Текст книги "Араб Пётр Великий. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

С кормы на меня смотрели пушкари, но увидев мой взгляд, бросили свои палаши и вытянули руки вперёд, показывая их мне. Я показал за борт, они послушно спрыгнули. Не раздумывая.

Я посмотрел на раздавленную джонку. Она дымилась. Из-под палубы струились тонкие струйки дыма и слышались крики о помощи на португальском и испанском языках. На той джонке, где находился я, с вёсельной палубы так же слышались крики на знакомых языках.

Я выбил клин, поднял решётчатый люк и увидел крутой трап, уходящий в темноту.

– Я португалец. Я напал на этот корабль. Мне нужна ваша помощь. Я хочу освободить вас. Там есть синцы?

– Есть, есть, господин! – Закричало несколько голосов, а потом послышались сдавленные стоны.

– Уже нет, господин!

Я спустился вниз и не увидел, а почувствовал плотную массу народа.

– Вы прикованы или привязаны?

– Привязаны, господин!

– Вот вам палаш!

Я протянул оружие в темноту рукоятью вперёд и почувствовав, как его вырвали у меня, поднялся на палубу. Через некоторое время из люка стали подниматься люди. Когда их собралось уже с десяток, я крикнул:

– На той джонке такие же, как и вы, но там много синцев. Возьмите оружие и освободите их. Но торопитесь, там возможен пожар.

Мои слова прозвучали, как удары хлыста. Люди стали хватать оружие, разбросанное по палубе и перелазить через борт. К тому времени джонки стояли бортами рядом и первая уже выровнялась. Я, кстати, попытался увидеть свою каракку, но её и след простыл в темноте. Как и просили, подумал я.

На палубе стояла почти кромешная темнота. Горел только маленький светильник на входе в каюты кормовой настройки и баковый фонарь, который, почему-то, не разбился. Луна куда-то делась.

Я пошарил по баку, нашёл ещё три фонаря, висевших на файрмачтах и зажёг их. Потом прошёл на корму и зажёг находившиеся там пять фонарей. Открывшаяся картина впечатлила даже меня, не особо впечатлительного. Я прошёлся по палубе. Сорок восемь тел. Раненых не было.

– Фу, Пётр Иваныч! Да вы мясник, однако.

В той жизни мне не приходилось включать «карусель» на долго. Максимум, что я тогда видел, два, три трупа за раз. Я вздохнул. Не я такой, жизнь такая. Жись – держись! Если бы не я, то они покромсали бы меня на тысячу маленьких Петручо.

– Эй, порту! Мы закончили! – Послышалось с того борта. – Где твои люди?!

Я подошёл к левому борту и посмотрел на кричавшего.

Это был худой, грязный и оборванный грек.

– Один я! – Крикнул я. – Потушили пожар?

– Так точно!

– Убитых раздеть, тела за борт. Палубу скатить водой. Пленные есть?

– Нет!

– Жаль. Моряки среди вас есть?

– Почти все моряки, дон...

– Дон Педро Антониу Диаш.

– Ха! – Крикнул кто-то из толпы. – Я у вашего батюшки ходил штурманом.

– Я матросом! И я! И я! – Послышались голоса.

– Вот и хорошо. Значит порядок знаете. Растащить корабли. Заменить поломанные вёсла. Встать на якорь бортами на противника открыть огонь на поражение по готовности. Канониры есть?

– Есть!

– К орудиям!

– Штурман!

– Рауль, дон Педро!

– Примите командование на том борту, Рауль. На первый второй рассчитайсь!

– Это как?

– Разделиться пополам. Половину на это судно.

Мы стояли метрах в трёхстах от сторожившего нас в выходе из бухты судёнышка. На нём малый пожар потушили и пялились в темноту, пытаясь понять, что творится у нас. По сути, думал я, они могли видеть только странный манёвр переднего судна и навал на него второго. Шум, крики и возня могли образоваться и по естественным причинам.

– Пушкари! Отбой огонь! Берём в плен, синцев! И тихо всем! Говорить только по-сински.

Джонки, тем временем, отжали и растащили, трупы раздели и проколов брюшину, смайнали за борт. Пошла приборка.

– Рауль!

– Да, капитан!

– Приберётесь, сдвиньтесь так, чтобы это корыто не смогло удрать в море, а я перекрою вход в бухту. Атака на рассвете. С первыми лучами. Тараним, но не сильно, чтобы не повредить, и на абордаж. Цель – берём, как можно больше, пленных. Не нам же вёслами продолжать махать на галерах.

Прибрались быстро и даже успели часа два вздремнуть, когда вдруг закончилась экваториальная ночь. В небо ударили первые лучи бордового солнца.

– Навались! – Крикнул я, поворачивая корабль, и целясь в правый борт джонки, стоящей носом в бухту.

– Табань!

Удар и ещё удар... Сонная абордажная команда и экипаж первой джонки почти не сопротивлялись.

Когда совсем рассвело мы увидели примерно в миле от нас мою каракку со спущенными парусами. Я удивился и, дав команду новым гребцам из захваченных пленных китайцев: «Греби!», направил свою джонку к ней. Мы заходили с кормы и я увидел, что экипаж возится с румпелем.

Встав в полный рост на носовой площадке и подавая сигнал куском выбеленной морской водой и солнцем ветоши, я, когда мы сблизились на расстояние выстрела, прокричал по-английски:

– Это ваш штурман, господин Ван Дейк! Не надо стрелять!

 

* * *

 

Мы сидели за столом, накрытом на площадке бака моей маленькой джонки. Она была прелестна и была бы абсолютно идеальна, если бы не сгоревшие по моей прихоти кормовые бизани. Мы принимали пищу. Бывшие гребцы-рабы на двух других моих джонках тоже завтракали.

Я убедил капитана вскрыть запасы и поделиться имеющимся со всеми бывшими пленниками.

На джонках тоже нашлось немного еды, но мы воспользовались лишь их запасами спиртного, в основном виноградными винами. А моему новому экипажу отдали все запасы рисовой водки, благо, её было немного.

Не сказать, что китайцы гребцов морили голодом, но такого разнообразия они не видели давно. Были забиты все оставшиеся выловленные на предыдущей стоянке свиньи, съедены все фрукты, кроме моих лимонов. Пировали и отдыхали до полудня. Ночь выдалась не из лёгких.

На берегу оставшиеся в деревеньке китайцы высказывали непонимание «политического момента». По их мнению произошла победа. Британское судно пыталось сбежать, но было захвачено, но почему-то никто не спешил чалиться к берегу и праздновать, а главное, делить добычу.

Береговые китаёзы справедливо считали, что часть добычи принадлежит им, так как это они первыми увидели купца и подали сигнал. Чуть позже полудня из бухты вышла джонка.

Когда я увидел её там в бухте, я лишь примерно прикинул её размер и форму. Она стояла к нам кормой и за небольшим мыском, поэтому не была видна полностью. Когда я увидел её сейчас, я влюбился в неё с первого взгляда.

– Она моя, – сказал я дремлющему под бамбуковым навесом Людвигу.

Тот, открыв один глаз пальцами левой руки, правой он продолжал держать кубок с вином, сказал:

– Да пожалуйста!

Перепрыгнув на вёсельную джонку, я крикнул Рауля, стоявшего вахту.

– Буди китайцев, и абордажную команду. Никого не убивать, всех только живьём. Там важный чиновник, спинным мозгом чувствую. И чтобы эту игрушку не поцарапать мне. Из твоей доли вычту.

Наша джонка рванулась сначала в сторону, а потом, развернувшись, пристроилась красавице в борт и деликатно так, навалилась. Что Рауль кричал китайцам, я не прислушивался, но «овладел» я красавицей очень нежно.

– Прошу оставить оружие и сдаться, – крикнул я на мандаринском наречии, когда человек сорок моих полупьяных воинов захватили палубу.

– Что это значит? И кто вы? – Проскулил кто-то писклявым голосом.

– «Евнух», – подумал я. – «Значит точно, – китайская шишка».

– Это значит, что все ваши корабли захвачены нами. Часть экипажей, за исключением гребцов, конечно, перебита, часть захвачена в плен и задействована нами в качестве гребцов. Теперь и вы наши пленники. Понятно всё?

– Я посол великой империи Мин, князь императорской крови, Чжэн...

– Совершенно не интересно, – прервал я его. – Вы – вокоу . Морской грабитель. Ваши корабли напали на одинокого торговца.

– Мы думали он нападёт на нас...

– И поэтому напали первым, когда увидели своё преимущество. Очень по-миньски. Сунь-Цзы отдыхает.

– Вы знакомы с...

– Привязать его к самому тяжёлому веслу! – Приказал я, и гражданина посла поволокли в трюм.

– Рауль, посмотри, что есть здесь вкусненького, сдай вахту помощнику и приходи за стол. Пора обедать.

 

* * *

 

Остаток дня и ночь прошли без происшествий.

– Слушать мою команду! – Крикнул я собравшимся на палубе большой джонки чумазым оборванцам. – Теперь я ваш капитан! Кто соизволит оспорить, прошу не стесняться и высказываться сейчас.

– По какому праву? – Послышалось со стороны обособленно стоявшей группы, похожих на греков, моряков.

– По праву захватившего эти суда – раз, по праву сильного – два, и по праву имеющейся у меня лицензии на каперство. Какое из трёх прав вы желаете оспорить?

– Право сильного! – Крикнул громадный грек. – И один корабль наш. Мы его захватили!

– Захватил его я! Я первый начал там убивать. И убил бы там всех. Или вы сомневаетесь? Я освободил вас, и отправил убивать. Вы приняли моё командование. Вы мои воины. Вся вчерашняя и сегодняшняя добыча – моя, потому что это моя битва. Или хотите вернуться в трюм, кормить морских блох?

– Нет! – Закричали «греки». – Ты нас туда не загонишь?!

Остальные стояли понурясь. Почти все бывшие рабы, были измождены. Многие из них имели долго незаживающие язвы от натёртостей.

– Вы недавно в плену? – Спросил я.

– Десять дней! – Крикнули из другой группы. – Это венецианцы! Неблагодарный народец. Им всегда мало.

– Заткни пасть! – Крикнул громила.

– А то что?!

Громила шагнул в сторону белокурого юноши лет шестнадцати.

– А то, ноги вырву!

– Эй! – Крикнул я. – Мы не закончили. Потом вырвешь. Я готов тебя убить, а ты готов умереть?

– Готов! – Рявкнул противник.

– Я понимаю, что вы, – я ткнул пальцем в «греков», – все против меня. Поэтому, если я его убью, то и вас всех следом. Так?

– Это не по правилам! – Крикнул давешний «грек», активничавший при освобождении третьей джонки.

– Какие правила ты имеешь ввиду? – Спросил я. – Есть такие правила? – Спросил я команду.

– Нет! – Прокричала толпа. – Противников за борт!

– Правильно, – сказал я. – А теперь с тобой....

Я подошёл к громиле, стоявшему широко расставив ноги и положив ладони на рукояти тесаков.

– Ты как предпочитаешь умереть? Красиво, или в дерьме? – Невнятно пробормотал я.

– Чего? – Спросил он, чуть согнувшись вперёд, а потом выпрямился. – Красиво!

Его внутренности вывалились на палубу синими змеями.

– Не угадал, – сказал я, пряча кинжалы. – В дерьме...

Я оглядел палубу.

– Всех недовольных за борт, Рауль!

 

* * *

 

– Экий вы, дон Педро... Решительный. Не ожидал... Не ожидал... О каком каперском свидетельстве вы упоминали? Я не видел его в ваших бумагах.

– Я его потерял, но оно было.

– И с кем же вам дозволено воевать? И кем оно подписано? Если не секрет...

– Секрет, сэр Людвиг.

– Какой вы многоликий, дон Педро...

– Как и вы, сэр Людвиг.

Они разом рассмеялись.

– Что дальше делать будем? – Спросил отсмеявшись Ван Дейк. – Вы обзавелись целым флотом и солидной командой. Но мне-то надо спешить. Оба моих нанимателя стонут и плачут, как хотят вернуться домой.

– Делайте, что хотите, сэр. Но домой один вы не дойдёте. Слишком вы жирный и беззащитный. Вам в Малакке надо прибиться к каравану, но до Малакки ещё добраться надо. Тоже не фунт риса.

– Причём тут рис?

– Присказка такая. «Не так просто» – означает.

– А вы, что делать будете?

– Отдохну здесь, наберу припасы, разберусь с наследством, – я обвёл рукой снующих по палубе моряков. – Там видно будет. С синцами здесь ещё разобраться надо.

– Посла надо бы отпустить. В Малакке я вынужден буду рассказать об инциденте. По папской булле это территория Португалии. Вы разобрались, куда направлялось посольство?

– В том-то и дело, что к султану Махмуд Шаху.

– Фактически, к вражеской, по отношению к Португалии, стороне.

– С грузом пороха, между прочим.

– Отдайте его мне, дон Педро. Я передам его губернатору Малакки. Сообщу, что вы здесь чинитесь. Вам всё равно придётся им передать часть добычи.

– Ладно! Пойдёмте в Малакку вместе, капитан. Пополним припасы и отвалим. Денька через два. Там всё обскажем, как было, сдадим имущество.

– Вы, только, посла из трюма выньте. Особа императорских кровей всё же...

– Вынул ещё вчера. Это я так... Для того, чтобы бывшие рабы его не растерзали. Посол ведь со своими адмиралами, идя сюда, встречных купцов грабили. Через одного. Часть их флотилии с «честно награбленным» добром вернулась в «поднебесную». Все эти, освобождённые мной моряки, из их экипажей. Оставшиеся в живых.

– Будет повод получить от синцев политические и торговые привилегии.

– О чём вы говорите, сэр Людвиг?! С синцев вы не получите и шерсти клок. Они не стали выкупать своего императора, когда тот попал в плен, а просто заменили его на его брата. И ещё обвинят нас в разбойном нападении на их посла. А рассказы бывших рабов, либо оставят без внимания, либо тоже извратят. Например, скажут, что всех подобрали в море, а на вёслах они работали за еду. Ещё и должны останутся.

Капитан Людвиг удивлённо смотрел на меня.

– Но это же бесчестно!

– А кто сказал, что понятия чести у нас с ними одинаковые? Для них, всё, что идёт на благо империи – честно и достойно, а победа обманом – наиболее почётна, потому что позволяет победить с меньшими потерями.

– Вы говорите так, как будто знаете их очень давно.

– Так и есть. По письменным источникам. Читал много в детстве.

– Тогда их лучше притопить.

– Правильно. Нету тела, нету дела. Есть у меня одна мысль.

– Неужели вы один захватили целый корабль. Их же там было, как говорят синцы, пятьдесят человек.

– Темно было. Они меня не видели, а я их не считал.

 

* * *

 

– Уважаемый посол. Из-за уважения к вашему императору я снисхожу до того, чтобы освободить вас и ваших людей и передать вам в пользование одну парусно-вёсельную джонку. Без гребцов, конечно. Наш почётный эскорт проводит вас в порт Малакка и передаст в руки его губернатору. В вашей верительной грамоте ошибочно указано, что это Махмуд Шах. Захваченное нами имущество, как товары, так и ваших рабов, мы также передадим губернатору Малакки.

– У нас на берегу ещё много товара и запасов.

– Мы позволим вам забрать всё, не беспокойтесь. Снарядите для этого своих людей. Мы им поможем. Принимайте корабль, господин посол.

 

* * *

 

– Капитан-адмирал! – Обратился Рауль. – Ребята просятся на берег. Говорят, всё тело чешется в разных неприличных местах, так баб хотят.

– Боюсь спросить... Но сколько у них на теле неприличных мест?

– Не знаю, капитан. У всех по-разному.

– Сколько их всего? Чесоточных?

– Семьдесят шесть.

– Так... Делим на три. Получается почти по двадцать шесть. Нормально. Готовь к увольнению на берег первых двадцать шесть человек. Половина надёжных, половина нет. Разведи сплочённые группы по разным сменам. Понял?

– Не очень.

– Сделай так, чтобы в увольнение, или на борту не собирались друзья. Не хватало нам бунта на корабле. Ну... Да... Людвиг присмотрит. Не удивляйся, если он наши джонки на прицел своих пушек возьмёт. Сам останешься на борту. Завтра гульнёшь. И за синцами смотрите лучше.

– Понятно, капитан.

 

* * *

 

Мы вошли на маленькой джонке в бухту и продвинулись к устью реки. Пришвартовались справа, где был крутой берег и очень удобная для схода площадка. Я сошёл на берег в кирасе и шлеме.

– Первая десятка вперёд! – Скомандовал я. – Мародёрам и насильникам что?

– Смерть, капитан!

Разведчики, разделившись на двойки, рассыпались по посёлку. Прежде чем отплыть, мы с час репетировали этот ответ.

Хижины начинались метрах в пятидесяти, но жителей не наблюдалось.

– Нет никого, капитан, – послышались голоса.

Вторая десятка вперёд! – Скомандовал я. – Мародёрам и насильникам что?

– Смерть, капитан!

Вторая группа побежала вдоль берега реки в джунгли. Через реку висела натянутая верёвка.

Через полчаса разведчики вернулись с добычей: двумя дикими свиньями, двумя дикими куропатками и пацанёнком лет пяти. На джонке был медный котёл, который матросы установили на имевшееся в деревне кострище. Налили в него воду и стали разделывать добычу.

Когда свиньям вспороли животы, мальчишка громко заплакал. Малайского он не знал и мои уговоры на него не действовали. Я держал его на коленях и гладил по голове, когда увидел, что из-за хижин выскочили две женщины и побежали ко мне, рыдая и заламывая руки.

Оторопев, я ссадил мальчишку и, чуть хлопнув его по спине, направил к ним.

– Ему ничто не угрожало, – крикнул я по-малайски и хотел добавить, что мы хотели его накормить, но малайский язык я знал не очень хорошо, а фраза звучала сильно двусмысленно, вроде: «хотели делать ему есть».

– Мы хотим торговать, – сказал я, показывая на ткани, мешки риса и ножи.

Женщины подхватили ребёнка и убежали.

 

* * *

 

– Наши мужчины давно не знали женщин, оранг-кая . У вас есть свободные? Которые могли бы выйти замуж?

– Конечно есть. Но их немного. Всего две руки. Остальные с большими животами. Но у нас все свободные. Не так, как у белых. Не надо замуж.

– И это хорошо, – сказал я, мысленно рассмеявшись от слов: «две руки».

Мы сидели под навесом, сделанным из бамбука и листьев банана на толстых, плетённых из того же материала, матах. Моих матросов я уже рядом не наблюдал, как и местных женщин.

Плов со свининой вождь, как и все жители посёлка, есть не стал, а вот с нарубленными мелко куропатками, уплетал быстро, накладывая небольшими кучками на зелёные банановые листья и отправляя оттуда в рот, как с конвейера, подталкивая палочками.

Оказалось, что китайцы не грабили население, и, хоть и скромно, но заплатили за специи: гвоздику и корицу, а также за фрукты, которые, вместе со специями, мы сразу погрузили на джонку. Увольнительный день закончился быстро и при двустороннем согласии. Аборигены и аборигенки оказались гостеприимны и добры.

Договорившись со старостой о том, что завтра их посетит ещё одна группа «туристов», мы отплыли на рейд.

И на следующий день всё прошло гладко. В этот посёлок пришли жители соседнего посёлка, и отдых у второй группы расслабляющихся матросов удался на славу. Китайцы не приближали аборигенов, жили особняком, и тем паче, не ловили для аборигенов диких куропаток и не готовили из них и драгоценного риса такое вкусное лакомство.

Я рассказал Раулю технологию приготовления плова, но аборигены внесли в неё свои дополнения в виде каких-то овощей и фруктов.

Рауль сказал, что ему их плов понравился больше, чем тот, что я принёс ему вчера.

– Извините, капитан, но я не успел набрать вам попробовать. Там столько было народу, что даже не хватило нескольким нашим. Тем, кто задержался у женщин!

За пиршествами мы не забывали пополнять запасы воды, фруктов и засолить свинину. Живых животных решили с собой не брать.

Три дня на острове пролетели, как во сне. Островитяне, добрейшие люди, были и внешне по-настоящему красивы. У многих из них, при их очень смуглой кожи, были синие, или зелёные глаза. Или разноцветные.

Женщины обладали точёными идеальными фигурами и прекрасным весёлым характером.

Как я знал из своего времени, учёные так и не пришли к единому мнению, почему у жителей именно этого острова такие изумительные глаза. Провожали нас жители аж пяти деревень.

 

Глава четвёртая.

 

За эти три дня я присмотрелся к экипажу и с помощью Санчеса, того шестнадцатилетнего юноши, что вступил в спор с «греком», разобрался с неформальными группами в коллективе. Вернее, коллектива тут было два и в каждом минимум по три группировки.

Санчес с девяти лет жил на кораблях и был обычной «пороховой крысой», то есть, был на посылках у орудийной команды и незаменимым трюмным. С его помощью экипаж шкерил от командиров спиртное. Шкерил в таких узких местах, куда мог пролезть только он один. И шкерил не только спиртное, но и иные запрещённые вещи, например, контрабанду.

Сейчас он вырос, но вот уже два года был гребцом на китайской джонке, а хотел стать настоящим штурманом. Он, хоть и был с малолетства приставлен к пушкарям, но к профессиональным знаниям допущен не был и так и прозябал на побегушках. Матросам был удобен такой его статус.

С просьбой перевести его в ученики матроса, термина юнга он не знал, он обратился ко мне в первый же день нашего знакомства.

Я, посмотрев тогда на его жилистую, но худощавую фигурку, не соответствовавшую его шестнадцати годам сказал:

– Я обязательно дам тебе возможность научиться морскому делу, Санчо, но сейчас мне надо разобраться с твоими друзьями.

– У меня нет друзей, – понурился он.

– Я имею ввиду тех людей из которых нам сейчас нужно собрать команду. Нам совершенно не нужны такие баламуты, как те венецианцы. Слово капитана – закон. Ты понимаешь?

– Да, капитан!

– Поможешь мне понять, кто может затеять смуту?

– Что я должен делать?

– Слушать, присматриваться. Расскажешь мне кто, что из себя представляет. Я потом соберу экипажи, как ты скажешь.

Тем же самым занимался Рауль и ещё один матрос с каракки. К концу третьих суток у меня было полное представление о профессиональных и моральных качествах всех вновь приобретённых членов моего экипажа.

Не всем понравилось мое перераспределение, но люди были сытые и довольные, чтобы роптать вслух. В мои руки попала довольно внушительная казна посла, но ею, абсолютно уверенно, я мог распоряжаться лишь в рамках одной трети. Но и этой суммы было достаточно, чтобы нанять на год ещё пять экипажей.

Однако никого из моряков нанимать за деньги я не собирался.

– Слушайте меня! – Крикнул я, собравшимся на палубе большой джонки людям. – Завтра утром мы отчаливаем и идем на Малакку. Там я сдаю эти корабли, синцев и вас всех губернатору. Как я уже понял, не все из вас хотели бы такой участи. По разным причинам. Поэтому, кто желает, может остаться здесь. В этом райском уголке.

Остальные, желающие вернуться на родину или наняться на корабли в Малакке плывут со мной, безропотно выполняя все мои приказания. Бесплатно. Только за еду и провоз. В команде раздался ропот.

– Вы поймите, корабли, это моя добыча и если вы откажетесь, и я не смогу их доставить к губернатору, я их просто сожгу. Вас я освободил, а дальше, как хотите, так и живите, но нанимать мне вас не куда. Поэтому, либо принимайте моё условие, либо сходите на берег все.

Толпа загудела, но Рауль вдруг крикнул:

– Мы с тобой, капитан.

Его поддержало сначала ещё человек двадцать, а потом и все остальные, с той или иной долей раздражения. Чтобы несколько разрядить обстановку я добавил.

– Вы поймите, эти корабли мне самому нравятся, но, во первых – я обязан сдать их губернатору, во вторых, не известно, как они себя покажут на большой воде, в третьих, я ещё не решил, вернусь ли я в Лиссабон, или останусь здесь, купив себе корабль. И тогда лучшим из вас я предложу на нём почётное место. Мне здесь начинает нравится. Тут прекрасные женщины! А что ещё для мужчины надо, чтобы встретить старость?!

Толпа радостно взревела.

Утром пятого дня мы снялись с якорей.

На джонке вместе с послом я поместил самых отъявленных негодяев или бездельников. На второй вёсельной джонке за вёсла сели свои, потому что китайцев я всех собрал на первой. Сам я шёл на бывшем посольском корабле.

Эта джонка мне нравился всё больше и больше. Восьмидесятиметровый корпус собранный встык из какого-то очень твёрдого и тяжёлого дерева не тёк и не являлся домом для древоточцев.

Как рассказали мне чинцы, здесь в бухте они лишь ободрали борта и днище от ракушек и пересмолили его. На борту было двадцать средних по размеру пушек и шесть малых, большие запасы пороха и ядер.

На второй день стоянки я поднял со дна выброшенные мной перед боем мешки с измерительными инструментами, золотом и жемчугом, чему очень удивился Людвиг Ван Дейк.

– Вы продолжаете меня удивлять, дон Педро, – сказал он, когда я вернулся из «увольнения» со своими вещами. – Откуда вы их... Где вы это всё взяли?

Он не видел, как я тралил двумя шлюпками дно бухты, ища лини с буями.

– Я притопил их в бухте, – сознался я. – Оставлял, так сказать, на ответственном хранении, пока разбирался с синцами.

– Значит вы не собирались возвращаться на каракку?

– Нет. Я предполагал, что они попытаются вас настигнуть, поэтому мне и нужен был линь подлиннее, чтобы я мог зацепиться за них.

– Значит вы знали, что там не один корабль, и мне ничего не сказали.

– Я не знал, я догадывался, что там должны быть ещё корабли и вооружённее того, что они выставили на обозрение. И я сказал вам, чтобы вы имели это ввиду. Вы забыли?

Людвиг на меня почему-то обиделся. И хорошо, что мы шли на разных кораблях.

Каюта посла была шикарной. Управление джонкой лёгким. Не надо ничего рифить, для чего лезть на реи. Почти плоские, как крылья бабочки паруса, хорошо держали ветер, создавая между собой подобия аэродинамических туннелей, ускоряющих прохождение ветра, а значит и скорость корабля. При нормальном ветре мы шли не менее пятнадцати узлов, тогда, как каракка выдавала лишь десять-двенадцать.

Единственным неудобством было то, что парус нужно было поднимать около двух часов. Он был собран из бамбуковых циновок в форме четырёхугольника, поэтому был очень тяжёл. При спускании верхней реи, парус собирался снизу, как жалюзи. Но паруса не спускали, чтобы остановиться, а разворачивали плоскостью по ветру.

 

* * *

 

На десятые сутки пути джонка с послом пропала. Мы увидели это утром, когда рассвело. Мы шли в линию, выровняв скорости, осветив себя огнями, держа друг друга на дистанции видимости огней. Пропавшая джонка шла второй и исчезла, судя по всему ещё ночью.

– Я всё время видел её огни, – бурчал мой вперёдсмотрящий. – Потом они мигнули, но сразу появились снова. Мне показалось – чуть дальше по курсу. Думал, что я вздремнул.

– Они сильно сблизились с нами, видимо добавляя вёслами. Мы-то шли на парусах, – объяснял вахтенный каракки, шедшей первой. – А потом огни погасли и загорелись уже намного дальше.

– Они намерено сблизились, чтобы приблизить наш корабль, и погасив огни, отвалили в сторону. А вы увидели наши огни, и приняли нас за них. Грамотно, – сказал я.

Людвиг смотрел на меня как-то насмешливо. Или мне показалось?

– Синцы перебили наших, захватили корабль и ушли на север, – сказал он уверенно. – Так и запишем в журнал.

 

* * *

 

– Я могу дать вам и вашим людям шанс, Бен. Я знаю, что в Малакке вас ждёт виселица, и вы рассчитываете захватить один из наших кораблей.

– Вас кто-то ввёл в заблуждение, сэр.

Бен по кличке Ган был хорошим пушкарём и неудачливым пиратом. Три года назад он с «товарищами» захватил португальское купеческое судно, на которое был нанят в экипаж, и с находящимся на борту грузом специй отправился в Китай, где они продали их по хорошей цене, но уйти далеко не смогли. Их догнали и всё золото и купленные шелка отняли. Скорее всего напали те же, кто им их и продал.

– Как хочешь. Я сейчас дам команду вас заковать, – я показал на стоящих поодаль четырёх моих охранников, – и поместить в трюм. В Малакке сдам губернатору.

– Вы, сэр, что-то сказали о шансе.

– Шанс – это не то слово, Бен. По сути, это подарок. Я позволю забрать тебе и твоим людям джонку с послом и китайцами, которыми ты можешь распоряжаться, как хочешь. Можешь за них получить выкуп, например в Китае.

– Вы как-то странно называете синцев, сэр. Вы их имеете ввиду, я правильно понимаю, сэр?

– Да, правильно.

 

* * *

 

Уже возле самой Малакки мы нагнали флотилию из десяти кораблей, шедших под косыми парусами. Я догнал каракку.

– Спрячься за мной! Это арабы! И их слишком много, чтобы они были мирными! – Крикнул я.

Мы не стали их обгонять, а намеренно замедлили ход, уйдя правым галсом мористее, и развернувшись, подошли к устью реки с севера по ветру. Благодаря нашей медлительности мы определились с пониманием целей флотилии, потому что услышали залп крепостных орудий и ответный залп корабельных пушек.

Мы тоже приготовились к бою и едва подошли к устью, как ударили слаженным залпом по ближайшим кораблям противника.

Январский морской бриз был свеж и крепок. Паруса джонок позволили развернуться им почти на пятке руля и выскочить снова в море. Я всё больше влюблялся в мою чайку «Ларису», как я назвал её в альтернативу каракке «Люсии». Её паруса, действительно походили на крылья чайки и так же, как у птицы складывались.

Сделав ещё один заход на цель, мы увидели, что нас уже ожидают, подставив борта, пять парусников. Я дал сигнал Людвигу отвалить. А сам понёсся по большой дуге на максимальной скорости. Ни один из пяти кораблей противника не попал по летящей, как птице, джонке. Мои пушкари стреляли по два залпа на каждое судно и более удачно. Всё-таки свою скорость легче контролировать, чем чужую.

После того, как противники разрядили по мне свои орудия, каракка и остальные корабли, спокойно пройдя мимо них, расстреляли врагов почти в упор.