355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Перешивкин » Хозяева леса и другие рассказы (СИ) » Текст книги (страница 13)
Хозяева леса и другие рассказы (СИ)
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 00:21

Текст книги "Хозяева леса и другие рассказы (СИ)"


Автор книги: Михаил Перешивкин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Опять не успели, опять…

09: 02 – По Московскому времени.

– Мангуст семь, как слышно, прием?

– Сокол два, это Мангуст семь. Слышно хорошо.

– Мангуст семь, принимай вводные.

– Сокол два, это Мангуст семь. Принимаю.

– Высадится в квадрате «Омега 3/6», добраться до приблизительного место нахождения объекта, прием.

– Сокол два, это Мангуст семь, что делать дальше?

– Установить контакт с объектом и по возможности взять под контроль до прихода основных сил, как слышно?

– Слышно хорошо. Вас понял. Что там у Росомах? Прием.

– Мангуст семь, это Сокол два. Росомахи ведут бой. Прием.

– Что у них там произошло, Сокол два?

– Нападение МО [1]1
  МО – Мутированный организм.


[Закрыть]
.

– Господи, мы не можем им помочь, Сокол два? Прием.

– Это Сокол два. Ответ отрицательный. У вас свое задание лейтенант, выполняйте его. Как слышно, прием?

– Слышно хорошо, Сокол два.

– Желаю удачи ребята. Конец связи

– Ребята, расчетное время прибытия пять минут, всем приготовиться.

09: 15– По Московскому времени.

– Сокол два! Ответьте! Прием!

– Мангуст семь, это Сокол два. Доложите обстановку.

– Сокол два, это Мангуст семь! Ведем бой с ЛМО! [2]2
  ЛМО – Летающий мутированный организм.


[Закрыть]
Запрашиваю огневую поддержку с воздуха! Как слышно, прием.

– Вам отказано, Мангуст семь. Все птички заняты. Прием.

– Черт бы вас побрал! Вас понял Сокол два. Конец связи.

09: 17– По Московскому времени.

– Сокол два! Прием! Мы несем потери! Повторно запрашиваю поддержку с воздуха!

– Вам отказано Мангуст семь. Как слышно, прием?

– Слышно хорошо, Сокол два. Конец связи.

09: 48– По Московскому времени.

– Сокол два, ответьте!

– Это Сокол два, прием.

– Мы добрались до приблизительного место нахождения объекта. Прием.

– Ждите дальнейших распоряжений.

– Как дела у Росомах? Прием.

– Росомахи не выходят на связь, прием.

– …

– Мангуст семь? Прием. Отзовитесь.

– …

– Повторяю. Мангуст семь, отзовитесь.

– …

– Повторяю. Мангуст семь, отзовитесь!

– Нам оказано сопротивление, ведем бой! Прием!

– Потери есть? Мангуст семь?

– Так точно! Двое!

– Ждите дальнейших распоряжений. Прием.

– Вас понял, конец связи!

10: 13– По Московскому времени.

– Мангуст семь, ответьте.

– Мангуст семь на связи. Слушаем вас Сокол два.

– Как обстановка, Мангуст семь?

– Держим оборону на приблизительном место нахождении объекта. Нападение МО повторяются с интервалом пять минут. Прием.

– Есть потери, Мангуст семь.

– Никак нет.

– Мангуст семь, вы обследовали приблизительное место нахождения объекта?

– Так точно. Мы открыли гермоворота, но объекта не обнаружили. Прием.

– Вас понял. Ждите вертушек.

– Вас понял. Росомахи вышли на связь, Сокол два?

– Так точно. Вели бой.

– Они обнаружили объект?

– Никак нет. Интересовались как у вас на Полянки.

– Сокол два передайте, что все плохо.

– А ха! Вас понял Мангуст семь.

12: 53

– Взлетай Шеф!

– Вас понял.

– Сокол два, это Птичка три шесть, подобрал Мангуста семь, возвращаюсь на базу.

– Птичка три шесть, это Сокол два, вас понял.

– Отбой.

– Ну как там на Полянке?

– Плохо, Шеф, плохо. Еще одного потеряли. Кажется, в этом городе кроме этих тварей никого нет. Судя по фону радиации на станции, то выжить в метро не было никаких шансов.

– Я сразу сказал, что вы там ничего не найдете, только парней хороших потеряли. И все ради чего? Что бы в очередной раз убедиться, что тут никого нет. Я кстати не думал, что чиновники станут спонсировать эту вылазку. Но я уверен, что пятой попытки не будет.

– Мы оставляем здесь еще трое отличных ребят. Будь ты проклята, Москва.

– Боюсь, она и так проклята.

Вертолеты улетали под пристальным взглядом сталкеров, которые стояли рядом с вестибюлем станции метро Библиотека имени Ленина и думали, что они опять не успели, опять.

Шапка

– Ну ты что такой не понятливый? Я тебе пять жетонов, а ты мне вон ту шапку. Понял?

– Speak English please.

– Мля, ну почему тут все такие не понятливые? Я тебе пять жетонов, а ты мне вон ту шапку!

– I don’t speak Russian, facken idiot!

– Что ты там сейчас вякнул? Ты думаешь, я совсем, по-вашему, не феню? Может тебе паяло начистить ради профилактики?

– Fool man! I don’t understand your facken language!

– Ну и что мне с тобой делать?

Оглядев рынок, Никита нащупал взглядом своего товарища и жестом подозвал его к себе. Тот сидел за столиком рядом с очаровательной брюнеткой и о чем-то с ней беседовал, от чего та изредка посмеивалась. Увидя, что Никите снова требуется его помощь, он что-то шепнул на ушко девушке и встал из-за стола. Подойдя к прилавку, возле которого стоял Никита, он взглянул на продавца. Это был негр, одетый в серую куртку с капюшоном и с кепкой на голове, повернутой на левый бок. За ухом у него торчала сигарета, а в зубах зубочистка. Насмотревшись на торгаша, он перевел взгляд на товарища. Тот стоял, косившись на негра и потирая кулаки. Никита вообще был не сдержанный, Антону всегда приходилось его остужать.

– Что тебе надобно старче?

– Хорош прикалываться. Скажи лучше этой гниде черножопой, что бы он мне ту шапку продал.

– Ник, когда ты уже это английский выучишь? Я тебе до конца жизни переводить все буду?

– Может и так. Мне этот гребанный ленгвич в лом учить. Вдруг я его выучу, а меня на следующий день какая-нибудь тварь в туннеле грохнет? Или скажу я какому-нибудь негру, что-то не так, а он меня за это по башке двинет, да так, что ты потом мои драгоценные мозги по платформе собирать будешь?

– Какой же ты ленивый. Вот я не поленился и теперь все цыпочки мои. Вон видишь, вон та, за барным столиком? Она обещала показать мне что-то новенькое, ха-ха, я, кажется, догадываюсь, что именно.

– Чел, за жетоны они и так все мои. А их у нас много. – Никита встряхнул мешочек с чем-то звенящим.

– За то ты даже шапку сам себе купить не можешь.

– Слышь, запарил уже. Ты можешь сказать ему или нет?

– Эх, ну, что с тобой поделать? – Он повернулся к торгашу. – Hay man. My friend want’s to buy this one. – И он указал на шапку.

– Ten jetton.

– How?

– Ten.

– Are you sure? We have big friends!

– Oy… Friends? I have friends too. Guys! – Из-за занавески вышли два амбала с винтовками в руках. – Where your friends?

– Брателла, что происходит? Ты дабозарился на счет шапки или как?

– Все пучком, не ссы!

– А так что они валыны достали?

– Не парься, я сейчас все разрулю.

Взглянув на девушку, Никита увидел, что ее всю перекосило от страха. Оглядев рынок полностью, он понял, что обстановка не здоровая. Все как-то напряглись и начали шепотом, что-то обсуждать, как в тот день, когда они сюда пришли…

– Может ну на, эту шапку…

– Не Ник, я сказал – я сделал.

– Ну делай как знаешь, брат…

– So… You can’t give me sale?

– No, man.

– I can give you seven, no ten. We haven’t got so much.

– It is your problem.

– Fack! Ok, I give you ten. – Он протянул ему горстку жетонов. – Now give me head.

– Sure. Come again.

– Fuck off!

Он выхватил шапку из рук продавца и стал поспешно удаляться.

– Теперь нам лучше валить с этой станции…

– А что? Как же твоя цыпочка.

– Да пошла она, у вояк на станции куда более симпатичные есть.

– Погодь, хочешь сказать, что мы к воякам идем? У них же там со станции на поверхность выходить запрещено, сам знаешь. На что мы с тобой жить будем? Кстати, а на кой ляд нам туда идти?

– Потому, что…

– Take them! Now!

Казалось, что вся станция разом перещелкнула затворы. Из каждой щелочки на них глядели, от дамского пистолетика, до крупнокалиберного пулемета. Сзади подошел тот самый негр и ударил прикладом по голове напарника Никиты.

– Вы что? Совсем ох… – В ответ он получил тоже прикладом по лицу.

– Kill them! – Обоих подняли с платформы и поставили к стенке. – Do you think, that you can lie me? Ha-ha-ha!

– Что ты им сказал? Я тебя спрашиваю, что ты им сказал? – Все пытался понять Никита от своего напарника.

Еще раз раздался лязг затворов.

– Я дал ему фальшивые жетоны.

– Fire!

Вся наша жизнь спектакль…

Пролог

Мы никогда не замечаем тех, кто проходит мимо нас по улице. Вы разве обращаете внимание на маленького мальчика с рюкзаком за спиной, едущего в троллейбусе? А на бедную старушку с тяжелой сумкой, а на мужчину разговаривающего по телефону в переходе? Может быть. Но даже если вы посмотрели в глаза мальчику, посочувствовали старушке и оглянулись вслед мужчине, то я не думаю, что вы вспомните о них уже через пять минут. Они прошли мимо вас, а значит, сыграли свою роль в вашей жизни – сыграли роль массовки. Вы для них ровным счетом, точно такое же пустое место, как и они для вас. Это как в спектакле. Есть главные герои, есть массовка и есть постановщик, который решает, кто будет продолжать играть в спектакле, а кто нет. В вашей жизни вы постановщик, вы решаете, быть какой-нибудь ничтожной сошке из массовки одним из главных героев или нет. Вы можете заметить его какой-нибудь уникальный дар, талант, который возможно не известен и ему самому. Вы можете помочь ему выбиться в настоящие актеры, то есть сделать так, что бы в вашей жизни он был таким же не заменимым, как ваша мать и отец. Но такое бывает редко, скорее всего, он будет играть не главную роль, а второстепенную, точно такую же как играет ваш знакомый, не друг, а именно знакомый. Вы можете подойти к не известному вам человеку на улице и завязать с ним разговор. Именно в тот момент вы разглядываете его талант, в смысле общаясь с ним, вы понимаете, либо он вам нравится как собеседник, либо он зануда и разговаривать с вами категорически не хочет. Но нельзя судить о человеке по одному лишь разговору. Может он чудесный, просто замечательный человек, однако заводить связи с незнакомцами на улице не хочет, или еще с детства у него в голове остался запрет матери – не разговаривай с незнакомыми дяденьками и тетеньками. Может у этого человека, случилось горе, или у него просто дурное настроение. Так и с актерами массовки. Пообщавшись, постановщик решает, что этот актеришка никуда не годится и если он хочет играть в спектакле дальше, то его место лишь в массовке. Но связывая постановку в театре с нашей жизнью, надо учесть один огромный нюанс. Вы смотрите на окружающих как постановщик, но они воспринимают вас как актеры. У них свой спектакль и вы для них точно такой же актер, как и они для вас.

Старик

Две тысячи тридцать третий год. Теперь на улицах новые актеры, новые постановщики. Былые актеры состарились и сгинули в бездну, а точнее в Московский Метрополитен. Актеры на улицах Москвы – новое поколение, возможно более талантливые, а возможно бездарные по сравнению с былыми актерами этого театра. Для нас ролей больше нет, мы состарились и можем ходить в театр лишь для того, что бы взглянуть еще раз на дом искусства, где мы провели всю свою жизнь. Увы, новые актеры не желают нас видеть в своем театре. Мы им не нужны. Все что они от нас хотели, они получили…

Таким образом, один из бывших постановщиков доживал свои дни на одной из многочисленных станциях метро, с людьми, массовкой, которых раньше не замечал.

После войны у него не осталось никого. Может, и остался хоть кто-то, но он не знал об этом. Он успокаивал себя этой мыслью. Ему было легче так думать, ведь узнав, что на какой-нибудь из станций выжили его дочь или сын, ему бы пришлось отправляться на их поиски, а значит подвергать себя опасности быть съеденным на завтрак мутантами или получить полю в лоб лишь из-за того, что он неправильно выглядит. А так он жил и жил, и никто его не замечал. Все были заняты своими делами, более масштабными, чем у него. После войны, он как один из немногих, успел скрыться в метро от не щадящей никого и ничего волны, наполненной всей той человеческой злобой, завистью друг к другу, которая успела накопиться за многие годы отношений между странами. Раньше наша планета была точно таким же спектаклем, как и вся жизнь одного человека. Были точно такие же актеры и постановщики, только в мировом масштабе. Были страны, которые были подвластны другим, более могущественными, не официально конечно. То есть, в театре было несколько постановщиков, и каждый имел свою труппу. Каждый из них хотел, что бы его труппа играла на большой сцене, а не на маленькой, хотел, что бы их спектакль был популярнее, чем у всех остальных трупп и, конечно же, боролся за это. Все привело к тому, что каждому надоело объяснять все на словах, доказывать свою правоту лишь в устной форме. Всем хотелось объясниться как-то по новенькому, что бы остальные стали их бояться и почитать. Но к сожалению этого хотелось каждому. Ничего лучше не придумав, они устроили драку, да такую, что не хотя того сами, спалили весь театр. Разойдясь по домам, они навсегда покинули его. Спустя десятки лет театр отреставрировали новые труппы, но только по-новому, под себя. К тому времени прежние труппы состарились, и как я уже говорил, лишь изредка ходили на спектакли.

И вот, один из состарившихся актеров жил в своей маленькой палаточке на окраине станции Проспект Мира. Каждый день, просыпаясь, он вставал и шел попрошайничать. Раньше он и представить не мог, что ему придется так унижаться, чтобы накопить себе на малюсенькую порцию завтрака. В прошлой жизни, когда он был сам себе постановщик, он работал в крупной страховой компании. Его должны были вот-вот повысить до должности вице-президента и отправить в заслуженный отпуск вместе с семьей в Египет. За пятнадцать минут все его надежды на светлое будующее рухнули, как однажды рухнул клиент их бывшей страховой компании со скалы.

Звали беднягу Антон Дмитриевич. Весь его день заключал в себе лишь просиживание штанов в темном углу станции и долгожданную трапезу, но на нее не всегда хватало денег и поэтому иногда приходилось питаться крысами. Вот таким образом Антон провел двадцать лет. Однако по-началу ему несколько раз выпадал шанс стать начальником станции. Когда народ начал только – только приходить в себя ему предложили стать сталкером, причем одним из первых. Он струсил и остался на станции. Когда группа вернулась с поверхности, в полном составе, то их стали буквально на руках носить. Они принесли уйму полезных вещей и, конечно же информацию о делах на поверхности. В группу входили трое и все они по сей день занимают руководящие должности на Ганзе. Второй шанс ему был представлен, когда ему предложили стать секретарем при Арсении Ивановиче – начальнике станции. Антон посчитал, что это слишком унизительная для него должность, ведь он вице-президент компании. Никто уговаривать его не стал и секретарем назначали кого-то другого. Когда мимо станции проходили пару ребят из Ордена, им понадобился человек, который в совершенстве знает несколько языков. Арсений Иванович порекомендовал своего секретаря и тот вместе ребятами из Ордена пошел в Полис.… Через год пришло известие о том, что его назначили руководить одной их пяти станций, принадлежавшей Полису. Однако через несколько лет сообщили, что эту станцию в клочья разнесли мутанты. Так что в тот раз Антон поступил в какой-то степени правильно, но все равно жалел, что не согласился.… Вскоре Антон состарился, и всем стало на него окончательно наплевать. У него даже не было друзей, с которыми он хоть иногда мог побеседовать. Его не замечали жители станции, так как не хотели отдавать и без того драгоценные патроны. Да и вообще его все считали за интерьер станции. За двадцать лет он так влился в фон стенки, что его и принимали за стенку. Патроны давали лишь те, кто был на Проспекте Мира впервые и пока еще замечал попрошайку. Разговаривал Антон очень, очень редко. Ему так хотелось сказать хоть пару слов, хоть обычному прохожему, но он стеснялся, да и кто будет общаться с нищим? Когда набиралось хоть парочку патрон и он шел в столовую, что бы нормально поесть, подойдя к повару, он смотрел на него с добрейшей улыбкой, которую наверно вы никогда и не видели, он уже открыл рот чтобы поздороваться, но повар выхватывал из его рук патроны и давал порцию какой-то жижи. Есть в окружении людей ему было куда приятнее, нежели в компании дохлых крыс. Разговаривал он с теми, кто давал ему хоть патрон, но весь разговор содержал в себе лишь пару слов: спасибо, не за что, храни вас Господь, я не верю в Бога. На этом разговор оканчивался.

Однажды утром, проснувшись, Антон понял, что так больше не может продолжаться. Пусть его сожрут мутанты, пусть его застрелят бандиты – все равно. Ему осточертело так жить, если это можно назвать жизнью. Он вылез из палатки и поглядел в темный туннель. Каждый раз смотря в него он боялся пройти в нем и два шага. Хоть он знал, что дальше есть блок пост, и не один, он боялся. Тем более наслушавшись историй за всю свою «вторую жизнь» он боялся каждого шороха, каждого дуновения ветра. Каждый раз, сидя на полу станции, рядом с ним останавливались челноки, чтобы передохнуть. Они рассказывали такие вещи, что хотелось просто застрелиться, но не идти в туннель еще раз. Но Антон решил, ему нужно, нет, просто необходимо умереть. Он спрыгнул с платформы и сделал шаг, затем второй, третий и… замер. Представив себе еще раз все те ужасные вещи он зажмурился и, развернувшись на триста шестьдесят градусов, побежал обратно на станцию, сломя голову. Это вызвало дикий смех у часовых, стоявших неподалеку.

Через несколько дней, придя в себя, он повторил попытку покончить жизнь самоубийством, но в этот раз по-другому. Он знал, что часовой на другом конце станции, охранявший радио рубку, частенько засыпал на посту и клал свой пистолет на тумбочку, стоящую рядом. Дождавшись такого момента, Антон стащил пистолет, да так, что его даже никто и не увидел. Придя к себе в палатку, он очень долго не мог подвести пистолет к виску. Обдумав все еще раз, расплакавшись, он засунул дуло себе в рот. Но его прервали. В его палатку заглянул мальчик лет восьми и спросил.

– Дядя, не нужно этого делать.

– П.… П.… Почему?

– Зачем стрелять в себя? Вы хотите умереть?

– Да… Я больше не хочу жить.

– Почему?

– Я…Я… Я никому не нужен. Все меня избегают. Я всем противен. Я жалкая жестяная банка, которую никто не замечает и пинает все кому не лень. Иди мальчик не смотри на это…

– Нет, я тебе не позволю этого сделать. Ты человек, а человеки должны жить. Так моя мама говорит.

Старик бросил пистолет на пол и расплакался еще больше.

– Тише, не плачь дядя. – Мальчик подполз к старику и начал гладить его по рукаву.

Мальчик

В жизни Антона появился смысл. Теперь, просыпаясь каждое утро, он думал только о мальчике. Он вылезал из палатки и шел на свое привычное место. Там его уже ждал его единственный друг. Они беседовали обо всем подряд. Старик рассказывал ему веселые истории о жизни людей до войны, а мальчик хохотал и учил старика, как правильно нужно завязывать шнурки. Хоть Антон прекрасно это знал, он делал вид, что видит это впервые, что бы не обидеть мальчика. Так же мальчик показывал, как правильно нужно рисовать цветными мелками. Так пролетали часы. Потом мальчик уходил, но вскоре он возвращался с какой-нибудь вкуснятиной, и они делили ее поровну. Наступал вечер, и станция потихоньку пустела. Друзья прощались и расходились по домам. На следующий день все повторялось. Таким образом летели дни и месяцы. Узнав мальчика поближе, Антон выяснил, что мальчик заметил его, когда тот стащил пистолет. Поняв, что сейчас что-то произойдет, он последовал за стариком. Отец мальчика работал часовым на дальнем блок посту и поэтому они виделись редко. Мать работала на кухне и именно оттуда мальчик приносил всякие всячины. О дружбе с попрошайкой они ничего не знали, а иначе бы, по словам мальчика, они бы были против. Антон все прекрасно понимал и не хотел, что бы у мальчика возникли из-за него неприятности. Мальчик подарил ему вкус к жизни, именно то, что ему так долго не хватало, и старик был искренне ему благодарен.

Однажды, проснувшись, Антон понял, что он что-то значит в этой жизни, и он хотел это доказать, но не знал как. Он начал понимать, что для чего-то предназначен, в этой жизни, так говорила его мать. Возможно, он как раз и предназначен для того, что бы дружить с мальчиком? Вдруг именно под его влиянием мальчик вырастит предводителем, который поведет за собой народ, и люди снова станут жить как раньше, а в метро спускаться лишь для того, чтобы добраться из одного конца города в другой. А если его предназначение совсем не в этом? Вдруг все эти годы он ходил вокруг да около и никак его не мог заметить, понять? Вдруг ему предписана иная судьба?

Когда старик шел по станции, его как будто громом разразило. Он вдруг понял, ради чего ему нужно жить. Ради других – тех, кому есть, что терять, у кого есть семьи и ради тех, кто хочет жить. Сам бы он таких выводов не сделал, если бы не увидел на станции людей с ВДНХ, которые набирали бойцов для защиты их станции от каких-то там Черных. Они говорили, что если не остановить их там, то вскоре Черные захватят ВДНХ, затем Рижскую, а там уже и доберутся до Проспекта Мира. Старик почувствовал себя героем. Он понял, что его долг заключается в том, чтобы Черные не добрались до мальчика – его единственного друга. Он должен был встать грудью на защиту мальчика, да и всех тех, кто презирал его все эти годы. Он записался в добровольцы. Никто даже не посмотрел на то, что он преклонного возраста. Бойцов катастрофически не хватало, и поэтому никто не смотрел на возраст, расу и пол. Антону тут же выдали снаряжения и посадили в дрезину. Но он не попрощался с мальчиком. Как так? Мальчик подумает, что старик умер, но скорее так оно и будет. Нужно было все объяснить, но времени не было. Дрезина уже тронулась.

Вечность

Мальчик недоумевал. Неужели старичку надоело с ним играть? Может, он просто обиделся на него? Но за что? Может за то, что у него закончились мелки? Или за то, что старичок уже научился завязывать шнурки, и мальчик ему больше не нужен? Он не понимал.

Он каждое утро приходил на их место, но старичка все не было. Мальчик целыми днями сидел и ждал. Ожидание казалось вечным, но он знал, он знал, что старичок не мог просто так уйти не попрощавшись. Скорее всего, что-то случилось. Он бегал по станции и спрашивал всех подряд, не видели ли они такого старичка, но никто не мог понять, о чем идет речь. Многие жили на этой станции два десятка лет, а такого старика не видели. Мальчик то и дело возвращался посмотреть, не пришел ли он, убедившись, что место старичка пустует, он бежал дальше, спрашивая всех подряд, но никто не знал.

Прошли годы, мальчик вырос и лишь иногда посматривал на то место, где сидел его бывший друг. Он узнал, что он уехал защищать ВДНХ и не вернулся. Шли годы, он помнил.

Теперь это был не мальчик, а молодой юноша, который уже неоднократно ходил на дежурства с отцом, ему однажды даже приходилось стрелять, но к счастью он никого не убил.

Однажды, вернувшись с дежурства, он случайно провел взглядом по тому самому месту. Для юноши это была неожиданность, что там кто-то сидел. За все годы, после того как старичок ушел, там не ступала нога человека. На его месте сидел какой-то седой и весь обросший дед. Юноша подошел поближе. Старик поднял голову и взглянул мальчику в глаза. Это был он.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю