Текст книги "Убийца с лицом ребенка"

Автор книги: Михаил Ушер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

15

Горпищенко, Скоморох и Ваня сидели в кабинете следователя и пили кофе. Настенные часы пробили десять часов вечера. В тишине помещения, словно гром, прогремел телефонный звонок.

– Готов поспорить, что это наш прокурор, – устало сказал Горпищенко и поднял трубку.

– Алексей, – замогильным голосом произнес Орест Иванович, прокурор города, – что у нас со Снаткиным? Меня вызывает на ковер губернатор.

– Снаткин жив и здоров, – ответил Горпищенко, – а мы вряд ли доживем до утра.

– Не морочь мне голову, – пришел в себя прокурор. – Взяткодатель допрошен? Вещественное доказательство – доллары – имеются? Признание Снаткина есть? Что еще надо? Мы можем объявить, наконец, что полковник Снаткин подозревается в получении взятки в особо крупном размере?

– К чему такая спешка? – разозлился Горпищенко. – Давайте объявим завтра. У нас еще кучу дел надо провернуть. Еще раз допросить Снаткина, взяткодателя, будь он неладен. Его скорая забрала в больницу, он находится там в спецпалате, провести экспертизу денег, допросить Кеосаяна, владельца денег, провести обыски в квартирах Снаткина и Фердмана, тьфу, Пермана…

– А в чем ты сомневаешься? – грозно спросил Орест Иванович. – Есть взяткодатель, есть вещественное доказательство, есть Снаткин, есть микрокамера. Уже все телеканалы повторили заявление Ильи Кордона об аресте полковника Снаткина. Сколько можно продавать безнаказанно тайну следствия? Разберись с этим немедленно. У тебя в группе сидит крыса, а ты мне поешь об усталости. Короче, я даю отмашку пресс-службе выступить с заявлением. После встречи с губернатором созвонимся. Пока отбой… Горпищенко с раздражением бросил трубку мимо аппарата.

– Что случилось? – спросил Скоморох.

– По телевизору уже сообщили, что полковник Снаткин арестован, – кладя трубку телефона на место, ответил следователь. – Вся прокуратура знает об этом, весь горотдел полиции обсуждает. Кто продал тайну задержания Снаткина прессе? У нас в группе, оказывается, есть крыса. Это, случайно, не вы, Василий Васильевич?

– Не обращай внимания. Орест Иванович такой паникер и трус, каких мало. Если не дай бог, звонит прокурор области Вершигора, он становится ниже ростом.

– Мне от этого не легче,  – заметил Горпищенко. – Вместо того, чтобы работать, я должен искать среди нас крысу. Полгорода уже знают эту тайну, а нас делают крайними. И время, – Горпищенко посмотрел на часы, – начало одиннадцатого, допросы запрещены, обыски тоже. Что будем делать?

– Кого нужно допросить? – спросил Скоморох.

– В первую очередь этого Пермана. Эти бестолковые полицейские оперативники почти все загубили.

– Тогда мы с Ваней едем в больницу. Я чхать хотел на ваши реверансы, когда можно допрашивать, когда нет. Допрашивать надо тогда, когда нужно. Но уважая твою щепетильность, я поставлю в протоколе допроса другое время. Чтобы ты спал спокойно.

– Я подумал, что Пермана все-таки желательно допросить в присутствии адвоката, – нерешительно сказал Горпищенко. – В его действиях просматривается признаки посредничества.

– В роли адвоката у нас будет Ваня, – хохотнул Василий Васильевич.

– А чего? – сказал Ваня. – Я видел по телевизору, как адвокат своего подзащитного табуреткой по голове грохнул, говори, мол, скотина, где деньги лежат?!

– Давайте, господин капитан, без ваших казарменных шуток, – сказал следователь Ивану Потебенько. – Но если в протоколе будет стоять другое время и Перман подпишет протокол, я не буду возражать. Телефон Василия Васильевича спел «Мурку». Скоморох приложил мобильник к уху. Незнакомый голос сообщил, что звонит следователь полиции Нестеренко.

– Слушаю, – ответил Скоморох.

– У нас есть данные, что Петренко свой последний звонок сделал на ваш телефон.

– Ну и что? – не понял Василий Васильевич, но внутренне собрался. – Дай мне Петренко.

– Не могу, – ответил следователь. – Петренко был убит два часа назад.

– Как убит?! – вскричал Скоморох. – Кем убит?!

– Вы могли бы завтра явиться ко мне на улицу Белую,10 к десяти часам? – спросил следователь полиции.

– Я приду обязательно, – сказал Скоморох. – Я сам лично казню подонка.

– Его еще нужно поймать, – урезонил его следователь.

Обернувшись к Горпищенко, Василий Васильевич спросил:

– Коньяк у тебя, Алексей, есть?

– Есть, – ответил Горпищенко и вынул из стола початую бутылку «Метаксы», три рюмки и черный шоколад. Разлил коньяк по рюмкам.

– Пусть земля ему будет пухом, – поднял рюмку Скоморох. – Погиб великий поборник с идеологической нечистью, можно сказать начинающий инквизитор Революции достоинства. Да отсохнет рука у того, кто покусился на нашего патриота. Я лично порву его на портянки. Аминь.

– Аминь, – повторил как эхо Ваня.

«Точнее сказать, ученик инквизитора, – с неприязнью подумал Горпищенко и молча опрокинул рюмку в рот.

16

Майское ночное небо полыхало звездами, как свечи на праздничном торте, и казалось, готово было обрушиться на красную «Таврию», мчавшуюся по разбитой сельской дороге. Черное небо, усеянное веснушками звезд, опустилось так низко над машиной будто пыталось подсмотреть, кто в ней сидит, и Альберту мерещилось, высуни руку и соберешь тут же целую горсть звезд. Элитный дачный поселок, в отличие от оставшегося позади села, переливался всеми цветами электрической радуги. Окна вторых и третьих этажей дачных домов светились в ночи желтыми, голубыми, зелеными и красными красками. Охранник переписал в свою тетрадь номера машины и молча открыл ворота.

– Мне нужен дом номер 245, – спросил его Альберт.

– Проедете два квартала прямо и свернете налево. Там увидите номер дома. К Самострелу в гости?

– Наверное, к нему, – ответил адвокат и подумал о том, какая умная и предусмотрительная у него секретарь Вика, узнай теперь, кто приехал на старой «Таврии» к какому-то Самострелу, точно бандиту, если хозяйка отдыхает в Таиланде.

В трехэтажном домике из белого камня, облицованного плиткой под красный кирпич с изогнутой крышей из зеленой металлочерепицы, казавшейся сейчас темной, светилось только одно окно на первом этаже. Альберт остановил машину в кармане у дома, заглушил ее, выключил габариты. Он еще сидел в машине, когда дверь дома отворилась и на улицу вышел невысокий худощавый мужчина в спортивных штанах и тельняшке.

– Мне нужен Роман Самострел, – сказал Альберт, подходя к нему.

– С какой вестью пожаловали, дядя? – спросил мужчина и поежился.

– Я адвокат Павла Ивановича, – ответил Альберт. – Везу маляву.

– Впервые вижу адвоката, ботающего по фене. А где сам Пал Иваныч? – настороженно спросил мужчина.

– «Бог дал – Бог взял», – сказал кодовую фразу Альберт.

– Да неужто? – изобразил на лице усмешку мужчина. – Могу сказать одно: не повезло в этом случае самому Господу. Проходите, господин адвокат, будем пить чай с вишневым вареньем и много говорить. В комнате за круглым дубовым столом сидели трое мужчин. Альберт почувствовал в напряженной тишине недоброжелательность, сквозившую в перемигивании и откровенно любопытных взглядах, которые читались примерно так: а не пошел ли ты, мил человек лесом, как ты не вовремя ввалился к нам. Самострел счел необходимым объяснить присутствие парней у него в гостях.

– Решили сыграть партейку в преферанс. Представляете, – обратился он к Альберту, – перед вашим приходом эти разбойники обули меня на пять взяток на мизере. При одной трефовой восьмерке. Вот что значит не со своего хода заход.

Мужчины молчали, выжидающе глядя на Рому Самострела. Один из них, в джинсах и в свитере без рукавов, надетом на цветную рубаху, автоматически сунул руку в карман безрукавки. Его лицо было непроницаемо и только глаза цепко следили за каждым движением Альберта. Казалось, одно неправильное движение со стороны пришедшего, и мужчина может истолковать это как нападение со всеми вытекающими последствиями. Адвокатский опыт подсказывал Альберту, что здесь собрались серьезные люди с не одной ходкой за плечами, которые предпочитают мало говорить и больше делать. Да и сам Рома Самострел был не подарок. Жилистый, с синими от татуировок руками, жестким худым лицом, без эмоций в глазах, способный в любой момент на любой поступок.

– Мне надо на полчаса прерваться, – сказал он молчаливым парням. – Может без меня в буру скатаете?

– Валяй, – ответил ему мужчина в джинсах, не вынимая руки из кармана свитера.

– Пойдемте, – показал Рома адвокату на дверь, ведущую в столовую.

Рома плотно закрыл за собой дверь. В столовой стоял квадратный стол со стульями, напоминающими узкие кресла с высокими резными спинками.

– Садитесь, – указал на ближайшее кресло Самострел. – А я сейчас чайник включу. Варенье у нас вместо печенья. И рассказывайте, что же приключилось с шефом.

Альберта подмывало спросить Самострела, а знает ли шеф с кем устраивает Рома посиделки в доме, но поскольку Самострел отвел на все дела с ним полчаса и к делу это никакого отношения не имело, он промолчал.

– Все написано в письме к вам, – сказал Альберт и открыл свой портфель. Самострел выставил на стол вазочку с вишневым вареньем, воткнул в него маленькую ложечку, поставил перед Альбертом высокую чашку, бросил в нее кусочек лимона, налил настой чая и добавил вскипяченой воды.

– Угощайтесь, – сказал он, читая письмо Снаткина.

Альберт пригубил обжигающий чай и не притрагиваясь к варенью поставил чашку на стол.

– Это ошибка, – сказал он, прочитав записку.

– Что именно? – спросил Альберт.

– Ошибка, что он прислал вас ко мне. Я уверен, что минут через сорок, если не раньше, здесь появятся менты. Если бы Павел Иванович не суетился, никто бы не знал, что этот дом, который по документам числится за мной, принадлежит ему. Но делать нечего. Я принесу все деньги, а вам придется пересесть на другую машину. Она стоит в гараже. Пассат. Серебристый. Пожалуй, чай вам допить не придется.

– Я должен «Таврию» до утра поставить в гараж, иначе хозяйка поднимет шум, – возразил Альберт.

– «Таврия» до утра будет сожжена в пятидесяти километрах отсюда.

– Я так не договаривался, – встал Альберт. – Никто в мире не знает, что я сюда приехал на «Таврии». Я ехал и видел, что за мной не было ни одной машины. Принесите деньги и я поехал.

– За эти деньги я отвечаю своей жизнью, – жестко сказал Самострел, – И если менты их найдут, мне придется повеситься или застрелиться. Поэтому садитесь и ждите меня.

Телефон Самострела затарахтел, как повозка на булыжной мостовой.

– Что они хотят? – спросил Самострел с нервной усмешкой на лице. – Задержи их на пятнадцать минут. Мы все успеем подчистить. После их проезда смени симку. Закрой сторожку и уходи домой. За вами, господин адвокат, – обернулся он к Альберту, – приехали корреспонденты телеканала «Эхо недели». Они утверждают, что вы въехали в дачный поселок на красной «Таврии». Вопросы будут?

– Это чушь, – возмутился Альберт.

– Они вычислили вас по мобильнику. Они утверждают, что вы находитесь в дачном поселке «Жемчужина Буга». Через пятнадцать минут они будут здесь. Потом сюда приедут менты. Еще есть вопросы? Мобильник выключить и на стол, – приказал Самострел. – Выходим за мной прямо в гараж. У вас будет столько денег, что вы сможете хозяйке купить десять «Таврий». – Я так не договаривался, – похолодел от страха Альберт. – Я возьму только деньги Снаткина. Зачем мне ваш общак? Я адвокат, а не участник банды.

– Звезды так сложились, – почти зло сказал Самострел, – что на какое-то время наши деньги будут храниться у вас. По-другому просто не будет. Или будет, но тогда мне придется замочить вас, а потом застрелиться самому.

– Отдайте их вашим друзьям, – с отчаянием воскликнул Альберт.

– Осталось десять минут, чтобы вы спокойно уехали через другие ворота. Разве можно иметь дело с ментами, даже, если они в доле? Ничему меня жизнь не учит.

– Хорошо, – сказал Альберт. – Когда я должен буду вернуть вам ваши деньги? И кстати, мне нужна расписка, что я получил от вас конкретную сумму, чтобы в дальнейшем не было ко мне никаких претензий.

– У меня с каллиграфией проблемы с первого класса. Вы сами дома в спокойной обстановке посчитаете конкретную сумму. И если на сотку вы вернете нам меньше, никаких претензий к вам не будет. Это будет плата за хранение имущества в особо опасный период.

– Сто долларов? – спросил почему-то Альберт.

– Сотка – это единица с пятью нолями. Так, пойдет?

– А почему вы мне верите? – спросил Альберт. – Я могу исчезнуть вместе с вашими деньгами.

– Я вам не верю. Я вижу, с кем я имею дело. Но на безрыбье и такой адвокат, как вы, сойдет. Просто нет других вариантов.

– Мобильник я не оставлю, – заявил Альберт. – Там имеется конфиденциальная информация.

Самострел смахнул со стола телефон Альберта и раздавил его ботинком, затем вынул из растерзанного телефона симку и отдал ее адвокату. Через десять минут три кейса и трехлитровая банка с деньгами лежали в багажнике «Пассата».

– Банка – это доля полковника. В ней триста тысяч долларов. Шеф закрутил ее лично. Дома ее отмоете от грязи. Полковник любил перепрятывать их с одной части огорода в другую, – улыбнулся Рома. – Банка грязная, а деньги чистые, – добавил он уже не улыбаясь. – До встречи. Альберт вывел автомобиль из гаража и уехал из дачного поселка через ворота, которые ему открыл мужчина в джинсах и свитере-безрукавке. Следом за ним выехала красная «Таврия». За селом Ковалевка, «Таврия» свернула вправо и исчезла в беспроглядной темноте.

17

У вьезда в дачный поселок «Жемчужина Буга» стоял микроавтобус с надписью по бокам «Телевидение. Канал «Эхо недели». Тележурналистка в розовом брючном костюме вела прямой репортаж.

– Мы находимся у ворот элитного дачного поселка «Жемчужина Буга», – говорила она. – Только что сюда въехал на красной «Таврии» известный адвокат Альберт Яковлевич Кемельман. Альберт Яковлевич осуществляет защиту полковника полиции Снаткина, задержанного при получении взятки в особо крупном размере. Наша цель – встретиться с адвокатом, чтобы выяснить подробности дела, взбудоравившего наш город. Однако в нарушение закона о свободе слова, охранник дачного поселка… Кстати, как вас зовут? – сунула она микрофон охраннику.

– Валера, – ответил охранник.

– Валера, – продолжила бойкая журналистка, – препятствует нашей съемочной группе проехать в дачный поселок. Скажите, Валера, только что вы пропустили на территорию поселка красную «Таврию» с адвокатом Кемельманом…

– Я еще раз повторяю вам, – отвечал охранник Валера, – никакая красная «Таврия» в поселок не въезжала.

– Ну может быть это была зеленая «Таврия», – не унималась девушка. – За рулем был адвокат Кемельман, у которого, как нам известно, есть дорогой автомобиль «Лексус».

– Адвокат Кемельман в нашем поселке не живет, – спокойно отвечал Валера.

– А почему вы препятствуете нашему каналу в освещении дела Снаткина? – продолжила она. – За препятствование журналистской деятельности вы можете быть привлечены к ответственности.

– Я ничего и никому не препятствую. У меня есть инструкция. Назовите жителя нашего поселка, к которому вы хотите приехать, и я тут же открою ворота.

– Нас интересует адвокат Кемельман.

– Я еще раз повторяю: адвокат Кемельман не является жителем нашего поселка.

– Вы хотите сказать, что он не въезжал сюда полчаса тому назад?

– У меня записаны номера всех машин, которые въезжают в поселок. Среди них ни красной, ни зеленой «Таврии» не было.

– А кому вы звонили, когда мы подъехали?

– Я звонил своей маме. Интересовался ее здоровьем. – отвечал охранник Валера с издевкой.

– А вы знаете, что такое геолокация? – спросила его журналистка. – Гугл нам точно показывает, что адвокат Кемельман сейчас находится на территории «Жемчужины Буга». Интрига закручивается круто, дорогие телезрители. С какой целью адвокат Кемельман под покровом ночи на старенькой «Таврии» тайно проникает в дачный поселок «Жемчужина Буга», где проживают половина судей нашего города? Валера, вас это не настораживает? Мы не уедем отсюда, пока не узнаем причину, по которой адвокат избегает встречи с представителями прессы. Рано или поздно, но адвокат Кемельман выедет нам навстречу и мы постараемся прояснить все темные моменты этой истории. Мы включимся снова, как только появятся новые обстоятельства этого громкого дела. Выключайся, – приказала она оператору и обратилась к Валере:

– А господин Снаткин здесь проживает?

– Я вам тут не справочное бюро, – грубовато ответствовал Валера. – Есть руководство дачного поселка. У него имеются списки всех жителей поселка. Приезжайте утром, и все узнаете.

– А зачем тогда ты играешь в дурку? – спросила журналистка. – Требуешь назвать тебе фамилии, если ты не в курсе? Может нам вызвать полицию, чтобы она вразумила тебя, что нельзя мешать журналистам делать свою работу? – Вызывайте, – насмешливо сказал Валера. – Как раз к утру она и подъедет. В этот момент проснулся Валерин телефон и он ушел в свою сторожку. Через несколько минут он вышел.

– Как здоровье мамы? – поинтеросовалась журналистка.

– Спасибо. Передавала вам привет. Проезжайте.

Валера открыл ворота и микроавтобус проследовал на территорию дачного поселка «Жемчужина Буга».

18

Василий Васильевич Скоморох ногой открыл дверь в ординаторскую, где трое врачей пили чай и обсуждали события, связанные с похищением Пермана.

– Слава Украине, – крикнул врачам Ваня. Двое женщин поперхнулись чаем от неожиданности и страха. А Натан Перельман с гематомой во лбу молча вперился в лица вошедших.

– Служба безопасности Украины, майор Скоморох, – представился Василий Васильевич и на всякий случай вынул из внутреннего кармана пиджака удостоверение.

– Ты видишь, Васильич, как они нас встречают, – злобно сказал Ваня. – Как оккупантов. Мы за них кровь проливаем на восточном фронте, а они на приветствие не отвечают.

– Кто может провести нас к свидетелю Перману? – спросил Скоморох.

– Никто, – тихо ответил Натан Перельман. – Свидетеля Пермана уже два часа как забрали ваши люди. При этом они нанесли больнице материальный ущерб, выбив дверь спецпалаты.

– Ваша фамилия и должность, – потребовал Скоморох.

– Натан Мойсеевич Перельман, дежурный врач, – поднялся Перельман.

– Так, – плотоядно улыбнулся Скоморох. – Все понятно без переводчика. Я правильно понял, что свидетеля Пермана принял врач Перельман?

– Не принял, а его доставили в больницу с гипертоническим кризом и подозрением на гиперкликемию «Скорой помощью» в мое дежурство. Я распорядился определить его в спецпалату для подозреваемых или подсудимых. Из представителей правоохранительных органов его никто не сопровождал. Поэтому он находился в закрытой на ключ палате, пока его не забрали, а вернее, похитили ваши люди.

– Они представились работниками службы безопасности? – внимательно рассматривая глазами-биноклями Перельмана, спросил Скоморох. – Они показали вам свои удостоверения?

– Нет, – ответил Перельман. – Они тоже кричали «Слава Украине».

– Может дать ему сразу в лоб, чтобы не завирался? – предложил Ваня. – По его логике «Слава Украине» могут кричать только работники службы безопасности? Мне кажется доктор не в своем уме. А вы, проститутки в белых халатах, – крикнул он женщинам, – встать, когда к вам обращается капитан!

Женщины молча вскочили.

– Почему вы не вызвали полицию? – продолжал выяснять Скоморох. – На ваших глазах из спецпалаты выводят государственного преступника, а вы, вместо того, чтобы броситься его отбивать, звать на помощь полицию, еще, наверное, снабдили его необходимыми лекарствами, и пожелали доброго пути?

– Во-первых, государственного преступника, как я понимаю, без охраны к нам не привезут, а во-вторых, их было пять человек и они набросились на меня, – оправдываясь, произнес Перельман и указал на гематому на лбу. – Никаких лекарств мы ему не давали.

– Если бы это были наши сотрудники, – весело сказал Ваня, – ты бы давно лежал в морге, а не рассказывал нам свои сионистские бредни. – Садитесь, – приказал врачам Скоморох. – Где ключ от вашего кабинета? – Торчит в дверях, – пришла в себя одна из женщин. – Закрой дверь на ключ, – предложил Скоморох Ване, что тот с удовольствием и сделал. – Сейчас мы будем проводить допрос с пристрастием гражданина Перельмана, обвиняемого в организации похищения государственного преступника Пермана. Вы обе будете свидетелями, что ни я, ни мой коллега даже пальцем не притронулись к господину Перельману. Я буду задавать вопросы господину Перельману, а ты, – он указал на женщину-врача постарше, – будешь записывать мои вопросы и его ответы. В конце допроса, я надеюсь, господин Перельман признает свою вину и подпишет протокол допроса. А ты, – обратился он к более моложавой и симпатичной, – пересядешь на стул возле двери. Допрос по моему принципу «параллельной реальности» будет заключаться в следующем. Как только господин Перельман будет уходить в несознанку, юлить, изворачиваться и тому подобное… Как тебя зовут? – тут же спросил женщину Скоморох, прервав свое пояснение. – Юл-лия Влад-д-имир-ровна, – заикаясь от страха, произнесла женщина, севшая на стул у двери. – Красивое имя-отчество, – обратился к Ване Скоморох. – Не только, – облизывая губы, ответил Ваня. – А жопа какая! Два ствола войдут. – Прекратите этот цирк, – вскочил Натан Перельман. – Вы не офицеры службы безопасности. Вы вообще не офицеры, если так относитесь к женщинам. Вы – самозванцы! Я требую, чтобы вы немедленно открыли дверь ординаторской и выпустили нас! – Я не думал, что начнется так быстро, – сказал Скоморох. – Конечно, мы не офицеры Моссада. Там, несчастных арабов, угощают при допросах шоколадом и кофе. А мы с тобой, Ваня, даже не звери, а просто циркачи. Ты не чувствуешь уничижительной разницы? – Давай зальем его поганый рот зеленкой, – предложил Ваня. – Для дезинфекции. – Нет, Ваня, у нас с господином Перельманом будет исключительно интеллектуальная беседа. Я читал, что в Моссаде, арестованным арабам вместо Корана, читают Тору. И те падают от этого в обмороки и сдаются. Возьми, лучше бинт с полки и хорошо привяжи Юлию Владимировну к стулу. А вы, господин Перельман, за каждый неправильный ответ на мой вопрос получите массу наслаждений, наблюдая, как гойка будет страдать.

Ваня взял бинт из стеклянного шкафа и крест-накрест связал Юлию Владимировну сначала с сиденьем стула, потом с его спинкой, затем привязал руки женщины к ее телу.

– Подонки! – закричал Натан Перельман. – Немедленно отпустите Юлию Владимировну! Лучше свяжите меня! А еще лучше – убейте! А еще говорят, что снаряд дважды не попадает в одну воронку. В Америке, может и не попадает, а в нашей стране, в течение полусуток, антисемиты могут дважды и даже трижды издеваться над одним и тем же старым евреем.

– Натан, не выпендривайся, – улыбнулся Скоморох. – Я тебе обещаю, что ни один волос не упадет с твоей лысой головы. У нас с тобой, дружище, вековой спор. Ну вот смотри, у вас, у евреев, есть свое замечательное государство. Я в прошлом году там отдыхал. Получил удовольствие по полной программе. Почему же наши Гройссманы, Циммерманы, Коломойские и десятки других не уехали в Израиль, а захватили здесь газеты, банки, телеканалы, пароходы и заводы? Ладно бы, если бы наш народ от этого богател, как в Америке или Канаде. Так нет, все наоборот. Чем Беня богаче, тем Иван беднее. Ты мне можешь объяснить в чем причина? – Для меня Беня такой же негодяй, как и вы. Он сейчас живет в Женеве, а я из-за его дел страдаю. – А чего же, если он такой плохой, тамошние раввины его обожают?

– Я-атеист, – твердо сказал Перельман. – Поезжайте в Женеву и спросите раввинов, почему им нравится Беня. – А это правда, что Гитлер считал, что христианство вы нам специально подбросили, когда ваши храмы разрушили? – Вы нашли большой авторитет в христианском вопросе. Человек, убивший шесть миллионов людей только за то, что они евреи, наверное не мог простить Иисусу его еврейское происхождение. – Вот тут мы тебя и поймали, Натан. Не может быть еврей атеистом. Если ты не веришь в Бога, не чтишь тору, не обрезан, зачем ты считаешь себя евреем? Ты – мазохист? Ты любишь страдания? – Потому что евреем был мой отец, его дед, деда прадед. Им было гораздо тяжелее, чем мне. Это уже не зависит от веры. Это карма, которую каждый еврей проносит от рождения до смерти. Я однажды спросил Рэбе, почему, когда в газовых камерах сжигали народ Книги, у Бога были дела поважнее, чем спасение народа.

– Еще одно доказательство твоей неискренности. Не может еврей-атеист, посещать синагогу. И что тебе ответил твой Рэбе?

– Он сказал мне, что народ мой был наказан за грех неверия.

– Значит, за таких, как ты?

– Может быть.

– Я бы на твоем месте покрестился бы, Натан, чтобы избавить свой народ от страданий.

– Мой друг-одноклассник принял христианство. От этого он не стал счастливее, а мой народ не перестал страдать. Так вот Рэбе еще добавил, что мы все до сих пор ведем себя, как малые дети и не можем понять логику поведения взрослого отца, который желает нам добра. Другими словами, пути Господни неисповедимы. Такое объяснение меня не устроило. Если Господь равнодушно смотрит на истребление тех, кого он создал по образу и подобию своему, может быть лучше верить в случай? Или мутацию? Например, ваши дети будут только наполовину извергами, а с внуками уже можно будет иметь дело.

– Вот видишь, Натан, – усмехнулся Скоромох. – Ты сидишь передо мной, как змей-искуситель, и пытаешься посеять во мне сомнения в вере. Я могу сейчас просто дунуть, и тебя не станет. В отличие от тебя, Натан, я человек верующий и больше скажу, фаталист. Я верю, что Бог столкнул нас с тобой не напрасно. И теперь только от тебя будет зависеть судьба Юлии Владимировны. Откажешься признавать себя виновным в организации побега Пермана и ты увидишь, что может сделать Ваня с этой прекрасной женщиной.

– Мы находимся с вами не в камере пыток, а в ординаторской, в городской больнице и сюда вскоре придут другие дежурные врачи, – сказал Перельман. – Поэтому, пока не поздно, развяжите несчастную женщину, тем более, что из-за чудовищного стресса, вызванного страхом, она уже обмочилась, и не исключена, дефекализация организма.

Под стулом Юлии Владимировны действительно образовалась лужа мочи.

– Ну если ты такой гуманист, – рассмеялся Скоморох, – напиши явку с повинной и мы отпустим эту несчастную женщину. Один хороший следователь, хотел увидеть, какие результаты дает метод допроса, именуемого мной «параллельная реальность». Я не хочу его разочаровать.

– Мой профессор в университете, – впервые улыбнулся Перельман, – советовал будущим психиатрам никогда не оспаривать утверждения больных.

– Ты тоже психиатр?

– Нет, гинеколог. Что нужно написать?

– Пиши, – сказал Скоморох, – Я, такой-то, в присутствии двух свидетелей, таких-то и таких-то, заявляю, что без всякого физического или психологического насилия признаю себя виновным в организации похищения гражданина Пермана с целью помочь начальнику полиции города Коблевска Снаткину Павлу Ивановичу избежать наказания за коррупционные деяния. С моих слов записано верно, мною прочитано. И подпись. Натан Перельман.

– Постой, Васильевич, – вскричал Ваня. – пусть хотя бы эта сучка отсосет у меня за оскорбление идеалов Революции достоинства.

– Капитан, смирно! – приказал Скоморох. – Немедленно развязать Юлию Владимировну и проэтапировать гражданина Перельмана в прокуратуру города.

– Есть, пане майор, – вытянулся Ваня, щелкая огромными зубами.

– И открой настежь дверь, здесь нечем дышать, – миролюбиво сказал Скоморох, пряча бумагу с явкой от Перельмна во внутренний карман пиджака. – Натан, – почти дружески сказал он, – а где ты прячешь Пермана?

– Где старый еврей может прятать своего соплеменника? Конечно, в городской синагоге.

Перельман поднялся, скинул с себя халат, одел темный плащ, берет, подошел к двум плачущим женщинам, обнял их и поцеловал.

– Я готов, – сказал он Скомороху.