Текст книги "Вячеслав Тихонов (Тот, который остался!)"

Автор книги: Михаил Захарчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

За годы обучения во ВГИКе я прочитал в разы больше, чем за всю предыдущую жизнь. Пыжова или Бибиков могли как бы невзначай поинтересоваться: „Слава, а что вы сейчас читаете?“ Или, наоборот, порекомендовать. Мол, Слава, обратите внимание на „Русский дневник“ Джона Стейнбека. Они оба знали, что я безо всякого понуждения запоем читаю русскую классику, восполняя тем самым школьный пробел. А вот на иностранцев почти не обращаю внимания. И они исподволь, ненавязчиво подсказывали мне, на какие вещи из Ромена Роллана, Эрнеста Хемингуэя, братьев Томаса и Генриха Маннов, Лиона Фейхтвангера, Уильяма Сарояна, Андре Моруа, Луиджи Пиранделло следует обратить особое внимание.

„Понимаете, Слава, – говорил мне Бибиков, – все читать невозможно, да и не нужно. Но есть определенный минимум произведений отечественной и зарубежной литературы, не знать которых для интеллигентного человека как бы даже и неприлично. Это я вам говорю не в упрек и не порицая вас. Но вы должны знать и помнить, что на актере лежит большая, нежели на представителях других профессий, ответственность за собственный интеллектуальный уровень. Он поэтому не может быть посредственным, так как актер обязан показывать людей в действии, показывать их через определенные поступки, показывать через живые, воплощенные в конкретных типах характеры. А для этого вам нужна собственная интеллектуальная и духовная высота. Понимаете: лилипуты не могут играть Гулливеров. Если хотите воздействовать своим искусством на зрителей, то для этого вы сами должны быть во всеоружии“».

Вспоминая свои самые счастливые годы, проведенные во ВГИКе, Вячеслав Васильевич чаще всего рассказывал о Пыжовой и Бибикове. Оно и понято. Та супружеская чета без всяких преувеличений являлась для него и его однокурсников педагогами-родителями. Ольга Ивановна и Борис Владимирович на самом деле относились к своим воспитанникам как к родным детям.

Это, дорогой читатель, вовсе не писательская завитушка или же авторское стремление выдать желаемое за действительное. Очень многие советские артисты, которым посчастливилось учиться у Пыжовой и Бибикова, практически хором заявляли: мы с родителями не делились тем, в чем, случалось, признавались своим дорогим учителям. Похоже, этот супружеский педагогический тандем действительно обладал каким-то особым воспитательным секретом. Ну не случайно же второй набор в мастерскую Пыжовой и Бибикова в истории ВГИКа прочно записан как «Бибиковский курс». Такого персонифицированного определения я больше не слышал.

Из него вышли Изольда Извицкая, Геннадий Юхтин, Валентина Владимирова, Юрий Белов, Валентина Березуцкая, Надежда Румянцева, Артур Нищенкин, Леонид Пархоменко, Мария Кремнева, Данута Столярская, Валентин Брылеев, Маргарита Криницина, Руфина Нифонтова (Питаде), Майя Булгакова, Татьяна Конюхова. Здесь что ни имя, то легенда советского кино. Ну Извицкая, Румянцева, Нифонтова, Булгакова, Конюхова, как говорится, без комментариев. Однако у Юхтина более чем 150 киноролей, у Березуцкой – свыше 100, у Нищенкина – 90. Юрий Белов сыграл в полусотне фильмов, в том числе монтера Гришу в «Карнавальной ночи». Маргарита Криницина – бессмертная Проня Прокоповна в «За двумя зайцами». Так и все остальные.

Пыжова и Бибиков отличались завидным умением ковать кадры для отечественного кинематографа. В этой своей созидательной педагогической истовости во ВГИКе они были не одиноки. После войны главный кинематографический вуз страны вообще переживал свой педагогический ренессанс.

В те легендарные годы при институте создается кафедра документального, научно-популярного и учебного фильма. Руководят новыми мастерскими Илья Копалин, Роман Кармен, Леонид Кристи, Александр Згуриди, Борис Альтшулер, Семен Райтбурт, Борис Кубеев, Александр Медведкин.

На режиссерский факультет приходят преподавать крупнейшие мастера кино: Сергей Юткевич, Юлий Райзман, Борис Бабочкин. Мастерские помимо уже упомянутых Пыжовой с Бибиковым и Макаровой с Герасимовым набирают Александр Довженко, Игорь Савченко, Григорий Рошаль, Григорий Александров, Михаил Чиаурели, Григорий Козинцев.

На кафедре кинодраматургии начинают преподавать известные сценаристы и редакторы: Евгений Габрилович, Нина Агаджанова, Катерина Виноградская, Евгений Помещиков, Илья Вайсфельд, Иосиф Маневич.

Среди студентов послевоенного набора появляются недавние фронтовики, будущие режиссеры, сценаристы, операторы, которые по-новому расскажут о советском человеке и его судьбе в годы войны и послевоенного лихолетья. Это Григорий Чухрай, Станислав Ростоцкий, Валентин Ежов и их молодые коллеги – Сергей Бондарчук, Марлен Хуциев, Яков Сегель и Лев Кулиджанов, Александр Алов и Владимир Наумов, Владимир Монахов, Петр Тодоровский.

Кафедра истории кино ВГИКа создает опытную учебную группу киноведов. Большую роль в этом играет профессор кафедры истории кино Н.А. Лебедев. На кафедре работают видные историки и теоретики кино: Бела Балаш, Н.М. Иезуитов, Г.А. Авенариус, В.Е. Вишневский.

Вот какая плотная и насыщенная творческая среда окружала моего героя.

А вот что касается его быта, то он явно отставал от учебного процесса. О бедной студенческой жизни вгиковцев можно написать целый трактат. Но я лишь сообщу моему уважаемому читателю, что студенты в общежитии обходились без электричества. В каждой комнате горели по две керосиновые лампы.

«Мы жили бедно, но интересно»

Как я уже говорил, Вячеслав Васильевич всегда с удовольствием вспоминал годы своего студенчества, тепло говорил обо всех своих наставниках, о той незабываемой творческой атмосфере, которая царила во ВГИКе первых послевоенных лет.

Но он практически нигде и никому не рассказывал о своей сугубо частной, бытовой ученической жизни. Эта фраза, вынесенная в подзаголовок: «Мы жили бедно, но интересно» – едва ли не единственная, которую мне удалось выудить из его немногочисленных воспоминаний.

Почему так? Наверное, исчерпывающий ответ на подобный вопрос уже невозможен в принципе. Но предположить его несложно, особенно с учетом повышенной нравственной самооценки Тихонова, его всегдашней щепетильности в суждениях, тем более – в поступках. Так вот, как мне кажется, он элементарно стеснялся говорить о собственных трудностях, которые приходилось испытывать в послевоенные годы. На историческом фоне тех планетарных апокалиптических невзгод, выпавших на долю страны и народа, собственные проблемы и сложности виделись его благородной душе мелкими, даже пустячными. Во всяком случае, недостойными общественного внимания.

Пожалуй, о своей женитьбе на однокурснице Нонне Мордюковой Вячеслав Васильевич не распространялся все по тем же причинам. Скорее всего его частная жизнь студенческого периода, как теперь модно писать privacy, так и осталась бы в этом повествовании непроясненной, затронутой вскользь, если бы не счастливый подарок судьбы, о котором я уже мельком упоминал в самом начале этих заметок. Это мое многолетнее, доброе, временами даже задушевное общение с Нонной Викторовной Мордюковой. Благодаря ее воспоминаниям я в какой-то мере могу восстановить и частную жизнь своего героя.

Еще будучи студенткой ВГИКа, Нонна (Ноябрина) Мордюкова дебютировала в кино, сыграла Ульяну Громову в фильме С. Герасимова «Молодая гвардия», к которому мы еще вернемся. Она получила за ту работу Сталинскую премию первой степени. Тихонов за роль Володи Осьмухина такой награды не удостоился.

Взяв в молодости столь головокружительную профессиональную высоту, актриса в последующей жизни никогда не снижала творческой активности, наоборот, только ее наращивала. Из более чем полусотни фильмов, в которых принимала участие, она не сыграла практически ни одной роли даже второго плана, за которую можно было бы потом стыдиться. Звание народной артистки Советского Союза Мордюкова получила в 1974 году, была награждена пятью высшими орденами СССР и России. Ее дважды признавали лучшей актрисой года. Она стала лауреатом премий «Золотой овен» в номинации «Человек кинематографического года» и «Кумир» в номинации «За высокое служение искусству». Ей присуждался специальный приз «Честь и достоинство» национальной кинематографической премии. Наконец, Нонна Викторовна была включена в первую двадцатку самых выдающихся актрис XX века редакционным советом британской энциклопедии «Кто есть кто» («Who is Who»).

Думаю, по праву. Мордюкова была по-настоящему великой и пронзительно народной. Жизнь она прожила столь бурную и тяжелую, как, пожалуй, ни одна другая советская актриса.

Повторюсь не без удовольствия: долгие годы мне посчастливилось много и близко общаться с этой удивительной женщиной. Писал я о ней в различных изданиях, никогда не знал отказа в интервью. Всякий раз, когда я приносил ей уже отпечатанный материал, актриса подписывала его, не читая.

Мое растерянное удивление она обычно отмечала такими словами:

«Да ты даже если бы и хотел написать обо мне какую-нибудь глупость, тебя все равно бы поправили твои начальники. Я почему не соглашаюсь сама писать о себе? Потому что знаю: десятки правщиков-доброхотов налетят как коршуны. И каждый будет норовить меня улучшить, облагородить. Вот если разрешат обнародовать то, что сама хочу, тогда и за перо возьмусь».

Нонна Викторовна приходила мне на помощь и в некоторых других моих творческих начинаниях. Когда в Доме кинематографистов проходила презентация специального женского номера журнала «Вестник ПВО», где я был главным редактором, Мордюкова стала нашей дорогой и почетной гостьей. Двухтысячный зал приветствовал легенду отечественного кино овацией, а я встал перед ней на колени на виду у всех и с благодарностью вручил спонсорский подарок – французские духи – все, что мог тогда. Ее приход был для меня особенно ценен потому, что после смерти сына Владимира в 1990 году актриса, по христианскому обычаю, на три года отказалась от всех массовых мероприятий и на людях почти не появлялась.

Заметив мою смущенность от неказистости подарка, Нонна Викторовна нестандартно меня подбодрила:

«Вот этот „Пуазон Диор“ обошелся бы мне в три мои месячные пенсии. Так что ты сильно-то не переживай».

Мне натурально захотелось заплакать от сложности чувств, замешенных на досаде. Это ж надо! В Туманном Альбионе Мордюкову полагают актрисой века, но у себя на родине она заслужила пенсию, которой хватит лишь на треть пузырька французского парфюма, пусть и очень шикарного. А на дворе начинался 1992 год, и страна стояла у самого края пропасти.

Познакомились мы с Нонной Викторовной много раньше, где-то в середине семидесятых прошлого века на концерте, посвященном Дню Советской армии и Военно-морского флота, в Кантемировской танковой дивизии. Цветов и подарков солдаты и офицеры надарили любимой актрисе столько, что мне пришлось помочь ей в транспортировке. Мордюкова тогда обитала в знаменитой высотке на Котельнической набережной, сначала с сыном, потом одна. Через несколько лет ей из-за стесненных материальных условий пришлось продать это престижное жилье и перебраться в один из спальных московских районов, в крохотулечную «двушку». Всего актриса меняла свое жилье аж тринадцать раз!

Помогая Мордюковой распихивать по углам нехитрые ее пожитки, я помнится, заметил:

– А ведь миллионы ваших зрителей небось думают, что вы – счастливая и преуспевающая, живете в хоромах, с прислугой?

– Скажешь такое – прислуга. Никто, никогда и ни в чем мне не помогает. Сама всегда стираю, убираю, стряпаю. Не раз слышала за спиной удивленное: «Смотри ты, Мордюкова ходит в овощной!» А кто же за меня туда сходит? Я ведь потрудилась на своем веку не меньше моих героинь. Еще школьницей в поле работала, за скотиной ухаживала, ведра тяжелые таскала. Меньших братьев и сестер нянчила. Потом уже, когда институт окончила, так все равно оставалась старшей, помогала младшим, чем могла, потому что родителей мы лишились очень рано (у актрисы были три сестры и два брата. – М. З.).

А то, что мы понимаем под счастьем, так ведь оно как зарница: полыхнет, захватит полнеба и погаснет. И жди опять годами, когда еще полыхнет.

Конечно, и в моей жизни сверкали зарницы. Я все же не могу жаловаться, что обделена известностью, горячей, искренней любовью зрителей. Кое-что сделала я и для отечественного кино. За свою работу мне не стыдно: ни от одной сыгранной роли не откажусь сегодня.

Печальнее другое. Вот я такая известная и, чего скромничать, где-то даже всенародно любимая актриса, а часто по-бабьи завидую своим коллегам-сверстницам, которые почти не оставили следа в кинематографе, зато сумели в свое время удачно выйти замуж, нарожать детей, вообще наладить семейный быт, чтобы внуки были, дача там, машина, огород. Всего этого мне сейчас очень не хватает. А во второй половине жизни женщина, оказывается, не может о таком не задумываться.

Здесь я по касательной напомню читателю, что у Мордюковой случались поистине эпохальные, высочайшего нравственного и трагического звучания роли, такие как председатель колхоза Саша Потапова в «Простой истории», Клавдия Вавилова в «Комиссаре». Многажды играла она комические и даже гротескные персонажи: купчиху Домну Евстигнеевну Белотелову из «Женитьбы Бальзаминова», управдома Варвару Плющ из «Бриллиантовой руки» или приму театра Раису Сурмилову из классического водевиля «Лев Гурыч Синичкин». Но все-таки львиная доля ее работ, ставших без всякого преувеличения классикой отечественного кинематографа, – это судьбы простых женщин из самых что ни на есть глубин русского этноса. Вспомним сельскую жительницу Марию Коновалову из «Родни», Федосью Угрюмову из «Русского поля» (в этой картине она снялась с сыном Володей. – М. З.), Доню Трубникову из «Председателя». Дальше я назову просто имена и фамилии ее героинь: Стеша Ряшкина, Дуся Ошуркова, Даша Бокова, Мария Иванова. Или даже вовсе без фамилий: Степанида, Наталья, Рыбачка, Тетя Паня, Баба Зина, Кузюрка. Однако человек, хотя бы мало-мальски интересующийся отечественным кино, все равно без труда назовет те фильмы, из которых взяты эти персонажи.

В культовой картине «Добровольцы» фамилии Мордюковой вообще нет даже в титрах. Но когда я скажу читателям, что она там сыграла метростроевку, поющую арию Кармен в забое, многие без труда вспомнят и этот колоритный персонаж.

В 1995–1996 годах Нонна Мордюкова в паре с актрисой Риммой Марковой снялась в нескольких социальных телевизионных роликах под общим названием «Русский проект» на телеканале «ОРТ»: «Дай вам Бог здоровья», «Спаси и сохрани», «Сборка-1», «Сборка-2». В каждом из них она играла бабу, работающую на железнодорожных путях. В те времена мы были, наверное, единственной страной, так заботливо и повсеместно обеспечивающей женщин столь «легким» трудом. Вот Мордюкова и запечатлела это государственное свинство навечно.

Последней ее большой ролью стала мама Полина из фильма «Мама» Дениса Евстигнеева. Она сама говорила, что это не самая удачная ее работа. Наверное, потому, что изначальный посыл картины нелеп. Мать ведет своих детей на верную смерть!

Только в наших воспоминаниях о великой актрисе самое главное вовсе не это, а то, что до самой ее смерти ни один режиссер не снимал больше Нонну Викторовну даже в короткометражках. У нее, к великому сожалению, была такая вот стойкая слава неуживчивой, капризной и привередливой особы.

Отчасти это правда, но далеко не вся. Мордюкова действительно обладала характером сложным, если не сказать вздорным. Но если, несмотря на все ее капризы, прихоти, причуды и выходки, кому-то все же удавалось расположить актрису к себе, как бы войти в ее доверие, то дальнейшее с ней общение уже доставляло одно удовольствие.

Я попробую доказать это, ссылаясь на наши многочисленные беседы. А мои уважаемые читатели пусть сами разберутся, что к чему.

– Нонна Викторовна, что чаще всего вы вспоминаете из своей студенческой жизни?

– То, что есть хотелось круглосуточно. Снилось, бывало, что ты дома, что-то жуешь с жадностью, набираешь каких-то пышек, а просыпаешься – пусто. Видишь только, как спят твои коллеги в одежде, в обуви, сверху накрытые матрацами. Первые послевоенные годы были особенно тяжелыми. Нам выдавали рабочую хлебную карточку. Хлеб весь мы тут же, в магазине, съедали до крошечки. А если повезет, то и наперед брали. Вечно клянчили на раздаче, чтобы хоть на десять дней вперед отоварили хлебцем. Стипендии хватало на четыре-пять дней. Получив деньги в бухгалтерии, тут же бежали на рынок и покупали у частников хлеб. Если кому-то приходила посылка из дому – праздновали все. Вот так, несколько дней попируем, а потом зубы на полку.

– Скажите, как так получается, что при ваших способностях, при таланте бесспорном – в сторону всякую лесть! – приходится с грустью констатировать невостребованность актрисы Мордюковой? Причем ведь и не одна вы оказались в таком незавидном положении. То есть в данном случае мы можем вести речь уже о проблеме отечественной культуры, когда старшее поколение становится не у дел.

– Ну, я не возьму на себя смелость говорить за всю нашу культуру, хотя много и мучительно над этой проблемой размышляла, изустно и печатано выступала. Она и сейчас не дает мне покоя.

Я даже фразу такую родила, чем очень горжусь:

«Искусство – это торжество пола».

Но что касается личной, как ты говоришь, невостребованности, то ее я, по крайней мере для себя самой, объяснить могу.

Мне, к великому сожалению, не посчастливилось полюбить ни талантливого режиссера, ни умного модного сценариста, хотя бы такого, как Витя Мережко. Не создала я семью с человеком, который мог бы мной вдохновиться, как Феллини – Мазиной. Или у нас есть потрясающая в этом смысле пара – Панфилов и Чурикова. Подобный тандем в искусстве – великая, созидающая вещь, при условии, разумеется, что супруги действительно талантливые творцы. В меня же режиссеры по большей части на лету «влюблялись», как, скажем, Никита Михалков. Впился пауком, выпил всю кровь, раскрыл при этом лишь одну грань моих способностей – и до свидания. А представь себе, была бы я молодая, да еще и женой его была бы. Наверное, он рассмотрел бы во мне не только колхозную тетку (в данном случае имелся в виду фильм «Родня». – М. З.).

Далее, я даже представить себе не могу «белого танца» с режиссером, вообще с кинематографом. Хотя, казалось бы, если люди себя в депутаты, в мэры, в президенты косяком предлагают, то что комплексовать мне, худо-бедно приличному профессионалу, который необязательно сыграет блестяще, великолепно, но добротно я всегда отработаю с гарантией. Не могу. Понимаешь, воспитание, совесть проклятые не позволяют сделать первый шаг. Позвонить режиссеру, предложить свои услуги в фильме для меня все равно что мужчине предложить себя как женщину. Будучи одной из шестидесяти претенденток на главную роль в фильме «Трясина» – ты не поверишь! – я за три версты обходила Григория Наумовича Чухрая, стыдилась мозолить человеку глаза.

Повторяю, за сыгранное в кино краснеть перед людьми мне не приходится. Но ведь вся штука в том, что я могла бы принести отечественному искусству и куда большую пользу. Не говорю уже о Наташе Ростовой или Анне Карениной – ролях, которые мне многие умные люди пророчили.

Аксинью шолоховскую я не сыграла! А мне, откровенно говоря, представлялось в ту пору, что и в искусство я пришла лишь затем, чтобы сняться в «Тихом Доне». Да что там сняться. Я готова была лечь посредине степи и стать рекой, деревом, холмом, лишь бы только послужить фильму о земле, которую исходила в детстве и юности босыми ногами. Не послужила. Значит, не нуждались во мне «мастеровые» – писатель и режиссер. Хотя мне-то самой казалось и, грешным делом, до сих пор кажется, что это не я, а они многое потеряли, не пригласив меня в свой фильм. Я на Дону все запахи знаю, все травы и цветы для меня родные. Как же можно было без меня обойтись?

Ох, и настрадалась я тогда, намучилась. Но справедливости ради должна сказать, что Быстрицкая – Аксинья мне очень понравилась. Просто я бы сыграла Аксинью совсем по-иному.

– Вот сейчас у вас один из затянувшихся простоев. А не возникало ли в такой ситуации мысли заняться режиссурой или педагогической деятельностью, так модной в артистическом кругу? Наконец, почему бы вам не отправиться на пресловутый «чес». Пару роликов с отрывками из собственных фильмов под мышку, и вперед по безбрежной России. Многие очень известные актеры так поступают. Я лично не вижу в этом ничего дурного. Разве плохо было бы, если бы Мордюкова приехала со своим фильмом «Родня», скажем, в известный город Урюпинск?

– Нет, дорогой, это не мое. Я вообще в жизни стараюсь не заниматься ничем таким, что было бы несвойственно моей натуре, моему мировоззрению. Это не дешевое кокетство. Когда в США, в Белом доме показали нашего «Комиссара», ко мне подошли серьезные люди из Голливуда и предложили сниматься в экранизации романа Стейнбека «Гроздья гнева».

«Так я же английского не знаю!» – искренне удивилась я.

«Ничего, мы русскими буквами английский текст вам напишем». – И съемки предлагают буквально через четыре дня.

Отказалась, не раздумывая. Зачем мне было, как спутанной лошади, о каждую фразу спотыкаться? Зачем играть английскую фермершу на чужом языке? Ради денег? Так они меня никогда не интересовали. И наследство оставлять мне некому после смерти сына.

У режиссеров Приемыхова и Пашкова, которые были со мной в делегации, глаза на лоб полезли от моей безрассудной выходки. Говорят, мол, дура ты набитая, Нонна, от такого фарта в жизни отказалась. И подруги потом мне примерно то же самое талдычили. Я их ни в чем не упрекаю, упаси Господь. Все они хорошо ко мне относятся. Но до сих пор считаю: поступила правильно, что не предала свои убеждения.

По тем же причинам педагогикой не занимаюсь. Нет у меня такой жилки, чтобы других учить, чтобы ждать-выжидать, пока у девчонки талант проклюнется. Или платья ей буду шить, кормить своими борщами, или выгоню на следующий день, если не увижу в ней искры Божьей.

Что же касается юношей, этаких непризнанных талантов, то я на них в молодости насмотрелась. Толпами вились возле юбки. Прямо ногами от них отбивалась.

А на «чесы» я активно ездила раньше, когда сына сама на ноги ставила. И сейчас, случается, выступаю «за синенькие», когда нужда припрет. Про размеры моей пенсии ты же знаешь.

Тут надо сказать, что однажды устроители какого-то сборного концерта рассчитались с актерами, в том числе и с Мордюковой, тушками отечественных цыплят, которые всегда с синеватым оттенком. С тех пор в отечественном артистическом мире, с легкой руки Нонны Викторовны, оплата натурой назвалась «чес за синенькие».