Текст книги "Валькирия рейха"
Автор книги: Михель Гавен
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Тем временем рейхспротектор Богемии и Моравии Рейнхардт Гейдрих, нарушив устоявшиеся привычки, все еще оставался в Паненске Брецани. Отпустив Шталекера, он вернулся в столовую, уже прибранную после выходки Лины. Подойдя к раскрытому окну, он смотрел в сад, где после завтрака резвились дети – старшие сыновья Клаус и Гайдер, одетые в униформу «Гитлерюгенд», и младшая дочь Силке, в темно-коричневой амазонке, уже приготовившаяся к утренней прогулке верхом со специально выписанным из Берлина тренером. На площади перед парадным входом в замок водитель Гейдриха обершарфюрер СС Кляйн уже поставил черный «мерседес» с открытым верхом и флажками «СС» на крыльях. Взглянув на автомобиль, Гейдрих вдруг подумал, что несмотря на его приказ, который он отдал перед отлетом в Париж, получив от гестапо сообщение об активизации подпольных групп в Праге, на «мерседес» так и не поставили бронированные листы. К тому же обершарфюрер Кляйн на своей службе был новичком, всего лишь запасным водителем, тогда как постоянный шофер Гейдриха слег в госпиталь с обострением гастрита.
– Папа! Папа! Иди к нам! – заметив отца, вразнобой прокричали Клаус и Силке. Они прыгалали на лужайкев в солнечных лучах. Гейдрих невольно залюбовался ими, веселыми, задорными. Казалось, в такое прекрасное майское утро грех думать об опасностях, что может случиться? Но многие годы, проведенные рейхспротектором в службе безопасности убедили его, что забывать о предосторожностях при любых обстоятельствах – только играть на руку врагу. Именно теперь, когда в его жизни вот-вот должна была наступить разительная перемена и вожделенная цель, к которой он шел долгие годы, невзирая на препятствия и не брезгуя никакими способами для их преодоления, именно теперь было бы обидно и глупо подвернуться под руку партизанам, которые в последние месяцы, по сведениям гестапо, развернули за Гейдрихом настоящую охоту. И Гейдрих вполне отдавал себе отчет, что пражское отделение гестапо, формально подчиненное ему, а на самом деле действующее по указке Мюллера из Берлина, не проявило достаточно рвения, чтобы обезопасить рейхспротектора. И на то были причины. Ведь шеф IV АМТ (Управления) службы безопасности, обергруппенфюрер СС Мюллер, действовал под диктовку рейхсфюрера Гиммлера, для которого Гейдрих, его заместитель, в прошлом единомышленник, почти друг, сделался нынче хуже кости в горле. Более того, в Париже Гейдрих узнал, что по личному указанию Гиммлера Мюллером и главой разведки СС Вальтером Шелленбергом еще год назад был подготовлен специальный отряд диверсантов, которым предписывалось внедриться в ряды чешских партизан и добиться расположения их командования. Вполне вероятно, что именно через своих посланцев Мюллер и Шелленберг могли вбросить террористическим главарям мысль о необходимости устранения рейхспротектора, в угоду Гиммлеру, конечно. И даже приказать местному гестапо до поры до времени закрывать глаза на деятельность подпольщиков в этой сфере. Скорее всего, так и было. Гейдрих не сомневался, что активизация партизанских действий против него инспирирована не столько англичанами, которые помогают чешским «патриотам» значительными денежными вливаниями, сколько его собственными сослуживцами при непосредственном участии, и даже руководстве, Гиммлера. Ведь будь иначе, система сыска, которую сам Гейдрих выстроил в протекторате, почти идеальная, не давала бы таких сбоев, как она дает сейчас, когда на его вопросы о мерах, предпринятых против подпольщиков, шеф пражского гестапо штандартенфюрер СС Далюге отвечает столь расплывчато, что становится понятно – не сделано практически ничего. Спору нет, подковерная схватка с Гиммлером, которая началась не вчера, в последнее время обострилась. Но Гейдрих уже почти праздновал победу. Он не торопился ехать в Градчаны даже вовсе не потому, что ему наскучила работа или он устал после возвращения из Парижа. Просто была уверенность, что все, о чем ему придется объявить на совещании, уже было известно Далюге и примыкающим к его группировке. Рейхспротектор покидал Прагу, покидал ради того, чтобы получить новое, очень важное назначение от фюрера. Это назначение, несомненно, подчинит ему не только «мелкую сошку» вроде Далюге, но и самого Гиммлера. Потому не надо торопиться. Пусть помучаются, предполагая, как, получив долгожданную власть, он распорядится их судьбой. Во всяком случае, для себя Гейдрих решил точно, что многие не сохранят своих постов, в том числе и Гиммлер. И наверняка ему известно о том ничуть не хуже.
Приветливо махнув детям, Гейдрих вернулся в кабинет и сел за стол. Его взгляд упал на семейные фотографии, стоявшие в рамках на рабочем столе. Неожиданно вся прошлая жизнь промелькнула в его памяти, хотя он не любил даже в мыслях возвращаться к минувшему, всегда был сосредоточен на настоящем и устремлен в будущее. Возможно, все-таки сказалась усталость последних лет, проведенных в напряженной деятельности и в постоянной борьбе с конкурентами за восхождение на Олимп власти. Что ж, перед тем, как он получит желаемое удовлетворение всех своих амбиций, можно вспомнить о том, как все начиналось.
Его прошлое было бурным и неоднозначным. Неоднозначным во всем, начиная с чисто «арийского» происхождения. Увы, «идеальный ариец», как нередко называл его фюрер, не мог быть уверен на сто процентов, что в его жилах нет ни единой капли еврейской крови. Причиной тому послужила сомнительная родословная его матери, дед которой, судя по всему, имел отношение к американским промышленным магнатам, евреям по национальности. Однако Гейдрих не мог разрешить эту загадку для себя и сделал все, чтобы никто, кроме него, не догадался о червоточине в биографии «лучшего наци», особенно Гиммлер и его камарилья. Родственников же матери да и ее саму он просто исключил из своей жизни. Заняв еще в 1934 году кресло шефа центральной службы гестапо, Гейдрих сделал все, чтобы его карьера росла стремительно, показав себя элегантным и тонким политиком.
В отличие от многих иных деятелей Третьего рейха, особенно первого поколения штурмовиков, отъявленных громил и бандитов, которых Гейдрих презирал, сам он происходил из хорошей семьи и получил превосходное образование. Он родился в городе Галле, где провел детство и юность и успешно закончил обучение в средней школе. Отец Гейдриха был директором консерватории. Бруно Гейдрих пробовал себя как певец и композитор, но, увы, не достиг успехов. Мать, фрау Элизабет Гейдрих, урожденная Кранц, происходила из известной дрезденской музыкальной семьи. В семье Гейдрихов царила атмосфера преклонения перед классической культурой, в которой важное место принадлежало музыке. Трое отпрысков господина Гейдриха, – кроме Рейнхардта в семье росли его старшая сестра Мария и младший брат Зигфрид, – обучались игре на музыкальных инструментах. Так, Рейнхардт научился вполне прилично играть на рояле и скрипке и мог бы даже концертировать, сложись его судьба по-другому. Однако несмотря на внешнее почитание культуры, в семье нередко происходили скандалы. Консерватория, созданная господином Гейдрихом для детей состоятельных жителей Галле, приносила неплохой доход, но никак не могла удовлетворить амбиции жены директора. Элизабет рассматривала Галле как третьесортный городишко и постоянно уговаривала мужа отправиться в Дрезден, где хозяином консерватории был ее отец. Бруно, наверняка, был бы и рад такому обороту, но братья Элизабет всячески препятствовали его приезду, видя в зяте конкурента. Успехи же Бруно в Галле казались Элизабет просто ничтожными. Правда, его пригласили постановщиком опер в Кельн и Лейпциг, но Берлин, Берлинская опера, Мекка музыкальной Германии, так и остались недосягаемыми. Не получил Бруно и престижного звания профессора музыки, несмотря на то, что несколько раз подавал заявления. Все эти обстоятельства способствовали тому, что в глазах жены он выглядел неудачником. Гораздо позднее, уже достигнув власти, его старший сын прекрасно понимал, что причиной тому было вовсе не отсутствие таланта у его отца, а другое – Бруно не принадлежал к высшим слоям общества, что так ценилось в кайзеровской империи. Он вышел из среднего класса, и потому доступ в аристократические сферы, – а звание профессора музыки позволяло это, – был для него закрыт. К тому же семья принадлежала к католической церкви, что в протестантской Германии не почиталось. Кроме прочего, по Галле распространялись слухи о еврейском происхождении супруги Бруно. Элизабет никак не могла смириться с подобным положением вещей. Конфликты обострялись, ссоры доходили до полного нервного расстройства. Так что детство будущего «первого наци» прошло среди никогда не прекращающейся истерики, почти в сумасшедшем доме. Часто предоставленный самому себе, Рейнхардт с ранних лет принялся воспитывать характер. Он сообразил, что прямая конфронтация, будь то с родителями или со сверстниками, часто поднимающими его на смех, не приводит к успеху, и разработал собственную стратегию поведения, стратегию волка-одиночки, который доказывает свое превосходство не криками и кулаками, а реальными достижениями. Например, в спортивных состязаниях. Несмотря на природную нервность, он научился концентрировать в себе почти что звериную энергию и проявлять ее в нужном месте и обстоятельствах, не расходуя впустую слова. Именно эта стратегия спустя годы позволила ему добиться самого высокого положения среди бонз Третьего рейха.
Когда началась Первая мировая война Рейнхардту, исполнилось десять лет. Первые успехи кайзеровской армии вскружили ему голову, он забросил музыку, мечтая о военной карьере. Поражение же в войне стало страшным ударом, который заставил повзрослеть раньше положенного и взглянуть на мир иными глазами. Как и многие немцы, он считал кайзеровских генералов «ноябрьскими ренегатами», винил в поражении евреев, подозревая их в предательстве и сговоре с американцами. Коммунистические волнения, вспыхнувшие в Германии после краха кайзеровской империи, и вовсе напугали семейство Гейдрихов. Перемена строя угрожала их благополучию. В создавшихся условиях на семейном совете решили, что будущее Рейнхардта, которому как раз исполнилось восемнадцать лет, увы, никак нельзя связывать с искусством. Кому оно было нужно в охваченной забастовками и революционными демонстрациями стране? Музы умолкли, многие немцы голодали, консерватория Бруно Гейдриха терпела банкротство. Самым благополучным местом, где молодой человек еще мог рассчитывать на преуспевание, оставались только армия и флот. Там гарантированно выплачивалось жалование и можно было регулярно получать продовольственное обеспечение для всей семьи. В армии и на флоте также сохранялась реальная возможность продвижения для талантливого и работоспособного человека, тогда как в остальных областях жизни о карьере можно было забыть. Нельзя также сбрасывать со счетов, что втоптанный в грязь после поражения престиж службы значительно возрос спустя несколько лет после окончания Первой мировой войны. Патриотические настроения крепли, немцы все серьезнее задумывались о реванше. Так, ранней весной 1922 года юный Рейнхардт Гейдрих по решению родителей и в полном согласии с собственными устремлениями поступил кадетом в морское училище в Киле. Надев щегольскую морскую форму, он был почти счастлив, сравнивая себя с героями морских баталий, портреты которых во время войны украшали стены его спальни в родном Галле. Будущее грезилось ему среди пенистых волн Балтики, полное героических свершений, аристократического окружения. Это так отличалось от скучной и размеренной жизни гражданских увальней, не знающих вкуса настоящей борьбы и побед.
Казалось, дорога, прямая и светлая, открывается перед Гейдрихом, и удача уже не изменит. Он очень старался, чтобы не изменила. Отказывая себе во многих забавах, которым предавались его сверстники-сокурсники, он всецело отдавался учебе, стремясь стать лучшим курсантом и привлечь к себе внимание преподавателей. Над ним насмехались, его не устоявшийся еще голос называли «блеянием пьяного козла», но стиснув зубы, он терпел до поры до времени, понимая, что еще представится случай взять над обидчиками верх. Впрочем, Гейдрих не только усиленно грыз гранит науки, он также пристально наблюдал за окружением, перенимая лучшие манеры. Постепенно из неуклюжего подростка, который приехал в Киль, держа в руках футляр со скрипкой, подарок отца, он превратился в блестящего морского офицера, одним из первых заслужившего в 1926 году звание лейтенанта службы связи. За время, проведенное в училище, Гейдрих изменился настолько, что его при выпуске с трудом узнала даже родная сестра. Он приобрел аристократические манеры, «нордическую выправку» и «холодный нордический взгляд», легко разговаривал по-английски и по-французски, владел русским и сербским языками. Отец и мать, сестра и брат, все родственники восхищались им. Но только он знал, каким трудом ему далось его новое «лицо». И потому относился к прежнему окружению презрительно. Больше он никогда не вернется в их среду. Он забудет родственные связи, теперь его судьба всецело принадлежит Германии. Он выбрал свой путь.
Получив назначение на Балтийский флот в эскадру Редера, Гейдрих сразу проявил себя как большой умница, способный, работящий и дисциплинированный офицер. Его тяга к культуре, доскональное знание немецкой музыки, прекрасная игра на скрипке были предметом насмешек в училище, но сыграли важную роль в его продвижении на новом месте службы. Адмирал Эрих Редер, сам поклонник Вагнера, заметил Гейдриха в офицерском собрании, когда тот играл на скрипке «Валькирию», и пригласил к себе в имение погостить. Участник многих кампаний, в том числе свидетель печального для Германии итога Первой мировой войны, Редер спокойно перенес все унижения восемнадцатого года. Он понимал, что расслабляться и жаловаться на судьбу нет времени. Надо думать о будущем Германии. Пусть другие митингуют и строят баррикады в Гамбурге, он, Редер, сумеет под их шумок даже из сокращенного по условиям Версальского мира флота сделать основу для будущего господства Германии в северных морях. Англичане еще пошатнутся, когда он реализует все свои планы. Но для того, чтобы мрачное настоящее его родины в самое кратчайшее время превратилось в могущественное и радостное будущее, адмиралу Редеру нужны были надежные помощники. Он придавал офицерскому корпусу ключевое значение в претворении своих намерений в жизнь. Высматривая самых способных и перспективных офицеров на кораблях, он привлекал их к своему домашнему кружку и воспитывал дальше, в независимом, гордом прусском духе, который не могут поколебать ни временные военные неудачи, ни жалкие потуги коммунистов привести Германию к обществу всеобщего равенства. Его кружок был своего рода элитарным клубом, куда допускались только избранные. Как правило, чтобы стать членом этого кружка, необходимо было иметь не только высокие профессиональные качества, но и обладать разнообразным культурным развитием. Кроме прочего, верить в великое будущее Германии. Как ни странно, но поражение восемнадцатого года так подействовало на германское офицерство, что именно это последнее условие, вера в Германию, подводило кандидатов чаще всего. В Гейдрихе Редер сразу разглядел полное соответствие всем своим требованием. Он приблизил молодого офицера к себе и вскоре по его протекции тот получил назначение в секретную часть – в разведывательную службу Балтийского флота. Там началась карьера Гейдриха-разведчика, там он приобрел опыт и знания, которые вскоре очень пригодятся ему в рабочем кабинете на Принцальбрехштрассе, 8, в Берлине.
Понимая, что унаследованная от матери истеричность может только вредить его продвижению по служебной лестнице и уж никак не соответствует кодексу поведения морского офицера, Гейдрих постоянно старался укрепить выработанные качества характера. Чтобы закалиться еще больше, он активно занялся спортом, тем более, что условия к тому на флоте предоставлялись. Он принимал участие в яхтенных регатах, занимался плаванием, фехтованием и верховой ездой. И везде добивался успеха, становясь лидером. Он регулярно посещал спортивную школу в Вунсдорфе, где обзавелся многими полезными связями, возглавлял команду ВМФ на гребных гонках, а во время скачек дважды рисковал жизнью. Один раз во время столкновения ему повредили нос, другой раз, упав с лошади, он чудом избежал опасной травмы позвоночника. Чем бы он ни занимался, он повсюду стремился к первенству, преодолевая природную душевную слабость, смятение, неуверенность. Со злостью, даже яростью, на весь окружающий мир и больше всего на самого себя, способного сомневаться и порой трусящего, Гейдрих бросался в соревнование и прикладывал невероятные усилия, чтобы выиграть. Любая победа служила его самоутверждению. А поражение, порой случайное и досадное, снова выбивало его из колеи. Скрытая трещина – унаследованная от матери неуравновешенность, доходящая до шизофрении – снова давала о себе знать. Без победы, без успеха он терял опору под ногами, словно сваливался в пропасть. И снова, в который раз пересиливал себя, чтобы выбраться на поверхность. Порой он не мог совладать с собой и даже прилюдно проявлял свой темперамент. Так однажды, к собственному стыду, он не сдержался во время фехтовального турнира в Дрездене и, проигрывая на предварительном этапе состязания, в сердцах бросил свою саблю на пол, заслужив порицание товарищей по команде. Позднее в кружке Редера поведение Гейдриха признали не соответствующим кодексу чести морского офицера. Это был позор, который он едва вытерпел. Он даже думал покончить с собой. Но не зря говорится, что худа без добра не бывает. Удержавшись от опрометчивого шага, Гейдрих на следующий день, несмотря на все страхи, все же получил приглашение Редера явиться к нему вновь, и там, среди прочих офицеров, познакомился с новичком. Фамилия новичка была Канарис. Капитан третьего ранга, герой войны, он приходился родственником адмиралу Редеру по своей жене Эрике и к тому же очень любил музыку. Особенно скрипку. Сойдясь на взаимном интересе, Гейдрих и Канарис вскоре стали близкими друзьями.
Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, плох тот моряк, который не стремится в адмиралы. Конечно, Гейдрих мечтал однажды получить адмиральский жезл, и все делал для того, чтобы приблизить этот момент. Вскоре, благодаря знакомству с Канарисом, с согласия адмирала Редера он перешел на службу в штаб, где его технические знания очень пригодились для работы инспекции по внедрению радиоуправляемых мин и торпед на флоте. Поскольку Версальский договор не позволял немцам проводить подобные эксперименты, опыты проводились тайно, в основном по английской и французской документации, и тут неоценимую роль сыграло прекрасное знание Гейдрихом этих языков. Ему улыбалось быстрое повышение в звании. И вдруг – осечка… Нелепая случайность, подкосившая все тщательно возводимое здание судьбы в один момент. И кто перешел дорогу? Кто посмел перейти дорогу? Вздорная, взбалмошная девица, которую он и в грош не ставил. Она написала на него донос в офицерский суд чести, и надо было такому случиться, что товарищи по оружию, несмотря на все его оправдания, приняли ее сторону, а не его. До сих пор он не мог вспоминать тот эпизод спокойно, хотя, как оказалось позднее, после всего случившегося его жизнь, вроде бы, сломанная окончательно, влилась в новое русло, и все стало только лучше.
А начиналось все так безобидно, даже романтично. Воспитанный в строгих католических устоях, в юности Рейнхардт чурался женского общества. Он никак не мог побороть своей скованности, унизительной стеснительности. В школе девчонки насмехались над его нескладностью, заиканием, смущением. Поводом к тому служили и вечная психологическая напряженность, царившая в доме его родителей, и запутанные отношения с матерью, в которых обида перемешивалась с самой горячей привязанностью. Сильно обижаясь поначалу на насмешки, он вскоре стал платить слабому полу презрением, вполне заслуженным, по его мнению, так как, желая успокоить себя, он все чаще приходил к мнению, что намного превосходит его хотя бы по той простой причине, что родился мужчиной. Со временем ощущение превосходства над женщиной превратилось для него в манию. Нелюдимым женоненавистником Рейнхардт оставался и во время обучения в военно-морском училище. Только вступив на службу и оказавшись приближенным к всесильному адмиралу Редеру, он почувствовал себя увереннее. Тому способствовали и постоянные занятия спортом. Регулярные физические нагрузки преобразили его тщедушное тело, а одержанные в состязаниях победы раскрепостили дух. К 1930 году Гейдрих из неуклюжего подростка превратился в весьма симпатичного молодого человека двадцати четырех лет с почти идеальной арийской внешностью. Общей привлекательности добавлял также престиж военно-морской формы, издавна популярной среди девиц из высших слоев общества. Презрительно насмехавшиеся над худощавым сынком директора частной консерватории, неудачником, по их представлению, они теперь откровенно кокетничали с молодым лейтенантом флота и ловили каждый взгляд. Однако подобный оборот только упрочил прежние представления Гейдриха о женщинах. Со всей очевидностью он понимал, что его личные качества, душевные переживания, его чувства мало волнуют представительниц прекрасного пола. Куда большее значение придается общественному положению, размеру жалованья и перспективе продвижения по службе. Благодаря же неизменному расположению адмирала Редера, такие перспективы ожидали Гейдриха вполне реально. Потому на светских раутах молодые особы вертелись вокруг него стайками. Теперь они с восхищением слушали, как он играет на скрипке произведения своего отца, и даже восхищались талантом композитора Бруно Гейдриха, о котором и слышать ничего не желали всего лишь несколько лет назад. Преодолев стеснение и понаблюдав за своими приятелями, как они справляются с красотками, Гейдрих быстро освоил искусство флирта, и вскоре увлекся им, трактуя для себя как разновидность спорта. Он ничуть не заботился о чувствах женщин, которые попадали в сети его обаяния, впрочем, как и они прежде нисколько не заботились о его чувствах. Его увлекала игра, соперничество, возможность одержать верх и… бросить несчастную в слезах без всякого сожаления, предпочтя ей ее подружку, для усиления впечатления. Он ненавидел быть побежденным, потому выбирал женщин скорее разумом, нежели сердцем – чем легкомысленнее и глупее, тем лучше. Он настолько увлекся этим новым своим занятием, что нередко переходил границы, которые устанавливал себе сам, и тогда его тайный враг, скрытая трещина в психике, унаследованная от матери, давала о себе знать. При малейшей неудаче он впадал в столь бурное неистовство, что нередко пугал своих товарищей не только силой гнева, но и абсолютной жесткостью, с которой он желал расправиться со своей жертвой. И к пугающему удивлению для него самого, такие приступы случались все чаще и чаще.
Однажды корабль, на котором служил Гейдрих, посетил с дружеским визитом порт Барселоны. В тот же вечер в клубе друзей Германии, где обычно собирались немцы, жившие в этом испанском городе, должен был состояться прием в честь офицеров германского флота. Получив приглашения, Гейдрих с товарищами вечером сошли на берег и отправились на светский раут. Все шло хорошо, ничто не предвещало конфликта. И вдруг – вспышка. Познакомившись с молодой испанкой, Гейдрих пригласил ее прогуляться в апельсиновый сад, окружавший клуб. Девушка согласилась. Оставшись наедине, он стал откровенно приставать к ней, и та ударила его перчаткой по лицу. Покраснев от гнева, он в ответ ударил ее дважды, да так, что все лицо сеньориты было залито кровью. Когда в слезах и в стенаниях сеньорита вбежала в зал, веселье вмиг прекратилось. Гейдрих же спокойно вернулся на корабль, нисколько не сожалея о содеянном. Позднее молодая испанка написала рапорт капитану корабля, с просьбой примерно наказать зарвавшегося офицера. Но, зная о расположении к Гейдриху адмирала Редера, тот ограничился устным внушением. Однако о происшествии стало известно высшему командованию. Дело замяли, адмирал Редер лично просил не назначать для Гейдриха суд чести. Призвав к себе подчиненного, он весьма сурово напомнил ему о правилах поведения, принятых в военно-морском флоте, и посоветовал поскорее жениться. Адмирал всерьез надеялся, что присутствие молодой жены рядом с Гейдрихом сделает его подопечного гораздо более сдержанным и уравновешенным. Вскоре нашлась и невеста. Супруга Канариса, фрау Эрика, познакомила Гейдриха с фрейлян Линой фон Остен, дочерью своей приятельницы. Отец Лины содержал частную школу на острове Ферман в Балтийском море. Семья имела безупречную арийскую родословную и могла похвастаться глубокими аристократическими корнями. К моменту знакомства с Гейдрихом Лина закончила высшие учительские курсы и преподавала французский язык в одном из частных пансионов в Киле. Холодная, амбициозная красавица, Лина на первом же свидании сообразила, что ей не стоит особенно упорствовать – еще накануне фрау Эрика подробно объяснила, какие блестящие перспективы открываются перед молодым флотским офицером, претендующим на ее сердце. Прекрасно зная о том, что еще во времена великого короля Фридриха ее предки были приближены ко двору, Лина глубоко переживала то положение, в котором оказалась ее семья после поражения восемнадцатого года. Фон Остены потеряли фактически все свое состояние, так как предприятия, которыми они владели, обанкротились. Привыкшие к безбедной, роскошной жизни, они вынуждены были довольствоваться скромными учительскими заработками, тогда как обнаглевшие нувориши, нажившиеся на войне, купались в богатстве. Лина очень надеялась, что брак с подающим надежды молодым человеком, который, по словам фрау Эрики, несомненно, дослужится до самых высоких постов, вернет ее семье престиж и прежнее высокое положение в обществе. Потому без излишнего жеманства, сходив с кавалером всего лишь дважды на танцы и в кино, Лина дала согласие стать женой Гейдриха. На Рождество 1930 года она привезла жениха на остров Ферман знакомить с родителями. Они приняли Гейдриха очень дружелюбно, и уже в январе 1931 года в офицерском собрании Киля было объявлено о помолвке. Гейдриха поздравляли, адмирал Редер выразил удовлетворение выбором невесты и обещал обязательно лично присутствовать на венчании. И тут случилось непредсказуемое. Точнее, непредсказуемым и ошеломительным случившееся событие оказалось скорее для Лины и всего светского общества Киля, Гейдрих же вовсе не удивился подобному обороту, он знал, что так может произойти, он знал, что играл с огнем – и доигрался. Ухаживая за Линой, он вовсе не собирался сохранять ей верность. Параллельно он встречался с другой девушкой, дочерью одного из старших офицеров, служивших в Арсенале Киля, с которой он познакомился на приеме после проведения очередной кильской регаты. Обещая жениться на девушке, Гейдрих уговорил ее прийти в снятый им заранее гостиничный номер, там напоил и, несмотря на полное несогласие юной особы, силой добился физической близости с ней. После же, оставив девушку в удручающем состоянии, убежал из номера. Когда девушка немного пришла в себя, то обнаружила, что у нее кроме всего прочего пропали деньги и драгоценности. Пока Гейдрих оставался свободным, девушка молчала, надеясь, что он выполнит свое обещание жениться на ней. Она всячески добивалась встречи с ним, хотя он избегал ее. Но как только стало известно о помолвке Гейдриха с Линой, молчать больше не было смысла – оскорбленная девица написала письмо адмиралу Редеру. Дело осложнялось тем, что отец девушки еще с ученической скамьи состоял с адмиралом в дружбе. Слухи о скандале с невероятной быстротой распространялись по Килю. Замалчивать происшествие больше было невозможно. Несмотря на все симпатии, которые он испытывал к Гейдриху, адмирал Редер приказал собрать суд чести. На суде Гейдрих старательно доказывал, что, хотя и пригласил девицу на фужер «Мартини» в номер, но даже не притронулся к ней. И уж точно ни в коем случае не может быть замешан в воровстве. «Если угодно, – говорил он с горячностью, – обыщите мой дом. Вы не найдете там ни единой вещицы, которая принадлежала бы фрейлян». Сказать по чести, в последнем он не лукавил. Обокрал девицу действительно не он, и впоследствии полиция поймала настоящего преступника, служившего в гостинице лифтером. Поскольку Гейдрих был совершенно не виновен в одном из пунктов обвинения, он столь же уверенно отрицал и остальные. Возможно, фортуна и улыбнулась бы ему снова и все дельце сошло с рук, как и прежде, тем более, что адмирал Редер, возглавлявший суд лично, и сам не верил в то, что Гейдрих мог совершить воровство. А одно сомнение порождает и другие. Суд склонялся к тому, чтобы оправдать Гейдриха, но все-таки ему не повезло. Старая дружба с отцом девушки, который и слышать не желал о компромиссе, перевесила расположение адмирала к Гейдриху. Не без сожаления, – но что поделаешь, – он подписал решение суда, в котором поведение лейтенанта Гейдриха признавалось недостойным офицера флота и ему рекомендовалось подать в отставку во избежание более крупных неприятностей. Так в апреле 1931 года блестящий морской офицер Рейнхардт Гейдрих оказался выброшенным на улицу и присоединился к пятимиллионной армии немецких безработных.
Это было крушение. От всего случившегося можно было сойти с ума. Вернувшись домой в Галле, он заперся в комнате и почти два месяца не выходил из нее. Всеми фибрами души, всем своим существом он был связан с флотом и не мыслил для себя иной жизни. Дров в огонь добавляли родители. Безутешные от обрушившейся катастрофы, они неустанно винили сына в том, что он разрушил все их надежды на старость, и едва не довели его до самоубийства. Спокойствие сохраняла только Лина. Хотя мать Гейдриха не приняла ее, – еще бы, какая-то кукла будет теперь вертеть ее мальчиком, – та все равно приехала в Галле и ежедневно писала жениху письма, умоляя встретиться. Пойдя против воли отца, который после отставки вовсе не считал Гейдриха перспективным мужем для дочери, она отказалась расторгнуть помолвку и вымолила разрешение подождать до того момента, пока, возможно, Рейнхардт найдет себе применение в гражданской жизни. Она полюбила его, и ни за что не хотела расставаться. Преданность Лины придала Гейдриху силу. Взяв себя в руки, он попытался устроиться на торговый флот, но его не взяли из-за корпоративной солидарности. Тогда он пошел работать инструктором в Ганзейскую яхтенную школу с весьма приличной зарплатой, но эта деятельность тяготила его – не тот масштаб, слишком мелко. Учить детей богатеньких нуворишей – о таком ли будущем он мечтал? Он не чувствовал призвания к цивильной жизни и мечтал вернуться на службу. Руку помощи протянул Канарис. Давно общаясь с политиками, близкими к нацистской партии, он рассказал Гейдриху об организации специальных охранных отрядов, СС, элитной организации, построенной на строжайшей военной дисциплине и субординации. Канарис был знаком с предводителем СС, неким Генрихом Гиммлером, двадцатидевятилетним сыном школьного учителя из Мюнхена, который теперь именовался пышным титулом «рейхсфюрер СС». У Гиммлера было множество противников не только за пределами партии, но внутри нее, и в первую очередь, Геринг – знаменитый ас Первой мировой войны. Так что рейхсфюрер всерьез задумывался об учреждении при своей организации разведывательной службы наподобие армейской, которая помогала бы ему вести борьбу за верховенство в партии с цинизмом и безжалостной жестокостью. Но сколько ни старался сам Гиммлер, не имея подготовки, он не мог справиться с подобной задачей: все его операции отдавали любительством, и Геринг, имевший обширные связи в военных кругах, только насмехался над ним. Гиммлеру нужен был верный, способный, профессиональный человек, знающий правила игры в разведке. Гейдрих оказался именно таким. Когда Канарис с согласия Гейдриха представил Гиммлеру досье на отставного лейтенанта, тот был поражен его идеальной арийской внешностью, к тому же послужной список также выглядел довольно внушительно. Рейхсфюрер СС попросил Канариса устроить ему свидание с кандидатом. Будущий глава абвера немедленно отослал в Галле телеграмму, и, получив ее, в тот же вечер Гейдрих и Лина засобирались в Мюнхен. Гиммлер принял их за городом, на своей птицеферме. Он подхватил простуду и слегка хрипел, но дело было важнее. Помимо Гейдриха Гиммлер рассматривал на пост своего помощника еще одну кандидатуру, речь шла о бывшем армейском капитане Хорнингере, но этот человек не вызывал у рейхсфюрера доверия. Подозрительный во всем, Гиммлер, возможно, не без основания, считал, что Хорнингера вполне мог подставить ему Геринг. Во всяком случае, у него были основания впоследствии перевербовать его. Так они встретились впервые, Гейдрих и Гиммлер. При близком знакомстве рейхсфюрер СС вовсе не производил впечатление предводителя устрашающего ордена смерти, на эмблеме которого изображены череп и перекрещенные кости. Впрочем, на тот момент, середину 1931 года, ничего устрашающего в СС еще и не было, организация только создавалась, и мало кто слышал о ней даже в Германии, не говоря о других европейских странах. Одетый по-домашнему, в тапках на босу ногу, Гиммлер мягким, даже слегка заискивающим тоном пригласил Гейдриха пройти в гостиную своего дома и, внимательно глядя на него сквозь стекла очков, выслушал предложенный план устройства разведывательной службы, ни разу не перебив вопросом. Потом спокойно расспросил о семье, о невесте Лине, об увлечениях спортом и отпустил в гостиницу. Никогда не принимая поспешных решений, даже будучи уверен, что они удачны, Гиммлер решил взять паузу и провести для Гейдриха последнее испытание – на твердость характера. Выдержан ли он, умеет ли ждать? Будь Гейдрих в Мюнхене один, он бы, возможно, сорвался. Выпавшие на его долю переживания окончательно измотали ему нервы, и он наверняка, не утерпев, побеспокоил бы рейхсфюрера, не дождавшись, пока тот сам вспомнит о нем. Но с ним была Лина. Интуитивно она чувствовала, что надо терпеть, нельзя спугнуть удачу и удерживала Гейдриха от его истерических порывов всеми способами. Она угадала. Выяснилось, что капитан Хорингер, соперник Гейдриха, был агентом вовсе не Геринга, а баварской полиции, и решение Гиммлера относительно Гейдриха стало окончательным. Спустя десять дней после приезда в Мюнхен Гейдрих был назначен главой вновь образованной службы безопасности (СД) и получил звание штандартенфюрера СС. На Рождество 1931 года он обвенчался с Линой. Впереди его ждало блестящее будущее, о котором он не мог мечтать даже на флоте. Счастье снова улыбалось Гейдриху. Он оборвал все отношения с родственниками, чтобы скрыть даже намеки на возможные еврейские корни. Оставил только фотографии – этого вполне достаточно, по крайней мере, фотографии молчат, и их в любой момент можно убрать в стол. Теперь остались только он, Лина и СС – все. Достигнув могущества и получив после прихода Гитлера к власти доступ ко всем архивам, в том числе и флотским, он постарался уничтожить следы своей неприятной истории. Протокол заседания офицерского суда исчез, словно его никогда и не было. А многим участникам того трибунала пришлось вскоре самим подать в отставку, в том числе и адмиралу Редеру. Так Гейдрих рассчитался со всеми своими обидчиками, оставив их не у дел, а некоторых к тому же хорошенько потрепав по тюрьмам, в науку прочим.