Текст книги "Мой нежный убийца"

Автор книги: Михаил Рогожин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Так они провели вечер. Лимон пришел ночью.

Усталый и крепко выпивший.

После стычки с Феодосием у него разболелось плечо и онемела рука. Выйдя из гостиницы, он с трудом добрался до первой попавшейся таверны и заказал «Узо», потом подряд еще несколько порций, уже без воды. Закусывал какой-то жареной рыбешкой и упрямо обдумывал свои последующие ходы. В его положении бросать вызов целому клану было довольно рискованно. Тут наиболее приемлемыми становились два варианта. Либо убить Ходжу и его ближайших помощников, либо очень крупно подставить его в нелегальном бизнесе.

Первый вариант устраивал Лимона больше. Но был почти невыполним. Второй же требовал много времени и надежных партнеров. На таких, как Янис, Лука и Феодосии, рассчитывать не приходилось. Они годились только для уличных драк. В некоторой степени Лимон рассчитывал на Федороса.

Если не на помощь, то хотя бы на получение информации.

Поэтому сообщение Инги о звонке Димитриса его обрадовало. Он налил в фужер водку, сел у камина и позволил Инге положить голову ему на колени.

– Мы очень переживали за тебя.

– Кто – мы? – не понял он.

– Я и Ольга. Она уже спит.

– Нашли общий язык? – удивился Лимон.

– Она оказалась замечательной девчонкой.

Влюблена в тебя по уши. Ждет ласки, нежности, красивых слов, ухаживаний – короче, всего, чего ты не способен дать.

Лимон отстранил ее и устало спросил:

– На что ж я способен?

– Любить меня. Это нетяжело и необременительно. – Она снова прильнула к нему.

– Намажь мне чем-нибудь рану, ужасно болит, – попросил Лимон, давая понять, что не собирается обсуждать свои чувства к Ольге.

Она помогла ему раздеться, принесла мази собственного приготовления и стала втирать в затянувшуюся розовыми рубцами рану. Лимон тихо постанывал. Она успокаивала его, целовала в губы и через некоторое время полностью сняла боль. Из благодарности или от усталости Лимон не стал сопротивляться, когда она потащила его в свою спальню. Позволил себя полностью раздеть и покорно улегся на спину. Инга с безумной страстью запрыгнула на постель. Всего нескольких движений хватило, чтобы возбудить его, и она снова почувствовала прежнего, сильного любовника. Ему не пришлось ничего делать самому. Она села на него и забилась в конвульсиях. Ее вопли разносились по всему дому, в то время как Лимон глубоко постанывал.

Только теперь он почувствовал разницу между Ингой и Ольгой. С княгиней он играл первую скрипку, а с Ингой предоставлял это право ей. И трудно было решить, что лучше. Конечно, хорошо быть активным любовником, выкладываться, чтобы доставить наслаждение любимой девушке. Но это возможно только при полном безделии и витаний в мечтах. А когда нервы напряжены и каждый новый день приносит смертельную усталость, поневоле предпочтешь умную, все знающую наперед Ингу.

Ложась с ней в постель, ему не нужно было заботиться о своей потенции, все в ее руках образовывалось наилучшим образом. А с княгиней, особенно после первой неудачной попытки, приходилось каждый раз доказывать свою мужскую состоятельность. А ради чего?

Инга, забыв обо всем на свете, заломила руки за голову и дергала животом, словно исполняла восточный танец. Она впала в транс и полностью отдалась во власть своих ощущений. Лимон забыл про усталость и, опираясь здоровым локтем в матрац, поднимал ее на себе в мучительной жажде финала.

Они оба не заметили, как рядом оказалась Ольга. Она сидела на коленях и с восхищением наблюдала за происходящим.

Когда Инга бессильно соскользнула с Лимона, княгиня потянулась к нему руками, и он вздрогнул от неожиданности.

– Я тоже хочу, – прошептала она.

– Уйди, – пробормотал он.

Но Ольга не желала его слушать. Ее губы нахально хозяйничали, стремясь возбудить его обессиленное тело. С Лимоном подобное происходило впервые. Может быть, в другой раз он и заинтересовался бы неординарностью ситуации, но сейчас, кроме стыда и апатии, ничего не ощущал. Приподнявшись, он с силой оторвал от себя Ольгу.

– Оставь меня, не надо. Так у нас ничего не получится.

Ольга всхлипнула, и из ее глаз потекли слезы.

В их отношения вмешалась Инга, она обняла княгиню и принялась, целуя и лаская ее, утешать. Такое Лимон видел только в порнофильмах. Он встал и поспешно вышел, оставив девушек в замысловато-раскованных позах.

* * *

Рано утром раздался телефонный звонок. Лимон взял трубку и сонно спросил:

– Вам Ингу?

– Нет. Мне нужен Лимон. Его беспокоит Димитрис Федорос.

– Я слушаю.

– Думаю, нам следует незамедлительно повидаться.

– Когда?

– Часов в двенадцать предлагаю пообедать вдвоем. На Каланаки есть один пристойный ресторан.

Там нас примут. Попросите Ингу подвезти вас на площадь. Ждите меня в сквере у памятника.

– Ладно, – коротко ответил Лимон.

Он не сомневался, что Федорос проявит к нему интерес, поэтому, посмотрев на часы, решил еще немного поспать.

Завтрак Инга принесла Лимону в постель. Вид у нее был помятый и несколько смущенный. Лимон ел бутерброд с маслом, сыром и джемом. Запивал крепким кофе. Рука и плечо болели меньше.

– А где Ольга? – спросил он.

– Спит в своей спальне.

– Значит, вы теперь подружки?

– Да.

– Решили мне гарем устроить, как арабскому шейху?

– Для приличного гарема слишком мало девушек, – отшутилась Инга.

Лимон отодвинул поднос.

– Учитывая, что у меня полно дел, вы сделали правильный выбор. Надеюсь, ко мне претензий не будет?

– Какие претензии, ведь я тебя люблю, а княгиня думает, что тоже.

Лимон ничего не ответил и отправился в душ.

Ровно в двенадцать Инга подвезла его к скверу на Каланаки. У памятника прохаживался довольно высокий мужчина, с атлетической фигурой и животом в форме арбуза. Но при таком животе он не выглядел толстым. Наоборот, скорее был спортивен.

Походка была энергичной и несколько подпрыгивающей. Лысый череп в шрамах окаймляли совершенно черные волосы. Лицо было типичным для грека. Небольшие глаза оливкового цвета, выразительный нос и непременные усики. Одет он был в синюю рубашку с короткими рукавами и серые брюки. Дорогие, мягкие черные туфли небрежно подчеркивали его высокий социальный уровень.

Он как-то сразу выделил Лимона среди толпы и улыбнулся ему, как старому знакомому.

– Рад видеть!

– Спасибо, – ответил Лимон, пребывая в некотором напряжении.

– Ресторан тут неподалеку. Вон по той улице, немного вниз. Так что пройдемся, – предложил Федорос и энергично направился в указанном направлении.

На ходу он разговаривать не любил, поэтому несколько раз предупредил:

– Сейчас сядем и все обсудим.

Лимон краем глаза заметил, что на некотором удалении по противоположной стороне улицы шли два парня, явно телохранители. Федорос не обращал на них внимания, желая казаться неуязвимым.

Ресторан только открылся, и посетителей в нем еще не было. У входа их встретил улыбающийся метрдотель и проводил к столику в глубине зала.

– Давай нам все, – махнул ему Федорос. – И пару бутылок сухонького. Лучше французского.

Судя по тому, что грек утвердительно кивнул, он понимал по-русски. Федорос заметил удивление Лимона и не замедлил объяснить:

– Это наш парень! Мыкался без дела. Но как только выучил язык, я его сюда пристроил. Ох, ты даже не представляешь, скольким требуется моя помощь. Приезжают сюда без денег, без языка, без профессии. Абсолютно непонятно, на что люди рассчитывают. Тут своих безработных полно. Нет, прут вовсю. А как нахлебаются капитализма, бегут ко мне, умоляют: «Помоги, Димитрис, будешь нам как отец родной». Можно подумать, я их всех лично в Грецию приглашал. Но поворчу, поворчу, а пристраивать пристраиваю. Сердце доброе. Они, естественно, процент мне отстегивают, так ведь и я им места не за спасибо достаю. Здесь чиновники тоже любят взятки. Сам как, надолго или на время?

– Как дела пойдут, – уклончиво ответил Лимон.

Федорос больше вопросов не задавал, потому что официант принес закуски. В центре стола, на большом плоском стеклянном блюде, воцарился фиолетово-розовый осьминог, поджаренный на скаре. Вокруг него горками лежали золотисто-апельсинового цвета огромные королевские креветки.

Каждому на тарелку положили по несколько жареных сардин. Кроме рыбы, на столе появились многочисленные салаты и белые хлебные лепешки – греческая пицца.

Федорос взял из рук официанта бутылку вина и сам разлил по фужерам.

– Ну, со знакомством. Порадовал ты меня своими фокусами. Чуть на большую неприятность не налетели.

Они выпили. Лимон принялся за еду и никак не отреагировал на его слова. Федорос продолжил:

– Насилу уговорил Ходжу отпустить моих ребят. Как же это они сдуру на тебя нарвались? Ты ешь, ешь. Мне ведь про тебя уже кое-что рассказали. С Москвой связался. Там, прямо скажу, осуждают твои методы. Пожилого авторитета грохнул, а молодого сосунка, который вез тебя в аэропорт, отпустил с Богом. От него много лишней информации пошло.

– Значит, знаешь, кто я такой? – не желая обсуждать содеянное, спросил Лимон.

– Я – человек пожилой, мне уже давно пора все знать. В этом – моя сила. Все строится на знании. Когда в Москве я начинал заниматься антиквариатом, народ понятия не имел, что это такое.

Карельскую березу от «птичьего глаза» отличить никто не мог. К булям «маркетри» мясорубки прикручивали. Что ты хочешь, пролетарское государство. Любимая мебель – тумбочки!

Федорос подлил еще вина. Выпили без тоста, глядя в глаза друг другу. Лимона несколько встревожило сообщение из Москвы. Если афинскому мафиози ничего не стоило получить информацию о нем, то уж в уголовном розыске знают все на зубок Вовремя Солон сделал ему немецкий паспорт.

Плохо, что в Афинах его уже знают в лицо, придется сузить круг новых знакомцев. Федорос производил впечатление человека проницательного. Его болтовня – не просто желание покрасоваться. Он исподволь объяснял преимущества работы на него и намекал на шаткость положения Лимона. Поэтому целесообразно было, не вступая в беседу, высиживать молча, пока он не иссякнет.

– Знаешь, как я начинал? – продолжал Федорос, чувствуя затаенность гостя. – Выписывал газеты, в основном научного профиля, и просматривал официальные сообщения, в которых советское правительство с прискорбием сообщало о смерти какого-нибудь знаменитого ученого, академика или писателя. Тут же выяснял, кто возглавляет комиссию по наследию, и являлся одним из первых.

Еще кресла не успели остыть от почтенного зада умершего, а я уже составлял каталог наиболее ценных предметов мебели. Делалось это вроде бы как для истории, но, как правило, либо сама вдова, либо детки, узнав, что из оставленного покойным старья можно кое-что продать, тут же умоляли помочь им в этом вопросе. Так что, можно сказать, я был самым главным поставщиком мебели в антикварную комиссионку на Фрунзенской набережной. Плюс на меня уже тогда работали лучшие реставраторы. Покупал за копейки, а продавал по настоящей цене. И никто лучше меня не знал, что почем. Такие, брат, дела. Знание, оно всегда – сила. В Афинах у меня тоже есть мебельный магазинчик, но греки больше любят покупать под старину, чем настоящие произведения искусства. Кстати, твоя дама вроде бы собирается обставлять виллу, так очень советую обратиться ко мне. Она, я слышал, разбирается в антиквариате…

Лимон машинально кивнул. Мысли его были далеки от мебели. Федорос поймал его отсутствующий взгляд и резко сменил тему.

– Расскажи-ка мне, голубь, ради каких таких целей ты решил поссорить меня с Ходжой и подставить моих ребят?

– И в мыслях не имел. Просто мой случайный напарник смылся, забыв прихватить шубы. Не пропадать же добру. Вот я и решил их задвинуть.

Федорос громко рассмеялся.

– Ах, молодец! Ах, умница! Решил и фитъ.., задвинул! – Потом резко оборвал смех и сухо сказал:

– С твоими-то деньгами дешевыми шубами промышлять? Никогда не поверю.

– Ну и зря. Наличность у меня закончилась. А у баб денег не беру принципиально.

Похоже, этот аргумент несколько успокоил Федороса. Но не убедил.

– Допустим, – сказал он и по-кошачьи зажмурился. – Ходжа получил о тебе исчерпывающую информацию от Ики Сотириади. Убрать тебя он может в любой момент. Его боевики шастают по всем Афинам. Если ты меня попросишь, я смогу взять тебя под свою охрану. Но для чего? Ты грабишь моих людей, цели твои мне неизвестны, к тому же норовишь влезть между двух огней.

Лимон отхлебнул вино, закурил и, не глядя на Федороса, спросил:

– Что предлагаешь?

– Так, так, так, – Федорос потер руки, – уже становится интересно. Мы с тобой устраиваем публичное выяснение отношений, чтобы люди Ходжи увидели собственными глазами. Мои ребята должны тебе отомстить. Я попрошу Ходжу оставить тебя для них. Он с удовольствием согласится. Зачем брать на себя еще одно мокрое дело? А дальше начинаем тонкую игру. С моей подачи ты постараешься выбить Ходжу из Глифады. Там у него концы непрочные. Я вступаю с ним в союз. И вдвоем начинаем травить тебя. Все сведения будешь получать через доверенного человека. Главное, чтобы Ходжа не заподозрил связь между нами. На свою сторону я перетащу китайцев. Они помогут в Глифаде. Тебя поддержат сербы. У них отличные ребята, прошли войну…

– Ты не с того начал, Димитрис, – прервал его Лимон. – Мне-то это все зачем?

– Как зачем? – вскрикнул Федорос и возмущенно посмотрел по сторонам, словно призывал свидетелей оценить неразумность вопроса. – Как зачем? В противном случае я тебя сдам Ходже! В принципе, это я ему обещал, когда вызволял своих ребят.

Лимон пропустил угрозу мимо ушей. При этом не дернулся ни один нерв на лице. Затушил сигарету, уверенно взглянул в глаза Федороса и предложил:

– Поступим так. Я отвоевываю для тебя эту самую.., ну, как ее – Глафиру!

– Глифаду, – поправил Федорос.

– Хорошо, пусть будет Глифада. А ты впускаешь меня в ваш бизнес с Ходжой.

Федорос присвистнул. Вытянул губы и чмокнул ими.

– Не надо, – успокоил его Лимон. – Не будем гнать тюльку.

– Ты что-то недопонял. У каждого свой бизнес.

– Эх, Димитрис, не хочешь начистоту. Тут тебе не антиквариат впаривать. Мир с Ходжой завязан на общем бизнесе. Поэтому и ребят твоих он отпустил. Поэтому и Глифаду нужно прибирать моими руками. Рассчитано верно. Такой расклад меня устраивает. Но я должен войти в ваш бизнес!

– Как? – не выдержал Федорос.

– А это уж – твое дело. Подумай. Одно могу гарантировать – Ходжу из него выбью. Дело перейдет к нам. То есть половина твоей доли и вся его будут принадлежать мне. Условия не шикарные, но приемлемые.

– Ни за что! – Федорос расплылся в злорадной улыбке, забыв о своем недавнем радушии. – Щенок! – заорал он. – Ты здесь ничего не получишь!

В ответ Лимон встал, схватил блюдо с остатками креветок и запустил его в голову Федороса. Тот ловко увернулся и резким движением рук перевернул стол на Лимона. Перепачкавшись в закусках, он выкарабкался из-под него и бросился к выходу.

В дверях возник один из телохранителей с пистолетом в руках. Лимон выбил ногой пистолет и вместе с повисшим на нем парнем упал на тротуар. Второй телохранитель наклонился над ними, не зная, что предпринять. Потом замахнулся ногой, но Лимон увернулся, и удар пришелся в подставленную им голову верзилы. Тот ослабил захват, и Лимон вскочил на ноги. Но чуть не наткнулся на пистолет второго телохранителя.

– Не стреляй! – крикнул возникший в дверях Федорос.

Лимон, воспользовавшись замешательством парня, спокойно сказал ему:

– Слышишь, идиот? Давай сюда пушку!

Ничего не понимая, тот протянул пистолет. Лимон, схватив оружие, бросился бежать вверх к площади. Сзади слышался мат Федороса и топот телохранителей, кинувшихся вслед за ним. У самой площади дорогу Лимону преградил Феодосии. Должно быть, он был пьян, потому что расставил руки и пронзительно заорал. Лимон вспомнил вчерашнюю боль в плече и, почти не глядя, выстрелил в него. После этого выронил пистолет и свернул на другую улицу. Все произошло настолько неожиданно, что прохожие не поняли, кто за кем гнался и кто в кого стрелял. Тем более что к упавшему Феодосию подбежал телохранитель с пистолетом в руке. Его-то и обступила возбужденная толпа, уверенная, что это он подстрелил беднягу, корчившегося в агонии.

Завернув за угол. Лимон остановился. Его куртка была вымазана соусами и пылью. Мимо проезжал на мопеде какой-то очень полный юноша.

Лимон подсел к нему сзади, обхватил рукой с зажатой пачкой денег. Толстяк оказался сообразительным, взял деньги, свернул в переулок и прибавил газу. По пути Лимон сбросил куртку и прокричал на ухо парню адрес Инги.

* * *

Сегодня утром меня разбудила Инга. Вернее, я проснулась от ее поцелуя. Какая она нежная, красивая и заботливая. На столике рядом с кроватью лежал поднос с принесенным ею завтраком. Как в сказке! Неужели вчерашний день будет продолжаться вечно? Не надо было приставать к Лимону.

Так все хорошо шло. Инга легла с ним, потому что я заснула. Кто же в этом виноват? В следующий раз буду первой. Скандалить из-за этого глупо. Ведь мы же с ней стали больше чем сестры! Впервые такое случилось между мной и Наташкой. Мне тогда не понравилось. Я в основном подыгрывала ей, а с Ингой совсем иначе. Мне безумно хорошо, когда она ласкает. Не испытываю никакого стеснения и поэтому могу полностью расслабиться. Языком ко мне она почти не притрагивается, все делает руками. Какие у ней пальцы! Просто таю.

Долго силилась вспомнить эти ощущения. Конечно, подобное было с Патом, когда он пришел ко мне после убийства Наташки. Та же нежность. Никогда не думала, что испытаю еще раз. Я просто растворяюсь под ее руками. После Ингиных ласк клитор набухает так, что одного прикосновения достаточно для затяжного полета в блаженство. Причем она не ждет никакой ответной реакции, ей самой доставляет несказанное удовольствие трахать меня. Я в полном смысле отдаюсь ей. Все-таки даже в любви женщин кто-то должен оставаться женщиной. Это право Инга предоставила мне. Все время вспоминаю далекое детство, когда мама брала меня в свою кровать, и большего счастья, чем прижаться к ней и замереть, у меня не было.

Конечно, то, что произошло у нас с Лимоном в подземном проходе, ни с чем не сравнимо. Но то ощущение длилось мгновение. Оно усиливалось страхом смерти. Поэтому особую остроту придавало сознание безнадежности. Тогда кончала не я, а все мое земное существование… С Ингой иначе.

С ней секс – без страданий. Очень часто в постели с мужчиной, даже с тем же Лимоном, невозможно отключиться от внешнего мира. К тому же постоянно нужно помнить о партнере. Инга не требует внимания к себе. Меня просто восхищает ее кожа.

Раньше больше всего на свете я любила целовать свои волосы, а теперь мечтаю почувствовать губами шелковистость ее живота. Странно, вчера, когда увидела Ингу, сидящую верхом на Лимоне, ничего, кроме желания увидеть ее счастливое лицо, перекошенное страстью, у меня не возникло. Раз она дарит мне столько счастья и ничего не требует взамен, значит, и я должна заботиться об ее удовлетворении. Пусть это происходит с Лимоном. Мне только приятнее от ощущения причастности к их оргазму.

На моих глазах мои любимые люди становятся на мгновение счастливыми. Лимон пока не понимает, что произошло между нами. Думает, что мы развратницы. Но разве мужчина способен понять тончайшие стремления женского организма? Он по натуре завоеватель. Его дело трахнуть. Сейчас только, после общения с Ингой, начинаю понимать, что взаимопонимание женщин в постели намного богаче и разнообразнее, потому что тебя любят всю.

Мужчина, восхищаясь красотой, все равно считает, что эта красота служит ему для наслаждения, даже если и желает доставить максимум удовольствия. А когда женщина преклоняется перед женским телом, она тем самым добровольно признает превосходство партнерши. Раньше мне нравилось быть отличным инструментом, на котором играют, а теперь мечтаю стать музыкой. В объятиях Инги превращаюсь в томную бесконечную мелодию. Желания пронизаны ее чувствами. Не я подчиняюсь ей, а она медленно возносит меня над собой. Если бы Лимон был способен понять, что между ними происходит, мы бы обязательно были бы счастливы втроем. Бутончик с Маргошей знали в этом толк, но, на их беду, не нашлось девушки, которая бы влюбилась в них двоих. Да и как можно любить Бутончика? Только за деньги…

Давно покончила с завтраком, приняла душ и снова валяюсь в постели. Неужели жду Ингу? Нельзя же целыми днями заниматься любовью. Но хочется безумно. А пойти позвать – не решаюсь. В наших отношениях она – старшая. Буду целиком зависеть от нее. Как сладостно подчиняться, когда только об этом мечтаешь. Лежу себе полдня в постели, курю и ловлю кайф. Наконец-то жизнь повернулась ко мне радостью. Сколько же безумных дней я умудрилась пережить? Дни эти ушли, как дети в школу.

Желательно, навсегда. Все в моей жизни не так, как у всех. Но впервые это «не так» мне нравится.

Вместо Инги в комнату входит Лимон. Чего вдруг так быстро вернулся? На нем – полосатый банный халат. Успел принять душ. Неужели хочет меня? Вот уж нежданная радость. Но по лицу не скажешь.

Больно нервное.

– Привет, княгиня.

– Привет! У тебя все в порядке?

– Да. Обедал с одним солидным человеком.

– Соскучилась по тебе. Ты перестал уделять мне внимание. Наверное, ждешь, когда я снова в какую-нибудь лужу вляпаюсь?

Лимону шутка не нравится. Он садится на пуфик возле туалетного столика. Рассматривает баночки с кремами и склянки со всякими гелями.

– Это Инга для меня выписала по каталогу «Ив Роше»! Балдежная косметика!

Он, не глядя на меня, спрашивает:

– Помирились с Ингой?

– Подружились. Она – классная телка! Ты не подумай плохого. Просто бывают такие случаи, когда женщины эмоционально настолько совпадают, что им становится радостно быть вместе.

Лимон как-то подозрительно смотрит. Не осуждающе, нет, а с недоверием. Он ведь мужик-то простой, даже в некоторых вещах примитивный. В конце концов, какое ему до этого дело? Сбрасываю одеяло, чтобы заманить его своим телом.

– Иди ко мне. Ты – единственный мужчина, с которым я согласна на все.

Сидит не шелохнувшись. Старается вовсе не глядеть на меня. Это уже подло! Я ведь не против того, что он трахает Ингу. Неужели смущается? Боже, какой глупый!

– Я хочу, чтобы ты знала, что между нами происходит, – тяжелым голосом произносит он, отчего по коже бегут мурашки. – Раз Инга не говорит, придется мне… – И снова многозначительно замолкает.

Опять становится страшно! Заманал! Сколько же можно! Кричу от бессилия:

– Не тяни! У меня аж ноги похолодели!

– Ты Ингу мало знаешь. Она о себе рассказывать не любит. Учти, такой другой женщины на свете не существует. Я поначалу сам не верил в ее колдовскую силу. Но со временем убедился. Ей ничего не стоит подчинить себе человека. На каждого может разложить пасьянс и не только прочитать судьбу, но и изменить ее…

– Что ж в этом плохого? – вставляю я.

Лимон вместо ответа тяжело вздыхает. Наверное, ему известно много тайн. Жить с колдуньей не всякий отважится. Хотя меня нисколечко не смущает. Подумаешь, знает она обо мне что-то! Я и не скрываю. Она ж в ментовку не донесет.

– Короче, – набрался сил продолжить, – она мне недавно сообщила, что один из нас скоро умрет…

– Кто? – не врубаюсь в услышанное.

– Один из нас. Судя по раскладу – я.

– Лимон, миленький, а как же я? – вырывается у меня из груди вместе со стоном. Спохватываюсь. Что ж за глупость сморозила. И возражаю:

– Я не верю! С чего тебе умирать?

– Ну, мне-то сам бог велел. Но конкретно Инга не знает. Кто-то из нас. Ей является в зеркале привидение. Оно и сообщило.

Не знаю, что больше меня потрясает – известие о смерти или о привидении. Значит, в зеркале кто-то живет. Я Пата видела взаправду и никаких галлюцинаций? И пиковая дама, похожая на Ингу, тоже там?

Должно быть, вид у меня на море и обратно, потому что Лимон пересаживается поближе, на угол кровати.

– Обойдемся без истерик, – говорит строго. – Инга больше не гадает. Из ее пасьянсов постоянно исчезает дама пик…

Я подпрыгиваю на постели и бросаюсь к Лимону с криком:

– Я знаю, где эта дама! Я ее видела в зеркале!

Он прижимает меня к себе и начинает успокаивать:

– Перестань… Нам не надо об этом говорить.

Пусть Инга сама ищет. Я хочу объяснить другое – мне очень подозрительна ваша внезапная дружба.

Без ее колдовства тут не обошлось.

Боже! Какой он глупый! Какое колдовство? Две женщины почувствовали друг дружку… Зачем меня привораживать, когда я и так готова? Это у него крыша поехала.

– Скажи, Лимон, ты веришь в свою смерть?

– Я верю в предсказания Инги и хочу, чтобы ты немедленно уехала.

– Куда?

– Не знаю. В Германию или Америку. А лучше всего на Кипр.

– Без вас? Одна? И не подумаю… – Перед глазами мгновенно возникает Хазбар с ремнями.

Боже! Ни за что! Заглядываю в глаза Лимону. Мне страшно. – Лучше умру с вами, но не останусь одна! Почему я должна уезжать?!

– Потому что после моей смерти Инга о тебе не позаботится. Просто выгонит на улицу.

И это он говорит о моей самой близкой подруге?

Сестре?! Все ясно – ревнует!

– Сейчас у меня появилась возможность распоряжаться своими деньгами, – настойчиво продолжает Лимон. – В ближайшие дни меня ждет серьезная работа. Завтра же мы должны вылететь на Кипр. Там я постараюсь сделать тебе вид на жительство. Открою счет. А дальше разберешься. Там много наших…

– Спасибо, в Греции уже встретилась с нашими. Теперь десятой дорогой буду обходить! – И, чтобы прекратить ненужный разговор, заявляю:

– Инга не сказала, что умрешь именно ты? В таком случае, может быть, умру я?

Лимон не реагирует. Чувствуется, достала. Не может же он исключать такую возможность? Хотя лично я до сих пор серьезно к этому не отношусь.

С чего это мне вдруг умирать?

– Может, и ты, – глухо соглашается он. – А может, Инга.

– Давай позовем ее и выясним.

– Нет. Не нужно, чтобы она знала, куда я тебя отвезу. Без тебя будет легче с ней разобраться.

Что ж он из меня такую дурочку делает? Все шито белыми нитками. Сейчас, когда у нас идеальные отношения, собирается их разрушить? Заманал!

– Прости, дорогой, но ты просто ревнуешь.

Тебе не нравятся чувства, которые мы испытываем друг к дружке. Поэтому решил от меня избавиться.

Из нас двоих выбрал Ингу и собираешься меня спровадить! А Инге не хочешь говорить из боязни, что она меня никуда не отпустит! Видишь, все с тобой ясно! Но никуда я не двинусь. Вы оба – мои любимые и единственные… Понимаешь? Я люблю вас…

Больше говорить не о чем. Прижимаюсь к Лимону и начинаю целовать его шею, обнаженную грудь. Он не отталкивает. Сегодня уж я его не отпущу. Лишь бы Инга не зашла. Меня бы это только распалило, но Лимон не станет при ней. Он постепенно оттаивает. Все-таки хочет меня. Молча сдираю с него халат и валюсь на спину, притягивая его за шею. Не нужны мне никакие ласки, пусть войдет и перестанет молоть чепуху.

Лимон тянет время. Неужели у него не стоит?

Провожу рукой, чтобы взбодрить. Но опасения напрасны. Все в порядке. Слава богу! Как-то с ним некомфортно. Чувствую, что готова, но пока не раскочегарится, весь завод, к черту, пройдет. А говорить не хочется, еще обидится. Вот опять вся изнываю, чувствую его ногами. Ах, если бы у него был такой член, как у Ходжи. От одного воспоминания пронизывает все тело. Закрываю глаза. Лимон делает все слишком медленно, молю: «Быстрее, быстрее! Только не кончай!» Он не слушается. Так у меня совсем все опустится. Лучше не напрягаться. Буду вспоминать о Ходже. Колоссально заводит. Находясь снизу, сама закручиваю темп.

Ему нравится. Сейчас и меня пронимает. Все в порядке. Лимон.., любимый! Хочу перевернуться, но он крепко удерживает меня. Пусть! Буду служить ему, как служит Инга мне. Я уже знаю, что он любит монотонность. В этом – его большое преимущество. Под ним можно лежать вечность. Остальное приходится выдумывать самой. Очень мне нравится вспоминать член Ходжи. Такое подогревает мгновенно…

Это тот случай, когда не затрахал, а взял измором. Но все равно замечательно. Сил нет. Умирать не хочется. И никуда я от них не уеду. Лимон встает, набрасывает халат и молча выходит. Мог бы и поцеловать. Я, во всяком случае, старалась изо всех сил. Не буду зацикливаться. Не может же быть человек во всем самым лучшим. Это уж если у мужика совсем ничего, кроме члена, тогда постель становится главной, а с Лимоном и так хорошо. Зачем меня пугал своей смертью? А может, моей? Закрываю глаза и улыбаюсь. Все же он меня любит. Интересно, вернется или нет? Буду лежать и ждать. Легкая полудрема путается в ресницах. Надо думать о хорошем. Мы все живы.., живы.., живы… Хватит Наташки, хватит Пата, хватит Хромого… Почему же не выполнила просьбу Наташки? Нужно было успокоить Пата, а я испугалась.

Наташка! Вот у кого узнаю о смерти. Не смейся надо мной – скажи! Почему она не появляется?

Мы давно не разговаривали и не молчали вместе.

Неужели Наташка поднялась так высоко, что больше ее не встретить? Какое счастье, вот же она! Качается на качелях, увитых красными и желтыми розами. Должно быть, какой-нибудь праздник. Вокруг пышным цветом цветут деревья. Я стою внизу, задрав голову, любуюсь Наташкиными ногами, проносящимися надо мной.

«Наташка!» – кричу я и со смехом сообщаю, что скоро умру. Она как ни в чем не бывало продолжает качаться. Наверное, не слышит. Подпрыгиваю, желая остановить качели. Она болтает ногами и, не глядя вниз, далеким голосом требует:

– Никому не рассказывай о Пате. Он – лучше нас, потому что страдал. Пока человек страдает, он живет. Счастье приходит после смерти. Не бойся страдать. От радости умирают раньше. Отдай перстень Пату и успокой его. Никто не вправе мучить мертвых…

– Да как же я ему отдам перстень? В зеркало, что ли, брошу?!

– Отдашь, когда встретишься с ним, – зло прокричала Наташка и улетела так высоко, что я потеряла из виду ее ноги.

Хочу подпрыгнуть, но срываюсь и лечу вниз.

Вздрагиваю всем телом и просыпаюсь.

Ну почему мне все время снится Наташка? Может, я привыкла к этим снам? Какой ужас! Она сказала, что я встречусь с Патом. Значит, из нас троих умру я? Ни за что не возьму назад перстень. Пусть остается у Инги. И зеркало буду обходить стороной. Хватит с меня ужасов! Я свое отстрадала, так что ж теперь, умирать прикажете? Господи, а может, Инга так мила потому, что уверена в моей скорой смерти?

* * *

Лимон лежал в ванной, утопая в пене. Вошла Инга и подала радиотелефон. В трубке раздался бодрый голос Федороса:

– Да, голубь, птица ты большого полета. Это Димитрис.

– Понял, – буркнул Лимон.

– Ничего ты не понял. Только что я встречался с Ходжой, и он с удовольствием перекинул на меня все заботы о твоей жизни. Вечерние газеты выйдут с сенсационными шапками – «Стрельба в центре Афин!», «Труп на Каланаки!», «Нападение на Димитриса Федороса!». В общем, лучше не придумаешь. Я уже продемонстрировал свой праведный гнев. В полиции поклялись, что найдут тебя в течение двух-трех дней. Так я им и поверил! Короче, я еду к тебе. Мои ребята произведут вокруг виллы небольшой осмотр. Ходжа поклялся, что снял посты.