Текст книги "Олигарх 3 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шерр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Матвей от греха подальше привез его в Пулково и наш немец уже спал под бдительным присмотром кого-то из слуг.

Когда Матвей за столом сказал, что Герман сегодня ночует у нас, княжна Татьяна неожиданно покраснела и даже поперхнулась лимонадом.

Всё сделали вид, что ничего не произошло. Только Анна бросила на меня многозначительный взгляд. Так-так, надо будет не забыть разобраться с этим вопросом.

Когда мы уединились в кабинете, Матвей решил начать именно с этого и торжественно объявил.

– Довожу до сведения, вашей светлости, что княжна Татьяна Андреевна влюблена.

Глава 8

Когда мы уединились в кабинете, Матвей решил начать именно с этого и торжественно объявил.

– Довожу до сведения вашей светлости, что княжна Татьяна Андреевна влюблена, – он подождал когда я изображу удивление.

Светлость все-таки не лох трамвайный и великолепно все поняла еще за столом, но надо же было подыграть Матвею. Поэтому я сделал удивленный вид и постарался максимально задрать брови.

Матвей в ответ довольно просто заржал и продолжил.

– Девицы как-то проявили интерес и заехали к нам полюбопытствовать. Татьяна после этого начала интересоваться биологией и медициной. Потом они еще раз приезжали и причем два раза она была одна.

– Предмет её увлечения надо думать господин Герман?

– Естественно.

– А он как?

– А его появление Татьяны Андреевны просто парализует, а после её отъезда он впадает в какое-то оцепенение и по полчаса совершенно невменяемый. Да и сегодня только из-за этого и напился.

– Не понял? – я подумал, что Герман злоупотребил из-за уничижительного отзыва зарубежных коллег, а тут оказывается дело в любови.

– Он прочитал этот идиотский отзыв, наливает себе полный стакан рома и залпом его выпивает. А после этого вдруг выдает, что жизнь его кончена и она, то бишь Татьяна Андреевна, будет его теперь презирать. И после этого, – Матвей возвысил голос и затряс руками, – он стал пить ром прямо из бутылки.

– И сколько он выпил?

– Бутылка была почти полная, а когда я отнял её, там оставалось в лучшем случае треть.

Это получается Герман залпом выпил грамм триста рома. На смертельно конечно, но ему явно от этого поплохело.

– Я его накормил углем и хорошо что мы буквально только-только плотно отобедали. Всю дорогу он распускал сопли и страдал, что теперь Татьяна даже на него и не посмотрит, а он без неё даже жить не желает. И ты знаешь, Алексей, про злосчастное письмо он ту же забыл страдал уже из-за того, что напился.

– И что ты по этому поводу думаешт?

– Я думаю, что Герман взрослый человек, Татьяне скоро шестнадцать, может быть это всё и серьезно. А то что он, – Матвей вероятно хотел сказать про то, что Герман совершенно из простых немцев, но я его прервал.

– Об этом вообще не надо говорить. Посмотрим. Я в это дело вмешиваться не буду, ты господину немцу за перебор по рогам думаю сам надаешь. Только скажи от меня, что если еще раз такое будет, я ни на что не посмотрю и лично вышибу его и что бы никаких глупостей. Татьяна еще ребенок. А если у них большое и серьезное чувство пусть потерпят, потом слаще будет.

– Согласен, целиком и полностью.

– Всё на этом тему закончили, давай о делах. Как думаешь с холерой мы справились?

– Боюсь даже что либо говорить хорошее. Всего по России умерло тысячи полторы, особенно тяжелое положение в выходящей с Балкан армии, там болезней и так хватает, и в Новороссии и Польше. Эти бараны нас совершенно не слушают и поднимают на смех и даже более того, договорились уже, что это наши власти честных поляков травят.

– Ты знаешь, я уже понял, что ненависть ко всему русскому делает из многих поляков полных идиотов. К счастью среди них есть и разумные люди, инача была бы полная беда. Ладно давай лучше дальше про холеру.

– На носу зима, вспышка пойдет на убыль. Народ пока не бунтует, но как ты и предвидел недовольства много. Хорошо, что верховодят не чиновники господина Закревского, эти бы дров наломали. Кое где они дорвались до власти, так там были карантины ради самих карантинов.

Это я отлично знал и поэтому писал, что эти господа не должны руководить таким сложным и тонким делом, чуть перебор и вся хозяйственная жизнь остановится и народ будет умирать уже от банальной голодухи.

– А перспективы на следующий год?

– Про будущий год и думать не хочется, зараза точно будет в Европе и к нам будет лезть со всех сторон. С кадрами у нас не плохо, если бы не упертые бараны и поклонники Запада, вообще было бы замечательно. Ты не представляешь, но у них чуть ли не падучая начинается когда они видят бутылочки тетки Анфисы.

– А с финансами как?

– Нормально с финансами, платят щедро и ни в чем практически не отказывают. Тут царь батюшка не экономит.

– А я чем нибудь могу помочь?

– Думаю что уже ни чем, все можно ты уже сделал.

На этом мое участие в борьбе с холерой можно считать законченным. В эти европейские дела я встревать не буду. Да и возможности особо для этого не будет, надо начинать освоение просторов Америки и Дальнего Востока.

Оставив подробнейшие инструкции чете Бакатиных и Сергею Петровичу я устремился на Нарвскую мызу.

Увиденное меня очень порадовало. Я решил сделать Усть-Лугу своим главным российским портом и планов моих громадьё начало претворяться в жизнь.

Все, что представляло какой-либо интерес, было скуплено на корню. Все земли на берегах Лужской губы принадлежали теперь мне. Кургальский полуостров и Сойкинский, ограничивающие нашу губу с запада и востока, тоже полностью принадлежали мне. На её оконечностях мысах Колганпя с востока и Кургальском с запада строились мощные маяки. Я знал, что скоро грядет век электричества и все делалось с большим запасом.

Подрядчики стояли в очереди чуть ли не от Нарвы до Питера. Нарва, кстати как и Ямбург, росли как на дрожжах. Кто только не пытался туда влезть и с чем. Но местная власть получила от меня установку, зарубежных капиталистов и купцов пускать только тогда, когда нет альтернативы в России. Каждое иностранное предприятие и вообще, каждый иностранец в этих городах и окрестностях моей мызы, сразу оказывался под колпаком у Ивана Васильевича.

А так как на кону теперь были не просто огромные, а совершенно не реальные деньги, как-то само собой у меня появилась еще одна служба безопасности. Её незаметно и не спеша, создал Степан Дмитриевич Бурков, мой управляющий питерского дома.

После первой моей поездки в Лондон, он и Татьянина мать Анисья, попросили моего дозволения пожениться. Люди они были уже свободные и я прямо об этом сказал. Но в ответ Степан Дмитриевич сказал, что без моего одобрения они это не сделают. Оказалось, что это категорическое условие маленькой Татьяны Андреевны. Свою матушку она признавала и ни перед кем не стеснялась своего происхождения, зная, что я любому за неё порву всё, до чего сумею дотянуться. Но светлейшее согласие на этот брак было её категорическим условием. Почему, я выяснять не стал, зачем её лишний раз травмировать.

Вот после этого бракосочетания, господин Бурков и сделал мне своё деловое предложение, осторожненько, так сказать по-родственному за всем присматривать.

Поразмыслив, я согласился, береженого бог бережет. Ставки в моих играх росли ни по дням, а по часам и лишняя соломка ох как не повредит. Тем более, что полной картины всех моих дел и делишек не знал никто, даже Соня.

Главным моим подрядчиком был господин Кольцов. Кузьма Иванович со своими сыновьями верховодили во всех строительных делах Усть-Луги и богатели и набирали влияние буквально не по дням, а по часам.

Старший сын Иван Кузьмич от дел отошел очень быстро, сразу же как только мы с ним пообщались и стал целиком и полностью заниматься подбором желающих переехать Америку и на Дальний Восток.

Для себя лично он наметил будущее поселение на Охотском море, которое я для себя привычно называл Магаданом. Именно там я собирался сделать узловой и опорный пункт моей будущей восточной империи.

И сейчас в Усть-Луги кипела жизнь. Началось строительство мощных причалов, в моих планов был одновременный прием десятка пароходов типа «Геркулеса», строились гостиницы для моряков, временные лагеря для переселенцев, всякие мастерские, многие из которых имели все шансы стать впоследствии серьёзными заводами.

Одной из проблем было зимнее судоходство по Балтике, но синьор Антонио уже получил соответсвующее техзадание и в ближайшее время первый в мире паровой ледокол появится у причала Усть-Луги.

Он сейчас строится в Генуи, у него усиленный металлический нос и винт, а не колеса. Какой-то изобретатель в Триесте уже построил витовой пароход. Антонио как-то прознал про это и купил у него и идею и её первое воплощение.

Сейчас специально обученные и нанятые Антонио люди, за очень не малые деньги, доводят эту идею до ума. Надо сказать, что это в основном британцы, среди них только один итальянец и двое русских.

На своей верфи в Генуи Антонио должен построить мне еще три парохода для дальних рейсов, один из них в северном исполнении и два небольших почтовых. Пара почтовиков уже готова и пришла в Усть-Лугу.

А потом Антонио начнет строить Балтийский судостроительный завод.

Почтовики были действительно предназначены ходить с почтой и небольшим количеством пассажиров между Лондоном и Усть-Лугой. Конечно предусматривался заход и в другие порты, например Санкт-Петербург. Они показывали прежде небывалую скорость, до десяти миль в час на паровой тяге и я планировал их регулярные еженедельные рейсы.

Практически моя неограниченность в средствах позволяла осуществлять не только мало прибыльные проекты, но и заведомо убыточные, вернее пока убыточные. Я великолепно знал, что у меня в достаточно большом обозримом будущем нет ни одного убыточного предприятия.

Химикам я поручил изобрести резину и придумать периодическую таблицу химических элементов. Моих скудных знаний в этих делах вполне достаточно, чтобы сформулировать идею и поставить задачу.

В моё отсутствие всеми делами в России будет рулить конечно господин Охоткин под бдительным и неустанным контролем Анны Андреевны и аккуратным и незаметным присмотром Степана Дмитриевича.

Со дня на день я ждал прихода пароходов из Америке. Три партии переселенцев уже ожидали их возвращения. На борт пароходов должны подняться пятьдесят семей староверов и по шестьдесят семей уральских казаков и простых крестьян, выкупленных мною из крепостной неволи.

На «Дежневе» в Америку пойду и я. Во время перехода мы с крестным обсудим предполагаемый бросок в Охотское море.

Пароходы пришли двадцать пятого ноября и они сразу стали готовиться в следующему рейсу, надо было спешить, разбивать лед носом «Дежнева» не самая хорошая идея.

Я был в Питере, когда второго декабря пришел почтовик из Кенигсберга. Польское восстание началось.

Вечером 29-ого ноября в Лазенковском лесу под Варшавой стали собираться вооружённые студенты, а в казармах польских полков вооружились группы солдат под руководством соратников Петра Высоцкого, он сам сумел поднять на бунт почти всю Школу подхорунжих.

Во главе ста пятидесяти подхорунжих он напал на казарму гвардейских улан, а группа отборных заговорщиков проникла в Бельведерский дворец, они по-видимому собирались убить Наместника.

Но Константин Павлович был предупрежден о возможном нападении своей женой-полячкой у княгиней Лович, а варшавский обер-полицмейстер Любовицкий сохранил верность присяге и узнав о начинающемся бунте, успел со двумя десятками своих людей прибыть во дворец немного раньше заговорщиков.

Великий князь Константин трусом не был, его военная карьера началась во время Итальянского похода Суворова, который не раз его отмечал и блистательно продолжилась под Аустерлицем и во время Заграничного похода.

Поэтому план заговорщиков сорвался, четырнадцать из них были убиты в жестокой и кровавой схватке, а Наместник сумел благополучно покинуть дворец.

Затея Высоцкого с атакой польских улан провалилась и скорее всего из восстания получился бы пшик, но заговорщиков поддержали тысячи студентов, рабочих и конечно толпы различных маргиналов, которых в Польше было преизрядно.

Никто из польских генералов и старших офицеров, командиров частей, мятежников не поддержали и многие их них были убиты. Большая часть младших офицеров и часть нижних чинов сразу же поддержали восстание, а большинство обер-офицеров и многие нижние чины участвовавшие в прошедшей войне, отказались это делать и польские полки в целом колебались.

Все увеличивающиеся толпы мятежников сумели захватить арсенал и окружить русские полки, расквартированные в Варшаве.

Наместник вызвал к себе все русские полки и призвал сохранить верность присяги польские. В итоге к нему пришли уланы и гвардейские конные егеря со своим командиром генерал-майором Франтишеком Жимирским, которые даже вступили в бой с мятежниками. Остальные полки раскололись, а часть просто разбежались.

На сторону мятежников в итоге все таки перешли два или три генерала, среди них был находящийся в отставке генерал Хлопицкий.

Ночью Наместник с верными войсками покинул Варшаву.

Первым моим побуждением было мчаться в Польшу и лично принять участие в начинающейся войне.

Но неожиданно для меня этому воспротивились Иван Васильевич и Сергей Петрович, он даже упал на колени, умоляя меня не делать этого.

Я опешил от такого поворота событий и уже чуть ли не открыл рот, что бы разнести их, но тут из Пулково приехали Маша и Таня и мне пришлось свой пыл поубавить.

А вскоре пришли и новые известия из Польши, Наместник ранен, его судьба неизвестна. Государь похоже в последний момент решил действовать на упреждение и в Польшу заранее уже направлен генерал-фельдмаршал граф Иван Иванович Дибич-Задунайский, герой последней войны с Турцией и скорее всего он уже во главе 6-ого Литовского корпуса генерала Розена идет на Варшаву из Бреста и Белостока.

По тревоге подняты многие русские полки на западе и в центре страны, к выступлению готовится гвардия и вроде как с Кавказа отзывается другой прославленный русский полководец генерал-фельдмаршал граф Иван Федорович Паскевич-Эреванский.

Это было полной неожиданностью. Все считали, что Дибич в Берлине, где ведет переговоры с пруссаками после просьбы нидерландского короля Виллема Первого о помощи.

После этих известий я решил успокоиться, решив, что в Польше теперь буду только путаться у других под ногами, тем более что один на один Сергей Петрович привел еще один веский аргумент.

– Алексей Андреевич, все ваши трения с поляками похоже в прошлом. Проку от вас там никакого и зачем тогда встревать в эту драку, после которой возникнут новые проблемы? Поляков быстро усмирят, а вам рядом с ними еще жить да жить.

Тут господин Охоткин абсолютно прав и действительно лучше последовать совету генерала Бенкендорфа и заняться своими делами.

Через неделю мы ушли в Америку. Я пошел сначала на борту «Американца». Предусмотрен заход в Англию, где возьмем первоклассный британский уголь и мне нужно еще раз поговорить с Сонею. Мне надо железно убедиться, что она не обижается на меня за мои отлучки из семейного гнездышка.

Вернее даже не так. Обижаться она по-любому обижается, главное чтобы обида была не смертельная и был шанс заработать прощение.

До Лондона мы дошли быстро и я бы сказал весело. Идти караваном на самом деле одно удовольствие, во-первых по любому безопаснее, во-вторых психологически проще, ты не один в этом бескрайнем море и появляется какое-то ощущение надежности.

Восторга супруга от моего желания опять идти в Америку естественно не испытывала, она конечно была рада моему приезду, что я рядом с ней, а например не в Польше.

А ночью, как часто у нас бывает, Соня расставила в нужных местах все точки.

– В марте будущего года, я рожу нашего четвертого ребенка. После этого у нас будет еще один ребенок и после его рождения, вернее когда он подрастет немного, я буду всегда и везде с тобой, куда бы и зачем бы те поехал. Только на таких условиях я тебя прощаю и отпускаю в эту самую Америку.

Возразить мне было совершенно нечего, да моих возражений надо сказать Софья Андреевна и не ждала, поэтому я демонстративно поднял руки и максимально проникновенно сказал:

– Согласен.

Глава 9

В Америку мы наметили отходить шестнадцатого декабря, когда я приехал в Лондон, Федор сказал, что есть один человек с которым мне надо обязательно встретиться.

Долговязого и худого человека, с которым я встретился через два дня, звали Родерик Кэри. Он ирландец и ним Федора свел тетушкин дворецкий, у которого были родственники ирландцы.

В графстве, где жил Родерик последние несколько лет, появилась и стала набирать силу идея переселения куда-нибудь подальше от Британских островов. Возникший когда-то чисто на бытовой почве скандал двух семей протестантской английской и католической ирландской вдруг стал набирать такие обороты, что того и гляди прольется кровь.

В итоге округа раскололась на два лагеря по национальному и религиозному принципу, хотя до этого много лет тут была, в отличии от почти всей Ирландии, в этом отношении полная идиллия и в родных местах Родерика спокойно и безбоязненно селились и те и другие.

А тут еще и несколько неблагоприятных лет, когда собирали очень скудные урожаи, от чего всегда ирландские семьи страдали больше.

И если раньше соседи часто помогали друг другу, то теперь англичане даже и не подумали помочь голодающим соседям-ирландцем.

Вот среди них и появилась идея убежать куда-нибудь. А Родерик оказался одним из самых активных сторонников этой идеи и его послали к своему родственнику узнать как это сделать.

Идея переселять ирландцев в Техас мне с некоторых пор казалось не совсем удачной, я разобрался в их отношениях с англичанами и понял, что с американцами они могут оказаться еще более напряженными.

Но есть еще и Калифорния и я решил встретиться с Родериком.

Встреча получилась очень короткой, ирландцы недаром имеют репутацию неуживчивых людей, с которыми трудно общаться. Он мне чуть ли с порога заявил, что их всего человек пятьсот-шестьсот мужчин, женщин и детей и они куда угодно готовы уехать лишь бы там не было англичан и протестантов.

Такую публику везти в Техас явно не стоит, где как раз выходцы из Англии и протестанты, но есть еще и Калифорния.

Поэтому я обещал ему подумать. А дальше ирландец рассказал совершенно фантастическую историю.

Его младшая сестра Джейн вышла замуж по большой любви за англичанина и теперь их грозятся убить обе стороны. Поэтому он помог сестре с мужем и двумя детьми убежать и просит их спасти, обратиться ко мне ему посоветовал его родственник тетушкин дворецкий.

Тетушкиного дворецкого я всегда считал какой-то аномалией, но не настолько что бы иметь родственников ирландцев, сейчас все таки еще 19-ый век и англичане с ирландцами в своей массе друг друга люто ненавидят.

А тут и семейка где запросто могут породниться с англичанами и целая как минимум деревня, которая оказывается меного много лет жила в мире и дружбе с англичанами. Чудеса, да и только.

Двух маленьких детей очень жалко и я согласился. Вот и пришлось ждать их приезда несколько дней.

Свободнее всего было на «Геркулесе», но ирландскую семью я решил взять к себе. Надо присмотреться к ним и решить стоит ли вообще связываться и этими людьми.

В итоге мы в полдень четырнадцатого отвалили от причала и взяли курс на Америку.

Крестный с Паскуале утверждали, что рейс займет дней двадцать, ну максимум двадцать два.

У нас на борту были казаки и весь рейс я потратил на общение с ними, рассказывал о тех местах куда мы направляемся, знакомился с ними, расспрашивал об их казачкой жизни.

Первое что они сделали оказавшись на пароходе – избрали своего атамана. Им стал тридцатилетний Федот Пермитин. Он год назад женился и детей у него еще не было.

Когда я познакомился с ним поближе, то был удивлен, что именно его выбрали атаманом. Федот был абсолютно нейтральным человеком в вопросах веры и откровенно недоумевал, чего православные не могут поделить и какая разница двумя или тремя перстами креститься и как ходить вокруг храма, по солнцу или против. По его разумению, Бог один и ему нет разницы кто как крестится и как вокруг храма ходит.

Но потом я понял в чем дело, Федот был потрясающим воином, совершенно не знавшим страха, а еще добрейшим и справедливейшим человеком. Жену его звали Ариной, она всегда была рядом с ним и почти всегда молчала. Но похоже среди казаков она пользовалась не меньшим уважением чем муж.

Когда я пытался выяснить почему, все казаки говорили, что сам скоро увижу.

Кроме Федота все остальные казаки были кондовые староверы. Всего их было двести шестьдесят три человека, а мужчин способных носить оружие восемьдесят два.

Я сразу распорядился выдать им винтовки и они целыми днями изучали новое для них оружие и учились стрелять из него. Для этого на корме соорудили что-то типа тира, но максимальная дальность стрельбы была всего тридцать метров.

Больше всего времени я проводил с Федотом и его женой, разбираться в корнях такого уважения к ней я не стал и принял это как должное.

Почти сразу я понял, что Федот свою жену очень уважает и с её мнением очень считается. К концу рейса мне стало понятно, что женщины в среде этих казаков на особом положении, очень отличном от других казачьих сообществ да и целом всей России.

Они были у казаков фундаментом всего их уклада жизни и главными хранительницами в первую очередь казачьего старообрядчества. Почти все они были грамотными и отлично владели церковнославянской грамотой, читали много святоотеческих книг, по ним же учили грамоте и своих детей. Некоторые из них владели и современным русским языком.

Никакого религиозного фанатизма у казаков не было, они не навязывали свою веру, но и сразу же отвергали любое миссионерство в свой адрес.

Больше всего я удивился, что среди них есть священник-старовер, сорокапятилетний Гавриил Калентьев.

Он был вдовец, жена его погибла совсем молодой, не успев даже родить, во время какого-то набега степняков. После смерти жены он ушел в Иргизские монастыри, но постриг не принял и стал простым священником.

Пообщавшись с ним я удивился еще больше, чем после общения с Федотом. Он считал раскол чушью и не делал различий между ветвями русского православия. По этой причине он и решил подастся в дальние края, отношения у него со священниками всех направлений были напряженными.

К моему удивлению к исходу двадцать вторых суток мы действительно достигли Пиноса.

Еще в России было решено, что в случае если нет никаких проблем на острове, сразу же без задержки направляемся в Техас.

Отношения техасцев с мексиканским властями накалялись буквально с каждым часом и нас уже там ждали.

Адмирал к нашему приходу основательно подготовился. Маркиза выступила спонсором и они купили еще один бриг, он конечно не был столь хорош как «Сарагоса», но был еще вполне ничего.

Но самым главным было то, что у него было такое же вооружение как и у «Сарагосы». Бриг назывался «Валенсия», я подумал, что это было основным, почему именно на него упал взгляд нашего адмирала.

«Валенсию» по мысли адмирала не ждала бурная мореходная биография, он считал, что она несколько лет должна послужить нам в качестве плавучего форта. Его мысль всеми была признана очень здравой.

Грек Одиссей не даром просиживал штаны в Генуи и проблемы своих товарищей не забывал и с нами шли шесть семей его товарищей оставшихся в Америке, которые он сумел разыскать.

Они и ирландцы сошли с пароходов на берег, а на борт поднялись несколько семей с Пиноса. Пришлось конечно уплотниться, но в итоге на пяти кораблях к берегам Техаса отправилось триста три русских семьи. Остановка на Пиносе была короткой на несколько часов – выгрузка-погрузка и вперед.

За месяц до нашего появления небольшое поселение на острове Галвестон было уничтожено, внезапно там начался пожар и огонь быстро расправился со всеми деревянными строениями.

Техасцы сказали, что это был просто пожар, но я им не поверил и был уверен, что это они сожгли это полумексиканское поселение в котором вот вот должна была появиться таможня.

Но нам это значительно облегчало задачу.

Еще в России я думал как здесь уживутся все эти люди, оказавшиеся здесь по моей воле: казаки, староверы, выкупленные мною крепостные. Не думаю, что все они с великой радостью поплыли за океан.

В Усть-Луге я постарался чтобы между ними появились нормальные контакты и эта тема была одной из основных в моих беседах с Федотом и отцом Гавриилом. После них у меня появилась почти уверенность, что эта проблема мною высосана из пальца, но червячок сомнения оставался.

Но уже во время перехода в Техас всякие сомнения исчезли и я в который раз позавидовал самому себе, что у меня такой сотрудник как Джузеппе.

Он и Ружицкий пошли на одном пароходе с Федотом. Его атаманство никто не собирался оспаривать, но все знали, что главным будет господин Ружицкий, правой рукой которого будет наш итальянец.

Джузеппе вполне прилично уже говорил на русском и понимал все тонкости и своеобразия вариантов великого и могучего. За время проведенное на Пиносе Джузеппе завоевал авторитет у абсолютно всех и наверное его подвинутость на справедливости сразу вызвали у него и Федота взаимную симпатию и уважение.

Несколько наших чернокожих друзей с Пиноса просились пойти с нами, но пока мы решили не рисковать.

Наш десант на остров Галвестон возглавил Павел Александрович. Утром десятого января он с четырьмя десятками казаков высадился на острове и сразу же начал строить укрепление. Вооружены казаки были естественно винтовками и шашками.

Остров Галвестон достаточно длинный – километров пятьдесят и достаточно узкий, в самой своей широкой части километров в десяти от пролива соединяющего залив Галвестон с открытым морем Мексиканского залива, была небольшая бухточка с внутренней стороны острова.

А в начале залива рядом был еще один небольшой остров неправильной треугольной формы. Техасцы называют его Пеликаном и это сразу понятно почему, на нем много этих птиц и другое название просто не приходит в голову.

А вот за Пеликаном, немного в глубине залива и облюбованное нами место для нашего первого опорного пункта на земле Техаса.

До него километров десять через залив, поближе есть правда три небольших острова, один из них вообще какое-то недоразумение, скорее всего он иногда уходит под воду.

Напротив Галвестона, через пролив шириной километра три-четыре, мыс длинной узкой косы, уходящей на северо-восток. Там тоже сейчас надо будет высадить десант и построить со временем укрепление.

Никакой опасности нет, кругом почему-то ни души, я вообще-то предполагал, что здесь кто-нибудь будет или мексиканцы или техасцы Остина. Кругом очень много птиц и местами непривычные для нас мангровые заросли.

Пока Леонов со своими людьми прочесывал обгоревшие развалины поселка Галвестон, на противоположном мысе высадился атаман Пермитин с тремя десятками казаков и они тоже начали прочесывание полуострова, углубляясь в глубь полуострова.

Ближе к вечеру казаки подали сигналы о выполнении своих задач, они продвинулись на глубину трех верст от пролива и начали там строить укрепления, что бы обезопасить себя от атак с суши, используя для этого мангровые деревья.

Получив сигналы от казаков, мы начали входить в залив и становиться на якорь в начале пролива между островами Галвестон и Пеликан.

Вечером в кают компании «Американца» собрались крестный, Николай, Иван Васильевич, Ружицкий и я.

Когда мы входили в залив, Николай предложил в качестве основной базы выбрать остров Пеликан. Это конечно было очень разумное предложение, но на острове не было источников пресной воды, как и на Галвестоне, если не считать за таковые небольшие водоемы среди мангровых зарослей. Правда из них пьют воду птицы, так что она вполне может быть и пригодной для питья. Тем более, я всем плешь проел, требуя пить только кипяченую воду.

Ближайшие речки, впадающие в залив находятся в нескольких километрах на его западных берегах. Воду оттуда можно доставлять только бочками. Но наши казаки, из тех кто постарше и поопытнее, беды в этом не видят и уверены. что здесь можно вырыть колодцы.

Подискутировав, мы решили, что утро вечера мудренее и завтра сначала надо провести тщательную разведку округи.

Ранним утром меня разбудил крик вахтенного, по тихой глади залива между материком и узкой вытянутой частью острова Галвестон к нам шел с юго-запада шел небольшой шлюп. Поднявшись на мостик, я взял подзорную трубу и сразу же узнал человека стоящего на носу приближающегося шлюпа. Им был наш знакомый Мишель Филипп.

Месье Филипп был очень рад нашему появлению. Ситуация в Техасе накалялась и он лично опасался репрессий со стороны мексиканских властей.

Почти десять лет мексиканские власти привлекали в Техас иммигрантов из США и сквозь пальцы смотрели на то, что часть из них привезли с собой рабов. Но сейчас в ходе гражданской войны, непрерывно идущей в Мексике с момента обретения ею независимости, в Мехико сменились ветра. И центральная власть решила окончательно отменить рабство во всех мексиканских штатах, запретила любую иммиграцию в Техас и решило поставить под свой контроль всю экономики штата, учредив новые пошлины. Мало того были аннулированы все неисполненные разрешения на переселение и власти вспомнили. что по мексиканской конституции 1824-ого года иммигрантам нельзя селиться в прибрежной зоне.

В район залива Галверстон из Мехико в конце октября прибыл мексиканский генерал Хуан Брэдберн, который когда-то был Джоном и хорошо был известен в Техасе, причем не с лучшей стороны. Когда-то он жил в США и сам был работорговцем.

Сейчас он прибыл в Техас с сотней солдат чтобы навести тут порядок.

После беседы со мной делегатов Техаса, известие об отмене рабства во всех штатах Мексике не вызвало ожидаемого взрыва недовольства, мои экономические аргументы оказались очень весомыми.

Но многие иммигранты жили как раз в прибрежной зоне вдоль немногочисленных рек Техаса, берущих свое начало в нескольких сотнях километров от океана, таких как Бразос и Тринити, где как раз и расположены основные поселения пришедших с Остином. А введение новых пошлин они считали просто грабительскими и по их мнению это было наглое изменение игры в ходе уже начатой партии.

Вдобавок ко всему генерал Брэдберн просто занялся еще и полнейшим беззаконием, арестовав прибывшего из Мехико нового земельного комиссара штата Хосе Франсиско Мадеро, который собрался предоставить права собственности на землю людям, которые поселились в этом районе до 1830-ого года.

Брэдберн считал, что только федеральное правительство имеет право выдавать земельные титулы в районе вблизи побережья, и что как представитель федерального правительства он был единственным человеком, который мог это делать.