Текст книги "Среда обитания"

Автор книги: Михаил Ахманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, Дакар… то есть Павел. Паком клянусь, не понимаю! Есть Служба Общественных Биоресурсов, есть ВТЭК, ГенКон и тысячи компаний, фирм, союзов, корпораций… Но я никогда не слышала о правительстве. Возможно… – Эри призадумалась на секунду, – возможно, я попрошу одного человека, чтобы он поговорил с тобой. Крит постарше меня и знает намного больше… думаю, не откажет… когда-то мы были партнерами…

Тень промелькнула на ее лице, и он догадался, что расспрашивать об этом не надо. Кажется, термин «партнер» означал теперь нечто большее, чем прежде – друг, возлюбленный или, может быть, просто близкий человек. Так или иначе, Эри его потеряла. Почему? Ну, есть множество причин, по которым люди расходятся…

Он поднялся и снова начал описывать круги по комнате. Потом спросил:

– Не посмотреть ли нам какой-нибудь клип – из тех, сочиненных Дакаром? Любопытно, на что это похоже…

Покинув кресло, Эри направилась к шкафу рядом с одежным и вытащила маленький пестрый цилиндрик. Таких цилиндров величиной с мизинец тут было сотен пять или шесть – они торчали в обоймах-держателях, напомнивших ему заставленные книгами полки. Другие предметы не вызывали знакомых ассоциаций – какие-то плоские коробки, разноцветные баллончики, что-то вроде ошейников и поясов из металлических бляшек. Внизу валялись маски и странно изогнутое сиденье без ножек, зато с ремнями и объемистой сумкой, прикрепленной позади.

– Что за штука? Эта, вроде седла?

– Седло и есть. Седло для биота, – пояснила Эри, кивая на диван: – Сядь там, будет лучше видно.

Он послушно шагнул к мягкому ложу, присел, наблюдая за девушкой. Руки Эри порхали над фонтанчиком, и ему показалось, что она опускает цилиндр прямо в водную струю, в отверстие, из которого била вода – такая же, видимо, иллюзорная, как огонь в камине. Журчание фонтана смолкло, затем потускнел свет в комнате, и большое окно затянулось серым непроницаемым туманом.

– Эти фонтанчики… – произнес он, приподнимая брови.

– Голографические проекторы полного присутствия. Они у тебя… то есть у Дакара… года четыре. Дорогая вещь, сто шестьдесят монет! Не помнишь?

– Должно быть, богатый парень этот Дакар, – буркнул он вместо ответа. – Случайно не из новых русских?

Комната исчезла, сменившись обширным темноватым пространством. По левую руку – склон, очень крутой, изрезанный трещинами и пещерами, переходивший в каменные своды, незримые, но ощущавшиеся где-то во мраке. Справа, впереди и позади тянулись завалы из камней и щебня, обломки покрытых ржавчиной балок, колес и труб, груды мусора, рассеченные оврагами и траншеями, остатки непонятных, титанической величины машин. Эта свалка, в которой гранит был перемешан с битым или раздавленным пластиком и ржавой металлической трухой, уходила на многие километры и, кажется, не являлась безжизненной – что-то шелестело среди мусорных куч, потрескивало, бормотало. Люди? Животные? Подземные хищные твари? Этого он сказать не мог, но чувствовал нависшую над ним угрозу.

– Отвалы… – прошептала Эри, прижимаясь теплой упругой грудью к его спине. – Отвалы, клип о Черном Диггере Дуэро, один из самых лучших… Смотри, что будет…

Появился мужчина – высокий, мощный, в кожаных доспехах, с огромным топором в руке; за ним бежала полунагая девушка. Лица их были знакомы: воин – вылитый Дакар, только со шрамом от уха к подбородку, который, надо думать, являлся знаком мужества; девица, несомненно, Эри – стройная и синеглазая, с гривой рассыпавшихся по плечам светлых волос. У нее тоже был топор, но поскромнее. Выскользнув из каньона между двух мусорных куч, пришельцы быстро направились к пещерам. Щебень скрипел и визжал под их ногами, ржавая пыль кружила в воздухе, черный зев расселины надвигался, готовый заглотить их, словно чудовищная пасть. Ему, зрителю, вдруг стало ясно, что эти двое бегут, спасаются; каким-то неведомым образом он ощутил рукоять топора в ладони, струйки пота на висках и затхлый запах свалки. Еще он услышал шорох шагов за спиной, и этот звук вселял уверенность и отвагу: она с ним… она прикрывает его… так, как и положено партнеру… его возлюбленной…

– Сейчас, сейчас… – шептала Эри – та, настоящая, сидевшая рядом и крепко обнимавшая его. Ее сладкий аромат пробивался сквозь запахи свалки.

В темноте расселины что-то зашевелилось, блеснули алые глаза, полуметровые клыки, страшная морда нависла над беглецами, вскрик Эри слился с воплем девушки-беглянки и гневным рыком воина. Он перехватил топор обеими руками, занес над головой, ударил; брызнула кровь, череп треснул под лезвием, пещерное чудовище завыло – жутко, протяжно. Сзади кто-то откликнулся, сородичи твари или иные существа, которые гнались за беглецами; их рев и вопли эхом раскатились под высоким сводом. Воин в яростном безумии рубил и рубил визжавшего монстра, девушка помогала, ловко орудуя топором, тварь готовилась издохнуть, но тут на ближнем мусорном холме возникли чьи-то смутные фигуры. Свистнул камень, потом другой и третий, он ощутил удар в плечо, дернулся и крикнул:

– Хватит! Остановить трансляцию!

Видимо, это были нужные слова: монстр, беглецы и их враги пропали, за ними растаяла гигантская пещера-свалка, а вместе с ней исчезло чувство сопричастности. Уже знакомые предметы проступили сквозь редеющую мглу, вернув их из сказки в реальность: стол с креслами, камин с неугасимым огнем, журчащие фонтанчики, молочно-белый потолок, окно. Тоже сказка, если припомнить, куда он попал – в какой мир и в чье тело.

Эри над ухом пробормотала:

– Ну, вот… Даже не посмотрели, как Дуэро бьется с манки… Разве тебе не интересно?

– Чукча не читатель, чукча писатель, – вымолвил он со вздохом и, поймав ее недоуменный взгляд, добавил: – Ничего нового, солнышко, по крайней мере, для меня. Отважный герой с красоткой-подругой делают дракону харакири… Кровь, топоры, сопли, вопли и хруст костей… Знаешь, сколько я сочинил таких историй? Лучше уж не вспоминать…

– Сочини еще, – сказала Эри. – Я знаю, у тебя получится. Не хуже, чем у Дакара.

– Может быть. Пища, кров, здоровье и муза-вдохновительница… Что еще нужно писателю? Рюмку коньяка и лимон на блюдечке…

Он поднялся и, приблизившись к рабочему столу, осмотрел торчавшие из него рукояти и диск, вмонтированный в пол, хмыкнул и повернулся к девушке.

– Вот что, Эри… Этот Крит, партнер твой бывший, – с ним можно повидаться? Посидеть в каком-нибудь теплом местечке, выпить, о жизни потолковать… Есть ведь у вас такие места? Бары, кафе, кабаки? Уверен, есть! Можно забыть про Эйнштейна и Ньютона, но не дорогу в кабак. Кабак, он вечен, как разговоры о главном: что делать и кто виноват… Интересные вопросы, верно? Хотелось бы мне с ними разобраться…

– Я свяжусь с Критом, свяжусь обязательно, но не сейчас. Крит в Мобурге и никуда не денется. Лазает, должно быть, по щелям или спускает монету с одалисками. – Сложив руки на коленях, Эри задумчиво смотрела на него. – С Критом мы спешить не будем, найдутся дела поважней. Ну-ка, подойди ко мне… ближе, еще ближе… наклонись…

– Эй, что ты задумала? – воскликнул он, чувствуя, как ее пальцы ищут застежку под воротником.

– Прощай, Дакар, здравствуй, Павел, – прошептала Эри. – Назови меня солнышком…

Глава 6
Крит

Любые крупномасштабные перемены возможны только при полной поддержке населения. Чтобы обеспечить ее, следует поставить людей перед выбором: перемены или неизбежная и быстрая гибель. Необходимо измыслить причину гибели, которая должна представляться объективной, не зависящей от человеческой воли, понятной и связанной с каким-нибудь природным катаклизмом, к восприятию которого люди уже подготовлены средствами массовой информации. Например, падение астероида, изменение магнитного поля Земли или иная угроза, сходная с той, что погубила динозавров.

Разумеется, эта угроза будет ложной, существующей только в сознании населения.

«Меморандум» Поля Брессона,

Доктрина Третья

Я прибыл в «Хика-Фрукты», как договорились, в середине третьей четверти. Ствол их не в центральном районе, а поблизости, в Желтом секторе, где арендный взнос не столь высок; компания хоть и большая, богатая, но местный филиал не самый крупный. Говорят, что в Хике у них четыре колонны с цоколями в виде пирамид, что пирамиды те обложены мозаикой и между ними – водоем и дерево в три человеческих роста и что у Ларедо, их короля, в закрытой зоне полно таких деревьев. Не знаю, не знаю… В Хике я не бывал и тех чудес не видел. А вот с Борнео встретился не в первый раз – перепадали и прежде мне контракты, семь или восемь, за годы моих охотничьих трудов. И это правильно: значит, помнят, за кого я бился в Тридцать Второй ВПК.

Борнео сидит на самом верхнем ярусе, под куполом, выше только технический блок да раструб воздуховода. Гранды всегда там сидят, что объясняется не любовью к чистому воздуху и не желанием возвыситься над подданными, но заботой о собственной шкуре. В любой заварушке ствол штурмуют снизу, пешим ходом – воздушные бои хотя не возбраняются, но лишь до пятидесятого яруса. Ну, а сражаться под куполом – это чистый криминал и нарушение Первого Догмата! Купол – штука неприкосновенная, как воздуховоды, пьютеры, трейн-тоннели, энергетический комплекс и водокачки. Любая царапина на куполе от пули или разрядника есть покушение на среду со всеми вытекающими: суд Вершителей, затем – измельчитель либо Старые Штреки с крысюками. Поэтому чем выше, тем безопасней. Гранды об этом помнят, и я не забываю – мой патмент тоже у самого купола.

Кабинет у Борнео просторный и круглый, на целый ярус, с тремя персональными лифтами и специальным балконом для приземления биотов. На стенах – терминалы, голографические экраны и прочее хозяйство, посередине – стол кольцом и медицинский кокон. В коконе Борнео и сидит, в кресле на колесиках, опутанный трубками и проводами. Кожа серая, обвисшая, пальцы не гнутся, у рта – звуковая мембрана-дефлектор… Он много старше Африки, в том возрасте, когда пересаживать органы бесполезно, но не торопится в Ствол Эвтаназии. То ли хочет жить вечно, то ли в коконе все предусмотрено: надавишь кнопочку и вознесешься к предкам. Хотел бы я знать, где эта кнопочка… Хотя, с другой стороны, что на Борнео обижаться? Гранд как гранд, а случай с рыжим, которого я ножиком проткнул, первый в нашей практике. Может быть, Борнео тут и ни при чем.

Однако я был начеку и держался поближе к балконным дверям и своему биоту. В кабинете, кроме Борнео и Лимы, присутствовали три охранника в зеленой униформе, так что шансы были пятьдесят на пятьдесят: три излучателя против моего протеза. Вообще-то к грандам вооруженных не пускают, но ведь протез не отстегнешь! «Ванкувер» не заряжен, и ладно… А что я могу сотворить пальцем, о том не всякий знает. Борнео с красоткой Лимой точно не догадывались.

Впрочем, все происходило тихо-мирно: проверили браслет Джизака, затем я подставил свой обруч под считыватель и развернул генетическую карту. Бледные мерцающие сполохи гасли над столом и вместе с ними таял личный код: Джизак, уроженец Мобурга, дата рождения – первый день 42 пятидневки, 750 год. Налюбовавшись этим зрелищем, Борнео включил звуковую мембрану и отдал распоряжение Лиме: зафиксировать смерть в пьютере ратуши и рассчитаться с исполнителем. Я подошел к терминалу, сунул в отверстие обруч и стал богаче на пятьсот монет. Все это заняло четыре минуты двадцать две секунды.

Выходит, «Хика-Фрукты» не подсылали рыжего? Кто же тогда? Загадочный вопрос! А я загадок и тайн не люблю, особенно если они грозят здоровью.

– В расчете, Охотник? – прохрипел Борнео. Голос его, искаженный мембраной, напоминал лязг металла по камню.

– В расчете, досточтимый гранд, – отозвался я. – Кажется, мне говорили о новом контракте? Я не ослышался?

– Контракт не с нами, мы посредники. Одна из фирм просила о содействии. Лима вас проводит.

С этими словами Борнео забыл о моей ничтожной персоне, выключил дефлектор и начал медленно вращаться вместе с коконом, всматриваясь в мерцающие над терминалами экраны. Их было тридцать шесть – по штуке на каждую латифундию «Хика-Фруктов» в окрестностях Мобурга. На одних плантациях джайнты собирали урожай, огромные дыни, бобы, орехи, яблоки и, кажется, бананы; на других серым потоком струился из башен компост, брызгали струйки воды из оросительной системы, загружались бункеры и чаны перерабатывающих фабрик, скользили по лентам транспортеров банки с пюре и джемами, винами и соками, растительным мясом и пищевым концентратом. Повсюду яркие оттенки: зеленые, желтые, розовые – листва, плоды и упаковочные контейнеры… Повсюду, кроме разоренной латифун-дии – там по черной земле ползал посадочный автомат, напоминавший гигантского червя.

– Прошу сюда, дем Крит. – Лима потянула меня к лифту. Мы спустились на двадцать ярусов, и у меня было время поразмыслить, что за фирма обратилась к «Хика-Фруктам» за содействием. Странный случай, очень странный! К чему нанимателям посредник? Они свои тайны берегут, и если есть нужда в моих услугах, обходятся без третьих лиц. Чего же проще: пригласить в свой ствол для содержательной беседы? С каким-нибудь старшим партнером или грандом, если уж дело секретное и важное!

В конце концов я решил, что мой потенциальный наниматель из «Хлореллы» или из «Грибов и сои» – у этих нет филиалов в Мобурге. Хотя, с другой стороны, могли бы оплатить проезд до Боста или Паги… Я бы поехал. Люблю путешествовать.

Мы вышли из лифта на площадку, и Лима направила меня в узкую щель, куда и боком не протиснешься. Кое-как миновав ее, я очутился в камере-барабане пятиметрового диаметра; пол под ногами дрогнул, камера повернулась, стена запечатала выход. Можно сказать, закрыла наглухо.

Переговорный блок, гниль подлесная! Три утопленных в стене сиденья, над ними – колпаки: не хочешь, чтобы тебя видели, сядь, надвинь колпак до плеч и говори в дефлектор – даже голос не узнают. Еще имеется завеса – мерцает, делит камеру напополам, и можно биться об заклад, что по другую сторону все то же – три сиденья с колпаками. Ну и, конечно, мои наниматели.

Я сел, устроился поудобнее и начал гадать, откуда они, из «Хлореллы» или из «Грибов и сои». Или область их интересов тайная – скажем, производство пузыря? Пузырь вообще-то гонят частники, и я не слышал, чтобы этим увлекались в продуктовых фирмах. Хотя, с другой стороны…

Завеса исчезла, и я чуть не выпал с сиденья. Ни сои, ни грибов, не говоря уж о хлорелле… Передо мной был Конго, прежний мой патрон из ОБР, гранд СОС, Службы Охраны Среды. Семнадцать лет не виделись, однако он не изменился: рожа угрюмая, глаза бесцветные, челюсть с два кулака и черный облегающий мундир. Рядом с ним сидел какой-то щуплый остроносый тип, тоже в униформе Службы. Видимо, в чинах: бляху я его не разглядел, но обертка отливала шелком.

– Комес Крит, – с мрачным видом представил меня Конго остроносому.

– Свободный Охотник Крит, – поправил я его. Не с целью упрекнуть, а ради точности; хоть Конго вышиб меня из обров, я на него не обижаюсь. Скорей наоборот: он разглядел во мне то, чего я сам не понимал – тягу к излишней самостоятельности и нежелание подчиняться. Большой недостаток для комеса Службы!

Не обратив внимания на мою реплику, Конго произнес:

– Это Кассель, эксперт Общественных Биоресурсов из Кива. Работает вместе с нашей группой. – Он помолчал, обшаривая взглядом стены камеры, и добавил: – Есть дело, комес.

– Дело или контракт? – поинтересовался я.

– Не вижу разницы. Формальные вопросы мы урегулируем с помощью «Хика-Фруктов». Они тебя наймут.

Затем Конго кивнул эксперту Касселю, и остроносый наклонился, пристально всматриваясь в мое лицо. Вид у него был такой, словно он прикидывает, с какой стороны попользовать одалиску, спереди или сзади.

– Вам приходилось работать на стекольщиков, комес Крит? Я имею в виду, на Фирмы Армстекла?

– Нет, дем Кассель.

– На Оружейный Союз?

Я покачал головой. У Союза своих бойцов хватает, наемники им не нужны. Разве что в исключительных случаях.

– Хорошо! – Эксперт продолжал буравить меня своими маленькими глазками. – К нам обратились стекольщики, комес Крит. Неофициально. Есть подозрение, что Союз – и, возможно, кое-какие другие корпорации – имеет доступ к сверхнормативным ресурсам. Стекло, черные и цветные металлы, сплавы железа, медь, алюминий, никель, хром…

– Черные Диггеры?

– Нет, не пачкуны. Вы понимаете, что это означает?

Еще бы! Все в нашем мире взаимосвязано, все движется по накатанным дорожкам, и хоть отклоняться от них не возбраняется, однако лишь на волос. В Эру Взлета вместе с куполами были отстроены Хранилища, и в них заложено сырье – металлы, полуфабрикаты, уголь, нефть и прочее, что предки сочли необходимым. Сырье отпускают по норме и твердой цене, в пределах предложения и спроса, а поступающие средства идут в ОБР и ВТЭК. Иными словами, сырье – исходный капитал, который тратится на нужды общества: охрану среды и транспортных линий, снабжение энергией, водой и воздухом, текущий ремонт и производство пищевого концентрата. Это экономическая ось, вокруг которой все вращается, и склоки между фирмами не в силах ее поколебать. Так же, как старания диггеров. Я знаю, сам был пачкуном! Если случается им откопать что-то полезное, не из древних вещиц, а просто медь или стекло, то появляются проблемы – как разрезать и доставить и кому продать. Много суеты и мало пользы – цену ведь не спросишь выше, чем в Хранилищах.

Голос Касселя прервал мои раздумья:

– Судя по масштабам, это не диггеры, комес Крит. После обращения стекольщиков мы отследили ряд показателей и выяснили, что, например, закупки армстекла Оружейным Союзом снизились на пять процентов, меди и хрома – на три, никеля – на полтора. Разумеется, в округленных цифрах… Но энергопотребление в их производственных зонах выросло! Они выпускают больше продукции, причем такой, которой традиционно занимались Фирмы Армстекла или Трест Цветных Металлов. Стволовые блоки и панели, трейны, авиетки, даже мебель…

– Давно? – спросил я.

– Около трех лет, и объемы производства возрастают. Прежде всего у нас в Киве, здесь, Мобурге, а также в Сабире и Дайле. – Кассель выставил палец и потряс им у длинного носа. – Возрастают! Что свидетельствует о развитых инфраструктурах в этих куполах, позволяющих брать сырье с меньшими затратами, чем цены Хранилищ. Налаженная сеть добычи, переработки, транспортировки и доставки – вот что это такое! Но к Союзу она не относится. Союз и другие компании – потребители, и мы не вправе интересоваться, кто и откуда им поставляет сырье. Не наша юрисдикция! Это ясно, комес Крит?

– Вполне. Я служил в СОС и представляю сферу полномочий ваших контролеров.

– Наших, – небрежно обронил Конго. – Если возьмешься за работу, получишь статус комеса. Временный.

Поглядев в его бесцветные глаза, я усмехнулся.

– Комесом я был семнадцать лет назад. Не претендую на магистра, досточтимый, но звание легата…

– Легата, хм… Ну, Пак с тобой, договорились! Статус легата и тридцать монет в день на весь период расследования.

– Сто, – отрезал я и повернулся к Касселю: – Значит, вы ищете некую фирму «икс», источники ее ресурсов, тайные хранилища и транспортные сети… Вы исследовали Отвалы и древние тоннели в Киве?

– Исследовали, но не до конца. Мы потеряли там троих.

Я пожал плечами. Отвалы есть Отвалы. В Отвалах всякое случается.

– Сорок монет, – с натугой проскрипел Конго.

– Сотня плюс возмещение за увечья.

– А одалиску в постель не хочешь?

– Здесь пятьсот монет. – Я нежно погладил свой обруч. – От «Хика-Фруктов», досточтимый, за одни-единственные сутки. А сорок в день… – Губы мои растянулись в презрительной ухмылке. – Почему бы эксперту Касселю не поискать другого Охотника, в Киве?

– Ты знаешь почему, мерзавец! Пятьдесят!

Конечно, я знал. Кто бы ни разведывал залежи сырья, некая фирма «икс» или Черные Диггеры, он нуждался в охране и защите. От манки, крыс и конкурентов, а также от любопытного эксперта Касселя из ОБР… Значит, наймут Охотников, и не десяток, а пару сот, если судить по масштабам добычи. Самых лучших выберут, не поскупятся! Обратись к такому Служба – вся операция засвечена… Тут особый человек необходим, доверенный и с безупречной репутацией. В общем, вроде меня.

Поэтому я твердо произнес:

– Условия прежние. Не согласны, ищите другого. Вот, например, Дамаск… или Хинган…

– Они у меня не служили и не работали на Диггеров, – буркнул Конго. – Семьдесят!

Репутация и опыт! Опыт и репутация! То и другое дорогого стоит! А еще больше – факты, которые тебе известны, а нанимателям неведомы.

Вытянув ноги, я вздохнул и с интересом заглянул в колпак, висевший над головой. Затем промолвил:

– Кстати, об этой фирме «икс»… Название «Каир» вам ничего не говорит?

Гранд с экспертом переглянулись. Кассель хмыкнул, Конго ткнул в браслет, прищурился, рассматривая возникшую в воздухе таблицу, и хмуро буркнул:

– Мозги прокисли, Крит? В реестре нет такой компании.

– А бляха есть, – отпарировал я. – Бляха, обруч без эмблемы и разрядник. Еще – моя обертка с дырами от излучателя. Ну и, конечно, труп. – Бросив изучать колпак, я поглядел на Конго. – Кто-нибудь знает, что вы собираетесь нанять Охотника? Скажем, меня?

Кассель нервно заерзал в кресле.

– Что это значит, досточтимый гранд?

– Цену набивает. Большой мастер!.. – пробормотал Конго, но вид у него был очень неуверенный. Он повернулся ко мне: – Когда и где в тебя стреляли? Кто и почему? Докладывай! Живо, а то гарбич выбью!

Я доложил во всех подробностях, и не успели мы закончить с этой темой, как к месту происшествия был выслан скаф. В оперативности Конго не откажешь! Дело знает и Службе предан до часа эвтаназии. Был бы нравом поприятней и щедрее – лучше не сыскать патрона!

Труп, разумеется, нашли. Куда ему деться, покойнику, из коридора, где червь не проползет?

Выслушав рапорт патрульных и поглядев на рыжего, Конго совсем помрачнел и, отключив браслет, уставился в стену камеры. Потом поглядел на меня. Так поглядел, как будто рыжий был нанят мной с известной целью – выдоить из ОБР монеты.

– Ну, пальнули тебе в спину… Случается! И в Тоннеле случается, и в подлеске… Мало ли там бродит оттопыренных капсулей!

Я подскочил на сиденье, чуть не треснувшись лбом о колпак.

– Капсуль! Во имя Пака, досточтимый! Капсуль в шелковом фантике от Пармы! С бляхой и обручем без клейма! Мы что, тут в шост играем?

– Бляха и обруч в твоем патменте? Принесешь! – распорядился Конго, затем подумал, помрачнел еще больше и проскрипел: – Восемьдесят!

– Троих уже в Отвалах потеряли, – заметил я, подмигивая Касселю. – Я мог стать четвертым. Тоннель, конечно, не Отвалы, но…

– Девяносто!

– Сто!

– Чтоб Купол на тебя обвалился, потроха крысиные! Сто, если что-нибудь найдешь!

Вот это уже разговор! Ну, а найти – найду… Еще не случалось такого, чтоб я искал, да не нашел. Года три назад Чогори, один из грандов Первой Алюминиевой, задумал прогуляться по Отвалам и напоролся там на шайку дикарей. Я и его нашел – правда, по частям: голову – отдельно, руки – отдельно. Все остальное уже сожрали.

Пока я пытался припомнить, скольких манки уложил и покалечил в той кровавой экспедиции, гранд с экспертом вполголоса шептались. Кажется, даже спорили: Кассель настаивал, а бывший мой патрон как будто возражал. Но не слишком энергично; когда он берется за дело по-настоящему, его не переспоришь.

Наконец они сошлись на чем-то, и Конго сделал знак рукой.

– Завтра с экспертом Касселем отправишься в Кив, изучишь ситуацию на месте. Дней на пять-шесть… В Отвалы там заглянешь, в щели и древние штреки… Потом вернешься и поищешь здесь.

– Как утверждает дем эксперт, поставки идут из Кива, Мобурга, Сабира и Дайла, – заметил я. – Почему бы не начать с Мобурга? Тут я лучше ориентируюсь.

Конго побарабанил пальцами по браслету, угрюмо насупился и сообщил Касселю:

– Теперь понимаете, партнер, почему я выгнал этого типа? Работа еще не начата, а он уже лезет с собственным мнением… Слишком резвый! – Он вперился в меня, топнул ногой и прорычал: – Едешь в Кив! На полную пятидневку! Выполнять, легат!

Не люблю, когда мной командуют. С другой стороны, пятидневка – это пятьсот монет, и, надо думать, без большого риска. Ну, полазаю в Киве по Отвалам, потолкаюсь среди диггеров… Может, что-то и узнаю.

Кончалась третья четверть, когда я покинул ствол «Хика-Фруктов». Летели мы не спеша – допинг, в котором меня поджидала Эри, был в соседнем секторе, и Пекси еще помнил дорогу к ней. Однако, сидя на его спине, я не пытался потревожить прошлое, не строил догадок о том, зачем понадобился Эри, не думал о новом контракте, о предстоящих поисках и путешествии в Кив. Меня занимали другие мысли.

Слишком уж Конго помрачнел, увидев рыжего… Случай, в общем, рядовой – стреляют и в подлеске, и в лесу, по самым разным поводам: ревность, зависть, перебор с «разрядником», свары из-за женщин или, к примеру, из-за ставок на тараканьих бегах. Вполне возможно, что этот рыжий оттопырился и позавидовал мне черной завистью: сидит, мол, тип в компании приятелей, деликатесы жрет и тискает девицу в голографической обертке – то есть, прямо скажем, без всего… Хотя стрелял он так, как оттопыренные не стреляют – руки точно не дрожали.

Ну, не в рыжем суть, а в Конго! Увидел, помрачнел и сразу согласился отвалить монету… Пусть не сразу, но без особых споров, что не в его характере – он хитер, прижимист и упрям. Однако уступил… С чего бы? Мне показалось, что Конго чувствует себя виновным, и этот выгодный контракт являлся компенсацией. Небывалая щедрость! А кроме того, поездка в Кив… Гниль подлесная! Зачем таскаться в этот Кив, не лучше ли начать с родных Отвалов? Но – приказано… очень настоятельно приказано, с топотом и рычаньем… Так, словно меня хотели убрать из Мобурга.

Одолеваемый такими мыслями, я приземлился под стволом 3073, на переходе у третьего яруса, слез и зашагал к допингу. Роскошное заведение этот «Сине-Зеленый»! Тянется от ствола к стволу, и за прозрачной стенкой видны диваны и столы в уютных нишах, старинные лампы из бронзы, шеренга раздаточных автоматов и пол из синих и зеленых плиток. Над каждым диваном и столиком – древесные ветви с огромными листьями и яркими цветами, а потолок – голубой, и что-то плавает на нем помимо светового шарика, изображающего солнце. Что-то такое белесое, округлое, пушистое… Конечно, голография.

У входа я наткнулся на хоккеиста Парагвая. Он был раскрашен под осу черными и желтыми полосками и прижимал к груди баллончик с «веселушкой». Кажется, уже пустой.

– Сс-свободный Охотник Крр-рит! – Парагвай растопырил руки. – Как-кая неожиданоссь! Как-кая чессь! П-пойдем крр-рыс ловить?

– Ты даже на приманку не годишься, – сказал я, пытаясь обойти Парагвая сбоку.

– Н-не гожусь. Сс-сегодня не гожусь, – покладисто согласился он. – Н-но я написал вам… написал…

Ему все-таки удалось схватить меня за пояс. Приподнявшись на носках, закатив глаза и потрясая баллоном с «веселушкой», Парагвай с завыванием продекламировал:

 
В Отв-валы я спустился.
Мррак, х-холод, п-пустота!
Н-не выбраться назад.
 

Затем хоккеист освежился из баллончика, хлопнул себя ладонью по лбу и печально вымолвил:

– Н-нет, что же эт-то я… п-память соссем отшибло… В-вам соссем дрр-ругое… т-такое…

Он снова начал завывать:

 
Ох-хотник в брроне,
Сслева сстена и ссправа…
П-пощади, не бей!
 

– Теперь точно убью, – сказал я и, растопырив пальцы протеза, потянулся к его горлу. Парагвай испуганно взвизгнул и отскочил. Допинг не был пуст, но ни одна голова не повернулась в нашу сторону. Кто тихо оттопыривался, кто лежал с закрытыми глазами, а кто показывал всем видом, что такие сцены здесь не считаются редкостью.

Обнаружив Эри в одной из ниш, я просочился сквозь голограмму с цветами и листьями. Эри, как всегда, была великолепна – в голубом узорчатом переднике и золотистой маске под цвет волос, с которой свисали хрустальные нити. Перед ней стоял баллончик с чем-то изысканным и легким – «стук-бряк» или «звени-уши».

Она сняла маску и в знак приветствия коснулась пальцами моей груди.

– Крит…

– Эри…

Смотреть на нее было гораздо приятнее, чем на Борнео или Конго. Зато они – источник прибылей, чего не скажешь о женщинах. Женщины – это расходы, капризы, упреки и много пустой болтовни.

Но к Эри последнее не относилось – она, как правило, знает, чего хочет, и переходит прямо к делу:

– Ты мог бы встретиться с Дакаром?

– Твой приятель, так? Что ему нужно?

Она поведала странную историю. Прямо скажем, фантастическую! Я пропустил бы ее мимо ушей, если б не знал, что Эри столь же не склонна к выдумкам, как я, Дамаск или Хинган. Все мы прагматики и реалисты – без этих качеств Охотнику не выжить. Столкнувшись с чем-нибудь невероятным, мы полагаем, что это иллюзия или обман, и мы обычно правы. Но, кажется, случай с Дакаром не подходил под эти категории.

Он считался лучшим инвертором Мобурга, и хоть я о славе Дакара не слышал и видел его всего лишь пару раз, это ничего не значит – я не работаю на Лигу Развлечений и не смотрю клипов с псевдожизнью. Дакар сотворил их немало, сотни три или четыре – расхожий товар из грез и снов на радость легковерным идиотам. Других достоинств, кроме буйной фантазии, за ним не значилось и даже наоборот – любил изрядно оттопыриться и побуянить. Что для подданных Лиги не редкость; как утверждают хоккеисты, диззи и прочие уроды, творцам необходимо разрядиться – мой Парагвай, любитель ярких впечатлений, тому пример.

Ну, речь не о нем, а о Дакаре… Однажды он влип в историю – нюхнул «отпада» и вышиб какому-то капсулю мозги. Гниль подлесная такого не прощает, мстит, особенно если погибший из банды. Начались у инвертора неприятности, и, чтобы закрыть вопрос, Лига пригласила Эри, как и положено по Второму Догмату: безопасность подданных – дело их корпораций. Эри вопрос закрыла (два трупа, разбитая челюсть и переломы ребер), но, к сожалению, сама попалась на крючок. Не знаю, чем ее пленил Дакар – может, талантом сочинять побасенки об удалых парнях и их красавицах подружках? Тем более что все эти удальцы похожи на Дакара, ну а подружки – вылитая Эри… Или она на него польстилась от одиночества? Хотя, с другой стороны, мужчина он видный…

Здорово он ее помучил, лет, должно быть, шесть. Правда, и Эри не без изъяна, а точнее, с прихотью: мечтает о светлой и вечной любви и чтоб никаких там одалисок или натуральных баб. Ревнует! Вредный пережиток, потому мы с ней и расстались… Ну, это уже другая песня.

На прошлой пятидневке Дакар поехал в Пэрз, и что-то там случилось, в Пэрзе, во время кутежа (а покутить он любит) или в трейне; словом, уехал Дакар, а возвратился человек без имени и памяти. То есть имя и память у него имелись, но не такие, как были у Дакара: он утверждает, что зовут его Павел (бессмысленное прозвище!) и что явился он из мест, которых уже не существует, из Эпохи Взлета или из более древних времен. По виду, однако, Дакар, и, как заметила Эри, разницы в постели тоже нет. Но о простых вещах – без всякого понятия: ни фантик натянуть, ни дверь открыть, ни к лифту подойти, ни торкнуться к раздаточному автомату… Спрашивает, говорит, много говорит, но непонятно. Словом, лицо Дакара, тело Дакара и гарбич Дакара, а мозги и память – так вовсе не его. Чудеса!