварь никто не видел. Зато сам Стриж прекрасно различал все заклинания и ловушки, позволяющие Мастеру в своем доме спать спокойно и не опасаться незваных гостей. Вот только Стриж не был незваным гостем.
– Свои, – шепнул он, просачиваясь сквозь окно.
Настороженные нити защиты, не дрогнув, пропустили его. Сыновья Мастеру не опасны.
Диего бие Морелле сидел в кресле у горящего камина, листая толстый манускрипт и попивая красное вино из хрустального бокала. Длинные волосы с проблесками седины стягивала на лбу выцветшая полоска ткани с рунами – знак Мастера Ткача. Он всегда носил ее дома, и никогда – при посторонних. Рядом с креслом на низком столике поблескивали темная бутыль и второй бокал, пустой. Странно и непривычно: Мастер никогда не пил вина при сыновьях.
– Сегодня можно, – сказал Мастер, не поднимая глаз от книги и словно бы продолжая доверительную беседу. – Садись, Себастьяно, выпей со мной.
От этой обыденности приемный отец казался еще опаснее, хотелось убить его немедля – и бежать отсюда. Правда, не очень понятно, куда.
– Успеешь, – хмыкнул Мастер. – Ты же не откажешь наставнику в разговоре напоследок? Да, насчет Ориса не волнуйся. Мастер наш Шорох не появится до утра, Устрица До об этом позаботится.
Наконец Мастер поднял голову от книги и взглянул на Стрижа… не совсем на Стрижа, чуть левее. Ошибся на пару ладоней, не больше.
Страх отступил. Наставник не видит его, не слышит мыслей. Просто изучил его слишком хорошо. Но он не может знать о…
– Знать не могу. – Мастер пожал плечами. – Ни о том, что ты влюбился в колдунью, ни о том, что удрал от придворного мага. Но догадываюсь.
– Вот только не надо мне говорить, что догадывались, как все повернется, – с трудом заставив измененное горло произносить слова, проскрипел Стриж.
Из Тени он не вышел: умирать все еще не хотелось.
– И не собираюсь. – Мастер снова пожал плечами и поднял бокал, разглядывая вино на просвет. – Ты садись, Себастьяно. Сегодня мы не будем драться.
– Да ну?
– Я иногда могу идти против воли Хисса, но не настолько же. Твое здоровье! – Мастер отпил из бокала. – Черное бастардо тринадцатого года, неплохо Орис разбирается в винах.
Кольнуло неправильностью происходящего. Наставник не может сдаться без боя и не может рассчитывать на пощаду после того, как продал его колдунье – значит, где-то тут подвох. Засада, яд? Нет, не то. Пахнет не так. Может, Орис? Но Мастер не соврал, брата не будет до утра. Что же?
– Не доверяешь старику, и правильно. Никому не доверяй, малыш. – Отложив книгу, Мастер налил вина в оба бокала, один поставил на дальний край столика, второй снова поднял, словно готовился сказать здравицу. Но вместо того вдруг попросил, тихо и серьезно: – Не бросай брата. Седой получит Гильдию, но не успокоится, пока Орис жив.
– Вряд ли мне удастся бегать дольше, чем до утра. – Стриж потер горло, сжатое фантомным ошейником. Почему-то он вдруг успокоился и перестал бояться. Ведь раз Мастер прощается так, словно собирается умереть сам, значит… Значит, все будет так, как должно быть. – Но, быть может, Хисс отпустит из Ургаша на час-другой. Я бы сказал Седому пару слов.
– Отпустит. У меня есть для тебя кое-что. Погоди, это еще не подвох. – Мастер улыбнулся и достал из-за пазухи серебряный круг Райны на шнурке: окантовка из черненых рун почти стерлась, солнце в центре было выполнено в непривычном стиле. – Это было на тебе шестнадцать лет назад. Может, пригодится.
Взгляд Стрижа, вопреки разуму, последовал за серебряным блеском. Светлый Круг у малыша, оставленного на пороге храма Темного? Ниточка к прошлому, тайная мечта, и так не вовремя. Или вовремя: отличный способ отвлечь противника, как раз в духе убийц.
Положив круг на стол, Мастер откинулся на спинку кресла с видом полностью исполнившего свой долг человека и замолчал. Несколько мгновений Стриж напряженно ждал, сдвинувшись с линии вероятной атаки – вот сейчас, сейчас! Ну, давай же, покажи, что ты Мастер!.. Ты же знаешь, что я пришел именно за этим. За смертью.
Но наставник неторопливо отхлебывал вино, чему-то улыбался и словно забыл об ученике.
«Хорош убийца, – усмехнулся про себя Стриж, поняв, что драться наставник и в самом деле не намерен. – Седой бы на твоем месте не ждал, пока дракон яйцо снесет. Заказ, помнишь? Ошейник, тюрьма…»
Убивать все равно не хотелось. Стриж знал, что будь у Мастера выбор, тот заказ не достался бы ему. И знал, что убить придется, и Орис завтра найдет отца здесь.
– Простите, наставник, – виновато пожал плечами Стриж, выходя из Тени и присаживаясь на табурет. – Дурное дворцовое воспитание.
– Покажи хоть, что такое Воплощенный, – усмехнулся Мастер, глядя на тающий абрис крыльев за спиной Стрижа. – Я всегда считал, что это легенды Мертвой войны.
Закусив губу, чтобы не ответить какую-нибудь виноватую глупость, Стриж перетек в демоническое обличье, сам задумчиво глянул на когти, больше похожие на выкидные бандитские ножи, облизнул неудобные клыки и со вздохом вернулся обратно. Шкура Воплощенного сидела как влитая, но своя под ней отчаянно чесалась.
– Впечатляет, – кивнул Мастер. – Твое здоровье.
– Ваше… – начал Стриж и осекся. – Мягкой травы, отец.
Он покинул дом на улице Серебряного Ландыша так же тихо, как проник в него. Мастер Ткач остался сидеть в кресле у камина, задумчиво глядя вдаль. Отложенная книга, недопитый бокал вина – словно почтенный бие Морелле сам не заметил, как отошел в Сады под конец мирного домашнего вечера.
Но он заметил и даже улыбнулся Стрижу, когда Хисс принял его душу. Легко и бескровно. Короткое нажатие на яремную вену, ледяное дуновение, мягкое одобрение Бездны… и все. Гильдия осталась без Мастера Ткача. А Стриж получил свободу. По закону тот, кто убил Мастера, может либо претендовать на звание Мастера сам, либо покинуть гильдию, либо вернуться к своим обычным обязанностям – но для этого ему следует заново вписать свое имя в Книгу Тени.
Дождь перестал. Зеленая кривая луна освещала пустые улицы, неподалеку пьяные горланили о веселой вдове. Тощая собака выскочила из подворотни, сжимая в зубах такую же тощую крысу, испуганно рыкнула на Стрижа и убралась обратно. Он ухмыльнулся, насильно растягивая губы. Задрал голову и…
Свобода! Свобода, шис бы ее подрал. Интересно, а демоны Ургаша воют на луну?
