Текст книги "Араб Пётр Великий. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

В крепости тоже даром время не теряли и осыпали корабли ядрами, точно ложившимися на палубы.

Когда я шёл в свою третью атаку, я увидел выходящие из устья корабли, ложащиеся на курс зюйд. Догнав крайний, я развернулся к нему левым бортом и ударил картечью.

Как я уже говорил, на моей «Ларисе» было двадцать средних пушек на два борта, а портов на каждом борту верхней палубы было тоже двадцать. Поэтому мы перекатили пушки с правого борта на левый и зарядили их снарядами от малых пушек. Их, как раз ложилось в ствол по четыре в ряд.

Двенадцать дюймовых «картечин» чистили палубу, что тебе хороший веник, если пройтись по ней из двадцати стволов. Разброс зарядов из одного ствола с расстояния сто пятьдесят метров составлял три метра.

Я знал, что пробить борта нашими даже «средними орудиями» с такого расстояния – весьма проблематично, и поэтому мои пушкари получили команду использовать заряды от малых мушек и бить ими издали, «полунавесом», по палубе. Благо, высота борта «Чайки» позволяла. Ещё на стоянке у острова мы потренировались, стреляя по берегу. Пороху у китайцев было много, а заряды мы потом собирали.

В устье Малакки стояли обезлюдившими три вражеских парусника, а мы, развернувшись к ветру и перезарядившись, сейчас догоняли четвёртый. Остальные неудачливые нападавшие драпали, задрав хвосты.

Догнав отстающего от основной группы противника, мы не стали делать ещё один залп. Его палуба была практически пуста.

Уровнявшись скоростью и зацепив кошками борта мы перебросили на него абордажную команду. Я пошёл вместе с ними.

– Пленных брать! Легко раненных перевязать! Безнадёжным облегчить участь! Замыть палубу и подготовить корабль к буксировке.

Захваченный нами корабль фактически потерял паруса, которые висели беспомощными тряпками. Такими ветер не возьмёшь. А вот моими деревянными можно взять даже дырявыми. Другой принцип, однако.

В Малакку мы пришли уже затемно, но были встречены ещё на рейде тучей маленьких судёнышек, как ёлка увешенных огнями. Это было феерическое зрелище. Они, как огни Святого Эльма указывали нам дорогу к причалу. В конце концов они сблизились настолько, что просто передавали нас из рук в руки. Это было трогательно. Честно, я бы прослезился, если бы не находился в предчувствии предстоящих проблем. Я опасался Альбукерка. Суровый, по рассказам историков, был дядька.

Альбукерк встречал нас лично. Я удивился. Сколько ему пришлось нас ждать? Мы торчали в море около пяти часов. Я время засекал. В бой мы ввязались в девять тридцать три, начали преследование в одиннадцать сорок две, захватили судно в двенадцать двадцать, начали буксировку в тринадцать двадцать пять, шли против ветра четыре часа, пока доворачивали на огни...

– Рад вас приветствовать уважаемый дон Педро Антониу Диаш. Я знавал вашего батюшку. Какими судьбами у нас?

– Не судьбами, уважаемый дон Афонсу де Албукерк, ветрами. Нас штормом пронесло мимо Малакки и даже мимо Суматры. Мы потеряли три корабля и вышли в Яванское море у Джакарты. Как нас не «приняли» на свои орудия мусульманские крепости, одному богу известно. Они, видимо, сильно были удивлены. А теперь мы возвращаемся с островов Пряностей. Тоже с приключениями, как видите, – показал я на крылья моей «Чайки».

– Синские джонки? Откуда они у вас? Мы уже опросили этих, – губернатор махнул рукой на арабские корабли, пришвартованные у того же причала. – Они как раз из Джакарты. Вы наказали их за их «гостеприимство».

Я рассмеялся.

– Мы об этом их не просили. Но и они пришли сюда не с дарами волхвов.

– Ха-ха-ха! – Громко рассмеялся Альбукерк. – Да, не с дарами!

В абсолютной темноте я не разглядел города. Факельное шествие по узким улочкам привело нас к каменной воротной башне крепости форта, у которой восторженные жители города нас оставили, а мы прошли в стоящий в центре крепости дом губернатора.

Я слишком устал, чтобы бурно предаваться пиршеству и обильным возлияниям. После второго бокала вина меня повело и я только почувствовал, как меня подхватили чьи-то руки. Я был не в силах открыть глаза и провалился на дно колодца.

Утром я привёл себя в порядок, оделся и позвонил в стоящий на столе колокольчик. Вошедший индус жестами попросил следовать за ним и провёл меня в большой обеденный зал, где уже сидели несколько человек вместе с губернатором, Людвигом, Раулем и Пауло Россини – капитаном джонки, которую мы окрестили «Малышка», флорентийским моряком, знавшим навигацию.

– Мы как раз говорили об исчезновении джонки с синским послом, – сказал Людвиг.

– Хорошо, что этот синец плыл с посольством не к нам, а к Махмуд Шаху.

– Вполне вероятно он туда и отправился, – сказал я усаживаясь на вовремя пододвинутый мне прислугой стул с высокой спинкой. – Мы потеряли их у острова Линга.

– Очень даже возможно, – согласился со мной Альбукерк. – Ведь у них же не было достаточно припасов?

– Не было, – подтвердил я. – Жаль моряков. Двадцать отличных бойцов. Стремились поступить к вам на службу.

– Да... Жаль-жаль... Нам сейчас каждый боец дорог. Мы вот-вот должны были уйти в Гоа, да наша старушка «Флор дель Мар» снова потекла. Хорошо, что у вас есть корабли. Посадим мои войска на них.

– Я хотел бы просить вас, дон Альфонсу, оставить мне большую джонку. В счёт моей премиальной доли. И я готов сопровождать вас в походе до Гоа.

– Думаю, это возможно. Да и остальные джонки мне не нужны. Выкуп за них мы не получим. Все синцские купцы из Малакки уплыли. Использовать мы их не сможем, переучивать моряков некогда.

Он замолчал увидя мой, вроде, как непроизвольный, возражающий жест.

– Вы не согласны? – Спросил он.

– Те моряки, с которым пришёл уважаемый капитан Рауль, уже приспособились к парусно-вёсельной джонке. Она очень хорошо показала себя в переходе от острова Бутунг. Две тысячи миль и ни капли воды в трюме. Очень манёвренная, как и все джонки.

– Что вы говорите? – Удивился Альбукерк. – Ладно, посмотрим. У меня слишком мало кораблей, чтобы отказываться от идущего мне в руки подарка. Капитан Серран шесть месяцев назад ушёл искать острова Банда и исчез. Говорят, вы видели там португальское судно? А сами вы куда направляетесь? Какова ваша миссия?

– Никакой особой миссии, господин губернатор. Я только исполняю волю отца, мечтавшего побывать в Индии.

Альбукерк и мои соратники привстали и почтительно склонили головы.

Далее разговор шёл о пустяках.

Альбукерк вынужден был задержаться, перераспределяя груз и войска и ревизуя нашу добычу. На четырёх захваченных нами Яванских кораблях тоже оказались корабельные кассы и материальное имущество, которое тоже имело свою цену. Одни пушки стоили целое состояние. Всё надо было пересчитать и выдать нам наши доли.

Однако Альбукерк был хитер. Долю от захваченных нами денег мы получили, а вот за имущество он выдал долговые расписки, обналичить которые мы могли только в Португалии в королевском казначействе.

Яванские корабли были знакомы португальским морякам, потому что их корабли лишь недавно перешли на прямые паруса, а до этого тоже ходили на косых. Восстановив повреждения, Альбукерк задействовал и их. Среди спасённых мной моряков было шесть штурманов и трое бывших капитанов, из довольно знатных родов, которых китайцы думали вернуть за выкуп. Всех их Альбукерк принял на службу.

Через пять дней наша флотилия вышла в море и почти благополучно добралась до Гоа. Почти благополучно, потому что мы потеряли наш флагман «Цветок моря».

Мы уже почти обошли Суматру, когда попали под встречные порывы ветра. Нас погнало на мели острова Наси. Наши джонки, развернувшись на месте, ушли от опасности, а тяжёлая и гнилая «Флор де ла Мар» напоролась на риф и затонула. Ещё какое-то время её мачты торчали над водой, но потом исчезли и они.

Я завалил свою джонку на обратный курс и с трудом справляясь с ветром подошёл к месту крушения. Мы смогли спасти лишь тридцать два человека из пятисот. Был спасён и Альбукерк. Очень хорошо в таких условиях показала себя вёсельная джонка. Мотор, он всегда мотор. Хоть и весельный.

Альбукерк так горевал, что мне пришлось споить ему все свои запасы рисовой водки. От него я узнал, что на утонувшей каракке находилось двести сундуков с драгоценными камнями и алмазами, некоторыми размером с кулак. Это всё богатство предназначалось Португальскому королю.

Мы с Людвигом не стали задерживаться в Индии, а высадив войска и их адмирала в Кочине, ушли домой. Людвиг на запад к берегам Африки, по прежнему пути, а я на юго-юго-запад к Мадагаскару, высчитанному мной по вполне сформировавшейся у меня карте, собранной из многих уже нарисованных до меня. Мне в них важны были уже высчитанные расстояния и направления, которые я привязал к высчитанным мной координатам известных мысов и островов. Я решил проверить джонку в океане, а Людвиг рисковать не хотел.

Я не лукавя убеждая Афонсо Альбукерка в непротекаемости джонок. Во время шторма решетчатые люки верхних палуб заменялись на глухие с уплотнениями и вода скатывалась с палубы в море через отводные шпигаты. Паруса, даже частично повреждённые, держали ветер и судно не теряло управление.

Меня поначалу раздражал боковой снос, из-за фактического отсутствия киля, но оказалось, что при грамотном рулении он исчезал. Руль имел необычное перо. Его передний край выступал сильно вперёд и частично заменял киль . Зато маневренность и скорость моей «Чайки» были не соизмеримы с европейскими или арабскими парусниками. У меня было шесть парусов, из них три кормовых «бизани».

 

* * *

 

Я находился в этом мире около двух месяцев и, в общем он мне нравился. Вся моя предыдущая жизнь мало чем отличалась от нынешней. Я всегда куда-то двигался и с кем-то сражался: или мысленно, просчитывая варианты сохранения себе жизни и отнимания её у объекта, либо фактически, физически уничтожая противников.

Моей специализацией в том мире являлось управление данным регионом с помощью влияния на преступные сообщества. Управление, – это, конечно, громко сказано, да и я был здесь не один такой представитель СССР. Были ещё и легальные, и полулегальные официальные лица.

Здесь, в Юго-Восточной Азии, с незапамятных времён всем управляли пираты. Вот самых несговорчивых мне и приходилось устранять различными способами и средствами. Я был очень нелегальным и очень нежелательным для них лицом.

Океанский переход настраивал на размышления и я, по старой привычке, решил помыслить стратегически, поставив себе конкретную цель. Цель, так сказать, жизни.

Как я знал, у меня, то есть у Педро, имелась жена и дети. Я, то есть – он, являлся рыцарем закрытого общества – ордена Христа. Я не совсем помнил задачи, которые мне ставил орден, узнав, что я отправляюсь в Индию. Память моя была «однобокой» и просыпалась, отталкиваясь от встречающихся мне объектов: людей или мест.

По тому, что меня в моём путешествии ничего особо конфессионального не заинтересовало, я предположил, что мне поручили что-то вроде «обзорной прогулки», как мы называли на «службе» первичное изучение территории.

Роль теоретического проводника по будущему «театру боевых действий» для нас выполняли знающие местность и обычаи инструктора. Здесь таких специалистов по Индо-Китаю ещё не было. По сути я становился таким инструктором для будущих миссионеров.

Я помнил, что основную роль в колонизации Юго-Восточной Азии играла католическая церковь с её институтом иезуитских монахов, не ограниченных в морали и конфессиональных опытах.

Принцип ордена Иезуитов: «Цель оправдывает средства», позволял миссионерам использовать различные методы убеждения «аборигенов-язычников».

Эта часть моей «легенды», которой я вынужден следовать, вызывала у меня недовольную гримасу на лице, как только я о ней вспоминал. Я сильно не любил вникать в конфессиональные споры, которые всегда приводили к конфликтам. Часто к физическим с летальным исходом. Особенно в ЮВА. Эта была острая грань, смазанная маслом.

Размышляя о стратегии бытия, я понимал, что мне придется заниматься чужим хозяйством, любить чужую жену и детей. Какие они? Развестись не получится. Правда, можно удрать в очередную длинную «командировку». Например, с целью достать затонувшие сокровища Альбукерка. Двести сундуков, это очень много денег.

Меня сначала удивило почтительное отношение португальцев к нашему флагу, но потом я понял, что не помню, чтобы Португалия и Англия когда-либо воевали. А история международных отношений был моим любимым предметом в академии. Из теоритических.

Из тридцати человек моего экипажа я по «морально-волевым» выделял пятнадцать. Военные моряки и в наши века были теми ещё «моралистами», а уж в эти века, все они были «исчадиями ада» в той, или иной степени. С высокими моральными качествами, в этих коллективах делать было не чего.

Однако, из всего отребья, что я освободил от китайского плена, я выбрал не особо подлых и алчных. Выбирал по нескольким критериям: стабильное поведение во время изрядного подпития, отношение к азартным играм, отношение к труду и исполнительность, качество выполненной работы.

Эти критерии оценки личности я вложил моим пяти соглядатаям и к концу стоянки на острове Бутунг уже имел возможность выбора. В Малакке я лучше отфильтровал экипаж, заменив не подходящих мне, на тех, кого раньше перевёл в экипажи других кораблей.

Бытие, определяет сознание, помнил я. А также помнил, что «рыба гниёт с головы», поэтому своим примером демонстрировал «обликоморале», а так же загружал экипаж разумной работой, а именно, шитьём и изготовлением тканевых парусов по образу и подобию нынешних и плетением из пальмовых волокон швартовых кранцев.

Под предлогом восстановления у членов экипажа боевых навыков, в частности абордажного боя, я стал проводить три раза в день занятия по физподготовке, куда включил упражнения на разработку суставов и связок. Годичное сидение на скамье за вёслами привели у некоторых к необратимым изменениям опорно-двигательного аппарата в худшую сторону.

Имея опыт разработки и восстановления собственного тела в разные возрастные периоды, я к каждому «ученику» подходил индивидуально. Благо, свободного времени было хоть отбавляй.

На восьмые сутки мы чуть не налетели на остров. Хорошо, что он имел крутые берега и не имел отмелей.

Окружающую Мадагаскар акваторию я в своей жизни знал плохо. Помнил только, что севернее и восточнее него имеются группы островов. Это указывали и имеющийся у меня карты, переданные мне моим дядей по отцу Диогу Диашем, открывшим Мадагаскар в тысяча пятисотом году и назвавшем его Сан Лоренсу . В том путешествии и «погиб мой» отец. А Диогу Диаш умер в нашем фамильном замке в одна тысяча пятьсот десятом году.

Взяв чуть южнее, мы через двое суток входили в чудесную бухту с обилием впадающих в неё рек и богатой растительностью.

 

* * *

 

Мыс Доброй Надежды встретил нас крепким ветром. Волны кипели. Однако ветер был почти попутным, и мы пролетели вдоль южной оконечности Африки за двое суток. Море вокруг нас бурлило и пенилось.

Ходовая рубка то и дело наполнялась водой, которая с громким журчанием скатывалась в шпигаты, но это, братцы мои, была настоящая ходовая рубка, только без стеклянных иллюминаторов, но рычаг румпеля был здесь, а не на открытой палубе. При постоянном направлении ветра палубная команда была не нужна, поэтому палуба была пуста, и только волны, пытавшиеся найти в ней брешь, недовольно рыча, перекатывались через корабль.

Такого безумия двух стихий я лично в своей жизни не видел. Опыт Педро присутствовал, но всё же не воспринимался мной, как собственный. А вот я теперь уверенно мог сказать, что видел в жизни почти всё.

– «Как же они проходили ЭТО в ту сторону?! Против ветра?» – Всё время думал я, глядя на бушующий океан.

 

Глава пятая.

 

Острова Кабо Верде экипаж встретил громким и протяжным «Ура!». Всё-таки это уже были владения Португалии. Мы вошли в залив острова Сантьяго под гордо поднятым Португальским флагом, каждое утро поднимаемым нами под звуки трубы. Жители городка собрались на пристани, наблюдая, как парусник с незнакомым парусным оснащением входит в бухту и без шлюпок движется к пирсу.

– Баковые на бак, ютовые на ют, – скомандовал я. – Кранцы правого борта за борт. Отдать кормовой продольный.

Матросы с помощью длинных абордажных багров накинули толстый канат на столб, вбитый у пирса и наш парусник прижался к причалу кранцами.

– Отдать носовой продольный. Набить концы на кабестанах .

Команды я намеренно выкрикивал громко и чётко. Экипаж, отработанно действовал. Лишних на палубе не было.

– Швартовка – это зрелище, – внушал я экипажу, – и по тому, как швартуется корабль, будут относиться к каждому из нас. И ко мне, и к вам. Если вы отшвартуетесь, как обезьяны, то и обращаться к вам станут, как к обезьянам. Только портовые шлюхи будут вам в награду. А если вы отшвартуетесь красиво, то, может быть, кому-нибудь достанется и дочь губернатора. В случае грамотной швартовки палубная команда в полном составе уходит в увольнение до утра.

Наша палубная команда в выбеленной парусиновой робе выглядела достойно. Сразу после швартовки весь экипаж выстроился под развернутыми вдоль оси судна парусами.

– Экипаж, смирно! – Крикнул помощник и строевым шагом двинулся ко мне.

– Господин капитан! Корабль прибыл на территорию Королевства Португалия – остров Сантьяго!

– Товарищи моряки! Поздравляю вас с прибытием на Родину!

– Ура! Ура! Ура-а-а! – Ответила команда.

Некоторые морские волки плакали.

На причале стояла оглушительная тишина. Вряд ли жители видели что-либо подобное. Слышались только крики чаек и шум прибоя. Время остановилось. А потом всё вдруг ожило и зрители радостно закричали.

– Вахтенные на вахту. Остальные в увольнение. Разойдись! – Крикнул помощник.

 

* * *

 

Капитан Себастиу Алвареш ди Ландим, правитель острова Сантьяго смотрел на меня с подозрением.

– Вы сильно изменились, дон Педро за это время. Вам сейчас, если мне не изменяет память, двадцать семь лет?

– У вас хорошая память, дон Себастиу.

– Вы выглядите значительно старше.

Я подошёл к стоящему в комнате большому стоячему зеркалу и посмотрел на себя. На меня из-под прямых, чуть нахмуренных бровей, смотрел суровый взгляд зелёных глаз. Плотно сжатые, слегка искривлённые губы, прикрытые усами и бородой, были едва видны. Коричневые, с сединой, длинные волосы спадали на плечи. Мне казалось, что лицо моё должно быть добрым и ласковым, потому, что у меня было хорошее настроение, однако у меня был суровый вид. Я удивился.

– «То-то от меня шарахаются мои моряки», – подумал я.

Я вспомнил, что почти год назад тоже стоял у этого зеркала, но сейчас на меня смотрел немного другой человек. Тот же самый, в этом сомнений не было, но и другой.

– У вас точно были зелёные глаза? – Спросил губернатор.

– Вообще-то, они были карими, – сказал я удивлённо.

– Вот и я о том... Такое я видел у хамелеонов. Это такие древесные ящерицы. Их привозят со Святого Лаврентия. Они меняют цвет кожи.

– Я тоже видел таких, но в глаза им не заглядывал, – рассмеялся я. – Хоть бы жена меня узнала, а то домой не пустит.

Капитан порта снова удивился, потом понял, что я так шучу, и тоже рассмеялся.

Мы пробыли на Сантьяго четверо суток. Экипаж отрывался по полной. Я дождался изготовления мне одежды, потому что выглядел в своей, уже не по моде. Очень пригодился тот разноцветный шёлк, который я отобрал у китайцев и спрятал от Альбукерка.

На третьи сутки я вернулся на корабль в сине-красном камзоле, синих, до колен, панталонах, в высоких красных сапогах и красной атласной короткополой шляпе с пером райской птицы.

– Вы шикарно выглядите, капитан! – Не смог удержаться от реплики мой помощник, когда я поднялся на палубу.

Я посмотрел на него своим «нежным» взглядом.

– Извините, капитан, – поперхнулся он.

– Всё нормально, Санчес. Завтра снимаемся. В полночь общая поверка. Опоздавших с увольнения на хозработы. Кроме швартовой команды. Те гуляют до утра.

– Будет исполнено, капитан!

– Принимаю вахту, помощник.

– Вахту сдал, кэп. Могу сойти на берег?

– Можешь. Удачи. Наши в «Красном быке».

 

* * *

 

В Лиссабон входили не так красиво, но тоже при большом скоплении зевак. Нам пришлось ночь пережидать на рейде, пока портовые власти определялись с нашей государственной принадлежностью и портом приписки.

Альбукерк выписал судовые документы на «Ларису» и приписал нашу джонку к порту Малакка. Увидев печать губернатора Индии и островов «Пряностей», как на ней было написано, оба офицера вытянулись по стойке смирно, вернули мне с поклоном бумаги и удалились.

На следующее утро к джонке подгребли шесть парусно-вёсельных ботов и аккуратнейшим образом сняли нас с рейда и приставили к причалу. Наша команда и сейчас не ударила, как говориться, лицом по грязи, и продемонстрировала собравшимся зрителям тот же самый спектакль. С той же театральной паузой в финале, и с тем же самым зрительским эффектом.

Мои моряки, я чувствовал это, получали наслаждение и удовлетворение, как настоящие артисты. Кроме оваций и криков восторга на палубу полетели цветы и крики: «С освобождением!».

Просто я вчера не забыл сообщить портовым властям, что весь мой экипаж состоит из освобождённых португальских моряков, которые несколько лет были в рабстве у китайцев и этот парусник нами захвачен в бою.

Ещё с борта среди восторженной толпы я увидел человека в монашеском облачении – длинном серо-коричневом шерстяном плаще с капюшоном, спущенном на плечи и каппой на голове, того же неприятного цвета. Настроение сразу ухудшилось. Монах во сне – к проблемам, а наяву... Думаю, к тому же.

Монах отвёл взгляд в сторону и положил крест-накрест два пальца правой руки на два пальца левой, а потом наоборот. Увидев, что я обратил внимание на эти знаки, он исчез в толпе. Я пожал плечами. Для меня его манипуляции ничего не значили, как я не напрягал память Педро.

– Стояночная вахта! – Крикнул помощник. – Остальные свободны!

Моряки повалили на причал.

Когда толпа любопытных и мои моряки, сопровождаемые желавшими их угостить, исчезли, я увидел ещё одно, явно выделявшееся лицо, богато одетого господина лет тридцати, аристократического вида, стоявшего в окружении ещё троих таких же. У всей четвёрки вид не соответствовал праздничному настроению убывших граждан.

Несколько раз бросив на меня взгляд, вся четвёрка подошла к борту «Чайки», а отмеченный мной, как лидер, господин обратился ко мне несколько хамовато.

– Дон Педро, если не ошибаюсь? – Спросил он. – Вы несколько изменились.

– Да. Чем обязан? И главное, – кому?

– Вы не узнаёте меня? – Удивился говоривший. – Я – Дуарте де Менезеш, губернатор Танжера.

– И чем я могу вам быть обязан?

– Как? – Возмущённо воскликнул тот. – Вы оскорбили меня!

– Когда? – Удивился я. – Каким образом?

В моей памяти не было ни намёка на конфликт с этим дворянином.

– Накануне вашего отплытия в Индию вы в присутствии моих друзей, – он показал рукой на стоящих чуть поодаль молодых господ, – высказались обо мне, как о недостойном правителе Танжера. Вы сказали, что должность мне перешла по наследству от моего отца, а не за мои заслуги.

– А это разве не так? – Спросил я, что-то вспоминая. – Но, честно говоря, я в этом путешествии был немного контужен ударом ядра, и слегка потерял память. Я не помню ничего подобного.

Мне совсем не хотелось омрачать дуэлью день прибытия.

– Вы оскорбили меня, и я требую удовлетворения.

– Уважаемый дон Дуарте, если я не помню, как я вас оскорбил, как же я могу дать вам удовлетворение? – Грустным голосом сказал я.

– Но это слышали мои друзья! Они могут подтвердить!

– Ну... – Скривившись сказал я. – Мало ли кто что может сказать...

– Вы... Вы называете нас лжецами?! – Возмутился один из «друзей».

Тут я понял, что «попал» ещё на три дуэли, и решил, что дальше нет смысла разводить «дипломатию» и пошёл на откровенную подлость.

– Господа! – Рассмеялся я. – Ведь если я скажу, что вы называли дона Дуарте «папиным сынком», он вынужден будет вызвать на дуэль и вас. Я ведь не наговариваю на вас, господа, и всё это правда?

Дон Дуарте оглянулся на понурившихся господ.

– Чёрт! – Выругался он. – Я вызываю вас господа! Всех троих! – Он качнул головой в сторону ошеломлённых интриганов. – Но это ничего не меняет!

Он вздёрнул подбородок вверх и его короткая, но широкая бородёнка уставилась мне прямо в лицо, а тонкие усики встопорщились от сморщенного в гримасе крупного носа.

– Меняет, дон Дуарте. То, что я о вас говорил, я не помню. И этим господам не верю. Они наговаривают на меня. Поэтому, если вы желаете со мной драться, вы должны оскорбить меня, и я приму ваш вызов.

– Вы подлец, Дон Педро!

– Прелестно. Я не согласен с этим утверждением и считаю его ложным. Поэтому я вызываю вас на дуэль для удовлетворения своей чести.

– Где и когда?! – Воскликнул мой будущий оппонент.

– Ну... Не торопитесь так. Сейчас вы сначала должны получить удовлетворение от этих господ, так как вызвали их раньше меня. Кодекс чести, дон Дуарте.

– Чёрт! Чёрт! И чёрт! – Выругался он. – Тысяча чертей! Проклятый хитрый Тамплиер!

– За оскорбление ордена я мог бы убить вас прямо здесь, без церемоний, – сказал я, доставая из оружейного ящика и кладя на фальшборт пищаль.

– Лучше вам уйти, господа. Жду вас завтра здесь же на пирсе в течении дня. Полагаю, за это время вы, господа, решите ваши спорные вопросы. Честь имею!

Я приложил пальцы правой руки к полям шляпы.

Они ушли, постоянно озираясь на меня. Мне было неприятно, за моё поведение, но я успокаивал себя тем, что формально я не сделал ничего недостойного и предосудительного. Просто ответил подлостью на подлость. Да и дуэли, как я узнал за время пребывания в этом мире, не отличались, оказывается, благородством вообще.

Дуэли были судебные и военные. Чаще для выяснения отношений пользовались вторым способом убийства, который предполагал любые действия, что приводят к летальному исходу. Хоть удар в спину, хоть выдавливание глаз. Допускались самые подлые приёмы.

Плюс, надо понимать, что я не дуэлянт. Я убийца. И чаще всего тайный. Одно дело ворваться с ножами в толпу не ожидающих нападения и такой, как у меня, шустрости, воинов, а другое дело, когда один на один против шпаги, или длинного меча, орудовать которым я ещё толком не научился.

Общие принципы и приемы владения длинным оружием, типа «палка», для меня были понятны и известны, но особенности и специфика безусловно были.

И ещё... Шансов остаться в живых после поединков с четырьмя опытными дуэлянтами у меня не было, а умирать так рано в мои планы не входило.

– «Не для того всю жизнь учился выживать, однако», – подумал я, и совесть моя успокоилась. Она привыкла мне подчиняться, хоть иногда и вздыхала, тихо плача в уголке.

Весть о том, что мне предстоит сразу четыре дуэли разлетелась по экипажу быстро. Сначала по вахтенной службе, а потом и по остальным морякам, гулявшим здесь рядом в портовом кабаке.

Уже через полчаса пришёл встревоженный помощник, а следом за ним боцман.

– Что случилось, кэп?

Они были пьяны, хотя не прошло и часа их увольнительной. Я нежно и ласково, как могу только я, объяснил им, что, то что случилось, это не их моряцкое дело, а моё – дворянское. Они сразу всё поняли и очень быстро ретировались, схватившись под руки и бурча, что за капитана всем дворянам перережут глотки.

Пока я стоял, облокотившись на борт и раздумывал о «завтра», появился давешний монах. Он подошёл ближе, глядя больше в брёвна причала, чем на меня, и, не поднимая глаз, сказал:

– Вас что-то задержало, командор?

– Дворянский этикет, брат.

– Следует поспешить, командор. Нас ждут. Следуйте в отдалении, – сказал он и, по-военному развернувшись, маленькими шагами побрёл через торговую площадь.

Я едва успел сбежать по трапу и найти глазами его в рыночной толпе, и пошёл следом, пытаясь не потерять фигуру в плаще с накинутым на голову капюшоне.

Мы прошли весь Лиссабон от порта на северо-восток. Высокие дома буквально мелькали мимо, с такой скоростью шёл монах, а я почти бежал. Вероятно, бежал и он, но под длинными полам плаща это было не заметно. Наконец, свернув в узкую улочку и нырнув в предупредительно распахнувшуюся перед монахом дверь входа в какое-то здание, я остановился, переводя дыхание.

Мои ежедневные тренировки явно были недостаточны для выбранного монахом темпа.

– «Всего-то километра два спортивным шагом пробежали, а я уже задышал», – с сожалением подумал я.

– «И ведь не побегаешь тут по улицам. Не поймут. Да и нигде не побегаешь. За идиота примут», – так думал я, быстро идя вслед за монахом по узкому коридору.

Я думал, что мы пришли, ан нет, бег не прекратился, а лишь переместился в подземелье. Сухие и узкие, отходившие в разные стороны, коридоры мелькали справа и слева.

– «Попал», – промелькнула мысль.

Я взял ритм и строго контролировал дыхание. Коридоры, по которым мы бежали, имели положительный уклон. Несколько дверей, попавшихся нам, открывались и закрывались «автоматически» после того, как монах просовывал свою правую руку в отверстие в стене.

Наконец мы остановились у двери, возле которой монаху пришлось засунуть руки в два стенных отверстия одновременно и он простоял так некоторое время. Дверь отворилась на сантиметров сорок и встала.