Текст книги "Семья для Феликса (СИ)"

Автор книги: Михаил Роуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Шли годы, и я все больше и больше убеждался в своей правоте: слабый волшебник не смог бы остаться в живых после Авады, несмотря на жертву матери. Уже тогда было ясно, что отродье Джеймса – потенциально сильный маг. Первые выбросы стихийки начались у Поттера, как и у любого другого одаренного волшебника, очень рано. Уже через год у семейства не хватавших звезд с неба обывателей-опекунов, наступили черные времена.

Паршивец, характером весь в папашу, с возрастом постепенно начал осознавать свою власть над маглами. Ладно бы характер! Подозреваю, что мозги он получил от матери, поскольку сам Джеймс никогда особым умом не отличался. Опасное сочетание. Петунья, и прежде не отличавшаяся ни мозгами, ни силой характера, вскоре уже ничего не могла противопоставить наглости и выходкам племянника. Волшебники взрослеют быстро, муж Петуньи, магл, с ужасом убеждался в этой истине. Каждую встречу я вынужден был выслушивать поток жалоб на становившиеся все более опасными выходки малолетнего бандита.

Я, как мог, пытался надавить на директора. Продолжал попытки доказать необходимость изъять избалованного вседозволенностью малолетнего хулигана у не справлявшихся с ним опекунов.

Петунья сделала все, чтобы обезопасить свою семью: потакала ему во всем, выделила ему лучшую комнату в доме. Я своими глазами видел горы всевозможных игрушек, которые покупались ему по первому требованию. За любовь и заботу паршивец платил черной неблагодарностью, терроризируя семью, постоянно пугая и обижая единственного сына опекунов.

Я несколько раз проводил воспитательные беседы с Поттером, не имевшие, естественно, никакого успеха. Смешно вспомнить, чихать он на них хотел! Когда в очередной раз он спрятался от меня в чулане, я подошел к дверце и громко пообещал ему, что лично займусь его воспитанием, если он доведет опекунов до крайних мер.

Сегодня терпению Дурслей пришел конец: Поттер избил их ребенка шлангом для поливки газона. Наконечник разбил бедному малышу голову, пришлось везти в больницу зашивать рану. Петунья, без сомнения, сама виновата в том, что вырастила сыночка столь рыхлым и неуклюжим, не способным увернуться от нападения мерзкого братца. Я ее не оправдываю, но рана на голове – это уже чересчур!

Дамблдор вызвал меня неожиданно, я не успел никого предупредить, как оказался в доме опекунов в вихре истерики, обвинений, угроз. Муж Петуньи давно уже требовал увеличить сумму на содержание паршивца. А сегодня он заявил, что никаких денег ему и даром не надо, и вышвырнул мерзавца из дома. Я его прекрасно понимаю.

Прости, что оставил эту ходячую катастрофу на тебя. Времени предупредить не было. Я еле успел наложить на него чары, чтобы скрыть шрам и не волновать тебя, нужно было спешить. Пока дождался окончания министерского тестирования, думал, рехнусь от беспокойства. Ну, вот, собственно, и вся история.

Сейчас сдам паршивца Дамблдору. Директор, правда, неоднократно высказывал весьма настойчивые пожелания, чтобы я принял самое непосредственное участие в его судьбе, если ситуация все-таки выйдет из-под контроля. Я тоже не раз задумывался на эту тему: Грюм уже немолод, а мелкому избалованному паршивцу нужна твердая рука и в прямом, и переносном смысле.

Я повел себя, как трус, откладывая разговор с тобой. Надеялся, что у нас еще есть время. Но твоя реакция на него меня испугала: мерзавец унаследовал от папаши не только наглость, но и умение молниеносно втираться в доверие. Он провел с тобой менее двух часов, а ты уже попала под его влияние и смотришь на меня, как на врага. Я увидел в твоем взгляде те же отвращение и враждебность, которые стал замечать у Лили, после того, как она связала свою жизнь с отцом Гарри. Я склонен думать, что так проявляется одна из сторон их магического дарования. Джеймс обладал потрясающим умением нравиться людям. Они мгновенно попадали под его обаяние: и девушки, и все остальные – от обожавших его однокурсников до учителей.

Для меня эта его власть над людьми всегда оставалась загадкой. Я неоднократно наблюдал странные сцены. Так, например, обиженный малыш, у которого этот здоровенный балбес выхватил из посылки сладости, через несколько секунд уже вовсю улыбался, гордясь тем, что сам «его величество ловец всея Хогвартса» обратил на него внимание. Джеймс очаровательно хамил чуть ли не всем без исключения учителям, заставляя их плясать под его дудку, но умудрялся не поссориться ни с кем. Полезнейшее умение, точнее, дар! Выйти сухим из воды? Для Джеймса? Да нет ничего проще! Сукин сын, и сыночек в него!

Северус умолк, наконец-то выговорившись. Раскашлялся, перетрудив долгим рассказом горло. Вновь призвал гадкое зелье. Поморщился, решая: пить или обойдется. Но тут же вновь закашлялся и резким движением открыл флакон.

Я сидела не шелохнувшись. Муж редко позволял себе подобные монологи. Это всегда означало одно: он взбешен до крайности, но еще не принял окончательного решения. И, как ни странно, мой слабый неуверенный голос мог стать решающим. И иногда, крайне редко, так и происходило.

Но теперь мне требовалось подумать. Хорошенько подумать.

Северус завершил свой необходимый ритуал принятия зелья, продышался. Его побледневшие от гнева скулы окрасил слабый румянец. Опять ночью будет кашлять и потеть. Ему крайне вредно совмещать преподавательскую деятельность с вдыханием едких паров от бесконечной варки зелий. Горло не успевает восстанавливаться. Мадам Помфри уже не раз гоняла его на консультацию к лору-колдомедику. Тот был категоричен: «Или – или, иначе...». Дальше следовало перечисление страшных кар в будущем. Северус относился к ним равнодушно. В отличие от меня.

В последний год мы зачастили на консультации к колдомедикам. И он, и я тоже. И причиной был не только ларингит. В неутешительных прогнозах врачей и крылся источник моих горьких раздумий. Самого Северуса, похоже, эта проблема тоже не особо волновала. Он, насколько я могла понять, вообще не хотел детей. И их у меня, похоже, не будет никогда.

Вот такая насмешка злой судьбы: всю жизнь воспитывать чужих. И выяснить, что своих, скорее всего, не будет. Не могу сказать, что вердикт врачей столь сильно меня расстроил. Я не собиралась рыдать по этому поводу...

А, черт! Кому я вру? Себе?

Расстроил, и еще как! Я рыдала в подушку после каждой неудачной попытки выяснить, что же со мной не так. Но, видя спокойную реакцию мужа, я делала все возможное, чтобы он и не подозревал, как мне тяжело. Вот так. Собственно, так и появилась вторая спальня: слишком тяжело было притворяться. Я заявляла Северусу, что вымоталась, устала, злая, не стоит меня сейчас трогать. И шла к себе. Поплакать, запить горе успокаивающим зельем. Наутро протереть лицо другим, скрывая следы слез от мужа. Зачем портить жизнь нам обоим, если я не могу, а ему и не надо? Детей, в смысле.

Если бы мы жили у нас в стране, то взять приемыша не было бы такой уж проблемой. Но не здесь. В этом волшебном сообществе в принципе не могло быть брошенных детей. Сев был прав, когда описывал переполох, который поднялся, когда погибли Поттеры. Волшебная кровь! Гарри готовы были принять даже богатые аристократические семьи. Нас слишком мало, чтобы разбрасываться детьми. Жаль, что маглы в моей стране этого не понимают. А ведь их положение ненамного отличается от сложившегося здесь. Ребенок в мусорном баке? Умоляю вас! Здесь каждая беременность встречалась с одобрением, особенно после недавней войны. Семья Уизли так и вовсе была окружена небывалым почетом. Многие чистокровные ведьмы просто были не способны выносить больше одного, много реже – двух детей. Артуру бы еще жену хозяйственную, да весьма приличное министерское жалование прекратить на всяческие магловские безделушки спускать. Два сапога пара: ни она, ни он не считают нужным задумываться о будущем.

Так, прекрати кукситься и злобиться. Они счастливы, подходят друг другу, как мы с Севом. Но... у них есть дети, и ты, злобная тварь, им просто завидуешь. Не в деньгах счастье.

Северус снял школьное одеяние, расстегнул рубашку. Постоял немного, вглядываясь в дверной проем на втором этаже, ведущий в коридор, куда выходили двери спален. Потом махнул рукой и забрался с ногами на диван, положил голову мне на плечо. Я, как и всегда бывало во время долгих раздумий, занялась тем, что принялась неосознанно перебирать и слегка потягивать его волосы. Тоже давняя традиция, как и «вычесать проблему». Меня всегда умиляло, как угрюмый взрослый высокий мужик превращается в уютного маленького котенка. Словно волшебством уменьшается в размерах, стоит ему устроиться возле меня. Длинные волосы падают ему на лицо. Он этого терпеть не может. Фыркает, еще больше напоминая почему-то котенка, а не кота. Из-за острых, по-детски беззащитных коленок, что грозятся прорвать брюки? Из-за длинных, загнутых ресниц – единственного украшения его страшненькой носатой физиономии, если не считать библейской красоты глаз?

Ну вот о чем я думаю, в тысячный раз лаская взглядом ранние морщинки на любимом, единственном, неповторимом лице моего суженого? Я готова думать о чем угодно. О горьком зелье, о недавнем походе к врачу, о счастье Уизли, о ненаглядных морщинках. О, у меня много идей, о чем бы мне еще поразмышлять. Только бы не видеть испуганную мордашку «малолетнего бандита» и «паршивца» вновь осторожно появившуюся в просвете лестничных перил. И не осознавать по капелькам просачивающегося в мои вены яда, что муж, как всегда, прав – сын Джеймса Поттера, без сомнения, унаследовал дар своего отца. И украл мое сердце. «Что за розовые сопли!» – «Скройся, зелень подколодная, не порти момент!»

Воришка, не подозревая, что натворило его появление в нашем доме, подслушивал монолог Северуса, подозреваю, с самого начала. И сделал соответствующие выводы. На его худеньком личике все отчетливее читались страх и обреченность. Тоска и одиночество. Что угодно. Только не наглость и агрессивность. Ах, ну да, конечно – это же и есть проявления пресловутого «дара».

Настолько взрослым и недетским было выражение того, что заменяло Феликсу-Гарри наивную шестилетнюю детскую мордашку, что я чувствовала, что отказаться от этого ребенка у меня просто не хватит сил. Что бы там ни говорил Северус, в чем бы он не обвинял это «исчадье ада», я чувствовала, что мой час настал. Своих детей у нас не будет, а отдать этого в руки никогда не имевшего дела с детьми Аластора, мне просто не позволяла совесть. И магия. Ну, как же без этого! Ведь это же магический дар, доставшийся Гарри от отца, заставлял меня сейчас вспоминать решительное выражение на перепуганном личике, когда кроха отважно бросился защищать меня с лампой наперевес.

А еще это могло быть тщательно спланированной акцией по заманиванию меня, простодушной дурочки, в сети зла: ужас при виде проявлений магии, чай, таблетки, стирка, странные катрены-заклинания, после которых у меня исчезла шишка и перестали болеть горло и голова. Да-да, я таки сообразила, что моя «склонность к магическому вампиризму» была абсолютно не при чем. Ее у меня отродясь не было. Я сопоставила свое самочувствие со странными словами и последовавшим затем упадком сил Феликса (язык упорно не поворачивается называть его Гарри) и смогла сделать верные, надеюсь, выводы: ребенок явно обладал редчайшим даром целительства.

Я припомнила, что могла, из своих думстрангских конспектов и охнула про себя. Ну, конечно! У малыша потому и не получилось высушить джинсы в ванной, что он уже потратил огромное количество энергии на мое лечение и просто не успел восстановить силы после этого. И вот это сокровище мне предстояло отдать тому, кто, без сомнения, был очень хорош в деле перевоспитания избалованных сукиных детей-переростков, но вряд ли имел представление о том, чтО действительно необходимо даже самому плохо воспитанному, капризному и хулиганистому малышу.

Малышу, каким бы он ни был, в первую очередь нужна материнская любовь. Настоящая, разумная, жертвенная. Способна ли я на нее? С Феликсом определенно будет очень много хлопот, но он не был ни капризным, ни избалованным, да и хулиганистым тоже. Ну не верилось мне в это, хоть ты тресни! Я, пообщавшись с ним около двух часов, голову могла дать на отсечение, что буквально все, что говорил мой муж, было жестокой и несправедливой неправдой. Не знаю, что именно происходило в семье опекунов, и знать не хочу, но Сев, явно имевший зуб на старшего Поттера, невольно перенес свое отношение и на его сына. Несправедливо. А где же «Его Величество Шанс»? Почему малыш, который своего отца и в глаза никогда не видел, должен отвечать за его грехи?

Какой тяжелый день! Словно квинтэссенция всего, что я передумала и пережила за последние годы. Спонтанное решение? Соблазнилась хорошеньким личиком? Растопили бабье сердечко фальшивые детские слезинки? Не попугайчика в клетке покупаю, не морскую свинку, не щенка?

Да. Конечно.

«Головная боль на ближайшие пять лет», – так сказал Северус.

Да. И не только головная, не только моя, естественно. Муж. Что делать с предубеждением мужа против Гарри?

Бывают в жизни такие дни, когда нельзя сказать: «Стоп, подождите, дайте мне подумать!» Бывают в жизни такие дни, когда ни в коем случае нельзя задерживаться в полете дольше, чем на пару мгновений, и то, только для того, чтобы набрать в грудь воздуха, пристально глядя в глаза, и ответить четко, прямо-таки по-военному: «Да, дядя, я согласна учиться в Думстранге!» Или вот еще: «Да, Северус, я выйду за тебя замуж». И пусть потом мне пророчат беды недоброжелатели, и шумит ошарашенный Хогвартс. Мне нет дела. Я – колдунья, я замужем, я люблю мужа, и я знаю, что он любит меня.

Но теперь вновь пришел мой час. И мне не остается ничего другого, как пристально глядя в испуганные зеленоватые детские глаза, приказать, зная, что мне немедленно повинуются: «Подойди ко мне, Феликс!» и, после двух секунд торопливого топота по ступенькам, переводя взгляд в глубину ошеломленных черных: «Северус, позволь представить тебе нового члена нашей семьи – нового опекуна Гарри Поттера – Галину Снейп!»

Глава 5

Мне срочно нужно было на работу. Муженьку, впавшему в ступор после моего заявления, требовалось время прийти в себя. От его злобного взгляда причина наших разногласий моментально оказалась в противоположном краю комнаты, вооружившись каминной кочергой. Оставлять Феликса один на один со взбешенным Северусом – убийство. И еще неизвестно, кто кого. Стихийная магия моего новоиспеченного подопечного – вещь весьма... Ну, вы уже в курсе.

Я отобрала кочергу, объявила, что беру воспитанника с собой, провела инструктаж по выживанию в Хогвартсе. Он был краток: держаться возле меня, если спросят, именоваться Феликсом, а еще лучше – молчать. Через пару минут одетый в свои высохшие вещи пацан уже стоял на крыльце, крепко стискивая мою руку. Слава Мерлину, что Дамблдор, после долгих дебатов и препирательств, согласился на беспрецедентный шаг – все педагоги получили допуск аппарации в Хогвартс. С собой можно было взять одного гостя, чем я и воспользовалась. Зря.

Едва мы оказались на специальной площадке перед потайным входом в школу, как железная хватка тезки Железного ослабела. Я едва успела перехватить подмышки явно вознамерившегося сползти в обморок мальчугана. Упс... Ой, мамочки... Твою дивизию!

Коня на скаку остановит... Мне бы сейчас того коня, и можно без седла и узды... Через весь замок галопом. Феликс перестал казаться пушинкой уже минут через пять бешеного бега по коридорам, лестницам и проходам.

Я перебрала весь арсенал убойных ругательств, пока не оказалась взмыленная перед дверьми в больничное крыло. Руки у меня затряслись, и я едва не выронила так и не пришедшего в себя Феликса, увидев вспыхнувшую на двери надпись: «Буду завтра утром. Обращаться к директору. Пароль „малиновый сироп“».

Я от души пнула дверь и выругалась. Громко. Помогло! В пустынном до сего момента коридоре материализовалась парочка эльфов. Вытаращились на мою бледнючую, еле дышащую ношу, переглянулись, через секунду возле них появилась еще парочка. Объединенными силами они подхватили меня под белы рученьки, и вот мы уже...

Естественно, где же еще.

Конечно, в теплице у профессора Спраут.

Бардак!

Слава богу, Помона оказалась на месте, не стала охать-ахать и задавать вопросов. Скинула перемазанные землёй перчатки, сдвинула на затылок шляпу и замахала палочкой, шепча заклинания. Я замерла, готовая услышать приговор, но вскоре расслабилась: вместо объявления о скорых похоронах раздалось:

– Да у него просто обморок! Пусть немного полежит, – Помона подхватила едва не выпавшего из моих трясущихся рук казавшегося игрушкой-кукленышем Феликса.

– Я и сама вижу, что обморок! – рявкнула я, понемногу обретая способность не только материться. – От чего?

Помона уложила мальчишку на скамейку, приподняла его ноги и кивнула мне:

– Сядь здесь, держи так.

Я послушно села, сняла с Феликса нечто непотребное, заменявшее ему обувь, и автоматически принялась греть своими горячими руками его озябшие бледные ножки.

– Успокойтесь, миссис Снейп, сами смотрите, – повелительница мандрагор взмахнула палочкой.

Взглянув на возникшее возле личика ребенка свечение, я действительно немного успокоилась. Каждый педагог Хогвартса владел сигнально-диагностическими чарами. Высший уровень опасности запрещал прикасаться к пострадавшему и автоматически посылал сигнал мадам Помфри. Средний показывал, что вполне есть время доставить не колдомедика к больному, а наоборот, для чего частенько использовались силы нескольких дежурных эльфов. Одному эльфу было не под силу пробить антиаппарационный барьер, имея на руках живой груз. Сейчас сияние было зеленым: «срочно требуется консультация у специалиста», как деликатно именовались различные временные неприятности, большей частью связанные с тепловым ударом или мандражом перед экзаменами. Хотя бывали и исключения.

Исключение вскоре открыло растерянные глазенки. Я едва успела поймать его за пятку, чтобы новоявленный Ахиллес не дал деру по далеко не всегда доброжелательно настроенным к чужакам джунглям Помоны. Феликс пнул меня свободной ногой и попытался вывернуться, дико оглядываясь по сторонам и явно не соображая, что происходит.

– Лежать! – приказала я в один голос с Помоной, спешившей к скамейке со стаканом в руках.

Помогло. Мальчишка затих и уставился на меня. В его глазах наконец-то проснулось узнавание, и на мордашке появилось виновато-испуганное выражение.

– Дайте ему укрепляющее, Северус варил, – профессор Спраут протянула стакан мне, отмахиваясь от любопытного цветка какой-то лианы, заинтересовавшейся приятным запахом зелья.

Феликс безумными глазами посмотрел на разобидевшийся цветок, плюнувший в сторону Помоны облачком пыльцы, потихоньку сел и ближе подвинулся ко мне – одинокий странник в полном неведомых опасностей мире. Я протянула ему напиток:

– Пей. Сейчас почувствуешь себя лучше, мне хорошо помогает. Сев – мастер. Да пей же ты быстрее, а то отберут! Профессор Спраут, а она опять лезет, – наябедничала я на жадную лиану, которая вновь подкрадывалась к заветному стакану.

Вид угрожающе поднятой волшебной палочки Помоны заставил-таки вредное растение на время отступиться от своих планов.

Феликс без возражений выпил предложенное и отдал мне стакан. Я уже было хотела представить участников инцидента друг другу, но не тут-то было. Ребенок сел по-турецки, закрыл глаза и принялся раскачиваться. Знакомая картина. Сейчас начнет читать свои заклинания. Точно. Он забормотал что-то еле слышно себе под нос, а я потихоньку поднялась, выхватила стакан у лианы, стянувшей его таки из рук растерявшейся Помоны, огромными глазами смотревшей на ребенка.

– О, это надолго. Я точно еще не знаю, но, по-моему, это он сам себя так лечит.

Мы отошли на несколько шагов. Я не отрывала глаз от малыша, кратко сообщая положение дел. В самых общих чертах, не раскрывая сенсационной тайны. Да, решились, оформляем опеку, шесть лет, зовут Феликс.

– Сегодня прибыл, – добавила я, увидев, как мадам в недоумении рассматривает истертые до дыр кроссовки моего подопечного.

Карие глаза Помоны наполнились слезами. Никогда не замечала за ней особой сентиментальности, но тут она вдруг схватила меня за руку и затрясла так, что растения в ужасе шарахнулись в стороны:

– Милочка, миссис Снейп, душечка моя, это такое доброе дело! Вот увидите, Мерлином клянусь, за приёмышем у вас с Северусом и собственный не замедлит последовать. Так часто бывает.

Я машинально кивнула, стало грустно: ее слова бы да богу в уши.

Тем временем, к уже знакомым мне странностям добавились следующие. К продолжавшему свои шаманские песнопения мальчишке потянулись растения и принялись раскачиваться вместе с ним и шуршать листьями в такт. Мы с Помоной замерли. На наших глазах свершалось чудо-чудное, диво-дивное: листья, цветы и плоды растений становились ярче, а сам Феликс выглядел все лучше. Постепенно исчезала бледность, наливались здоровеньким розовым цветом щечки, исчезали тени под глазами.

Сеанс связи с астралом закончился после того, как на колени к ребенку посыпались дары благодарных жителей теплиц. Я напряглась. Многие плоды были мне незнакомы. Как бы не вздумал тянуть неизвестно что в рот!

– Симбионт! – ахнула Помона. – Я знала, что они существуют, но собственными глазами...

Феликс тупо пялился на гору ароматных плодов на своих коленях, но не пытался потрогать дары волшебной флоры. Я поняла, что парня нужно срочно спасать. Еще парочка таких происшествий, и ошеломленное выражение его физиономии мне будет сниться по ночам. А вообще, меня все это начинало настораживать: и целитель, и симбионт, ну прямо кладезь талантов. Куда проще было бы, если бы пацанчик был стандартного набора – руки-ноги-голова, вместо мозга трын-трава. С гениями много мороки, унести от них бы ноги.

Для начала, они сами не знают, чего, собственно, хотят и что делать со своими способностями. Оттого и извечная проблема: что позволено Юпитеру... Позволять ли гению? Или не позволять? Не превратится ли тот в быка? Хорошенько прожаренного, после очередной своей неудачной пробы сил. Помню, был у нас один «файерщик» – «повелитель огня». Ох, и намучались мы с ним! Надеюсь, у Феликса не окажется еще и смертоносных задатков. Целительство мы как-нибудь переживем, притерпимся.

Я познакомила Феликса с Помоной. Он шепотом выговорил «здрасьте», потупив взор в пол, точнее, во фрукты. Сияющая мадам выразила положенные такому неординарному событию восторги и пригласила Феликса и меня заходить чаще к ней в гости. Потом она превратила несколько сухих листьев в корзинку и помогла собрать в нее подношения, выбросив парочку странного вида не пойми чего, похоже, несъедобных. Еще пара листьев и веточек послужили объектом для трансфигурации. Через минуту восхищенный Феликс уже надевал новенькие носки и кроссовки.

– Я не очень сильна в подобных вещах, но на пару дней хватит, – улыбнулась Помона. – Может, вам с Северусом деньги нужны? Малышу столько всего купить нужно. Мне недавно хорошо заплатили за партию арбузов, которые при разрезании сами избавляются от семечек. И не нужно ни стесняться, ни возвращать. Ради такого дела я что угодно! Только скажите!

– Спасибо, милая Помона, если будет нужно, я обязательно обращусь. А удалось уговорить семечки выпрыгивать в посуду на столе, а не в лицо едоку? – заинтересовалась я, вспомнив бурные обсуждения в учительской.

– О, да, Флитвик помог! – хихикнула Помона. – Чары левитации и тут пригодились. Пойдемте, провожу, а заодно и студентов встречу.

По дороге – точнее, тропинке – к выходу из теплицы один из кустов вознамерился пообедать Феликсовой лодыжкой. Не получилось. Феликс, не растерявшись, отпрыгнул ко мне. Нападавший отодрал острыми, как бритвы, шипами только кусок джинсов. Вжик! – заклинание Помоны мгновенно отсекло агрессивному растению явно лишнюю конечность. Укротительница теплиц отобрала у него добычу, швырнула кровожадную ветку в бочку с удобрением и ловко приладила лоскут на место.

До выхода мы добрались без дальнейших приключений. Феликс шел впереди и старался не отходить далеко от меня, угрожающе размахивая корзинкой. Я страстно желала сделать две вещи: выбраться на свежий воздух и выяснить у Помоны, почему на пацана напала та зубастая дрянь, если он, видите ли, симбионт. Да и не помнилось мне, чтобы студенты, частенько работавшие в теплицах, щеголяли оторванными ногами и руками. У меня не было никаких сомнений: куст пытался сожрать именно Феликса. Почему? Жаль, узнать это пока не удалось – у входа уже толпились студенты, пришедшие на урок.

Школьный народец дружно замолчал, разглядывая невиданное в стенах Хога явление – маленького мальчика. Да еще с корзинкой, наполненной необычными фруктами. Редко кому удавалось заслужить благодарность профессора Спраут даже в виде яблока, а тут такая экзотика. Раздались изумленные шепотки, вопросы, но я не собиралась отвечать. Со временем все обо всём узнают. Феликс резко остановился, достал из корзинки самый большой и яркий... непонятно что, будем надеяться, апельсин. Протянул мне. Я машинально взяла и понюхала. Какой аромат!

Нейтрализовав таким образом меня, маленький стратег отдал должное тактике. Он молча, неловко и испуганно улыбаясь, протянул корзинку полненькой миленькой девушке. Старосте. Как он угадал? По значку? Вот это я понимаю, наблюдательность!

Фруктовый залп сразил наповал всех присутствовавших представительниц факультета Помоны. Радуга фруктов отразилась в цветах улыбок. Послышались восторженные охи и ахи. Представители сильного пола снисходительно молчали.

Феликс, видимо, сочтя свою миссию выполненной, оглянулся на меня. В его глазах я увидела страх и растерянность. Вместо, казалось бы, вполне уместного в данном случае удовольствия от оказанного внимания и столь свойственного хорошеньким малышам кокетства. Пришлось вмешаться:

– Девушки, юноши, знакомьтесь. Прошу любить и жаловать – Феликс, мой... скоро сама пойму, кто. Будем надеяться, что не персональное наказание.

Я взяла мальчишку за руку, и мы отправились в замок, провожаемые жужжанием встревоженного такими неординарными событиями роя студентов. До главного входа путь неблизок, по дороге, не выложенной желтым кирпичом, мимо вполне себе прозаических грядок с овощами. Помона частенько привлекала для ухода за ними старшекурсников всех четырех факультетов. «Хоть будут знать, что картошка не растет на деревьях», – заявляла она, даже не пытаясь замаскировать огородные работы под уроки травологии. Впрочем, в отличие от магловского мира, в волшебном вовсе не требовалось гнуть спину с тяпкой долгие часы. Существовали иные, куда более эффективные, не требующие тяжелого труда технологии.

– Вы не сердитесь?

– Что? – от неожиданности я едва не выронила апельсин. Им я занюхивала свои размышления, надеясь дома поделиться с Феликсом и Северусом. Апельсином, если муженек не попытается съесть меня и Феликса вместо. Ну, и частью размышлений тоже.

Рука Феликса дрогнула в моей. В его глазах все еще испуг, а на физиономии выражение виноватого напряженного ожидания.

– Прекрати. Я хочу доставить апельсин домой в целости и сохранности. Чуть не уронила.

– Вы сердитесь. Я отдал ваши фрукты, не спросил разрешения. Та девушка сказала, что не успела на обед. Так смотрела! И остальные. Наверное, тоже были голодные. А я недавно ел. Я не должен был так поступать. Дяде не нравилось, когда я что-то отдавал. Но давно... был один... тоже ненужный и голодный... он так смотрел на меня...

Перешел на шепот. Замолчал, броня век уткнула его взгляд в землю.

Я ждала, чувствуя, что это еще не все. Что-то гнетет парня. Невысказанное.

Феликс резко поднял голову, зажмурился, будто собираясь прыгнуть в холодную воду.

– Вы должны знать, я – трус! – выпалил он и, кажется, собрался заплакать. Его лицо исказилось, словно от боли.

Вновь это недетское выражение лица. И странные слова и интонация. Ну не так признаются дети в том, что они струсили. Вы слышали такое? Я – нет. Они могут жаловаться: страшно, темно, кушать, пить, домой хочу. Могут и сознаться, особенно, если припрешь паршивца к стенке: «я взял». Но вот так по-взрослому подводить итоги своей крошечной жизни? Не в шесть же лет, в самом-то деле. С чего вдруг он вообще заговорил на эту тему? Вороватой лианы испугался? Кусачего куста?

Странно. Так странно. Ужасно. Знакомо. И тут я вспомнила: «Ну, мертвая! – крикнул малюточка басом, рванул под узцы и быстрей зашагал». Мужик, кормилец. Он не смог бы признаться, что струсил при виде стаи волков в зимнем лесу? Просто погиб бы, отбиваясь до последнего. Без шансов поделиться хоть с кем-нибудь своими страхами. Единственный топор у бати.

Я невольно пристально вгляделась в круглую мордашку Феликса, словно опасаясь увидеть знакомые веснушки и нос картошкой. Или надеясь. Что же такое было у тебя в прошлом, хлопчик? Семеро по лавкам? А ведь было. Для кого ты был той самой маленькой дрянью, что я почувствовала в тебе? Для твоих родственников, что задаривали тебя игрушками? Для кого ты не стал любимым и желанным? Для опекунов, что предпочитали откупаться от тебя, чтобы уберечь сына от вспышек твоей стихийной магии? А потом поспешили избавиться от обузы, несмотря на хорошие, по словам мужа, деньги. Почему тебя так ненавидит Сев? Вопросы. Ищи ответы, мать, осторожно ищи.

Феликс не спешил открывать глаза. К счастью, плакать, кажется, тоже. Покачнулся. Я схватила его за руку, прижала к себе напрягшееся тельце:

– Не хочешь – не говори. Пойдем. Я безнадежно опоздала, но, может, хоть что-то успею сделать. Если не перепутаю наволочки для эльфов с наволочками для подушек, как не раз бывало в начале моей карьеры. Сегодня вполне подходящий день. Начать карьеру завхоза заново в качестве твоего опекуна и перепутать все, что только можно.

Феликс не попытался меня обнять, но явно успокоенный моим тоном, немного расслабился. Два зеленоватых прожектора уткнулись мне в лицо:

– Те парни? Взрослые?

– Нет, они еще не взрослые. Ученики.

– Они бы отняли у меня корзинку? Без вас?

– Нет. Есть среди них и хулиганистые особи, но за ними не водится привычки отнимать сладости у первокурсников. Подшутить могут, испугать, но это больше к Гриффиндору или Слизерину. Питомцы Помоны вполне безобидны. Тебе ничего не грозит.

Угу. Ну, хоть понятно стало, почему он считает себя трусом. Я бы тоже испугалась толпы здоровенных незнакомых парней. И девушек, за компанию. Девицы, они, знаете ли, разные бывают. На меня посмотрите. Меня дядя иначе чем «кавалерист-девица» редко называл. Да уж. Кому зимний лес и волки. Кому джунгли теплиц и толпа незнакомцев. Перепуганный маленький маг – грозное оружие. И без топора обойдется, в случае чего.